= Гиротанк =
Агрессивная терапия
продолжение повести «Завтра — значит никогда»
Работа «Спасателей» полна опасностей и неожиданных поворотов. Чип лишний раз в этом убедился, заработав перелом ноги буквально на пустом месте. Хотя планы злодеев в очередной раз потерпели крах, травма Чипа оказалась слишком серьёзной для лечения в домашних условиях, тем более что друзья предполагали вскоре отправиться на отдых на острова Индийского океана. Но ситуация отнюдь не безнадёжна, ведь в недрах Центральной городской больницы функционирует тщательно скрытый от людских глаз полноценный медицинский центр для животных. Эта больница оснащена всем необходимым для комфортного и эффективного исцеления лидера бесстрашной пятёрки, и там с ним по определению не может случиться ничего худого.
Но «Спасатель» — всегда «Спасатель», даже на лечении. Поэтому, когда в больнице начинают происходить странные вещи, Чип тотчас же берётся за расследование. Однако ставки в этой преступной игре слишком высоки, и чересчур умный и проницательный бурундук-калека в неё совершенно не вписывается. По крайней мере живой…
Зима окутывала город постепенно, исподволь проникая в отсутствие хозяев в окна и двери домов и давая о себе знать лишь под вечер. Как раз тогда, когда больше всего хочется тепла и уюта, а вместо этого приходится быстро бежать на кухню и нетерпеливо приплясывать, ожидая, когда закипит чайник и можно будет приготовить себе очередную за день, но именно сейчас как никогда необходимую порцию чего-нибудь согревающего. Простая радость, о которой сильнее всего тоскуешь тогда, когда не можешь её себе позволить. Например, если стоишь на продуваемой всеми ветрами платформе железнодорожной станции в томительном ожидании поезда с таким важным для тебя, твоей семьи и твоего бизнеса грузом. И высокий черноволосый мужчина с правильными чертами наполовину скрытого шарфом лица ныне испытывал это на себе в полной мере.
— Кофе, мистер Вернье? — спросил подошедший к нему худощавый парень в очках с толстыми стёклами, скрывавшими пусть близорукий, но очень цепкий и проницательный взгляд. Матье Вернье, американец французского происхождения, владелец трёх ресторанов «У Вернье», повернулся и подрагивающей от холода и нетерпения рукой взял протянутый пластиковый стаканчик. Приготовленный автоматом кофе был отвратительным, но сейчас пришёлся как нельзя кстати.
— Да, Стивен, благодарю. Есть новости?
— Никто ничего толком не говорит. Но я дозвонился до Сандерса, главного по грузоперевозкам в этом секторе, и он обещал быть с минуту на минуту.
— Отличная работа, Стивен. Что бы я без тебя делал?
Референт лишь коротко улыбнулся, ничего не сказав в ответ на дежурную реплику босса. Впрочем, тот никакого ответа и не ждал. Даже наоборот, очень удивился бы, вздумай его помощник что-либо ответить.
Вернье допивал уже второй стакан плохого, но горячего кофе, когда появился Ольмер Сандерс, глава местного представительства тихоокеанского сектора компании «Юнион Пасифик Рейлроудз». Поднятый из постели толстяк аж запыхался, пока шёл от машины к ожидающим его раздосадованным клиентам.
— Мистер Варни, какая честь! — начал он с места в карьер. — Нечасто выпадает возможность воочию лицезреть такого клиента! Птицы вашего полёта редко опускаются до того, чтобы лично принимать груз!
— Моя фамилия Вернье, и теперь я очень жалею, что не остался в небе! — раздражённо процедил ресторатор. Он демонстративно закатал рукав пальто и посмотрел на золотые часы. — Мой груз должен был прибыть два часа назад, мистер Сандерс! Это возмутительно!
— Я понимаю, сэр, — развёл руками железнодорожник, — но тут я ничего не могу поделать…
— А кто может, интересно? — въедливо поинтересовался получатель груза. — Кого ни спросишь, все отвечают, что это не к ним. Что здесь, что в Си-Сити! Ужас просто…
— Поезда опаздывают, мистер…
— Нет, только не в этот раз! Только не сегодня! Только не этот поезд! — Вернье смял пустой стаканчик и швырнул его в стоящую рядом урну. — Я не могу больше ждать! Я и так уже потерял уйму времени! Ещё полчаса — и я уйду. И больше не вернусь! Зато мои адвокаты вернутся! И…
Его разгневанная речь была прервана на полуслове протяжным гудком. Вернье, Стивен, Сандерс и бригада грузчиков, собравшаяся вокруг большого ящика в дальнем конце платформы и привычно коротавшая томительное ожидание за азартной игрой, повернулись на звук. Гудок повторился, и слабое дребезжание рельс возвестило о приближении поезда. Вскоре из-за поворота появилась чёрная громада локомотива с пятью горящими ярким светом глазами-фарами.
— Вот и он, мистер Варни, — сказал представитель «Юнион Пасифик». — Как видите, всё в порядке!
— Может, для вас опоздание на два часа означает «в порядке», но для меня — нет! И моя фамилия Вернье! — ответил предприниматель, однако сейчас он сердился, скорее, для проформы и поддержания имиджа, поскольку внутренне ликовал. Даже если бы ему пришлось торчать на этой платформе до завтра, этот груз того стоил. Два вагона-холодильника, доверху наполненные эксклюзивной чёрной икрой каспийской белуги. Этот деликатес стал ещё более ценен сейчас, после введения очень жёстких ограничений на вылов данного вида рыб, находящегося на грани исчезновения. Но он, Матье Вернье, как водится, надавил на все кнопки и где уговорами, где угрозами, а где путём эффективного вложения наличных средств добился для своей компании права на приобретение поистине гигантской партии чёрной икры, которая в рождественскую неделю станет настоящим гвоздём кулинарной программы его ресторанов. Никто из его более богатых конкурентов не верил, что ему удастся это сделать. Тем не менее он это сделал, обставил их всех и теперь заслуженно ожидал настоящего наплыва посетителей из высших слоёв общества. Сезон «Рождественской икры Вернье» город запомнит надолго!
Поезд ещё двигался вдоль платформы, а Вернье, с трудом подавляя порыв перейти на неприличествующий его статусу бег, уже направился широким быстрым шагом к двум показавшимся из темноты белым рефрижераторам и стал на ходу вчитываться в написанные на бортах регистрационные номера. Хотя они состояли из десяти букв и цифр, ему не надо было сверяться с записями в своём смартфоне или уточнять у Стивена. Он помнил их наизусть и мог повторить по памяти в любое время дня и ночи, ведь последние полгода он буквально жил этим икорным проектом. Сейчас, видя эти вагоны, он чувствовал себя альпинистом, покорившим Эверест. Впрочем, это действительно был Эверест, высшая лига ресторанного бизнеса. Пришла пора не количественных, а качественных перемен. Она была здесь, за этими металлическими дверями вагонов-холодильников.
— Ну же, отпирайте их! — окликнул Вернье подошедших грузчиков, после чего повернулся к своему помощнику:
— Всё готово, Стивен?
— Конечно, сэр! — отрапортовал тот, протягивая боссу серебряное ведёрко с обложенной льдом бутылкой шампанского, за которым, упреждая распоряжение босса, побежал сразу же, как только раздался самый первый гудок тепловоза.
— Молодец, Стивен! Чтобы я без тебя делал! Где бокалы?.. А, вот они! Раздай всем, это надо отметить! Мистер Сандерс, присоединяйтесь, не стесняйтесь!
— Ну что вы, мистер Вернье, вы слишком добры… — вымолвил сделавшийся пунцовым от оказанной ему чести Сандерс. Всё-таки не каждый день доводится распивать шампанское со столь крупным бизнесменом, а в недалёком будущем, пожалуй, и одним из самых известных и уважаемых граждан города. Правда, одновременно приходилось пить и с простыми грузчиками, но сейчас это было не важно. Если уж Матье Вернье не видит в этом ничего предосудительного, ему и подавно нечего волноваться. Наоборот, лишний повод зарекомендовать себя как внимательного и не гнушающегося общения с рядовыми работниками руководителя.
— Стивен, готовьте бутылку! — продолжал распоряжаться Вернье. — Но не спешите! Я хочу, чтобы пробка слетела точно тогда, когда начнут открываться двери! Вы слышите?! — крикнул он двум стоявшим у дверей вагона грузчикам, недовольным тем, что именно им выпал жребий открывать вагоны, пока их товарищи будут распивать шампанское. Они с постными минами кивнули и, открыв запоры, потянули дверь вправо. Но если своё движение она начала под громкие радостные возгласы и хлопок пробки, то остановилась в абсолютной тишине, и стук её колёс о концы направляющих прозвучал неестественно громко и так же тоскливо, как кладбищенский перезвон. Бокал шампанского выскользнул из ладони Вернье и разбился, забрызгав игристым напитком и осыпав осколками хрусталя его туфли и брюки, но ресторатор этого даже не заметил.
— Ч-ч-то это?.. — наконец выдавил из себя Матье. Он смотрел на свой долгожданный груз и ничего не понимал. Это был тот самый поезд и те самые два вагона с белужьей икрой. Точнее, в них должна была быть белужья икра, а никак не стройные ряды ящиков с кошачьими консервами.
— Разгружать, мистер? — равнодушно поинтересовался один из грузчиков, еле сдерживаясь, чтобы не расплыться в злорадной ухмылке при виде надменного богача, моментально потерявшего всю свою спесь.
— Что?.. Как?.. — переспросил бизнесмен и тут же буквально взорвался. — Как это понимать?! Что это?! Стивен!!! — Он схватил не менее потрясённого происшедшим, чем он сам, референта за грудки и яростно затряс. — Где моя икра?!! Где?!! Мистер Сандерс!!!
— Мистер Вернье… Мистер Вернье… — пролепетал толстяк. — Я не знаю, как это… Это какое-то недоразумение…
— Недоразумение?!! Я вам покажу недоразумение!!! Я даю вам час! Нет, полчаса, чтобы разобраться с этим недоразумением! После чего я позвоню вашему шефу в Небраску и потребую разобраться с этим недоразумением!!! И с вами тоже!!! И плевать я хотел на разницу во времени!!! Слышите?!!
Ольмер Сандерс достал мобильный телефон и, с трудом попадая по нужным клавишам, начал звонить по всем инстанциям, поднимая на ноги всех, кто имел хоть какое-то отношение к этому поезду. Стивен побежал разбираться с машинистами, и они всей толпой сделали несколько кругов вокруг поезда, считая и пересчитывая вагоны. Всё было в порядке. Всё было на месте. Всё. Кроме самого главного…
«Это катастрофа…» — думал Вернье, сидя на краю платформы и куря одну сигарету за другой. Своих у него не было, так как он бросил курить месяц назад, поэтому он взял пачку у одного из грузчиков. Ещё пять минут назад он бы просто побрезговал это сделать, но сейчас ему было всё равно. После такого провала можно было спокойно подаваться в те же грузчики. Эта икра была для него всем, ради неё он пошёл на немыслимые траты, рассчитывая окупить их сторицей. А теперь… За счёт чего теперь выплачивать кредит? Выкупать два ресторана, заложенных ради постройки третьего? Недавно открывшегося в центре города третьего, самого роскошного ресторана, который и должен был стать центром его икорной программы и Меккой для сливок общества на все праздники? Как теперь смотреть в лицо членам своей семьи? А уж своим конкурентам…
«Это всё они… Наверняка Пиккольери… Или Гомес… Или этот старый жук Форкнайф…» — повторял про себя ресторатор. Именно они. Больше некому. Лишь кто-то столь богатый и влиятельный, как они, мог надавить на все педали и подстроить всё так, чтобы он, Матье Вернье, наглый выскочка и опасный конкурент, получил вместо эксклюзивной чёрной икры два вагона кошачьих консервов фабрики «Счастливый Том».
В то время как на платформе перед грузовым терминалом царили шум, беготня и паника, на запасных путях на другом конце станции было тихо и спокойно. Лишь скрип болтающихся на ветру фонарей, то и дело выхватывающих из темноты ряды застывших в ожидании рейса или отдыхающих после очередной поездки вагонов, нарушал царившее здесь безмолвие, поэтому любое неосторожное движение, любой посторонний звук казался громом среди ясного неба.
— Да не шумите же, болваны! — зло шикнул на своих неуклюжих подручных крупный кот в роскошном тёмно-синем пиджаке. Он сам старался ступать осторожно по двум причинам: чтобы не нашуметь и чтобы не запачкать тот самый костюм о грязный борт вагона. В отличие от него, Кроту, Мепсу и Бородавке эти соображения были чужды, поэтому они продвигались вперёд гораздо быстрее босса, что не могло не радовать, но при этом постоянно спотыкались о шпалы и друг друга.
— Но здесь ведь нет никого, Толстопуз! — протянул Мепс, зябко кутаясь во вверенный ему мешок. — Ты же сам сказал, что никого из людей здесь не будет…
— Но ведь это ещё не повод шуметь, не так ли? Надо всегда быть начеку. Будет гораздо лучше, если мы первые услышим кого-то другого, чем если этот кто-то другой первым услышит нас. Согласны?
— Согласны, босс! — бодро отрапортовала троица во весь голос, заставив Толстопуза схватиться за голову.
— Если бы вы работали так же рьяно, как соглашаетесь со мной, цены бы вам не было! Поторапливайтесь, пока сторож не пришёл!
— Но ведь если мы будем рьяно работать, мы не сможем рьяно с тобой соглашаться, Толстопуз! У нас не хватит времени! — глубокомысленно заметил Крот после недолгого, как для него, раздумья.
— Надо же, Крот, а я думал, ты совсем безнадёжен… Быстро взял мешок и пошёл туда! — и кот указал на отдельно стоявшую сцепку из двух рефрижераторов, выглядевших точно так же, как те, которые ждал Вернье. Что, в общем-то, неудивительно, если учесть, что это именно они и были.
— А, мои дорогие, мои любимые! — умиротворённо произнёс Толстопуз, подходя к вагонам. Он ласково провёл лапой по боку одного из них и брезгливо сморщился, увидев оставшуюся на лапе пыль. — Фу, ну и грязнули же эти люди, дотронуться ни до чего невозможно… Бородавка, Мепс! Открывайте вагон!
— И всё-таки, босс, я не понимаю. Как вам это удалось? — спросил Мепс, показывая пальцем на вагоны. Для того чтобы добраться до замков на дверях, ему пришлось бы снять тёплый мешок, к которому он уже привык. Поэтому тощий кот решил потянуть время, хорошо зная, что Толстопуз очень любит долго и пространно рассказывать о своих гениальных планах.
— Это элементарно, Мепс! — промурчал Толстопуз. — Скажи, если бы ты хотел украсть два вагона чёрной икры, а вместо них подсунуть столько же просроченных кошачьих консервов, что бы ты сделал?
— Ну, я бы прокрался ночью на станцию с мешком консервов, открыл бы вагон, набрал бы полный мешок икры, заменил бы её принесёнными консервами…
— Вот именно, Мепс, вот именно! И ходил бы неделю туда-сюда с тяжёлыми мешками! А всё почему? Потому что привык всё делать сам, пользуясь при этом всем, чем угодно, кроме головы! Но я, привыкший использовать других и умеющий использовать голову по назначению, заставил людей выполнить за себя всю грязную работу! То есть, конечно же, не всю, не расстраивайтесь! На вашу долю тоже осталось!
— Спасибо, Толстопуз, ты очень добр!
— Не стоит, Мепс, я никогда не забываю о своих верных помощниках… Так вот, видишь эти цифры на вагоне? Это его идентификационный номер, и именно его заносят в реестр, когда формируют состав. И если вместо одного номера вписать другой, то вместо вагонов с икрой к поезду прицепят два вагона с кошачьими консервами. Заметь, Мепс, сами прицепят, сами привезут и сами же отцепят. А нам, то есть вам, останется только разгрузить их… Ну, чего встал! Открывайте двери и разгружайте!
Мепс сбросил тёплый мешок, сопроводив это движение горестным мяуканьем, и пошёл к ещё более холодному, чем декабрьский воздух, вагону. С нижним замком вагонных дверей уже возился Крот, и Мепсу ничего не оставалось, как полезть к верхнему, негодуя, что этот Крот вечно найдёт способ работать поменьше. Впрочем, кот сполна отомстил за это своему подельнику, встав ему на голову и уже оттуда, оттолкнувшись как можно сильнее (чтобы дотянуться и чтобы коллеге жизнь мёдом не казалась), прыгнул к замку. Но там оказался не только замок.
— Ну, чего вы там копаетесь! — сердито крикнул Толстопуз, которому не терпелось увидеть ставшую его законной, если верить товарной накладной, собственностью чёрную икру.
— Не открывается, босс! — отозвался Мепс. — Фейерверк мешает!
— Так убери его… Что?! Какой фейерверк?!
— Большой такой, босс! Мощный, наверное…
Отбросив в сторону все предрассудки, Толстопуз бросился к вагону, чтобы самолично убедиться в правоте слов Мепса. Он с ходу запрыгнул на всё так же склонившегося над непокорным замком Крота, который в результате по колено увяз в гравии железнодорожной насыпи и, не обращая внимания на щедро покрывавшую вагон дорожную пыль, полез к Мепсу.
— Вот, босс! — сказал тощий кот, протягивая ему большую красно-белую ракету. Толстопуз покрутил её в руке и, пронзённый внезапной догадкой, полез на крышу, по дороге чуть не сбросив несчастного Мепса вниз. Когда он, ухватившись за край вагона, с трудом подтянулся, то так и замер с открытой пастью при виде плотных рядов салютных ракет. На крыше соседнего вагона была та же картина.
— Откуда они здесь взялись? — спросил себя кот. Обычно никто не возит на крышах вагонов-холодильников фейерверки. Но если их положили сюда не люди, то…
— «Спасатели»!!! — выкрикнул вслух свои мысли Толстопуз. В ответ на это со стороны соседних путей донеслось «… вперёд!», и кот увидел, как к его вагонам по невидимым в темноте бикфордовым нитям со всех сторон устремилось множество огоньков-запалов.
— Гасите их! Не стойте! Тушите их! — закричал Толстопуз, размахивая руками в поисках проходивших поблизости фитилей. Три он зашёл и оборвал, но это было слабым утешением, так как огоньков было море.
— Делайте что-нибудь! — орал он на метавшихся внизу подручных, которые в едином порыве услужить боссу все разом полезли на одну лестницу и только мешали друг другу. Толстопуз так быстро, как только позволяла ему его спортивная форма, то есть, мягко говоря, медленно и неуклюже, стал продвигаться вдоль края вагона, размахивая перед собой одной рукой, как саблей. Он чувствовал, как одна за другой рвутся нити и, хоть и понимал, что ни за что не успеет оборвать их все, лез вперёд с высунутым языком, до последнего борясь за свою икру. Кот тешил себя надеждой, что если оборвать хотя бы часть нитей, то фейерверка не будет, или же он будет настолько слабым, что люди на станции его не заметят. Разумеется, его надеждам, как всегда в схватках со «Спасателями», не суждено было сбыться. И не только потому, что взрыв даже одной шутихи ночью виден за мили, а ещё и потому, что благодаря хитроумной системе фитилей, устилавших всю поверхность крыш обоих вагонов, даже одного добежавшего огонька было достаточно для запуска всего карнавального боезапаса.
— А-а-а-а! — закричал кот, видя, как вся крыша превращается в большой искрящийся ковёр. В отчаянии он схватил ближайшую к нему шутиху и рванул на себя, но в этот момент как раз догорел её фитиль, и праздничная ракета с громким шипением рванулась вверх, увлекая за собой незадачливого представителя семейства кошачьих. Толстопуз, совершенно не горевший желанием принять настолько непосредственное участие в салюте, разжал лапы и приземлился вниз головой в груду наваленного между путями песка. Его подручные, посмотрев сначала на взлетающие в массовом порядке шутихи, а потом на торчащую из кучи филейную часть босса, общими усилиями пришли к выводу, что с фейерверком они уже ничего не поделают, а вот боссу хоть как-то, но помогут, и бросились его откапывать. Эта и без того нетривиальная для них задача осложнялась как жутким грохотом, заставлявшим троицу то и дело инстинктивно пригибаться, так и поведением Толстопуза, ноги и хвост которого бешено молотили воздух, не давая им взяться и потянуть за них. Тем не менее, они всё же откопали его, и тут же едва не пожалели об этом, так как благодарности от толстого кота не последовало. А вот новый взрыв гнева — это да, это завсегда.
— Почему так долго, идиоты! — вопил Толстопуз. — За что я вас кормлю и пою?! Не знаете?! Я вот уже тоже понимать перестаю!!! Ну же, остолопы, ловите «Спасателей», пока они не ушли! Они где-то здесь! Мепс! Живо лезь вон туда! — кот показал на вагон, с крыши которого донеслось то самое «…вперёд», уже много лет не дававшее ему спокойно спать. — Бородавка! Крот! Окружайте вагоны снизу! Они не должны уйти! Не в этот раз! Шевелитесь!
— Эй! Смотрите! Что это там? — воскликнул Ольмер Сандерс, показывая на взрывающиеся в небе на другом конце станции ракеты. Одновременно с этим ожила рация, висевшая на поясе стоявшего рядом с ним начальника охраны терминала, которого тоже подключили к общей суете вокруг вагонов.
— Первый на приёме! — ответил он. С минуту он стоял, вслушиваясь в оживлённую и сбивчивую речь своих подчинённых, после чего посмотрел на окруживших его людей и, не скрывая крайнего удивления, произнёс:
— Это на запасных путях, на самом краю вагонного депо. Два прибывших сегодня днём вагона-холодильника из Си-Сити начали пускать фейерверки. Ничего не понимаю…
— Два вагона-холодильника из си-сити?! — закричал Вернье. — Быстрее, быстрее все туда! Это мои вагоны, я знаю!
— Но, сэр, — попытался возразить начальник поезда, — ваши вагоны здесь…
— Это — не мои вагоны! — Вернье заорал пуще прежнего. — У меня вагоны с икрой, а не с кошачьими консервами! Скорее туда!!!
И первый побежал в направлении салюта прямо через железнодорожные пути. Верный Стивен метнулся следом, а за ним уже двинулись и все остальные. Замыкал колонну бегунов начальник охраны, задержавшийся, чтобы связаться по рации с контрольным пунктом и попросить на время остановить движение всех локомотивов в районе депо. Этот богач и так доставил им всем уйму хлопот, а если он в довершение всего ещё и попадёт под поезд…
Чёрная прямоугольная коробочка на поясе Чипа дважды коротко провибрировала. Бурундук хлопнул по ней ладонью, подтверждая приём, и тронул за плечо сидевшего на краю вагона на корточках Дейла, одетого в позднеосенний вариант своей любимой гавайки — такой же расцветки и узора вязаный свитер. Чипу в этом плане было легче, так как для перехода на калифорнийский зимний сезон ему достаточно было просто застегнуть куртку.
— Дейл, пошли, пока они не пришли в себя! Скоро здесь будет слишком многолюдно!
— Да, идём! А здорово получилось, ты не находишь? Настоящий праздничный фейерверк!
— Только, боюсь, не для Толстопуза! — добавил лидер «Спасателей», и хохочущие друзья побежали по крыше в самый конец состава, где их ждала перекинутая на соседние вагоны верёвка. Где-то справа от них в темноте по таким же крышам бежали Рокфор и Гайка. Вжик, которому в силу естественных способностей не требовались ни верёвки, ни мосты, и который поэтому отвечал за закладку и поджог фитилей на самых дальних и труднодоступных вагонах, должен был прилететь последним, когда остальные уже будут садиться в «Крыло».
— Вон они! Я их вижу! Они здесь, босс! — донеслось сзади. Бурундуки обернулись и увидели Мепса, бегущего к ним с высунутым от усердия языком. Пользоваться верёвочными мостиками «Спасателей», соединявшими крыши сцепленных вагонов, Мепс из-за своих габаритов не мог, поэтому с вагона на вагон ему приходилось перепрыгивать, что он со страшным грохотом и делал.
— Он нас догоняет, Чип! — завопил Дейл.
— Не догонит! — уверенно ответил его друг. — Наша верёвка его не выдержит, а на соседний состав ему не перепрыгнуть! Побежали, мы уже близко!
Они пропрыгали ещё два вагона и добрались до верёвки, протянутой на стоявшую через один путь от них сцепку. На их стороне верёвка крепилась при помощи стрелы с присоской, а на той стороне была обвязана вокруг крепления наверху стоявшего на платформе контейнера. Оставалось лишь перебраться на ту сторону и отвязать верёвку, и они будут вне досягаемости, а там и до «Крыла Спасателей» рукой подать…
— Вперёд, Дейл! — Чип хлопнул товарища по спине, и тот уверенно и быстро заскользил по верёвке. Чип ещё раз оглянулся на Мепса и, убедившись, что тощий кот их не догонит, полез следом за Дейлом. Он долез до середины верёвки, когда она вдруг пришла в движение, заколыхалась и задёргалась из стороны в сторону.
— Что, «Спасатель», попался?! Сейчас я тебе устрою «русские горки»! — приговаривал Мепс, раскачивая верёвку. Бурундук держался изо всех сил и медленно, но неуклонно продолжал продвигаться вперёд, но тут привязанный к контейнеру конец верёвки на очередном рывке оборвался, и он, кувыркаясь в воздухе, отправился в полёт вдоль вагонов.
— Чип! — в ужасе закричал Дейл и бросился бегом по крышам в ту сторону, куда улетел его друг. Оказавшись как раз над местом его приземления, он обомлел. Чип лежал вниз лицом, раскинув руки и ноги, а над ним с хищной улыбкой на чешуйчатом лице склонился Бородавка. К счастью для лидера «Спасателей», он долетел до вагонов с углём, и Дейлу не пришлось долго ломать голову в поисках подходящих подручных средств. Выбрав кусок угля соответствующего размера и веса, вымазавшийся в процессе с ног до головы угольной пылью бурундук сбросил снаряд вниз, прямо на голову противной ящерице. Бородавка по достоинству оценил выбор «Спасателя» и растянулся на земле рядом с Чипом.
— Чип! Друг! Что с тобой?! — вопил Дейл, спускаясь с вагона и подбегая к лежащему ничком товарищу. — Скажи что-нибудь, пожалуйста!
— Дейл… Нога… — ответил Чип через стиснутые от боли зубы. Дейл посмотрел на ноги друга и понял, что дело серьёзное. Правая ступня, на которую, судя по всему, Чип и приземлился, была неестественно подвёрнута под ногу. С такой травмой не то что бегать и прыгать по вагонам, ползти по земле и то было тяжело…
— Ага, «Спасатели»! Я их нашёл! Я их поймал! — вывел Дейла из ступора радостный голос Крота. Обрадованный перспективой поймать для босса его самых страшных врагов и обставить всех остальных членов банды, он медленно приближался к бурундукам, широко расставив руки.
— Не тронь моего друга! — вскинулся Дейл, нахохлившись и приняв боевую стойку Монти Бальбоа. — Уходи, пока цел! А то я за себя не отвечаю!
— Ой, он такой грозный… — пробормотал несколько струсивший гангстер, бросая мимолётный взгляд на лежащего рядом Бородавку, чьи голова и плечи были сплошь чёрными. — Надо же, как Бородавку отделал… Надо бы что-то длинное и тяжёлое, навроде лопаты. Тогда бы я двух зайцев одним ударом…
— Мы не зайцы, мы — бурундуки! — ответил ему «Спасатель». Крот замешкался с внятным ответом, и бурундук так никогда и не услышал его мыслей по этому поводу. Зато услышал громкое «БЭММ!», с которым на голову подземного жителя опустился черенок совковой лопаты.
— Ух ты, лопата… Спасибо… — Крот расплылся в благодарной улыбке и упал поперёк Бородавки.
— Мама мне всегда говорила, что пожарный щит — очень толковая штука! — назидательно заметил Рокфор, отряхивая ладони.
— Рокки! Ты как раз вовремя! Тут с Чипом беда! — Дейл замахал над головой руками, и австралиец бегом бросился к друзьям.
— Да-а-а, — протянул он, придирчиво осматривая ногу Чипа, — случай серьёзный! Я видел такое у одного моего знакомого, зарабатывавшего себе на жизнь гонками на пингвинах. Его чёрно-белый напарник не рассчитал на повороте и… в общем, лечился он долго. Чипа надо срочно доставить в больницу!
— Думаю, если мы не поторопимся, в больницу надо будет срочно доставить всех нас! — заметил бурундук, дёргая его за рукав и показывая в сторону уже затихающего салюта. Оттуда к ним приближался огромный, покрытый торчащей во все стороны густой серой шерстью шар. Осознание того, что у «Спасателей» проблемы, придало Толстопузу уверенности и сил, и он нёсся, прижав уши к голове и широко раскрыв рот, словно намереваясь проглотить всю троицу одним махом.
— Рокки, у тебя ещё лопаты случайно не осталось? — задал Дейл глупый, но закономерный вопрос.
— Увы, с лопатами у меня сегодня накладки.
— Уходите… Оставьте меня… — услышали они слабый голос Чипа, который с обезображенным болью лицом пытался приподняться на руках и развернуться лицом в сторону Толстопуза. — Я справлюсь… Уходите…
— Э-э-э, Чип, ты не забывайся! — прикрикнул на него Рокфор. — Дейл, дружище, беги вперёд и подай сигнал SOS! Я следом!
Обхватив Чипа двумя руками, силач поднял его и побежал за Дейлом. «Да, определённо надо худеть… — думал он, слыша за спиной дыхание настигающего их разъярённого кота. — Всё, с завтрашнего дня — на диету!.. Нет, с Нового Года! Потому что встречать Новый Год на диете — это, извините, ни в какие…»
— Рокки…
— Да, малыш?
— Брось меня… Со мной ты не убежишь… А так он на меня отвлечётся… Он же знает, что я у нас главный, он не упустит такую возможность…
Рокки даже отвечать не стал. Во-первых, он уже давно уяснил себе, что нечего всякую глупость комментировать. А во-вторых, ему и так было тяжело дышать, а уж разговаривать…
— Платформа… кончается… — снова подал голос Чип. Он показал рукой на приближающийся белый бордюр, за которым начиналась полоса гравия, плавно переходящая в пожухлую траву.
— Вижу… — ответил австралиец, уже давно просчитывавший план дальнейших действий. Спрыгнуть, не снижая скорости, и бежать дальше? Даже при удачном приземлении потеря скорости, а если поскользнуться и загреметь, то всё, приехали… Спрыгнуть и тут же прижаться к перрону в расчёте на то, что Толстопуз пролетит дальше и их не заметит? Возможно, но кот ведь тоже не дурак, да и всё равно непонятно, куда потом бежать… Дейл ещё куда-то подевался… Кстати, о Дейле! Где он?!
— Рокки, не останавливайся, так и беги! — услышал он голос Дейла чуть ли не над самым ухом и едва не сделал именно то, что его просили не делать, но вовремя сдержался. У него не было времени оглядываться, чтобы узнать, что там происходит, и он всё так же бежал к самому краю перрона. «Тормози!» — кричал внутренний голос инстинкта самосохранения. «Продолжай бежать!» — настаивали внутренние голоса разума и опыта, и большинством голосов было принято решение скорость не сбавлять. «Интересно, что Дейл задумал? И откуда он здесь вообще взялся… И какой у него план? Чтобы я сверзился с платформы на полной скорости?.. Или разогнался и взлетел, как тот „боинг“…»
Как оказалось, второе. Когда до конца платформы оставались считанные дюймы, Рокфор вдруг ощутил сильный рывок, и его ноги перестали чувствовать землю. Он ещё некоторое время по инерции двигал ими в воздухе, но потом прекратил это бесполезное занятие и стал заворожено смотреть на проплывающие под ним гравий и траву.
— Ну, как тебе, Рокки?
Австралиец запрокинул голову и увидел прямо над собой улыбающееся лицо Дейла. А за ним, ещё дальше в небе, тёмные очертания «Крыла Спасателей». И тут он всё понял…
— А-а-а-а!.. — услышали «Спасатели» донёсшийся снизу сзади протяжный вопль, завершившийся громким глухим ударом и шорохом гравия.
— Что там, Дейл? — спросил Рокки. Его воротник плотно удерживался зубами установленного на конце телескопического манипулятора захвата, и никакой возможности обернуться самому у него не было.
— Да так, ничего интересного! Вагоны, рельсы… Толстопуз, вон, не успел затормозить и слетел с платформы, теперь смотрит на нас из кучи собранного жирной мордой гравия. Машет лапой и что-то кричит, наверняка пожелание приятного полёта. А так — тишь да гладь!
И Дейл засмеялся настолько громко и заразительно, что не только Рокки, но даже Чип, несмотря на сильную боль, не смог удержаться от смеха.
Отплёвываясь и отряхивая когда-то роскошный, а ныне висевший лохмотьями пиджак, Толстопуз вылез из гравия и в бессильной злобе замахал кулаком. Хотя его рот был широко раскрыт для самого громкого из всех возможных криков, кот не издавал ни звука. Он слишком запыхался, чтобы наскрести воздух даже на одно лишнее слово, да и потом, слов никаких было уже не нужно. «Спасатели» в очередной раз обставили его и ушли, оставив с носом. Точнее, с Мепсом.
— Смотрите, босс, что я нашёл! — тощий рыжий кот подбежал к шефу и протянул ему оторванную им с вагона верёвку с привязанной на конце стрелой с присоской. — Это — снаряжение «Спасателей»! И оно у нас в руках! Это трофей! Подарок судьбы!
— Хорош подарочек… — процедил сквозь зубы Толстопуз, глядя на пробегающую мимо процессию, возглавляемую Матье Вернье. Вот они добежали до вагонов, вот открыли двери, и вагонное депо огласил крик, в котором смешалось всё: удивление, недоверие, облегчение и безграничная радость человека, всё потерявшего, а затем обретшего вновь.
— Это он! Мой груз! — кричал Вернье, позабывший обо всём на свете и скачущий как мальчуган, узнавший, что ему завтра не надо идти в школу. — Это они! Мои ящики! Это их номера! Это она! Моя икра!
— Нет! Она моя! — закричал Толстопуз, размахивая накладной. — Она моя! Моя…
Он смял документ, бывший доселе поистине золотым, а ныне не стоивший и бумаги, на которой был напечатан, и выбросил в темноту. Ну почему, почему они всегда вмешиваются? Почему всегда оказываются там, где не надо? Как им это удаётся?! Как?..
— Босс, можно я оставлю это себе? Пожалуйста, босс!
— Разумеется, Мепс, разумеется… — Толстопуз взял привязанную к верёвке стрелу и налепил её Мепсу на нос. — Бери, пользуйся!
— Збазибо, бозз! Бы одень добды!
— Пожалуйста, Лиза, чуть вниз. Хорошо, теперь налево. Так, держите, всё правильно, пока всё точно…
Стоящий у широкого окна из толстого оргстекла пожилой врач-мышь снял запотевшие очки и вытер их носовым платком. Поморщив густые брови, он протёр пальцами уставшие за день глаза, после чего, водрузив очки назад на нос, продолжил руководить действиями своей помощницы — молодой бельчихи, усердно жавшей на кнопки прислонённой к стене в вертикальном положении карманной игровой приставки. Отходившие от светло-серого корпуса многочисленные провода скручивались в тугой жгут и убегали за свинцовую перегородку, отделявшую операторскую рентгенкабинета от аппаратной. Там, за стеклом, повинуясь командам медсестры, медленно двигалась зафиксированная на подвижном держателе рентгеновская трубка. Она была заключена в непроницаемый для лучей футляр, посередине которого находился направленный вертикально вниз раструб с четырьмя закреплёнными на боках лазерными указками, также ориентированными вертикально вниз.
Сейчас указки были включены, и по телу лежащего на съёмочном столе Чипа бегали четыре красные точки, указывающие границы попадающего в кадр участка тела. Когда в очерченном ими квадрате оказалась его ступня, доктор велел помощнице остановить трубку и сделать снимок. Бельчиха нажала на большую чёрную кнопку, ранее служившую для выпускания по виртуальным врагам виртуальных пуль и ракет, а ныне запускающую рентгеновский аппарат. Раздался низкий гул, возвещающий о включении генератора, и через рентгеновскую трубку побежал электрический ток. Когда таймер отсчитал нужное для снимка время, система отключилась автоматически, а на экране приставки возникло чёрно-белое изображение искалеченной ступни. Внимательно рассмотрев его, врач поцокал языком, после чего сказал Лизе вывозить пациента, а сам вышел из кабинета в коридор, где его ждали Гайка, Рокфор и Вжик.
— Доктор Стоун, ну как он? — спросила золотоволосая мышка, до этого нервно теребившая первую попавшуюся в кармане тряпку, а сейчас взявшая старого врача за руку и обеспокоенно вглядывавшаяся в его лицо.
— Что я могу вам сказать, Мастер Гайка. Я, конечно, в своей жизни видывал и похуже, но должен признать, что это очень серьёзно.
— «Очень» — это насколько?
— Думаю, на четыре-пять недель гипса и полной неподвижности ноги.
— Четыре-пять недель?! — воскликнул Рокфор. — Да, друзья мои, похоже, наше путешествие накрылось медным тазом. Хотя, пожалуй, в данном случае более уместно говорить о гипсовом…
— Ничего не поделаешь, Рокки, — развела руками Гаечка. — Никто не мог этого предвидеть. Не страшно, съездим потом, когда Чип поправится.
— Вот насчёт этого, дорогая, вы не волнуйтесь. Смею вас заверить, он обязательно поправится, и даже станет лучше прежнего!
— Даже не знаю, доктор, — улыбнулась Гайка, — как по мне, лучше уже некуда…
— Что, правда?! — раздался знакомый голос. Все обернулись и увидели Чипа, сидящего на ведомой медсестрой инвалидной коляске. Его вывезли из других дверей, специально приспособленных для проезда на колясках, поэтому он появился с другой стороны, за их спинами.
— Ну разумеется! — Гаечка улыбнулась и подошла к нему. — Как ты себя чувствуешь?
— Настолько хорошо, насколько может чувствовать себя бурундук, которому только что сделали рентген свежесломанной ноги. Особенно после этих твоих слов.
Мышка порозовела и ласково потрепала его по щеке.
— Надо же, а я думала, ты уже привык. Я слышала, что к хорошему привыкают быстро!
— Может быть. Но что касается меня…
— Э-ге-гей!
Громкий радостный возглас, казалось, был слышен даже в человеческой части больницы. Какое-то время после этого не было слышно ничего, но потом в дальнем конце коридора послышался топот бегущих ног, затем на его фоне стало различаться низкое гудение, а потом из-за угла выехал Дейл на инвалидной коляске, преследуемый двумя санитарами. Пытаясь скрыться от них, бурундук включил электродвигатель коляски на полную мощность, но она всё равно двигалась слишком медленно, и ему пришлось усердно помогать себе руками. На короткое время ему действительно удалось оторваться от медработников, но на повороте ему пришлось затормозить, чтоб избежать столкновения со стеной, и они его настигли.
— Эй, отстаньте! Не трогайте меня! — завопил Дейл, когда санитары начали в буквальном смысле слова выдирать его из коляски.
— Что здесь происходит?! — строго спросил Стоун, и медработники, только сейчас увидев стоящего в полутора футах от них главного врача больницы, несколько поумерили пыл.
— Простите, шеф, но этот… гхм… субъект ни с того ни с сего оседлал одну из стоявших у травмпункта колясок и попытался её угнать!
— Господи, доктор, — Гайка взяла врача за рукав халата, — уверяю вас, мой друг ничего такого и не думал! Он просто…
— Дурачится! — закончил за неё Чип, которого выходка друга по старой доброй традиции вывела из себя.
— Ну… — Гайка замялась, — я бы сказала, что он… Ну, хотя, можно и так сказать… В общем…
— Не стоит, Мастер, я понял. Всё в порядке! — крикнул он санитарам, так и державшим Дейла за плечи. — Отпустите его и возвращайтесь на рабочие места!
— Хорошо, шеф! — ответили оба и, аккуратно усадив Дейла назад на сиденье, удалились, вполголоса переговариваясь между собой о вреде потакания нарушителям спокойствия. Дейл же, ухмыльнувшись и помахав санитарам рукой, снова включил электродвигатель и поехал к остальным.
— Вы уж извините, доктор Стоун, — сказала Гайка, снова беря врача за руку, — мне, право, неловко, что так получилось. Мало того, что вам лично пришлось делать рентген, так теперь ещё и заглаживать конфликт…
— Бросьте, Мастер Гайка. По сравнению с тем, что вы сделали для нашей больницы, это такой пустяк, что даже упоминать о нём не стоит! Это вы меня извините, что поначалу довольно скептически отнёсся к вашему предложению!
Изобретательница смущённо улыбнулась. Действительно, когда пятнадцатого июня она прилетела в больницу на гружёном под завязку деталями «Крыле» и предложила руководству больницы в лице доктора Стоуна и его заместителя доктора Спайви свою помощь, они встретили её предложение не то чтобы в штыки, но с хорошо читаемым под маской вежливости недоверием. Мол, чего хорошего можно ждать от молодой мышки в замызганном комбинезоне, с горящими глазами и торопливой, щедро пересыпанной малопонятными техническими терминами речью. Впрочем, сам факт её прибытия на собственном самолёте говорил о многом, и врачи решили дать ей шанс. Первый же построенный ею многоцелевой электрокар привёл их в восторг, а когда дело дошло до дефибриллятора и аппарата искусственного дыхания, собранных буквально из ничего за каких-то полчаса каждый, настал черёд благоговейного трепета. Уже через неделю больницу было не узнать, а за Гайкой прочно закрепилось звание Мастера. Настолько прочно, что даже Чип и Дейл в один прекрасный день начали обращаться к ней именно так. Мышка посмеялась, но сказала: «Забудьте, ребята, не надо никаких титулов. Для вас я просто Гайка. Вы, надеюсь, не против?» Разумеется, никого, кто был бы против, поблизости не оказалось.
— Ну что вы, доктор Стоун… — начала она, но была прервана возмущённой тирадой подъехавшего к ним Дейла.
— Это какой-то ужас, кошмар! Добропорядочных бурундуков хватают прямо посреди коридора! Произвол!
— Добропорядочные бурундуки не катаются на чём попало по больнице! — сердито заметил Чип.
— Действительно, «на чём попало», тут ты прав! Разве ж это скорость, двух увальней не обогнать?! Гаечка, а колясок пошустрее тут нет?
— Вообще-то, они все абсолютно одинаковые, с одинаковыми электромоторами от старых игрушечных гоночных машин…
— Гоночных машин?! Как по мне, скорее, от электрочерепах!
— Разумеется, они способны на большее, но, поскольку в замкнутых больничных условиях скорость гоночной машины была бы излишней, я оснастила двигатели электронным ограничителем крутящего момента. Если его отключить, то…
— А как?! — у Дейла аж глаза загорелись от такой перспективы, и он, спрыгнув с коляски, начал изучать её двигатель. — Ты имеешь в виду вот эту коробочку с ведущим к ней толстым проводом? То есть его надо выдернуть, и всё будет работать как долж… в смысле, как надо?!
— В принципе… — закончить ответ Гайка не успела, так как Рокфор мягко, но плотно зажал ей рот.
— Гаечка, дорогая, я всё понимаю, но мне кажется, что обстановка не располагает!
— Ой, и правда… Простите все, я немного увлеклась…
— Ну, вот… — протянул расстроенный Дейл. — Вот так всегда! На самом интересном месте…
Чип его чувств не разделял.
— Самое интересное место было бы там, куда ты врезался бы и где сломал бы что-нибудь ценное!
— Да ладно тебе, — отмахнулся красноносый бурундук. — Я прирождённый гонщик! Даже если бы я вдруг врезался во что-то ценное, Гаечка бы мигом всё исправила! Даже нет, не так! Построила бы гораздо более совершенный прибор! Правда, Гаечка?
— Ну, всё может быть… — пожала плечами мышка, но тут заговорил пожилой врач.
— Знаю, Мастер, вы сама скромность. Но поверьте мне, оборудование, подобное вашему, я видел только у людей. Да и то, кстати, далеко не во всех больницах!
— Да, наша Гаечка гений! — поддакнул Дейл, разворачивая коляску так, чтобы оказаться как можно ближе к мышке.
— И пилот первоклассный, что уж греха таить! — поддержал друга Рокки.
— И просто красавица! — добавил Чип, заставив Гайку, и без того смущённую комплиментами, залиться ярким румянцем.
— И почётный донор! — весомо дополнил картину Стоун.
— Донор?! Ты?! — выразил общее удивление Рокфор. — Дорогая, а почему ты ничего нам не рассказывала про это?
— Ну, просто… — Гайка развела руками. — Это так… такая обычная вещь. А потом мне надо было дорабатывать томограф, и всё отошло на второй план, ну, вы знаете…
— Может, это и впрямь обыденная вещь, — заметил Чип, беря её за руку, — но это всё равно повод для всех нас гордиться тобой ещё больше, несмотря на то, что больше уже…
— …просто некуда! — закончил за него Дейл, беря изобретательницу за вторую руку.
— Спасибо, ребята! Мне очень приятно слышать такое от вас, правда!
— А нам приятно тебе такое говорить, правда! — хором ответили бурундуки.
— Кстати, о разговорах! Чип, тебе пора в манипуляционный кабинет, а то мы и так злоупотребляем терпением доктора Стоуна выше всякой меры!
— Ну что вы! Уверен, там и без меня справятся. Лиза, проводите мистера Чипа и остальных, а я пока распоряжусь насчёт палаты.
— Отличная идея! — подхватил Дейл. — Чип, Рокки с Вжиком и медсестрой тебя проводят, а мы пока с Гаечкой и доктором организуем тебе самую лучшую палату в больнице! Правда, доктор?
— Ну разумеется, молодой бурундук! — улыбнулся Стоун. — Для предводителя отважной команды «Спасателей» — только номер «люкс», если можно так выразиться. Пойдёмте, Мастер. Всё-таки вы гораздо лучше меня знаете вашего друга, а потому сможете выбрать самое уютное для него место!
— Да, доктор, вы правы! Идёмте!
На первой же развилке процессия разделилась. Гайка и Стоун пошли прямо по коридору к палатам, а Лиза повернула коляску с Чипом налево, в хирургическое отделение. Дейл, поддав тока, поехал догонять изобретательницу и врача, а когда проезжал мимо Чипа, похлопал его по плечу и сказал:
— Счастливых процедур, Чип! Мы с Гаечкой будем ждать тебя!
— Знаешь, Дейл, инвалидная коляска тебе очень идёт! — последовал ответ.
Путь до отделения реабилитации выдался беспокойным. Дейл так и норовил незаметно для идущих рядом Гайки и доктора Стоуна нащупать заветный кабель и отключить блокиратор скорости, но всякий раз мышка в самый последний момент оборачивалась, и бурундук, смущённо моргая в ответ на её укоризненную улыбку, вынимал руку из-под сиденья коляски. В конце концов, Гайке это надоело, и она взяла бразды, вернее, ручки правления коляской Дейла в свои руки и дальше везла его сама. Дейл откинулся на спинку кресла и то и дело запрокидывал голову, чтобы заглянуть ей в глаза, и просто блаженствовал, когда она опускала лицо, и их взгляды встречались.
— Ты знаешь, Гаечка, — сказал он во время одного из этих «рандеву», касаясь ладонью её пальцев, — в такие вот моменты действительно хочется получить какой-нибудь перелом. Только ради того, чтобы ты была рядом, как вот сейчас…
Он улыбнулся в надежде на схожую ответную реакцию на свою наполовину шутку, наполовину комплимент. Но вместо улыбки по лицу мышки пробежала тень, её губы на миг превратились в тонкую полоску, и Дейл почувствовал, как её рука, которой он касался, дрогнула.
— Не говори глупостей, Дейл! — строго сказала она, после чего стала смотреть прямо перед собой.
— Ой, Гаечка, прости! Я ведь ничего такого не хотел…
— Дейл, неужели ты всерьёз думаешь, что тебе надо что-то сломать, чтобы я… Господи, давай не будем об этом, хорошо?
— Конечно, разумеется! — закивал Дейл, и, когда Гаечка вновь улыбнулась, воспрял духом и напомнил себе быть осторожнее в выражениях.
Хотя в песнях группы «A-Kha», входивших в программу концерта, не было ничего про смерть или увечья, после него Гайка стала очень болезненно реагировать на шуточки друзей о жизни и состоянии здоровья. Апогеем стал момент, когда после очередной не очень мягкой посадки в ответ на дежурный вопрос: «Все живы?» Рокфор ответил: «Да, но лучше бы я умер». После этих его слов Гайку словно подменили. Она закричала, что он должен думать, что говорит, и они все должны думать, что говорят, и вообще… А потом отвернулась, но по её позе и тому, как она то и дело шумно втягивала носом воздух, было ясно, что она вот-вот расплачется. Все «Спасатели» бросились утешать её, а Рокки чуть сам не разрыдался, прося прощения за свою глупость, и до слёз в итоге дело так и не дошло. Мышка успокоилась, но потребовала от австралийца и всех остальных пообещать ей, что они никогда и ни при каких обстоятельствах не будут произносить вслух ничего, даже отдалённо напоминающего эту реплику. И хотя причин такой реакции на вполне безобидное, безо всякой задней мысли ворчанье Рокки никто из них не понимал, они дали такое обещание и впредь ничего такого не говорили. По крайней мере в её присутствии.
Находившееся в юго-западном углу больницы реабилитационное отделение представляло собой Г-образный коридор, по бокам которого располагались одно- и двухместные палаты. По левой стороне коридора шли обычные палаты, а по правой — четыре большие общие палаты с кабинетом дежурного врача перед ними и четыре одноместные палаты интенсивной терапии, по площади не уступавшие общим и заполненные всевозможным медицинским оборудованием.
Когда Стоун, Гайка и Дейл, миновав большие стеклянные двери, зашли на территорию отделения, из третьих дверей справа показалась практически идентичная по составу процессия из врача-хомяка, молодой женщины-мыши и мужчины-белки в летах. Белый халат медика резко контрастировал с очень тёмными, почти чёрными строгими одеждами его спутников, а взволнованно-скорбное выражение их лиц говорило о том, что такой выбор цветовой гаммы отнюдь не случаен.
— Так что, доктор, никакой надежды? — с явственно ощутимой дрожью в голосе спросила мышь и сунула руку в карман жакета за носовым платком. Там его не оказалось, но на помощь пришёл мужчина-белка, подавший ей свой, которым она и промокнула уголки глаз.
— Миссис Кошелёк, поймите меня правильно. Случается всякое, и пациенты поправляются даже при самых неблагоприятных прогнозах. Будь он помоложе, я бы сказал, что у него есть все шансы. Но вы же понимаете, в таком возрасте организм ослаблен и уже не способен эффективно бороться с недугом. Мы сделаем всё возможное, но…
— …вы советуете готовиться к худшему, да? — закончила за него мышка и, закрыв лицо платком, затряслась в безмолвном плаче. Врач не ответил, но коротко кивнул на немой вопрос белки, который, так же молча кивнув в ответ, взял миссис Кошелёк под локоть и повёл вглубь отделения, к лифту.
— Миссис Мауиза, я понимаю, это тяжело, и ни в коем случае не стоит терять надежду, — вполголоса увещевал он молодую женщину, — но поверьте моему опыту, в этом деле нужно всё приготовить…
— Да-да, Перри, я понимаю… — кивнула та. — Готовьте всё… Мало ли что…
— Разумеется, мадам.
— Миссис Кошелёк? — спросил Дейл, провожая взглядом пару в трауре. — Это не родственница…
— Да, молодой бурундук, это жена, — ответил доктор Стоун, после чего повернулся к направлявшемуся к ним быстрым шагом врачу. Доктор Спайви, его заместитель и, по совместительству, заведующий реабилитационным отделением, был высоким хомяком с густой тёмно-коричневой шерстью и короткими прилизанными волосами, уложенными в аккуратную причёску с пробором с правой стороны. Хотя он был значительно моложе доктора Стоуна, его незаурядный ум, которым так и светились его всегда чуточку прищуренные глаза, и богатый опыт уже сделали его одним из виднейших грызунов-фармацевтов если не в мире, то по эту сторону Тихого океана точно. Он знал назубок как все широко использующиеся, так и лишь проходящие апробацию препараты людей, и мог превратить любое средство со склада Центральной городской больницы в лекарство для своих пациентов.
— Добрый вечер, доктор Стоун! Честно говоря, я думал, вы уже ушли…
— Честно говоря, Курт, я и сам так думал. Но у наших друзей «Спасателей» возникли проблемы…
— Прискорбно слышать! — всплеснул руками Спайви. — И какой у нашего мистера Дейла диагноз?
— Нет у меня никакого диагноза! — возмутился бурундук. — А коляска — это так, для удобства!
— Ой, простите ради бога, я ничего такого не имел в виду!.. Мастер Гайка, только не говорите, что…
— Дело не в них, дело в мистере Чипе, — ответил за изобретательницу Стоун. — Ничего серьёзного, но ему придётся побыть некоторое время у нас. Каково состояние мистера Гарольда? Судя по реакции его жены…
— Да, доктор Стоун…
— Курт, я же просил называть меня по имени, всё-таки мы с вами знакомы уже довольно долго. И не смущайтесь разницы в возрасте, во многих отношениях вы даже старше меня!
— Ну, вам виднее, док… Харви. А что касается мистера Кошелька, то, боюсь, всё зашло слишком далеко…
— Погодите, вы говорите о том, о ком я думаю? — спросил разволновавшийся Дейл. — О Гарольде Кошельке Третьем1?
— Да, именно о нём, увы…
— Надо же, а я подумал, что речь идёт как минимум о его сыне. Миссис Кошелёк такая молодая…
— Дейл, это не наше с тобой дело! — перебила его Гайка. — В конце концов, что тут такого?
— Да, Гаечка, ты как всегда права! — поспешил согласиться Дейл и моментально выкинул всё это из головы. Спайви тем временем продолжал отчитываться перед Стоуном:
— Его иммунная система ослаблена, силы организма истощены. Это неудивительно, учитывая, какую напряжённую жизнь он вёл.
— Да, — согласился Стоун. — Постоянный стресс — это очень опасная вещь, скажу я вам. Да и потом, годы берут своё…
— Но, может, ему всё-таки можно чем-то помочь? — вмешалась в разговор врачей Гаечка. — Вы только скажите, я мигом построю всё, что нужно! По крайней мере попробую!
— Спасибо, Мастер, — ответил Спайви, — я нисколько не сомневаюсь в ваших способностях. Один ваш многофункциональный анализатор чего стоит! Шедевр, настоящая лаборатория! Прибор конечно, сложный, не без того, но мы над ним работаем и, признаться, не устаём удивляться! Даже я, посвятивший работе в этой области, можно сказать, всю свою сознательную жизнь! Где вы всему этому научились? А главное — когда вы успели?
— Ну, можно сказать, в моей жизни был период, когда у меня было очень много свободного времени…
— Знаю, Мастер, — хомяк понятливо усмехнулся, — вы всегда так отвечаете. Впрочем, я не буду настаивать, так как после всего, что вы сделали, это было бы как минимум невежливо, поэтому ещё раз спасибо вам за это монументальное творение! Уверен, вас заинтересует и обрадует то обстоятельство, что анализ крови нами уже освоен в полном объёме, и мы перешли к химическому. Ума не приложу, как вам удалось уместить все эти функции в аппарат объёмом всего сорок кубических футов! Это всё равно, как если бы я человеческий скальпель в своём кармане носил!
— Благодарю вас, но, может, я всё-таки… — решила вернуться к прежней теме Гайка. Спайви в миг посерьёзнел.
— Поверьте, Мастер, у него в палате и так стоит всё, что только может доктор прописать. Однако некоторые процессы, увы, необратимы… Впрочем, как я уже говорил миссис Кошелёк, надо надеяться. Тем более что скоро Рождество, а это, как известно, пора чудес… Что ж, не буду вас задерживать. Если что, доктор Ст… Харви, — поспешил исправиться хомяк, увидев, что его собеседник шутливо нахмурился, — я буду у себя. У меня сегодня ночная, вы же знаете…
— Конечно, Курт, конечно. Приятных сновидений! — Стоун подмигнул своему заместителю, и тот, пожав руки всем троим, причём Гаечке чуть крепче и чуть дольше, чем остальным, удалился.
— Так что же это получается, а? — спросил Дейл у Стоуна упавшим голосом. — Что мистер Кошелёк…
— Молодой бурундук, давайте не будем о грустном. Хотя ему, — Стоун кивнул на закрытую дверь палаты интенсивной терапии №
И он повёл Дейла и Гайку дальше по коридору к дверям, на которых красовалась надпись «Одноместная палата №
Меблировка палаты №
Доктор Стоун и медсестра Лиза, доставившая Чипа из хирургии, уже ушли, и в палате осталась только команда «Спасателей». Чип лежал на кровати, сменив привычные куртку и шляпу, занявшие места на вешалке, на голубую больничную пижаму. Под одеялом ясно угадывались черты толстой гипсовой повязки, охватывавшей всю ступню и доходившей до середины голени. Дейл, по-прежнему не расстававшийся с инвалидной коляской, остановил её по левую руку от друга. В центре, опираясь могучими руками на спинку кровати, стоял Рокфор, на плече которого привычно устроился Вжик. Справа от Чипа на единственном в палате стуле сидела Гаечка, державшая пострадавшего бурундука за руку и не сводившая с него полных тревоги глаз.
— Тебе удобно лежать? Пледом накрыться не хочешь? Ноге комфортно? Ничего не беспокоит?
— Нет, Гаечка, всё хорошо, честно, — успокоил её Чип. — Врачи здесь отменные, всё сделали по первому разряду. Я даже моргнуть не успел, а они уже всё закончили!
— Это ты ещё легко отделался! Вот, помню, как-то в Гималаях… — начал было Рокфор одну из своих бесконечных историй, но Гайка так красноречиво на него посмотрела, что австралиец всё понял без слов и развивать тему не стал.
— Зато Толстопуза в очередной раз обставили! — радостно воскликнул Дейл, почувствовав, что пришла пора несколько оживить обстановку. — Теперь он ещё долго не сможет спокойно есть икру!
— Думаю, не только есть, но даже смотреть на неё ему будет сложно! — подхватил Рокфор, и вся пятёрка засмеялась.
— Ладно, друзья, — сказал Чип, отсмеявшись, — вам надо спешить. Вы, надеюсь, не забыли, что у вас скоро самолёт?
— Господи, Чип, о чём ты говоришь? — спросила Гайка. — Какой самолёт? Мы никуда не полетим!
— Почему? — искренне удивился Чип.
— Потому что кое-кто не умеет правильно группироваться при приземлении! — ехидно заметил Дейл.
— Подождите, вы что, хотите сказать, что никуда не поедете? Но вы ведь так долго этого ждали! Особенно ты, Гаечка!
— Я знаю, Чип. Но теперь, в свете твоей травмы… — изобретательница развела руками.
— Да бросьте, друзья! Ну, подумаешь, сломал ногу. Разве это стоит того, чтобы рушились все ваши планы?
— А что, в этом что-то есть… — начал Дейл, но Гайка перебила его.
— Дейл, не говори глупостей! И ты, Чип, не говори! Мы не можем оставить тебя в таком состоянии и отбыть на курорт! Правда, ребята?
— Разумеется, дорогая! — согласился Рокки. Вжик утвердительно пискнул, и Дейл, увидев, что остался в меньшинстве, тоже кивнул. Нет, он, разумеется, отнюдь не горел желанием оставить Чипа одного, да ещё с тяжёлой травмой. Но он слишком давно мечтал вырваться из пыльного и душного города, чтобы вот так вот сразу смириться с тем, что путешествие откладывается. Ну и, кроме того, замаячившая вдали перспектива оказаться в тропическом раю с прекрасной мышкой и притом без Чипа была чересчур заманчивой…
— Послушай, Гаечка, — сказал Чип, накрывая левой рукой пальцы изобретательницы, сжимавшие его ладонь, — я знаю, что вы все и ты в частности очень за меня переживаете, и я благодарен всем вам за это. Но поверьте, я буду чувствовать себя гораздо хуже, осознавая, что из-за моей глупости и неуклюжести, из-за моего просчёта пострадали в итоге вы все. Ведь вы заслужили настоящий отдых, друзья мои! В этом году у нас так и не получилось толком отдохнуть. Куда бы мы ни отправились, для нас везде находилась работа. Пожалуйста, ребята! Поезжайте!
Однако Гайка, хоть и прекрасно понимала чувства бурундука, продолжала настаивать на своём.
— Господи, Чип, ну что изменят четыре-пять недель? Когда ты поправишься, мы поедем туда все вместе! Пляжи и пальмы никуда не денутся!
— А как же затмение? — вкрадчиво поинтересовался Чип, имея в виду главную причину, помимо тёплой погоды и богатой природы, по которой «Спасатели» собирались провести Рождество и Новый Год в Индонезии, на острове Ява.
Именно этот остров, а именно северный склон его самой высокой горы, вулкана Семеру, был как раз тем местом на Земле, откуда, согласно расчётам Гайки, будет лучше всего наблюдать предстоящее
— Да, Гаечка, что с нашим затмением? — подхватил Дейл. — Ты же так красочно всё описывала! Какое это феноменальное зрелище, как всё преображается, как это интересно!
— Я понимаю, Дейл, — кивнула мышка, — но ничего не поделаешь. Мы не можем оставить Чипа одного. К тому же солнечные затмения тоже постоянно повторяются. Следующее, например, произойдёт в апреле будущего года. Лучше всего оно будет наблюдаться на севере Гренландии…
— Да уж, более подходящее место для отдыха придумать сложно… — вздохнул бурундук.
— Кстати, Дейл, мальчик мой, ты не прав! — подал голос Рокфор. — Один знакомый мне морж — не тот, о котором я вам уже рассказывал, другой морж — говорил, что ничто так не освежает и не бодрит, как студёная вода у мыса Бруствер!
— Бр-р… — поёжился Дейл, поплотнее укутываясь в свитер. — Знаешь, Рокки, уж кого-кого, а турагента из тебя точно не получится!
Команда опять рассмеялась, после чего Чип снова обратился к мышке:
— Но зачем же ждать так долго, Гаечка? И потом, кто знает, куда нас занесёт в апреле? Поверь мне, лучшей возможности, чем сейчас, может уже никогда не представиться! Да и вообще, вы же не бросаете меня в каком-то тёмном лесу! Что со мной может случиться в больнице?
— Но так долго в больнице никого не держат…
— Думаю, для нас вообще и меня в частности они сделают небольшое исключение, — бурундук весело подмигнул. — Я ем мало, так что обузой не буду.
— Не знаю, Чип… — оставив шутку друга без ответа, с сомнением в голосе ответила изобретательница. — Мы ведь никогда раньше так надолго не расставались…
— Поверь, Гаечка, всё будет хорошо! А к тому времени, как вы вернётесь, моя нога уже заживёт, и…
— Но доктор Стоун сказал, что это будет не раньше, чем через четыре-пять недель! Это слишком долго! Да и Рождество принято встречать всем вместе! Мы… Я не знаю…
— В таком случае предлагаю компромиссный вариант: вы, как и планировалось, отправляетесь на Яву, дожидаетесь затмения, и сразу после него возвращаетесь. Затмение двадцать первого, ещё один-два дня вам понадобится на сборы и возвращение, но из-за разницы во времени сюда вы прилетите утром двадцать третьего! В результате и затмение не упустите, и Рождество вместе отпразднуем! Как вам идея?
— Здорово, Чип! — обрадовано воскликнул Дейл. — С разницей во времени это ты хорошо придумал! Я бы и то не сразу догадался!
— Да, действительно, очень умно! — присоединился Рокфор.
— Согласен! — пропищал Вжик.
Чип улыбнулся друзьям и снова посмотрел на Гайку.
— Твоё слово.
— Чип, я… я, конечно, очень хочу поехать, но…
— Поезжай, Гаечка. Пожалуйста.
Мышка опустила глаза на державшие её руку ладони Чипа. Потом обвела взглядом выжидательно смотревших на неё друзей, потом вновь устремила взгляд на бурундука, и тот едва заметно кивнул. Она на секунду поджала губы, принимая решение, после чего сказала:
— Хорошо, Чип. Раз ты настаиваешь… Но двадцать третьего мы вернёмся! Правда, друзья?
— Конечно! — закивали остальные.
— Вот и славно! — Чип ободряюще засмеялся. Гаечка тоже улыбнулась, и в палате сразу стало светлее, хотя дополнительного напряжения на лампы никто не подавал. Дейл уже хотел сказать что-то торжественно-легкомысленное, но тут в дверь палаты постучали, и на пороге показался дежурный по отделению санитар — крупная, лишь чуть-чуть меньше Рокфора, тёмно-серая мышь с взлохмаченными чёрными волосами.
— Я извиняюсь, но часы посещения давно закончились, поэтому…
— Да-да, разумеется! Мы уже уходим, — сказала Гайка, поднимаясь со стула, потом снова обратилась к Чипу: — Что ж, держись тут. Поправляйся! Пиши нам, адреса гостиниц ты знаешь. И мы будем тебе писать. До Рождества! То есть до двадцать третьего!
— До двадцать третьего, — кивнул Чип, и «Спасатели», оставив, несмотря на вялые протесты Дейла, инвалидную коляску в палате, ушли. Гайка ещё раз махнула Чипу на прощанье рукой, он махнул ей в ответ, и дверь палаты закрылась.
— Этот «Спасатель» может нам всё испортить!
— Да что он может пронюхать?
— Находясь в том же отделении? Всё, что угодно!
— Да, вот ведь незадача… А может, его…
— А поглупее ничего придумать не мог? Только этого нам сейчас и не хватало!
— Но что же делать, шеф?!
— Надо думать. Пока что время терпит…
После ухода остальных «Спасателей» дежурный санитар потушил свет, и теперь лишь тусклое жёлтое свечение продолжавших гореть вполсилы ламп в коридоре и пробивавшийся сквозь занавеску белый свет уличного фонаря освещали неподвижно лежащего на кровати бурундука, отражаясь от его открытых, устремлённых во мрак глаз. Прислушиваясь к редким звукам затихающей на ночь больницы, Чип размышлял о сегодняшнем дне, снова и снова прокручивая в уме эпизоды операции на железнодорожной станции. И раз за разом возвращался к последнему разговору с друзьями, которые вскоре отправятся в Международный аэропорт, где сядут на самолёт до Тайваня — первый из двух, которые доставят их в Джакарту.
После июньской операции «Спасатели» долгое время избегали пользоваться услугами человеческих авиалиний и, как оказалось, небезосновательно. В ходе расследования дела рейса NA
Однако, несмотря на столь внушительные и далеко идущие результаты, расследование так и не дало ответа на самый главный вопрос: откуда взялась удержавшая пилон загадочная конструкция. Ни опросы свидетелей, ни тщательное изучение записей камер наблюдения не дали никаких результатов, что неудивительно, ведь Гайка тщательно спланировала спасательную операцию так, чтобы не попасть в поле зрения работников аэропорта и объективы камер. Ещё более запутывала ситуацию история отвечавшего за этот самолёт диспетчера Гордона Райта, ведь если таинственные благодетели ещё могли каким-то образом незаметно проникнуть на поле аэродрома, то в многолюдную диспетчерскую — никак. Дело передали в ФБР, но и там не смогли дать вразумительного ответа на вопрос, что же произошло.
Наиболее вменяемая версия выглядела следующим образом.
«Интересно, что они будут делать по возвращении в штаб? — думал Чип, изучая пятна света на потолке. — Лягут спать? В очередной раз переберут все вещи, проверяя, не забыто ли что-нибудь важное? Или просто сядут на кухне, обставившись чашками с кофе, и будут до самого отъезда обсуждать минувший день? А может, детали поездки, которая чуть было не сорвалась из-за меня?..»
Он улыбнулся, вспомнив, как долго ему пришлось уговаривать Гаечку отправиться в это путешествие. Она действительно не хотела ехать без него. Готова была отказаться от своего самого масштабного начинания последнего времени, от самых амбициозных планов, но не могла допустить и мысли, что она и все остальные могут уехать в другое полушарие, оставив его одного, пусть даже в самом пригодном для этого месте в мире — полностью оборудованной больнице.
Гайка была права. Они и впрямь никогда, со времён их самой первой встречи, не расставались надолго по собственной воле. Конечно, в истории их команды были мрачные страницы, связанные с попеременным уходом её членов, но длились эти распады недолго. Дольше всех вдали от команды продержался, если можно так сказать, Дейл, да и то исключительно благодаря сверхспособностям, которые давал ему осколок кометы. Но и его «свободное плавание» заняло меньше месяца. Поэтому нынешняя разлука была самой длинной из добровольных. На которую согласились они все и на которой настоял он лично.
Чип попытался представить, как бы он вёл себя в аналогичной ситуации в конце мая или первой половине июня этого года. Проявлял бы он такую же настойчивость? Поначалу — наверняка, так как действительно чувствовал бы угрызения совести из-за того, что подвёл друзей. Но потом уступил бы напору изобретательницы и порадовался бы в душе, глядя на сердитого и одновременно раздосадованного Дейла, которому пришлось распрощаться с мечтами о нескольких неделях на тропическом острове в компании Гаечки и в его, Чипа, отсутствие…
В коридоре послышались приглушённые шаги, и «Спасатель» моментально навострил уши. Шаги постепенно приближались, и вскоре бурундук различил на их фоне ещё один, более тихий звук. Сначала он не понял, что это, но когда неизвестный подошёл на достаточное расстояние, Чипу удалось разобрать несколько слов, и он понял, что невидимый незнакомец что-то бормочет себе под нос. Потом шаги остановились, и раздался лязг. Такой, какой бывает, если что-то металлическое протащили по полу…
Или, например, быстрым движением вытащили из ножен.
Внутренне подобравшись, Чип осторожно, стараясь не шуметь, достал один из стоящих рядом с кроватью костылей и положил на одеяло под правую руку с таким расчётом, чтобы его не было видно от дверей. Перехватив костыль так, чтоб им можно было орудовать, как дубинкой, бурундук повернул голову к двери и прикрыл глаза, стараясь дышать достаточно глубоко и размеренно, дабы сойти за спящего. Если нападающий действительно вооружён клинком, ему потребуется подойти достаточно близко, и он сможет достать его костылём. Главное — усыпить бдительность врага, чтобы «пробуждение» жертвы было действительно неожиданным. Это даст ему одну-две лишние секунды…
Из коридора донёсся новый странный звук, который Чип долго пытался соотнести со всеми известными ему из детективных книжек способами убийства или оглушения, но ничего путного так и не придумал. Больше всего этот звук походил на шум льющейся воды, но причина, по которой злоумышленник будет переливать воду у порога комнаты своей будущей жертвы, была за пределами его понимания. Потом звук прекратился, сменившись громким шарканьем. Причём таким шарканьем, которое издаёт некто, обутый в какое-то подобие мокрых тряпок…
И тут Чип захохотал так громко, что его наверняка услышало бы всё отделение, не накройся он с головой одеялом. Это было воистину феноменально. Беспрецедентно. Просто фантастика. Просто какой-то праздник…
Хороший детектив, ничего не скажешь! Высококлассный! Прямо суперагент! Моментально нашёл, чем вооружиться, и мастерски прикинулся спящим, достойно подготовившись таким образом к встрече… нет, не неведомого убийцы. И даже не Санта Клауса. А простого больничного уборщика.
Тихая походка — чтобы не разбудить уснувших пациентов. Бормотание себе под нос — чтоб внести хоть какое-то разнообразие в повседневную и повсенощную рутину. Металлический лязг — опускание на пол ведра с водой. Странный звук — смачивание и выжимание половой тряпки. Шарканье — протирание вышеупомянутой тряпкой пола. Всё очень просто. Очевидно. Даже, можно сказать, элементарно.
Но не для него.
Во всяком случае, далеко не сразу.
«Точь-в-точь как тогда…» — подумал Чип, будто заново переживая события тех далёких летних дней, ставших для него переломным моментом, когда тебя вдруг осеняет, и ты перестаёшь быть тем, кем был до этого, становясь…
Лучше?
Умнее?
Взрослее?
Одним словом, другим.
На время выступления группы «A-Kha» зрительный зал концертного комплекса «Филимор» преобразился. Ряды партера убрали, превратив обширное пространство перед сценой в фан-зону, что позволило как увеличить количество мест, так и создать привычную для концертов звёзд такого уровня обстановку. Хотя музыка норвежского трио не вызывала буйства подобного тому, которое царило на концертах более «тяжёлых» коллективов, в их гастрольном репертуаре присутствовали несколько зажигательных танцевальных хитов, слушать которые сидя молодёжь была просто не в состоянии. Зрители более почтенного возраста, отскакавшие своё на концертах в конце восьмидесятых — начале девяностых, занимали места в полукруглом амфитеатре. На девяти больших плазменных экранах, установленных за сценой, проигрывалась специально подобранная для каждой песни графическая дорожка. Прожектора около сцены и под потолком то ярко вспыхивали, когда игралось что-то быстрое и прыгучее, то гасли, когда звучала какая-нибудь медленная композиция, и тогда в полумраке были хорошо видны ритмично покачивающиеся из стороны в сторону огоньки зажжённых зрителями зажигалок или их более современный вариант — светящиеся дисплеи мобильных телефонов. Эта комбинация звука, изображения и освещения создавала неповторимую атмосферу, в которой проблемы повседневной жизни сами собой отступали на второй план, освобождая место то для непринуждённого веселья, то для светлых воспоминаний, то для глубокой задумчивости.
— Ну, как вам, ребята? — спросила Гайка, едва отзвучали последние аккорды очередной медленной песни, и в зале снова стало светло.
— По-моему, просто здорово! — отозвался Дейл, нетерпеливо ёрзавший на месте по правую руку от мышки в томительном ожидании момента, когда норвежцы исполнят его любимую песню. — А главное — никаких молний, грома и самолётов! Даже не верится! Наверное, мне каких-то два их самых странных альбома подсунули!
Изобретательница хихикнула и повернулась ко второму бурундуку, сидевшему слева от неё.
— А что ты думаешь, Чип? Тебе нравится?
— Да, очень! Особенно в такие моменты, как этот! — ответил Чип, не сводивший с неё взгляда большую часть концерта. Сейчас, когда в освещении преобладали яркие и тёплые тона, её волосы и платье искрились золотом, хотя ещё минуту назад, во время песни, пока прожектора не горели, а на экранах кружились снежинки и проплывали льдины, они казались отлитыми из серебра. Этот переход от холодного лунного сияния к тёплому солнцу завораживал сам по себе, а каких только оттенков не приобретали при этом её голубые глаза…
— Ну где же они, где мои «Искры в глазах»? Я уже еле сижу! — Дейл даже поднялся и попрыгал на месте, чтобы наглядно продемонстрировать всю тягость ожидания.
— Смотри не упади, а то у тебя в глазах будут не только искры, но и много чего другого! — раздражённо отреагировал Чип, которого хаотичные телодвижения Дейла отвлекали от музыки и созерцания Гаечки. Кроме того, непредсказуемые и рискованные эскапады большеносого бурундука на самом краю занимаемой «Спасателями» потолочной балки приводили к тому, что всё внимание мышки было сосредоточенно именно на Дейле. В результате Чип, хоть и сам неотрывно следил за старым другом, готовый в любой момент броситься ему на помощь, чувствовал себя обделённым и испытывал холодные уколы ревности. Они, впрочем, тут же таяли, стоило Гайке вновь посмотреть на него, но едва приходила очередь следующей быстрой мелодии, как всё начиналось сначала.
— Ух ты! Ух ты! Ух ты! — заволновался Дейл, когда основные прожектора вновь погасли, а на каждом из экранов появился медленно перемещающийся справа налево белый круг. Зазвучали первые ударные аккорды, и бурундук в белом костюме сорвался с места и чуть не упал, попытавшись одновременно принять три различные боевые стойки сразу. Но Гайка успела ухватить его за полу смокинга и усадить назад. Пока играло вступление, Дейл ещё пару раз попытался вскочить, но мышка цепко держала его за локоть, понимая, что для Дейла будет гораздо безопаснее слушать эту композицию с места. Ведь одно дело — упасть на пол с дивана в гостиной штаба, и совсем другое — рухнуть с балки под потолком в до отказа заполненную скачущими людьми фан-зону. Дейл утихомирился, рассудив, что попрыгать он успеет всегда, а возможность посидеть рядом с держащей его за руку Гаечкой выпадает чересчур редко, чтобы её упускать. Чип же почувствовал необычную смесь торжества по поводу того, что Дейла всё-таки утихомирили, и теперь он не будет отвлекать его от Гаечки, и ревности к тому, что она, как ему показалось, чересчур крепко держит Дейла за руку. Но тут мышка обняла его за плечо, и все негативные эмоции разом его покинули, позволив спокойно и вдумчиво послушать песню. Которая, как он с удивлением обнаружил, нашла такой отклик в его душе, как никакая композиция до этого.
|
Эй, друг, куда путь держим? Никто из нас не вечен Иллюзий вредных я лишён Ведь наша жизнь в том, как умрём
Вот и солнце растопило все огни Среди сотен тысяч мы с тобой одни Долго ждал я, чтоб один из нас сказал Хоть бы чей-то взгляд нас вместе не застал
В неприглядном свете В неприглядном свете |
«Надо же, как интересно…» — подумалось Чипу. Он искоса посмотрел на блаженствующего Дейла, вспоминая все до единого случаи, когда он собирался сказать Гаечке о своих чувствах, но был прерван его появлением. Когда случайным, а когда и не очень…
|
Ну всё, теперь недолго Продержись ещё немного Иллюзий всяких я лишён Вся наша жизнь в том, как умрём
Вот и утро забирает звёзды в плен Изменилось всё — не видно перемен Захотелось вдруг, чтоб кто-нибудь сказал Не падай духом, даже если сам упал
В неприглядном свете В неприглядном свете В неприглядном свете |
«Как будто про меня писали…» — размышлял Чип, вслушиваясь в длинный проигрыш и вглядываясь в мельтешение оранжевых точек и линий на экранах, словно надеясь прочитать в причудливых изломах компьютерной графики ответы на свои вопросы…
«Может, сказать ей? Прямо сейчас?»
«Нет, сейчас она может не услышать меня за песней… Или притворится, что не слышит…»
«Нет, стоп, она не такая! Но, пожалуй, действительно разумнее будет подождать…»
«А на какой ответ я, собственно, рассчитываю?»
|
Вот и утро потушило все огни Изменили все, хоть ты не измени
В неприглядном свете В неприглядном свете…2 |
«Странный вопрос. На положительный, разумеется!..»
«Откуда такая уверенность?»
«Э-м-м, ну-у-у…»
«Вот именно…»
— Как тебе песня, Чип?
«Даже не знаю… Но… но попробовать надо!..»
— Чип?
— А, что? Прости, Гаечка, я что-то… призадумался…
— О! — торжествующе воскликнул Дейл. — А сегодня днём что говорил? «Крики, вопли, шум, думать невозможно!»
— Мало ли, что я там говорил!
— Но ведь говорил!
— Ну и что?!
— Ну и всё!
— Что всё?!
— «Всё» всё!
— Господи, ребята, прекратите сейчас же! — строго сказала Гайка, поочерёдно посмотрев на каждого из тяжело дышащих бурундуков, уже готовых если не к драке, то к обоюдному ору точно.
— Прости, Гаечка, мы это… мы случайно! — тут же извинился Дейл, сменив сердитое выражение лица на заискивающую улыбку.
— Да, Гаечка, извини… — последовал его примеру Чип. — Ты что-то спрашивала…
— Я спрашивала, понравилась ли тебе песня?
— Знаешь… — лидер «Спасателей» опять задумался, просчитывая оптимальную стратегию предстоящего обмена репликами. Как бы потоньше подойти к самому главному вопросу? Как оттолкнуться от песни? Где найти ту зацепку, которая станет трамплином…
|
«Долго ждал я, чтоб один из нас сказал Хоть бы чей-то взгляд нас вместе не застал…» |
«Точно, вот оно! А потом… Там видно будет!»
— Знаешь, Гаечка… — снова начал Чип, но тут в разговор вклинился потерявший терпение Дейл:
— Да, Чип, что ты теперь скажешь про «A-Kha» и их песню к фильму про Дирка Суава? Правда она гениальна?
— Что?! — Чип был настолько поражён, что все заготовленные слова вылетели у него из головы. — Как это?! Ты же говорил, что она называется «Искры в глазах»!
— Нет, Чип, я такого не говорил! — назидательно произнёс Дейл, для пущей строгости подняв вверх указательный палец. — Я говорил, что это заглавная песня из фильма про Дирка Суава «Искры в глазах»! А сама песня называется «В неприглядном свете»!
— Но ведь… как же тогда она может быть заглавной, если называется не так, как фильм?!
— А она и называется, как фильм! Просто фильмы про Суава снимаются в Англии, и песня писалась под название фильма в тамошнем прокате! А в нашем прокате его озаглавили «Искры в глазах», чтобы название не совпадало с каким-то ночным телешоу про политиков. Вот!
— Познавательно… — протянул Чип, которого эти выкладки в исполнении Дейла просто подавили. Во-первых, потому что это были выкладки в исполнении Дейла. А во-вторых, потому что стыдился признаться, что ему пришлась по душе песня из глупого боевика, которая теперь казалась ему совершенно плоской и в чём-то даже пошлой, как и все фильмы про Суава.
— Так как тебе песня, Чип? — повторила свой вопрос Гайка.
— Знаешь, Гаечка, она мне не понравилась!
— Да? — удивилась мышка. — Но ведь ты так внимательно её слушал, я видела…
— Знаешь, ты права. Поначалу я решил, что она ничего, но потом всё стало как-то невыразительно, скупо и вообще… Ну, так себе, в общем! — сказав это, Чип почувствовал себя спокойнее, так как всегда предпочитал признать свою ошибку, чем согласиться с правотой Дейла.
— Понятно… — сказала мышка, снова устремляя взгляд на сцену, где один из участников группы как раз снимал с себя электрогитару, чтобы сесть за вывезенный на сцену специально для следующей песни рояль.
— Зато мне понравилась! Особенно момент про «хоть бы чей-то взгляд нас вместе не застал!» — поспешил перехватить инициативу Дейл и бросил на Чипа красноречивый взгляд.
— Да, это они хорошо придумали! — согласилась изобретательница. Чип мысленно откусил от своей шляпы здоровенный кусок, коря себя за гордыню и глупость, и всю оставшуюся часть концерта просидел мрачный, как грозовая туча.
Первый рабочий день новой недели выдался для команды «Спасателей» весьма и весьма насыщенным. С самого утра Гаечка, забив доверху деталями и инструментами салон «Крыла Спасателей», грузовую сетку и погруженный на ещё не снятые с носовой части самолёта манипуляторы учебный металлический контейнер, отправилась в Малую Центральную больницу, попросив друзей разобрать в её отсутствие учебно-тренировочный комплекс и часть подъёмников. Хотя построенная ею система кранов была очень удобной, ибо позволяла очень быстро доставлять габаритные детали из мастерской на площадку перед ангаром или на землю, к дверям гаража, она получилась громоздкой, непрактичной в использовании и неэстетичной на вид, так как совершенно не вписывалась в геометрию дерева и закрывала собою несколько окон. Понятное дело, в субботу, когда упор делался на скорость и простоту, эти вопросы волновали Гайку меньше всего на свете. Но теперь, когда всё было позади и жизнь продолжилась, можно было подумать и об удобстве и красоте. Проделанный наспех проём в стене мастерской мышка планировала закрыть складывающиеся вверх металлические жалюзи, а весь конгломерат подъёмников заменить тремя телескопическими кранами, которые в сложенном состоянии будут убираться в изгибы коры дерева, а при максимальном выдвижении покроют всё расстояние от мастерской до ангара. И даже чуть дальше, так, про запас.
Одним словом, труд предстоял поистине капитальный, и вся команда, засучив рукава, взялась за дело. Особенно Чип, которому погружение с головой в работу позволяло отвлечься от не дававших покоя мыслей о вчерашнем провале. А поскольку уже сам вид и само присутствие Дейла напоминали ему об этом, он делал всё возможное, чтобы работать на другом участке, в паре с Рокфором, Вжиком или вообще в одиночестве, каждый раз выбирая для себя самый удалённый на данный момент кран. То ли потому, что его подстёгивала злость, то ли потому, что ввиду отсутствия Дейла ему не с кем было пререкаться, но он работал настолько быстро и чётко, что сам удивился, когда оказалось, что всё, о чём их просила изобретательница, уже сделано, а ещё даже время обеда не подошло.
— А мы всё-таки молодцы, а, друзья? Что скажете? — спросил Рокфор, окидывая оценивающим взглядом фронт проделанных работ.
— Да, мы хорошо поработали! — согласился Дейл, утираясь влажным полотенцем. — Гаечка очень обрадуется, когда вернётся!
— Уверен, она обрадуется ещё сильней, если мы перевыполним её поручение! — сказал Чип, которому по-прежнему требовалась отдушина для негативных эмоций. — Как вы на это смотрите?
— Не знаю, Чип, — почесал голову Рокфор, — что-то я чувствую, что в ближайшие часы на все эти краны и болты я без содрогания смотреть не смогу.
— Я тоже! — кивнул Дейл. — Я — за отдых!
— Ну, может… — Чип начал лихорадочно соображать, чем бы ещё таким полезным заняться. — О! Знаю! Давайте сходим в полицейский участок! Вдруг для нас есть работа? Последний раз мы там были…
— В пятницу! — закончил за него Дейл. — Да ну, скукотища! Жара, мухи… Прости, Вжик, я совсем не тебя имел в виду!
— Ну, тогда я сам пойду! — и Чип решительно направился к лестнице в гараж.
— Постой, Чиппер, я с тобой! — воскликнул Рокфор, догоняя его. — Кто знает, вдруг у Спинелли найдётся для меня парочка сырных шариков!
— И я с вами! — пропищал Вжик и полетел за старым товарищем.
— Ладно, идите, я пока музыку послушаю! — крикнул им Дейл.
— Смотри, пол не провали, когда будешь прыгать! — съязвил на прощание Чип, решив, что Дейл по обыкновению будет слушать что-то тяжёлое и громкое. Он ничего не знал про диски «A-Kha», которые его друг, перекопав весь стеллаж со своей музыкальной коллекцией, выудил из самого дальнего и пыльного его угла с твёрдым намерением послушать эти два альбома до конца, сколько бы раскатов грома, молний и взлетающих самолётов там ни было. Ведь их песни так понравились Гаечке, а её выбору Дейл доверял, как своему, и даже чуть больше…
Разумеется, всего этого Чип уже не видел, что, впрочем, было к лучшему. Ему и так было не сладко, и дополнительная информация явилась бы ничем иным, как солью на его душевные раны.
Тем более что подлинные испытания были у него ещё впереди.
Бдение на старом вентиляторе под потолком полицейского участка результатов не дало. Сколько Чип ни вглядывался в лица редких посетителей и ни вслушивался в сбивчивые объяснения, которые они давали разморённым от жары полицейским, ничего заслуживающего внимания команды «Спасателей» он не находил. Никаких пропавших без вести домашних любимцев. Ни одного необъяснимого с человеческой точки зрения ограбления, за которым могли стоять Толстопуз, Капоне или другая банда зверей-преступников, или таинственного, не поддающегося рациональному объяснению происшествия, означавшего бы, что профессор Нимнул снова взялся за старое…
Впрочем, чем больше времени проходило с момента операции в Боттлботтоме3, тем больше «Спасатели» убеждались, что преступной деятельности Нортона Нимнула пришёл конец. Его, как и обещал начальник охраны исследовательского центра, наградили медалью Национальной безопасности, и учёный-изгой в мгновение ока превратился в героя национального масштаба. У него брали многочисленные интервью, приглашали на телешоу, включили в состав жюри Национальной технической олимпиады среди школьников и студентов и предложили должность профессора в Принстонском университете. И Нимнул, окончательно убедившийся в том, что для всеобщего признания совершенно необязательно порабощать мир, стал пожинать плоды спокойной и мирной славы.
Так это, во всяком случае, выглядело со стороны. В принципе, Чип был не против такого поворота событий, ведь это означало бы, что им удалось раз и навсегда избавить мир от происков очередного злого гения. Но он также чувствовал, что теперь ему чего-то не хватает. Всё-таки почти все их схватки с профессором были настоящим испытанием, а таинственные происшествия, с которых обычно всё начиналось, — подлинным вызовом его интеллекту и чутью детектива. Чипу и так нечасто выпадала возможность почувствовать себя Шерлоком Джонсом, а теперь, похоже, это и вовсе станет редкостью…
В целом очередное дежурство прошло скучно, если не считать недурственной перепалки между Спинелли и кем-то из отдела материального обеспечения по поводу кондиционера, в ходе которой сержант использовал такие заковыристые конструкции, что Чип, Рокфор и Вжик катались со смеху по всей площади вентилятора. А когда Спинелли, бросив трубку, открыл припасённый пакет с сырными шариками, австралиец тут же бросился за ними, внеся разнообразие как в дежурство «Спасателей», так и в работу всего отдела.
— Ну что, Чип, похоже, день сегодня не сырный! — заметил Рокки, когда они поднимались на крышу к проверенным временем катапультам.
— Да, Рокки, похоже на то… — вздохнул бурундук. — Хотя, может, оно и к лучшему? Ведь это означает, что наша работа не пропадает даром, и преступлений действительно становится меньше!
— Хотелось бы верить! — кивнул его собеседник, занимая место в своём личном, специально отрегулированном под его вес мышеметателе. Чип забрался на один из обычных. Вжик запустил жёлудь с силой, необходимой для активации двух катапульт, и трое друзей отправились в очередной из своих бесчисленных полётов по маршруту «Полицейский участок — штаб „Спасателей“».
И первым, что они увидели по приземлении на площадку перед ангаром, было «Крыло».
«Гаечка уже вернулась… — сообразил Чип. — И наверняка сидит в мастерской… Похоже, это шанс. Надо пойти к ней сейчас, пока она не улетела снова, а Дейл скачет в наушниках по гостиной, забыв обо всём на свете… Да, это он! Момент истины!»
Оставив Рокфора и Вжика на кухне готовить обед, лидер «Спасателей» пошёл наверх. «Только бы получилось, только бы всё получилось… — повторял он про себя. — Надо только незаметно прошмыгнуть на лестницу на верхний этаж, чтобы Дейл не заметил, и тогда…»
«Стоп!»
Чип остановился и прислушался. Обычно, когда Дейл слушал музыку, крики и топот были слышны даже снаружи. Но сейчас было тихо. Неестественно, подозрительно тихо.
Ступая осторожно, чтобы не скрипнула ни одна половица, Чип приблизился к двери в гостиную и выглянул из-за угла. Комната была пуста. Лазерный проигрыватель был выключен, и тонкий чёрный провод тянулся от него через всю комнату к дивану, на котором лежали небрежно брошенные наушники.
Бурундук почувствовал, как по его спине стекает струйка холодного пота, а в животе закручивается тугой узел дурного предчувствия. Что-то здесь не так. Слишком мало было в этом мире вещей, способных отвлечь Дейла от прослушивания его любимых дисков. Одна из них — голод — отпадала, так как на кухне его не было…
«Может, он в нашей комнате?»
«Конечно! Просто читает очередной выпуск журнала с комиксами, ничего вокруг не видя и не слыша!»
Чип пошёл вниз в их с Дейлом комнату. Но и там было пусто.
Вторая причина тоже отпала.
«Может, он пошёл погулять?»
«Разумеется! За время нашего отсутствия он дослушал свою музыку и пошёл проветриться после бешеных скачек по штабу! Всё очень просто!»
Он вернулся наверх и пошёл к входным дверям, чтобы проверить, не сидит ли Дейл на крыльце или одной из ближайших веток. При этом он шёл настолько стремительно, подгоняемый желанием поскорее покончить с этой «загадкой», что едва не упал, споткнувшись о всё тот же провод от наушников…
Чип остановился как вкопанный, его нервы натянулись, как струны. Или как этот злосчастный тянущийся поперёк прохода провод от сконструированных Гайкой для Дейла наушников.
Гайкой. Для Дейла.
«А вдруг причина в этом?!»
Он посмотрел наверх, на скрытые площадкой верхнего этажа двери мастерской, откуда тоже не доносилось ни одного привычного звука. Ни стука молотка, ни шипения сварочного аппарата, ни грохота передвигаемых ящиков с деталями…
«А если Дейл опередил меня?! Если как раз сейчас он произносит те слова, что собирался сказать ей я?»
|
«Долго ждал я, чтоб один из нас сказал Хоть бы чей-то взгляд нас вместе не застал…» |
«А если Дейл дождался?!»
«Так вот оно что… Вот в чём был смысл!..»
«— Ладно, идите, я пока музыку послушаю!
— Смотри, пол не провали, когда будешь прыгать!..»
«Каким же надо было быть дураком, чтобы клюнуть на этот трюк?!»
Разумеется, Дейл остался в штабе не потому, что хотел послушать музыку. Он хотел дождаться возвращения Гаечки из Малой Центральной больницы…
Не разбирая дороги, Чип бросился на верхний этаж. Пока он вприпрыжку нёсся по лестнице и бежал к дверям мастерской, он успел раз десять пережить одну и ту же сцену. Вот он рывком распахивает дверь и видит их в объятиях друг друга. Ещё какое-то время они продолжают целоваться, не обращая внимания ни на что и ни на кого, но вот Дейл краем глаза замечает его и замирает. «Что случилось, любимый?» — спрашивает его Гайка, открывая глаза. Потом поворачивает голову, чтобы проследить за взглядом своего суженого, и, увидев в дверях его, заливается краской. «Понимаешь, Чип…» — неуверенно начинает Дейл, а мышка продолжает: «Мы давно хотели сказать тебе…» «Мы с Гаечкой…» — снова говорит Дейл, потом опять Гайка: «Пойми, Чип, ты очень хороший, симпатичный, но…» Они оба замолкают, обмениваются красноречивыми взглядами и, собравшись с духом, хором говорят: «Мы любим друг друга!» И ему ничего не остаётся, как зареветь раненым медведем и броситься вон из мастерской, из штаба и из городского парка, окончательно удостоверившись в том, что его дальнейшая жизнь потеряла всякий смысл…
Но мастерская тоже была пуста.
Тяжело дышащий после очень быстрого и очень нервного бега Чип ещё пару минут постоял на пороге пустого помещения, после чего помотал головой и зажмурился, пытаясь прогнать мельтешащие перед глазами разноцветные пятна. Что ни говорите, а так и до сумасшествия недалеко…
Теперь, правда, на повестке дня возник ещё один вопрос.
«Где Гайка?»
«Крыло» стоит в ангаре, это неоспоримый факт. Значит, мышка уже вернулась из МЦБ. Но куда могла пойти после этого? В мастерской её нет. И на нижнем этаже нет. И в гостиной тоже нет…
А как насчёт её комнаты?
А что она там может делать такого, чего не может делать в мастерской?..
«Да это же э-ле-мен-тар-но!»
Что можно делать в своей комнате после целого месяца безвылазной работы в мастерской, сумасшедшей субботы, посвящённого поискам и перешиванию платья воскресенья и сегодняшнего многочасового труда на благо Малой Центральной больницы?
Отдыхать.
Теперь отсутствие Дейла было очень легко объяснить. Гаечка попросила его не шуметь, и он пошёл прыгать и кувыркаться где-то в другом месте. Например, к фонтану. А может, отправился в магазин за новыми комиксами. Да мало ли что может придумать Дейл!..
Уж никак не меньше, чем умудрился нафантазировать он сам.
«Недаром говорят, что понедельник — день тяжёлый… Голова совсем не варит. Точнее, варит, но что-то не то… Кстати, о варке. Надо пообедать. И успокоиться. А то я какой-то чересчур голодный и нервный стал в последнее время…»
И Чип направился на кухню, стараясь ступать как можно тише, чтобы не потревожить сон прекрасной мышки. Слава богу, хоть с ней всё выяснилось. Разумеется, чтобы окончательно развеять все сомнения, надо было заглянуть к ней, но ему и так было слишком стыдно за то, что он вообразил себе по дороге в мастерскую, чтобы теперь ломиться к Гаечке в комнату. Осталось дождаться возвращения Дейла, и всё снова придёт в норму…
— Дейл не возвращался? — спросил Чип, заходя на кухню. Лишь вдохнув изумительный аромат запечённых в сыре желудёвых отбивных, он понял, насколько сильно проголодался, и сел за стол, потирая руки и облизываясь.
— Нет, их ещё не было, — ответил Рокки.
— Кого «их»? — не понял Чип.
— Дейла и Гайки. Они взяли рейнджермобиль и поехали в магазин игрушек Мо за батарейками для «Крыла» и новыми присосками для гиротанка.
— Как ты догадался? — спросил поражённый Чип. Он, оббегавший весь штаб снизу доверху, не зашёл ничего, что позволило бы сделать такой вывод, и не понимал, как это удалось не выходившему из кухни Рокфору.
— Телепатия, мой мальчик! — подмигнул австралиец опешившему бурундуку. — Видишь эту большую металлическую миску на столе? Я заглянул в неё, прочёл нужные заклинания, и вуа-ля — мне открылась истина!
— Да ну, не может быть…
— Не веришь? Мне? После всего того, что случилось в субботу? — австралиец нахмурился.
— Э-э-э… Ну-у-у…
Некоторое время Рокки продолжал хмуриться, глядя на Чипа, пытающегося сформулировать внятный ответ, но в итоге не выдержал и рассмеялся.
— И правильно делаешь, что не веришь! Разумеется, никаких заклинаний мне произносить не пришлось, так как я и без них прекрасно умею читать. Там лежала записка. Вот, посмотри!
Рокки выудил из кармана фартука сложенный вчетверо листик и бросил его Чипу. Развернув записку, бурундук прочёл следующее:
«Мы с Дейлом взяли рейнджермобиль и поехали в магазин игрушек Мо за батарейками для „Крыла“ и новыми присосками для гиротанка. Скоро будем.
Гайка»
«Это всё хорошо, конечно, но почему они оставили записку на кухне, а не в гостиной?»
Потому что знали, что они с Рокфором пошли в полицейский участок, а значит, вернутся через ангар. И положили записку прямо у них перед носом. Но он слишком спешил наверх, чтобы обращать внимание на такие мелочи, как оставленные друзьями записки.
«Опять всё просто, как дважды два… Теряю форму… Придётся перечитать что-нибудь из Говарда Баскервиля, это всегда помогает. Да, точно, так и сделаю!» — решил Чип, откладывая записку в сторону и принимаясь за еду. Отбивные у Рокки получились изумительные и просто таяли во рту, а в сочетании с густым сливовым киселём создавали такую непередаваемую вкусовую гамму, что Чип моментально забыл обо всех переживаниях. Да и вообще, что могло быть предосудительного в совместной поездке Гаечки и Дейла за деталями? Наоборот, всё совершенно естественно. Не самой же ей всё это снимать с полок и грузить на рейнджермобиль, правда ведь?
Расправившись со своей порцией, Чип поблагодарил Рокки и пошёл в свою комнату. Переступив через вываленные Дейлом из стеллажа диски и в очередной раз убедившись, что в вопросах чистоты и порядка его друг абсолютно безнадёжен, он подошёл к своему книжному шкафу. После некоторых раздумий лидер «Спасателей» остановил свой выбор на тёмно-синем томике «Возвращения Шерлока Джонса» и, устроившись поудобнее на кровати, погрузился в мир викторианской Англии с её старинными особняками, мрачными тайнами, нерасторопными полицейскими и гениальным маэстро частного сыска Шерлоком Джонсом с его верным соратником доктором Блотсоном.
Именно этот сборник рассказов всегда мог вывести его из любой депрессии, разогнать самые мрачные мысли. И хотя Чип знал эти истории практически наизусть, он каждый раз читал их с огромным интересом, переживая такие же яркие эмоции, как во время своего первого с ними знакомства. Он также громко смеялся, читая «Полный дом» и воочию представляя себе выражение лица бедолаги Блотсона, когда он увидел перед собой восставшего из мёртвых старого товарища. И так же до последнего момента переживал, что многоопытный наёмный убийца не клюнет на выставленный в окно манекен и уйдёт, так и не сделав роковой для себя выстрел и не дав полицейским повода арестовать себя. Потом приходил черёд истории о наладчике из Шервуда, когда только проницательность Джонса помогла спасти невиновного юношу, мастерски подставленного своим деловым партнёром. А уж «Танцующие солдатики» — это был просто шедевр. Как же Чип мечтал когда-нибудь столкнуться с таким же кодом, на первый взгляд безобидным и бессмысленным, но на самом деле скрывающим изощрённое злодеяние…
Бурундук закрыл глаза, давая волю воображению, но тут же глубоко вздохнул. Мечты, мечты… С одной стороны, ему грех было жаловаться на неинтересную жизнь, ведь не далее как позавчера он и его команда спасли целый пассажирский самолёт. Но, с другой стороны, его личный вклад в общее дело ограничивался установкой четырёх дуг, а львиную долю работы проделала Гайка. И даже вся прелесть поисков нужных деталей по всему городу на обширных складах была сведена на нет её исчерпывающими указаниями. Настолько исчерпывающими, что места для тайн, загадок и неожиданных открытий просто не было…
Ещё раз вздохнув, Чип продолжил чтение. И почти сразу же грусть его покинула, так как следующий рассказ, «Одинокая наездница», был ярким примером того, что на самом деле мрачные тайны подстерегают нас повсюду, скрываясь за самыми на первый взгляд рутинными событиями. Казалось бы, какую опасность может таить в себе обычная воскресная поездка юной учительницы пения по людной дороге от дома до железнодорожной станции? Как показали дальнейшие события — всё, что угодно. Вплоть до её похищения с целью насильно выдать замуж за беспринципного и жестокого богача…
В дальнем уголке сознания Чипа коротко звякнул тревожный звоночек. Слабо-слабо, практически незаметно, но всё вокруг моментально стало выглядеть несколько иначе. И меблировка комнаты стала как-то мрачнее, а тени в углах — гуще…
«Конечно, тени будут гуще! Солнце постепенно уходит на другую сторону дерева, вот тени и густеют, и вообще темнее становится! Так, надо передохнуть! Много детективных историй подряд тоже вредно!»
С этой мыслью Чип встал и с томиком подмышкой пошёл на кухню налить себе чашку освежающего киселя, по дороге заглянув на верхнюю полку кровати. Не то чтобы он считал, что Дейл способен незаметно войти в комнату и забраться туда, когда он сам лежит тут же, на нижней, пусть и погрузившись в чтение. Просто решил удостовериться наверняка. Разумеется, Дейла там не оказалось, а вот Рокфор, наоборот, был на кухне, словно и не уходил никуда и нарезал зелёный лук для салата.
— Они приехали? — спросил Чип, доставая из холодильника кувшин с киселём как раз такой температуры, которая больше всего подходит к знойному летнему вечеру.
— Ещё нет, — ответил австралиец.
— Вот как… Интересно, что могло их задержать?
— Мало ли что, ты же знаешь Гаечку! Стоит ей увидеть какую-нибудь техническую новинку, и её уже за уши не оттащить!
— Это да, — согласился Чип, вспомнив прошлый месяц. — Ладно, если что, я буду в гостиной!
Бурундук допил кисель и пошёл наверх, где освещение было получше. Сев за столик у окна, он включил маленький светильник над головой и вернулся в мир книги. «Случай в пансионате», «Чёрный Джек», «Второе рождение Мольбертона», «Три Наполеона», «Шесть студентов»… Он буквально глотал рассказы, листая страницы всё быстрее и быстрее, явственно ощущая при этом, как чувство непонятной тревоги, от которого он пытался спастись таким своеобразным бегством, всё же настигает его…
«Пенсне в серебряной оправе». Близорукая женщина проникла в дом к бывшему мужу, чтобы выкрасть свой украденный ранее её мужем дневник, который мог многое рассказать о его прошлом и помочь вызволить невинного человека с каторги. Но, на беду, её застал некстати проснувшийся секретарь, и она в пылу борьбы ударила его по голове первым, что попалось ей под руку, — тяжёлым пресс-папье. Секретарь упал замертво, шум перебудил весь дом, а её пенсне, без которого она в силу близорукости была как без рук, упало на пол и куда-то укатилось. И вот она вслепую идёт по дому, но из двух одинаковых коридоров выбирает не тот, который ведёт к выходу, а тот, который ведёт внутрь дома, прямо в спальню её бывшего мужа…
Прозвенел второй звоночек, уже чуть громче, чем предыдущий.
«И что это должно значить? — спросил самого себя Чип. — Ну, ошиблась коридором, не разглядела дорогу, свернула не туда…»
«Может, и я не туда свернул?»
«В смысле „не туда“? Это куда?»
Но мысль ускользала. Она была там, она практически оформилась, но ухватить её за нитку и размотать, как клубок тайн, Чипу никак не удавалось.
«Да ну, глупости… — решил он, возвращаясь к чтению. — Подумаешь, фантазия на нервной почве разыгралась…»
— Чип, малыш!
— Да, Рокки?
— Их всё ещё нет, и я подумал…
— Как нет?! — вскочил Чип и посмотрел на часы, цифры на которых были едва различимы в свете оранжевых лучей погружающегося в океан закатного солнца. — Уже вечер, а они до сих пор не вернулись?! Это…
— Да, Чип, знаю, я поэтому и…
— Срочно на поиски! — крикнул Чип и бросился к ведущей на нижний этаж лестнице, но Рокфор остановил его, задав один простой, но от того ничуть не менее закономерный и важный вопрос.
— На чём?
Чип так и замер на верхней ступеньке в той позе, в которой его застали слова австралийца.
«Действительно, на чём?»
— «Крыло»… — сказал он.
— Батарейки, — ответил Рокфор.
— Рейнджермобиль…
— У них.
— Гиротанк…
— Присоски и фен.
Присоски были использованы при постройке ДУГИ. А снятый с крепления на дереве фен, входивший в состав учебно-тренировочного комплекса, так и лежал в углу гаража, дожидаясь установки назад на боевую машину. Дожидаясь Гайки.
— Самолёт…
— Не-а, — ответил австралиец, имея в виду приземление на крышу «Айс-Доума». Хотя Гайка сделала всё возможное, чтобы посадить «Крыло Спасателей» с прицепленным к нему самолётом как можно более мягко и надёжно, без пары мелких казусов с центровкой и креном не обошлось. В результате в данный момент у самолёта функционировало лишь одно крыло, посему летать на нём можно было исключительно кругами.
— Но… но тогда… пешком! И на крыльях! — он кивнул на нервно выписывающего восьмёрки Вжика. — «Спасатели», вперёд!
— Вперёд… — отозвались австралийская мышь и муха, и ещё никогда боевой клич команды «Спасателей» не звучал так уныло.
Когда троица вернулась в штаб, часы в гостиной как раз пропищали полночь. Вжик сказал, что ещё раз облетит парк, а Чип и Рокки, молча кивнув, пошли на кухню, где сели за стол и стали молча разглядывать оставленную друзьями записку, как будто это могло хоть что-то дать. Но делать они всё равно больше ничего не могли. Они устали, измучились и отчаялись.
За эти несколько часов они побывали везде. Дважды прошли по маршруту от городского парка до магазина игрушек, опрашивая всех встречных грызунов и птиц. Показывали фотографии друзей, описывали рейнджермобиль, подробно расспрашивали и проверяли каждую мелочь. Всё было напрасно. Да, светловолосую мышку в синем комбинезоне и красноносого бурундука в гавайке видели у магазина Мо. Но это было ещё днём, а потом они будто растворились в воздухе вместе с рейнджермобилем и взятыми из магазина деталями. И хотя очень многие запомнили диковинную машину на вентиляторной тяге, точно сказать, когда это было и куда она ехала, не мог никто. Тогда друзья отправились в Малую Центральную больницу, решив, что посещение магазина игрушек могло натолкнуть Гайку на идею нового медицинского прибора. Другие причины, по которым они могли оказаться там, «Спасателям» рассматривать не хотелось…
Но в МЦБ им сказали, что прибывшая сюда утром и поразившая всех своими изобретениями гениальная мышка как улетела на своём самолёте, так больше не возвращалась ни в качестве мастера-техника, ни в качестве пациента, ни в каком другом. Это, конечно, радовало, поскольку оставляло надежду, что с ними всё в порядке, и что они с Дейлом просто наткнулись на интересное дело, тем более, что именно в магазине Мо «Спасатели» в своё время напали на след похищенных бандой Капоне радиоуправляемых кораблей4. Но, если разобраться, это было очень слабым утешением. Слишком уж много чего могло случиться с бурундуком и мышкой на оживлённых улицах мегаполиса…
— Ужинать будешь, Чиппер? — спросил Рокфор, беря с кухонного стола одну из накрытых пластмассовой крышкой тарелок и ставя её перед бурундуком. — Я всё с вечера приготовил, даже по порциям разложил. Могу подогреть, если остыло…
— Что?! — закричал Чип, которому эти простые слова и действия сорвали все клапаны разом. — Как ты можешь в такой момент думать о еде?! Ты что, забыл?!!
— Это ты, похоже, забыл, с кем разговариваешь! — взревел австралиец так громко и мощно, что Чип в первую секунду решил, что поток воздуха вынесет его вон из штаба. — Забыл, что Дейл тоже мой друг?! Забыл, что Гаечка мне как дочка?! Забыл?!!
— Нет, Рокки, не забыл… Прости, я погорячился…
Остыв столь же стремительно, как перед этим впал в ярость, австралиец примирительно произнёс:
— Ничего, Чип, я всё понимаю. Я сам, как видишь, на пределе.
— Да, ты прав. Нам надо успокоиться и подумать. Подумать…
— Правда, Чип, поешь. Ночью мы всё равно уже ничего не сделаем, тем более без техники… Разве что Вжик ещё что-то обнаружит…
— Да-да, конечно… Но знаешь, — Чип посмотрел на тарелку перед собой, сквозь запотевшую крышку которой виднелось что-то очень аппетитное, — сейчас я, пожалуй, не смогу ничего съесть…
— Понимаю, — кивнул австралиец. Он убрал тарелку со стола и поставил обратно поверх второй такой же. — Я, пожалуй, тоже…
— Ладно, я… я буду наверху, в гостиной… Позовёшь, когда… когда вернётся Вжик, хорошо?
— Конечно.
— Тогда… тогда до новостей, — Чип махнул рукой и поплёлся вверх по лестнице, снедаемый самыми мрачными предчувствиями. «Только бы с ними было всё в порядке… — повторял он про себя. — Только бы они вернулись… Только бы увидеть их ещё раз…»
В гостиной он занял любимое кресло и несколько минут неподвижно сидел с закрытыми глазами, снова и снова мысленно проходя маршрут от штаба до магазина игрушек Мо. После, ещё раз убедившись, что вариантов слишком много, взял в руки оставленный ранее на столе томик рассказов о Шерлоке Джонсе и вгляделся в вытисненный на обложке профиль великого сыщика. Уж кто-кто, а он умел перебрать все варианты и выбрать из них единственно верный. Что в истории про пенсне, что в следующей, озаглавленной «Пропавший крикетист». Это был один из самых интересных рассказов в этом сборнике, и Чип настолько хорошо его помнил, что ему даже не требовалось открывать книгу, так как текст сам возник у него перед глазами.
Это была история о том, как накануне важного матча пропал ключевой игрок университетской команды. Всё указывало на происки соперников, но Шерлок Джонс сразу понял, что всё гораздо сложнее. Или, наоборот, проще, это уж как посмотреть. Это не было похищение или убийство, это вообще не было преступлением как таковым. Просто парень узнал, что отчим его возлюбленной собирается через три дня выдать её за его однокурсника — заносчивого отпрыска очень знатного и богатого рода. Поэтому он, оставив для отвода глаз у хозяина отеля записку о том, что ему срочно надо получить посылку из дома, сбежал, дабы тайно обвенчаться с любимой и тем самым расстроить гнусные планы…
Третий звонок. Громкий, как звон церковных колоколов.
Или свадебных колокольчиков.
Книга выскользнула из рук Чипа и упала на пол с громким стуком. Но бурундук его не услышал. Сейчас он находился слишком далеко отсюда, чтобы его услышать…
— Зато мне понравилась! Особенно момент про «хоть бы чей-то взгляд нас вместе не застал!»
— Да, это они хорошо придумали!
«Нет…»
«Не может быть…»
— Ладно, идите, я пока музыку послушаю!
Когда эта догадка посетила его в первый раз, он бросился в мастерскую. Но там их не оказалось, и он успокоился.
Но мастерская изначально была тут ни при чём.
«Это не тот коридор. Ты не там ищешь…»
«Мы с Дейлом взяли рейнджермобиль и поехали в магазин игрушек Мо за батарейками для „Крыла“ и новыми присосками для гиротанка. Скоро будем.
Гайка»
Записка для отвода глаз, чтобы они не бросились искать их сразу. Чтобы он не бросился искать их сразу. А потом, когда бросится, побежал не в тот коридор, дав им таким образом время. Время для…
«Нет! Не может этого быть!»
Но это было. Одно звено цеплялось к другому, и все вместе они создавали одну длинную цепочку фактов и следствий, слишком логичную, чтобы её игнорировать…
Чип плохо соображал, что происходит, и что он сам делает. Его сознание было полностью подчинено одному единственному инстинкту, а тело действовало само по себе.
«Я должен найти их, во что бы то ни стало!»
Схватиться за подлокотники кресла и, оттолкнувшись что было силы, преодолеть одним махом половину расстояния, отделявшего его от входной двери.
«Должен найти их сам, сейчас же, без Рокфора и Вжика!»
Сгруппироваться и прыгнуть вперёд, ещё в воздухе выбрасывая руку в направлении дверной ручки.
«Обыскать всё ещё раз! Парк, магазин игрушек, больницу — всё!»
Приземлиться на сложенные из косточек домино ступеньки и схватиться за ручку, чтобы не упасть на спину.
«Только бы они нашлись… Только бы всё это оказалось глупой фантазией…»
Рвануть дверь на себя.
«…потому что в противном случае будет лучше…»
— Ого, Чип, вот это сервис… Спасибо… — слабым голосом произнёс Дейл, еле ворочая высунутым языком. Он с видимым трудом перенёс через порог полусогнутые от полного изнеможения ноги и проследовал мимо остолбеневшего Чипа, даже не взглянув на него слипающимися и готовыми в любую секунду закрыться глазами.
— Привет, Чип… — поздоровалась вошедшая следом Гайка. Она хоть и выглядела свежее, но несомненно пребывала в точно таком же состоянии, что и Дейл.
— Добрый вечер… — сипло ответил Чип, захлопывая дверь обратно. — А… где… что…
— Гаечка! Дорогая! Дейл! Малыш! — закричал Рокфор, влетая в гостиную в сопровождении Вжика, который вернулся в штаб через кухню, чтобы как можно быстрее сообщить друзьям хорошие новости. — Вы вернулись! Вы живы! Вы… Что с вами?! Да на вас лиц нет! Что произошло?! На вас кто-то напал?!
— Нет… — мотнул головой Дейл, которому и так было нелегко говорить, а сейчас, когда его изо всех сил прижал к себе Рокфор, он сам не понимал, как ещё сохраняет способность издавать хоть какие-то звуки.
— Нет, Рокки, всё в порядке, честно, — ответила Гайка. — Просто больше всего на свете я сейчас хочу съесть десять порций твоей сырной похлёбки и где-то с неделю поспать…
— Разумеется, дорогие мои, разумеется! — Рокки взял их за плечи и повёл в направлении кухни. — Ужин давно готов, только вас двоих и дожидается!
— Нет, Рокки, извини, — пробормотал враз побледневший Дейл, — но, что касается еды, я сейчас пас… А вот выспаться — это да, это надо… это хоть сейчас…
— Как скажешь, мой мальчик! Как тебе будет лучше, так и сделаем! — заверил бурундука австралиец, и они вместе с Гайкой и Вжиком вышли из гостиной, оставив Чипа, сбитого с толку столь стремительным развитием событий, стоять у дверей в полном душевном смятении. Его голова просто раскалывалась от переполнявшего её хаотичного нагромождения мыслей, и он сел прямо на ступеньки, закрыв лицо шляпой, чтобы отрешиться от всего и попытаться заново проанализировать ситуацию. Но получалось у него это из рук вон плохо, поскольку всё в итоге упиралось в вопросы: «где они были?» и «что делали?». Разумеется, в детективных книжках можно вычитать уйму возможных объяснений, но дать однозначный ответ на этот вопрос могли только они, Гайка и Дейл.
Значит, с них и начнём.
Спустившись на кухню, Чип застал там картину поистине идиллическую. Гаечка быстро и жадно ела, а Рокфор сидел напротив, положив голову на ладони и не сводя с неё влажных то ли от лука, то ли от чего-то другого глаз.
— Гаечка, может, добавочки? — спросил он таким мягким голосом, какого Чип доселе в его исполнении не слышал.
— Угум… — кивнула изобретательница, и великан так быстро встал из-за стола, принёс вторую порцию и сел обратно, как будто помолодел лет на десять и похудел на пяток драхм5.
— Эхем-эхем! — откашлялся Чип, чтобы привлечь к себе хоть каплю внимания. — Гаечка, я конечно, понимаю…
— Все вопросы — потом! — резко ответил Рокфор, и эта резкость так контрастировала с тоном его предыдущей реплики, что бурундуку показалось, что австралиец на него наорал.
— Нем-нем… — замотала головой Гайка, а когда дожевала, добавила: — Всё в порядке, Рокки, я…
— Должна отдохнуть! — положил руку ей на плечо силач. — Это что-то срочное?
— Вообще-то ничего такого, что требовало бы нашего вмешательства…
— Ну, вот и хорошо! Значит, это спокойно может подождать до завтра…
— До завтра?! — спросила мышка с неприкрытым испугом. — Нет-нет, никаких «завтра»! Я сейчас же всё расскажу…
— Гаечка, пожалуйста, успокойся. Всё хорошо. Вы с Дейлом дома, и это главное! — заверил её Рокфор, после чего повернулся к Чипу:
— Ты что, Чип, не видишь?! Она же на пределе! Не надо её нервировать! Ей необходим покой!
— Нет-нет, я в форме… че-эээ-стно… — снова попыталась возразить Гайка. Но теперь, после плотного ужина, сонливость начала одолевать её с новой силой, и она широко зевнула, что лишний раз убедило Рокки в необходимости закрыть на сегодня эту тему. Он так красноречиво посмотрел на Чипа, как если бы это он довёл мышку до такого состояния, и бурундук, кивнув, пошёл в спальню. «Может, хоть из Дейла удастся что-то вытрясти…» — предположил он, но и на этом фронте его ждало разочарование, так как его друг спал мёртвым сном, развалившись на верхней полке прямо в одежде.
«Что ж, подождём до утра…» — смирился с неизбежностью лидер «Спасателей», переодеваясь в пижаму и ночной колпак и укладываясь спать. Однако сон, несмотря на все перипетии сегодняшнего дня, не шёл, и Чип долго ворочался под одеялом, вновь и вновь возвращаясь к выстроенной им логической цепочке.
«Вдруг это всё правда? Ведь всё сходится. Песня, записка, тайное венчание…»
«Да ну, чушь, не может этого быть…»
«Что это? Самовнушение? Или самообман?..»
«Какой ещё обман? Да что я, в самом деле?..»
«Впрочем, это совсем не тот случай, когда неведение — это блаженство…»
«Да узнаю я всё! Завтра! Прямо с утра подойду к Гайке и спрошу!»
«Но можно ли будет доверять полученному таким способом ответу — вот в чём вопрос…»
«Разумеется! Она никогда меня не обманывала!..»
«Можно подумать, я её когда-нибудь напрямую о чём-то таком спрашивал…»
В ту ночь Чипу так и не удалось толком поспать.
Проснулся Чип в одиннадцать часов дня совершенно разбитым. Он точно не знал, в котором часу у него всё-таки получилось более-менее успокоиться и забыться, но даже во время сна накопившиеся за день вопросы продолжали звучать у него в голове, читаемые вслух какими-то неописуемыми химерами, будто сошедшими с обложки очередного альбома «Железных Гусей». Одним словом, кошмар. Из тех, которых у него не было довольно давно, и по сравнению с которыми падающий сундук6 казался очередной дружеской шуткой Дейла…
«Интересно, где он на этот раз? И где Гайка?»
Впервые за очень долгое время Чип после пробуждения первым делом пошёл не на кухню и не в ванную, а наверх. В гостиной никого не было. Зато с третьего этажа, из мастерской, доносился стук работающих механизмов, который сейчас показался Чипу мелодичнее всех песен группы «A-Kha» вместе взятых. Гаечка там. Значит, можно попробовать…
Оставалось лишь как-то пробиться сквозь царивший в мастерской невыносимый шум. Настолько громкий, что он должен был быть слышен за сотни футов, если вообще не за мили. Но он даже Чипа не разбудил, и причиной тому было рельефное звукопоглощающее покрытие, которым были обиты стены и пол мастерской и которое не позволяло грохоту распространиться за её пределы. Но в самой мастерской тише от этого не становилось.
— Гайка! — закричал Чип так громко, как только мог, но изобретательница, увлечённо колотившая молотком по изогнутой металлической трубке, его не слышала, так как, спасаясь от шума, надела один из использовавшихся во время ремонта «боинга» звукоизолирующих шлемов. Единственным известным Чипу средством дистанционного воздействия на обладателя такого шлема был альпинистский карабин, но, даже если бы он или что-то похожее было у него сейчас под рукой, применять это лидер «Спасателей» по понятным причинам не стал бы. Всё-таки нынешняя ситуация не требовала столь радикальных мер. И потом, Гаечка не Дейл…
Но на этот раз Чипу повезло. Закончив загибать трубку, мышка потянулась за следующим инструментом и увидела его, после чего тут же выключила громыхающий агрегат и сняла шлем.
«Как тогда… — подумал бурундук, глядя на разлившийся по её плечам золотой водопад. — Прошло уже столько времени, а кажется, что это было только вчера. Или только что, как вот сейчас…»
— Доброе утро, соня!
Задорное приветствие изобретательницы вернуло Чипа на землю. Он подобрался и, стараясь говорить как можно более непринуждённым тоном, ответил:
— Доброе утро, Гаечка! Вообще-то, я уже давно… В смысле, я просто…
— Забыл переодеться? — Гайка хихикнула, и бурундук вспомнил, что в спешке забыл сменить ночную сорочку на повседневную одежду.
— Ну-у, я это… — поняв, что разоблачён, Чип решил сменить тему. — Кстати, а где остальные?
— Отправились за рейнджермобилем.
— Отправились… а… — бурундук замолчал, только сейчас осознав, что вчера вечером он не слышал звука вентилятора подъезжающей машины. Но тогда он был слишком огорошен внезапным появлением друзей, чтобы обратить на это внимание.
«Интересно, где они его оставили? Почему? Зачем?»
Слишком много вопросов.
Пора было начинать получать на них ответы…
Видя, что Чип о чём-то задумался, Гайка, дабы не терять времени понапрасну, вернулась к работе, периодически поглядывая на бурундука, готовая в любой момент продолжить прерванный разговор. Но тот воспринял её действия иначе.
«Она не хочет развивать эту тему… Намекает, что занята, и что я ей мешаю…»
— Чип, ты что-то хотел? — спросила мышка, видя, что её друг развернулся и собрался уходить.
— Вообще-то, да! Я хотел… — сказал бурундук, оборачиваясь, но даже сейчас, после её вопроса, никак не мог задать вертевшийся у него на языке свой. Что-то мешало, что-то давило…
Мастерская.
Слишком много нервных клеток он сжёг вчера на её пороге. И хотя его опасения не подтвердились, уставленное механизмами и увешанное инструментами помещение всё ещё угнетало его.
А ещё ему отчего-то казалось, что в мастерской, где Гаечка чувствовала себя в своей стихии, ей будет легче если не соврать ему, то уклониться от ответа под каким-нибудь благовидным предлогом уж точно. Или скрыть замешательство под маской внезапно возникшей необходимости что-то срочно довинтить, например…
Этот разговор надо было вести не здесь. Выражаясь хоккейным языком, её надо было пригласить на нейтрально поле…
«Как интересно… — внезапно подумалось ему. — Я готовлюсь к разговору с ней, как к какой-то очередной схватке с Толстопузом…» Но он даже не успел толком устыдиться этой мысли, как она тут же оказалась погребена под целым ворохом других, более, так сказать, практических.
«Где лучше всего поговорить с ней? Может, в гостиной? Или на кухне? Или вообще на улице?..»
«Дейл, какой же ты заботливый!.. Ребята! Мы все едем на пикник!»7
Давний эпизод всплыл неожиданно, но оказался как нельзя кстати. Мысль была действительно отличной, тем более что погода стояла просто превосходная, он до сих пор не завтракал и вообще уже очень давно не был с Гаечкой на пикнике. А наедине и подавно… Кроме того, будет только логично воспользоваться идеей Дейла после того, как на концерте он «украл» его слова. Не говоря уже о том, что так их разговор гарантированно не будет прерван внезапным появлением Дейла и остальных…
— Да, Чип? — не дождавшись окончания его реплики, спросила Гайка.
— Гаечка, знаешь, я… я сейчас, подожди! — сказал бурундук и побежал на кухню готовить корзинку с едой. С одной стороны, было бы логично сначала спросить, а потом уже собираться. Но Чип решил, что если он спросит её с уже сложенной корзинкой в руках, его предложение будет выглядеть более серьёзным и обоснованным. Плюс в его распоряжении будет аргумент «ну вот, а я так готовился…», который в итоге может оказаться решающим…
«Вот ведь парадокс: в кои-то веки выбрался на пикник с Гаечкой, а думаю чёрт знает о чём…»
«На пикник? Или на что-то другое, из полицейской практики?»
«Глупости какие-то… Нет, всё-таки не понимаю, как Дейл в тот раз уместил всё это в корзинку? Это же просто геометрически невозможно…»
Накрыв уложенные и утрамбованные бутерброды, ягоды и бутылку лимонада скатанной в аккуратный рулон скатертью, Чип снова пошёл наверх, но вовремя вспомнил, что надо бы сменить ночную сорочку и колпак на что-то более подходящее для выхода на улицу. Процедура одевания любимых куртки и шляпы и собственное авторитетное отражение в зеркале позволили ему почувствовать себя гораздо увереннее, и он поспешил в мастерскую, пока эта уверенность снова куда-то не испарилась.
— Гаечка!
— Да, Чип?
— Ты знаешь, тут такое дело… Погода стоит отличная, а завтрак я проспал и… В общем, я хотел посидеть где-нибудь в парке, перекусить. И подумал, вдруг… Нет, я понимаю, что у тебя много дел, но, может, ты согласишься составить мне компанию?
— Господи, Чип, с удовольствием! — расцвела Гайка. — Это и впрямь просто великолепная идея! Правда, мне действительно надо закончить пару деталей, но я быстро, обещаю! Дай мне пять минут, хорошо? Не больше! Я мигом!
— Ну что ты, Гаечка, нет никакой необходимости так торопиться! — замахал свободной рукой Чип. — Закончи всё, что нужно, тогда и пойдём. Я буду внизу, в гостиной!
Спустившись на средний этаж, бурундук сел на диван и вздохнул. Когда он отвечал изобретательнице, его голос звучал бодро и непринуждённо, но на самом деле после её реплики у него внутри всё оборвалось. За долгие годы он хорошо изучил её привычки и знал, что если речь шла о «паре деталей» и «пяти минутах», то оба числа можно было смело множить на десять. И это была бы только нижняя граница времени ожидания…
— Прости, Чип, я немного задержалась. Ну что, идём?
Совершенно не ожидавший услышать её голос так скоро бурундук вздрогнул и первым делом посмотрел на висящие на стене часы. С момента его с ней разговора прошло чуть больше шести минут. Она действительно немного задержалась. То есть на самом деле «немного».
«Надо же…» — поразился он, поворачиваясь к дверям. А когда увидел её, то и вовсе замер с открытым для ответа ртом.
То, что она спустилась всего через шесть минут, уже было большим сюрпризом. Но Чип даже в самых смелых мечтах не мог представить себе, что она переоденется специально для пикника с ним, ведь, например, для похода в театр на шоу Псины Ла Фур она ограничилась заменой извечных очков на воткнутый в волосы цветок. Сейчас же место извечного комбинезона заняли лёгкая белая футболка и розовые шорты. И пускай они не могли сравниться по уровню сногсшибательности с её воскресным платьем, тем более что она уже одевалась так раньше, даже в таком незамысловатом наряде она выглядела потрясающе, и уже сам факт такого быстрого появления и такой масштабной по её меркам подготовки говорил о…
«Интересно, о чём?..»
— Чип?
— А… Да, прости, я… я не думал, что ты… придёшь так быстро!
— Всё оказалось гораздо легче, чем я думала. Сплавы, из которых были изготовлены эти детали, настолько схожи между собой, что для приваривания их друг к другу мне не пришлось… Ой, извини, я увлеклась. Куда пойдём?
— Думаю… даже не знаю, я как-то… может, к фонтану?
— Давай! Сейчас там должно быть очень свежо!
— Тогда… пошли?
— Пошли! — кивнула мышка, направляясь к дверям. Чип последовал за ней, повесив корзину на локоть. Открыв перед Гаечкой двери, он спросил:
— Пойдём пешком или… Хотя сейчас, кажется, мало что работает…
— Да, действительно. Но так даже лучше, ты не находишь?
— Пожалуй, нахожу, — улыбнулся Чип. Гайка взяла его за руку и, кивнув на двери, сказала:
— В таком случае, я за тобой!
Выбранное ими место у подножия старого дуба в двадцати футах от парковой дорожки было очень удобным. Густая крона дерева служила защитой от прямых солнечных лучей, толстые широкие корни — от взглядов прогуливавшихся по парку людей, а приносимая дувшим со стороны фонтана ветром водяная пыль — от зноя. Расстелив скатерть и высыпав на неё приготовленную Чипом провизию, они приступили ко второму для Гайки и первому для Чипа завтраку, перебрасываясь короткими репликами ни о чём. Лидер «Спасателей» тщательно пережёвывал каждый кусочек, руководствуясь при этом как желанием насытиться более основательно, так и стремлением оттянуть обсуждение мучившего его вопроса. Он старался говорить поменьше, и постепенно ролью первой скрипки в беседе безраздельно завладела Гайка. В отличие от Чипа, она не была голодна, поэтому, ограничившись лишь парой сэндвичей и ягод, стала увлечённо рассказывать о принципе преломления лучей в густой кроне и о розе ветров на территории парка, делавшей облюбованное ими место не просто удобным, а оптимальным с точки зрения объёма капель воды, приходившегося на один квадратный дюйм клумбы. Бурундук лишь кивал да время от времени вставлял дежурные комментарии о том, как это всё интересно и полезно, а сам обдумывал стратегию и тактику подхода к главной теме сегодняшнего дня.
«Может, прямо спросить: „Где вы вчера были?“»
«А она удивится и скажет, что это было в оставленной ими записке, что они были в магазине Мо, и что я нового из этого узнаю? Нет, надо спросить о том, чего в той записке не было. Например, так: „Почему вас так долго не было?“»
— Надо же, Гаечка, а я и не знал…
«А может, лучше не так в лоб, а подойти к этому постепенно? Начать издалека, спросить, удалось ли им найти нужные батарейки и присоски…»
«Или сразу задать обескураживающий вопрос, в стиле Шерлока Джонса? Он часто задаёт вопросы на основе уже сделанных им умозаключений, которые неподготовленного клиента, подозреваемого или того же доктора Блотсона застают врасплох. Например, придя к выводу, что Блотсон ехал в кэбе не один, а с дамой, Джонс спросит его не: „Правда, что вы ехали в кэбе не один?“, а сразу: „Как звали даму, с которой вы ехали в кэбе, Блотсон?..“»
— Что, правда? Кто бы мог подумать!..
«Нет, даже не так! Сначала он как бы между прочим спросит „Как её звали, Блотсон?“ А когда доктор недоумённо разведёт руками и ответит, что не понимает, о чём идёт речь, великий сыщик уточнит, что имеет в виду даму, с которой его друг ехал в одном кэбе, и тут уже поражённому до глубины души проницательностью старого друга доктору не останется ничего другого, как выложить всё начистоту…»
— Да, Гаечка, согласен…
«Хотя зачем такие сложности? Зачем такая театральность? Я, в конце концов, не с профессором Морбидом Арти разговариваю…»
— Действительно… То есть просто поразительно…
«А вдруг только это и подействует?»
— Чип.
— Да-да, я слушаю, продолжай!
«Или всё-таки лучше начать с намёков? Если ей нечего скрывать, она воспримет мои вопросы как само собой разумеющиеся. Зато если я спрошу что-то более прямолинейное и окажусь не прав, она обидится и вообще больше никогда не захочет со мной разговаривать…»
— Чип!
— Нет-нет, всё хорошо! Мне очень интересно!
— Чип!
Почувствовав, что Гайка сжала его плечо, бурундук встрепенулся и поднял голову от салфетки, в которую раньше был завёрнут давно съеденный бутерброд. Мышка сидела прямо перед ним, и в её внимательно вглядывающихся в его лицо голубых глазах застыла неприкрытая тревога.
— Чип, что с тобой?
— Ничего, всё в порядке! Ты так интересно рассказываешь…
— Чип, я уже минут десять ничего не говорю.
— Разве?.. Правда?.. То есть я…
— Да, ты продолжаешь комментировать мою речь, как будто я не прерывалась ни на секунду. Что происходит, Чип?
— Не знаю, я… я задумался, вот и всё…
— Чип, — Гайка положила вторую руку на другое его плечо и наклонилась практически вплотную к его лицу, — что тебя гложет? Ты сам не свой, я чувствую. Что случилось?
«Она ещё спрашивает?! Делает вид, что ничего не понимает! Да как она…»
«Нет! Нет! Она не такая! Это всё неправда!..»
— Чип!
Увидев, что Чип снова уходит в себя, изобретательница хорошенько встряхнула его, и бурундук понял, что она не отстанет, пока не узнает всё. Впрочем, представление и так слишком затянулось, и дальше медлить с развязкой было абсолютно бессмысленно. Поэтому он отложил скомканную салфетку в сторону и спросил, посмотрев ей прямо в глаза:
— Гаечка, где вы так долго были вчера с Дейлом?
Чип не собирался формулировать вопрос таким образом. Но он сложился именно так буквально за мгновенье до того, как бурундук его озвучил, и в итоге получилось то, что получилось. С ударением не на «вчера» и не на «долго», а на «с Дейлом». Так, словно он бы не придал никакого значения её позднему возвращению, отправься она вчера в этот магазин сама…
А может, так оно и было бы?..
— Господи, Чип, так ты об этом? — рассмеялась Гайка. — А что, Рокки и Дейл… А, ну да, ты же проснулся уже после их ухода… Ты знаешь, всё так забавно получилось…
«Забавно?! Она находит это забавным?!»
«Так, стоп! Спокойствие, только спокойствие…»
Мышка тем временем переменила позу. Сев на подстилку по левую руку от Чипа, она согнула ноги в коленях и, положив на них руки, начала свой рассказ.
— Ты же помнишь, что я вчера летала в МЦБ? Так вот, на обратном пути я заметила, что заряд батареек «Крыла» на исходе, что неудивительно, учитывая, сколько ему пришлось налетать в субботу. Поэтому сразу после возвращения в штаб я решила поменять их, но обнаружила, что все наши запасы исчерпались. Что ж, я так или иначе планировала в скором времени посетить магазин Мо, ведь надо было восстанавливать уйму оборудования, плюс мои планы по поводу новой системы кранов, для постройки которых сложно найти что-либо более подходящее, чем детский конструктор, особенно такой, в состав которого входят электромоторы… Ой, господи, о чём это я… Да, так вот, я попросила Дейла помочь мне, мы взяли рейнджермобиль и поехали в магазин…
«А почему не „Крыло“?» — хотел спросить Чип, но вспомнил про севшие батарейки и промолчал. Однако поймал себя на том, что непроизвольно, подсознательно анализирует каждое произнесённое Гайкой слово, стараясь уловить малейшее несоответствие, малейший намёк на неискренность, на умалчивание о чём-то…
— …Дорога в магазин и пребывание в нём обошлись без приключений, если не считать попытки Дейла снять костюм с фигурки Супербегемота. Знаешь, это надо было видеть!.. — Гаечка засмеялась, вспоминая вчерашнее зрелище. — Этот… этот бегемот… ха-ха… Ну, это бегемот! А Дейл… хи-хи… по сравнению с ним… ха-ха-ха… это… В общем, это, ха-ха, напоминало… напоминало борьбу с… хи-хи-хи… с большой развевающейся на ветру про… ха-ха… прост…. ха-ха… Ой, я не могу… ха-ха… простынёй! Дейл… с простынёй… хи-хи-хи…
У мышки аж слёзы выступили на глазах от смеха, но Чип лишь криво усмехнулся. Обычно, когда он слышал её смех, у него на душе становилось легко и светло, но сейчас он испытывал совсем другое чувство. Подозрительность. Не является ли это очередной её попыткой уклониться от темы? Сначала она попыталась отвлечь его внимание рассуждениями о технических подробностях работы новых кранов, сейчас — пространным описанием не имеющего никакого отношения к делу мелкого эпизода…
«А может, она, как до этого я, тянет время, на ходу придумывая более-менее правдоподобную версию?..»
— …Да, давно я так не смеялась!.. Извини, Чип, я как вспомнила… хи-хи… Ахэм!.. Да… В общем, кое-как размотала я его, мы собрали все батарейки и присоски и поехали назад. Проехали три квартала, и тут Дейл предложил поехать в северо-восточную часть парка, к озёрам. Сказал, что погода просто отличная, а в штабе сейчас всё равно пусто и скучно, так как вы на дежурстве в участке. Да и потом, заметил он, я и так целый месяц сидела в мастерской, плюс сегодня провозилась полдня в больнице, и прогулка внесёт хоть какое-то разнообразие. Я подумала и согласилась…
«Разумеется, согласилась! Интересно, что стало решающим доводом? „Погода“? Или „пустой штаб“? Нет-нет, разумеется, „разнообразие“! „Разнообразие“… Подумать только, „разнообразие“…»
— …И мы поехали туда, а когда приехали, я поняла, насколько Дейл был прав, и как я на самом деле соскучилась по природе. Ветра практически не было, и гладь озёр была плоской, как зеркало. Мы остановили рейнджермобиль в густом кустарнике, ну, чтобы его не было видно и никто не наступил случайно, и пошли бродить по берегу…
«Чтобы не было видно, значит… Она… Подумать только, она так запросто об этом рассказывает. „Остановились в кустарнике…“, „погуляли по берегу…“ Это… это просто…»
— …И вот, когда мы уже собирались возвращаться к машине, Дейл увидел его. Огромный игрушечный корабль, модель океанского лайнера «Куин Мэри-
— О лезущем на корабль Дейле.
— Ой, точно, спасибо! Да, так вот он забрался и крикнул, что я тоже должна залезть, чтобы посмотреть на открывающийся оттуда вид, на что я сказала, что это он должен слезать, пока никто не пришёл. Он лишь отмахнулся, начал уверять, что ситуация под контролем, что ему всё видно издалека, и что мы успеем десять раз спуститься, если появятся люди… А потом я услышала сзади радостный крик: «Вот он! Я зашёл его!». Это был мальчишка, не знаю, лет шести, наверное, с большим чёрным пультом радиоуправления в руках. Он начал быстро щёлкать тумблерами, и корабль ожил. А потом так резко дёрнулся, освободившись от ила, что Дейла, не успевшего ухватиться за фальшборт, отбросило назад, и он свалился в открытый люк на палубе…
«Нестыковка. Борта высокие, а она стоит внизу на земле. Она не могла этого видеть…»
— …Мальчишка побежал вдоль берега, уводя корабль за собой, и я бросилась за ним. Мне пришлось бежать изо всех сил, чтобы не потерять его из виду. К счастью, на этом берегу озера растительность была не очень густой, а на мальчике была яркая тенниска, поэтому он был виден издалека. Да и корабль сложно было не заметить…
«Вторая нестыковка. Зачем бросаться бежать, если в её распоряжении припаркованный в кустарнике рейнджермобиль?»
— …Вскоре он добежал до того места, где остановились его родители. Они уже собирались домой: укладывали в кузов мини-фургона привезённую с собой раскладную мебель, убирали мусор. Было видно, что мальчик не хотел уезжать, очевидно, ещё не наигравшись со своей моделью. Но подчинился воле родителей, вытащил корабль из воды и понёс в машину. Я всё ждала, что Дейл выберется на палубу и спрыгнет на землю, но трюм модели оказался слишком глубоким для него. Разумеется, я должна была сразу понять это, оценив водоизмещение корабля, но замешкалась и чуть не упустила их. Только когда малыш забрался в салон и закрыл дверь, я поняла, что надо действовать, и еле успела вскочить на задний бампер, как автомобиль тронулся…
«Гораздо проще и быстрее было бы, например, укусить мальчугана за ногу. Тогда он выронил бы модель, и Дейл преспокойно выбрался бы наружу…»
— …Ехали долго: семья жила в одном из удалённых пригородов. Дом у них оказался большой, с обширной лужайкой перед ним и крытым бассейном в левом крыле. Особой возможности осматривать окрестности не было, это я потом увидела, а тогда машина быстро заехала в гараж. Мальчик выскочил из машины, когда она ещё толком остановиться не успела, и побежал с кораблём в охапку вглубь дома. Я не смогла побежать за ним, в смысле сразу, потому что мне пришлось прятаться от вышедших их машины родителей, и очень переживала, что мне не удастся отыскать корабль и Дейла в таком большом доме. Но тут отец крикнул сыну, чтобы он повременил с бассейном и готовился к обеду. «Удача! — подумала я. — Пока семья будет обедать, я найду корабль и вытащу Дейла!»
— Почему же не вытащила?
— Увы, — развела руками мышка. — Этот корабль был любимой игрушкой мальчугана, и он даже думать не хотел о расставании с ним. Даже на время обеда поставил перед собой на стол, представляешь? А после еды пошёл сразу в бассейн, где около трёх часов непрестанно гонял модель из одного конца водной дорожки в другой, изображая пересечение Атлантики. Я, если честно, испугалась, так как, учитывая размеры бассейна и скорость корабля, ему понадобилось бы на это около года. К счастью, пересечением Атлантического океана он считал один круг, Тихого — три, а Индийского… Не помню… Впрочем, не важно! Короче говоря, что бы он ни делал, модель всегда была или у него в руках, или в его поле зрения. Поэтому мне пришлось ждать до позднего вечера…
«Зачем? Было бы гораздо логичнее запомнить адрес и вернуться в штаб за помощью, за нами, и общими усилиями мы бы вызволили Дейла в один момент…»
— …Даже когда мама начала укладывать Бобби, так звали того мальчика, спать, он не выпускал из рук корабль, и я уже начала бояться, что он с ним не расстанется даже во сне. К счастью, его мама сказала, что в кровати кораблю не место, что он слишком жёсткий и к тому же может случайно упасть на пол и разбиться. Последний довод убедил мальчика, и он, поставив корабль на почётное место на своём столике, лёг спать. Я подождала приблизительно полчаса, пока он уснёт, после чего осторожно выбралась из своего убежища за сваленными в углу мягкими игрушками. Корабль стоял высоко, но это была всё-таки детская, поэтому я без труда нашла всё, что мне было нужно для постройки импровизированного подъёмника, и с его помощью забралась сначала на стол, а потом — на корабль. Я подбежала к открытому люку и стала звать Дейла, но он не отвечал, и я испугалась, что с ним что-то случилось. А потом я услышала его слабый голос и спустила ему верёвку. Он ухватился за неё, а потом крикнул… Ну, то есть не совсем крикнул, скорее пробормотал, но я его услышала, потому что акустика в трюме была очень хорошей. Это вообще особенность моделей больших кораблей: у них корпус очень подходящей для этого формы, и если его правильно воспроизвести, как было сделано у этой модели, то никаких проблем со слышимостью не возникает… Да, прости. Так вот, он попросил вытащить его, так как сам был не в состоянии подняться наверх даже по ступенькам, не говоря уже о верёвке. Я подумала, что он шутит, но когда вытащила его, то поняла, что он нисколько не преувеличивал. В общем, он был… Ну, представь себе Вжика. Так вот, Дейл был как три Вжика. В смысле цвета, я имею в виду… Он сказал, что у него ещё никогда не было такой жуткой морской болезни и что теперь он месяц не сможет спокойно смотреть на корабли, лодки и на воду вообще…
«Бедный, кто бы мог подумать…»
— Ну, я подождала, когда он хоть немного отдышится, и повела к борту, чтобы спуститься вниз. А он остановил меня и, показав вокруг себя, спросил, как мне всё это. Знаешь, мне даже любопытно стало, что он имеет в виду. А он говорит: «Ну, как же? А раскинувшееся на многие мили вокруг тёмное море, волны которого разбиваются о борт? А бескрайнее звёздное небо над головой?..»
Чип почувствовал, что близок к потере самоконтроля, и стиснул зубы, чтобы ни единым звуком не выдать своего волнения.
«Надо же… Просто поразительно!.. Она так запросто обо всём этом говорит… Это… это просто… Неужели она не понимает? Неужели она ничего не понимает?!»
«А может, наоборот, понимает слишком хорошо? Может, это всё неспроста?»
«А если… если она специально рассказывает мне всё это?»
— …Я засмеялась и заметила, что наш корабль — это модель, неподвижно стоящая на столе, в комнате жилого дома. На что он ответил: «Это не имеет значения. Надо только поверить в это. Ведь „Титаник“ в одноимённом фильме тоже не настоящий…»
«„Титаник“? При чём тут этот странный фильм?.. Стоп… Конечно… Эта сцена, на носу корабля…»
— И что дальше? — хрипло спросил бурундук.
— Дальше? Мы постояли с минуту или около того на палубе, потом слезли с корабля и покинули дом. Не сразу, конечно: пришлось повозиться с сигнализацией на окне. Я, разумеется, могла её вовсе отключить, но это означало бы оставить дом на ночь без охраны. Поэтому я сделала так, чтобы окно на чердаке можно было приоткрыть достаточно широко, чтобы выйти наружу, но чтобы сигнализация при этом не сработала. Довольно несложно, должна сказать, всего-то пара проводков и пружина от авторучки, которая, когда мы закрыли окно, распрямилась и оборвала их, устранив лазейку в системе безопасности и скрыв следы нашего пребывания. Ну, а потом мы поймали проезжавшую мимо патрульную машину, потом ещё одну и так добрались до пятого участка, а оттуда — до штаба. Вот, собственно, и всё.
«Нет, вы только послушайте: „вот, собственно, и всё“… Так запросто… Так непринуждённо… Так… так…»
Мысли Чипа беспорядочно метались, складываясь в одну логическую цепочку, то в другую. Но один вывод противоречил двум фактам, другой — трём, третий — лишь одному, но очень важному… Однако постепенно цепочки удлинялись, казавшиеся противоречивыми факты на поверку оказывались звеньями одной цепи, и картина вырисовывалась всё отчётливее…
Это заговор.
«Да нет, неправда! Зачем я себя накручиваю? Зачем? Зачем?!» — мысленно кричал Чип, стараясь заглушить доносящиеся из ниоткуда голоса. Они говорили тихим вкрадчивым шёпотом, но с лёгкостью пробивались через сколь угодно плотную шумовую завесу, снова и снова повторяя: «Не будь наивным! Неужели ты не видишь? Неужели не понимаешь?!»
«Чего? Что я должен увидеть?! Что должен понять?!»
«Начни сначала! Всё с самого начала! Весь путь!»
«Сколько можно? Я уже делал это сто раз! Так можно и с ума сойти!..»
Вот оно!
Цепочка замкнулась. Последнее звено встало на своё место. Теперь он знал всё, что нужно сыщику.
Способ и мотив.
«Это их с Дейлом план. Они поняли, что я мешаю им, и решили от меня избавиться. Но за все прожитые вместе годы они успели убедиться, что я слишком сильный соперник, чтобы пытаться одолеть меня в открытой борьбе. Поэтому они решили воспользоваться другим, гораздо более коварным способом. Самым коварным способом в мире — решили свести меня с ума. Это как раз в стиле Дейла. Так он победил Су Лин, и так же решил устранить меня…»
Вот зачем было всё это! Все до единого слова и поступки!..
Сначала концерт…
— Зато мне понравилась! Особенно момент про «хоть бы чей-то взгляд нас вместе не застал!»
— Да, это они хорошо придумали!
Потом штаб…
— Ладно, идите, я пока музыку послушаю!
Оставленная для отвода глаз записка, пребывание где-то до поздней ночи и «внезапное» возвращение, когда он дошёл до предела…
«Да, но как они знали, когда он дойдёт до этого предела, если они были в…»
А они там не были!!!
Они не поехали ни в какой магазин. Они были неподалёку, заглядывали в гостиную через окно, чтобы точно знать, когда у него сдадут нервы, чтобы потом появиться, словно из ниоткуда, и тем самым повергнуть его в очередной шок, ещё на одну ступеньку приблизив к широко разинутой пасти безумия. Именно поэтому он не слышал звука подъехавшего рейнджермобиля. Потому что они на нём не подъезжали. Но не потому, что оставили его где-то в густом кустарнике у озёр. А потому, что всё это время стоял в штабном гараже. Они всё рассчитали очень точно. Они знали, что после прочтения их записки ни ему, ни Рокки, ни Вжику не придёт в голову спуститься в гараж и проверить, на месте ли рейнджермобиль. Точнее, действительно ли его нету…
Какое коварство…
«Допустим, но как бы они объяснили отсутствие батареек и присосок?»
«Элементарно! Например, сказали бы, что не нашли подходящих и вернулись с пустыми руками…»
«Из магазина игрушек, в котором этого добра всегда навалом? Нет, это было бы слишком подозрительно…»
— …Проехали три квартала, и тут Дейл предложил поехать в северо-восточную часть парка, к озёрам. Сказал, что погода просто отличная, а в штабе сейчас всё равно пусто и скучно, так как вы на дежурстве в участке…
«Конечно! Просто они съездили в магазин, набрали всё, что нужно, и успели приехать в штаб ещё до того, как мы с Рокки и Вжиком вернулись из полицейского участка! Поставили рейнджермобиль в гараж, а сами спрятались неподалёку. Например, в густой кроне дерева, где так много укромных мест…»
«Нет, стоп, не может быть. Тогда бы Рокки его обнаружил, когда спускался в гараж проверить технику перед тем, как отправиться на поиски…»
«Вот оно! Поиски! Они вернулись в штаб, пока нас не было! А ночью нам уже было не до проверок гаража… Ну да, всё так и было! А потом, когда они поняли, что я уже дошёл до нужного им состояния, они покинули своё укрытие и показались на глаза пролетавшему мимо Вжику, который, естественно, решил, что просто разминулся с ними где-то по дороге…»
«А как вам эта мастерски разыгранная усталость и, как следствие, полная неспособность что-либо рассказать?»
— Нет, Рокки, извини, но, что касается еды, я сейчас пас… А вот выспаться — это да, это надо… это хоть сейчас…
«Стоп, секунду. Но ведь Рокки, Вжик и Дейл сегодня утром отправились за рейнджермобилем…»
«А откуда я это знаю?»
«Мне сказала…»
«Гайка!»
«А зачем она мне это сказала?»
«Затем, что это самое естественное объяснение отсутствия Рокфора, Вжика и Дейла в штабе!»
Разумеется, на самом деле они ушли не поэтому. Для Рокки и Вжика, ни за что не разгадавших бы трюк с рейнджермобилем, был придуман другой благовидный предлог. Например, сбор ещё каких-нибудь нужных деталей… Правильно! И они по настоянию Дейла взяли рейнджермобиль на тот случай, если его вдруг ни с того ни с сего занесёт поутру в гараж. Конечно, вероятность такого поворота событий была близка к нулю, но они знали, что рисковать не стоит. Что он слишком опасный противник, чтобы его недооценивать…
«Да, но зачем им вообще понадобилось удалять Рокки и Вжика из штаба?»
«Чтобы остаться со мной наедине для проведения завершающего этапа операции — рассказа фантастической истории об их вчерашних приключениях. Предельно подробной и детальной, с настолько точным, практически дословным пересказом всех эпизодов, что я должен буду непременно сойти с ума от ревности. Кому как не Дейлу об этом знать…»
Теперь Чипу стали понятны и все странности в поведении Гайки. Подумать только, он сам, своими руками собрал корзинку для пикника и сам предложил провести разговор не в штабе, а где-то в другом месте! На «нейтральной территории», надо же… Разумеется, Гайка тут же ухватилась за эту идею! Просто не могла не ухватиться. Ведь она, скорее всего, тоже собиралась предложить что-то в этом духе, поскольку не могла допустить, чтобы Рокки и Вжик вернулись раньше времени и опровергли её слова о том, что они отправились на поиски рейнджермобиля. И именно поэтому она потратила на подготовку лишь шесть минут, поскольку знала, что времени терять нельзя. Вдруг Рокки с Вжиком вернутся, или Чип передумает…
А чтобы он, не дай бог, не передумал, она переоделась…
«Интересно, давно они всё это спланировали?»
Похоже, что да. За один день такое не придумаешь…
«А за сколько придумаешь? За неделю? За месяц?..»
Конечно! Целый месяц она не выходила из мастерской, изображая напряжённую работу и делая вид, что её не интересует ничего, кроме чертежей и деталей. Что всякая связь с внешним миром для неё потеряна…
Но так ли это было на самом деле?
«Больница…»
Вот оно, последнее звено…
Откуда она узнала про МЦБ, открывшуюся во время её «безвылазного» сидения в мастерской? Они никогда не упоминали в её присутствии об этой больнице. Вообще говорили на эту тему лишь пару-тройку раз, и Гайки при этом не было. Но вчера она просто собрала детали и сказала, что летит в Малую Центральную больницу. И полетела. Просто взяла и полетела…
«А может, это из её вещего сна?..»
«А может, это часть их с Дейлом плана?!»
«— Знаете, доктор, у нашего друга Чипа нервный срыв. Понимаете, работа у нас тяжёлая, опасная, и нам кажется, что у него на этой почве развилась мания преследования. Думаем, ему нужна помощь…»
— Чип, что с тобой?
Звук голоса Гайки заставил сознание Чипа сжаться в один плотный сгусток, похожий на ядро сверхновой звезды перед её взрывом, ждать которого осталось недолго. Совсем чуть-чуть. У его разума ещё сохранялся небольшой запас прочности, но бурундук чувствовал, что это ненадолго. Может, на пару минут. Может, на пару слов…
Но пока он ещё в сознании, он должен узнать. Должен задать вопрос, который решит всё. Оставалось этот вопрос выбрать.
Что же ему спросить?
«Как это так?»
Нет, слишком размыто…
«За что?»
Уже теплее, но не то…
«Зачем?»
Нет, это и так ясно…
«Почему?»
Почему так вышло? Почему не я? Почему Дейл? Почему именно ты? Почему именно так? Почему именно сейчас?..
А что, кажется, неплохо. Коротко и ёмко. Один вопрос на все ответы…
— Почему, Гаечка? — хрипло спросил он, даже не повернувшись в её сторону.
— Что «почему», Чип?
— Почему… Почему всё… Почему всё это? Почему ты делаешь всё это?
— Ну, я не знаю, Чип. Ты попросил меня, — ответила Гайка, решив, что он имеет в виду её рассказ.
«Вот так вот, — подумал бурундук. — Вот как у них всё, оказывается, просто…»
И взрыв сверхновой произошёл.
Но совсем не так, как ожидал Чип. Потому что его опустошённый разум, в центре которого крошечным атомом парил тот самый сжатый до предела сгусток мыслей, не взорвался, как мыльный пузырь, обрекая его на вечное блуждание в тусклом царстве безумия, а наоборот, стал снова заполняться раскручивающимся, словно отпущенная пружина, сгустком. И все построенные им до этого факты и логические цепочки вылетели наружу, словно конфетти, и, устелив собою холст его сознания, сформировали совершенно другую картину. Очень стройную и очень логичную. И очень, что называется, до неприличия простую.
Чип повернул голову и взглянул на Гаечку. Она неотрывно смотрела на него, и в её голубых, словно летнее небо, глазах бурундук увидел всё. Доброту, нежность, заботу, удивление и тревогу по поводу его странного вопроса. И ни малейшего намёка на фальшь, который он пытался уловить вчера вечером и весь сегодняшний день. Но так и не уловил. Потому что его там не было и быть не могло.
Просто потому что всё, что она ему сейчас рассказала, было правдой от начала и до конца.
И это одновременно радовало и ужасало. Радовало — потому что означало, что всё хорошо. Что его товарищи оказались именно теми, кем он всегда считал их — верными и искренними друзьями, готовыми прийти на помощь и поддержать в трудную минуту. А ужасало — потому что он в припадке ничем не обоснованной ревности выстроил на основе одного куплета услышанной на концерте песни и выдуманных от начала и до конца детективных рассказов целую теорию заговора, заподозрив их чуть ли не во всех смертных грехах сразу…
«Обыскать всё ещё раз! Парк, магазин игрушек, больницу — всё! Только бы они нашлись… Только бы всё это оказалось глупой фантазией, потому что в противном случае будет лучше…»
Его мысль, созревшая, пока он нёсся от кресла в гостиной ко входной двери, но которую так и не успел додумать до конца. Логичного и от этого ещё более страшного конца.
«…чтоб они вообще не возвращались!»
Чип затрясся и отвернулся, зажмурившись и для пущей надёжности закрыв лицо кулаками. После всего того, что он за эти два дня понапридумывал о Гаечке, он считал себя недостойным смотреть на неё.
— Чип! Господи, Чип! Что с тобой?! Что случилось?! — испуганно воскликнула Гайка, хватая бурундука за руки. Он вырывался и пытался отползти подальше, дабы не осквернять своим присутствием то место, где находится она, и мышке приходилось прикладывать все силы, чтоб удержать его рядом с собой.
— Ну что с тобой?! Чип! Скажи что-нибудь! Ну пожалуйста! Успокойся! Пожалуйста!..
— П… Прости… Прости меня…
— Господи, Чип, о чём ты?!
Хотя Чип сопротивлялся, Гайке всё-таки удалось развернуть его к себе. Она взяла его прижатые к лицу ладони и медленно, миллиметр за миллиметром, опустила их вниз, открыв его лицо. Бурундук старательно уклонялся от её взгляда, но мышка не отступала, и в конце концов добилась того, чтобы он посмотрел на неё.
— Чип, пожалуйста, скажи, что случилось? Это из-за меня? Я что-то не так сделала? Извини, я… мне казалось, что…
— Нет, Гаечка, дело не в тебе… Это… Это я виноват… Прости меня, пожалуйста…
— За что, Чип?
— За…
«Действительно, за что? За то, что искренне желал вам с Дейлом безвозвратно сгинуть?»
— За… За всё… За всё это… Я…
— Ну что ты такое выдумываешь, Чип? — Гайка придвинулась к Чипу вплотную и, положив голову ему на плечо, добавила:
— Мне не за что тебя прощать.
«Эх, Гаечка, если бы ты только знала…»
Бурундук замер и, не поворачивая головы, посмотрел прижавшуюся к нему мышку. Её глаза были закрыты, а маленький носик практически касался шёрстки на его щеке, еле заметно шевелившейся от её тихого дыхания. Правой рукой она обнимала его за плечи, а левую положила на его по-прежнему сведённые вместе и сжатые в кулаки ладони.
«А вдруг она знает? Как с этим самолётом?»
Но если бы она знала, разве стала бы сидеть сейчас рядом с ним? Разве её расслабленная поза была бы преисполнена всего того доверия, которое буквально сквозило в ней сейчас?
«А вдруг это потому, что она знает гораздо больше? Знает истинную причину моих мыслей и поступков? Всех этих страстей и переживаний?..»
Вполне может быть. Ведь для того, кто читает будущее, как открытую книгу, и кому подвластны время и пространство (иначе как бы она знала, в какой точке склада окажутся работающие там люди в данный конкретный момент времени?), ничего не стоит проникнуть в самые сокровенные глубины его души…
«Да, наверняка так оно и есть…»
Он смотрел на неё краем глаза, боясь пошевелиться и потревожить её. Как никогда близкую, но при этом — страшно далёкую…
«Что она вообще здесь делает?» — вдруг подумалось ему. Её интеллектуальный потенциал способен затмить целый институт, её мастерство и трудолюбие — целый завод, а отвага и самоотверженность — целую армию. Она могла бы стать кем угодно. Великим учёным. Гением инженерного дела. Да хоть президентом, если бы на эту должность избирали полевых мышек! Ведь для неё нет ничего невозможного. В субботу на трибунах «Айс-Доума» он лишний раз убедился в этом. Тогда она казалась ему спустившимся с небес ангелом…
А вчера? А сегодня утром?
«Пора завязывать с детективами!» — сказал себе Чип, чувствуя, как в нём закипает злость на самого себя за всё то, что он осмелился думать о Дейле — старом друге, с которым они прошли огонь и воду, и о Гаечке — идеальном существе со своими, лишь ей присущими недостатками, которые не мешали ей оставаться идеалом. Его недостижимым идеалом. Хотя, казалось бы, достаточно протянуть руку и…
Он сам не заметил, как его рука начала движение, а осознал это только тогда, когда его ладонь коснулась Гаечкиного лица. Едва это произошло, мышка подняла левую руку и накрыла его пальцы своими. Чип похолодел, решив, что непроизвольно перешёл грань приличия, и сейчас она вернёт его руку на место. Но Гайка, наоборот, сильнее надавила на неё, ещё плотнее прижав к своей щеке и не давая убрать.
Именно тогда, после этого её жеста и этого касания, по телу Чипа словно пробежала тепловая волна, очистившая и освежившая его мысли и чувства. Или, скорее, принёсшая с собой новые, доселе неведомые ему ощущения и заставившая взглянуть на казавшиеся привычными вещи с другой стороны.
Она такая близкая, но при этом — такая далёкая…
Но ведь на самом деле всё было не так. Всё было наоборот. И хотя Гаечка непременно сказала бы, что от перестановки слагаемых сумма не меняется, сейчас был совершенно другой случай.
Она такая далёкая, но при этом — такая близкая.
Именно так и никак иначе.
Гайка действительно могла бы с лёгкостью стать кем угодно и достичь небывалых для полевой мышки высот карьерного роста в любой отрасли науки и техники. И любой парень-мышь на этой земле счёл бы за огромную честь и великое счастье взять её в жёны. Тот же Спарки, к примеру…
Послеобеденный отдых команды «Спасателей» был прерван вежливым трёхкратным стуком в дверь штаба, и Гаечка, в тот момент оказавшаяся ближе всех, открыла. На пороге стояли одетая в белый лабораторный халат высокая светловолосая крыса с изогнутым кверху носом и морская свинка в красной майке и с такого же цвета повязкой на голове, какие обычные носят спортсмены для защиты от стекающего на глаза пота. У каждого на плече висели объёмистые дорожные сумки.
— Спарки! Дзынь! — радостно воскликнула мышка при виде старых знакомых, которым они помогли вырваться из лап профессора Нимнула, сделавших их в буквальном смысле слова безропотными марионетками в своей очередной преступной комбинации.
— Я догнал его, когда кончился завод у будильника! — весело заметил Спарки, кивая на Дзыня, которого «Спасатели» в последний раз видели в чреве свинко-робота убегающим за будильником в кармане Нимнула.
— Мы зашли попрощаться, — сказала морская свинка.
— Мы с Дзынем заключили контракт с новой лабораторией! — пояснил его друг и коллега.
— Здорово! Вы уезжаете! — воскликнул Дейл, высовываясь из-за угла, куда они тихо подкрались, чтобы слышать разговор между обожаемой ими мышкой и самым опасным соперником в борьбе за её любовь, который у них когда-либо был. Ну, за исключением друг друга, разумеется. Он стукнул его по голове за несдержанность, но было поздно. Гаечка рассердилась на них за невежливость, а Спарки погрустнел и сказал упавшим голосом:
— Ладно, я понимаю, что вы меня не любите… Но ведь вы тогда не убежали и не бросили меня одного!
— Мы вначале немного ревновали, — признался он, почёсывая затылок, после чего добавил, нервно елозя ногой по полу:
— Что поделаешь, если Гайка любит тебя больше нас…
Мышка улыбнулась и посмотрела на них с Дейлом:
— Господи, не болтай глупостей! Разве кто-нибудь может вас заменить?..8
Тогда сказанные ею слова быстро померкли на фоне моментально вспыхнувшей между ним и Дейлом ожесточённой перепалки, после которой они выдохлись настолько, что толком и не помнили, с чего, собственно, всё началось. Теперь же Чип смог по-настоящему оценить их смысл и значимость.
Бурундук осторожно обнял мышку левой рукой, и она зашевелилась, придвигаясь к нему ещё ближе и поудобнее устраивая голову, приноравливаясь к чуть изменившейся форме его плеча. Это короткое движение вызвало у него столько разных чувств одновременно, что и суммарного словарного запаса всей библиотеки Конгресса не хватило бы даже для простого перечисления всех этого многообразия эмоций и переживаний, которые все вместе образовывали то, что принято называть счастьем.
Такая далёкая, но при этом — такая близкая. Несмотря на все интеллектуальные и видовые различия. Она была здесь, рядом с ним, даря ему своё тепло, нежность и заботу.
Да, именно заботу. Вот что это было.
Изобретательница так подробно описывало произошедшее с ней и Дейлом не для того, чтобы добить его, лишив последних остатков рассудка. На самом деле она пусть неосознанно, но спасала его от самого себя и собственной необузданной и ревнивой фантазии. Как и в случае с розданными ею накануне друзьям исчерпывающими инструкциями по нахождению нужных деталей, в которых не было места ошибкам и случайностям, она рассказала ему всё, не оставив места для домыслов и вариантов, перебирая которые, он точно обезумел бы на месте. На первый взгляд она вела себя жестоко, но на самом деле это были доброта и забота высшей пробы. Ведь если бы она, руководствуясь самыми благими побуждениями, умолчала бы о чём-то, он бы тут же это почувствовал и понапридумывал бы бог знает чего…
Впрочем, он и так слишком много этого самого чего понапридумывал.
Если бы Чип не боялся нарушить покой Гаечки, он непременно забился бы в истерике и начал бы кататься по всей лужайке — настолько смехотворными теперь выглядели все его инсинуации. Все эти подозрения, просчитывания, попытки проникнуть сквозь толстые покровы тайны и докопаться до самого потаённого смысла, в то время как всё было на виду, просто и очевидно. Но не для него, смотревшего на мир сквозь чёрные очки ревности.
Казалось бы, из-за чего?
Из-за того, что на концерте она не сводила взгляда со скачущего на краю перекрытия Дейла? Но ведь и он сам делал то же самое, потому что переживал и был готов в любую секунду броситься ему на помощь.
Из-за того, что она согласилась поехать с Дейлом на озёра и погулять по берегу? И что с того? Он сам любил такие совместные прогулки, если погода благоприятствовала. А уж как бы он по ним истосковался, если бы до этого месяц провёл взаперти в штабе…
Нет, ну надо же? А как он внимательно вслушивался в каждое слово её рассказа, пытаясь найти хоть малейшие нестыковки? И, что самое интересное, находя их! Причём, опять-таки, там, где их отродясь не было.
«Борта высокие, а она стоит внизу на земле. Она не могла этого видеть…»
Может быть. Зато могла слышать звук падения. Или увидеть люк позже, во время неусыпного наблюдения за Бобби. И потом, если на палубе его не было, а вечером она доставала его из люка, вывод про падение в люк напрашивается сам собой. Просто потому, что других вариантов нет.
«Зачем бросаться бежать, если в её распоряжении припаркованный в кустарнике рейнджермобиль?..»
Затем, что, во-первых, пока она обернётся, мальчик может убежать слишком далеко, чтобы потом разыскать его. Во-вторых, это самая естественная реакция. Да и вообще за едущим по оживлённым улицам автомобилем гораздо удобнее следить, сидя на его бампере.
«Гораздо проще и быстрее было бы, например, укусить мальчугана за ногу. Тогда он бы выронил модель, и Дейл преспокойно выбрался бы наружу…»
А разве он сам поступил бы так? Нет. Потому что Дейл мог серьёзно пострадать при падении столь тяжёлой, но хрупкой модели на землю. И потом, кто знает, какой трагедией стала бы для Бобби потеря любимой игрушки, о которой он наверняка долго мечтал. Вдруг это был подарок на Рождество или на день рождения? Вдруг эта душевная травма наложила бы неизгладимый отпечаток на всю его дальнейшую судьбу? Вдруг, управляя этим кораблём, он представляет себя капитаном дальнего плавания и мечтает навсегда связать свою жизнь с морем, а его потеря навсегда перечеркнёт его смелые мечты? Возможно, активные действия оказались бы очень эффективными, но были бы они правильными? Отвечали бы они жизненному кредо команды «Спасателей»?
Нет, не отвечали бы…
«Зачем? Было бы гораздо логичнее запомнить адрес и вернуться в штаб за помощью, за нами, и общими усилиями мы бы вызволили Дейла в один момент…»
Опять-таки, сделал бы он это на её месте? Оставил бы Дейла на произвол судьбы? Нет, не оставил бы. Он так и сидел бы в том доме, наблюдая за перемещениями корабля в ожидании удобного случая для освобождения Дейла и постоянной готовности в любую секунду приступить к более активным действиям, если жизнь друга окажется под угрозой. Например, если Бобби вздумает проверить, не получится ли из его любимого океанского лайнера ещё и хорошей подводной лодки. Или захочет поиграть в гибель «Титаника»…
Кстати, о «Титанике».
Бурундук резко повернулся к Гаечке, но немного не рассчитал расстояния между ними, и они столкнулись носами. Мышка поморщилась и открыла глаза, чтобы посмотреть, что это было, и улыбнулась, увидев прямо перед собой весёлое лицо Чипа и его большие чёрные с озорной искоркой глаза.
— Что, Чип?
— Как думаешь, Гаечка, этот Бобби сейчас гуляет здесь со своим кораблём?
— Ну, я не знаю… Хотя, если учесть, что на озёрах сейчас просто чудесно, что он очень любит с ним играть и что вчера он полвечера упрашивал родителей снова сюда поехать, я бы сказала, что шансы велики… — она замолчала, задумавшись о чём-то, потом хихикнула. — Уж не хочешь ли ты сказать?..
— Всё может быть… — многозначительно протянул Чип. — Просто мне тут мысль в голову пришла: а вдруг он снова увлечётся и потеряет свой корабль? Тогда мы с тобой найдём его…
— …и мне придётся доставать из люка уже тебя?
— Но ты ведь спасёшь меня, если я вдруг упаду в него, правда?
— Конечно! Мы же «Спасатели»!
— Но, смею тебя заверить, я вовсе не собираюсь никуда падать, а планирую ограничиться полётом над волнами.
— Полётом над волнами? — Гайка удивлённо подняла брови. — И как ты себе это представляешь?
— Как-то так… Мы с тобой идём на нос корабля, на самый кончик. Ты перелезаешь через фальшборт, поворачиваешься лицом по направлению движения, расставляешь руки в стороны и…
— Между прочим, там довольно высоко.
— Я не дам тебе упасть, веришь?
Гайка рассмеялась.
— Ну, если ты так говоришь, то, разумеется, верю!
— Тогда идём?
Но мышка не успела ответить, так как откуда-то сверху донёсся странный звук, очень громкий и очень неожиданный.
— Это то, о чём я думаю? — спросил Чип, всматриваясь в небо.
— Если ты думаешь о раскате грома, то да.
— Но если это действительно гром, то…
— …надо собираться!
Быстро побросав обёртки, салфетки и сложенную подстилку в корзину, они пошли в направлении штаба, но не успели пройти и трёх футов, как разразился настоящий летний ливень. Настолько редкий в этих местах, что не только «Спасатели», но и все посетители парка оказались застигнутыми врасплох и, похватав вещи, побежали кто по домам, а кто под ближайшие деревья, в надежде переждать непогоду под защитой густой листвы.
— Господи, Чип, как же это красиво! — воскликнула Гайка, наблюдая за игрой солнечного света на плотных струях льющейся с неба воды.
— Гаечка, ты простудишься! Возьми! — Чип накинул ей на плечи свою куртку и, взяв за руку, потащил за собой. — Побежали, пока тут всё не затопило!
— Чип, не надо! Так ты сам промокнешь!
— Пустяки! Шерсть у меня густая, ничего со мной не случится! Надевай!
— Ну, если так… Спасибо! — ответила мышка, на бегу просовывая руки в рукава куртки и застёгивая «молнию». Они со всех ног мчались по мокрой траве, спеша добраться до штаба, пока вода не отрезала все пути. Но, добежав до бордюра, увидели, что уже поздно, и что по краю пешеходной дорожки течёт широкий поток.
— Его не обойдёшь, — заметила изобретательница, оглядываясь по сторонам.
— Как думаешь, он глубокий? — спросил Чип, задумчиво почёсывая подбородок.
— Ну, если принять во внимание радиус кривизны дорожного покрытия и высоту бордюра, то, думаю, не очень. Тебе где-то по колено…
— В таком случае, держись!
— Я не… Ой! — Гайка чуть корзинку не выронила от неожиданности, когда Чип подхватил её на руки, но быстро сориентировалась и, просунув правую руку под ручки корзины, обхватила Чипа за шею. Удостоверившись, что она держится крепко, бурундук спрыгнул с бордюра в лужу, подняв тучу брызг, и припустил вперёд, расшвыривая воду ногами и втайне мечтая о том, чтобы этот поток был бескрайним…
— Чип!
— А?
— Ты бегаешь кругами!
— Что, правда? — он остановился и огляделся, с удивлением обнаружив, что по-прежнему стоит по колено в воде практически на том же самом месте, откуда несколько минут назад начал свой бег. — Да, действительно… Даже не знаю, как это…
— Да ладно тебе! — изобретательница засмеялась и потрепала его по щеке. — Впрочем, в эту игру лучше играть вдвоём!
— Ты о чём?
— Сейчас увидишь… Дай я спущусь.
— Но тут же воды по колено!
— Если ты имеешь в виду, что я промокну, то, уверяю тебя, после твоей пробежки об этом уже поздно беспокоиться!
— Ну, если так… — бурундук осторожно опустил мышку на землю, то есть на воду, и она, стряхнув с куртки густо покрывавшие её поверхность капли, поставила корзинку прямо в лужу.
— А её не унесёт? — обеспокоенно спросил Чип, видя, что она начинает медленно сдвигаться под действием течения.
— Не должно. А впрочем, не всё ли равно? Сделаем другую!
— Да, и побольше, а то… Ай! — Чип не успел обосновать необходимость заполучения более объёмной корзины, поскольку Гайка толкнула его, и он, взмахнув руками, упал в воду.
— Догоняй! — крикнула мышка барахтающемуся бурундуку и побежала вверх по течению. Чип, кое-как совладавший с напором воды, поднялся на ноги и припустил следом за ней. Он был быстрее и уже почти настиг её, но тут она так резко развернулась, что опешивший бурундук проскользил по воде ещё где-то с полфута, прежде чем сообразил, что пора бы и развернуться.
— Осторожнее на поворотах, Чип!
«Так мне за ней не угнаться! — подумал бурундук, вытирая локтем покрытое каплями лицо. — Попробуем действовать иначе…»
И, сорвавшись с места, бросился за Гаечкой, буквально тараня своим телом толщу воды и оставляя в кружащихся позади него мутных разводах всех тех фантомов, которых он сам себе придумал и которые едва не погубили своего создателя. Сейчас все события и переживания последних двух дней казались ему каким-то затянувшимся ночным кошмаром, временным умопомрачением. Чем-то таким они, если вдуматься, и были. И если учесть, что усыплённый ревностью рассудок может породить и не такое, то станет ясно, что он ещё довольно легко отделался…
Отбежав на достаточное расстояние, Гайка развернулась и стала внимательно следить за приближающимся бурундуком. Оценив его скорость и сделав поправку на плотность воды и скорость течения, она сделала полшага назад и упёрлась ногой в дно, приготовившись к стремительному броску вправо. Бежавший на всех парах Чип не разглядел этого, но понимал, что поза Гайки, хоть и выглядела непринуждённой, отнюдь не случайна, и что на самом деле изобретательница всё просчитала на два, а то и три хода вперёд. Но ведь и он был совсем не прост…
Не добегая нескольких дюймов до изобретательницы, Чип прыгнул вперёд, широко расставив руки, чтобы наверняка поймать её, но скорость реакции мышки была просто феноменальной. Хотя, скорее всего, сказалось сопротивление воды, из-за которого бросок Чипа вышел далеко не таким стремительным, как он рассчитывал. Как бы там ни было, он пролетел мимо с расставленными в стороны руками и, шлёпнувшись на воду, проехал на правом боку почти фут. После чего упал на спину и остался лежать неподвижно, практически полностью, за исключением коленей и носа, уйдя под воду.
— Чип, вставай! Простудишься! — крикнула ему Гайка, но бурундук не шевелился, только шерсть колыхалась под воздействием быстро бегущей воды.
— Чип! — позвала мышка громче. — Чип!
Никакой реакции.
«Господи, что с ним? — пронеслось в голове у изобретательницы. — Может, он ударился обо что-то? Неудачно приземлился? Наглотался воды?..»
«Когда же она клюнет? — думал бурундук, наблюдая за её действиями из-под приоткрытых век. — Я так долго не выдержу. Вода, правда, тёплая, но участок дна какой-то слишком уж неудобный попался… О, наконец-то!..»
— Господи, Чип! Что с тобой? Ты ушибся? — закричала Гайка, подбегая к лежащему Чипу и приподнимая его голову над водой. — Чип! Чип! Скажи что-ни…
— Бу! — крикнул он, резко садясь и хватая её за руки. Гаечка вздрогнула от неожиданности, но быстро пришла в себя и сердито спросила:
— Так ты что, притворялся?! Знаешь, это было чертовски нехорошо с твоей стороны! Ты представляешь, как я перепугалась?!
— Простите, мадам! — бурундук учтиво поклонился и приподнял шляпу, от чего скопившаяся под ней вода вылилась на его лицо. Гайка посмотрела на него, полосатого от потёков мутной жидкости, и рассмеялась.
— Господи, какой же ты смешной, Чип… — она хотела вытереть воду с его щёк, но обнаружила, что её руки крепко зажаты в его ладонях. Она попыталась высвободиться, но он и не думал отпускать её.
— Эй, Чип, ты что?.. Ах, вот оно что! Так вот зачем было всё это, да? Ах ты, негодяй!
— Я поймал тебя! — Чип широко улыбнулся. — Не вырвешься!
— Пусти!
— Не пущу!
— Пусти, а не то!..
— А не то что?
— А не то… не то обрызгаю!
— Как?
— Как?.. Хм… Хороший вопрос… — Гайка снова попробовала вырваться, но обмен репликами ни на йоту не усыпил бдительность бурундука, и захват он не ослабил. Тогда она наклонилась к самой воде и попробовала зачерпнуть её носом, но ничего хорошего из этого не получилось.
— Ну вот, — рассмеялся Чип, — теперь ты ещё чумазее меня!
— Дай хоть лицо вытереть…
— Не-а, номер не пройдёт!
— Да ну тебя! Знаешь, как теперь носу щекотно?
— Можешь вытереться о мой! — Чип подался вперёд, но Гайка с улыбкой отстранилась.
— Смотрите, каков хитрец! А вот и не дождёшься!
— Тогда сдавайся! Всё равно не отпущу!
— Последний раз предупреждаю! Хуже будет!
— Ну, давай! Удиви меня!
— Думаешь, не смогу?
— Не-а!
— Думаешь, ты всё учёл?
— Уверен!
— В таком случае — держи!
Гайка оставалась неподвижной, поэтому поначалу Чип не понял, что она имеет в виду. Но тут он краем глаза уловил какое-то движение и, повернувшись туда, понял, что она задумала. Но было поздно. Скрутив кончик хвоста, Гайка зачерпнула им воду и брызнула прямо Чипу в лицо. Он инстинктивно закрылся от летящей в глаза воды рукой, и мышка тут же вырвалась и отскочила.
— Эй! Так нечестно! — обиженно воскликнул бурундук, отфыркиваясь.
— Кто бы говорил! — крикнула в ответ Гаечка и снова стала убегать. — Не сиди — замёрзнешь! Догоняй!
— Ну ладно, тогда держись!
Чип, снова вскочив на все четыре лапы, помчался за ней, и они ещё долго носились от одного берега лужи к другому, гоняясь друг за другом, брызгаясь водой и заливисто смеясь. Парк опустел, лишь изредка по его дорожкам пробегали люди, спешащие под прикрытие козырька автобусной остановки или соседних магазинов, но резвящиеся под дождём бурундук и полевая мышка не обращали никакого внимания ни на них, ни на разгулявшуюся стихию. Хотя они оба вымокли до нитки, им не было холодно. И не только потому, что дождь был по-летнему тёплый, и не потому, что бег разгорячил их, хотя всё это, конечно, тоже вносило свою лепту. Просто было ещё что-то — какое-то чувство, ощущение чего-то возвышенного и прекрасного, согревавшее их обоих изнутри.
В тот день Чип понял и почувствовал много чего. Но главным уроком было осознание того, как ему на самом деле повезло, что он встретил на своём пути таких замечательных попутчиков: такого верного друга, как Дейл, и такое чудо, как Гаечка. А также того, как легко на самом деле разрушить свой мир и своё счастье, потерять всё без остатка. И хотя он всё так же испытывал приступы ревности, когда Дейлу удавалось опередить его в борьбе за внимание очаровательной изобретательницы, он знал, что больше никогда не подойдёт настолько близко к краю пропасти, как тогда, в середине июня. Потому что он был там и знал, где расположена эта пропасть, и что находится на её дне.
А ещё он понял, что на самом деле всё гораздо сложнее, чем он думал раньше. Сложнее и одновременно проще. Надо только понимать, что всё имеет цену и каждый платит её, но лишь до тех пор, пока согласен её платить. Каждый из членов команды «Спасателей» платил свою цену за то, чтобы быть вместе. И Гайка тоже платила её, ведь она не могла не знать об открытых перед нею перспективах, но всё же предпочитала их общество обществу учёных и инженеров, которых в их мире было отнюдь не так много и которые поэтому отдавали предпочтение обществу других учёных и инженеров, ведь гораздо приятнее и продуктивнее общаться с теми, кто способен понять и по достоинству оценить твои самые революционные и абстрактные идеи. Но только не Гаечка, которая, будучи намного умнее и проницательнее многих из них, предпочитала самым современным лабораториям свою мастерскую. Потому что нужна была именно здесь, на самом острие борьбы со злом, которую вот уже много лет вела команда «Спасателей».
Но ведь всё могло измениться.
Гайка могла увлечься каким-нибудь совершенно фантастическим проектом, для работы над которым ей пришлось бы покинуть команду и перебраться в гораздо более приспособленное для этого место, например, тот же МТИ…
Она могла потерять интерес к работе «Спасателя», ведь даже самому Чипу иногда казалось, что они сделали всё от них зависящее, и им пора отойти от дел. Профессор Нимнул почивал на лаврах. Капоне не показывался уже очень долгое время, и ходили слухи, что он перебрался в Чикаго или ещё дальше, в Нью-Йорк. Оставался Толстопуз, хотя и он в последнее время гораздо больше времени уделял своему казино, поправляя пошатнувшееся после нескольких сорвавшихся по «разным» причинам проектов финансовое положение. Преступники помельче предпочитали перебираться в другие города, чем вступать в противостояние с отважной пятёркой. Разумеется, не все, и для «Спасателей» всегда находилась работа, но её объём и, если можно так выразиться, интересность не шли ни в какое сравнение с их первыми делами. Может, это было потому, что они набрались опыта, а вместе с опытом пришло чёткое понимание того, как именно надо действовать в большинстве ситуаций. Может, потому что полицейским не приходилось отвлекаться на расследование необъяснимых с точки зрения людей происшествий, и они могли уделить больше внимания человеческим преступлениям. А может — потому что они просто подустали…
Наконец, Гайка могла встретить свою настоящую любовь. Какого-нибудь хорошего умного парня, достойного представителя её вида, с которым она будет счастлива в браке. Который сможет спокойно, без опасения нарушить неписаные, но от этого не менее суровые законы их общества, сказать ей три волшебных слова, которые давно собирался сказать ей Чип, но так и не смог. А теперь и не знал, сможет ли. Даже для того, чтобы удержать её рядом с собой. Ведь если таковым будет её выбор, ему всё равно не удастся удержать её, сколько бы он ни пытался. Как не смог удержать её тогда, в парке, под дождём. Да и потом, если разобраться, имел ли он право её удерживать? После всего того, что она сделала для него? Кем и чем была для него всё это время? Ведь она, как никто другой в этом мире, заслужила гораздо большего…
Но пока что она была рядом с ним, и Чип был безгранично благодарен ей за это и безмерно счастлив, так как узнал подлинную цену этому подарку судьбы, и по-настоящему осознал, насколько высокая честь ему выпала. Он не знал, как долго это продлится, и потому старался не терять зря отпущенного ему провидением времени. Тем более что Гаечка тоже изменилась. Она стала гораздо больше времени проводить с ним и Дейлом, без промедления откликалась на предложения сходить куда-нибудь и сама активно предлагала варианты совместного проведения досуга. Она с благодарностью принимала их подарки и отвела для них отдельную полку в своей комнате, даже не помышляя использовать их в качестве деталей. Чип не знал, чем были вызваны эти перемены, но они ему определённо нравились, и он с готовностью соглашался помогать ей в работе по дому или в мастерской, ценя каждое проведённое рядом с ней мгновение.
В мастерской он, правда, чувствовал себя не в своей тарелке, но отнюдь не из-за того июньского эпизода. Просто оказалось, что Дейл справляется с техническими заданиями гораздо лучше него, каждый раз доказывая, что построенное им шпионское оборудование было не редкой удачей, а закономерным успехом, о чём постоянно напоминал Чипу. И одно из таких напоминаний чуть снова всё не разрушило…
Жара стояла неимоверная даже по августовским меркам, и пот с оккупировавшего самый большой верстак в штабной мастерской Чипа лил тяжёлыми и вязкими, как расплавленный металл, ручьями. На ветер не было даже намёка, поэтому маленькое окно, пусть даже открытое настежь, не несло желанной прохлады. Помочь мог небольшой рукотворный сквозняк, но лидер «Спасателей» не просто закрыл двери мастерской, а даже подпёр их доской, чтобы никто не смог войти и помешать ему.
— Быстрее, быстрее… — подгонял сам себя Чип. На первый взгляд причин спешить не было, ведь Дейл после обеда отправился в их комнату с вазочкой замороженных желудей и пачкой свежих комиксов под мышкой, а значит, не должен выйти оттуда раньше ужина. Но он слишком хорошо знал привычку своего друга появляться из ниоткуда в самый неподходящий момент. Поэтому вздрагивал при малейшем шорохе и бросал взгляд на дверь, проверяя, не идёт ли кто, готовый в любую секунду спрятать всё под верстак и сделать вид, что просто приводит в порядок инструменты.
«Фух! Готово! Кажется, успел… — Чип придирчиво оглядел своё творение. — Нет, ещё не всё. Ещё докрутить вот эти два винтика… Теперь точно готово!»
Он работал над этим проектом больше месяца. Работал украдкой, по ночам, выполняя самую шумную часть работ в гараже. И вот наконец модель космического телескопа «Хаббл» была завершена. Гаечке она обязательно понравится, и мышка убедится, что сделанная из складной линейки телескопическая удочка — отнюдь не предел его технических способностей. На этот раз он утрёт Дейлу нос!
Быстро разложив инструменты по своим местам, бурундук выкинул обрезки консервной банки вместе с заляпанной краской газетой в служивший мусорником деревянный ящик. Убедившись, что на рабочем месте изобретательницы вновь царит идеальный порядок, он вышел из мастерской и направился в самый конец коридора, где находилась комната мышки. Возле лестницы в гостиную он навострил уши и, не услышав ни звука, воспрял духом. Всё складывалось как нельзя лучше. Сегодня Дейл ему точно не помешает!
Чип ускорил шаг, а когда за поворотом коридора показалась заветная дверь, и вовсе побежал со всех ног. «Скорее! Скорее! — твердил он себе. — Только бы она была там! Пожалуйста, пожалуйста!»
Он постучал и услышал её голос. Нежный, как дуновение весеннего ветра, и мелодичный, как хрустальный звон капели. Гаечка была там, за дверью, и приглашала его войти. Оставалось только поправить шляпу, спрятать модель за спину, повернуть ручку и…
— О, Чип, заходи! — поприветствовала Гайка замершего на пороге в неестественной позе бурундука. — Правда красиво?
Чип не ответил, на некоторое время лишившись дара речи при виде стоявшей на угловом столике модели огромного транспортного самолёта с четырьмя турбореактивными двигателями и в общей сложности двенадцатью стойками шасси: двумя впереди и по пять под каждым крылом. Если судить по размерам остекления кабины и иллюминаторов, он был даже больше, чем «Боинг-
— Что это?.. — хрипло спросил он.
— Это — «Кондор»! — гордо пояснил стоявший тут же Дейл, которого поглощённый созерцанием модели Чип сразу и не приметил. — Один из самых больших транспортных самолётов в мире! Его даже показывали в фильме про Дирка Суава!
— Гаечка, это просто потрясающе! — воскликнул Чип. — Такая точность!
— Это Дейл сделал! — пояснила мышка и нажала пальцем на один из закрылков, от чего тот подался вниз. — Они двигаются! Все до единого! И закрылки, и руль поворота, и шасси!
«Нет!»
В этот момент Чипу показалось, что дерево падает. Он так и застыл с вытаращенными глазами, не в силах поверить в происходящее. Много-много раз представлял он себе, как заходит к ней в комнату, чтобы торжественно вручить сделанную специально для неё модель орбитального телескопа, о котором она ему столько всего рассказала за время их ночных бдений в обсерватории, что переснятые из справочников фотографии и чертежи не были так уж необходимы. Однако он, привыкший всё делать так, как надо, обзавёлся ими, чтобы быть абсолютно уверенным, что не ошибся ни на сотую долю дюйма, не напутал ничего…
Но теперь всё это показалось ему напрасной тратой времени.
— Дейл?! — растерянно переспросил Чип, переводя взгляд с ухмыляющегося друга на самолёт и обратно. — Это Дейл сделал? И закрылки, и руль поворота, и шасси сделал Дейл?
— Но это ещё не всё! — объявил красноносый бурундук. Он подошёл к модели и подул на двигатели, заставив лопасти турбин завертеться и окончательно добив Чипа, который понял, что это конец и что ему в жизни не сделать ничего подобного, ни за месяц, ни за год, ни за целую жизнь…
— Каково, а?
— Неплохо… — пробормотал лидер «Спасателей». Медленно развернувшись, он пошёл вон из комнаты с твёрдым намерением выкинуть из самого высокого окна штаба, нет, с самой верхушки их дерева свою примитивную до безобразия модель, казавшуюся дешёвой кустарной поделкой по сравнению с самолётом Дейла, у которого двигались закрылки, вращались лопасти двигателей, а на обклеенном фольгой фюзеляже чётко просматривались не только двери и люки, но и каждый отдельный лист дюралевой обшивки…
— Чип! Что это у тебя?
Бурундук остановился и покраснел, поняв, что Гаечка имеет в виду его модель, которую он так и держал за спиной и сейчас невольно выставил на всеобщее посмешище.
— Это… — пробормотал он, быстро пряча руку с недотелескопом под куртку. — Это… Это так… Не обращай внимания…
— А можно посмотреть? — попросила мышка, подходя к нему и протягивая руку к предательской выпуклости под его курткой. — Пожалуйста!
— Гаечка, ну это просто… — Чип отвернулся. — Тебе не понравится!
— Почему ты так думаешь?
— Ну, я… Э-э-э… Извини, мне надо идти, я…
— Пожалуйста, Чип! Мне правда интересно! — Гайка подошла ещё ближе. — Я прошу тебя!
— Ну… — лидер «Спасателей» замялся, но, посмотрев ей в глаза, понял, что сопротивление бесполезно, бессмысленно и невозможно. — Раз ты просишь…
Он нехотя достал из-под куртки свою модель и протянул ей, опустив голову, чтобы не видеть её реакции.
— Вот, смотри…
— Господи, Чип! — изобретательница буквально вырвала модель-копию орбитального телескопа у него из рук. — Это же «Хаббл»! Это… это… это просто…
— Ужасно, я знаю…
— Это просто великолепно! — воскликнула Гайка. — Думаю, он прекрасно впишется в общую картину! Гляди!
С этими словами она поставила «Хаббл» на столик рядом с «Кондором». Лучше бы она этого не делала, так как несколько воспрявший духом Чип моментально сник, ибо на фоне серебристого самолёта его телескоп показался ему ещё более убогим и примитивным, чем до того.
— Гаечка, тебе, конечно же, виднее, — пробормотал он. — Но, по-моему, моей модели там не место…
— Почему это?
— Ну-у, не знаю… Композиция нарушается, свет не так падает, и вообще…
— Глупости! — сказала, как отрезала, Гайка. — И со светом, и с композицией полный порядок! Поверь, я в этом разбираюсь! Кстати, о разбирательстве! Из чего ты его сделал?
— Да так, из мусора всякого из твоей мастерской…
— Серьёзно?! — у мышки округлились глаза. — Из мусора — и с такой точностью! Да он же как настоящий, одно зеркало чего стоит! Из чего оно?
— Из компакт-диска, старого, со свалки. Целый день вырезал и полировал.
— Ничего себе! А солнечные батареи?
— Это киноплёнка, на которую наклеены кусочки магнитной ленты.
— Так все эти панели наклеены вручную?! А я подумала, ты их вынул из какого-нибудь старого калькулятора и скальпелем расчертил! То-то я смотрю, они так реалистично переливаются! А корпус?
— А корпус — из металлических бигуди…
Мышка продолжала задавать вопросы, и на каждый следующий Чип отвечал всё увереннее и обстоятельнее. Под конец он взял модель в руки и принялся вертеть её, рассказывая, из какого материала и каким образом получена та или иная деталь, какие инструменты он использовал, какие варианты перепробовал и почему остановился именно на этом… Гаечка просто сияла, слушая столь милые её сердцу технические подробности, и постепенно её вопросы затрагивали такие сферы и отрасли, о которых Чип до сегодняшнего дня не имел ни малейшего представления. Тем не менее отвечал на них и сам удивлялся, откуда знает ответы. Он не помнил точно, сколько они проговорили. Помнил только, что Гайка как бы между прочим вовлекла в разговор успевшего к тому времени погрустнеть Дейла, и вскоре бурундуки, единогласно избрав Гаечку третейским судьёй, ожесточённо спорили, доказывая друг другу преимущества своего подхода к покраске и склейке…
Одним словом, всё обошлось, и Чип стал в её мастерской «своим бурундуком». Превосходство Дейла, конечно, сказывалось, и именно ему Гайка доверяла вторые по степени ответственности работы, но Чипу было всё равно, пусть даже его помощь заключалась не в том, чтобы приварить что-то, а в подаче ящика с инструментами. Ведь у него была своя «домашняя арена», обсерватория, на которой инициатива принадлежала только ему, поскольку Дейл в силу своей чрезмерной увлечённости фантастическими боевиками воспринимал астрономию не очень серьёзно. Чип же специально проштудировал все попавшие к нему в руки справочники и мог совершенно спокойно рассуждать о физике сверхновых звёзд и наклоне плоскости эклиптики, чем приводил Гаечку в полный восторг.
Именно поэтому, лёжа в палате Малой Центральной больницы, он до последнего настаивал на своём. Потому что как никто другой из команды «Спасателей» понимал, насколько на самом деле важно для мышки это рождественское путешествие, и просто не мог позволить себе, чтобы оно сорвалось из-за него, ведь он и так был обязан ей слишком многим.
Громкий отрывистый звук вырвал Чипа из цепких объятий сна. Бурундук заворочался, закрывая лицо ладонью в тщетной попытке ещё хоть ненадолго вернуть отобранную бившим в глаза светом приятную темноту, но быстро понял, что заснуть заново ему уже не удастся. Посему открыл глаза и повернулся к окну, бывшему источником как солнечных лучей, так и разбудившего его звука.
И увидел её.
— Доброе утро! Ради бога, простите, я не собиралась вас будить. Вообще-то раздвижной механизм должен работать бесшумно, но он, наверное, засорился…
Теперь, когда глаза Чипа окончательно привыкли к свету, он смог как следует рассмотреть обладательницу приятного высокого голоса. Молодая бурундучиха в чистом и выглаженном медицинском халате, под которым угадывалась стройная фигура. Густые тёмно-каштановые волосы, зачёсанные назад и уложенные так, что образовывали расположенный ровно посередине пробор, увенчаны белой шапочкой. Её руки по-прежнему держали спускающийся с карниза шнурок, а серые глаза под густыми ресницами смотрели виновато и несколько смущённо.
— Доброе утро! — ответил «Спасатель», приподнимаясь на локтях и приветливо улыбаясь. — Не волнуйтесь, ничего страшного! Я привык вставать как раз в это время.
— Вот как? — удивилась медсестра. — А откуда вы знаете, который час?
— Ну, если на дворе декабрь, а солнце уже встало, значит сейчас как минимум четверть восьмого. Как видите, всё очень просто!
— Да, — кивнула бурундучиха, — вы правы. Сейчас действительно
— На моей работе иначе нельзя! — заметил бурундук, улыбнувшись ещё шире. — Меня зовут Чип. «Спасатель» Чип.
— Разумеется, я знаю, кто вы, мистер Чип. А я Милдред Манкчед. Сестра Милдред Манкчед, — ответила в тон ему медсестра и, тоже улыбнувшись, указала на лежащий под рукой бурундука костыль. — А это — тоже часть вашей работы?
Теперь настала очередь Чипа засмущаться.
— Это… Это так, для удобства! Чтобы быстрее встать, если вдруг что… — сказал он. Конечно, он мог ответить, что его работа полна опасностей и что за время своего существования их команда перешла дорогу слишком многим, поэтому приходилось постоянно быть начеку. Но в его ночном «противостоянии» с уборщиком ничего героического не было, да и параноиком прослыть не хотелось.
— Ясно, — кивнула Милдред. — Ну, пока что вам нет никакой необходимости вставать, тем более что вам ввиду серьёзности травмы предписан полный покой. Так что лежите, отдыхайте и ни о чём не беспокойтесь. Через полчаса я принесу вам завтрак.
— Даже так? Не думал, что здесь такой уровень обслуживания, что пациентам носят еду в палату.
Бурундучиха прыснула.
— Ну что вы, мистер Чип! Только самым героическим! Ну и, само собой, тем, кому трудно передвигаться самостоятельно.
— Угу. Теперь понятно.
— Ну что ж, в таком случае до скорого!
— До скорого! — кивнул Чип. Медсестра удалилась, и проспавший её появление бурундук получил возможность по достоинству оценить изящную походку. «А она ничего…» — подумал он, глядя на закрывшуюся за ней дверь, потом поставил костыль обратно в стойку и откинулся назад на подушку. Милдред сказала, что завтрак будет через полчаса. Следовательно, можно ещё подремать… Милдред Манкчед. Медсестра Милдред Манкчед. Красивое сочетание.
Позавтракав, Чип переставил поднос на тумбочку и около часа просто лежал, глядя в белый потолок. Больница жила своей обычной жизнью, частью которой был теперь и он сам. Вслушиваясь в глухой, как морской прибой, гул голосов и шагов в коридоре, Чип представил себе разбивающиеся о песчаный берег волны океана и размеренный шелест широких пальмовых листьев. Остров Ява…
«Интересно, они уже долетели?..»
«Нет, разумеется, они ещё в воздухе, в чреве авиалайнера, стремительно рассекающего небо где-то над Тихим океаном…»
«Чем они сейчас занимаются?»
«Наверняка спят после напряжённого и нервного дня, полубессонной ночи и связанной со сбором вещей нервотрёпки…»
Что ж, очень и очень правильно. Ему тоже следует отдохнуть. Последние две недели выдались очень тяжёлыми, расследование очередной аферы Толстопуза отняло много сил. Подумать только, они чуть было не прозевали его выпад, успокоенные тем, что кот-злодей долго не заявлял о себе! А он, как оказалось, не просто залёг на дно, чтоб зализать раны, а ушёл в глубокое подполье, тщательно готовя операцию, которая должна была принести ему баснословный доход. Но не сложилось…
Постепенно Чип заскучал. Несмотря на напряжение последнего времени, его деятельная натура требовала действия, и вынужденная неподвижность делала эту потребность ещё более жгучей. «Надо было попросить, чтоб меня положили не в одноместную, а в общую палату… — с сожалением подумал он. — Хоть поговорить было бы с кем. А так… И почитать нечего. Ни тебе книг, ни даже надписей на стенах…»
Кстати, о надписях.
«Надо написать им письмо. И отправить поскорее. Интересно, можно ли сделать так, чтобы, когда они прибудут в гостиницу, письмо уже ждало их там? Это было бы здорово… Нет, вряд ли. Их самолёт всё равно будет там раньше, чем самолёт с моим письмом… Но написать надо. Когда Милдред придёт, попрошу у неё бумагу и ручку… Поскорей бы она пришла…»
В дверь постучали.
— Входите, Милдред! — крикнул бурундук.
— Как вы узнали, что это я? — удивлённо спросила медсестра, подойдя к кровати.
— Предчувствие и предвидение! — загадочно улыбнулся Чип.
— Серьёзно? — Милдред улыбнулась в ответ. — Да вы просто чародей!
— Нет, просто детектив.
— Разве у просто детективов бывают столь точные предчувствия и предвидения? — спросила она. Чип усмехнулся, отметив про себя многозначительное ударение, которое она сделала на слове «просто». А ещё — что эта многозначительность пришлась ему по душе.
— Ну, как вам сказать… Думаю, даже самый никудышный детектив заранее почувствует появление определённой девушки-бурундука, если перед этим она сама сказала, что приблизительно через час зайдёт за подносом.
— Хм… Ну, допустим, с предчувствием мы разобрались. А как быть с предвидением?
— О, это и вовсе элементарно! Видите это окно? С того места, где я лежу, хорошо видно того, кто стоит перед дверью.
На лице Милдред явственно читалось недоверие. Она обошла кровать и, отодвинув тумбочку, встала у изголовья, чтобы самой во всём убедиться, после чего рассмеялась:
— Да, действительно, всё очень просто!
— Разумеется! — Чип широко улыбнулся, откровенно радуясь представившейся ему возможности побыть в амплуа Шерлока Джонса, объясняющего доктору Блотсону последовательность своих умозаключений.
— Что ж, теперь, когда все тайны раскрыты, я могу спокойно забрать посуду и удалиться в абсолютной уверенности, что все мы в полной безопасности, так как за нами есть кому присмотреть! — весело сказала бурундучиха. Она взяла поднос и пошла к двери, а на пороге обернулась.
— Кстати, мистер Чип, если вам что-нибудь будет нужно…
— Да, конечно! — спохватился «Спасатель», поражаясь самому себе, напрочь позабывшему с появлением медсестры о своих планах. — Я бы хотел написать письмо друзьям, и…
— Разумеется, мистер Чип, можете не продолжать, я всё поняла. Сейчас всё принесу! — и Милдред удалилась, но лишь затем, чтобы буквально через пять минут вернуться с пачкой листов и несколькими почтовыми конвертами. В другой руке она несла ручку, сделанную из отрезанного конца стержня от обычной шариковой ручки, в котором чернил было слишком мало по человеческим меркам, но для нужд грызунов — вполне достаточно, и семь перевязанных суровой ниткой книг.
— А это… Ого! — не удержался от громкого возгласа «Спасатель», когда Милдред поставила связку на кровать рядом с ним, и он увидел, что это полное собрание сочинений сэра Говарда Баскервиля. — Милдред, вы… вы волшебница! Как вы узнали?! Хотя нет, стоп, подождите, не говорите ничего, я сам догадаюсь… Ну конечно! — бурундук нарочито громко щёлкнул пальцами. — Всё элементарно! Вы тоже поклонница Шерлока Джонса и по образу моих рассуждений сразу догадались, что я его большой почитатель! И принесли мне эти книги из больничной библиотеки! Верно?
Медсестра зарделась от смущения, и Чип почувствовал, что тоже почему-то краснеет.
— Ну что вы, мистер Чип, — ответила бурундучиха, — я, право, польщена, что вы столь высокого обо мне мнения. Ваши умозаключения, как всегда, поразительны. Но на этот раз, — она хитро подмигнула Чипу, и он покраснел ещё сильнее, — я вынуждена разочаровать вас!
— Хотите сказать, я ошибся? — бурундук моментально сник.
— Как вам сказать… Да!
— В чём же?
Милдред хихикнула, искренне позабавленная столь резкой сменой ролей.
— Во-первых, я не поклонница Шерлока Джонса, хоть и прочла несколько историй о нём. Вот мой дедушка — тот был от него без ума…
«Надо же!» — почему-то очень обрадовался этому факту Чип.
— Во-вторых, у нас в больнице нет библиотеки. Хотя её планируют устроить. Уже даже выделили для неё место на втором этаже, в юго-восточной части больницы, и там как раз ведутся строительные работы.
— Да, но откуда тогда эти книги?
— О, это и вовсе элементарно! — Милдред прямо сияла, когда повторяла реплику, ранее сказанную Чипом. — Их принесли ваши друзья! Они заехали сюда перед отбытием в аэропорт, оставили для вас эту посылку и передали, чтобы вы не скучали без них!
— Действительно, элементарно! — Чип шутливо хлопнул себя по лбу, изображая отчаяние, и продолжил театрально убитым голосом. — Вы меня разбили в пух и прах! Признаю своё полное и безоговорочное поражение и сдаюсь на вашу милость!
«Господи, что я такое несу?» — мелькнула мысль, но бурундук тут же отмахнулся от неё, как от назойливой мухи. В конце концов, что тут такого? Тем более что не далее как двадцать минут назад он изнывал от скуки и жаждал общения…
— «На милость», говорите? — переспросила Милдред и хитро прищурилась. — Это весьма интересно, вы не находите?
— Нахожу, — кивнул Чип. — А что, у вас есть предложения?
— Как насчёт прогулки перед обедом?
— Прогулки? Но…
— Не волнуйтесь, я буду сопровождать вас.
— Вот как? Хм, а как же другие больные? — поинтересовался Чип, хотя, если честно, в данный момент судьба остальных пациентов реабилитационного отделения волновала его меньше всего на свете.
— Не беспокойтесь, за ними есть кому присмотреть, я же не одна здесь работаю, — заверила его Милдред. — Да и потом, сейчас кроме вас и мистера Гарольда в нашем отделении лежат лишь двенадцать зверей, а это, поверьте, немного.
— Что ж, в таком случае у меня нет возражений. Разумеется, если для вас это не в тягость.
— Ну что вы, совсем наоборот! — отмахнулась бурундучиха. — Уверена, это будет увлекательно. Ведь наша работа по большей части рутинная, а такие интересные пациенты, как вы, попадаются очень редко…
«Надо же, она назвала меня интересным пациентом…» — отметил про себя Чип, которому это вычленение из серой массы «обычных больных» весьма и весьма импонировало. Особенно в её исполнении.
Милдред помогла Чипу встать и дойти до коляски, после чего вставила костыли в специальные карманы на спинке сиденья и вывезла его из палаты. В коридоре они увидели доктора Стоуна, объяснявшего что-то одетой во всё чёрное мыши. Она явно была ненамного, максимум лет на пять, старше Гайки, но измученный вид и собравшиеся вокруг глаз морщины, смотревшиеся совершенно не к месту на её молодом лице, сильно старили её. Она ничего не говорила, лишь изредка кивала, внимая словам врача, и Чип, поняв, что Стоун сообщает собеседнице плохие новости, поприветствовал его простым кивком головы. Милдред тоже сразу всё поняла, поэтому чуть прибавила шаг, и территорию отделения пара покинула в молчании. Но едва они оказались по другую сторону широких стеклянных дверей, как Чип, дабы несколько разрядить обстановку и скрасить беседой поездку по однообразным коридорам, заговорил:
— Вы сказали, что, помимо меня, в отделении лежат лишь тринадцать пациентов. Это ведь довольно мало, правда? Как для единственной больницы в городе, я имею в виду?
— Это и впрямь удивительно, — согласилась бурундучиха. — В середине лета тут было не протолкнуться. Но потом нагрузка спала, как мне кажется, не в последнюю очередь благодаря предоставленному Мастером Гайкой оборудованию, которое значительно облегчает диагностику и ускоряет процесс лечения. Кстати, она ведь из вашей команды, да?
— Да, из нашей, — ответил Чип, не сумев сдержать мечтательной улыбки при одном лишь упоминании о ней. — Она просто гений. Гений, каких поискать…
— Уверена, мистер Гарольд и не мечтал о таком оборудовании, когда строил больницу!
— Ну, если даже доктор Стоун говорит, что для него это всё в диковинку, то уж для мистера Гарольда… — начал Чип, отмечая про себя, что Милдред решила, хоть и плавно, но всё же сменить тему. И чуть не поймал себя на том, что как-то очень уж охотно поддержал её в этом, но тут пронзившая его внезапная догадка отодвинула это и все предыдущие соображения на второй план.
— Погодите! В палате вы сказали, что кроме меня и мистера Гарольда в отделении лежат… То есть Гарольд Кошелёк Третий тоже здесь в качестве пациента? А я могу с ним встретиться? Мне давно хотелось лично поблагодарить его за всё это… — бурундук обвёл руками вокруг себя.
— Увы… — в голосе медсестры прозвучала такая печаль, что Чип содрогнулся, как от арктического холода. — Он лежит в третьей палате интенсивной терапии, и к нему не пускают никого, кроме членов семьи.
— Надо же, а я и не знал. Последние две недели мы были слишком заняты работой, долго были в Си-Сити… А что с ним?
— Доктор Стоун и доктор Спайви сходятся на том, что это возрастное.
— Возрастное? Но ведь он всегда отличался крепким здоровьем, много и активно работал и…
— В этом, судя по всему, и причина. Нервы, перегрузки…
— Да, возможно, — кивнул «Спасатель». Воцарилось молчание, продлившееся до самого их выезда в подземный гараж, в зимнее время служивший двориком больницы для грызунов.
Сейчас, в самый разгар смены, люди в гараже для машин сотрудников Центральной городской больницы появлялись редко, а плотные ряды автомобилей служили прекрасным укрытием от камер видеонаблюдения. Разумеется, если придерживаться определённого маршрута, отмеченного маленькими жёлтыми стрелками, нарисованными на стенах и круглых колоннах. Через несколько часов начнётся пересменка, и гараж наполнится гулом голосов уезжающих и приезжающих людей и рёвом моторов их машин. К этому времени все грызуны покинут территорию гаража, а закрывающая подъезд вентиляционная решётка опустится, надёжно пряча вход в больницу от посторонних глаз. Но это будет потом. А пока что территория подземного гаража принадлежала тем, кто волею судьбы оказался в числе персонала или пациентов МЦБ.
— Скажите, Милдред, вы давно здесь работаете? — спросил Чип, почувствовав, что пауза затянулась, и он уже слишком долго не слышал её голоса.
— С самого открытия! — охотно ответила бурундучиха, обрадованная возможностью отвлечься от грустных мыслей.
— Да ну? Правда?
— Правда. Едва я прослышала, что в нашем городе открывается больница для грызунов, и что для неё набирают персонал, тут же поймала первый попавшийся автобус и поехала сюда. Знаете, сейчас для того, чтобы устроиться сюда на работу, требуется пройти жёсткий отбор и очень сложное собеседование, которое проводит комиссия, состоящая из доктора Стоуна, его заместителя доктора Спайви и заведующих всех отделений. Оно и понятно: нашу больницу знают по всей стране, поэтому мы просто обязаны соответствовать. А тогда, в первые дни, всё было легче. Легче и одновременно сложнее. Я хорошо помню, что очень многие с недоверием отнеслись к этому проекту. Не думали, что из этого получится что-то серьёзное, уж слишком невероятной казалась сама идея, понимаете?
— Понимаю.
— Тем не менее проект удался, и в этом заслуга исключительно мистера Кошелька. Это он зашёл доктора Стоуна и уговорил возглавить эту больницу и на первых порах сам лично отбирал персонал, вместе со Стоуном проводил первые собеседования, в том числе со мной. Вы знаете, мистер Гарольд как-то сразу поверил, что я подхожу для этой работы и что у меня всё получится. Доктор Стоун, напротив, был настроен скептически, так как, будучи врачом, знал об этой профессии гораздо больше, чем мистер Гарольд. Но мистер Кошелёк долго убеждал его взять меня, и он согласился. Впрочем, у него и выбора-то особого не было, так как желающих в то время было немного. Так я получила это место. И работала не покладая рук, стремясь доказать доктору Стоуну, что он не зря принял меня на работу. И заодно стремясь оправдать оказанное мне мистером Кошельком высокое доверие. Ну и попутно доказать уже самой себе, что я действительно гожусь для этой работы, и что получила её, потому что достойна, а не потому, что просто не из кого было выбирать.
Милдред сделала небольшую паузу, чтобы перевести дух и вернуться на маршрут, поворот которого они чуть не проехали, после чего продолжила:
— Именно поэтому я очень переживаю за мистера Гарольда, который столько для меня сделал… Ну, не то чтобы «для меня», ведь он строил эту больницу для всех нуждающихся, но именно благодаря его усилиям и энтузиазму я работаю здесь и знаю, что приношу пользу, что моё существование имеет смысл. И мне очень тяжело смириться с тем, что он уходит от нас… Господи, что я такое говорю! Я не должна говорить такое, я должна надеяться! Вот и доктор Спайви не устаёт напоминать, что все мы должны надеяться, ведь скоро Рождество, пора чудес… Но я… я не то чтобы не верю, просто я… это тяжело…
Её голос дрогнул. Чип посмотрел на неё, и вид её серых глаз, казавшихся необычно светлыми из-за выступивших слёз, настолько поразил его, что он моментально осознал, что просто обязан успокоить её. Что ему хочется успокоить её.
— Всё хорошо, Милдред, — мягко произнёс он, поворачиваясь и заключая её ладонь в свою. — Всё будет хорошо. Он обязательно поправится.
Медсестра благодарно кивнула, и они так и ехали в молчании до следующего поворота: Милдред толкала коляску Чипа вперёд, а он откинулся на спинку и держал её руку, словно пытаясь через прикосновение передать ей частичку своего оптимизма. Хотя встревоженный вид доктора Стоуна, стоявшего у палаты Гарольда Кошелька Третьего и объяснявшего что-то молодой мышке, судя по всему, родственнице мецената, особого оптимизма не внушал…
— Кстати, Милдред, а вы случайно не знаете, с кем разговаривал доктор Стоун в коридоре, когда мы проезжали мимо?
Чип задал вопрос чисто механически, инстинктивно, как детектив, столкнувшийся с непонятным моментом и желающий прояснить его для себя, и тут же мысленно отругал себя за то, что сам вернулся к этой теме. Но Милдред, к этому времени уже успевшая несколько успокоиться, охотно ответила:
— Это была миссис Мауиза, жена мистера Гарольда.
— Жена?! А она хорошо сохранилась для своего возраста! Я, честно говоря, подумал, что это его дочь, если не внучка… — бурундук замолчал, прерванный звонким смехом Милдред.
— Я снова ошибся, да? — разочарованно спросил Чип, но на этот раз его огорчение было больше игрой, так как он искренне радовался тому, что ему удалось развеселить приунывшую собеседницу.
— Ой, мистер Чип, какой же вы всё-таки забавный! На самом деле миссис Мауиза ненамного старше меня. Неужели вы, такой опытный и знающий детектив, ничего о ней не слышали?
— Так вышло, что я практически не слежу за светской хроникой, — вынужден был признаться Чип, — поэтому имя Мауиза Кошелёк мне ни о чём не говорит, увы.
— А такое имя, как Мауиза Стретчер?
— Стретчер? Хм…
— Мистер Чип, вы меня разочаровываете!
— Ну хоть намекните, Милдред!
— Хилливуд.
— Хилливуд? То есть она актриса?
— Ну да! Причём очень известная! Год назад она даже получила «Маускара» за роль саламандры в «Майами Майс»…
— Кого-кого, простите? — переспросил Чип, более чем уверенный, что ослышался.
— Саламандры, — повторила Милдред и тут же добавила, упреждая последующие вопросы. — Да-да, знаю, это звучит невероятно. И это было невероятно. Пришлось даже специальное шоу устраивать, во время которого она вышла на сцену в образе своей героини и сняла грим на глазах у всех. Ей аплодировали стоя, и после этого сомнений в том, кому достанется главная премия, не осталось ни у кого. Она действительно гений, но при этом тоже обязана всем Гарольду Кошельку, без помощи которого ей пришлось бы потратить годы на то, чтобы получить хоть сколько-нибудь значительную роль. В этом мы с ней схожи…
— Вы схожи не только в этом, — сказал Чип. — Вас роднит красота.
Бурундучиха густо покраснела, и «Спасателю» показалось, что температура воздуха в подземном гараже подскочила градусов эдак на двадцать.
— Да ладно вам… — смущённо ответила медсестра. — Куда мне до миссис Мауизы… Это потому, что сейчас она выглядит неважно. Знаете, все эти переживания… Это ведь очень сложно: сохранять надежду, твердить себе, что всё обойдётся, и одновременно готовить бумаги и организовывать церемонию прощания… Очень тяжело…
«Господи, ну вот опять… — подумал Чип. — Какой-то замкнутый круг. О чём бы мы ни начинали говорить, всё равно переходим на тему Гарольда Кошелька и его здоровья…» Но он чувствовал, что говорить надо, потому что Милдред явно переносила любой, даже не самый приятный разговор гораздо легче, чем тягостное молчание. Он, впрочем, тоже…
«Интересно, что бы это значило?»
«Ничего. Просто поддерживаю разговор, чтобы скрасить прогулку…»
«Только и всего?»
«Ну должен же я как-то её подбодрить! Негоже оставлять её наедине с мрачными мыслями! Я вон, помнится, самого себя чуть до сумасшествия не довёл! Она явно нуждается в поддержке, а для «Спасателей», как известно, мелких дел не существует — уж такая работа!..»
«Кстати, хорошая мысль!»
— Скажите, Милдред, а почему медицина?
— Простите, я что-то…
— Я имею в виду, почему вы решили стать медсестрой, а не, например, актрисой? У вас ведь отличные внешние данные, честно! Вы бы с лёгкостью затмили ту же самую Мауизу Стретчер…
— Бросьте, мистер Чип! Спасибо огромное за комплимент, но, честное слово, не стоит. Я трезво оцениваю свои возможности и знаю, что не вытяну ни постоянных репетиций, ни разъездов по съёмочным площадкам…
— Но ведь работа медсестры гораздо напряжённее!
— Тут совсем другое дело. Тут я собственными глазами вижу, что приношу пользу, помогаю пациентам выздороветь. А там? Там ведь действую не я, а моё изображение. И даже не моё, а моего персонажа…
— Пусть так, но согласитесь, что игра актрисы порой способна сделать гораздо больше, чем все таблетки мира! Залечить раны, которые никакими бинтами не перевязать…
«Ну вот, меня уже и на поэзию потянуло…»
— Да, это так, — тихо ответила медсестра. — Обратное, однако, также верно. А иногда… Иногда не помогает ни то, ни другое…
— И всё-таки, что именно подтолкнуло вас пойти в медсёстры? — поспешил вернуться к своему вопросу Чип, видя, что разговор опять свернул не туда.
— Это семейное. Видите ли, мой дедушка почти всю жизнь прожил на аптечном складе…
«Фух, это хоть от Гарольда Кошелька подальше!»
— Хм, весьма необычный выбор для бурундука.
— Знаю. Но его с детства влекла цивилизация, и после свадьбы они с бабушкой переехали в город. Здесь он обрёл то, к чему всегда стремился и чего жаждал всем сердцем…
— Книги.
Милдред остановилась.
— Откуда вы знаете?
— Ну, вы же сами сказали, что он был большим поклонником Шерлока Джонса, вот я и подумал…
— Господи, конечно! — рассмеялась медсестра. — Надо же, а я уже успела забыть, что сама сказала вам об этом в палате!
— Знаете, я сам уже почти забыл!
— Но ведь не забыли!.. Дедушка действительно очень много читал. Без преувеличения могу сказать, что он прочитал все книги, что были в городе. Что, впрочем, неудивительно, ведь в то время их было гораздо меньше, чем сейчас. Его дочери, моей маме, напротив, городская жизнь была не по душе, и, повзрослев, она навсегда покинула отчий дом.
— Зов природы?
— Да, что-то такое…
— А как к этому отнёсся ваш дедушка?
— Он не препятствовал. Считал, что у каждого свой путь, так что ни ссоры, ни разрыва между ними не было. Они постоянно поддерживали связь, периодически навещали друг друга. И я, когда была маленькая, часто приезжала с родителями к нему, и мы с ним часами бродили среди шкафов с коробками и бутылками. Он учил меня разным диковинным названиям лекарств и непременно сопровождал каждое новое выученное мной мудрёное слово лекцией о том, от каких болезней помогает это средство. Позже, когда я потеряла родителей, он приютил меня, и всё моё детство прошло среди лекарств. Я знала их наперечёт, безошибочно отличала по запаху и форме бутылочек, помнила наизусть их составы. Не всех, конечно, но очень многих…
— А, ну тогда всё ясно! — улыбнулся Чип, но Милдред, смотревшая прямо перед собой, его улыбки не заметила, а продолжала говорить, с каждым словом всё медленнее и тише.
— А потом дедушка тяжело заболел. Я хорошо помню, как постоянно спрашивала его, какое лекарство ему принести, чтобы он поправился. А он смотрел на меня и отвечал: «Такого лекарства на этом складе нет…» «Его ещё не завезли?» — спрашивала я, а он улыбался и говорил: «Можно сказать и так…» И я встречала каждый приезжавший на склад грузовик в надежде, что на очередном из них привезут то самое лекарство… Но тот грузовик так и не приехал… Позже я поняла, что он и не мог приехать. Что нужного лекарства не было не только на этом складе, его не было нигде в городе, ни в штате, ни во всей стране… Именно поэтому я пошла сюда, ведь где ещё могут пригодиться мои познания, как не в больнице? И вообще, я… я видела в этом шанс. Шанс сделать так, чтобы как можно больше больных всё-таки… всё-таки дождались своего грузовика с лекарством… Простите, я…
Она остановилась и стала вытирать глаза платком. Чип понимающе кивнул и внезапно ощутил страшную неловкость из-за того, что заставил пережить всё это заново, буквально раскрыв душу перед ним — пациентом, которого она видит первый раз в жизни…
«А может, это всё неспроста?..»
«Ну уж нет! Во второй раз я в эту ловушку не попадусь! Хватит с меня того, что я усомнился в Дейле и Гаечке!»
— Простите, я не хотел… Мне, право, неудобно, что я, можно сказать, вынудил вас рассказать мне всё это…
— Ничего, мистер Чип, всё в порядке. Вы правы, я несколько… Знаете, на самом деле это мне должно быть неудобно, что я нагрузила вас всем этим…
— Не извиняйтесь, Милли… — ответил Чип, настолько поражённый её рассказом, что сам не заметил, как назвал её уменьшительным именем.
— Милли… — повторила медсестра. — Надо же…
— Ой, извините, — поспешил исправиться «Спасатель», кляня себя за утрату бдительности и допущенную в результате фамильярность, — я не хотел вас обидеть!
— Господи, мистер Чип, о чём вы? Наоборот, мне… мне очень приятно!
— Правда? — переспросил моментально просиявший бурундук.
— Честное слово!
— В таком случае могу я попросить вас о встречном одолжении?
— Разумеется!
— Называйте меня просто Чип. Без всех этих «мистеров», хорошо?
— Договорились, мистер… просто Чип! — с радостной улыбкой ответила Милли.
Послеобеденный отдых Чип решил скоротать за чтением книги и написанием письма друзьям. Хотя в данный момент они ещё находились в Международном аэропорту имени Чан Кайши на Тайване, и в аэропорт Сукарно-Хатта должны были прибыть только через шесть часов, бурундук хотел отправить письмо как можно быстрее, чтобы оно дошло в Джакарту к вечеру. К этому времени остальные «Спасатели» уже устроятся в гостинице и даже успеют немного посмотреть город, а полученное по возвращении в гостиницу письмо станет для них приятным сюрпризом. Они прочтут его и непременно сядут писать ответ, который он получит лишь на следующий день, но из-за пятнадцатичасовой разницы во времени будет казаться, что его отправили лишь несколько часов назад.
Феноменальная по человеческим меркам скорость доставки писем была прямым следствием принципа «не было бы счастья, да несчастье помогло». Бум электронных средств связи, преобразивший жизнь миллиардов людей по всему земному шару, практически не затронул мир животных. Для подавляющего большинства из них компьютеры были слишком сложными, и потому они оставались достоянием лишь небольших групп грызунов-учёных из крупных лабораторий и институтов. То же самое касалось телефонной и тем более мобильной связи, которые требовали постройки и содержания разветвлённой инфраструктуры. Поэтому основным способом передачи информации на расстояния по-прежнему оставались бумажные письма.
Но уж в этой сфере были достигнуты поистине впечатляющие успехи, и Международная Голубиная Почта работала гораздо быстрее, чем почта людей. Объяснялось это существенно меньшими объёмами (во всех смыслах) пересылаемой корреспонденции, практически полным отсутствием бюрократии и повсеместным и при том предельно эффективным использованием человеческих авиалайнеров. Птицы-курьеры в кратчайшие сроки доставляли письма в ближайший аэропорт, в оборудованное в укромном месте почтовое отделение. Там на основе схем путей авиасообщения между крупнейшими городами мира и расписаний авиарейсов для всех писем составлялся оптимальный по времени маршрут, и они вместе с багажом загружались в нужный авиалайнер. В пункте назначения письма извлекались грызунами-сотрудниками местного почтового отделения и отправлялись дальше по маршруту. Отработанная за долгие годы система работала как часы, и в конечном счёте время доставки письма ненамного превышало время полёта самолётов.
Понятное дело, поддержание этой системы в рабочем состоянии требовало немалых расходов, львиная часть которых покрывалась за счёт взымаемой с корреспондентов платы. По меркам человеческой почты тарифы были просто сумасшедшими, но, поскольку в мире грызунов очень и очень многое было бесплатным, это не сильно ощущалось и устраивало всех, кто не желал рисковать собственной шкурой, отправляясь в опасное путешествие лично. Кроме того, расплачиваться можно было чем угодно, от продуктов питания и собственных кустарных поделок до золота и драгоценностей. Оплата по большей части производилась в местных почтовых отделениях, но зачастую те, кто не хотел нести что-либо ценное за несколько кварталов, бросали письма в расставленные по всему городу почтовые ящики, а позже расплачивались с прилетавшими по их адресу в
Был и ещё один вариант: положить плату в почтовый ящик вместе с конвертом, если природа «денег» позволяла. Этот способ был достаточно расхожим, чтобы привлекать внимание нечистых на руку грызунов, совершавших набеги на почтовые ящики, но последние, как правило, устанавливались в густонаселённых и хорошо просматриваемых местах, а в особо неблагополучных районах хорошо охранялись. Самыми надёжными в этом отношении считались ящики, расположенные в таких «анклавах цивилизации» как Казино Толстопуза, прачечная Сиамских Близняшек, крупные супермаркеты и, с недавних пор, Малая Центральная больница. При этом больничные ящики были едва ли не самыми безопасными из всех, поскольку, во-первых, находились внутри комплекса, а во-вторых — потому что все почтовые расходы пациентов и персонала брал на себя Гарольд Кошелёк Третий, что делало их ограбление заведомо бессмысленным.
Несколько минут Чип вертел в руке ручку, задумчиво глядя на положенный для удобства на книгу лист бумаги. Он очень редко писал кому-либо письма, и то это, как правило, были коллективные ответы «Спасателей» на поздравления с Рождеством, днём Независимости или очередной годовщиной образования их команды, поэтому ему потребовалось около получаса, прежде чем он смог придумать подходящее начало. Ему наверняка понадобилось бы даже больше времени, но на помощь, как это часто бывало, пришёл всё тот же старый добрый Шерлок Джонс со своей тактикой «всезнающих вопросов».
«Мои дорогие друзья!
Как прошёл полёт? Насколько сильно укачало Дейла? Как долго пришлось стоять в пробке по дороге в город? Зачем было так много давать на чай рикше и носильщику? Какой сорт сыра вызвал у Рокки приступ на этот раз? Почему фотоаппарат сработал не так, как должен был сработать?»
Чип ухмыльнулся, представив себе лица друзей, вытянувшиеся от удивления после прочтения первого же абзаца, особенно если окажется, что все до одного выстрелы навскидку попали в точку. Конечно, он особо не рассчитывал на стопроцентный результат: столь многоопытный путешественник, как Рокки, наверняка знает, сколько следует давать на чай извозчикам и персоналу гостиниц, чтоб и не переплатить и не обидеть, поэтому тут можно было с лёгкостью попасть пальцем в небо. Но касательно всего остального Чип был более чем уверен. В том, что Дейла хоть немного, но укачает, можно было не сомневаться. Количество автомобилей в Джакарте превосходит все мыслимые пределы, поэтому застревание в пробке так же неизбежно, как и приступ сырности у Рокфора, который был способен отыскать любимое лакомство в самых неожиданных местах. Ну и, понятное дело, его друзья ни за что не отправились бы знакомиться с городом без фотоаппарата, а уж беспроблемная работа Гаечкиных изобретений давно стала притчей во языцех.
«Искренне надеюсь найти ответы на эти и множество других вопросов в вашем письме, которого я ожидаю с огромным нетерпением. Если бы вы только знали, как сильно я успел соскучиться по вам и как мне вас не хватает. Всё-таки лежать в больнице не самое увлекательное занятие на свете, и именно поэтому у меня просто нет слов, чтобы выразить вам свою признательность за оставленные вами для меня книги…»
Лидер «Спасателей» остановился, размышляя, стоит ли написать что-то вроде «Гаечка, эта твоя идея, как, впрочем, и все остальные твои идеи, была поистине гениальной». Живо представив себе счастливую улыбку прочитавшей эти слова мышки, бурундук прижал ручку к бумаге, но тут же остановился. В конце концов, эта идея могла принадлежать вовсе и не изобретательнице, а, например, тому же Дейлу, который знает его, Чипа, как облупленного… Господи, да все его друзья без исключения знали о его увлечении детективными романами, поэтому эта идея могла с одинаковой вероятностью прийти на ум любому из них. Безусловно, соблазн ещё раз сыграть во всезнающего сыщика был очень велик, и в случае успеха риск окупился бы сторицей. Но в случае неудачи…
Теперь Чип видел перед собой грустное лицо Дейла, обиженного тем, что он, его лучший друг, уже в который раз оказался неспособен по достоинству оценить его заслугу. Потом место Дейла занял Рокфор, потом настала очередь Вжика. А после всего этого бурундук увидел Гаечку, с виноватым видом разводящую руками и говорящую остальным трём понурившимся «Спасателям»: «Простите меня, ребята! Поверьте, я и подумать не могла, что Чип припишет авторство нашей с вами общей идеи лишь мне одной…»
Нет, так рисковать он не имеет права. Слишком высокой окажется цена его ошибки.
Значит, надо написать что-то нейтральное, но в то же время — приятное. Например, такое:
«Не знаю, кому именно из вас пришла в голову эта идея, да это и не имеет ровно никакого значения. Огромное вам всем «спасибо»! Я счастлив, что у меня есть такие чуткие и заботливые друзья, как вы!..»
Да, так гораздо лучше!
«…Я знаю, что вы за меня переживаете, и знаю, что, что бы я ни написал и как бы ни просил вас не волноваться и не беспокоиться, вы всё равно не послушаете и будете и дальше волноваться и беспокоиться. Тем не менее я прошу вас: не волнуйтесь за меня и спокойно наслаждайтесь отдыхом. Считайте, что я тоже на отдыхе, тем более что так оно, в принципе, и есть. И хотя, как я уже сказал, временами бывает скучновато, а больничная пища, разумеется, не идёт ни в какое сравнение с творениями кулинарного гения Рокки, мне здесь хорошо. Поэтому ещё раз прошу вас ни о чём не беспокоиться. Особенно сильно я прошу не волноваться тебя, Гаечка. Не переживай за меня, переживай за свои гениальные теории, которые, я это прекрасно знаю, очень важны как для тебя лично, так и для всей нашей науки. Я верю в тебя. У тебя всё получится. Помни, я всегда рядом с тобой и со всеми вами, сколько бы миль дорог, джунглей и морей ни лежало между нами. Удачи вам.
Искренне ваш,
Чип»
Поставив точку, Чип перечитал письмо и, удовлетворённый результатом своих эпистолярных изысков, положил листик в конверт, который Международной Голубиной Почте предстояло доставить в Джакарту, в отель «Боробудур». Точнее, его мышиный аналог.
Стоило бурундуку написать на конверте название гостиницы, перед его мысленным взором предстало огромное сооружение, состоящее из шести квадратных и трёх круглых платформ, украшенное тысячами барельефов и сотнями статуй Будды. Древний храм, чей главный купол с устремлённым в небо шпилем более чем на сотню футов возвышается над землёй. Туристы со всего мира съезжаются сюда, на берега высохшего более шестисот лет назад озера, дабы посмотреть на эту жемчужину древнего зодчества, некогда парившую над спокойными водами, словно священный буддистский цветок лотоса.
Понятное дело, «Спасатели» также не собирались упускать возможность прикоснуться к вечности, поэтому экскурсия по Боробудуру было одним из главных пунктов программы их пребывания в Индонезии, которую составлял лично Рокфор. Три дня он практически безвылазно просидел в своей комнате, разрабатывая маршрут, а когда представил его на суд широкой общественности в лице остальных четырёх «Спасателей», те просто ахнули, причём достаточно громко, чтобы заставить заколыхаться занавески на окнах. И, надо сказать, неспроста, ведь даже составленный Гаечкой список требуемых для постройки ДУГИ материалов был почти вдвое короче, чем перечень мест, которые, как следовало из самозабвенной речи увлечённо жестикулировавшего бывалого искателя приключений, им просто необходимо было посетить. Правда, для этого «Спасателям» пришлось бы провести в этих местах полгода, если не больше, но Рокки не сильно беспокоился по этому поводу, так как усмотрел в этой изначально научной экспедиции прекрасную возможность познакомить друзей с одной из самых насыщенных страниц своей многодесяткотомной биографии.
Предложенный им маршрут несколько раз пересекал это островное государство из конца в конец, включая в себя не только абсолютно все мало-мальски значительные культурные памятники, но и множество мест, которые для подавляющего большинства людей и животных не представляли ровно никакого интереса. Но только не для австралийца, у которого, казалось, с каждым камнем, каждым ручейком и каждым деревом в этой части света были связаны свои непременно яркие и дорогие сердцу воспоминания.
Вспомнив все перипетии того не в меру затянувшегося совещания, Чип не смог удержаться от улыбки. По итогам продолжавшейся до самого утра «битвы за маршрут» перечень удалось сократить практически втрое, доведя таким образом требуемое для поездки время до вполне приемлемых пяти недель. Но победа досталась поистине дорогой ценой, так как взамен четырём «Спасателям» пришлось прямо здесь и сейчас выслушать все истории, которые Рокфор планировал рассказать непосредственно на месте.
Одним из таких мест была, то есть должна была стать, извилистая тропа в джунглях, проходившая вдоль границы между территориями соседних племён золотых суматрийских орангутангов. В течение многих столетий эти два племени враждовали между собой, и тропа была тропой войны. Но позже, когда с приходом европейцев началось интенсивное освоение островов и вырубка лесов и их вид оказался под угрозой исчезновения, вожди обоих племён поняли, что в этих условиях глупо и даже преступно истреблять друг друга, и заключили мир. С тех пор эта тропа приобрела иное значение, став частью ритуала посвящения юных орангутангов-мужчин в воины. Каждый молодой орангутанг должен был пройти по этой тропе, одолев по пути пятерых противников из чужого племени, и в случае неудачи он уже никогда не мог стать солдатом — представителем самой уважаемой в племени профессии. В свою очередь другое племя было заинтересовано в том, чтобы как можно меньше мужчин соседнего племени имели право носить оружие, поэтому все дрались не на шутку. Однако убивать соперника строго воспрещалось, а нарушители жестоко наказывались. Так проверялись не только сила и ловкость испытуемых, но и их умение сдержать себя в схватке, потому что каким бы серьёзным ни был тот или иной конфликт, сохранение вида всегда было превыше всего.
«А при чём тут ты, Рокки?» — спросил Чип, уже почти заснувший к концу этого затянувшегося вступления. Австралиец недовольно пошевелил усами, но, бросив взгляд на часы и придя к выводу, что время позднее, точнее, раннее, и такими темпами он ни за что не успеет рассказать друзьям всё, что собирался, значительно ускорил темп повествования, перейдя сразу к его концу. Его, оказавшего обоим племенам неоценимую услугу, сделали почётным членом двух племён сразу и удостоили высокой чести стать первым неорангутангом, принявшим участие в церемонии посвящения. Особого восторга по этому поводу уже знакомый с правилами этого обряда Рокфор не испытал, но отказаться не мог, так как это означало бы потерять всякое к себе уважение. И вот, когда он, пройдя всех пятерых противников где силой, где хитростью, а где за счёт маскировки, совершенно измученный добрался до противоположного конца тропы, там его уже ждали представители другого племени. Они поздравили его и радостно сообщили, что теперь пришло время для ритуала посвящения в воины их племени, посему ему надо идти назад, где его уже ждут пять воинов из племени, почётным воином которого он только что стал… «В общем, было очень интересно и увлекательно!» — резюмировал австралиец. «Да, очень…» — зевая, согласились остальные, вычеркнув из списка очередной пункт…
«Бедный Рокки, он так хотел показать нам Стеклянный риф острова Бали…» — подумал Чип и вздохнул, удручённый тем, что его травма заставила друзей ещё больше урезать программу отдыха. Ну, не беда: уж что-что, а рифы точно никуда не денутся. Впрочем, даже несмотря на то, что нынешний двухнедельный вариант маршрута путешествия его друзей ограничивался одним лишь островом Ява, он всё равно оставался очень насыщенным. Первые два дня — в изобилующей достопримечательностями Джакарте. Потом долгое путешествие на восток через Бандунг, известный своей богатой колониальной архитектурой в стиле тропического арт-деко, и Магеланг, по соседству с которым находился уже упоминавшийся всемирно известный храм Боробудур. Следующей остановкой была Джокьякарта — крупный центр яванской культуры со множеством музеев, повествующих о богатой истории острова и, в частности, об Индонезийской национальной революции, и находящийся в одиннадцати милях к востоку Прамбанан — крупнейший в Индонезии индуистский храм, башни трёх главных святилищ которого, Тришахти, днём просто подавляют монументальностью своих серых стен, а ночью, в свете установленных по периметру прожекторов, кажутся насыпанными посреди джунглей горами божественного золота. В конце недели — остановка в портовой Сурабайе, столице провинции Восточная Ява, а уже потом — на юг, к вулканам Бромо и Семеру, в окрестностях которого «Спасатели» проведут остающиеся до затмения дни. После этого им останется вернуться вместе с экскурсионным автобусом в Сурабайю, а оттуда — самолётом, с пересадкой в Сиднее, сюда, встречать Рождество…
— Ваш ужин, Чип!
Бурундук встрепенулся и увидел стоящую на пороге палаты Милдред с подносом в руках.
— Ой, простите, я что-то призадумался…
— Это точно! — весело ответила бурундучиха, пересекая комнату. — Я постучала, но вы даже бровью не повели! Вот это я понимаю, концентрация внимания! Мне бы так научиться, а то отвлекаюсь на малейший шум!
— Да ладно, ничего особенного! — с улыбкой отмахнулся бурундук, несказанно обрадованный таким удобным объяснением того, что на самом деле называется полной утратой бдительности. — Каждый может научиться этому, надо лишь попрактиковаться!
— А меня вы научите? — поинтересовалась медсестра, и Чип уловил в её вопросе ещё что-то помимо простой просьбы о помощи и искренней заинтересованности в достижении наилучших результатов в кратчайшее время.
— С удовольствием! — ответил он, вложив в свой ответ нечто большее, чем простое согласие помочь. — Когда начнём?
— Даже не знаю, — развела руками медсестра. — Моя сегодняшняя смена уже заканчивается… Как насчёт завтра?
Чип задумчиво почесал подбородок.
— Завтра, завтра… Погодите, мне надо свериться с ежедневником! — с этими словами Чип схватил с тумбочки верхнюю из книжек про Шерлока Джонса и перелистал её сразу в самый конец, на воображаемый декабрь. Милдред приглушённо засмеялась, оценив его шутку. Бурундук тоже еле сдерживал смех, но всё же сумел сохранить сосредоточенное выражение лица. Внимательно изучив пару страниц, он издал торжествующий возглас и захлопнул книгу.
— Знаете, в это трудно поверить, но как раз завтра я совершенно свободен! Весь день!
— Неужели? — несмотря на распиравший её смех, медсестре удалось достаточно натурально изобразить искреннее удивление. — В таком случае, предлагаю встретиться здесь после завтрака и, если погода позволит, совместить урок с прогулкой. Как вам идея?
— Как по мне, просто отличная! Сделаю всё, что в моих силах, чтобы не опоздать к назначенному времени!
— Ну, вы уж постарайтесь! Приятного аппетита! — Милдред снова хихикнула и направилась к выходу, но Чип остановил её.
— Простите, чуть не забыл! Вас не затруднит опустить моё письмо в почтовый ящик?
— Разумеется нет! — ответила медсестра, забирая конверт. Несколько минут после её ухода Чип так и сидел, глядя на дверь с несколько глуповатой улыбкой, но потом, уловив краем глаза промелькнувшее за окном удивлённое лицо санитара, понял, что выглядит как пациент не реабилитационного, а психиатрического отделения, и принялся за еду.
Пища показалась ему пересолённой, и он снова с сожалением вспомнил о стряпне Рокфора, который всегда с точностью до миллиграмма определял нужное количество даже самых экзотических ингредиентов, что уж говорить о банальной соли… Отставив поднос с опустошёнными тарелками, Чип взялся за начатую днём книгу, но уже на третьем рассказе понял, что не в силах бороться с подступающей дремотой. Обычно рассказы про Шерлока Джонса вызывали у него какие угодно чувства, кроме сонливости, но в этот раз всё было иначе. Впрочем, это был один из поздних сборников, которые сэр Говард Баскервиль писал, уже порядком устав от своего собственного героя. Поэтому Чипу оставалось лишь подивиться тому, как легко усталость автора может передаться читателю, отложить книгу и опустить подушку. Лишь устроившись поудобнее, он понял, насколько сильно он устал за все эти дни. И если прошлая ночь была полна сражений с уборщиками и нахлынувших в связи с этим воспоминаний, то сейчас он заснул глубоким сном без всяких сновидений.
— Ну что, получилось?
— Даже легче, чем можно было себе представить!
— А ты, я смотрю, и впрямь ценное приобретение! Совесть не мучает, а?
— Моя совесть осталась в тяжёлом и одиноком детстве, шеф…
— Да-да, можешь не продолжать, я знаю твою историю. Ладно, давай сюда! Так-так, что тут у нас… Любопытно… А наш пациент неплохо справляется с ролью детектива! Блеф простой, но против дилетантов действует «на ура»! Посмотри!
— Ого, вот это да! Шеф, а ведь его проницательность просто поражает воображение!
— Вот-вот, о чём я и говорю! Так, ладно, что дальше… «Как я успел соскучиться…» «Не волнуйтесь за меня…» «Считайте, что я на отдыхе…» Что ж, будем надеяться… О, это уже интереснее! «Не переживай за меня, переживай за свои гениальные теории…» Подумать только, какое благородство!
— Да уж…
— Ревнуешь?
— Ну, как сказать…
— Можешь не говорить, я всё и так вижу… «Помни, я всегда рядом с тобой и со всеми вами… Рядом с тобой, сколько бы миль дорог, джунглей и морей ни лежало между нами…»
— Обязательно читать это вслух, да ещё с выражением?
— Что ты, разумеется, нет! Ладно, запечатывай и отправляй, ничего опасного для нас здесь нету.
— Можно подумать, он мог что-то пронюхать за один день, да ещё находясь, скажем так, под чутким присмотром.
— Да, будем надеяться, это его отвлечёт…
— Всё, Милли, время!
— Как, разве уже?..
— Да, я засекал. Давайте посмотрим, что у вас получилось…
Чип забрал у медсестры исписанный листок и, внимательно просмотрев его, разочарованно поцокал языком.
— Нет, это никуда не годится!
Бурундучиха, до этого с надеждой смотревшая то на Чипа, то на свой листик, опустила глаза и еле слышно спросила:
— Сколько ошибок и пропусков на этот раз?
— Тридцать три.
Милдред приободрилась.
— Но, Чип, ведь это уже не пятьдесят восемь!
— Но ведь и не десять, согласитесь.
— Да-да, конечно, вы правы…
Медсестра снова отвернулась и положила голову на уже начавшие подрагивать от перенапряжения руки. Как она ни старалась, её результат всё равно оставался неудовлетворительным, хотя пошёл уже второй день их с Чипом занятий по развитию способности концентрации внимания. Методику тренировки бурундук почерпнул из книги, написанной бывшим агентом ЦРУ и повествующей о том, как на самом деле выглядит работа разведчика. Он раздобыл её специально для Дейла, чтобы тот на наглядном примере удостоверился, что все приключения Дирка Суава не имеют ничего общего с реальностью. Но Дейла, заснувшего уже на середине первой части, это не убедило, а наоборот, ещё больше укрепило его веру в то, что Дирк Суав — гений, а все остальные так называемые «разведчики» — посредственности, которых надо обучать совершенно элементарным вещам. Видя, что его друг дочитывать книгу не собирается, Чип проштудировал её сам, чтобы впоследствии с видом знатока вставлять едкие комментарии по ходу фильмов. Да и вообще, учитывая специфику их работы, эта информация могла оказаться очень полезной, например, в очередной схватке с тем же Супершпионом.
Естественно, Чип гораздо больше внимания уделил второй и третьей частям книги, где описывались приёмы агентурной работы. Но жизнь, как водится, внесла свои коррективы, и самым нужным оказался материал из первой главы, посвящённой начальной подготовке разведчиков, в частности упражнение для развития умения усваивать и обрабатывать информацию при наличии помех, сосредотачиваясь исключительно на поставленной задаче и отрешаясь от внешних раздражителей. Оно заключалось в том, что испытуемая Милдред получала от куратора Чипа листик с отрывком из рассказа о Шерлоке Джонсе и боевую задачу — за пять минут зачеркнуть все буквы «О», подчеркнуть все буквы «А», обвести кругом все буквы «Е». Казалось бы, ничего сложного. Но это лишь в том случае, если никто не будет мешать…
— Подчеркнуть все «О», зачеркнуть все «Е»! — ни с того, ни с сего кричал Чип, заставляя медсестру сбиваться с рабочего ритма, нервничать и промахиваться мимо нужных букв. Стоило ей снова успокоиться, как Чип будто невзначай бросал комментарий вроде «две буквы пропустили», и Милли машинально возвращалась к предыдущей строке. Когда же бурундук понял, что она более-менее приноровилась игнорировать «новые» инструкции, их место заняли песни, шутки, хватания за руку, отбирание листика и смешные рожи, которым мог позавидовать даже такой балагур, как Дейл. С кем-то из друзей-«Спасателей» Чип постеснялся бы вести себя так, как сейчас, даже в шутку, боясь показаться глупым, но в обществе медсестры он почему-то чувствовал себя как никогда раскованно и непринуждённо. И, что ещё более удивительно, получал от этого неподдельное удовольствие…
— Ладно, Милли, я вижу, что вам нужен отдых, поэтому сделаем перерыв, — сказал Чип, складывая листы бумаги в книгу. — Поверьте, для первого раза у вас очень хорошо получается!
— Правда? — Милдред снова подняла глаза на него. Чип утвердительно кивнул и положил руку ей на плечо.
— Конечно! Ни у кого, даже самого талантливого, ничего не получается идеально с первого раза! Практика, только практика!
— Да, Чип, разумеется, вы правы… Просто знаете, когда я смотрю на такого мастера своего дела, как вы, у меня как-то сама собой возникает мысль, что кому-кому, а мне такого никогда не добиться…
— И это говорит такой прекрасный и многоопытный специалист? Я не верю, я просто отказываюсь верить своим ушам!
— Ну уж многоопытный! Я работаю здесь всего полгода, а вы… Вот скажите, если не секрет, сколько времени вы работаете «Спасателем»? Хотя бы приблизительно?
— Зачем приблизительно? Я могу назвать точную дату образования нашей команды! Это случилось…
Когда Милли услышала дату, у неё глаза на лоб вылезли.
— Ничего себе!.. Это… Я и подумать не могла!
— Если честно, я и сам порой удивляюсь, — пожал плечами Чип. — Как говорится, столько не живут…
— Теперь понятно, откуда вы всё знаете!
— Всё? Ну что вы, всё знать не под силу никому! Взять хотя бы ту самую фармакологию, в которой мне никогда не стать таким экспертом, как вы!
— Ой, бросьте! — отмахнулась бурундучиха, но невооружённым глазом было видно, что её настроение значительно улучшилось. — По сравнению с доктором Спайви я простая любительница…
— А по сравнению с Шерлоком Джонсом я — полный профан сыска, и что с того? — спросил Чип. Любой, кто знал его достаточно долго, был бы сражён наповал этим добровольным, сделанным как бы между прочим признанием. Другое дело, что в присутствии своих друзей Чипу никогда бы и в голову не пришло говорить нечто подобное. Но он внушил себе, что ничего зазорного в этом нет, ведь Милли — это совсем другое дело. При этом вопрос, насколько другое, оставался открытым…
— Ну, знаете, сравнивать себя с литературным персонажем — это одно, а с реальными грызунами…
— Послушайте, Милли, даже такой видный специалист, как доктор Стоун, далеко не сразу стал тем светилом медицины, каким является, и ему тоже порой требуется помощь других врачей со стороны. Вот как сейчас, например!
Бурундук кивнул на направлявшихся в их сторону прогулочным шагом доктора Стоуна и незнакомого ему мужчины-белки в белом халате, накинутом поверх строгого костюма. Они о чём-то приглушённо беседовали, но разобрать, о чём именно, с такого расстояния не представлялось возможным. Милдред проследила за его взглядом и засмеялась.
— Знаете, Чип, похоже, вы не сильно преувеличивали, употребив слово «профан»…
— То есть… в смысле… — «Спасатель» недоумённо посмотрел на неё, потом ещё раз взглянул на двух мужчин. — Вы хотите сказать, что собеседник Стоуна не врач? Но я видел его входящим и выходящим из палаты мистера Кошелька, а вчера вы сказали, что к нему не пускают никого, кроме членов семьи. Ну и врачей, понятное дело. Поскольку Гарольд Кошелёк — мышь, этот мужчина, очевидно, не может быть его родственником, так как он белка. Значит, по логике, он должен быть врачом. Где я не прав?
Милли потупилась.
— Вы, безусловно, правы, Чип. Это я ввела вас в заблуждение. Просто мистер Натсон настолько близок к семье Кошельков, что я непроизвольно отнесла его к категории родственников.
— Мистер Натсон?
— Да, Натсон. Перри Натсон. Это поверенный в делах семьи Кошельков. Его отец, Перегрин Натсон, вёл дела Гарольда Кошелька Второго, отца мистера Гарольда, а дед Персиваль Натсон — дела Гарольда Кошелька Первого.
— Ого! — восхищённо воскликнул «Спасатель». — Милли, да вы просто кладезь знаний! И откуда только вам всё это известно?
— От дедушки. Он был очень начитанным и очень мудрым. Его очень уважали и часто просили рассудить какой-либо конфликт. Я уже говорила вам, что после смерти родителей я переехала к нему, и он сделал всё от него зависящее, чтобы заменить мне отца и мать и научить всем житейским премудростям, которые только знал. Каждый вечер мы подолгу с ним беседовали, обсуждая события дня, и именно от него я впервые услышала о Гарольде Кошельке Третьем. В то время только и разговоров было, что о культе Куку-Колы. Поначалу его считали не более чем кучкой сумасшедших, но после того, как его членом стал Гарольд Кошелёк, отношение резко изменилось. Моего деда тоже звали вступить туда, но он категорически отказался, заявив, что чувствует здесь какой-то подвох и что эта история добром не кончится.
— Он оказался прав.
— Да, он, как всегда, оказался прав. Многие потом приходили к нему извиняться за то, что не поверили ему и попались на удочку. До самой своей смерти он не уставал напоминать мне об этой истории, приводя Гарольда Кошелька Третьего в качестве примера того, что мудрость за деньги не купишь, что её можно только нажить собственным опытом, заплатив при этом гораздо большую цену, чем всё золото мира. В случае Гарольда Кошелька этой ценой стало семейное счастье, ведь из-за этого культа он развёлся со своей женой…
Милдред осеклась и закрыла рот ладонью.
— Простите, мистер Чип, я, кажется…
— Ничего, Милли, продолжайте, — попросил бурундук. — Мне очень интересно! И потом, мы же с вами договаривались: никаких «мистеров».
— Поймите, я не хочу, чтобы вы считали меня сплетницей…
— Господи, Милли, что вы такое говорите! Вы же не считаете сплетником вашего дедушку, который рассказал вам всё это, верно?
— Верно…
— Вот видите! Ничего зазорного в этом нет. Но, если вам так будет легче, будем считать ваш рассказ, скажем… помощью следствию! Что скажете?
— Ну что ж, если так, то это меняет дело! — улыбнулась бурундучиха. Чип тоже улыбнулся, поощряя её к продолжению рассказа о семье Кошельков. Не то чтобы ему очень нравилось копаться в чужом белье, но сейчас инстинкт детектива взял верх. Да и вообще ему уже порядком надоело попадать впросак, делая далеко идущие выводы на основе неполной информации, поэтому упустить такой шанс получить исчерпывающее представление о положении дел, с его точки зрения, было бы просто верхом глупости, если не вообще преступной халатностью.
— Миссис Мауиза — это, как вы уже наверняка догадались, вторая жена мистера Гарольда. Первой была Барбара Суиссзанд, дочь одной из самых богатых семей Восточного побережья. Очень красивая, очень умная и очень добрая женщина. Их брак продержался не одно десятилетие и выдержал всё: и материальные трудности, и козни недоброжелателей. Но, как выразился мой дедушка, «пал под натиском гордыни». Когда Гарольд Кошелёк ещё только заговорил о вступлении в культ Колы, его жена сразу сказала, что здесь дело нечисто. Однако мистер Гарольд, до этого привыкший во всём доверять мнению своей супруги, на этот раз упёрся. Миссис Барбара тоже не отступала, так как хотела во что бы то ни стало уберечь своего мужа от попадания в неприятную историю. В итоге каждый остался при своём, но миссис Барбара пообещала, что, если её муж всё-таки вступит в этот культ, она подаст на развод.
— Ого! Серьёзно!
— Да, даже очень! Но даже это не остановило мистера Гарольда, и на следующий же день после того, как его посвятили в члены культа, миссис Барбара собрала вещи и, отдав мистеру Натсону все необходимые распоряжения, уехала обратно в Нью-Йорк. Мистер Натсон очень переживал, что такая замечательная семья распалась, он даже приходил к моему дедушке посоветоваться, что ему делать. Дедушка выслушал его и сказал: «Конечно, надо попытаться образумить их, но, насколько я знаю, они оба очень гордые, а в данном случае нужно, чтобы хотя бы один из них пошёл на попятную. Это возможно, но они сами должны прийти к этому, с ходу этого не добиться. Нужно время…»
— Но ведь культ Колы уже давно не тот, что был раньше! — возразил Чип. — И Гарольд Кошелёк убедился, что его жена была права! Почему же тогда…
Милли грустно улыбнулась.
— Мистер Гарольд слишком горд, чтобы признать свою ошибку.
— А миссис Барбара?
— О ней я ничего не могу вам сказать. Но в этой ситуации, мне кажется, первый шаг должен сделать всё-таки мистер Гарольд, ведь это он оказался неправ… Не знаю…
— Ясно… — кивнул Чип. Он помолчал, переваривая услышанное, потом снова посмотрел на врача и поверенного, сейчас сидевших на закреплённой на стенке колонны скамейке, точно такой же, как и та, на которой сидела Милдред, и возле которой стояла его коляска. В данный момент говорил Стоун, а Натсон молча внимал ему, изредка делая какие-то пометки в блокноте.
— Сохранять надежду и одновременно готовить бумаги… — пробормотал Чип, вспомнив вчерашнюю фразу Милли. Такую короткую и вместе с тем столь ёмкую, что никаких слов больше и не требовалось. Всё было понятно и так…
— Знаете, Чип…
— Что, Милли?
— Вполне возможно, что когда-нибудь вы услышите от кого-то, что мистер Гарольд женился на миссис Мауизе лишь для того, чтобы досадить своей бывшей жене…
— Вот как?! — бурундук удивлённо поднял брови.
— Так вот, я хочу, чтобы вы знали — это неправда!
— Почему нет?
— Потому что мистер Гарольд всё ещё любит её, несмотря на их ссору, развод и свою гордыню.
Чип недоверчиво хмыкнул.
— Зачем же он тогда женился?
— Помните, я говорила вчера, что миссис Мауиза очень талантлива?
— Конечно, помню. Роль саламандры, «Маускар»…
— Если бы не мистер Гарольд, ничего бы этого не было.
— То есть мы имеем типичный брак по расчёту.
Милдред сокрушённо покачала головой.
— И вы туда же, Чип…
— Простите, Милли, я просто… Ну-у… Просто это первое, что приходит на ум… — поспешил извиниться «Спасатель», мысленно ругая себя на чём свет стоит за несдержанность и очередную поспешность с выводами.
— Да-да, я понимаю. Со стороны это действительно выглядит так, как будто молодая актриса подцепила знатного холостяка, чтобы за его счёт сделать себе головокружительную карьеру. Но на самом деле их брак с самого начала был идеей мистера Гарольда. Понимаете, он впервые увидел её на сцене одного провинциального театра в эпизодической роли. Роли мужчины-белки, кстати, которую ей пришлось играть, поскольку все актёры-мужчины уже были заняты. И мистер Гарольд был просто поражён, когда узнал, что эту роль играет девушка-мышь, ведь её грим, несмотря на то, что был, ввиду бедности театра, выполнен из примитивных подручных средств, делал её просто неотличимой от настоящей белки! Тогда он дал себе слово сделать из неё суперзвезду, помочь добиться той славы и того признания, которые её талант, безусловно, заслуживал, но о которых она, дочь простого фермера, не могла даже мечтать. Вскоре после свадьбы он привёз её в Хилливуд и устроил в лучшую школу актёрского мастерства, без диплома которой даже думать нельзя было о заглавных ролях и которую она закончила за два года вместо четырёх положенных. Потом «Майами Майс», премия «Маускар», слава…
— Ну, хорошо, допустим, — сказал Чип, когда Милли замолчала. — Но я всё равно не могу понять, зачем свадьба. Разве недостаточно того, что она его протеже? Тем более что она всё равно оставила девичью фамилию…
— Да, Чип, — улыбнулась бурундучиха, — сразу видно, что вы далеки от мира шоу-бизнеса. Девичья фамилия — своего рода сценический псевдоним, поскольку звучит и запоминается гораздо лучше. Но всё равно все до единого знают, что на самом деле её фамилия Кошелёк, а это ключ к очень многим дверям.
— Ясно.
— А сейчас, — продолжила Милдред после недолгой паузы, — всё повисло на волоске…
— Но почему? Неужели даже «Маускара» недостаточно? Впрочем, шоу-бизнес для меня действительно тёмный лес…
— Шоу-бизнес?.. Нет, я имею в виду новую больницу.
— Новую больницу? — недоверчиво переспросил Чип.
— Да, в Сан-Анджелесе. Её открытие намечено на середину будущего года. Об этом мистер Гарольд объявил на прошлой неделе на встрече с персоналом нашей больницы. Сами понимаете, в Сан-Анджелесе придётся всё начинать с нуля, поэтому часть персонала отсюда переведут туда. Вот он и поручил доктору Стоуну отобрать для неё достойных кандидатов… А вот как вы думаете, где она будет размещаться?
— В больнице какой-нибудь, как и эта.
— Да, но в какой именно?
— Понятия не имею, — развёл руками Чип, — я плохо знаю Сан-Анджелес.
— Но об этой-то больнице вы должны знать!
— Милли, не томите, я сдаюсь! Что это за больница?
Медсестра торжествующе улыбнулась и произнесла, растягивая слова в подражание Чипу:
— Это Тихоокеанский медицинский центр!
Бурундук едва не поперхнулся.
— Тихоокеанский центр?! Но ведь это же… Там же…
— Да, Чип, по сравнению с ним наша Центральная городская больница — всего лишь домик сельского ветеринара. В этом центре под руководством доктора Ксавьера уже довольно давно организована поликлиника, где работают около десятка грызунов-врачей, но это не более чем несколько комнат и кладовая с перевязочными материалами и медикаментами из набора первой помощи. У нас есть то, чего у них нет — оборудование и умеющий обращаться с ним персонал. А у них есть то, чего катастрофически не хватает нам — площадь. Ведь наша больница, — Милдред обвела рукой вокруг себя, — уже дошла практически до предела. Перед началом строительства эта ниша между подземным гаражом, фундаментом и несущей стеной выглядела идеальной и вполне достаточной по размеру. Но это впечатление было обманчивым, поскольку только сейчас мы смогли осознать свои реальные потребности. В Тихоокеанском центре пригодного для наших целей пространства гораздо больше, и расположено оно гораздо удобнее, так как непосредственно примыкает к больничным складам. Это просто чудо! Тамошняя больница действительно может стать главной больницей для животных в стране!
— Здорово! А вы туда поедете?
— Нет, — бурундучиха помотала головой, — я не хочу никуда уезжать отсюда. Мне нравится наша больница, и потом, здесь мой дом…
— Да-да, разумеется! — закивал Чип, почему-то испытавший после её ответа невыразимое облегчение. Милдред же, посмотрев на Стоуна и Натсона, добавила:
— Тем более что теперь, в связи с болезнью мистера Гарольда, трудно утверждать что-либо наверняка. Только в такие вот моменты очень остро понимаешь, насколько сильно всё в этом мире зависит от отдельной личности, от её силы воли, целеустремлённости, энергичности… Да уж, энергичности… Ещё на том собрании мистер Гарольд был просто воплощением энергичности и здоровья, а пять дней назад его привезли к нам. Он был очень слаб, но всё время повторял, что это простое недомогание, что оно вскоре пройдёт и что его жена напрасно забила тревогу… Но его состояние не улучшалось, и доктор Стоун, заподозрив худшее, перевёл его в палату интенсивной терапии. С тех пор он там… Извините…
— Ничего, Милли… — Чип подъехал ближе и положил ей руку на плечо. Медсестра кивнула и положила сверху свою ладонь, благодаря за поддержку. Однако жест Чипа преследовал и другую цель — создать благоприятные условия для вопроса, который начал беспокоить его ещё вчера. И «Спасатель», дождавшись, когда она успокоится, задал его.
— Милли, послушайте… За время нашего с нами знакомства я много чего узнал и ещё больше понял. Но одного я всё-таки не могу понять.
— Чего же именно? — спросила медсестра, убирая платок в карман и поворачиваясь к Чипу. Она попыталась поймать его взгляд, но бурундук неотрывно смотрел на её висок. Простой приём, позволяющий смотреть на собеседника, не встречаясь с ним глазами. Очень полезен, когда хочешь вывести кого-то из равновесия. Или когда тебе самому неудобно смотреть этому кому-то в глаза. И Чип, чувствовавший какую-то странную, несвойственную ему неловкость, затруднялся ответить самому себе, какую из этих целей он преследует в данный момент.
— Ну, если честно… в общем… Почему вы так переживаете за мистера Гарольда? Да, я понимаю, он столько всего сделал, но… Вы так о нём говорите, как будто он ваш родственник, и я… И потом, вы знаете, вы… я просто обязан спросить вас, почему вы так запросто говорите мне всё это, ведь я… ведь вы видите меня в первый…
Чип замолк, увидев, как выражение живого любопытства на лице Милдред сменилось сперва растерянностью, а затем — праведным гневом. Её губы вытянулись в тонкую полоску, ноздри расширились, а серые глаза под сдвинувшимися к самой переносице бровями зло заблестели, став от этого почти бесцветными.
— Мистер Чип… ну знаете… знаете… — только и смогла вымолвить она. Её грудь вздымалась, как кузнечные меха, дыхание стало частым и тяжёлым. Резким движением она сорвала его руку со своего плеча и рывком поднялась с явным намерением уйти от него подальше. Но остановилась, не ступив и двух шагов, и закрыла лицо руками. Свободно висевший на ней халат скрывал дрожь её тела, но по тому, как судорожно двигались её плечи, было понятно, что её просто колотит.
— Милли, послушайте… — начал Чип, вновь подъезжая к ней. Он протянул руку, чтобы взять её за локоть, но она так и зависла в воздухе, потому что медсестра обернулась и, обратив к «Спасателю» перекошённое от злости и рыданий лицо, закричала на него во всю мочь своего охрипшего голоса:
— Знаете что, мистер Чип? Вы… вы просто… негодяй! чудовище! Вы… вы втёрлись ко мне в доверие!.. Задавали свои вопросы!.. Называли это помощью следствию!.. А потом… а сами… Зачем, зачем я всё вам рассказывала? Зачем рассказала всё это тому, кто просто не в состоянии ничего понять!!!
Она снова отвернулась от него. Чип нервно огляделся и понял, что на них смотрит весь двор. От доктора Стоуна и мистера Натсона на скамейке напротив и других прогуливавшихся пациентов и врачей до замершего посреди гаража уборщика-бурундука с мешками мусора в руках и ещё более перекошённым, чем только что у Милдред, лицом. «Господи, что я наделал… — подумал Чип. — Я действительно безмозглое и бессердечное бревно, на которое даже видавший виды уборщик не может смотреть без отвращения…»
— Простите… — попросил он, но в первый раз голос прозвучал слишком тихо и неуверенно, поэтому он откашлялся и повторил то же самое уже громче. А потом ещё раз, но уже проорав это во весь голос.
— Прости меня, Милли!
Его крик, эхом отразившийся от бетонных стен подземного гаража, не только заставил вздрогнуть всех присутствующих, но и вызвал срабатывание сигнализации ближайшего к ним автомобиля. Помещение наполнилось пронзительным завыванием, и застывшие на месте грызуны тут же сорвались с мест и бросились в укрытие. Чип ещё раз попытался взять Милли за руку, чтобы увести за колонну, но она вновь отмахнулась, и бурундук похолодел, решив, что всё потеряно безвозвратно. Но бурундучиха, как оказалось, отвергла его помощь лишь затем, чтобы самой отвезти Чипа в укрытие. Прибежавшим с пистолетами наизготовку охранникам оставалось лишь недоумённо развести руками и вызвать в гараж хозяина поднявшей ложную тревогу машины. Когда сигнализация была отключена и люди покинули территорию гаража, все животные вышли из своих убежищ, а опущенная в срочном порядке входная решётка больницы снова открылась, сигнализируя о возвращении Малой Центральной больницы к нормальному режиму работы. Но говорить об исчерпании инцидента было ещё не время.
— Пожалуйста, Милли… — вновь начал Чип, когда они вышли из-за колонны, но был прерван раздавшимися со всех сторон аплодисментами невольных зрителей разыгравшейся между ним и медсестрой сцены. Бурундучиха залилась краской и опустила лицо. Чип тоже покраснел, но, несмотря на смущение, улыбнулся и помахал рукой в ответ, одновременно благодаря публику за внимание и призывая потихоньку расходиться. Присутствующие вняли и разошлись кто куда, активно обсуждая по дороге этот яркий эпизод, который явно забудется ещё не скоро. Убедившись, что в непосредственной близости никого нет, Чип взял Милдред за руку и, окрылённый тем, что на этот раз она не стала убирать её, начал. Точнее, продолжил.
— Милли, простите меня. Я… вы правы, я вёл себя как последний негодяй. Я… знаете, после всего того, что вы мне рассказали, я просто… просто не имел права усомниться в вашей искренности… Но я… поймите меня правильно, я раньше… передо мной раньше так никто и никогда не изливал душу, поэтому я… это всё с непривычки… В моей работе волей-неволей приходиться сомневаться во всём, опасаться удара в спину… И иногда это даёт о себе знать вот таким вот неожиданным и неподобающим образом… Простите меня, если можете. Я прошу вас…
Милли повернулась к нему и, взяв его ладонь обеими руками, посмотрела ему прямо в глаза, и на этот раз Чип их не отвёл, хоть ему и было очень стыдно смотреть на неё сейчас. Точь-в-точь как тогда, в парке, когда он закрывал глаза кулаками и искренне желал провалиться под землю, чтобы не осквернять своим взглядом и своим существованием мир, в котором жила Гаечка…
«Как всё сходится…»
— Чип…
«Слава богу, она не назвала меня „мистером“!..»
— Знаете, это… это опять-таки я должна просить прощения за свою несдержанность и… и грубость… Просто… просто есть темы, на которые я не могу говорить беспристрастно. Надеюсь, вы понимаете…
— Понимаю, — кивнул Чип, накрывая левой ладонью её руки, всё так же державшие его правую кисть. — И уверен, что у каждого живущего на земле есть такая тема.
— Да, наверное. И для меня, по крайней мере сейчас, это тема здоровья мистера Гарольда. Вы совершенно правы, он мне не родственник. Но при этом он очень сильно, даже слишком сильно напоминает мне моего дедушку…
«Господи, ну конечно же… — понял Чип. — Грузовик с лекарствами…»
— …Созданная мистером Гарольдом больница дала мне новый смысл жизни. И мне очень больно смотреть, как он уходит. Ведь он уходит, сколько бы все мы ни гнали от себя прочь эту мысль… Как уходил мой дедушка… Он столько всего сделал в своей жизни, стольким помог… и мог бы помочь ещё многим и многим… Как и мистер Кошелёк… К счастью, у него есть молодая жена, которая, я уверена, продолжит его благое дело с тем же усердием, с той же самоотдачей, что и он сам… Потому что нельзя, чтобы дело таких титанов, как мистер Гарольд, пропало… Нельзя…
— Помните, Милли, вчера я сказал вам, что у вас с миссис Мауизой много общего?
— Да, Чип, помню. Прекрасно помню…
— Так вот, есть ещё один момент, который делает вас ещё более похожими. Вы обе — достойные продолжатели дел титанов. Она — мистера Гарольда. А вы — своего деда.
— Ну что вы, господи, куда мне до моего дедушки…
— Поверьте мне, вы очень хорошая внучка. Я уверен, он гордился бы вами.
Расчувствовавшаяся медсестра всхлипнула и промокнула ладонью снова выступившие на глазах слёзы. Чип всё так же держал её ладонь обеими руками и неотрывно смотрел на неё. У него самого глаза были на мокром месте, но что-то мешало ему убрать даже одну руку, даже на короткий миг, поэтому он лишь часто моргал, чтобы быстрее высушить скопившуюся в уголках глаз влагу.
— Спасибо вам… Чип… — прошептала Милдред. — Знаете, вы… вы очень хороший бурундук… очень добрый, терпеливый, умеющий слушать…
«К сожалению, не всегда… Далеко не всегда…»
— Именно поэтому я как-то сразу… как-то сразу прониклась к вам… доверием… Понимаете, я… я ведь вообще-то никогда никому про это не рассказывала, даже мистеру Кошельку и доктору Стоуну на собеседовании: не хотела показаться истеричкой… И потом, они меня о моём дедушке и не спрашивали… А вы… Сразу запомнили, что он любил рассказы про Шерлока Джонса… И я… Вы уж простите, что не сдержалась…
— Почему… Почему всё… Почему всё это? Почему ты делаешь всё это?
— Ну, я не знаю, Чип. Ты попросил меня…
Опять всё просто. Всё слишком просто.
Перри Натсон рассказал историю Гарольда и Барбары Кошельков её дедушке, потому что доверял его мудрости и порядочности и знал, что он не станет об этом распространяться. Он и не стал, рассказав всё это лишь одному, самому близкому и дорогому существу на свете — своей внучке, но опять-таки совсем не для того, чтобы перемыть им косточки, а чтобы научить её премудростям жизни. А она рассказала ему. Потому что он попросил её. И потому, что она доверяла ему, как самой себе…
Чип посмотрел на всё так же лежавший у него на коленях томик детективных рассказов с зажатыми между страниц исписанными листиками и сокрушённо покачал головой. Всё-таки по сравнению с Шерлоком Джонсом он и впрямь полный профан. Да, иногда ему удавалось распутать сложную интригу и докопаться до сути, как, например, в этом деле с икрой, когда из нескольких разрозненных и совершенно на первый взгляд не связанных между собой фактов он сумел восстановить целостную картину и раскрыть преступный замысел Толстопуза. Но когда дело касалось чувств, его радар, настроенный на поиск двойного и тройного смысла, начинал давать сбои. Точнее, начинал поднимать ложную тревогу от любого чиха, подобно чересчур чувствительной автосигнализации. И пусть он уже умеет использовать его в деле, ему всё равно ещё предстоит научиться очень многому и, в частности, самому важному — умению вовремя этот самый радар выключать…
— Знаете, Чип… — начала бурундучиха, но «Спасатель» вдруг встрепенулся и приложил палец к губам, призывая её к тишине. Потом знаками попросил её развернуть коляску в сторону колонны, возле которой они стояли. Когда она сделала это, бурундук очень медленно и тихо вынул один из притороченных к спинке костылей и махнул рукой вперёд. Милли толкнула коляску, и Чип буквально пролетел мимо колонны. Обогнув её, он резко затормозил и ткнул костылём в лицо опешившему от его неожиданного появления мужчины-мыши с густыми торчащими во все стороны чёрными волосами, одетого в серую форму санитара.
— Ты что здесь делаешь? — строго спросил бурундук, чуть опуская костыль, чтобы дать неизвестному возможность говорить.
— Я… это… ну… — промямлил медработник. — Тут такое… сигнализация была… так я это… сюда…
— Врёшь! — крикнул Чип. — Я видел, как ты прошёл за колонну, когда мы ещё только приехали сюда! Это было почти три часа назад! Что ты тут делал?
— Да ну что вы такое говорите! — самообладание постепенно вернулось к санитару, и он, вспомнив, что его оппонент раза в два меньше его и в придачу калека, стал говорить громче и увереннее. — У меня, знаете ли, была напряжённая смена, да! Что мне, уже отдохнуть нельзя часок-другой! Гараж-то, между прочим, общий! Я же не виноват, что вы кричите так, что вас не то что за колонной, а на улице слышно!
Чип опустил костыль ещё ниже. Чутьё подсказывало ему, что что-то тут не так, но оно уже столько раз подводило его, заставляя видеть подвох там, где его и в помине не было, что слепо доверять ему бурундук опасался. Однако этот санитар казался ему смутно знакомым, хотя он никак не мог вспомнить почему, и это настораживало ещё больше…
— Милли! — позвал он и, когда ожидавшая его сигнала медсестра вышла из-за колонны, спросил:
— Ты его знаешь?
— Конечно знаю! — ответила та. — Это Таркл, санитар из нашего отделения.
Чип убрал костыль совсем. Во-первых, он верил Милли. Во-вторых, он вспомнил, где видел этого санитара. Первый раз это было в день или, скорее, в ночь его прибытия сюда. Именно он тогда пришёл и попросил его друзей удалиться, так как часы посещения давно закончились. Второй раз — позавчера: в окне палаты как раз после ухода принёсшей ужин и забравшей его письмо Милли. Оба раза Чип был слишком увлечён, чтобы как следует рассмотреть его, да и появлялся он лишь на очень короткое время, от силы секунд на пять. Но он всё же узнал его сейчас. То есть не узнал, а почувствовал, что уже где-то видел это лицо, однако даже одного этого зачастую достаточно, чтобы определить, по какую сторону грани между жизнью и смертью ты окажешься в следующее мгновенье. Осознание этого вернуло бурундуку былую уверенность. Пусть его радар, как сказала бы Гайка, нуждается в калибровке, но он работает. А значит, живём…
— Милли, ты бы поосторожнее с этим типом! Какой-то он не в меру буйный! — сердито заметил верзила. Он окончательно пришёл в себя и стоял, сложив руки на груди и демонстрируя бугристые бицепсы.
— Успокойся, Таркл! Просто мистер Чип переживал за меня, вот и всё! — ответила бурундучиха, снова вогнав Чипа в краску. Вообще-то изначально он хотел проверить, действительно ли кто-то притаился за колонной, или ему просто послышалось, но теперь, после этих её слов, бурундук вынужден был признать, что что-то такое действительно было…
— Какой заботливый, надо же… Ладно, голубки, не буду вам мешать! — сказал санитар и, развернувшись, быстрым шагом направился ко входу в больницу, даже не заметив, что своими словами заставил покраснеть уже их обоих. Дабы скрыть охватившее их смущение, они изобразили кипучую деятельность. Милдред начала аккуратно складывать вынутый из кармана платок, а Чип развернулся и стал усердно запихивать костыль обратно в карман на спинке инвалидного кресла. Справившись каждый со своей задачей, они вновь посмотрели друг на друга и после непродолжительного молчания громко засмеялись.
— Надо же! — сказал Чип, утирая выступившие от смеха слёзы. — Подумать только, я поймал санитара! На костыль! Ха-ха-ха!
— Да уж! — поддержала его медсестра. — Никогда не видела Таркла таким, ха-ха-ха, растерянным! Он ведь считается самым сильным из всех, а сейчас… хи-хи-хи… на него было жалко смотреть!
— Да, он был не очень убедителен! Ха-ха-ха!
— И ушёл, не попрощавшись! Ха-ха-ха!
— Ха-ха-ха, почти, ха-ха-ха… Ахэм…
— Действительно, да…
Они снова замолчали и около минуты просто смотрели друг на друга. Потом Чип подъехал к Милли и, взяв её за руку, сказал то, что, он чувствовал, просто обязан сказать после всего того, что произошло между ними за эти дни. И что ему очень просто необычайно сильно хотелось сказать ей.
— Милли, вы столько всего рассказали мне, открыли мне глаза на очень многие вещи… Как вы смотрите на то, чтобы перейти на «ты»?
— Ну, — ответила та, улыбнувшись и пожав плечами, — учитывая, что мы и так уже перешли…
— Серьёзно?
— Ну да. Вы же сами сказали, вернее проорали: «Прости меня!». А после, когда я вышла из-за колонны, спросили…
— «Ты его знаешь?..» — повторил Чип свой вопрос в унисон ей. — Знаете, я… а я даже не заметил…
— Зато я заметила, — ответила Милдред. Простая, на первый взгляд, фраза, но в сочетании с выражением лица, тембром голоса и какой-то совершенно не поддающейся классификации интонацией она заставила сердце бурундука забиться так сильно, что, казалось, одного этого будет достаточно, чтобы вывести его вместе с коляской как минимум на околоземную орбиту.
— Да-да, войдите!.. А, это ты! Я ждал тебя раньше.
— Извините, пришлось задержаться в травматологии…
— Серьёзно? А я уж думал, во дворе!
— Даже не знаю, как это получилось. Когда он спросил меня, я просто… даже как-то…
— Брось, всё прошло просто великолепно!
— А вы что, видели?
— Разумеется, как и полгаража!
— Вот чёрт! Хорошо же я после этого выгляжу…
— О чём ты говоришь? С такой экспрессией надо подаваться в шоу-бизнес!
— Правда? Знаете, шеф, я ведь тоже иногда думаю…
— Ладно, хватит об этом. Что скажешь о пациенте?
— По-моему, он на крючке. Видели бы вы…
— Во-первых, я видел. А во-вторых, я о другом пациенте…
— А, там всё под контролем. График дежурства удобный, маршрут освоен.
— Хорошо. Смотрите, не подведите меня и самих себя!
— Всё будет в порядке, шеф!
— Ладно, тебе пора. Если кто спросит, зачем я тебя вызывал, скажешь, что по поводу Сан-Анджелеса.
— Но я ведь…
— Да знаю я прекрасно! Это так, на всякий случай. Всё, иди!
— Поздравляю, Милли! Ошибок всего лишь двенадцать!
— Серьёзно?! Нет, я не верю! Ты меня обманываешь, чтобы не расстраивать!
— Во-первых, это было бы очень непедагогично с моей стороны, а во-вторых, в этом нет никакой надобности! Посмотри сама!
Милдред вырвала из руки Чипа протянутый ей листик и углубилась в изучение. Посчитав отмеченные её «куратором» ошибки, она нахмурилась, не до конца доверяя полученному результату, и пересчитала всё ещё раз. Потом ещё раз и ещё, и с каждым разом её лицо становилось всё светлее, а губы растягивались всё шире, и после пятого пересчёта она вся светилась радостью настолько ярко, что окружающие предметы, казалось, стали отбрасывать ещё одну тень вдобавок к уже имеющимся.
— Господи… Господи! Господи!!! — от бивших ключом эмоций Милли прямо запрыгала на скамейке. — У меня получилось!
— Разумеется получилось! При таком рвении и старании просто не могло не получиться!
— Нет, Чип, это ты — просто феноменальный педагог! Я просто не могу поверить! Всего несколько занятий — и уже превосходный результат!
— Ну… — Чип шутливо нахмурился. — В принципе, превосходным результатом мы договаривались считать десять ошибок, но это как раз тот случай, когда ошибок не «на целых две больше», а «всего лишь на две больше». Отличная работа! Ты великолепно держалась! Я аж упрел, пытаясь отвлечь твоё внимание, но ты была как за каменной стеной!
— Чип, — удивление Милли не знало границ, — а как ты узнал?
— Что узнал? — не понял бурундук.
— Про стену.
— В смысле?
— Просто я… ах, ну да, это ты просто так выразился, да? А я подумала, что ты действительно мои мысли читаешь…
«Спасатель» наморщил лоб, соображая, что к чему, и, догадавшись, рассмеялся:
— Да, ничего не скажешь, интересно получилось! Я, кстати, действительно собирался сказать тебе, что для улучшения результата надо на чём-то сосредоточиться, представить себе что-то, что позволит отрешиться от окружающей обстановки и ненужных мыслей. Желательно что-то массивное, крепкое…
— А я сама догадалась!
— Да, — кивнул Чип, — ты сама догадалась! Поздравляю! Каменная стена — отличный выбор!
Милдред звонко рассмеялась шутке Чипа. Бурундук тоже улыбнулся, радуясь её непринуждённому веселью и вновь поражаясь своему умению найти проблему на ровном месте. Даже в таких безобидных вещах, как события позавчерашнего вечера. Или, если быть точным, не события, а ощущения, потому что как раз на события вечер выдался небогатым и их список исчерпывался двумя визитами медсестры.
В первый раз, в начале шестого, она принесла письмо от его друзей и извинилась, что не заходила раньше, объяснив это тем, что её помощь потребовалась в другом отделении. Стоило ей появиться, как ощущение какой-то странной смеси беспокойства и томительного ожидания, доселе терзавшее Чипа, и против которого не помогали даже рассказы о приключениях Шерлока Джонса, чтение которых обычно заставляло его забыть обо всём на свете, исчезло без следа. «Спасатель» обрадовался этому обретённому заново спокойствию и одновременно встревожился, потому что, как уже было сказано, это было что-то совершенно новое и неожиданное. Ведь даже тогда, когда он в тот июньский день ожидал возвращения Гайки и Дейла, чтение поглотило его всего без остатка, а сейчас… Но бурундук объяснил это тем, что в тот раз его товарищи были хоть и неизвестно где, но всё-таки в пределах города, а не в другом полушарии, как сейчас, и, когда медсестра удалилась, нетерпеливо вскрыл конверт с долгожданной весточкой от друзей.
Письмо, как и следовало ожидать, начиналось с ответов на заданные им вопросы. Долетели просто великолепно, так как наконец-то получили возможность как следует выспаться. Даже Дейл прикорнул, сумев в конце концов совладать с небольшим расстройством. Пробки были жуткими, но водитель микроавтобуса, на крыше которого они добирались до центра, прекрасно знал город и провёл машину окольными путями, сэкономив, по самым скромным подсчётам, часа два. На чай дали столько, сколько сказал Рокки, но, как потом выяснилось, раза в полтора больше, чем надо было, так как австралиец слегка переоценил уровень инфляции. Зато по достоинству оценил вкусовые качества голландского сыра, хранившегося на складе гостиничного ресторана. Что касается фотоаппарата, то он работал так, как должен был, хотя первые несколько снимков, непроизвольно сделанные Гайкой в процессе борьбы с заевшими креплениями вспышки, получились хоть и сумбурными и несколько сюрреалистическими, но всё равно очень любопытными, а потому достойными проявки и печати.
После этих общих слов шли блоки, написанные каждым из его друзей лично. Дейл сетовал на то, что из одного пыльного и шумного города они попали в другой не менее пыльный и шумный, и по его торопливому почерку чувствовалось, что он просто сгорает от нетерпения в ожидании путешествия вглубь острова, навстречу тайнам и приключениям. Рокфор, изрядно огорчённый ещё более урезанными сроками поездки, также был за то, чтобы как можно скорее двигаться дальше по маршруту. Вжику, напротив, очень нравилась Джакарта с мелкими закусочными на каждом углу, на задних дворах которых можно было найти все богатства как индонезийской, так и кухонь других стран мира. Гаечку же, как всегда, интересовало совсем другое, и Чип не смог сдержать улыбки, читая её послание. Три густо исписанных листка, содержавшие исчерпывающую информацию об устройстве моторикш, принципах планировки города и прокладки новых шоссе, а также архитектуре древних храмов и зданий колониального периода с вынесенными на поля формулами расчёта пропорций построек и обоснованием их оптимальности с учётом вулканического происхождения острова. Он снова и снова перечитывал геометрически идеальные, словно вышедшие из-под типографского пресса абзацы, которые излучали столько тепла, что, казалось, были выжжены лучами жаркого яванского солнца. Неясная тревога отступила, и Чип чувствовал себя качающимся на лазурных волнах тропического океана…
Именно в таком состоянии застала бурундука вернувшаяся с его ужином Милдред. Вновь подивившись его умению концентрироваться, она пожелала ему приятного аппетита и ушла. Бурундук сложил письмо обратно в конверт и положил в тумбочку, после чего принялся за еду и вдруг почувствовал, что ощущение встревоженности возвращается. «Снова радар барахлит…» — решил он, пережёвывая пищу и морщась от избытка соли. Это уже становилось забавным, поскольку завтрак и обед были приготовлены нормально, а к ужину поваров словно подменяли…
Может, причина в этом?!
Чип так и застыл с раскрытым ртом и недонесённой до него вилкой в поднятой руке, мысленно перебирая все известные ему из детективных романов яды, но ни одного со вкусом поваренной соли вспомнить не мог. Конечно, за десятилетия, прошедшие с момента написания рассказов о великом сыщике, мировая наука шагнула далеко вперёд, и считать их исчерпывающим справочником по ядохимикатам не приходилось, но всё-таки…
«Брось! Если бы это был яд, ты был бы уже мёртв! Опять раздуваешь из мухи слона! Или, как в данном случае, из соли!»
Хорошо, допустим. Но почему тогда завтрак и обед нормальные, а ужин — пересоленный? Будто разные звери готовили…
«А ты вспомни, что сказала Милли…»
«Ну, за эти дни она много чего сказала…»
«Вспомни! Ты согласился научить её концентрировать внимание, а она сказала…»
— Даже не знаю. Моя сегодняшняя смена уже заканчивается… Как насчёт завтра?
Конечно! Смена! Опять всё оказывается очень просто, если не гоняться за собственной тенью, уборщиками и поварами-убийцами…
Чип шумно выдохнул и отправил в рот очередной кусок, успевший к этому времени совсем остыть. Что ни день, то больше доказательств того, что ему необходим отдых. Пусть даже такой, в больнице, но отдых. Когда не надо думать о происках злоумышленников, переживать за жизнь и здоровье друзей, ожидать удара из-за угла…
Щемящее чувство, правда, никуда не делось. Но теперь, после раскрытия «дела о неумелом поваре», было ясно, что связано оно отнюдь не с беспокойством по поводу возможного появления неизвестного врага. А, совсем даже наоборот, с томительным ожиданием, когда же он вновь увидит…
Кого?
Друзей, разумеется! Ну и, понятное дело, Гаечку!..
Бурундук отложил вилку и достал из тумбочки письмо из Джакарты. Вновь прочёл его, уделив особое внимание трём страничкам, принадлежащим перу прекрасной мышки. Он не видел её уже целых три дня, но уже соскучился всей душой и всем сердцем. А ведь впереди ещё, страшно подумать, двенадцать дней разлуки… Ничего, всё будет хорошо. На Рождество его друзья вернутся, и они снова будут вместе. Дейл сходу начнёт описывать свои впечатления от пляжей, джунглей и вулканов. Рокфор поведает какую-нибудь длинную и очень поучительную историю. А Гаечка будет с горящими от переполняющих её эмоций глазами рассказывать о затмении и своих гипотезах, которые, в чём Чип не сомневался с самого начала, подтвердятся все до единой…
«Надо успокоиться. Если я буду продолжать так нервничать, то к моменту их возвращения превращусь в седовласого старца с красными от бессонницы глазами, вздрагивающего от малейшего шороха и мигания лампочки…» — твердил себе Чип, возвращаясь к трапезе. Но ни это самоувещевание, ни недовольство низкой квалификацией больничного повара не могли затмить того чувства, которое уже начинало просто пугать своей навязчивостью. Наверняка именно так чувствовал себя тот мальчик Бобби, ни в какую не желавший расставаться с любимым кораблём даже на время еды и сна…
Но если с Бобби и его игрушкой всё понятно, то ему-то чего не хватает?
«Чего? А может, правильнее будет спросить: кого?»
«Странно всё это… Я же явно почувствовал себя лучше, стоило мне прочесть письмо от друзей! Более того, мне стало лучше от одного его вида!»
«Его ли?»
«В смысле? Ведь больше ничего не было…»
«Угу, письмо-феномен. Само вылезло из почтового ящика и пришло в палату…»
«Нет, разумеется, не само! Его принесла…»
Чип чуть не подавился. Горло стало сухим, как полдень в пустыне Мохаве, и ему пришлось наполовину опустошить чашку, прежде чем он смог проглотить еду. Справившись с этой задачей, он попытался успокоиться и проанализировать все имеющиеся в его распоряжении факты взвешенно и беспристрастно. Получалось плохо, мысль то и дело перескакивала с одного события на другое. С разговора в палате — на разговор во дворе, с чувства, которое он испытывал, когда орал на весь гараж «Прости меня, Милли!» — на нынешние ощущения потерянности и заброшенности, отсутствия чего-то важного, нехватки чего-то совершенно необходимого…
Что же это такое?
Вариантов тьма, один краше другого…
Хорошо, зайдём с другой стороны. Попробуем ответить на симметричный вопрос: что это не такое?
Это не то, что он чувствовал по отношению к Гаечке. Взять хотя бы их первую встречу. Тогда, в бомбардировщике, когда она, сняв шлем, повернулась к ним с Дейлом, его просто оглушило. На неопределённое время он просто перестал существовать, ощущать своё тело, чувствовать землю под ногами. Он не видел ничего, кроме улыбки и небесных глаз, сиявших на её изящном, в обрамлении густых волос лице, и не слышал ничего, кроме её раз за разом повторявшегося имени. Милдред он встретил совсем по-другому. Дара речи не лишался, потустороннего сияния, если не считать бликов света на оконном стекле, не видел…
С другой стороны, он никогда не просил у Гаечки прощения, крича на весь штаб. И никогда в её отсутствие не чувствовал себя таким одиноким, как сейчас…
Потому что на самом деле чувствовал себя даже хуже. Тогда, в начале июня, когда изобретательница дневала и ночевала в мастерской, физически она находилась совсем рядом, за стенкой, но эмоционально — на другом континенте, в другом полушарии, если не вообще на Луне, отвергая все предложения пойти куда-то, ссылаясь на занятость и фантастические возможности, которые вот-вот приобретёт их команда. И ему оставалось лишь грустно кивать в ответ и идти куда-то самому. Тем неожиданней и стократ приятней был тот поход на концерт, равно как и все другие культурные мероприятия и совместная работа в мастерской и обсерватории, как и вообще всё это лето, самое тёплое на его памяти, и не только из-за глобального потепления…
— Надо же, а я думала, ты уже привык. Я слышала, что к хорошему привыкают быстро…
— Может быть. Но что касается меня…
Вот в чём дело!
Вот чему его не хватало! Того, что нельзя было заменить никакими детективными рассказами, никакой, даже самой вкусной, а не то что пересолённой, едой, и никакими, даже самыми светлыми и яркими воспоминаниями.
Живого общения. К которому он успел привыкнуть настолько, что одиночество, ранее бывшее источником спокойствия и дававшее возможность собраться с мыслями, разложить по полочкам события прошлого и составить планы на будущее, теперь просто угнетало. Ему не хотелось ничего планировать, ему хотелось раскованности и непринуждённости, когда не надо чего-то опасаться, когда эмоции бьют через край, а мысль не поспевает за словами и действиями. Впервые в жизни Чипу хотелось не методичности и выверенности, а тех спонтанности и непосредственности, воплощением которых был Дейл. Но если раньше выходки и поведение друга зачастую не вызывали у Чипа ничего, кроме глухого раздражения, то сейчас он понял, насколько ему их не хватает. И совсем не в качестве повода для выпуска накопившихся по тем или иным причинам негативных эмоций, а, наоборот, как источник вдохновения и желания жить дальше, видя и зная, что в мире ещё достаточно радости и веселья, чтобы их хватило на всех и каждого…
«Вот почему я так веду себя с ней! Потому что она тоже даёт мне возможность почувствовать именно это! И мне это очень нравится!..»
Неужели только лишь поэтому?
Чип хмыкнул и переправил в рот очередную порцию пищи. Действительно, это было ещё не всё. Кроме всего вышеперечисленного, Милли давала ему возможность почувствовать себя детективом, пытающимся из отдельных и на первый взгляд никак между собой не связанных фрагментов составить цельную картину. Правда, пока что это получалось у него из рук вон плохо, и покровы тайны по большей части срывала она, а не он, но ведь, как сказала Гаечка, в эту игру можно играть вдвоём. Надо только перестать шарахаться от каждой тени, задаваясь ничем не обоснованными и потому опасными вопросами, а выбрать такой ответ, на который не огорчит, а, напротив, порадует их обоих. Его — процессом поиска ответа. Её — тем, что он зашёл на него ответ или хотя бы просто заинтересовался им.
Дело было за малым — найти этот вопрос.
«Опять ищу вопрос…» — отметил Чип и моментально одёрнул себя:
«Нет! Сейчас всё по-другому! Совсем по-другому!»
Достигнув консенсуса с самим собой, он с присущей ему скрупулёзностью приступил к поискам вопроса и ответа. А когда вчера вечером они подошли к концу, он испытал такой эмоциональный подъём, что и пересоленный ужин проглотил, не поморщившись, и сегодня еле до конца их уже ставшего привычным тренинга досидел…
— …Да, Чип, про стену это ты хорошо сказал! Чувства юмора тебе не занимать! — отсмеявшись, заметила Милдред.
— Ты не поверишь, но мой друг Дейл считает меня воплощением скуки!
Бурундучиха недоверчиво нахмурилась.
— Шутишь?
— На сей раз — нет.
— Не может этого быть, Чип! Разве может твой друг настолько в тебе ошибаться?
«Ну, если даже я сам себя только с третьей попытки понимаю…»
— Кто знает… Впрочем, справедливости ради должен заметить, что по сравнению с ним я просто воплощение смертной тоски!
— Даже так? — Милли удивлённо подняла брови, от чего её серые глаза стали гораздо больше и выразительнее. — В таком случае он должен быть просто феноменальным выдумщиком!
— О да, он бы… — начал Чип, но вдруг осёкся, как если бы невидимая рука закрыла ему рот, не позволяя произнести ни звука.
— Что бы он сказал, Чип? — спросила бурундучиха, по-своему продолжив его реплику.
— Так, ничего… — ответил бурундук, искренне недоумевая по поводу внезапно возникшего побуждения замолчать, не закончив фразу. Простую, казалось бы, фразу, которую он не раз слышал от друзей. Дейл говорил так о встреченных им на страницах комиксов отважных героях. Рокфор — о многочисленных знакомых, повстречавшихся на извилистых тропинках его кругосветных путешествий. Гаечка — о своём отце. Он и сам много раз говорил её раньше, но сейчас словно врезался на полном ходу в какой-то невидимый барьер, выбивший из него дух и не позволивший сказать слова «…тебе понравился».
— Нет, Чип, я же вижу, что тебя что-то тревожит, — в голосе медсестры слышалась неприкрытая тревога. — Что случилось?
— Ничего, Милли, это так… Кстати, ты знаешь, — Чип посмотрел на неё и хитро улыбнулся, — у меня есть для тебя небольшой сюрприз…
Бурундучиха моментально оживилась.
— Правда?! Обожаю сюрпризы! Что же это?
— Это вопрос, — произнёс Чип, всё так же улыбаясь, после чего выдержал длинную паузу и добавил, театрально растягивая каждый слог:
— С подвохом…
— Ну же, Чип, не томи! — Милдред уже нетерпеливо ёрзала на скамейке, постукивая кулачками по бёдрам. — Ты так всю душу вытянешь!
— Думаешь?
— Уверена! Ну давай, спрашивай!
— Но пообещай, что ответишь честно!
— Обещаю, обещаю!
— Верю. Но не торопись с ответом, сперва хорошенько его обдумай, а уже потом…
— Ну, Чип, хватит издеваться!
Бурундук открыл рот, и Милли вся обратилась в слух, но «Спасатель», посидев пару секунд без движения, закрыл его обратно и произнёс беспечным тоном.
— Впрочем, я тут подумал, что такой вопрос, как этот, гораздо сподручнее задавать после обеда…
— Что?! — вскричала медсестра и, вцепившись в руку Чипа, так его затрясла, что колёса коляски заскрипели по бетону. — Какого ещё обеда?! Я же не выдержу! Говори сейчас же, а то…
— А то что?
— А то… а то запишу на все анализы, которые только проводятся в нашей больнице!
— А ты можешь?
— Я всё могу!
— Ну, тогда сдаюсь! — уступил Чип, подняв в знак безоговорочной капитуляции руки. — Вопрос такой… Готова?
— Готова, готова!
— Держишься крепко?
— Крепко! — кивнула Милли и так сильно схватилась руками за край скамейки, что сквозь шерсть стали видны побелевшие костяшки пальцев.
— Ну смотри, я предупреждал! Итак, вопрос: помогут ли приобретённые в ходе нашего небольшого спецкурса навыки хоть чуть-чуть нивелировать шум со стройплощадки, находящейся через дорогу от твоего дома?
— Конечно, Чип! К тому же это прекрасная тренировка… Стоп! А… А как ты узнал про строительство через дорогу?
— Ну, весь город знает о том, что на Харрис-стрит,
— Ты… погоди… погоди… — бормотала медсестра, начавшая постепенно понимать смысл заключавшегося в вопросе Чипа подвоха. — Ты хочешь сказать, что знаешь, где я… где я живу?
— Да! — кивнул Чип. — Я хочу сказать именно это. Харрис-стрит,
Дар речи к потрясённой до глубины души бурундучихе вернулся далеко не сразу.
— Но… но… но как… Тебе не могли дать его в отделе кадров, у нас с этим строго… Кто проболтался?
— Никто. Я сам догадался.
— Вот это да… Но как? Я же ничего такого не говорила…
— Напротив, Милли. Ты сказала очень много.
— Надеюсь, ты понимаешь, что я не успокоюсь, пока ты всё мне не объяснишь?
— Понимаю.
— Тогда я слушаю.
— Внимательно?
— Очень…
— В таком случае приступим… — Чип откашлялся и, закатав рукава пижамы, покрутил руками, демонстрируя, что под ними ничего не спрятано. — Как видишь, никаких тузов в рукаве, никакого мошенничества и никакой ловкости рук. Только гибкость ума и логические рассуждения…
— А вступление никак нельзя сократить?
— Терпение, Милли! Терпение и выдержка! Помнишь, чему я тебя учил?
— Помню, Чип, но это уже переходит все границы!
— Будем считать это выпускным экзаменом на получение диплома с отличием об окончании спецкурсов по самоконтролю и выдержке…
— Ещё одно лишнее слово, — вкрадчиво сказала Милдред, нежно беря Чипа за отворот воротника, — и возить тебя на прогулку будет Таркл! Будем считать это…
— Нет! Не надо! — Чип крепко ухватил медсестру за руку, заставив её сначала вздрогнуть, а потом рассмеяться столь мастерски разыгранному испугу. «Спасатель» тоже улыбнулся, но несколько неуверенно, потому что чувствовал, что его страх был гораздо менее притворным, чем могла себе представить бурундучиха.
— Тогда прекращай ходить вокруг да около!
— Всё-всё, убедила! Так вот, как я уже говорил, ты, пусть мимоходом, пусть незаметно для самой себя, но рассказала мне достаточно много. Во-первых, ты живёшь на аптечном складе. На старом аптечном складе, поскольку твой дедушка прожил там всю свою долгую жизнь. А старых аптечных складов в нашем городе не так уж и много, особенно если отбросить все припортовые…
— А почему ты решил отбросить все припортовые?
— Потому что ты сказала, что встречала грузовики с лекарствами. Грузовики, а не корабли и не контейнеры. Значит, этот склад находится не в порту, а в городе.
— Да, ты прав. Подумать только, такой далеко идущий вывод из одной лишь фразы… Давай дальше!
— Даю. Когда ты рассказывала о том, как получила работу в больнице, ты сказала: «Я поймала автобус и отправилась сюда». Значит, существует такой маршрут автобуса, который проезжает как мимо твоего дома, так и мимо Центральной городской больницы…
— Ну, знаешь ли, это очень сильное допущение. Кто знает, сколько пересадок мне могло понадобиться…
— Ты права, — кивнул Чип, — но это как раз тот случай, когда я решил, что не следует заранее всё усложнять, а сперва посмотреть, куда приведёт более простой путь. Кроме того, были ещё два обстоятельства. Во-первых, я был уверен, что, если бы ты добиралась до больницы с другого конца города, ты бы как-то, пусть вскользь, но упомянула бы об этом, посетовав на большое количество пересадок или на ожидание подходящего транспорта… Что-то такое, в общем. А во-вторых, ты пришла устраиваться на работу одной из первых, а новости имеют тенденцию распространяться, подобно кругам на воде, поэтому, чтобы оказаться в числе первых, тебе надо было услышать об открытии в числе первых…
— Возможно, — кивнула Милли. — Но это отнюдь не объясняет…
— Это — нет. Но в сочетании с автобусным маршрутом, которых по Портеро-авеню проходит только два, и с тем, что здание твоего склада выстроено из красного кирпича…
Глаза бурундучихи округлились до размера больничных тарелок.
— Но… А это ты откуда узнал?!
— Как раз это было чуть ли не проще всего. Сейчас покажу. Только сиди спокойно…
— А зачем?.. — бурундучиха скосила глаза на протянувшуюся к её лицу руку Чипа и покраснела, почувствовав, как он осторожно, чтобы не выдернуть ни одного волоска, дёргает за шёрстку на её щеке. — Чип, ты… что ты?..
— Вот что, — ответил «Спасатель», показывая ей руку, на пальцах которой осталось мелкое красноватое крошево.
— Надо же, — Милли сокрушённо покачала головой, — как я ни умываюсь, как ни высматриваю в зеркале, она всё равно остаётся…
— В жёлтом свете эта пыль практически неотличима от твоей шерсти. Но здесь, — Чип покрутил пальцем в воздухе, указывая на потолок, — где свет белый, её видно гораздо лучше.
— Предлагаешь мне приводить себя в порядок здесь?
— Ты и так в порядке, Милли. Честно!
— Благодарю, но мы, кажется, отвлеклись…
— Да, действительно. Так вот, собрав воедино автобусный маршрут, небольшое расстояние и красный кирпич, я пришёл к выводу, что ты должна жить в построенном ещё до войны складе на Харрис-стрит. Во-первых, он достаточно старый. Во-вторых, сложен из красного кирпича. В-третьих, мимо него проходит маршрут
— Нет, Чип, не всё. Остался ещё номер квартиры. Ты же не думаешь, что на таком большом складе живу я одна?
— Э-э… — протянул бурундук. — Если честно, я думал, что ты сама мне скажешь.
— Ну, знаешь, — усмехнулась медсестра, — должна же у меня быть хоть какая-то тайна, ты так не считаешь? Ты же любишь тайны, Чип. Работай. Но только чур в отделе кадров не спрашивать, договорились?
— Договорились, — кивнул «Спасатель». — Ещё пожелания будут? Может, я могу ещё что-нибудь для тебя расследовать?
— Пока нет, Чип. А вот объяснить… — Милдред посмотрела ему прямо в глаза. — Хотя твоё объяснение исчерпывающее, у меня всё равно остались вопросы. Точнее, один. Можно?
— Задавай.
— Ты… ты ведь не случайно задался этим вопросом, верно?
— Верно.
— В таком случае объясни почему.
— Просто я, уважаемая Милдред Манкчед, привык знать адрес тех, к кому обращаюсь на «ты». А учитывая, что их число отнюдь не велико…
— Да ну, брось, — отмахнулась медсестра, — и это говоришь ты, лидер команды, уже давно ставшей поистине легендарной? Даже я при всём своём замкнутом образе жизни и то на «ты» с очень и очень многими!..
— Я нисколько в этом не сомневаюсь, Милли, — ответил Чип, беря её за локоть. — Но возьмём, к примеру, того же Таркла. С ним ты тоже на «ты», доказательством чего является ваш позавчерашний разговор. Но мне почему-то кажется, что ты не можешь назвать Таркла своим другом.
— Не могу.
— То-то и оно, Милли. А я… — Чип ненадолго опустил глаза, чтобы собраться с духом, после чего продолжил. — Не знаю, могу ли я назвать тебя своим другом, но… но мне очень хочется, чтобы я мог. То есть лично я считаю тебя своим другом. Другое дело, считаешь ли ты меня им…
— Да, Чип, считаю, — тихо произнесла Милли, обнимая его правую кисть ладонями. Чип положил сверху вторую руку, встретился с ней взглядом… и окружающий мир отступил куда-то на задний план, словно подёрнувшись серой, как её глаза, полупрозрачной дымкой, в которой белыми и голубыми пятнами мелькали проходившие мимо них врачи и пациенты…
— …Посмотри, что ты наделал! Совсем ослеп, что ли?!
Вздрогнув, Чип и Милдред повернулись на крик и увидели двух санитаров: Таркла и незнакомую бурундуку крупную крысу, нависающих над лежащим на земле бурундуком-уборщиком и тремя пакетами с мусором. Один из них разорвался, и теперь его содержимое устилало как бетонный пол, так и штаны черноволосого бугая, который с остервенением отряхивался, одновременно крича во весь голос на виновника происшествия.
— Никакого от тебя, Помой-ка, толку нет! Мало того, что убираешь из рук вон плохо, так ещё и сам мусоришь и других пачкаешь! Ну-ка, быстро встал и убрал здесь всё, а то заставлю всё это съесть!
Таркл схватил лепечущего что-то тщедушного бурундука за шкирку и оторвал от пола. Тот задрыгал не находящими опоры ногами и сдавленно прохрипел:
— П-пусти! П-пуст-ти!
— Сейчас я тебя так пущу! — заорал санитар, но вдруг вскрикнул от внезапной боли, пронзившей его левую руку. Горя злобой, он повернул голову навстречу новому, невесть откуда взявшемуся врагу, и буквально впечатался в твёрдый, поистине железобетонный взгляд вцепившейся когтями в его локоть Милдред.
— Отпусти его, Таркл!
— Милли, это не твоё дело! — хотя медработник и поумерил свой пыл, его по-прежнему переполняла животная ярость. — Ты видела, что сделал этот ненормальный?! Мы себе стоим, разговариваем, а он налетает на нас, да ещё и мусором с ног до головы обсыпает! Из-за него мне и Гардингу придётся новую форму выписывать! Я…
— Поставь его на землю! — так же твёрдо произнесла Милли, ничуть не стушевавшись грозной тирады санитара.
— Н-нич-чего, с-сестра М-милдред, — подал голос по-прежнему болтающийся в воздухе уборщик. — П-правда, эт-то я в-во всём в-виноват…
— Слышишь, Милли? Он сам это говорит… — заметил Таркл и вздрогнул, когда в его спину с силой уткнулось что-то твёрдое. Обернувшись, он понял, что это был костыль, второй конец которого находился в руке уже в буквальном смысле до боли знакомого ему калеки.
— Делай, что она говорит! — гаркнул Чип. — Быстро!
— Как скажешь! — ухмыльнулся медработник и так резко опустил свою жертву на землю, что бурундук-заика попятился и, нелепо взмахнув руками, упал на пол.
— Ах ты, негодяй! — вскричала Милдред, с силой оттолкнув руку санитара и бросаясь к уборщику.
— Это было очень зря, Таркл… — процедил Чип, следя параллельно за санитаром и за склонившейся над упавшим бурундуком Милдред.
— Да ну? — усмехнулся тот, оборачиваясь и, как и в прошлый раз, скрещивая на груди руки для демонстрации одновременно уверенности и физической силы. — И что ты мне сделаешь, о героический пациент?
— Ты будешь очень удивлён.
— Ну-ну, мистер сыщик, покажи мне!
— Иди сюда, верзила тряпочный!
Таркл рыкнул и двинулся на сохранявшего невозмутимость «Спасателя», но тут между ними, почуяв неладное, вклинился второй санитар.
— Таркл, успокойся! Нам не нужны неприятности!
— Уйди, Гардинг! Не мешай мне!
— Да, Гардинг, — поддержал противника «Спасатель», — не держите его, пусть попробует…
— Довольно! — закричала Милли, поворачиваясь к ощетинившимся и изготовившимся к драке крупной мыши и бурундуку. — Успокойтесь все! Чип, убери костыль! Гардинг, уведи Таркла!
Чип медленно и с явной неохотой опустил импровизированное оружие, Таркл разжал кулаки, и Гардинг с Милдред с облегчением перевели дух.
— Идём, Таркл, нас уже, наверное, ждут… — санитар-крыса потянул всё ещё тяжело и шумно дышащего коллегу за рукав. Тот посмотрел на хмурого Чипа, потом на Милли и поверженного уборщика, после чего, выдавив из себя кривую усмешку, сказал:
— Да, Гардинг, ты прав. Пошли, пусть они сами здесь убираются!
Пнув мешки для мусора, он резко развернулся и ушёл. Гардинг, извинившись перед всеми, поспешил следом. Убедившись, что Таркл удалился на достаточное расстояние, Чип сунул костыль назад за спинку коляски, отметив про себя, что уже начинает привыкать доставать его будто верный меч из ножен. «Если так пойдёт дальше, надо будет перенести отделения для костылей на бока, поближе к рукам…» — подумал он, объезжая кучу мусора и присоединяясь к Милли и уборщику.
— Ты не ушибся, Уоши? Всё в порядке? — вопрошала бурундучиха, осматривая своего подопечного. Тот уже не таращился испуганно, вращая глазами, а благодарно и счастливо улыбался, но если у того же Дейла улыбка выглядела естественно, то эта была настолько гипертрофированной, что скорее пугала, нежели радовала.
— Н-нет, с-сестра М-милдред, вс-сё х-хорош-шо!
— Тогда вставай, всё-таки пол холодный, простудишься.
Подняв Уоши на ноги, Милдред помогла ему отряхнуться, точнее сама его отряхнула, потому что бурундук-заика так и стоял, неотрывно следя за её движениями пытливым, но в то же время каким-то отсутствующим взглядом, делавшим его улыбку ещё более похожей на наклеенную поверх настоящего лица картонную маску.
— С-спасибо, с-сестра М-милдред, вы т-такая д-добрая и с-смелая…
Чипа аж передёрнуло от этой фантасмагорической комбинации слишком радостной улыбки, слишком благодарного взгляда и приторного заикающегося голоса. И ещё чего-то, на этот раз связанного не с обликом и манерой говорить Уоши, а с его собственным чувством, имевшим совершенно другую природу…
— Не стоит, Уоши! Без помощи мистера Чипа я бы ни за что не справилась! Кстати, Чип, познакомься с Уоши!
— Привет! — поздоровался «Спасатель», подъезжая к уборщику и протягивая ладонь для рукопожатия. Уборщик перевёл взгляд с Милли на него, и Чип поразился произошедшим в его облике переменам. Правая сторона рта заики поползла вверх, щёки опустились, глаза потухли, и его лицо приобрело какое-то странное недоумённо-брезгливое выражение. Он так и смотрел на протянутую ему руку, не шевелясь и ничего не говоря, как будто видел этот жест впервые в жизни.
Впрочем, Чип не сильно удивился бы, узнав, что так оно и есть.
— Эм-м-м… Уоши, давай я помогу тебе всё это убрать! — воскликнула Милли, почувствовав, что сцена затянулась. Бурундук мгновенно оживился, достал из заднего кармана штанов рабочие рукавицы и, не обращая никакого внимания на так и сидевшего с протянутой рукой Чипа, кинулся к своим мешкам. Чип пошевелил пальцами и положил руку на колено, чувствуя себя неуютно как из-за отвергнутого рукопожатия, так и из-за того, что ему приходилось просто сидеть в коляске, наблюдая за тем, как Милдред и Уоши собирают рассыпавшийся мусор в новый пакет, которых у уборщика оказался целый свёрток. Ну да, всё логично. Гаечка носит при себе стеклорез, Дейл — полные карманы всякой дребедени, а больничный уборщик — упаковку кульков для мусора…
— С-спасибо ещё р-раз, с-сестра М-милдред, — поблагодарил Уоши, когда весь мусор был убран и упакован, и, помахав рукой в так и не снятой варежке, пошёл в дальний конец гаража к мусорным бакам, бормоча что-то себе под нос.
— Странный он какой-то… — заметил Чип, подъезжая к смотревшей вслед уборщику Милли.
— Кто, Уоши? Да, он… Знаешь, есть такой синдром… не помню точно, как называется. В общем, он не совсем…
— …нормальный?
— Нет, Чип! — рассердилась бурундучиха. — Он не ненормальный! Он нормальный! Он просто… просто другой!
— Да, конечно, извини…
— Ему и так тяжело, — продолжала медсестра, не обратив внимания на слова Чипа, — а тут ещё этот Таркл и другие санитары и медбратья… Издеваются, демонстративно бросают мусор на только что подметённый пол, переворачивают ведро с водой… Называют его «Помой-ка» и громко смеются собственному «каламбуру»! Тоже мне…
— Ну, хорошо, Милли, прости. Я погорячился…
— Ничего, Чип… Я понимаю, это трудно воспринимается с ходу. Он ведь не виноват, что таким родился. Но всегда легче объявить кого-то ненормальным, чем попытаться понять…
— Да, конечно… — пробормотал Чип. В обычных обстоятельствах он бы первым делом спросил Милдред, как кто-то с таким недугом мог получить здесь работу, но почему-то ему больше не хотелось ни говорить, ни слышать ничего про Уоши. Однако Милдред словно прочла его мысли.
— Конечно, всё могло быть значительно хуже. По крайней мере у него есть работа и крыша над головой… Возможно, первый и единственный раз в жизни ему крупно повезло. Его мама умерла, когда он был ещё совсем маленьким, а отец от него отрёкся… Вот он и жил здесь.
«Подходящее место!» — подумал Чип, толком не понимая, откуда в нём эта жестокость.
— Когда появилась МЦБ, он поначалу скрывался, но потом привык. Даже забрёл на кухню в поисках еды, до полусмерти напугав дежурную медсестру, которая приняла его, грязного и всклокоченного, за какое-то чудовище. На её крик прибежали санитары, но поймать Уоши не смогли, ведь он знает здесь каждый закоулок. Эта история надолго его отпугнула, но голод и любопытство в итоге пересилили. На сей раз он наткнулся не на кого-нибудь, а на доктора Стоуна. Тот пригласил его к себе в кабинет, они долго беседовали, и вышел Уоши оттуда уже работником МЦБ. Многие считали, что доктор Стоун совершает ошибку, доверяясь кому попало, но Уоши зарекомендовал себя как прилежный работник. Может, он не так много знает и умеет, как другие, но то, что он умеет, он делает очень старательно. Хорошо, что он нашёл своё место…
«Дался ей этот уборщик!»
«Что такое? У тебя с этим проблемы?»
«Нет! Никаких проблем! Вот уж действительно нашёл к кому ревновать её! К какому-то уборщику с непонятным синдромом…»
«Что-что, повтори?»
«Стоп, секунду… Как это?.. Что это?..»
— Чип? Что с тобой?
— Ничего, Милли, всё хорошо… Что-то тут холодновато становится, тебе не кажется?
— Да нет, вроде… Погоди, дай-ка я… — Милли провела рукой по спине бурундука. — Господи, да ты же весь вспотел! Поехали скорее внутрь, пока ты не простудился! И срочно переодеться!
Чип только кивнул в ответ и так и сидел молча, пока она везла его обратно в палату. Это было действительно оно. То самое чувство. Которое он испытывал, когда Дейл предлагал Гаечке лимонад или пирожное. Которое переполняло его во время концерта, когда мышка сжимала руку Дейла, не давая ему пуститься в пляс в опасной близости от края балки. Которое пронзило его, когда пять дней назад Дейл, проезжая мимо него на коляске, бросил как бы мимоходом: «Мы с Гаечкой будем ждать тебя!». Которое он испытывал бесчисленное множество раз, когда кому-то другому удавалось завладеть вниманием прекрасной мышки. Теперь он чувствовал это в отношении Милдред.
Он её ревновал.
В это было трудно поверить. Невозможно поверить. Он просто отказывался в это верить.
Но факты говорили сами за себя. И как ни старался Чип заставить себя не обращать на них внимания и задвинуть куда-то на самую дальнюю полку, в папку «Несущественное», у него ничего не получалось. Не только по той причине, что факты — вещь упрямая сама по себе, но ещё и потому, что при этом ему приходилось бороться не столько с ними, сколько с гораздо более трудным соперником — своей собственной натурой. С самим собой, настолько привыкшим полагаться в жизни именно на факты, что теперь просто не мог позволить себе закрыть на них глаза. Вновь и вновь он мысленно запихивал толстую пачку документальных свидетельств в явно не рассчитанную на такое количество листов папку, кое-как зашнуровывал её и заталкивал в стеллаж, но всякий раз что-то шло не так. То лопался не выдержавший натяжения шнурок, то папка рвалась при попытке запихнуть её в и без того забитую полку, то он сам, не справившись с напряжением, доставал её и раскладывал листы на письменном столе, пытаясь расположить их в таком порядке, чтобы получить какой-то другой ответ. Отличный от того, который был на поверхности и который из маленького атома одного из тысяч возможных вариантов постепенно разросся до размеров поистине исполинских, поглотив все остальные. Однако это был как раз тот случай, когда от перестановки слагаемых сумма оставалась неизменной. Как ни крути и как ни крутись сам.
Не помогало ничего: ни чтение, ни писание. Чтение не могло помочь по той простой причине, что уж в чём-в чем, а в вопросах сердечных Шерлок Джонс был плохим советчиком, ибо великому во всех прочих отношениях детективу были чужды переживания, которыми в данный момент терзался Чип. Поэтому бурундуку пришлось искать помощи в другом месте.
Например, в гостинице «Горизонт», что в Бандунге, столице провинции Западная Ява, куда его друзья должны прибыть завтра в обед по местному времени или сегодня вечером — по яванскому, так как сейчас на острове было уже утро
Впрочем, неправда, они помогали. Но, сами понимаете, когда ты думаешь о каменной стене, из-под твоего пера навряд ли выйдет очень уж душевное письмо. Поэтому первые два варианта текста были отправлены в корзину, то есть в данном случае — в нижний ящик тумбочки. Лишь с третьей попытки у Чипа получилось что-то, что уже можно было посылать самым близким и дорогим друзьям на свете, не опасаясь, что они на тебя обидятся или, того хуже, решат, что с тобой что-то случилось, и быстро вернутся, прервав отдых и отказавшись от всех своих планов. Заклеив злосчастный конверт, бурундук почувствовал себя настолько измождённым, как если бы до этого полдня собирал ДУГУ, причём на время и в одиночку. Единственным известным ему средством вновь обрести бодрость духа был Гаечкин чудо-кофе, однако тщетно было надеяться раздобыть его в больнице, где повар не умел даже еду нормально посолить…
— Твой ужин, Чип! Приятного аппетита!
— Спасибо, Милли!..
— С тобой всё в порядке? Ты какой-то…
— Не обращай внимания. Устал, наверное…
Поковыряв пищу и убедившись в полном отсутствии аппетита, бурундук переставил поднос на тумбочку, ограничившись лишь куском хлеба. Его, к счастью, готовили не в больнице, и соли в нём было ровно столько, сколько требовалось. Поэтому Чип мог есть его, не отвлекаясь на опасения стать жертвой местных поваров, и спокойно думать о своих проблемах.
Хотя как раз о спокойствии в данном случае говорить и не приходилось. Но впервые за очень долгое время волнение Чипа было связано не с очередной спасательной операцией и не с переживанием за безопасность друзей, а с собственными чувствами. Пусть на этот раз не какими-то неведомыми, а хорошо, даже слишком хорошо знакомыми, но всё равно вызывающими неподдельную тревогу, так как вместе с ними пришла та самая неизвестность и неопределённость, нарушение устоявшегося порядка и его, Чипа, душевного равновесия. С таким трудом добытого, буквально выстраданного согласия с самим собой, в котором он жил последние полгода и которое сейчас трещало по всем швам, распираемое изнутри увеличивающимся со скоростью пущенного с горы снежного кома клубком эмоций, противоречий, навязчивых мыслей и, что самое страшное, правды. От которой невозможно было спрятаться под клетчатым пледом или убежать в мир, придуманный любимым писателем. Которую надо было осознать и переварить, ведь другого пути вновь обрести душевный покой просто не было.
«Может, отыграть всё назад, к утру
Неплохой вариант, лично его вполне устроил бы.
Но вряд ли устроил бы Милли.
И потом, как он сможет объяснить ей всё это после того, что между ними было? Как сможет убедить её, если сам до конца не уверен?
Что ж, можно обойтись и без объяснений. В конце концов, Милли, по её собственным словам, не единственная медсестра в этом отделении, и можно попросить Стоуна или Спайви приставить к нему кого-то другого. А если и этого окажется недостаточно, добиться её перевода в другое отделение. Они наверняка пойдут ему навстречу, учитывая заслуги его команды вообще и Гаечки перед больницей в частности. Достаточно просто и эффективно.
Но в корне неправильно. Потому что…
— Не знаю, могу ли я назвать тебя своим другом, но… но мне очень хочется, чтобы я мог. То есть лично я считаю тебя своим другом. Другое дело, считаешь ли ты меня им…
— Да, Чип, считаю…
…С друзьями так не поступают!
Просто не поступают. Это будет гадко, низко и подло. Она доверилась ему, почувствовала в нём родственную душу, способную понять её, поддержать и утешить, способную ради неё на поступок. Да, именно на поступок. Ведь привселюдно попросить прощения — это тоже поступок, на который многие не решаются из страха показаться слабыми, глупыми и смешными. Чипу этот страх был знаком, как никому другому, и всё же он решился, переступил через себя, явственно ощутив, что теряет нечто большее и более ценное, чем сухие формальные отношения, возврат к которым означал бы, что всё это было напрасно. А ещё — что Милдред в нём ошиблась, приняв за кого-то другого, кем Чип никогда не был и уже никогда не станет, как бы ни пытался. Что всё это было лишь игрой, притворством, маской благородного борца со злом, под которой скрывался слабый и бесхарактерный субъект. Который, стоит ему столкнуться с чем-то непонятным и доселе неведомым, тотчас обращается в бегство вместо того, чтобы побороть свой страх и во всём разобраться. Который с готовностью пожертвует чувствами других, лишь бы снова оказаться в своём замке, привычном и спокойном, где всё подчинено раз и навсегда установившемуся порядку, а если и меняется, то всё равно остаётся прежним…
|
«Вот и утро забирает звёзды в плен Изменилось всё — не видно перемен…» |
Да, недаром эта песня поразила его ещё на концерте. Однако тогда бурундук и представить себе не мог, что она отражает не только его жизнь, но и его характер, включавший в себя кажущееся невероятным сочетание жажды приключений и новых ощущений с подсознательным стремлением ничего не менять в принципе. С одной стороны, ничего уникального в таком единстве противоположностей не было. В Гаечке, например, спокойно уживались нежность с немышиной — да что там! — с нечеловеческой силой и ранимость со стальной твёрдостью характера. Но если в мышке эти качества гармонично дополняли друг друга, делая её, по меткому выражению Чарли Чеддера, «нежной розой»9, приносящей окружающим радость, то в Чипе они образовывали смесь поистине гремучую, превышение критической массы которой приводило к непредсказуемым и подчас печальным последствиям. Достаточно вспомнить его категорический отказ помочь ласточке Птич добраться до Капистрано10. Хотя в это время лидер «Спасателей» просто изнывал от скуки и был готов хоть сейчас отправляться спасать китов или поднимать затонувшие в Бермудском треугольнике корабли, просьбу маленькой птички он, привыкший к борьбе с настоящими преступниками, счёл слишком мелким заданием для них и в итоге довёл её и всю команду до слёз. И ведь это отнюдь не первый подобный случай…
— Тамми…11— пробормотал бурундук. Никто посторонний не смог бы разобрать, что он сказал, так как в этот момент его рот был занят хлебом, однако сейчас это не играло никакой роли. Никого другого в палате всё равно не было, а для Чипа это имя прозвучало так громко, словно его прокричали ему прямо в ухо.
Когда он видел её в последний раз? Год назад, кажется… Ну да конечно! Аккурат на прошлое Рождество. Недавно и в то же время давно. Ведь это было ещё до самолёта, концерта и его незабываемого пикника с Гаечкой. Можно сказать, в прошлой жизни.
Они и раньше виделись редко, а после того, как она, решив стать актрисой, переехала в Сан-Анджелес, и вовсе только переписывались, встречаясь лишь по большим праздникам. Поначалу её преследовали неудачи, хотя она старалась изо всех сил. Впрочем, как оказалось, именно поэтому и преследовали, поскольку она уж слишком сильно хотела походить на известных актрис прошлого и настоящего, и хорошо, если в итоге получалась пародия, а не карикатура. Прослушивание следовало за прослушиванием, отказ за отказом, и она, отчаявшись, собралась возвращаться домой ни с чем.
Позже Тамми писала, что уже садилась в междугородный автобус, когда задумалась, что скажет маме, которая всячески поддерживала её желание стать актрисой и наверняка страшно расстроится. Потом подумала о том, что скажут они, её друзья-«Спасатели». Что скажет Чип, или, как она продолжала называть его, Чиппи. Что скажет Гайка, у которой наверняка всё получилось бы, как нельзя лучше, и на которую она в этот момент хотела быть похожей как никогда…
И в тот момент, когда она уже занесла ногу на ступеньку лестницы, ведущей в маленькую кабинку в глубине багажного отделения автобуса, у неё в ушах зазвучали слова, сказанные много лет назад изобретательницей в личном кабинете Толстопуза.
«Разве можно понравиться, если стараешься быть кем-то другим? Ты — Тамми, и это здорово! Другой Тамми на свете нет!..»
Тамми вернулась и на очередном прослушивании уже не пыталась быть кем-то ещё, кроме самой себя и своей героини. На ту роль её не взяли, но сказали, что у неё есть потенциал, и посоветовали, к кому обратиться. Так она получила свою первую роль — белки-сладкоежки в рекламе шоколадно-орехового масла. Тут ей даже не пришлось ничего играть, ведь сценарий, как выяснилось, будто с неё писали. За этой ролью последовала вторая, потом третья… Они всё усложнялись, становились более продолжительными и ответственными. Но и она играла всё лучше, не забывая при этом оставаться самой собой в любой, даже самой непредсказуемой ситуации, будь то прыжок с парашютом за выпавшей из самолёта банкой лучшего в мире арахиса или съезд с холма верхом на медведе-гризли с полным бидоном свеженадоенного молока для самого вкусного и нежного шоколада. И пусть до по-настоящему значительных ролей дело пока не доходило, она зарабатывала достаточно, чтобы перевезти родителей и сестрёнку Бинк в Сан-Анджелес, и продолжала работать, понемногу откладывая деньги на обучение в лучшей школе актёрского мастерства, диплом которой открыл бы ей дорогу в мир большого кино.
Глядя на эту молодую, целеустремлённую и, чего уж греха таить, красивую девушку, Чип просто не мог поверить, что когда-то она заливала слезами подушку его кровати после того, как он накричал на неё, раздражённый её навязчивым вниманием и шуточками друзей по этому поводу. Тогда его грубость была лишь защитной реакцией, проявлением того самого подсознательного страха показаться смешным и стремления вернуть всё назад вместо того, чтобы приноровиться к новым условиям. Но в результате он не только Тамми обидел, но и сам вместе с друзьями едва в кошачьи консервы не превратился …
— Нет, это больше не повторится! — тихо, но твёрдо сказал себе Чип, при этом непроизвольно сжав кулаки и накрошив хлебом на одеяло. — Этого не будет! Я этого не допущу!
«Спасатель» принялся яростно стряхивать на пол крошки, не уставая поражаться своему умению не то что найти, а создать проблему на ровном месте. Что тогда, когда усмотрел вселенский заговор в поездке Дейла и Гаечки за деталями. Что сейчас, когда чуть было не принёс чувства Милли в жертву своему эгоизму, консерватизму и боязни выйти за границы привычного ему мира…
«Стоп, секундочку… Вот оно, конечно!»
Выйти за границы привычного для него мира.
Помнится, ещё позавчера он установил, что соскучился по живому общению и непринуждённому веселью, которые в последние полгода, после того, как он заново обрёл казавшихся потерянными навеки друзей, стали неотъемлемой частью его повседневной жизни. Но ведь было ещё кое-что, что стало ею значительно раньше.
Ревность.
Чип откинулся на подушку и закрыл глаза ладонями, чувствуя не просто усталость, а измождённость, знакомое разве что бредущему по пустыне и уже потерявшему счёт дням путнику. Он и вправду прошёл очень долгий путь, гоняясь за миражами и попадая в зыбучие пески, но всякий раз находил в себе силы выбраться на твёрдую землю и идти дальше, к вожделенному оазису. И он дошёл, и поэтому к полному изнеможению примешивалось сладкое ощущение триумфа…
— Как самочувствие, Чип? — спросила вошедшая в палату Милли и, остановившись у самого порога, всплеснула руками. — Господи, ты так ничего и не съел! Тебе нездоровится? Живот болит?
— Нет-нет, Милли, — широко улыбнувшись, замотал головой бурундук. — Всё в порядке! Просто много думал, было как-то не до еды…
— Мне забирать поднос?
— Нет, Милли, я доем. Чуть позже, но обязательно доем.
— Всё наверняка совсем остыло. Знаешь, я могу попросить на кухне, чтобы его подогрели. Не будешь же ты есть холодное…
— Почему? Буду!
— Да ну, брось! — бурундучиха улыбнулась, но голос прозвучал строго и назидательно. — Горячая еда гораздо вкуснее и здоровее!
— Правда, не стоит, — заверил её Чип. — Поверь мне, сейчас у неё как раз оптимальная температура. А если её разогреют, мне снова придётся ждать, пока она остынет, и дуть на каждый кусочек…
— Ну, ладно, раз ты так говоришь… Ой, у тебя же хлеба нет! Неужели я забыла?..
— Нет-нет, он был! Просто я его уже съел.
— Принести ещё?
— Спасибо, одного куска мне хватит. Да и вообще, — «Спасатель» напряг мышцы рук и придирчиво оглядел себя, — надо следить за собой. Лишний вес мне ни к чему, сама понимаешь…
— Понимаю, — кивнула Милдред, увлечённо рассматривая бицепсы Чипа, которые, даже скрытые шерстью и рукавами больничной пижамы, производили впечатление. — А ты в хорошей форме!
— А как же иначе? Я ведь «Спасатель»! Не Таркл, конечно, но…
— Да будет тебе, Чип! — отмахнулась медсестра. — Таркл тебе в подмётки не годится!
— Ну, раз ты так говоришь… Хотя, с другой стороны, должна же и от него быть хоть какая-то польза, как думаешь?
Милли не сразу поняла, что имеет в виду Чип, но когда поняла, засмеялась так громко, что все, находившиеся в этот момент в коридоре, обернулись. Извинившись, медсестра закрыла дверь палаты, и после этого хохотали уже они оба.
— Да, Чип… — сказала она, промокая платком выступившие от смеха слёзы. — Это… это ты хорошо сказал… «Хоть какая-то польза…» «Ну хоть какая-то…» Ой, я не могу…
— М-да, действительно… — кивнул Чип, переводя дыхание. — Знаешь, я и сам не ожидал, что так хорошо получится!..
— Хорошо — это не то слово! Просто шедевр, честно! Обязательно всем своим расскажу, вот они посмеются! Таркл, знаешь ли, не самая популярная в больнице фигура…
— Нет, что ты! Не может быть! — удивлённо округлил глаза бурундук. — Такой добрый и отзывчивый санитар, такой чуткий, такой…
Милли снова прыснула.
— Ой, Чип, перестань, а то у меня и так уже живот болит… Ладно, я пойду. Точно не надо ужин разогреть? Мне не трудно, честно!
— Нет, Милли, правда, не утруждай себя. Всё хорошо.
— Ну, тогда спокойной ночи! До завтра!
— До завтра! — кивнул Чип и снова остался в палате один. Интересно, как скоро его шутка дойдёт до ушей санитара?.. «Спасатель» ухмыльнулся, представив себе, как разозлится Таркл. Пускай злится. Очной дуэли на костылях с ним не получилось, так хоть заочно поругаемся. Чтобы, так сказать, не расслаблялся…
Он предпринял вторую попытку поужинать, но выплюнул первый же кусок, оказавшийся, как и предсказывала Милдред, холодным, и, как и следовало ожидать, пересолённым. Ну и ладно, в конце концов, он отнюдь не лукавил, когда говорил, что ему надо следить за своим весом. Малоподвижный вследствие травмы образ жизни в сочетании с плотным питанием мог привести к удручающим результатам. Да и вообще, недаром говорят: «Завтрак съешь сам, обед раздели с товарищем, ужин отдай врагу…»
«Таркла, что ли, позвать?»
Улыбнувшись собственной шутке, бурундук накрыл миску с едой тарелкой, в которой раньше лежал хлеб, и уже во второй раз за сегодня убрал поднос на тумбочку. А что, тоже ведь упражнение… Ладно, хватит на сегодня упражнений, пора на боковую.
Попросив проходившую по коридору медсестру-мышь забрать поднос и выключить свет, Чип улёгся, но быстро понял, что спать ему не хочется совершенно. То ли свет в коридоре раздражал, то ли закатившиеся под одеяло хлебные крошки мешали. А может, нервы? Странно, все эти дни он засыпал как убитый, несмотря на все переживания… Да, зато давала о себе знать накопившаяся за полмесяца напряжённой работы усталость. Теперь он уже был не так вымотан: хоть это и не тропический курорт, но всё-таки больничная обстановка, надо отдать ей должное, способствует восстановлению сил. Подбив подушку, «Спасатель» устроился поудобнее и задышал ровно и размеренно. Даже просто лежать с закрытыми глазами в мягкой постели и под тёплым одеялом было очень приятно. Не надо было уговаривать себя поскорее заснуть, чтобы выспаться перед подъёмом ни свет ни заря. Не надо было никуда спешить. Конечно, гипсовая повязка немного мешает, но и к этому можно привыкнуть. Бывают вещи и похуже, чем гипс на сломанной ноге…
Кстати, о вещах похуже. Завтра он непременно спросит Милдред, как дела у мистера Кошелька, есть ли улучшение, хоть какая-то надежда… Сегодня они этой темы не касались, поглощённые тренировкой, дедуктивным методом и инцидентом с уборщиком, но Чип понимал, что медсестра, хоть и старалась выглядеть весёлой и беззаботной, очень переживает. И пусть его слова не поднимут больного мецената на ноги, ей они придадут сил и уверенности. Она почувствует себя лучше. А значит, и он тоже…
Что-то тяжёлое шлёпнулось на пол в коридоре. Задремавший было «Спасатель» открыл глаза и прислушался, но тут же расслабился. Это Уоши. Те же самые звуки, что и в первую ночь. Тихие шаги, плеск выжимаемой из тряпки воды, невнятное бормотание… Теперь понятно, что он разговаривает сам с собой не потому, что ему скучно, а потому, что у него такой синдром… Интересно, что он при этом ощущает? Кажется ли ему, что он разговаривает с невидимым и неслышимым для всех остальных собеседником? Или он думает о чём-то, не отдавая себе отчёта, что проговаривает каждую мысль? О чём вообще думают такие, как он?..
Бурундуку показалось, что уборщик произнёс «Милдред», и он напряг слух, но ничего больше разобрать не смог. Говорил Уоши тихо, да и дверь закрытая мешала. Послышалось, наверное… Ну вот, опять он слышит и видит то, что подсказывает ему ревность. Смешно, право слово. Но Чип, несмотря на все старания, ничего с этим поделать не мог. Пока не мог.
«Что ж, будем бороться, пусть на этот раз не с ужасными злодеями, а с самим собой, со своими привычками…» Ничего страшного, он привык бороться…
«И здесь привычка, надо же…»
Нет, всё-таки не зря говорят, что привычка — вторая натура. Хотя в его случае, судя по всему, первая. Как этому противостоять? Чем? Только одним: другой привычкой. Клин клином вышибают. Привычка бороться против привычки ревновать. Поединок года, куда там тому финалу Кубка Стэнли…
Минута текла за минутой. Уоши, закончив мыть пол, удалился. Стукнули стеклянные двери, и в отделении реабилитации снова воцарилась тишина.
«Интересно всё-таки, произнёс он имя Милли или нет? А даже если и произнёс, что с того? Может, вспомнил сегодняшний, точнее уже вчерашний, эпизод с Тарклом и мысленно поблагодарил её, даже не заметив, что произнёс её имя вслух?»
«Да нет же, мне наверняка просто почудилось…»
А вот скрип половиц ему явно не почудился. Бурундук затаил дыхание и вскоре различил тихое постукивание. Кто-то осторожно шёл по коридору и, чтобы не поскользнуться, неглубоко вонзал когти в мокрый после уборки паркет. Кто бы это мог быть в такое время? Совершающий обход врач или медбрат?
Но в первый день за прошедшие между уходом Уоши и засыпанием Чипа полтора часа с небольшим (внутренние часы его ещё никогда не подводили) никто в коридоре не появлялся. Позже — может быть, но никак не раньше. Сейчас с момента ухода уборщика прошло лишь двадцать минут: даже пол, вон, толком высохнуть не успел… Может, кто-то из пациентов пошёл освежиться? Нет, туалетные комнаты в противоположном конце коридора, а неизвестный шёл к выходу из отделения. Может, ему зачем-то понадобился кто-то из персонала? Что ж, это всё объясняет…
Но не то, что неизвестный остановился как раз напротив его палаты.
Чип осторожно приоткрыл глаза, чтоб они случайно не блеснули в темноте. Квадрат света из окна до кровати не доходил, но рассеянные лучи вполне могли от них отразиться и насторожить неизвестного. Если он, конечно, наблюдает сейчас за ним…
Он наблюдал.
Сквозь полуоткрытые веки «Спасатель» видел лишь тёмный силуэт на жёлтом фоне, но и так было понятно, что некто в форме медбрата, стоящий напротив окна его палаты, напряжённо всматривается в темноту, пытаясь определить, хорошо ли спится хозяину одноместной палаты №
«Так, а почему непременно злоумышленник? В первую ночь мы воевали с уборщиками, кто следующий? Медбрат с обходом?»
«С каким ещё обходом? В первую ночь в это время никакого обхода не было!»
«Ну и что? Может, этот медбрат совершает свой обход как раз в это время?»
«Может быть… Но нет, что-то тут не так. Что-то не так…»
Неизвестный отвернулся от окна и двинулся дальше направо по коридору. Раздумывал Чип недолго. Быстро встав с кровати, он достал костыли и как мог тихо подошёл к окну. За всем этим явно что-то крылось, и бурундук чувствовал, что просто обязан всё выяснить. Несмотря на то, что чутьё уже не раз подводило его, на этот раз бурундук решил довериться своему радару. Да, когда дело касалось чувств, он его подводил. Но сейчас был совсем другой случай. Во всяком случае, Чип очень на это надеялся. Хотя и вполне осознавал, что всё это может оказаться ложной тревогой, поднятой плохо знакомым с местными порядками параноиком…
Чип прижался к оконному стеклу, пытаясь увидеть, что происходит в той части коридора, куда ушёл неизвестный, но угол обзора не позволял заглянуть так далеко. Зато открывавшиеся внутрь и вправо двери палаты позволяли, и «Спасатель», медленно повернув круглую ручку, выглянул в образовавшуюся щёлочку. Как раз вовремя, чтобы заметить, как неизвестный исчезает за третьей от входа в отделение дверью.
Дверью палаты Гарольда Кошелька Третьего.
Расстояние до стоявшей у стены коляски Чип преодолел в три прыжка. Сунув один костыль за спинку, он положил второй на колени и выехал из палаты. Действия неизвестного, и без того удовлетворявшие всем известным и неизвестным критериям подозрительного поведения, теперь приобретали поистине зловещий характер. Сама мысль о том, что может сделать квалифицированный медбрат-преступник с беспомощным стариком, приводила бурундука в ужас и заставляла ещё усерднее налегать на колёса коляски. Электродвигатель он не включал, так как его работа сопровождалась низким гудением, которое в пустынных больничных коридорах прозвучало бы немногим тише сирены воздушной тревоги. А поднимать шум Чип до поры до времени не хотел. Если преступник его услышит, он может сделать своё грязное дело до того, как Чип сможет помешать ему…
А почему сразу «грязное дело»? Может, это всё-таки какая-то обычная процедура? Которую делают не каждый день, а, скажем, раз в два дня? Это объясняет, почему в ночь с
Но не объясняет подозрительного поведения неизвестного, который явно удостоверился, нет ли кого поблизости, прежде чем войти в палату к мистеру Гарольду. А у такого богача наверняка есть немало врагов, искренне желающих ему смерти…
«Стоп, но ведь он и так умирает! Зачем идти на такой риск, если природа сама обо всём позаботится?»
«Может, этому кому-то просто не хватает терпения?..»
У самых дверей палаты интенсивной терапии №
«Спасатель» огляделся по сторонам. Ни души. Никого, кто мог бы пролить свет на эту ситуацию…
Свет!
Чип посмотрел на располагавшееся справа от дверей палаты окно. Оно было тёмным.
Неизвестный не стал включать свет!
Ударом костыля Чип распахнул двери и влетел внутрь на максимальной доступной скорости. Он оказался в широком предбаннике с тремя скамейками вдоль стен, на которых родственники и друзья пациентов могли, не толпясь в коридоре, дожидаться врача или просто наблюдать за дорогим для них грызуном через широкое окно. Хотя лампы не горели, жидкокристаллические экраны аппаратов жизнеобеспечения давали достаточно света, чтобы свободно ориентироваться в палате. Через окно Чип видел лежащего на кровати мецената, правая рука и голова которого были усеяны датчиками, соединёнными с заполнявшими комнату приборами. Непонятные машины периодически пощёлкивали, мигали лампочками и выводили на экраны какие-то графики, дававшие исчерпывающую информацию о состоянии здоровья Гарольда Кошелька. Но Чип даже не смотрел на них. Всё его внимание было приковано к стоявшему у постели больного медбрату.
Несмотря на то, что освещение было не самое лучшее, а лицо неизвестного было практически полностью скрыто под натянутой на самые глаза медицинской маской и надвинутой на самые брови шапочкой, Чип всё равно мог многое о нём рассказать. Телосложение указывало на то, что перед ним мужчина, и притом, судя по форме ушей и хвоста, мышь. Он явно не ожидал никого увидеть и замер, удерживая в левой руке сосуд капельницы, а в правой — приготовленный для инъекции шприц. Объёмом всего
— Кто ты?! Что ты здесь делаешь?! Бросай шприц! — приказал Чип. Но злоумышленник, как всегда в таких случаях, поступил с точностью наоборот. Ни на вопросы не ответил, ни шприц не бросил. Наоборот, кинулся на бурундука и выбросил руку со ставшим оружием медицинским инструментом вперёд, целясь Чипу в лицо.
Однако с рефлексами у «Спасателя» всё было в порядке, и игла вонзилась в подголовник в миллиметре от его щеки, пробив кожаное сиденье насквозь и прочно в нём застряв. «Спасатель» ударил костылём, целясь нападавшему в область солнечного сплетения, но тот тоже оказался не лыком шит и, увернувшись, с силой толкнул Чипа назад, впечатав коляску в стену предбанника как раз между дверью и окном в коридор. Чипа по инерции отбросило назад, и он бы наверняка сильно ударился затылком о стену, если бы не второй остававшийся за спинкой инвалидного кресла костыль, сделавший сразу три очень нужных и полезных дела.
Во-первых, он ударил по выключателю на стене, и неожиданно яркий свет вспыхнувших ламп на мгновение ослепил злоумышленника, уже готовившегося нанести удар ногой Чипу в голову. Во-вторых, костыль принял весь удар об стену на себя и тем самым не только уберёг Чипа от ушиба головы, но и заставил коляску резко отскочить от стены. Этого злоумышленник не ожидал, поэтому не успел среагировать и получил удар выставленной вперёд закованной в гипс ногой Чипа. Охнув, неизвестный схватился за живот и, чуть не напоровшись на выскочивший от удара о стену шприц, выскочил из палаты и побежал вглубь отделения. Мгновенно сориентировавшийся бурундук развернул коляску и включил двигатель на полную мощность, но быстро понял, что на такой скорости ему за преступником ни за что не угнаться…
— Разумеется, они способны на большее, но, поскольку в замкнутых больничных условиях скорость гоночной машины была бы излишней, я оснастила двигатели электронным ограничителем крутящего момента. Если его отключить, то…
Чип нагнулся назад в поисках заветного провода. Вот он. Всё, как и говорил Дейл: толстый и ведёт к какой-то коробочке. И если его выдернуть, то… получится непонятно что. Может, там всего-то пару контактов надо отсоединить, а если вырвать его весь, то двигатель вообще работать не будет… Увидев, что злоумышленник скрылся за углом, Чип махнул на всё рукой и рванул кабель на себя. Пока работает блокиратор скорости, особой разницы между ездой на электродвигателе и ручном приводе нет…
Кабель с хрустом выскочил из разъёма. Гул двигателя моментально усилился раз в десять, и коляска встала на дыбы. Её пассажир судорожно вцепился в подлокотники и уже морально подготовился к падению на спину. Но благодаря выставленной прямо по курсу загипсованной ноге Чипа и большим задним колёсам центр тяжести коляски был вынесен достаточно далеко вперёд, поэтому она не перевернулась, а, со стуком опустившись обратно на пол, рванулась вперёд с умопомрачительной быстротой. «Да уж, на такой скорости не то что от санитаров, от автомобиля можно убежать. Теперь главное — никуда не врезаться…» На повороте Чип резко сбросил скорость и чуть не вылетел из коляски. Ремни безопасности тоже не помешали бы, надо будет Гаечке и об этом сказать…
Когда коляска, скрипя и завывая, выскочила из-за угла, Чип увидел, что медбрат стоит в дальнем конце коридора перед дверями грузового лифта. Горевшая над ними жёлтая лампочка в форме перевёрнутого треугольника показывала, что лифт спускается и скоро будет на месте. Этот лифт останавливался в трёх местах: на крыше служебного корпуса Центральной городской больницы и на втором и первом этажах МЦБ. «Спасателю» повезло, что до этого лифт был на крыше, в трёх человеческих и тридцати двух мышиных этажах над больницей. Будь он внизу или этажом выше, преступник уже давно сел бы в него, и искал бы Чип ветра в поле. А так у него будет достаточно времени, чтобы настичь медбрата-убийцу…
К сожалению для бурундука, тот тоже это понял, поэтому, увидев несущуюся на него на всех парах инвалидную коляску с размахивающим перед собой костылём для устрашения и поддержания равновесия преследователем, изменил планы и метнулся к ярко-красным дверям запасного выхода. Открывайся они вовнутрь, Чипу пришлось бы потратить драгоценные секунды на торможение, их открытие и разгон с нуля. Однако, к счастью для него, больница была построена в полном соответствии с правилами пожарной безопасности, и двери аварийного выхода открывались наружу, поэтому для их преодоления бурундуку достаточно было лишь немного притормозить и толкнуть их костылём. Проделав это, он оказался в опоясывающей весь корпус вентиляционной шахте, освещаемой закреплённой на потолке электрической гирляндой. В случае пожара одновременно с включением сигнала тревоги она зажжётся вся, и её свет, способный пробиться даже через очень густой дым, укажет покидающим больницу животным путь к спасению. Но сейчас, когда пожара не было, горела только каждая третья лампа гирлянды, и коридор казался состоящим из отдельных островков, по которым и бежал то и дело озаряемый светом неизвестный.
— Стой!!! — закричал Чип, устремляясь следом, но тот, как и в палате, его не послушался. И почему они никогда не делают то, что их просят? Он же его по-хорошему просит!.. Ну, то есть, не то чтобы совсем по-хорошему, но ведь мог и по-плохому попросить. Начать грубо ругаться, бросаться чем-нибудь…
Кстати, а ведь это мысль! Увесистый костыль должен обладать хорошим останавливающим действием. Надо только с умом им распорядиться… Чип прикинул расстояние до противника и решил пока повременить с броском. Хотя дистанция между ним и медбратом неуклонно сокращалась, она всё же оставалась слишком большой, чтобы добросить костыль, который, как мы уже знаем, весил порядочно. К тому же бросать приходилось одной рукой, так как вторая активно использовалась для управления коляской и удержания на ней, будучи за неимением ремней безопасности единственным способом остаться в сиденье. При всех своих достоинствах вроде ширины и высоты, достаточных для того, чтобы можно было не опасаться случайно задеть стену или стукнуться головой о потолок, вентиляционная шахта имела и ряд недостатков. К таковым относились как уже упоминавшееся спорадическое освещение, так и то, что она была собрана из отдельных блоков, стыки которых образовывали выемки, заставлявшие лёгкую коляску то и дело подпрыгивать в воздух. А перспектива остаться сидеть на металлическом полу в темноте, холоде и гордом одиночестве не прельщала лидера «Спасателей» совершенно.
«Вот она — возможность!»
Они приближались к Т-образной развилке. Преступник обязан будет притормозить, чтобы вписаться в поворот — в этот момент он его и догонит. Точнее, не он, а его костыль. А потом уже он…
Чип замахнулся, но в самый момент броска случились сразу две неприятности. Во-первых, коляска подпрыгнула на очередной выемке, и Чип отпустил костыль чуть раньше, чем планировал. Во-вторых, медбрат очень не вовремя обернулся, увидел, что ему грозит, сгруппировался и, оттолкнувшись ногами от левой стенки шахты, рыбкой нырнул в правое ответвление. Просвистевший в воздухе костыль ударился в стену и укатился налево, так и не достигнув цели, и теперь перед бурундуком во весь рост встала другая проблема: самому вписаться в поворот, избежав участи своего же костыля.
Сделать это удалось лишь отчасти. В левое ответвление Чип не улетел, но об стену боком приложился, оставив в гибком металле солидную вмятину и огласив трубу громким «бум!», гулким эхом разнёсшимся по всей вентиляции. Хотя ось левого заднего колеса погнулась, из-за чего оно теперь вращалось в трёх плоскостях одновременно, коляска осталась на ходу, и Чип, сам не сразу поверивший в удачный исход этого манёвра, смог продолжить погоню.
Несмотря на ушибленный живот, злоумышленник не сбавлял темпа. Его форменная белая рубаха пропиталась п
Увидев сквозь промелькнувшую мимо вентиляционную решётку противоположный от входа в больницу угол подземного гаража, Чип определил, что они направляются в расположенный по соседству второй корпус Центральной городской больницы, и понял, что обязан настичь преступника раньше. Та часть вентиляционной системы, в которой они сейчас находились, представляла собой хоть и поворачивающий время от времени, но всё же один длинный тоннель, отвечавший за циркуляцию воздуха в подземном гараже, второстепенные ответвления которого вели к вырезанным в стенах и закрытым решётками отверстиям. С целью улучшения аэродинамики и ускорения воздухообмена между подвальными помещениями и улицей тоннель не имел крутых подъёмов и обрывистых спусков, поднимаясь и опускаясь достаточно плавно, чтобы по нему можно было проехать в инвалидной коляске. Вентиляционная система второго корпуса, напротив, была гораздо сложнее и запутаннее и вдобавок изобиловала лестницами, бывшими для Чипа в его нынешнем состоянии непреодолимой преградой. Бурундук знал это, так как неоднократно сопровождал Гайку в вылазках на находившийся в этом корпусе склад списанных людьми приборов, а потому выжимал из электродвигателя всё, на что тот был способен.
На прямых отрезках он практически настигал злоумышленника, но каждый раз коридор поворачивал буквально на пару футов раньше, чем нужно, и тот вновь уходил в отрыв, проходя повороты по уже отработанной методике гораздо быстрее Чипа, которому приходилось резко тормозить, а потом снова разгоняться. Дважды «Спасатель» пошёл на риск и не сбрасывал скорость до самого последнего момента, но оба раза это закончилось столкновениями со стеной тоннеля, после которых левое колесо начало вести себя так, что бурундук понял, что ещё одной встречи со стеной его крепление просто не выдержит. Потому разгонялся постепенно, пытаясь выдержать баланс между быстротой и осторожностью. Но понимал, что рано или поздно ему придётся пойти ва-банк, иначе гораздо более проворный и, что самое главное, знающий окрестности злоумышленник просто растворится в многоэтажном хитросплетении коридоров второго корпуса, и всё окажется впустую.
Преступник тоже прекрасно это осознавал, поэтому вскоре свернул с освещённого гирляндой коридора, и какое-то время погоня продолжалась в полной темноте. Однако вскоре впереди забрезжил свет, пробивавшийся сквозь прутья выходившей на улицу вентиляционной решётки, и Чип, успевший разглядеть сквозь неё главные ворота больницы, понял, что дальше тянуть нельзя. Они уже почти достигли второго корпуса. Если он правильно представлял себе ход трубы, то после ещё двух поворотов будет длинный участок, пролегавший под проходившим на уровне третьего этажа крытым переходом между служебным и вторым корпусами больницы. После этого — непроходимый многоэтажный лабиринт. Значит, это должно случиться здесь, в этом тоннеле, освещаемом белым светом двух закреплённых на стенах поблизости фонарей. Здесь он или настигнет злоумышленника, или упустит его окончательно.
Двумя крутыми поворотами позже они, как и предполагалось, очутились в широком тоннеле, противоположный конец которого терялся во мраке. Чип до упора выжал рычаг скорости, стараясь в предельно сжатые сроки наверстать потерянное при прохождении двух изгибов вентиляции время. Медбрат обернулся и, увидев, что «Спасатель» настигает его и уже готовится к броску костыля, начал метаться из стороны в сторону, благо ширина коридора это позволяла. Чип некоторое время пытался уловить закономерность в движениях противника, но тот был достаточно умён, чтобы не придерживаться никакой конкретной последовательности бросков из стороны в сторону и совершать их через совершенно произвольные промежутки времени, инстинктивно чувствуя, когда Чип уже был готов метать ставший оружием больничный инвентарь. Правда, будь у него нервы ещё хотя бы чуточку крепче и выжди он ещё буквально одно мгновенье перед смещением в сторону, «Спасатель» израсходовал бы костыль впустую и остался бы безоружным. А так бурундук успевал среагировать и отказаться от броска.
Так, перемежая замахи прыжками и наоборот, они и преодолели три четверти туннеля. Впереди в темноте замаячили очертания фигурной решётки. Ответвление влево упиралось в работающий на втягивание воздуха вентилятор, а правое опускалось вертикально вниз, проходило под полом коридора и так же вертикально поднималось наверх с другой стороны и далее разрасталось в систему труб разной формы и размера, охватывающей весь корпус.
Чип торжествующе ухмыльнулся. Вот оно! Как бы ни старался преступник двигаться непредсказуемо, этот манёвр он просто не мог не совершить. В конце коридора он должен был метнуться направо, чтобы попасть в недоступный для преследовавшего его инвалида тоннель под коридором. Точнее, доступный, но непреодолимый, поскольку если Чип ещё мог попасть в него, слетев на коляске вниз, то подняться с другой стороны он бы на ней уже не смог. Разумеется, он мог оставить коляску внизу и кое-как вскарабкаться наверх по приставной лестнице, но потеря коляски означала потерю скорости, без которой тщетно было надеяться схватить беглеца.
Однако, благодаря верному костылю, бурундук имел возможность избежать позорного фиаско. Надо было только выждать момент и метнуть его в сторону ответвления с таким расчётом, чтобы он оказался в его проёме одновременно с преступником. Брошенный несущимся на полной скорости Чипом медицинский снаряд полетит быстро и ударит сильно, а поскольку злоумышленник в этот момент будет двигаться перпендикулярно направлению его полёта, удар отбросит его влево, к стенке шахты, ударившись о которую, он потеряет если не сознание, то способность быстро передвигаться точно. А уж он, Чип, не даст ему времени обрести её вновь…
Злоумышленник резко метнулся влево. Что ж, предсказуемо. Если бы он остался в правой части коридора, ему пришлось бы всё оставшееся до поворота расстояние там и бежать, представляя собой удобную мишень. А так он оказался у левой стенки, от которой очень удобно оттолкнуться ногами и рыбкой нырнуть в уходящий вниз тоннель. Нет уж, не выйдет! Скачок, ещё скачок, поворот… Пошёл!
Чип со всего размаха метнул костыль в правую часть коридора, буквально перерезая им путь преступнику. Если сейчас он, как и предполагалось, прыгнет вправо, то перед самым спуском встретится с костылём и Чипу останется лишь схватить его и не дать свалиться вниз, а то ещё, не дай бог, сломает себе что-нибудь после падения, например, челюсть, и как с ним потом разговаривать?..
Как и рассчитывал «Спасатель», злоумышленник оттолкнулся от стенки и прыгнул. Но не вправо, к спуску, а вперёд, к фигурной решётке. Приземлившись возле неё, он резко потянул на себя невидимую в темноте и неразличимую на фоне узора ручку, открыв искусно вырезанную и замаскированную дверцу, и захлопнул её за собой. Чип застыл с отвисшей челюстью, глядя на вновь ставшую одним целым решётку, и так на полном ходу в неё бы и врезался, если бы не костыль, звук удара которого о стенку вернул бурундука на землю и напомнил о том, что неплохо было бы воспользоваться тормозами. Бурундук так и сделал, одновременно поворачивая коляску вправо, чтобы получить в своё распоряжение ещё пять дюймов коридора. Предосторожность оказалась не лишней, и Чип, затормозив вплотную к стене, шумно выдохнул, после чего, отерев пот со лба и подняв с пола костыль, подъехал к решётке. Сделать это, правда, удалось лишь с третьего раза, так как поначалу Чип, привыкший выжимать рычаг управления до упора, проскакивал мимо неё. Без ограничителя скорости коляска приобрела повадки дикого скакуна со всеми его недостатками, срываясь с места уже от самого лёгкого нажима. Но «Спасатель» кое-как приноровился разгонять её ровно настолько, насколько требовалось для езды на расстояние до десяти дюймов, и, оказавшись перед решёткой, стал внимательно изучать её.
На первый взгляд решётка выглядела совершенно обычно, но стоило Чипу прислониться к стене и посмотреть на неё сбоку, как он сразу же увидел небольшой выступ, образованный чуть выгнутым вперёд металлическим дубовым листиком. Зацепив за него костылём и отъехав на безопасное расстояние, Чип открыл двери. Но за решёткой никого не оказалось, и сверху ничего не упало. Значит, либо преступник скрылся, либо такими детскими фокусами его не проведёшь. Бурундук перехватил костыль поудобнее и, готовый в любую секунду отразить нападение, въехал в находившуюся по ту сторону решётки комнату.
В комнате было темно, однако проникавшего сюда из коридора через окно на двери света было достаточно, чтобы безошибочно определить её назначение. Это был склад медикаментов, разделённый на две неравные части полностью застеклённой стойкой, единственными отверстиями в которой были запертая дверь в дальнем конце комнаты и окошко для выдачи. Даже не окошко, а глубокая ниша, куда можно было положить накладную или рецепт и после забрать требуемые препараты, но в которую при всём желании не просунешь руку с ножом или пистолетом. Веяние времени, ничего не попишешь. Остальную часть комнаты занимали стеллажи, уставленные коробками с лекарствами, упаковками бинтов и ваты, ящиками с инструментами и другими нужными в больничном деле вещами. Тут было где спрятаться. И если преступник знал это место не хуже, чем вентиляцию, то он, скорее всего, спрятался так, что Чипу даже со здоровой ногой понадобился бы не один час, чтобы отыскать его. Если, конечно, он ещё здесь, а не покинул давным-давно помещение, пока Чип объезжал ретивую коляску. Тем не менее, он будет исходить из того, что преступник здесь, и продвигаться вперёд медленно и осторожно. Во-первых, так у него сохранялись шансы его поймать. А во-вторых, если злоумышленник уже ушёл, то, как бы быстро Чип не осмотрел комнату, это не приблизит его к цели ни на шаг. Но если он ещё здесь, то потеря бдительности может дорого обойтись…
«Мог ли он убежать через двери? Нет, под внутренними дверями не пролезешь, а внешние наверняка точно такие же… Может, он затаился по другую сторону конторки? Ниша выдачи должна быть достаточно большой… Но как бы он залез на стойку? Стенки металлические, когтями за них не зацепишься. Стул стоит у самых дверей, с него не допрыгнешь… А со стеллажа? Нет, далековато, разве что он вдобавок ко всему ещё и акробат… А если по заранее натянутой верёвке?»
Чип запрокинул голову, но никаких верёвок, ведущих от стеллажей к конторке, не увидел. Зато заметил кое-что другое. На каждой из четырёх боковых граней стоек всех стеллажей через равные промежутки были просверлены отверстия, которые позволяли как угодно менять конфигурацию стеллажа, регулируя высоту и количество полок. Большая часть отверстий оставалась незанятой, но в некоторые были вставлены короткие, чуть выступающие наружу металлические бруски. В результате получались настоящие лестницы, с помощью которых персонал Малой Центральной больницы мог добираться до любых полок и любых лекарств. Это, разумеется, было очень хорошо и удобно, но в данном конкретном случае означало, что злоумышленник может быть действительно где угодно…
«Постойте, а это ещё что такое?»
На полу возле четвёртого от вентиляционной решётки стеллажа лежал один из брусков, очевидно, вставленный недостаточно глубоко внутрь и выпавший, когда на него в очередной раз встали. А вот и пустующее отверстие на уровне третьей от пола полки. Стоит проверить…
— Эй, ты! — крикнул Чип, подъезжая к подозрительному стеллажу. — Я знаю, где ты! Тебе не уйти! Выходи по-хорошему, а не то…
Звук отпираемой двери вынудил «Спасателя» искать укрытие. Он еле успел спрятаться за стойкой стеллажа, как дверь в комнату открылась, и на пороге возник кладовщик с зажатой под мышкой газетой и баночкой газировки в руке. Включив верхний свет, человек прошествовал во внутреннюю часть склада и уже собирался устроиться на своём стуле, как вдруг, вспомнив о чём-то, остановился, похлопал себя по нагрудному карману и, пробормотав: «Вот ведь растяпа, сдачу забыл забрать!» — удалился, не забыв в соответствии с должностной инструкцией запереть обе двери. Уже за порогом кладовщик вспомнил, что инструкция также предписывает на время отсутствия выключать свет, но поленился возвращаться, тем более что он отлучался лишь на пару минут к стоявшему на углу коридора автомату. Поэтому пошёл за своей сдачей и так и не узнал, что его мелкий проступок спас жизнь одному очень необычному бурундуку.
Едва за человеком закрылась дверь, Чип выехал из своего убежища и вдруг ощутил, что почему-то стало темнее, как если бы потускнела висевшая над стеллажом неоновая лампа. Или её что-то закрыло. Он поднял голову и понял, что правильный вариант — второй. Это было солнечное затмение в миниатюре, только роль солнца выполняла та самая лампа, а роль луны — выползающая из стеллажа увесистая картонная коробка…
Чип так резко нажал на рычаг управления, что чуть не сломал его совсем. Коляска загудела и рванулась вперёд, выехав на свет за мгновенье до того, как коробка со страшным грохотом рухнула на пол. Однако успокаиваться Чипу было рано, потому что за этой коробкой последовала вторая, потом третья, потом вниз полетели какие-то пузырьки и коробочки поменьше. Раздосадованный своей первой неудачей преступник обрушил на «Спасателя» всё, что плохо лежало. Склад наполнился стуком, грохотом и звоном разбивающегося стекла, в воздухе запахло вылившимися из разбитых банок и ампул препаратами.
Чип развернулся лицом к стеллажу, чтобы не потерять преступника из виду, и дал задний ход, попутно отбив костылём отскочивший в его сторону пластиковый пузырёк с какими-то пилюлями. Увидев, что он уже удалился на достаточное расстояние от занятого преступником стеллажа, в тени которого ему хватило глупости найти убежище, чуть не ставшее его последним пристанищем, бурундук затормозил. Но поздно, и коляска врезалась в стеллаж напротив. «Спасатель» ещё не успел толком опомниться, а сверху на него уже падали два стоявших с самого края пластмассовых пузырька с аспирином. И если первый он ещё успел отразить костылём, то второй ударил его по голове, оглушив и выбив из сиденья на пол.
«Наверное, я первый, у кого аспирин вызвал головную боль…» — подумалось Чипу. Он попытался приподняться на руках и дотянуться до лежащего рядом костыля, но перед глазами всё плыло, и он снова растянулся во весь рост на приятно холодившем его разгорячённое погоней лицо линолеуме, казавшемся мягким, словно пуховая перина. На которой так хорошо растянуться во весь рост после напряжённого дня и закрыть глаза, чтобы не открывать их как минимум минут шестьсот…
«Двигайся!»
«Сейчас, только голова пройдёт…»
«Вставай!!! Двигайся!!!»
«Ну что ещё за спешка…»
«Вставай!!!»
«Спасатель» помотал головой. Разноцветные круги понемногу рассеивались, и он вновь предпринял попытку взять костыль. Но в ушах всё ещё стоял звон стекла и гул падающих коробок, и поэтому он не услышал приближающихся к нему шагов.
Спустившийся со стеллажа мужчина-мышь в пропитавшейся потом форме медбрата Малой Центральной больницы наблюдал за неуверенными движениями своего противника одновременно с ненавистью и восхищением. Подумать только, бурундук-калека с переломом ноги, а его, вон, чуть до смерти не загнал! Опасный противник, ничего не скажешь. Даже, можно сказать, слишком… Неизвестный посмотрел на лежащий неподалёку осколок стекла. А что? И размер соответствующий, и форма подходящая для того, чтобы решить все проблемы одним махом… Преступник нагнулся за ним, но тут снова раздался звук поворачиваемого в замке ключа, и ему пришлось отказаться от своих планов. Ругнувшись сквозь зубы, злоумышленник опрометью кинулся к вентиляционной решётке и еле успел скрыться за ней до того, как вернувшийся из похода за сдачей кладовщик вошёл в комнату и увидел разгромленные стеллажи.
— Это ещё что такое?!! — закричал человек. От волнения он лишь с пятой попытки попал нужным ключом в замочную скважину и, подбежав к груде медикаментов, схватился за голову, рассматривая плававшие в лужах разбитые банки и рассыпавшиеся таблетки и недоумевая, что здесь могло произойти и как теперь отчитываться перед начальством. Присев на корточки, мужчина осторожно, чтобы не порезаться, поднял с пола промокшую насквозь жёлтую коробку, полную осколков хранившихся в ней ампул.
— Господи! — ужаснулся он, прочитав надпись на этикетке. — Только этого ещё не хватало! Это же такие деньги! И никто ведь не поверит, что оно всё само упало, пока меня не было…
Краем глаза он заметил какое-то движение у вентиляционной решётки и резко обернулся, однако там ничего и никого не было. Но он же явно что-то видел! Опустив коробочку на стойку, кладовщик лёг на пол и заглянул в решётку. Несколько секунд он всматривался в темноту, потом медленно сел и стал протирать глаза рукавом, приговаривая:
— Спокойно, Чарли, спокойно… Просто глаза слезятся. Тебе померещилось. Это всё стресс и ничего кроме стресса. Бурундуков на инвалидных колясках не бывает, у бурундуков нет инвалидных колясок и быть не может…
Казавшееся как никогда громким гудение электродвигателя эхом разносилось по гулкому тоннелю, и Чип ощущал полный эффект присутствия в заполненной жужжащими пчёлами аэродинамической трубе. Всплеск адреналина, позволивший бурундуку вовремя ретироваться с разгромленного склада, сошёл на нет, и последствия полученного удара вновь заявили о себе в полную силу. Держась левой рукой за раскалывающуюся от боли голову, он ехал вперёд рывками, стараясь держаться точно по центру вентиляционной шахты. Злоумышленника, как и следовало ожидать, и след простыл. Он наверняка растворился в недрах второго корпуса или убежал через ближайший выход на улицу, к которому и вёл тот самый обозначенный гирляндой маршрут эвакуации. Чипа он больше не интересовал. Пока, по крайней мере. Гораздо больше его занимала судьба Гарольда Кошелька Третьего. Насколько бурундук мог судить, он ворвался в палату раньше, чем преступник смог вколоть своё зелье в капельницу мецената. Это хорошо. Надо во что бы то ни стало понять, чего добивался преступник, и ответ на этот вопрос содержался в том самом шприце, так и оставшемся лежать на полу предбанника.
С трудом открыв двери запасного выхода, которые ему теперь пришлось тянуть на себя, Чип снова оказался в реабилитационном отделении, напоминавшем разворошённый улей. Двери всех палат были открыты, и вышедшие в коридор разбуженные шумом пациенты громко обсуждали различные версии происшедшего. При появлении Чипа голоса стихли, но лишь затем, чтобы через секунду зазвучать с новой силой, будто костёр, в который подбросили свежую порцию дров. Проигнорировав как пытливые взгляды, так и заданные некоторыми особенно любопытными вопросы, бурундук направился прямиком в палату интенсивной терапии №
— Господи, Чип! — бросилась к нему Милдред, едва передние колёса его коляски пересекли порог комнаты. — Где ты был?! Что с тобой?!
— Пожалуйста, Милли, потише… — попросил «Спасатель», для которого громкие звуки были, что тот удар обухом.
— Боже, ты ранен? Дай я посмотрю!..
— Потом, Милли, сейчас нет времени… Как мистер Гарольд?
— По-прежнему плохо, а что случилось?
— На него покушались.
— На кого? На мистера Гарольда?! Кто?!
— Не знаю, какой-то медбрат. Или кто-то, переодевшийся медбратом. Он хотел вколоть что-то ему в капельницу. Шприц должен быть где-то здесь…
— Вон он, на стуле. Но он пустой…
— Пустой?! — воскликнул Чип и тут же поморщился от вызванной собственным криком боли. — Как пустой? А где же…
— Вон, — Милли указала рукой на стену, и бурундук увидел расплывшееся на ней широкое пятно. Как же это могло случиться? Он был уверен, что шприц был полный, когда падал на пол…
Или нет?
Чип снова посмотрел на пятно в форме перевёрнутой вниз параболы, вершина которой была чуть выше спинки стоявшего рядом стула. Подъехав к нему, он с помощью костыля прикинул, куда должна была воткнуться пробившая спинку его кресла иголка. На первый взгляд всё сходилось. От удара о стену игла переломилась, а его соперник в пылу борьбы вполне мог надавить до упора на поршень, выпрыснув содержимое на стену. Жидкость в шприце, как помнил Чип, была прозрачной и бесцветной, поэтому он, увлечённый погоней, не заметил, что шприц падает на пол пустой…
А если нет?
Что если шприц упал на пол полный, а опустошили его уже после того, как он и преступник покинули палату?
— Милли, а как ты здесь очутилась?
— Зашла через двери, как же ещё?
— Логично, но я не это имел в виду. Давай всё с самого начала и как можно подробнее.
— Хорошо. Я шла в отделение совершать обход…
— Разве сегодня твоя смена?
— Нет, но медсестра, которая должна была дежурить сегодня…
— Коттонс? — спросил Чип, восстановив в памяти график дежурств.
— Коттон, Сара Коттон. Так вот, она попросила меня подменить её, так как у семейной пары, которая должна была присматривать за её сыном Джоном, что-то не сложилось, и ей пришлось ехать за ним. И вот когда я подошла к отделению, то услышала голоса. Увидела через стекло встревоженных пациентов в коридоре и открытую дверь палаты мистера Гарольда. Тут в коридоре появился Таркл. Я позвала его и бросилась в палату…
— Когда ты вошла, шприц лежал на полу?
— Наверное, да… Но я заметила его не сразу. Первым делом я бросилась проверять, всё ли в порядке с мистером Гарольдом, а потом уже, когда вышла из палаты, увидела пятно на стене и лежащий на полу пустой шприц и отломившуюся иглу и переложила их на стул, чтобы никто на них не наступил…
Чип так сильно стукнул кулаком по подлокотнику кресла, что в глазах потемнело, и он снова обхватил руками голову.
— Чип, что с тобой?.. Да у тебя тут огромный кровоподтёк! — Милли достала платок и осторожно приложила к ушибу, заставив Чипа скривиться от боли. — Чем это тебя?!
— Не поверишь, аспирином…
— Таблеткой?
— Пузырьком.
— Пузырьком?! Да у тебя вполне может быть сотрясение!
— Нет у меня никакого сотрясения, да и не в этом дело! Ты не должна была трогать шприц, на нём могли остаться отпечатки пальцев! Это был улика, понимаешь? Неопровержимая улика! А теперь…
Милдред недоумённо посмотрела сначала на Чипа, потом на свою руку.
— Чип, о каких отпечатках ты говоришь?
— Об отпечатках пальцев. На кончиках пальцев есть специальные папиллярные узоры. Они абсолютно уникальны, поэтому являются одним из основных способов доказательства причастности того или иного человека к соверше…
Чип запнулся, потом посмотрел на свою ладонь и издал нервный смешок, потом ещё один, а потом засмеялся во весь голос, но быстро прервался, так как смех привёл к скачку кровяного давления, который, в свою очередь, вызвал новый приступ головной боли.
— Чип? Чип? Слышишь меня? Тебе срочно нужно на обследование!
— Да, Милли, причём к психиатру… Господи, надо же, придумал… Отпечатки пальцев…
«Спасатель» сокрушённо покачал головой, следя при этом, чтобы движения не были чересчур резкими. Случай был действительно клинический. Вот что значит чересчур увлекаться человеческими детективами. Ну какие, скажите на милость, могут быть отпечатки пальцев, если преступник — мышь? Вот если бы горилла или другой какой примат, тогда да, тогда пожалуйста…
— Что здесь происходит? — строго и одновременно встревожено спросил возникший на пороге доктор Стоун. Вошедший следом за ним Таркл угрюмо покосился на Чипа и явно собирался сказать в его адрес что-то нелицеприятное, но постеснялся делать это в присутствии начальства и демонстративно отвернулся, показывая, что «Спасатель» интересует его не больше мебели. Чип отплатил ему той же монетой и сразу перешёл к делу. По ходу его рассказа пожилой врач становился всё мрачнее, его густые брови сдвигались всё ближе к переносице, и в итоге образовали одну сплошную белую полосу.
— Даже не знаю, молодой бурундук. Если то, что вы рассказали мне, правда, а сомневаться в этом, учитывая ваш род занятий и огромный опыт, не приходится, то всё это очень и очень серьёзно!
— Да, доктор Стоун, необычайно!
— Хотя, — главный врач больницы сделал паузу и посмотрел на лежащего за стеклом мецената, которого не разбудила даже случившаяся в палате потасовка, — я, признаться, не понимаю, зачем кому-то понадобилось идти на это, учитывая состояние господина Кошелька…
— Для меня это тоже тайна, но, уверен, с вашей помощью мне удастся если не раскрыть её, то приблизиться к разгадке. Значит, так. Во-первых, мне срочно нужно допросить всех мужчин-мышей, которые работают в больнице. Во-вторых… — бурундук скривился и дотронулся рукой до места ушиба.
— …вам срочно нужно на обследование! — закончил за него Стоун. Он подошёл к «Спасателю» и, наказав ему следить глазами за движениями своих пальцев, стал внимательно наблюдать за его зрачками. Потом повернулся к Милдред:
— Милли, отвезите мистера Чипа на томографию. Я только что оттуда, со срочного вызова, и оператор ещё должен быть на месте. Потом — на перевязку. И никаких возражений! — добавил он, сходу отметая любые возможные возражения со стороны Чипа. — Ушиб головы — это всегда очень серьёзно, уж поверьте мне!
— Нынешняя ситуация гораздо серьёзнее, доктор! Мы теряем время! Если преступник — действительно кто-то из ночной смены, то у нас есть шанс поймать его! Но для этого мы не должны позволить ему вовремя вернуться на своё рабочее место, вы понимаете меня?
— Понимаю, — кивнул Стоун после небольшой паузы. — Вы правы, я немедленно отдам все необходимые распоряжения…
— Это ещё не всё. Насколько я знаю, в больнице имеется аппарат комплексного химического анализа…
— Разумеется! Мастер Гайка построила для нас целую минилабораторию!
— Да-да, я сам помогал монтировать её. Понимаю, время сейчас позднее, но дело не терпит отлагательств. Нужно взять образец штукатурки, — Чип кивнул в сторону темневшего на стене пятна, — и попытаться установить, что за вещество содержалось в этом шприце.
— Хорошо, сделаем. А вы, Милли, займитесь нашим героем…
— Но…
— Не беспокойтесь, пока соберутся все вызванные работники, вам как раз успеют сделать томографию и перевязку.
— В таком случае я вас очень попрошу строго проконтролировать, кто через сколько времени появится. Сможете?
— Безусловно.
— Да, и скажите, пожалуйста, Тарклу, чтобы подежурил в палате, — Чип нарочно говорил о стоявшем тут же санитаре в третьем лице, и по тому, как лицо Таркла запылало злобой, понял, что его укол достиг цели.
— Вы думаете?..
— Мы должны быть готовы ко всему.
— Да, вы правы. Таркл, останетесь здесь! Мистер Чип, Милли, идёмте!
Оставив Таркла нести вахту у постели Гарольда Кошелька, троица покинула палату. Пожилой врач пошёл прямо по коридору, а Милдред повезла Чипа налево, в уже знакомое ему отделение диагностики. Бурундук видел, что медсестра очень устала, и почувствовал себя неловко из-за того, что ей приходилось везти его. Но помочь ей ничем не мог, так как в узких больничных коридорах управлять коляской с отключённым ограничителем скорости нужно было очень аккуратно, а гонщик из него в нынешнем состоянии был откровенно неважный. Поэтому он просто откинулся на спинку и закрыл глаза. Так ему лучше думалось. И голова не так сильно болела.
— А ты хорошо разбираешься в грызунах, Чип, — заметила Милли у самых дверей томографического кабинета.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты сразу же заручился помощью доктора Стоуна, посвятил его во все свои планы. У тебя даже в мыслях не было заподозрить его в чём-то, хотя он тоже мышь.
— Да, Милли, он мышь, — кивнул «Спасатель», — но дело в том, что ни он, ни Таркл не могли быть тем таинственным медбратом. Комплекция не та. А в случае с доктором Стоуном — ещё и возраст.
— Ты хочешь сказать, что если бы не это, ты бы…
— Подозреваются все. Так заведено.
— Вот как? — брови медсестры взметнулись вверх. — Выходит, я тоже?
— Господи, Милли, ну что ты, — Чип улыбнулся и погладил её по руке, — конечно же нет. Во-первых, ты не мужчина-мышь. А во-вторых, — он сделал паузу, чтобы подчеркнуть особую важность этих слов, — ты мой друг. А друзья для меня — вне подозрений.
После не выявившего никаких отклонений от нормы томографического обследования бурундучиха отвезла Чипа в хирургическое отделение на перевязку. Хотя боль начала понемногу спадать, ощущения всё равно было не из приятных, особенно во время обработки места удара спиртом. Но лидер «Спасателей» стоически перенёс длившиеся с его точки зрения целую вечность процедуры и к моменту, когда передние колёса его коляски пересекли порог комнаты отдыха, временно ставшей кабинетом следователя, чувствовал в себе силы допрашивать подозреваемых хоть до утра, но докопаться до истины. Закончилось всё, впрочем, гораздо быстрее, так как мужчин-мышей, работавших сегодня в ночную смену, было десятеро, из которых под описание преступника подходили только четверо, при этом у них у всех было железное алиби, и ушибленное бедро никто не потирал. Как ни пытался Чип поймать кого-то из них на противоречиях, сколько бы ловушек не расставлял, их рассказы и показания свидетелей оставались неизменными, и в итоге ему пришлось их всех отпустить, извинившись за причинённые неудобства.
— Как я понимаю, мистер Чип, результатов нет? — осведомился доктор Стоун, когда за последним из бывших подозреваемых закрылась дверь.
— Отнюдь, доктор, это тоже достаточно позитивный результат, ведь теперь у нас на целых десять подозреваемых меньше. Остаются восемнадцать мужчин-мышей, работающих в дневную смену — и они первые, кого я хотел бы видеть завтра, то есть уже сегодня утром.
— В таком случае, мистер Чип, я настоятельно рекомендую вам отправиться спать, чтобы утром со свежими силами…
— Нет-нет, теперь мне надо в лабораторию…
— Какую ещё лабораторию?! Да вы посмотрите на себя! — взвился врач. — Бледны как смерть! Вам срочно необходим покой!
— Послушайте, доктор, я прекрасно вас понимаю и искренне благодарен вам за заботу. Но поймите, сейчас для меня нет ничего важнее результатов этого анализа. Я не знаю, что происходит, но чувствую, что всё это очень серьёзно, и не успокоюсь, пока не разберусь, что к чему. И мне очень нужна ваша помощь и содействие.
— Молодой бурундук, вы не понимаете…
— Доктор Стоун, давайте не будем терять время на бесполезные споры. Я всё равно не усну, пока не дождусь результатов анализа. К тому же томография показала, что всё в порядке, а мою шишку обработали и перевязали. Я не пропаду.
Пожилой врач сердито посмотрел на Чипа, но понял, что тот настроен серьёзно.
— Знаете, мистер Чип, вы самый большой упрямец, которого я когда-либо встречал!
— Знаю, доктор, мне многие это говорили. Так вы покажете мне дорогу в лабораторию или нет? Поверьте, будет гораздо хуже, если я буду колесить по всей больнице и стучаться во все двери, разыскивая её. Подумайте, доктор, только от вас сейчас зависит спокойствие персонала и пациентов всей вашей больницы… Ну, что скажете?
— А что, у меня есть выбор? — вздохнув, спросил Стоун, и бурундук понял, что это победа.
— Нет, — Чип помотал головой чуть сильнее, чем требовалось, и поморщился. Увидев это, Стоун мгновенно посерьёзнел и вновь перешёл на официальный тон.
— Хорошо, допустим, выбора у меня нет. Зато условие — есть.
— Какое же, доктор?
— Вы примете болеутоляющее. И пообещаете не волноваться. Идёт?
— Я более чем согласен! — воскликнул бурундук, воздев к небу руки.
— Не паясничайте, мистер Чип! — строго заметил Стоун, но весёлые искорки в его глазах недвусмысленно указывали на то, что хоть, как врач, он и не одобряет поведение Чипа, но в целом оно ему импонирует. «Возможно, — подумал бурундук, — он напомнил старому врачу себя в молодости, а может быть…»
Ну да, разумеется! Ведь доктор Стоун тоже не мог себе представить, что может уйти, не осмотрев тяжелобольного или пострадавшего. Когда доставили Чипа, он ведь тоже уже собирался домой, но счёл своим долгом остаться и лично за всем проследить. И сейчас было всё то же самое. Сначала кто-то, кому потребовалось срочное томографическое обследование, наверняка тяжелораненый. Потом история с мистером Гарольдом, теперь расследование… На часах было начало третьего ночи, но он и не думал покидать свой пост и свою больницу, за которую нёс ответственность. Не перед начальством, ведь он сам был начальником, но перед самим собой и всеми грызунами города, если не страны…
— Не буду, — кивнул бурундук.
— Вот и ладно. Милли отвезёт вас в фармакологию, а потом — в лабораторию. Процесс исследования образцов уже должен был начаться. Мы будем ждать вас там.
— Спасибо, доктор, — сказал Чип, и Милдред повезла его в находившееся в противоположном крыле больницы отделение фармакологии.
Аптечный склад МЦБ был абсолютно аналогичен тому, в котором Чип побывал чуть больше часа назад: такое же разделённое на две неравные части перегородкой помещение с уходящими вдаль рядами стеллажей. Единственными отличиями от человеческого склада были обычное, как в театральных кассах, окошко выдачи и кладовщица — толстая старуха-крыса, дремавшая на стульчике в углу.
— Пруденс! — позвала бурундучиха, но та никак не отреагировала. Медсестра постучала в стекло, но и это не подействовало. Тогда она глубоко вздохнула и со словами: «Это всегда помогает…» провела по стеклу когтями. Громкий противный звук, казалось, был способен разбудить даже мёртвую, а не то что уснувшую крысу. Кладовщица встрепенулась, подслеповато огляделась по сторонам и, узнав Милли, расплылась в улыбке и подошла к окошечку.
— Милли, девочка моя! Давно ты не навещала старую Пруденс!
— Ну как же, Пруденс, я ведь заходила только сегодня в обед, — улыбнулась медсестра.
— Эх-эх-эх, милая моя, это для вас молодых «сегодня в обед» — это «только». А для нас, стариков, это «аж».
— Знаю-знаю, Пруденс.
— Ты устала, Милли. Снова ночные одно за другим? Они тебя загоняют…
— Что поделать, Саре пришлось забирать сына…
— Да, Джон у неё тот ещё сорванец! Но разве нельзя было попросить кого-то другого?
— Ну, она попросила меня первую…
— Потому что знала, что ты никогда никому не отказываешь. Это очень хорошее качество, Милли, но вот что я скажу тебе: не позволяй никому злоупотреблять твоей добротой.
— Спасибо за совет, Пруденс, но ты же меня знаешь…
— Знаю, девочка моя, хорошо знаю. А вот этого молодого бурундука не знаю…
— Меня зовут Чип, — отрекомендовался «Спасатель», учтиво привстав и наклонив голову, — и мне очень приятно познакомиться с вами, Пруденс, но, видите ли, мы немного спешим…
— Всё-то вы молодые куда-то несётесь, очертя голову, торопитесь куда-то, а на нас, стариков, у вас времени никогда нет, — посетовала старуха. — Что ж, такова жизнь. Я тоже была такой в своё время… Так что, вы сказали, вам нужно?
— Средство от головной боли, — ответила Милдред. — Одна таблетка.
— Что, Милли, совсем вскружила парню голову, а? — хитро улыбнулась кладовщица, заставив медсестру порозоветь, а Чипа — нервно закашляться. — Ладно, сейчас поищем. Вот только вспомнить бы…
— Третий стеллаж, вторая полка, — подсказала Милли.
— Благодарю, милая. Ты лучше меня знаешь, что где здесь находится, — с этими словами Пруденс подошла к ведущим в хранилище дверям и открыла их. — Заходи, дорогая, возьми всё сама, а то я ещё что-то напутаю…
— Брось, Пруденс, ты никогда ничего не путаешь! — возразила Милли, но приглашением кладовщицы воспользовалась и скрылась среди стеллажей, чтобы через минуту вернуться с маленькой белой таблеткой. Воспользовавшись с разрешения Пруденс её чашкой, она наполнила её водой из давно остывшего чайника и подала Чипу.
— А что это за средство? — спросил тот, вертя в лапе таблетку.
— Аспирин.
— Аспирин?! — «Спасатель» судорожно сглотнул и нервно хихикнул. — Извини меня, Милли, но уж чего-чего, а аспирина с меня на сегодня хватит!
— Да будет тебе! — отмахнулась медсестра. — Он снимет боль, и ты сразу почувствуешь себя гораздо лучше. Да и потом, если тебе так будет покойнее, знай, это не тот аспирин, который на тебя свалился, так как все человеческие препараты перед использованием здесь соответствующим образом дорабатываются. Просто во избежание путаницы за ними сохраняют оригинальное название. Пей.
— Похоже, теперь уже у меня нет выбора, — заметил Чип, выпивая лекарство, с которым у него с недавних пор были связаны не намного более приятные воспоминания, чем с сундуком в парке развлечений.
Многофункциональный анализатор занимал площадь приблизительно равную четырём палатам интенсивной терапии вместе с предбанниками. Он стоял в центре обширного, как ангар, зала, и с виду ничем кроме размеров не выделялся. Серый параллелепипед, составленный из двенадцати одинаковых кубических блоков со стороной в полтора фута. В центре обращённой к входным дверям грани находились несколько лотков для различных типов исследуемых веществ, а справа от них — экран от мобильного телефона. Непосредственно под экраном располагалась тонкая прорезь печатающего устройства, а ещё ниже — QWERTY-клавиатура от коммуникатора. В остальном стенки прибора были абсолютно гладкими, без единой впадины или выступа, а в зазор между блоками не пролезло бы даже лезвие безопасной бритвы. Зато на верхней грани каждого блока имелись круглые люки, из-за чего аппарат при взгляде сверху походил на блок жестяных банок, через которые проводился ремонт и заправка аппарата реагентами и бумагой для принтера, а также замена элементов питания. Поскольку перебои с электричеством в процессе работы аппарата были чреваты выходом проводимых в нём химических реакций из-под контроля, в случае возникновения электрических помех анализатор переходил на питание от десяти батареек типа D, которых, по расчётам Гайки, должно было хватить для нормального завершения любого анализа и получения корректных результатов. Батарейки размещались в двух дальних от входных дверей блоках, а их замена осуществлялась через всё те же люки при помощи установленного под потолком мостового крана.
— Как наши дела, доктор? — спросил Чип, въезжая в лабораторию. В отличие от подавляющего большинства Гаечкиных изобретений, анализатор работал практически бесшумно. Лишь доносившееся из его глубин мерное гудение и мигающая на экране надпись «Ожидайте…» указывали на то, что аппарат функционирует и активно изучает представленные на его суд образцы, поэтому разговаривать в комнате можно было безо всяких проблем.
— А, мистер Чип! Присоединяйтесь! — призывно махнул рукой старый врач. Помимо него в комнате находились Таркл и дежурный лаборант — очень молодой и очень взъерошенный парень-мышь, судя по всему, принятый на работу недавно, поскольку присутствие главврача заставляло его сильно нервничать. А может, до сих пор не успокоился после допроса. «Спасатель», разумеется, не мог не задуматься, не вызвана ли его нервозность чем-то другим, но этот лаборант был слишком щуплым, чтобы быть таинственным медбратом. А вот присутствие санитара вызывало вопросы.
— А разве мистер Таркл не должен дежурить в палате? — Чип по традиции адресовал вопрос Стоуну, но на сей раз ответил сам верзила.
— Я договорился с Уиллисом из хирургии подежурить там, мистер Чип. Вдруг моя помощь понадобится здесь, мистер Чип. Надеюсь, вы не возражаете, мистер Чип?
Его подчёркнутая официальность и приторная вежливость не могли укрыться от доктора Стоуна, который бросил хмурый взгляд сначала на крупную мышь, а потом на «Спасателя». Оба сохраняли равнодушное выражение лица, но было понятно, что они готовы наброситься друг на друга с кулаками. Главврач снова посмотрел на Чипа, но уже с отеческой укоризной, и бурундук, еле заметно кивнув в знак признания собственной неправоты, перевёл разговор в конструктивное русло.
— Удалось хоть что-то узнать про препарат из шприца?
— Как и следовало ожидать, шприц оказался чистым, так как большая часть его содержимого оказалась на стене, а то, что ещё оставалось в иголке, судя по всему, вытекло при падении. Другого объяснения я не вижу, — ответил Стоун.
— Ясно. А что с образцами со стены?
— Процесс идёт, результаты будут готовы… — врач бросил взгляд на экран аппарата, — …через пятнадцать минут.
— Спасибо. Милли, если тебя не затруднит, подвези меня к столу, а сама иди отд…
— Ну уж нет! — перебила его медсестра. — Если ты в твоём состоянии не отдыхаешь, то мне и подавно отдыхать зазорно! И не спорь, не ты один у нас такой упрямец!
— Понял, — кивнул Чип, не сильно огорчённый её отказом. Они присоединились к остальным, сидевшим на стульях вокруг заваленного какими-то бланками стола. Чип отметил, что кажущаяся бесформенной груда бланков ранее была аккуратной стопкой, а сравнив размеры неглубокой вмятины в её центре с участком слежавшейся шерсти на щеке лаборанта, понял причину его волнения. Он коротал ночь самым естественным образом — спал, используя стопку бланков для результатов анализа в качестве подушки, вызова по громкой связи не слышал и теперь очень переживал, что в таком состоянии его застал сам доктор Стоун. Сейчас всё внимание старого врача было приковано к переваривающему взятые со стены мазки анализатору, но кто знает, может, он ещё вернётся к вопросу о нарушении трудовой дисциплины…
Увидев, что лаборант, на которого выигранный им спор с главным врачом больницы явно произвёл неизгладимое впечатление, то и дело бросает на него полные восхищения взгляды, Чип указал пальцем на стопку бланков и, положив ладони под левую щёку, изобразил спящего. Молодой медработник покраснел и с неприкрытой тревогой в глазах кивнул в сторону сидевшего между ними доктора Стоуна, как бы спрашивая, чего можно от него ожидать. Чип знаками показал, что всё будет хорошо и волноваться ему не о чем, и лаборант приосанился, успокоенный жестами столь авторитетного бурундука. Наблюдавший эту сцену Таркл высокомерно хмыкнул, а сидевшая подле бурундука Милдред тронула его за плечо и прошептала: «Молодец!» Польщённый «Спасатель» пожал плечами, как бы говоря: «Пустяки!», но медсестра явно была иного мнения, и всё оставшееся до завершения работы анализатора время её рука плечо Чипа не покидала. Поэтому когда громкая трель и шуршание выползавшей из щели принтера бумаги возвестили о том, что результаты готовы, бурундук, хоть и ожидал этого с огромным нетерпением, почувствовал, что не был бы сильно против, чтобы аппарат поработал ещё пару минут.
— Ну, что там, Стю? — спросил Стоун, вставая и подходя к лаборанту, который при первых же звуках сигнальной трели бросился к выползающей из щели принтера полосе бумаги и схватил её как раз тогда, когда скрытое внутри корпуса круглое лезвие отделило её от остального рулона. Чипа его поспешность изрядно насторожила, но оказалось, что он хотел не уничтожить результаты, а наоборот, не дать им упасть на пол.
— Вот, доктор, смотрите.
— Так-так, очень интересно… Да, дела…
— Что-то не так, доктор Стоун? — осведомился подъехавший Чип. Аспирин начал действовать, голова уже практически не болела, поэтому он двигал коляску собственноручно, не желая лишний раз нагружать Милли.
— Смотрите сами, мистер Чип! — врач протянул бурундуку листок, на котором была изображена гистограмма процентного соотношения отдельных составляющих исследованного образца. Прибор сумел выделить пять независимых ингредиентов, один из которых составлял почти
— И как это понимать? — поинтересовался Чип, остро пожалев, что в отличие от Шерлока Джонса не разбирается в химии, и тут же дав себе зарок сразу после выписки наверстать упущенное.
— Так, что мы имеем много-много полугидрата сульфата кальция, немного оснований и солей на основе полугидрата сульфата кальция и столь мизерное количество других веществ, что они практически не поддаются опознанию.
— Сульфат кальция — это тоже результат!
— Нет, мистер Чип, — покачал головой Стоун. — Полугидрат сульфата кальция и производные от него — это штукатурка. Так что этот результат — далеко не новость.
— Но ведь аппарат определил наличие и других веществ! — воскликнул Чип. — А значит…
— Простите, что перебиваю, мистер… — неуверенно начал лаборант.
— Чип.
— Стюарт, очень приятно. Да, так вот, доктор Стоун прав. Конечно, я не могу утверждать, что мы в совершенстве овладели этим аппаратом. Видите ли, его установили совсем недавно, а такая сложная техника требует…
— Я понял, Стюарт, ближе к делу.
— Да, конечно, я понимаю. В общем, я хочу сказать, что если уж аппарат отнёс что-то в категорию общих примесей, то этим самым он признал, что не может определить, что это такое, в противном случае он бы указал конкретное наименование этого вещества или веществ в основном списке.
— Но ведь он как-то их там обнаружил! Значит, они ему известны!
— Нет, в данном случае он определил не их наличие, а, скорее, отсутствие в них сульфата кальция. Это всё, что он может сообщить о них в нынешних условиях.
— В нынешних условиях? — переспросил Чип. — То есть условия можно как-то изменить? И тогда всё получится?
— Даже не знаю, — развёл руками лаборант. — Если что-то и может кардинально улучшить результаты, так это более чистый образец, в котором будет не так много штукатурки, а в идеале — вообще не будет.
— А можно как-то отделить штукатурку от всего остального?
— В принципе, в аппарате имеются все необходимые наборы реактивов, но поскольку мы не знаем, что именно мы отделяем, нам придётся действовать наобум, потребуется время…
— Почему не знаем? Знаем! Полугидрат сульфата кальция и его производные! Вы же сами только что сказали!
— Да, мистер Чип, мы с вами это знаем. Но он, — Стюарт похлопал рукой по корпусу анализатора, — этого не знает.
— Значит, его надо научить! Где к нему инструкция?
— Вон там, — лаборант махнул рукой на стеллаж у стены и еле успел отскочить в сторону, рискуя быть сбитым вихрем пронёсшимся мимо него бурундуком, который до упора вдавил рычаг управления, совершенно позабыв об отключённом ограничителе скорости. Однако он вовремя об этом вспомнил и затормозил вплотную к стеллажу, чуть не поцеловав корешки пухлых картонных папок.
— Боже, Чип! Ты в порядке?! — бросилась к нему Милли, а за ней — все остальные.
— Да-да, всё хорошо, — нетерпеливо отмахнулся бурундук. — Так где, говорите, инструкция? Я её не вижу, тут слишком много разных папок…
— А это она и есть, — ответил Стюарт, и Чип с отвисшей до пояса челюстью осмотрел стеллаж, одновременно восхищаясь и ужасаясь техническим гением Гаечки. Доктор Стоун и Милдред тоже застыли, поражённые масштабом проведённой Мастером Гайкой работы, а Таркл злорадно осклабился, наслаждаясь растерянностью «Спасателя». Впрочем, радовался он недолго, так как Чип быстро взял ситуацию под свой контроль.
— Стюарт!
— Да, мистер Чип?
— Какие из этих папок касаются химического анализа?
— Вот эти пять.
— Пять? Надо же, как хорошо! В таком случае каждый из нас берёт по папке и… Ой, доктор Стоун, простите, я…
— Ничего-ничего, молодой бурундук! — отозвался врач. — Вы же, надеюсь, не думаете, что я позволю себе остаться в стороне, когда в моей больнице творится непонятно что?
— В таком случае не будем терять времени. Стюарт, давайте, что там у вас есть!
— Может, мне сделать нам всем кофе? — предложила Милли.
— Это было бы просто чудесно, дорогая, — кивнул Стоун, — но мистера Чипа я попрошу воздержаться.
— Доктор, я…
— Извините, но я вынужден настаивать. Вы и так ведёте слишком активный образ жизни для бурундука, которому упал на голову полный пузырёк аспирина. Лекарство от головной боли лишь притупляет центры болевой чувствительности, но причина боли от этого никуда не исчезает, и в любой момент может наступить ухудшение. Кофеин лишь ускорит этот процесс, так как расширение сосудов и дополнительное усиление сердечной деятельности приведёт к, во-первых, более быстрому выведению лекарственного препарата из организма, а во-вторых, к возросшей нагрузке на головной мозг, который у вас и так напряжён сверх всякой меры. Надеюсь, я понятно излагаю?
— Да, доктор Стоун, — кивнул Чип.
— Рад, что вы хоть что-то наконец поняли. Прошу не держать на меня зла, в конце концов, вы мой пациент, и я несу за вас ответственность.
— Разумеется, доктор.
— Вот и хорошо. Ладно, что-то мы с вами заговорились, не находите? Милли, мы будем ждать вас и ваш кофе. Стю, давайте мне мою папку…
Разобрав папки, все углубились в изучение возможностей многофункционального анализатора. Работа спорилась благодаря энтузиазму, бодрящему кофе и великолепно проработанной структуре изложения справочного материала. С каждой прочитанной страницей Чип поражался всё больше и больше. Если для всех остальных присутствующих точность и выверенность формулировок воспринималась как нечто само собой разумеющееся, когда речь идёт о таком гении, как Мастер Гайка, то для Чипа, знавшего мышку лучше других, это было очень приятной, но всё же неожиданностью. Обычно, когда Гаечка пускалась в технические объяснения, за её речью можно было уследить, разве что записав на магнитофон и проиграв с двух- или четырёхкратным замедлением. А за ходом мысли зачастую вообще никак. Дейлу, правда, это каким-то образом удавалось, но Чип списывал это на царивший в голове друга кавардак, который, как шифровальная решётка, при наложении на запутанные объяснения Гайки давал цельную картину. С письменными работами мышки дела также обстояли не лучшим образом, и порой казалось, что гораздо быстрее и проще будет написать всё заново, чем найти в разбросанных по всей мастерской грудах чертежей, эскизов и записок то, что нужно.
Однако здесь ситуация была прямо противоположная. Многотомная инструкция была воплощением порядка и лаконичности. Отточенные фразы. Структурированность и логика изложения. Чёткие отсылки к другим томам с указанием страницы, параграфа и даже номера строки. Исчерпывающие и изящные объяснения, после первого же прочтения которых всё становилось просто и понятно. Апофеозом были два отдельных тома указателя, содержавшие ссылки на объяснения абсолютно всех терминов и команд экспертной системы, базы данных и эвристического анализатора, максимально полно использовавших ресурсы установленных в аппарате процессора, оперативной памяти и жёсткого диска.
Несмотря на поздний час, спать никому не хотелось совершенно, и дело было не только и не столько в приготовленном Милдред кофе, сколько в том, что инструкции Гайки читались, как увлекательный научно-фантастический роман. Никогда нельзя было предугадать, какая новая функция, какая фантастическая возможность откроется перед ними на следующей странице. Поэтому не было ничего удивительного в том, что объёмные тома, в среднем по
Когда все образцы были собраны, начался самый ответственный этап. Первые шаги были простыми и не требовали больших затрат машинного времени. Для начала надо было скормить анализатору образец чистой штукатурки, после чего на уровне программы вычесть полученный результат из сохранившегося на диске результата первого анализа. Так была получена теоретическая модель десяти процентов состава исходного образца. На это ушло менее получаса, так как анализ неорганических веществ, к каковым относилась штукатурка, выполнялся очень быстро. Аналогичным образом были удалены прочие неорганические соединения, входившие в состав штукатурки. Дело было за малым: научить аппарат отделять ранее определённые неорганические соединения от образца, содержащего неизвестное вещество, чтобы потом определить состав этого вещества и, если повезёт, его точное название. Шансы были высокие, ведь база данных аппарата содержала все используемые в Малой Центральной больнице препараты. Но до этого было ещё ой как далеко…
— Ну что ж, Стюарт, приступайте! — скомандовал Чип, и руки лаборанта забегали по кнопкам, набирая текст программы.
Чип непроизвольно вздрогнул, представив себе, сколько бы времени это у них заняло, если бы Гайка снабдила анализатор экраном и клавиатурой от обычного мобильного телефона, как она уже хотела делать, поскольку никак не могла раздобыть коммуникатор с QWERTY-клавиатурой. Хватаясь за соломинку, она начала писать письма тем, кому «Спасатели» в своё время помогли и кто теоретически мог раздобыть такой прибор. Среди них был и Спарки, и Чип прекрасно помнил, как сильно он переживал, что на этот раз крысе-учёному удастся переманить Гайку в мир науки. Он, разумеется, ничего ей не сказал и тщательно скрывал своё волнение, так как твёрдо решил, что примет её выбор, каким бы он ни был. Но всё равно чуть с ума не сошёл от волнения, когда Гайка зачитывала ответное письмо Спарки, сопровождавшее доставленный двумя почтовыми голубями пакет с неисправным коммуникатором.
По словам учёного, прибор достался ему «по счастливой случайности»: его владелец, сотрудник лаборатории напротив, оставил коммуникатор на своём столе и ненароком опустил на него большой и тяжёлый прибор, после чего выбросил пришедший в полную негодность аппарат в мусорную корзину, откуда его и достал Спарки. Чип лишь скептически хмыкнул и принёс из своей комнаты газетную вырезку о загадочном ограблении склада находившегося неподалёку от МТИ сервисного центра, по странному стечению обстоятельств занимавшегося обслуживанием продукции фирмы, выпустившей данный коммуникатор. Но ещё более странным было то, что грабители, прорывшие широкий подкоп на склад сданной в ремонт продукции, взяли только одну вещь — сданный в ремонт днём ранее коммуникатор, принадлежавший сотруднику МТИ. И всё указывало на то, что именно этот прибор стоял сейчас на крыльце их штаба.
Поняв это, Гаечка откровенно загрустила. Ей была неприятна сама мысль о том, чтобы использовать полученный таким образом аппарат, ведь одно дело — позаимствованные из магазина игрушек несколько батареек или взятые со склада ради спасения авиалайнера отдельные детали, и совсем другое — принадлежавший конкретному человеку коммуникатор, которым тот наверняка очень дорожил. Чип готов был рвать на себе шерсть от досады, видя печаль на её буквально секунду назад светившемся радостью лице, и поносил себя последними словами за то, что принёс эту проклятую вырезку. Но тут на выручку пришёл Дейл, воскликнувший: «Подумаешь! Этот простофиля-учёный наверняка давно купил себе новый! Будет ему наука, как разбрасывать ценные вещи где попало! А в Малой Центральной этот прибор принесёт гораздо больше пользы!» Подумав, мышка согласилась, и у Чипа отлегло от сердца. И хотя его терзали смутные сомнения относительно того, что учёный сам положил коммуникатор именно туда, куда потом поставил тот тяжёлый прибор, на этот раз он благоразумно промолчал…
А вот когда Гаечка дошла то той части письма, где Спарки описывал достоинства открывшейся в институте новой лаборатории по изучению проблем авиастроения, он еле сдержал эмоции. Крыса-учёный так красочно расписывал характеристики установленного там оборудования, что Гайка просто не могла это спокойно читать. Её всю трясло, руки дрожали, глаза горели, голос сбивался. Чуть ли не после каждого слова ей приходилось прерываться, чтобы перевести дух, при этом она смотрела куда-то мимо друзей, явно пребывая в эти моменты не в штабе, а в Кембридже, штат Массачусетс. А когда она прочитала последний абзац, в котором Спарки приглашал её приехать хотя бы на пару-тройку дней, дабы увидеть все эти чудеса науки собственными глазами, и, вздохнув, посмотрела на сидевших перед ней друзей, Чип едва не раздавил напёрсток с чаем, который держал в руках и к которому так за всё это время и не притронулся.
«Ну как вам, ребята? Правда здорово?» — спросила Гайка, обводя взглядом застывших в ожидании её решения друзей. «Да уж, здорово…» — кивнул Рокфор, а Дейл, нервно сглотнув, спросил: «Ты поедешь?» «Куда, в Массачусетс? — удивлённо спросила мышка. — Господи, Дейл, это же в другом конце страны, а мне надо достраивать анализатор и ещё целую кучу оборудования для больницы! И потом, я не могу оставить вас!» Именно тогда Чип на собственном опыте убедился, что если выражение «сойти с ума от радости» и преувеличение, то совсем небольшое…
— Готово! — провозгласил Стюарт, нажимая кнопку «Отослать сообщение». Загрузка программ в анализатор была реализована на основе службы отправки текстовых сообщений, поэтому на экране возникла анимированная заставка с улетающим вдаль конвертом. Результаты работы, в свою очередь, сопровождались заставкой с прилетающим письмом. Его пришлось ждать почти два часа, но для всех присутствующих это время пролетело практически незаметно, так как им выпала редчайшая возможность наблюдать за работой многофункционального анализатора, как говорится, во всей красе.
Следуя введённым в неё инструкциям, машина сама делала все необходимые анализы, заглатывая одну за другой установленные в ряд, как патроны на ленте, колбы с образцами штукатурки. По всем прикидкам выходило, что на всю операцию уйдёт двадцать три образца, но уже в самом начале работы аппарат стал так быстро их поглощать, что все не на шутку встревожились, не ошиблись ли они, потеряв где-то единицу или, наоборот, ноль. Впрочем, уже на десятой колбе анализатор поумерил свой аппетит, а после пятнадцатой загрузка новых порций образца практически сошла на нет, так как к этому времени основной массив информации о неизвестном веществе был уже накоплен.
Теперь в действие вступил эвристический алгоритм поиска в базе данных такого вещества, которое как можно более полно соответствовало бы набору известных свойств. В качестве такого алгоритма Гайка избрала генетический, в основе которого лежали принципы эволюции и естественного отбора. Суть генетического подхода заключалась в том, что каждое возможное решение задачи представлялось в виде «хромосомы» — последовательности ячеек, каждая из которых могла принимать одно из заранее определённых на основе предварительного анализа значений.
Поскольку речь в данном случае шла об органическом веществе, ими были атомы углерода, водорода, кислорода и азота, а также наиболее часто встречающиеся в соединениях этого типа сложные структуры, такие как гидроксил, карбоксил, карбонильная и аминогруппа, а также бензольное, азепиновое и диазепиновое кольца. Из этого набора компонент генерировалась исходная популяция из десяти «хромосом», каждая из которых оценивалась исходя из того, какое количество требуемых свойств имело представленное ею вещество. Если ни одно из них не имело всех свойств, то при помощи генетических операторов попарного скрещивания (обмен блоками между двумя выбранными наугад или согласно определённому правилу «хромосомами») и мутации (замена значения произвольно выбранной клетки одной или нескольких «хромосом» произвольно выбранным значением) строилось следующее поколение.
Процесс повторялся до тех пор, пока не находилось оптимальное решение либо какое-нибудь близкое к оптимальному, добиться улучшения которого не получалось в течение определённого количества прогонов (по умолчанию пяти). В этом случае анализатор пробовал применять другие правила селекции (выбор «хромосом» для скрещивания) и отбора (отсев непригодных «хромосом» и формирование новой популяции). Если и они не приводили к улучшению уже достигнутого результата, он и считался если не оптимальным, то достаточно близким к оптимальному решением задачи.
Несмотря на то, что процесс получения этого решения был гораздо, если можно так сказать, насыщеннее, чем предыдущий этап отделения зёрен неизвестного вещества от штукатурных плевел, он явно уступал ему в зрелищности. Ни поглощения колб с образцами, ни вырывающегося из вентиляционных отверстий на крыше аппарата пара. Лишь мерное гудение вентилятора на процессоре и мигание надписи «Ожидайте…», оказывавшие гипнотическое воздействие на всех присутствующих, кроме Чипа, которого долгое ожидание не утомляло, а наоборот, лишь ещё больше раззадоривало.
— Ты хорошо держишься, Чип! — тихо сказала Милли, наклонившись к самому его уху, чтобы не потревожить задремавшего доктора Стоуна, сидевшего неподалёку.
— И заметь: безо всякого кофе! — в тон ей ответил бурундук.
— Я заметила — и просто потрясена! А этому можно научиться так же, как концентрации внимания?
— Всему можно научиться, Милли. Но в данном случае это следствие скорее не навыка, а моей увлечённости.
— Ну, если бы дело было только в этом, я бы сейчас скакала и прыгала, а не сидела на стуле, полуживая от усталости, — заметила медсестра и подкрепила слова делом, закрыв глаза и положив голову на плечо Чипа. Перед его внутренним взором моментально возникли ходящие кругами по взлётно-посадочной площадке штаба Дейл и Рокки, повторяющие вслед за Тамми: «Чиппи просто потрясающий! Чиппи просто потрясающий!» — но «Спасатель» лишь усмехнулся, гоня навязчивые воспоминания прочь. Спасибо большое, но мы это уже проходили, причём дважды, тогда и сегодня… нет, уже вчера вечером.
— Ну, если бы дело было только в этом, я бы сейчас скакала и прыгала, а не сидела на стуле, полуживая от усталости, — заметила медсестра и подкрепила слова делом, закрыв глаза и положив голову на плечо Чипа. Перед его внутренним взором моментально возникли ходящие кругами по взлётно-посадочной площадке штаба Дейл и Рокки, повторяющие вслед за Тамми: «Чиппи просто потрясающий! Чиппи просто потрясающий!» — но «Спасатель» лишь усмехнулся, гоня навязчивые воспоминания прочь. Спасибо большое, но мы это уже проходили, причём дважды, тогда и сегодня… нет, уже вчера вечером.
— Знаешь, Милли, принимая во внимание твоё второе ночное дежурство подряд, ты и впрямь скачешь и прыгаешь. Я бы столько не выдержал, даже с кофе!
Милдред улыбнулась.
— Я скорее поверю, что ты бы ещё столько же времени не смог заснуть.
— Тогда меня можно было бы смело заносить в книгу рекордов Гиннесса!
— Нет, для этого тебе пришлось бы очень сильно постараться, чтобы обставить других претендентов.
— А есть и другие?
— Куда же без них? Тот же доктор Спайви, к примеру. Он трудоголик, каких поискать. Если мне требуется кофе, чтобы держаться на ногах, то ему нужны поистине капибариные дозы снотворного, чтобы заставить себя хоть немного отдохнуть! Вот так-то!
— Уверяю тебя, до такого я ещё не докатил…
Со стороны аппарата донёсся пронзительный сигнал звонка, и на экране возник стремительно увеличивающийся в размерах почтовый конверт. Но сколь бы короткой ни была эта промежуточная заставка, она ещё не успела закончиться, а перед экраном уже было не протолкнуться, а когда из принтера показался край листа с результатами, Стюарт так сильно ухватился за него, как будто собирался вытащить минимум полрулона.
— Ну что там? — нетерпеливо спросил Таркл, всю сонливость которого как ветром сдуло.
— Сейчас-сейчас… Ага-ага…
— Стюарт, не тяните! — теперь лаборанта поторопил уже Чип.
— Мы имеем
— И? — хором спросили все.
— Это что-то из класса небензодиазепинов!
— Да, Стюарт, это очень хорошие новости, — согласился Чип, — но что они, чёрт возьми, означают?!
— Небензодиазепины, — пояснила Милли, — это класс психотропных препаратов, к которым относятся антиконвульсанты, успокоительные средства, снотворное, обезболивающее, анестезия та же самая. В прошлом для этих целей повсеместно использовались препараты на основе барбитуровой кислоты — барбитураты и сочетания бензола с диазепином — бензодиазепины. Сейчас всё большее распространение получают так называемые небензодиазепины — препараты с похожим на бензодиазепины механизмом действия, но абсолютно иной молекулярной структурой. Они активно совершенствуются и, как предполагается, в будущем полностью заменят барбитураты и бензодиазепины. Вот.
— Браво, Милли! — воскликнул доктор Стоун. — Это просто поразительно! Где вы всему этому научились?!
— Ну, вы же знаете, я живу на аптечном складе, волей-неволей приходится быть в курсе событий…
— Потрясающе! Просто потрясающе!
— Спасибо, доктор Стоун, — Милли зарделась и отвела глаза, но встретилась с восхищённым взглядом Чипа и покраснела ещё больше. Бурундук тоже порозовел, но серьёзность быстро к нему вернулась.
— Стюарт, это точно?
— Должно быть точно.
— «Должно быть»? — встревоженно переспросил Чип, на сей раз повинуясь уже не радару, а условному рефлексу.
— Ну да, — кивнул опешивший от такой реакции лаборант, — в инструкции так и написано: «Хотя существует угроза застревания генетического алгоритма в локальном экстремуме целевой функции, данная реализация с доработанным механизмом мутации должна эффективно выходить из него, продолжая поиск в направлении оптимума…»
— Ну, раз в инструкции написано… — кивнул Чип, которого объяснение лаборанта если и успокоило, то втайне от него самого. — Просто это немного странно… Я имею в виду, как для орудия убийства. Гораздо логичнее было бы воспользоваться ядом, а не анестезирующим… Впрочем, если преступник хотел сымитировать естественную смерть или передозировку из-за халатности медперсонала, то… А название этого препарата можно узнать?
— Увы, по этим образцам это сделать невозможно.
— А проверить в базе данных?
— Ни одного соответствия.
— А на аптечном складе?
— Анализатору известны все препараты, использующиеся в нашей больнице. Это что-то другое.
— Но откуда же… — начал Чип, и тут его осенило. — Конечно! Склад человеческой больницы! Именно оттуда пришёл злоумышленник!
— Откуда вы знаете? — удивился Стоун. — Он вполне мог спуститься с крыши на лифте…
— Нет, не мог! Если бы он приехал на лифте, кабина ждала бы его на первом этаже, а не на крыше.
— Резонно, — кивнул врач. — С другой стороны, он вполне мог проникнуть внутрь через запасной выход!
— Мог, — немного подумав, согласился Чип, — но в пользу моей версии говорит то, что он хотел спрятаться от меня на складе, а не попытался убежать через аварийный выход. Думаю, он подсознательно следовал по пути, которым пришёл. Впрочем, согласен, что это скорее домыслы, чем факты, но тем не менее… Доктор Стоун, нельзя ли как-то раздобыть для меня другую, целую коляску?
— Разумеется можно! А что вы собираетесь делать?
— Съездить на человеческий склад.
— На вашем месте, мистер Чип, я бы повременил с этим.
— Нет-нет, доктор, нельзя терять ни минуты!
— Я всё понимаю, но не кажется ли вам, что после учинённого вами и преступником разгрома это сейчас не самое тихое в больнице место?
С досады Чип стукнул кулаком по ручке кресла.
— Вы абсолютно правы, доктор. Я совсем упустил это из виду…
— Ничего-ничего, мистер Чип. Вы и так за эту ночь столько всего сделали, что хватит на целый приключенческий боевик. Мой вам совет: поспите.
— Спасибо, но…
— Да-да, я помню, допрос работников дневной смены. Давайте сделаем так. Сейчас без двадцати шесть утра. Дневная смена начинается в восемь. Я объявлю, чтобы к девяти часам все интересующие вас сотрудники собрались в той же комнате, что и сегодня. А вы три часа поспите. Идёт?
— Идёт, — согласился Чип, чувствовавший, что связанное с ожиданием возбуждение понемногу спадает и усталость начинает брать своё.
— Вот и хорошо. Милли, отвезите мистера Чипа в палату, а я распоряжусь насчёт новой коляски. В таком случае, если ни у кого нет других предложений, предлагаю на сегодня, то есть на некоторое время прерваться. Что скажете?
— Отличная идея, доктор. Спасибо вам за всё.
— Вам спасибо, мистер Чип. Вы настоящий герой. Если бы не вы, кто знает, что могло бы произойти… Да, ещё одно! — врач обернулся к остававшимся возле анализатора Стюарту и Тарклу. — Стюарт, распечатайте ещё две копии результатов анализа для меня и доктора Спайви. Он наш крупнейший специалист в этой области и может знать, с чем мы имеем дело. Но больше о полученном нами результате не должен знать никто. Как и о подробностях этого инцидента вообще. Надеюсь, это всем ясно?
— Ясно! — кивнули санитар и лаборант.
— Прекрасная идея, доктор! — воскликнул Чип, когда они с Милдред и Стоуном вышли в коридор. — Я и сам хотел об этом сказать, но ваше распоряжение гораздо весомее. Спасибо!
— Не за что, — врач весело подмигнул «Спасателю». — В конце концов, вы не единственный ценитель детективного жанра в этой больнице.
— Вы не перестаёте удивлять меня, доктор Стоун!
— Харви, мистер Чип. Просто Харви, — главврач МЦБ протянул Чипу руку.
— В таком случае забудьте о «мистере»! — ответил «Спасатель», пожимая ладонь старой мыши. — До завтра… То есть до сегодня?
— Нет, молодой бурундук, — с улыбкой ответил Стоун. — Именно до завтра. Всё-таки стар я уже для таких приключений. Не беспокойтесь, мой заместитель окажет вам любую посильную помощь. Тем не менее я буду весь день дома, так что в случае чего вы знаете, где меня найти. Держите меня в курсе. Удачи и спокойной… спокойного утра, Чип!
— Спокойного утра, Харви! — поддержал шутку «Спасатель».
— Чип, ты был великолепен! — восхищённо произнесла Милли, вывозя коляску в ведущий к отделению реабилитации коридор.
— Ты тоже, Милли.
— Куда мне до тебя! Если бы не кофе, я бы давно свалилась! Надеюсь, твоя голова пройдёт, и доктор разрешит тебе пить его. Знаешь, мне все говорят, что я хорошо его готовлю, но мне бы хотелось услышать оценку такого мастера, как ты. Что скажешь, Чип? Чип?
Ответа не последовало. Раздавленный грузом тревог и забот, выпавших на его долю в последние сутки, лидер «Спасателей» крепко спал.
— Спасибо, мистер Мартинес, вы свободны. Ещё раз простите за причинённые неудобства.
— Ничего страшного, сеньор Чип, я понимаю, насколько это важно. Адьос!
— Опять мимо… — констатировал сидевший у дверей доктор Спайви. Чип в ответ лишь пожал плечами, хотя с каждым новым допросом его всё чаще посещала мысль, что они лишь зря теряют время. В конце концов его версия о том, что таинственный незнакомец был сотрудником больницы, основывалась лишь на его умении обращаться со шприцем и знании больничной вентиляции. Но если задуматься, на самом деле эти два факта ещё ни о чём не говорили. Использование шприца отнюдь не требовало какой-то выдающейся ловкости рук, тем более что в данном случае преступнику надо было попасть им не в вену или куда-то ещё, а в капельницу, что гораздо легче. С вентиляцией было ещё проще, так как маршрут от запасного выхода до отделения был отмечен гирляндой. Это, правда, не касалось дороги на склад, но вполне логично было предположить, что тот, кто всерьёз решит свести счёты с Гарольдом Кошельком, детально изучит местность и приготовится ко всему. И если в прошлый раз он не учёл страдающего бессонницей «Спасателя», то в следующий раз может подготовиться более основательно. Поэтому в предбаннике палаты мистера Кошелька постоянно дежурили два санитара, а доступ к его постели имели только Чип, доктор Стоун, доктор Спайви, как лечащий врач, и Милдред, которой Чип доверял, как самому себе.
— Что ж, посмотрим, что нам скажет следующий, — сказал бурундук, не без сожаления вычёркивая из списка фамилию «Мартинес». Стоило этому рослому и жилистому уроженцу Мексики с короткой стрижкой и тонкими чёрными усиками, которые так легко спрятать под шапочкой и маской, появиться на пороге, как Чип чуть было не принял стойку нашедшей лисью нору охотничьей собаки, ведь этот медбрат подходил на роль ночного незнакомца больше, чем все допрошенные до этого вместе взятые. Но и у него оказалось железное алиби: он полночи принимал роды в жившей через дорогу от его дома семье, и его неотлучное присутствие там могли подтвердить все многочисленные члены вышеупомянутого семейства, в частности, муж роженицы, утром приехавший вместе с ней и новорождёнными в больницу.
— Кто у нас следующий? — спросил Спайви, вставая и направляясь к двери, чтобы вызвать очередного медработника.
— Митчелл. Медбрат из бригады «скорой помощи», — ответил Чип, беря очередную, пятнадцатую по счёту папку из практически исчерпавшейся стопки.
— Митчелл! — крикнул в коридор хомяк.
— Отсутствует! — раздалось в ответ.
— Как отсутствует? Я же его видел сегодня и лично распорядился, чтобы он никуда не выезжал!
— Не знаю, доктор, но он не появлялся!
— Понятно, — кивнув невидимому собеседнику, Спайви закрыл дверь и повернулся к Чипу, но тот, слышавший разговор от начала и до конца, в комментариях не нуждался.
— Что вы можете сказать о Митчелле, доктор? — хотя голос Чипа звучал сдержанно и сухо, внутри него всё буквально кипело. Неужели это оно, то есть он? Неужели после многочасовых поисков и допросов он зашёл того, за кем гнался этой ночью? Бурундук быстро просмотрел содержавшиеся в личной карточке медбрата данные. Всё совпадало. Рост, цвет шерсти, возраст… А тот факт, что после разговора с доктором Спайви он куда-то исчез, был красноречивее любых отпечатков пальцев.
— Что могу сказать? Что он хороший и прилежный работник. С коллегами по бригаде дружен, хотя и держится несколько особняком: сказывается тяжёлое детство. Рано остался сиротой и долгое время вёл, скажем так, не самый благопристойный образ жизни. Сами понимаете, борьба за выживание и все сопутствующие этому процедуры…
— Как же грызуна с таким прошлым взяли на роботу в больницу? — искренне поразился Чип. — Я слышал, претенденты проходят очень жестокий отбор…
— Да, — кивнул Спайви. — Правда, в самом начале, когда претендентов было мало…
— Извините, доктор Спайви…
— Зовите меня Курт, мистер Чип. Раз уж вы самого доктора Стоуна зовёте по имени, то ко мне обращаться по полному ранжиру несколько странно.
— Тогда и вы зовите меня просто Чип. Так вот, Курт, хотя я в общих чертах знаком с тем, как поначалу обстояли дела с кадрами, но я всё равно не совсем понимаю…
— Не продолжайте, Чип, вы совершенно правы. С его биографией и впрямь тяжело было рассчитывать на какую-либо престижную работу, не говоря уже о такой ответственной, как у нас. И доктор Стоун не хотел его брать. Это я настоял, чтобы его приняли.
— Вот как? — бурундук вскинул брови, удивлённый даже не тем, что известный врач похлопотал за уличного бандита, пускай поневоле, а тем, что история Митчелла напомнила ему историю Милли.
— Именно так. Понимаете, я… В общем, я ведь тоже начинал в трущобах и не понаслышке знаком с тамошними условиями. Но у меня, в отличие от многих, быть может, даже большинства тех, кого я знал, была мечта вырваться оттуда, чего-то добиться в жизни, стать полноценной личностью, а не прожить всю жизнь помойным грызуном. И я это сделал и стою сейчас здесь, перед вами. Вернее, и вот я там, сижу за столом и выслушиваю очередную историю очередного соискателя и вдруг понимаю, что вижу себя самого. И одновременно понимаю, что если кому-либо из живущих и выпадает возможность отблагодарить судьбу за царский подарок, то вот она — передо мной. Я просто почувствовал, что обязан помочь этому парню вырваться из трясины, в которую этот отказ загонит его уже навсегда. Нет, у меня, разумеется, тоже были сомнения по поводу Митча, но я решил дать ему шанс. И за всё это время он ни разу не заставил меня усомниться в правильности принятого тогда решения. Поэтому сейчас я… я просто в растерянности! Ведь его исчезновение, тем более после моего с ним разговора, может означать только одно…
— Да, Курт, — закончил за него Чип. — Поэтому я настоятельно прошу вас послать по адресу проживания медбрата Митчелла пару санитаров покрепче. А лучше — тройку. Для надёжности.
— Да-да, Чип, я немедленно… — начал Спайви, но тут в дверь постучали, и нужда отправлять к Митчеллу домой санитаров отпала сама собой. Он пришёл сам. Но одного взгляда на него было вполне достаточно, чтобы всерьёз задуматься, не вызвать ли бригаду санитаров сюда, но уже по совсем другой причине.
На медбрата «скорой помощи» было страшно смотреть. Под его левым глазом набухал большой синяк, а из расквашенного носа торчали окровавленные обрывки ваты. Нижняя губа тоже была разбита и, несмотря на наложенный пластырь, кровоточила, из-за чего воротник его тёмно-синей форменной куртки был сплошь покрыт бурыми пятнами.
— Здравствуйте, меня зовут… — заговорил Митчелл, повернувшись к Чипу, но пришедший в себя первым доктор Спайви перебил его:
— Митчелл?! Что случилось?! Что это с вами?!
— Право, доктор Спайви, не обращайте внимания…
— Нет уж, Митчелл, объясните! — присоединился Чип.
— Мистер Чип, это не имеет…
— Здесь мы решаем, что важно, а что — нет! — оборвал медбрата на полуслове хомяк. — И вы никуда отсюда не уйдёте, пока всё нам с мистером Чипом не расскажете! Верно я говорю?
— Верно, — подтвердил Чип. — Рассказывайте, Митчелл, и не вздумайте ничего утаить. Вам же от этого будет хуже. Говорите.
— Ну-у-у… — медбрат помялся, — в общем… Я подрался.
— Большое спасибо, Митчелл, но мы и так поняли, что вы не во время бритья порезались, — резонно заметил Чип, видя, что продолжать медработник не спешит. — Поподробней, пожалуйста! С кем, когда, из-за чего?
— С Тарклом, минут двадцать назад, из-за Помой-ки, — отчеканил Митчелл.
— Помой-ки? Вы имеете в виду Уоши, уборщика? — губы Чипа сжались в тонкую полоску. — Как вы смеете так называть его?!
— Я и не смею! — замотал головой медбрат. — Это Таркл смеет. Именно поэтому мы и подрались!
— Даже так? — переспросил заметно подобревший «Спасатель», враз преисполнившийся к этому медбрату искренней симпатией.
— Да, мистер Чип, именно так. Видите ли, после разговора с доктором Спайви я пошёл сказать своим, ну, в смысле, другим членам моей бригады, чтобы в случае вызова не ждали меня, а ехали сами. А когда шёл обратно через гараж, то увидел, как Таркл налетел на Уоши и с криком: «Совсем ослеп, Помой-ка?! Вчера мусором обсыпал, теперь ногу отдавил?! Вот я тебя!..» — схватил его за грудки и начал трясти. Ну, я подбежал к нему и сказал, чтобы он этого не делал, чтобы отпустил его. Тут он вообще взъелся, начал кричать, что Помой-ка давно заслужил грамотной взбучки и чтобы я ему не мешал, если мне моё здоровье дорого. Тогда я сказал, чтобы он прекратил называть Уоши этой обидной кличкой. И вот после этих моих слов Таркл совсем взбеленился, заорал: «И ты туда же! Вот я тебе сейчас!» Потом отпустил, точнее отшвырнул Уоши и два раза ударил меня в лицо…
— Два раза?! Такое впечатление, что он с вами раундов десять боксировал!
— Нет, мистер Чип, — улыбнулся Митчелл, хотя лучше бы он этого не делал, так как от этого рана на губе стала ещё заметнее. — Всего два коротких удара, и притом практически без замаха. Если бы он так побоксировал со мной раундов десять, то, уверяю вас, мы бы с вами сейчас не разговаривали.
— Да, Митчелл, вы, пожалуй, правы, — согласился бурундук, вспомнив внушительную мускулатуру санитара. — Курт, вам не кажется, что это уже?..
— Вы правы, Чип, это переходит все границы. Я немедленно поговорю с Тарклом и, скорее всего, наложу на него дисциплинарное взыскание и штраф…
— Штраф?! Да за такое уволить мало!
— Это, конечно, да, но, видите ли, на самом деле Таркл очень хороший работник, а это первый такой случай…
— Второй, — поправил хомяка «Спасатель». — Первый был вчера, когда в похожей ситуации чуть не подрались мы с Тарклом. Можете спросить у Милли, в смысле сестры Манкчед и санитара Гардинга: они всё видели.
— А-а-а, — протянул Митчелл, — так вот что имел в виду Таркл, когда говорил: «И ты туда же». А я и не понял…
— Да, Митчелл, вы уж простите, что так получилось. Выходит, что вы пострадали в том числе и из-за меня…
— Бросьте, мистер Чип, я пострадал из-за того, что меньше Таркла раза в три! — парировал Митчелл. Все трое улыбнулись этой полушутке-полуистине, и обстановка в комнате заметно разрядилась.
— Что ж, Митчелл, — Чип подъехал к медбрату и пожал ему руку, — рад был познакомиться. Вы очень смелый и порядочный парень. Это настоящий поступок: вступиться за кого-то, кого назвали обидным прозвищем, тем более если противник гораздо крупнее вас.
— Так получилось, — пояснил медбрат, — что я с раннего детства очень плохо воспринимаю всякого рода обидные прозвища. У меня у самого их было несколько, причём таких, что и повторять стыдно, и я прекрасно понимаю, каково это. Потому и вмешался.
— Это было очень благородно с вашей стороны, Митчелл, — заметил Спайви. — Я горжусь тем, что в нашей больнице работают такие мыши, как вы! Спасибо вам.
— Не стоит, шеф, — ответил Митчелл. Он повернулся к дверям, чтобы уйти, но Чип окликнул его.
— Погодите, Митчелл.
— Да, мистер Чип?
— Должен признать, что после того, что вы нам рассказали и что сделали, мне неудобно спрашивать вас, но обстоятельства вынуждают. Где вы были сегодня ночью между
Митчелл в некоторой растерянности посмотрел на Чипа, потом на Спайви.
— Я был дома.
— Кто-нибудь может это подтвердить?
— Ну, я встретил пожилую пару из норы напротив, когда возвращался из больницы.
— В котором часу?
— Около восьми вечера, где-то так…
— То есть нет никого, кто мог бы подтвердить, что в промежутке между
— Я живу один.
— Ну, может, кто-то всё-таки видел вас? Друзья, знакомые? Зашедшая за солью соседка?
— Нет, мистер Чип, ничего такого не было. День был тяжёлый, и около девяти часов я лёг спать, потому что моя сегодняшняя смена начинается в восемь, а добираться мне довольно далеко. Я живу…
— Пекарня на углу Гринвич-стрит и Бейкер-стрит, — продолжил за него Чип.
Глаза Митчелла округлились.
— А откуда…
— Из вашего личного дела, — ответил «Спасатель», кивая на разложенные на столе папки.
— А, ну да, конечно, разумеется…
— Что ж, Митчелл, спасибо за сотрудничество. Не буду вас задерживать, так как вам срочно нужно в медпункт. У вас снова рана на губе открылась.
— Правда?! Ой, тогда я побежал! До свидания, мистер Чип! До свидания, доктор Спайви!
Медбрат быстрым шагом вышел из комнаты, а хомяк повернулся к вернувшемуся за письменный стол бурундуку.
— Мистер Чип, может, объясните, почему вы…
— Курт, как вы думаете, это мог быть Митчелл?
— Готов поручиться, что это не он, — уверенно ответил Спайви.
— Я тоже, Курт, — кивнул Чип, откладывая папку с личным делом Митчелла в сторону. — Во-первых, у него нет мотива, ведь созданная мистером Гарольдом больница дала ему новый шанс в жизни. Согласны?
— Согласен.
— Во-вторых, грызун, способный на столь самоотверженный и благородный поступок, не годится на роль коварного убийцы. Не так ли?
— Пожалуй, что так.
— Ну и в-третьих, — «Спасатель» выдержал театральную паузу, — настоящий преступник наверняка придумал бы себе алиби гораздо лучше, вам так не кажется?
— И то правда! — воскликнул хомяк. — Чип, вы меня просто поражаете! Вы — настоящий профессионал! Даже просто наблюдать за вашей работой — истинное удовольствие, а уж активно помогать…
— Благодарю. Кстати, о помощи. Пора вызывать следующего. Фамилия Мышкевич, анестезиолог хирургического отделения…
Положив на стопку с делами допрошенных последнюю, восемнадцатую папку, Чип без сил откинулся на спинку коляски и шумно выдохнул. После пяти часов напряжённой работы он чувствовал себя выжатым сухофруктом. Однако об отдыхе приходилось только мечтать, ведь сегодняшние результаты, а точнее, их отсутствие, означали, что вся работа ещё впереди.
— Что скажете, Курт? — спросил он, глядя в потолок.
— А что я могу сказать? Раз вы их всех отпустили, значит никто из них к этому не причастен. Я правильно понимаю?
— Можно сказать и так… — ответил бурундук, лихорадочно соображая, что делать дальше. Конечно, можно более основательно заняться проверкой алиби пяти наиболее подходивших по внешним данным на роль злоумышленника работников. Того же Мартинеса, например. Удостовериться, не было ли у него возможности отлучиться ненадолго под каким-нибудь благовидным предлогом… Но в том то всё и дело, что «ненадолго», а никак не на пару часов, потребовавшихся бы для того, чтобы добраться от Юнион-сквер до больницы и вернуться назад… Как же всё-таки этот медбрат подходит по своим физическим данным! Рост, телосложение, физическая форма, профессиональная квалификация, наконец. И работает в отделении реабилитации. Идеальный кандидат, одним словом. Тот же Митчелл, даже несмотря на отсутствие алиби, ему в подмётки не годится. Правда, как и в случае с медбратом со «скорой», с мотивом туговато…
Мотив.
Чип открыл глаза. Вот оно. Раз не получилось в лоб, попробуем зайти с другой стороны, и вместо вопроса «кто имел возможность это сделать?» зададимся другим: «кому выгодно?» Нет, даже не так: «зачем?» А если ещё более точно, то: «за что?» Кто мог затаить злобу на мецената, сделавшего для всех грызунов города так много, как никто другой (ну, возможно, за исключением его и его команды)? Ведь эта больница — это действительно нечто большее, чем просто медицинское учреждение. Это — новая надежда. Надежда для тех, у кого раньше не было ни малейших шансов выжить. И тех, кто подобно Милдред, доктору Спайви и Митчеллу получил возможность реализовать себя, сделать в своей жизни что-то действительно важное, а не сгинуть, как сказал Курт, в трясине…
Господи, ну конечно! Как это он сразу об этом не подумал?!
«…Это он зашёл доктора Стоуна и уговорил возглавить эту больницу и на первых порах сам лично отбирал персонал, вместе со Стоуном проводил первые собеседования, в том числе со мной. Вы знаете, мистер Гарольд как-то сразу поверил, что я подхожу для этой работы и что у меня всё получится…»
В Милли Гарольд Кошелёк поверил. А в скольких не поверил? Скольким отказал? И сколько из них смирились с этим, а сколько — нет? Вдруг среди первых соискателей был кто-то, кто, как Милли и Митчелл, увидел в новосозданной больнице возможность осуществить свою мечту и для кого отказ стал подлинной катастрофой, положившей конец всем чаяниям? Или ударом по самолюбию, мол, как это так: я столько всего умею, а меня не приняли?
И вот оскорблённый в лучших чувствах отвергнутый соискатель полгода вынашивает план мести и выжидает удобного случая. Судьба благосклонна к нему: и Гарольда Кошелька помещают в больницу. Что ж, так даже лучше, ведь тем символичнее будет его смерть. Он всё тщательно продумал, а потому ни секунды не сомневается в успехе. Однако в дело вмешиваются его величество случай и вооружённый костылями калека-бурундук на гоночной инвалидной коляске. Но преступнику удаётся скрыться, и он уползает обратно в нору, одновременно кляня судьбу за то, что его план провалился, и успокаивая себя тем, что это ещё не конец. Что его день ещё придёт. Что он нанесёт свой удар. В другое время, в другом месте, но нанесёт…
— Курт! — закричал Чип так громко и неожиданно, что Спайви чуть не свалился со стула.
— Что случилось, Чип?!
— Срочно, повторяю, срочно пошлите кого-нибудь к доктору Стоуну! Двух-трёх санитаров, не меньше!
Шерсть хомяка стала дыбом, как после удара током, из-за чего он стал похож на шар.
— Что?! Вы… вы думаете, это был Стоун?! Но вы же сами сказали…
— Нет, Спайви, я не думаю, что это доктор Стоун пытался убить мистера Кошелька! Я думаю, он может быть следующей жертвой!
— Что вы такое говорите, мистер Чип… — пролепетал врач с расширенными от ужаса глазами.
— Быстрее, Курт! Я потом всё объясню!
Хомяк пулей выскочил из комнаты, а Чип до боли сжал кулаки, повторяя про себя: «Только бы не было поздно, только бы не было поздно…»
— Харви, дорогой!
— Да, Марта? — крикнул Стоун, не отрываясь от изучения разложенных на столе перед ним распечаток с результатами томографического обследования доставленного вчера поздно вечером пациента. Придя домой, он позавтракал и лёг, но уже через четыре часа проснулся, так как просто физически не мог спать после полудня. Ничего, в эту ночь он точно ляжет спать пораньше, чтобы завтра с самого утра со свежими силами заступить на очередную номинально восьмичасовую, а реально кто-знает-сколько-часовую, смену.
— Обед почти готов. Ты не мог бы вынести мусор, а то у меня тут уже целая гора лушпаек скопилась?
— Хорошо, сейчас! — ответил врач. Сделав ещё несколько пометок в блокноте, он собрал все материалы обратно в папку и спустился на первый этаж.
— Чем это у нас тут так вкусно пахнет? — осведомился он, заходя на кухню.
— Сырно-картофельная запеканка, твоя любимая!
— Ты сама щедрость! — ласково произнёс Харви, обнимая жену и целуя её в щёку. — У нас сегодня какой-то праздник?
— Для меня всегда праздник, когда ты приходишь домой хотя бы к завтраку, — ответила Марта с напускной строгостью. Она уже давно смирилась с напряжённым графиком работы мужа. Да и потом, до постройки больницы, когда Харви Стоун был единственным врачом в радиусе десяти кварталов, всё было ещё хуже.
— Извини, в этот раз ситуация была действительно из ряда вон.
— Да-да, я понимаю. И знаешь, я… я боюсь. Немного, но боюсь.
— Не волнуйся, родная. Мистер Чип обязательно разберётся, что к чему. Палату мистера Кошелька охраняют, с ним ничего не случится.
— Да, я понимаю, но… От самой мысли, что один из сотрудников больницы может быть преступником…
— Ну, лично я в это не верю, Марта. В конце концов, они все прошли через меня, а я считаю себя неплохим психологом… Я более чем уверен, что это кто-то посторонний.
— Но ведь это даже хуже, Харви! Получается, что кто угодно может запросто проникнуть в больницу и…
— Поверь мне, дорогая, мы принимаем все необходимые меры, чтобы это больше не повторилось. Ты мне веришь?
— Верю, Харви, верю.
— Ну вот и умница! — Стоун улыбнулся и снова поцеловал жену, после чего, оглядевшись, спросил:
— Что мне вынести?
— Вон там, у дверей, — Марта указала шпателем на стоявший в углу большой полиэтиленовый пакет.
— Ого! Да тут понадобится целая бригада грузчиков! — воскликнул Харви, подходя к мешку и пробуя поднять его. Несмотря на внушительные размеры, пакет оказался совсем не тяжёлым, однако громоздким, и Стоун для удобства обхватил его двумя руками.
— Не прислоняй его к себе, Харви! Он мокрый! — крикнула Марта.
— Поздно! — последовал ответ.
Выйдя на крыльцо, Стоун глубоко вдохнул прохладный воздух. «Градусов сорок пять13, не больше…» — подумал он и, подняв воротник пальто, побрёл к находившимся за углом мусорным бакам. Они с женой жили в построенном в начале прошлого века административном здании, окружённом гораздо более современными офисными кубами из стекла и стали, и мусорные контейнеры располагались в конце одного из боковых ответвлений вилявшего между зданиями узкого проулка. Люди заходили сюда редко, поэтому столкновения с ними Стоун не опасался. Вот бродячие коты — это другое дело…
Осторожно выглянув из-за угла и убедившись, что никого из представителей семейства кошачьих поблизости нет, врач направился к контейнеру. Опустив пакет на землю, он достал из-под наваленных под стеной обрывков бумаги длинную лестницу, которую приставил к контейнеру. Он давно думал устроить здесь что-то вроде катапульты, но всё никак руки не доходили. Может, попросить Мастера Гайку? Даже неудобно как-то… Стоун вздохнул и, вновь взяв пакет, полез вверх по лестнице, которая с каждым годом казалась ему всё длиннее и длиннее. Возраст берёт своё, а тут ещё вчерашние хлопоты… Закинув пакет в контейнер, врач убрал лестницу и заново набросал поверх неё куски старых газет и занесённые с улицы ветром опавшие листья. Кто знает, тот без труда отыщет её, а кто не знает, так пусть и не знает…
— Доктор Харви Стоун? — раздался за спиной врача хриплый голос.
— Да, — обернувшись, ответил врач, — это я.
В разгар рабочего дня центральные улицы города были запружены автотранспортом и спешащими по своим делам прохожими. Но стоило свернуть с оживлённой авеню и немного углубиться во дворы, как ты оказывался в другом мире, преисполненном спокойствия и тишины, нарушаемой лишь редкими отзвуками доносившихся даже сюда автомобильных гудков и стука колёс проехавшего неподалёку трамвая. Здесь, за кулисами ярких витрин и вымытых до блеска фасадов, протекала другая, неприметная для зашоренных глаз простых обывателей, но от этого ничуть не менее бурная жизнь. Разве что в разы менее шумная. Именно поэтому рёв форсированного электромотора был слышен за сотни футов, заранее предупреждая грызунов-пешеходов о необходимости прижаться к стене и пропустить карету «скорой помощи», спешащую по самому срочному в истории Малой Центральной больницы вызову.
Один из двух построенных Гайкой на основе радиоуправляемой модели восьмиколёсного вездехода медицинских автомобилей внешне выглядел практически точной копией человеческого, за исключением непропорционально больших колёс, отсутствия проблесковых маячков и невзрачной серой краски, которой был выкрашен его корпус. Он был изначально разработан для перемещения по изобиловавшим выбоинами переулкам и задним дворам, поэтому широкие колёса были насущной необходимостью, а «мигалки» и броская красно-белая окраска — нет, так как только привлекали бы ненужное внимание. Впрочем, несущийся на огромной скорости серый металлический ящик и так нельзя было назвать очень уж незаметным, но в данный момент маскировка заботила пятерых его пассажиров в последнюю очередь.
— Ну же, Ферди, поднажми! — понукал водителя сидевший на пассажирском сиденье санитар Гардинг, которого доктор Спайви назначил старшим посланной за доктором Стоуном оперативно-спасательной группы. Кроме них с водителем в машине ехали двое парамедиков и ещё один санитар, заменявший временно выбывшего по состоянию здоровья Митчелла.
— Я и так выжимаю всё, что можно! — в очередной раз ответил Фердинанд Поршень — щуплая серая мышь в непропорционально большой кожаной кепке, такого же цвета и материала куртке и перчатках и в очках, похожих на те, которые носили первые автогонщики. Для полноты картины не хватало только развевающегося за спиной белого шарфа. Хотя в кабине «скорой» эти атрибуты выглядели комично, никто из персонала МЦБ, даже Таркл, не смеялся над тщедушным шофёром, поскольку все знали, что эту одежду Фердинанд, а для своих — Ферди, носит по праву. Он заслуженно считался мастером, так как превосходно владел техникой вождения и знал город как свои четыре пальца, а потому мог в кратчайшие сроки доехать в любой конец города. Поэтому не случайно Спайви послал за доктором Стоуном именно его бригаду.
— Долго ещё?
— Три квартала, — ответил Поршень, поворачивая руль резко влево и тут же утапливая педаль газа, начав разгон ещё до выхода из поворота, благо полный привод это позволял, и выигрывая за счёт этого драгоценные доли секунды. Гардинг не знал, сколько времени сэкономил Ферди за счёт вот таких вот трюков на грани заноса, но чувствовал, что если бы за рулём был менее опытный и не решающийся на такие эксперименты водитель, они были бы на один квартал дальше от пункта назначения, чем сейчас.
— Ладно, держитесь все! — закричал шофёр, направляя машину в арку в конце двора. — Сейчас будет самое сложное!
Не успели пассажиры спросить, что он имеет в виду, как «скорая» выскочила на тротуар, и все увидели это собственными глазами. Это был многолюдный сквер на площади, по другую сторону которого находилось здание, в котором жила чета Стоунов. С одной стороны, такое людное место было хорошей маскировкой для их авто, так как каждый, кто её увидит, непременно решит, что это чья-то радиоуправляемая игрушка. С другой стороны, езда в таких условиях требовала предельной концентрации внимания и филигранной точности маневрирования. Однако надёжная и обкатанная машина в сочетании с водительским талантом Ферди позволяли надеяться на благополучный исход этого заезда с движущимися препятствиями.
— Куда ты едешь?! — закричал Гардинг, когда Поршень направил машину точно по центру пешеходной дорожки. — Ты же в кого-то врежешься!
— Здесь — не врежусь, — коротко ответил шофёр и, как показали дальнейшие события, оказался абсолютно прав. Такой способ езды по людному парку хоть и казался сумасбродным, имел ряд неоспоримых преимуществ. Во-первых, пресловутая «маскировка под очевидность». Во-вторых, прохожие издалека видели приближающуюся машину и отходили в сторону. В-третьих, не нужно было тратить время и нервы на объезд стоящих у бровки скамеек и урн. Понятное дело, всё равно приходилось всё время быть начеку, но в итоге всё получилось действительно значительно проще и быстрее. Никто не пытался поймать их или как-то воспрепятствовать движению, а если кто и показывал пальцем в их сторону, то в основном мальчишки, тут же заводившие старую песню «Мама, я тоже такую хочу!»
— Как видите — ничего страшного! — констатировал Фердинанд, когда «скорая» покинула пределы сквера.
— Ферди, ты гений! — воскликнул Гардинг, сопроводив свои слова похлопыванием шофёра по плечу.
— Гений не гений, а кое-что умею, — ответил тот, и впервые за время поездки на его губах появилась тень улыбки. Но только тень, так как, хотя до места назначения оставалось проехать всего футов четыреста, между ними и серым зданием на противоположной стороне находились трамвайные пути, по которым как раз шли навстречу друг другу два кабельных трамвая.
— Ферди, ты же не… — начал было Гардинг, показывая пальцем на быстро уменьшающийся промежуток между вагонами, в который они как раз направлялись, но Ферди перебил его.
— Проскочим.
— Ферди-и-и…
— Проскочим.
— Ферди-и-и-и! — закричали уже все пассажиры кареты, когда до колёс двигавшегося по дальней колее трамвая оставалось чуть больше ярда.
— Не проскочим, — глубокомысленно изрёк Поршень совершенно не изменившимся голосом, нажимая на тормоза и выворачивая руль вправо. Машина со скрипом, но повиновалась и поехала по узкой дорожке между путями.
— Он нас догоняет… — заметил Гардинг, имея в виду быстро увеличивающееся в размерах отражение ковша второго трамвая.
— Не догонит, — ответил Фердинанд. Все морально приготовились к тому, что последним словом, которое они услышат в своей жизни, будет такое же беспристрастное, как и все реплики Поршня до этого, «догонит», но на этот раз мышь-водитель оказался прав с первого раза и свернул на пути позади встречного трамвая как раз тогда, когда ковш другого коснулся задней стенки кузова кареты.
— Ферди, ты… ты так больше не делай… — сдавленно произнёс Гардинг, цвет лица которого практически не отличался от цвета его светло-серой рубашки.
— Постараюсь, — пожал плечами водитель, сворачивая в проход между серым административным зданием и соседней офисной громадой. Углядев двери нужной им квартиры
— Иду-иду! — донёсся из-за двери женский голос, и на пороге появилась Марта.
— Миссис Стоун? — выпалил запыхавшийся санитар.
— Да, это я. А что случилось?
— Мне нужно срочно поговорить с вашим мужем! Он дома?
— Да, но сейчас он вышел.
— Куда? Давно?
— Пошёл выносить мусор. Минут десять назад. Что-то он и впрямь задерживается…
— Где это?!
— Что?
— Куда вы выносите мусор?! — Гардинг уже даже не пытался скрыть охватившую его панику.
— В контейнер. Там, за углом, — Марта махнула зажатым в руке посудным полотенцем вглубь проулка. — А что…
Но Гардинг её уже не слушал, а со всех четырёх конечностей бросился к фургону, крича остальным, чтобы залезали внутрь. Не став тратить время на то, чтобы обогнуть фургон и сесть на своё место, он прыгнул на подножку кабины со стороны водителя и, схватившись за зеркало заднего вида, крикнул Фердинанду:
— Быстрее! В тот проулок!
Шофёр без лишних слов вдавил педаль газа в пол, и фургон, оставив на асфальте чёрные следы сожжённой резины, рванулся вперёд.
— А в чём, собственно, дело? — миссис Стоун наконец задала вопрос, который вертелся у неё на языке с первых секунд, но его уже никто, кроме неё самой, не услышал.
Внешность стоявшего перед Харви Стоуном незнакомца была под стать его хриплому голосу. Плечистый мужчина-мышь неопределённого возраста с тёмными волосами, хоть и причёсанными, но всё равно в беспорядке торчащими в разные стороны. Ничем не примечательное лицо и неброский серый, чуть светлее, чем у Стоуна, плащ. Левая рука незнакомца свободно свисала вдоль тела, а пальцы засунутой глубоко в карман правой что-то активно перебирали. Он был воплощением невзрачности и неприметности, но врач не мог отделаться от ощущения, что уже встречал его.
— Вы меня не узнаёте, доктор? — спросил незнакомец, делая шаг навстречу Стоуну.
— Должен признаться, что нет, — ответил Стоун, напряжённо пытаясь вспомнить, где уже мог видеть это лицо. — Вы были моим пациентом? Если так, то простите, что не узнаю вас. Вы же понимаете…
— …всех не упомнишь, да, доктор? — мужчина-мышь склонил голову набок и ухмыльнулся, ещё на шаг приблизившись к пожилому врачу. — Впрочем, не вините себя. Я и впрямь не был вашим пациентом, и мы виделись один-единственный раз. Но наша встреча сыграла в моей жизни слишком большую роль, чтобы я смог забыть её.
— Извините, я не вполне понимаю…
— Фамилия Чизмэн вам что-нибудь говорит?
— Чизмэн… Чизмэн… Погодите, погодите… Мэтт Чизмэн?
— Майк, — мягко поправил Стоуна незнакомец, подходя ещё ближе.
— Да-да, конечно, простите, Майк. Вы приходили устраиваться на работу где-то в мае…
— Четырнадцатого мая, если быть точным, — Чизмэн сделал ещё шаг, и теперь их разделяло не более четверти фута.
— На должность медбрата, если я правильно помню. Но у вас совершенно не было опыта…
— Как и у доброй половины тех, кто всё-таки получил место в больнице, — Чизмэн осклабился, обнажив желтоватые зубы, а пальцы его по прежнему скрытой в кармане правой руки задвигались быстрее. — Не так ли, доктор Стоун?
— Значит, у них было что-то другое, какое-то преимущество, — развёл руками Харви. — И потом, вы же понимаете, всех желающих мы принять просто не в состоянии…
— Я понимаю, — кивнул его собеседник, подступая к врачу практически вплотную. — Но и вы должны понять, что я чувствовал. Меня всегда влекла медицина как реальная возможность сделать жизнь окружающих лучше. Я повидал слишком много страданий, слишком много грызунов, безвозвратно потерявших своих близких. Я чувствовал, что просто обязан сделать хоть что-то, понимаете? Хоть что-то!
— Я прекрасно понимаю вас, Майк, — кивнул Стоун. — Я ведь тоже избрал этот путь именно для того, чтобы сделать наш с вами мир хоть чуточку лучше. Не могу сказать, что совершил в этом прорыв, но кое-что сделать мне всё-таки удалось, и…
— Мне тоже, — ответил Чизмэн. — Знаете, я очень долго искал встречи с вами, но у вас слишком напряжённый и непредсказуемый график. Однако я не отступил и, как видите, преуспел в своём начинании. И пусть мне не удалось стать врачом, но у меня получилось стать тем, кто может сделать этот мир лучше. Первое время мне казалось, что ваш отказ поставил крест на моей мечте, но потом я понял, что это не так. Что я просто должен взглянуть на неё с другой стороны или, говоря профессиональным языком, с другого ракурса. Поэтому я и пришёл к вам, чтобы…
Его последние слова потонули во внезапно накатившем откуда-то сзади гуле. Чизмэн обернулся как раз вовремя, чтобы заметить вылетевший боком из-за угла серый фургон, который затормозил не далее чем в нескольких дюймах от них с врачом, и серую рубаху прыгнувшей с подножки прямо на него крупной крысы. А потом он долгое время не видел ничего кроме асфальта, в который его вдавил навалившийся на него всем своим, прямо скажем, немалым весом санитар.
— Эй, что?.. Что такое?! Что происхо… Ай, больно!!! — завопил Чизмэн, когда сидящий на нём верхом медработник завернул ему руки за спину.
— Доктор Стоун, вы в порядке?! — закричали выскочившие из кузова и бросившиеся к Харви два парамедика. Врач так и стоял с открытым от изумления ртом, тщетно пытаясь уследить за всеми разворачивающимися перед его глазами событиями. И только когда подбежавшие парамедики начали крутить его из стороны в сторону, осматривая на предмет возможных телесных повреждений, он встрепенулся и, нахмурившись, спросил заново обретённым начальственным тоном:
— Что здесь происходит?! Гардинг! Как это понимать?! Да не вертите вы меня! Кто-нибудь объяснит мне, в чём дело?!
— В нём, доктор, — пояснил Гардинг, кивая на пригвождённого к земле противника. Чизмэн забился, но санитар применил болевой приём, одновременно впиваясь пальцами в сжатый правый кулак мыши.
— Ну-ка, покажи, что у тебя здесь! — приказал он. Майк повиновался, и из разжатого кулака ему на спину упали два маленьких металлических шарика из тех, что используются в человеческих брелках-лабиринтах.
— Что это такое? Отвечай!
— Мои шарики… — пробубнил прижатый к асфальту грызун.
— Вижу, что не кубики! — рявкнул Гардинг, кладя добычу в карман рубашки и поднимаясь на ноги. — Вставай, подлый убийца, поедешь с нами!
— Куда?! Зачем?! Кто убийца?! — поняв, что санитар уже не сидит на нём верхом, Чизмэн задёргался с новой силой, но медработник ни на секунду не ослаблял захват, и ничего у мыши в плаще не вышло. Видя, что противник сам вставать не собирается, Гардинг одним рывком поставил его на ноги и хорошенько встряхнул. Раздался металлический звон, и взоры всех присутствующих обратились к выпавшему из-под плаща Чизмэна предмету: короткому ножу, сделанному из разобранной головки безопасной бритвы.
— Вот значит как, да? — спросил Гардинг с налитыми кровью от злости глазами.
— Что всё это значит?! — снова спросил Стоун, переводя взгляд с санитара на поблёскивающий на асфальте нож.
— Это он, доктор, — ответил санитар-крыса, кивая на Чизмэна. — Несостоявшийся убийца мистера Кошелька. И ваш тоже.
— Мой? — переспросил Стоун. — То есть… Я не понимаю… А как вы… Откуда вы…
— Нас послал мистер Чип, доктор. И мы, как видите, успели как раз вовремя. Ещё бы минута — и он бы вас зарезал!
— Никого бы я не зарезал! — закричал Чизмэн. — Что вы такое несёте?! Это какое-то недоразумение! Я всё объясню!..
— Объяснишь-объяснишь, даже не сомневайся. Всё мистеру Чипу объяснишь. Поехали! — подняв с земли нож, Гардинг пуще прежнего заломил Чизмэну руки и повёл к фургону, где их уже ждал державший двери машины второй санитар. — И без фокусов, а то мигом скручу в бараний рог! Понял?!
— Это произвол! Это похищение! Помогите! — завопил Чизмэн, но и эти его крики, как и все предыдущие, не дали ровным счётом ничего.
— То есть вы хотите сказать… — Стоун запнулся и обвёл растерянным взглядом стоявших перед ним парамедиков.
— Доктор Спайви и мистер Чип вам всё объяснят, — ответил один из них. — Садитесь в кабину, к водителю.
— Да-да, понятно, хорошо… Только мне надо зайти домой, сказать жене…
— Разумеется, доктор! Идёмте!
— Да, дела… — пробормотал пожилой врач-мышь, забираясь на сиденье рядом с Ферди. — Я, конечно, просил Чипа держать меня в курсе дела, но не настолько же, гхм, непосредственно…
И без того не слишком жизнерадостная атмосфера в комнате, отведённой под штаб проводимого Чипом расследования, сейчас была просто гнетущей. За время утренних допросов окна открывались лишь на очень короткие промежутки времени, и застывший воздух, в котором витал целый сонм ждущих ответа вопросов, подозрений разной степени обоснованности и так и не предъявленных обвинений, казалось, можно было нарезать ножом. Например, таким, который лежал на столе перед Чипом в компании двух металлических шариков, вынутого из левого кармана пальто Майка Чизмэна носового платка и подноса с накрытым крышкой обедом, к которому бурундук в томительном ожидании новостей от посланной за доктором Стоуном группы так и не притронулся. Мысленно он уже приготовился к худшему, но итог поездки превзошёл даже самые смелые ожидания.
Этот самый итог сидел сейчас перед «Спасателем» под бдительным присмотром стоявшего позади него Гардинга, задачей которого было удерживать несостоявшегося убийцу сидящим на стуле. Ведущие из комнаты двери надёжно перекрывал своим мощным торсом Таркл. Присутствовавшие в качестве понятых Стоун и Спайви под охраной ещё двух санитаров сидели на диване у стены по левую руку от Чипа. Все молчали. Даже Чизмэн, совершенно выдохшийся от безрезультатных криков за время поездки, притих и смотрел по большей части в пол, лишь изредка посматривая на безмолвствовавшего Чипа со смесью испуга, трепета и любопытства. В конце концов, не каждый день доводится наблюдать, как пациент в инвалидной коляске запросто командует не только санитарами, но и руководителями главного медицинского центра для грызунов.
— Кто вы? Что вам от меня нужно? — спросил задержанный, но бурундук ничего не ответил и даже не взглянул на него, продолжая сосредоточенно изучать изъятое у подозреваемого оружие. Это был нож, выточенный из лезвия, вынутого из картриджа для безопасной бритвы. Один его конец был вставлен в пластиковую ручку, вырезанную из корпуса того же картриджа, а второй заострён, поэтому им можно было не только резать, но и колоть. Грубо, однако эффективно.
— Послушайте, мистер Чип, я не…
— Ваше имя? — перебил его Чип. Он говорил негромко, но Чизмэн моментально запнулся и сник, словно врезавшись в невидимую стену. На лице «Спасателя» не дрогнул ни один мускул, хотя ему потребовалось приложить массу усилий, чтобы сдержать торжествующую улыбку. Описанная в книге про разведчиков техника сама по себе была очень эффективной, а уж после того, как он отработал её на двенадцати наиболее перспективных кандидатах на роль ночного посетителя из числа работников больницы, всё получалось как в хорошо отрепетированном спектакле.
— Майк Чизмэн. Послушайте…
— Адрес.
—
— Почему вы решили сменить шприц на нож, мистер Чизмэн?
Застигнутый врасплох этим заданным в той же будничной манере, что и все остальные, вопросом подозреваемый вздрогнул и вскинул голову. Бурундук смотрел на него, но не в глаза, а точно в центр лба, и Чизмэну не удалось поймать его взгляд, как он ни пытался. В результате он лишь ещё больше разнервничался и опустил глаза долу, чтобы хоть как-то укрыться от этого устремлённого не на него, а в него взгляда.
— Я не понимаю, о чём вы говорите. Это произвол, — пробубнил он.
— Не понимаете, значит? Хорошо, задам вопрос иначе. Как называется препарат, с помощью которого вы хотели убить мистера Кошелька?
— Я никого не хотел убивать, — всё так же глядя в пол, тихо ответил Чизмэн. — Никого. Ни доктора Стоуна, как утверждает этот громила, ни Гарольда Кошелька…
— В таком случае откуда вы знаете, что речь идёт именно о Гарольде Кошельке, а?!
Все присутствующие напряглись и приготовились к любому фортелю со стороны выдавшего себя с головой преступника, но ему всё равно удалось застать их врасплох. Нет, Чизмэн не стал вскакивать со стула и бросаться на Чипа. Не стал орать благим матом и не пал ниц, моля о прощении. Он даже голову не поднял, лишь глухо спросил:
— А что, в городе есть какой-то другой мистер Кошелёк, о здоровье которого печётся целая куча народа?
Чип, хоть и вынужден был признать правоту Чизмэна, абсолютно не смутился.
— Допустим, тут вы правы. Однако и вы признайте, что хотели убить доктора Стоуна, что специально для этого пошли к его дому, прихватив с собой нож. Кстати, должен сказать, очень изящная конструкция! Лёгкий, удобный, незаметный под одеждой… Что вы на это скажете, мистер Чизмэн?
— Я не понимаю, о чём вы говорите. Повторяю ещё раз: я собирался никого убивать. Ни-ко-го! Зачем мне убивать мистера Стоуна? Зачем?
— Что ж, я объясню вам, — Чип откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди. — В начале мая сего года стараниями мистера Гарольда Кошелька Третьего была открыта Малая Центральная больница, в стенах которой мы с вами имеем честь пребывать в данный момент, и был объявлен набор в неё персонала. Поскольку вы живёте на
— Мистер Чип, это… это невероятно… — пробормотал Стоун, от волнения непроизвольно сжав кулаки и глубоко вонзив когти в обивку дивана. — Вы… вы практически дословно повторяете наш разговор! Как будто находились во время него не в этой комнате, а в том мусорном контейнере! Это… у меня нет слов…
— Спасибо, доктор, — кивнул Чип и посмотрел на Чизмэна, ожидая, что тот, поняв, что припёрт к стенке, сознается. Но задержанный сидел молча и неподвижно, даже моргал в два раза реже, чем до этого.
— И вот, окрылённый надеждой, вы идёте в больницу. Очереди почти нет, ведь в успех этого проекта пока что мало кто верит, даже несмотря на то, что он создаётся при непосредственной поддержке Гарольда Кошелька Третьего, самой богатой мыши города. Доходит до того, что мистеру Кошельку самому приходится проводить собеседования с претендентами. И это лишний раз убеждает вас, что дорога перед вами открыта. Ведь такому энтузиасту, как вы, просто не могут отказать, вне зависимости от конкурса. А уж в его отсутствие — тем более. Вы заходите в кабинет, где за таким же, как мой, столом сидят двое вершителей судеб: основатель больницы Гарольд Кошелёк Третий и её директор доктор Харви Стоун. Они просят вас присесть и начинают задавать стандартные вопросы, время от времени делая какие-то пометки в лежащих перед ними блокнотах. Вы стараетесь отвечать как можно более спокойно, хотя внутри весь горите в предвкушении заветных слов «вы нам подходите…»
«По-прежнему ничего. Крепкий орешек. Или, наоборот, подавлен полностью и окончательно. Непонятно…»
— Наконец вопросы иссякают, меценат и врач переглядываются, и один из них, — Чип на мгновенье задумался, — скорее всего, доктор Стоун, начинает рассказывать вам, что вы, вне всякого сомнения, обладаете многими необходимыми для медработника качествами и что ему лично очень бы хотелось взять вас на работу, но… Тут он делает паузу, после чего с глубоким вздохом разводит руками и говорит… Не знаю, что именно сказал вам доктор Стоун, я же всё-таки не провидец, — Чип позволил себе ироничную ухмылку, так как видел, что если не все, то процентов девяносто его слов попадают прямо в яблочко. — Думаю, не сильно ошибусь, если предположу, что он сказал что-то вроде «вам недостаёт дисциплинированности». Или опрятности. Или опыта…
При слове «опыта» Чизмэн и Стоун одновременно так сильно вздрогнули, словно их ударила молния, и Чип внутренне возликовал. Это был его триумф, подлинный реванш за все ошибки и промахи, допущенные им в последние дни, и он наслаждался каждым его мгновением.
— Я не знаю, что было потом, Чизмэн. Не знаю, сказали ли вы им то, что накипело у вас в душе, или промолчали. Назвали ли их убийцами и гробовщиками вашей мечты и ваших светлых устремлений или молча встали и ушли. Это всё не важно. Важно то, что вы навсегда запомнили лица тех, кто не взял вас на работу в больницу, и поклялись вернуться сюда. Но не как соискатель. А как ангел мщения…
Чизмэн вздрогнул сильнее прежнего. Гардинг уже изготовился хватать его и усаживать обратно, но тот больше не двигался, и санитар убрал руки от его плеч. Чип сделал вид, что не заметил этого, и продолжал.
— Мы пока не знаем, каким именно препаратом вы воспользовались, мистер Чизмэн, но нам доподлинно известно, где вы его взяли. На человеческом складе медикаментов во втором корпусе Центральной городской больницы. Тут недалеко, всего-то и нужно, что поплутать немного по вентиляции. Пейзажи не самые живописные, но оно того стоит, когда идёшь убивать губителя твоей мечты, не так ли, Майк? Вы ведь долго готовились к этому, ждали удобного случая. Но вот незадача: у доктора Стоуна слишком напряжённый график, а к Гарольду Кошельку так просто не подступишься. Тем не менее вы не отступали, твёрдо зная, что ваше время ещё придёт. И вдруг новость, внезапная, как гром среди ясного неба, — Гарольд Кошелёк госпитализирован в тяжёлом состоянии. Прогнозы врачей самые неутешительные, но вы совсем этому не рады. Не для того вы столько времени вынашивали планы мести, чтобы теперь позволить этому надменному богачу умереть своей смертью. Нет, вы не можете допустить этого, ведь поклялись убить его собственными руками. И потому начинаете действовать. Для начала вы разживаетесь формой медбрата. Да-да, именно медбрата и никакой другой, ведь для вас это не только маскировка, а символ ваших безжалостно растоптанных надежд. И шприц для вас не просто медицинский инструмент, но оружие возмездия. За долгие месяцы вы хорошо научились им пользоваться, и теперь Гарольд Кошелёк Третий убедится в этом на собственной капельнице. Сегодня ночью вы проникли в больницу через запасной выход. Дождавшись, когда дежурный санитар покинет свой пост, вы крадётесь по коридору, проверяя, все ли пациенты спят. Потом, убедившись, что поблизости никого нет, со зловещей улыбкой под матерчатой маской направляетесь в палату Гарольда Кошелька, зная, что теперь вас никто и ничто не остановит…
Чип выдержал паузу, чтобы перевести дух и проследить за реакцией Чизмэна. Задержанный всё так же смотрел в пол, сохраняя полную неподвижность, лишь глубже втягивая голову в воротник плаща, словно пытаясь спрятаться под ним целиком. «Спасатель» не видел его лица, но то и дело капавшие с носа подозреваемого капли пота не оставляли никаких сомнений в том, что он находится на грани, и достаточно лишь небольшого усилия, чтобы сломить его сопротивление окончательно.
— Если вас это хоть как-то утешит, Чизмэн, знайте, что вам просто не повезло. Ваш план был практически безукоризненным, вы и впрямь рассчитали всё очень точно. Но так получилось, что вашему покорному слуге плохо спалось, и он услышал в коридоре ваши шаги… Знаете, я ведь до последнего сомневался, стоит ли поднимать тревогу и врываться в палату мистера Кошелька. Но ваша осмотрительность сыграла с вами злую шутку. Вы не стали включать в палате Гарольда свет, чтобы вас нельзя было заметить из коридора. Это-то вас и выдало. Поняв, что разоблачены, вы бросились наутёк. Сперва хотели уехать на лифте, чтобы убежать через крышу, но, увидев, что я вас догоняю, бросились убегать тем же маршрутом, каким пришли. Я долго думал, почему злоумышленник побежал именно на склад, а не во второй корпус, ведь там я ни за что не догнал бы его на инвалидной коляске. Это было очень странно, но в конце концов я понял, в чём дело: преступник не знал схему вентиляции второго корпуса, поэтому решил укрыться на складе, на верхних полках стеллажей, где я его никогда бы не нашёл. И снова вам не повезло: одна из ступенек устроенной на стойке стеллажа лестницы выпала, безошибочно указав ваше местоположение. Потом пришёл кладовщик, и я спрятался под ближайший стеллаж — ваш стеллаж — и в итоге чуть не поплатился за это жизнью. Но, как видите, жив и здоров, если не считать небольшой шишки. Вы не думайте, я не в обиде. Я метал в вас костыли, вы сбросили на меня полку с лекарствами, так что тут мы с вами квиты… Что скажете, Чизмэн? Мне продолжать, или расскажете всё остальное сами?
Чип склонил голову набок, ожидая ответа, но задержанный ничего не сказал, лишь сжался ещё больше.
— Что ж, — хмыкнул «Спасатель», — в таком случае я продолжу. Неудача в больнице не отпугнула, а, наоборот, ещё больше обозлила вас. Понимая, что к мистеру Гарольду вам уже не подступиться, вы решили ковать железо, пока горячо, и вплотную заняться другим вашим обидчиком — доктором Стоуном. Взяв из дому нож, вы отправились к дому доктора Стоуна, так как поджидать его около больницы из опасения быть замеченным и пойманным встревоженным ночным происшествием персоналом не решились. Думаю, вы и сами не ожидали, что жертва окажется в ваших руках так быстро…
— Да, мистер Чип, вы правы, — снова подал голос доктор Стоун. — Он ещё переспросил, действительно ли я доктор Харви Стоун. Вы… вы просто гений!
— Нет, Харви, — ответил Чип, — просто способен сложить два и два. А вы, Чизмэн, снова переиграли, как и в случае со светом. Вам следовало сразу нанести удар и скрыться, но нет, это не в вашем стиле. Вам мало было убить доктора Стоуна. Вы хотели, чтобы Стоун знал, кто и за что его убивает. Не так ли, Чизмэн? Можете не отвечать. Доктор Стоун уже ответил за вас, когда сказал, что я почти слово в слово повторил ваш с ним разговор у того контейнера. Впрочем, вас тоже можно понять. Вокруг — пустынный проулок, перед вами — ваш враг, за которым вы охотились долгие месяцы. Почему бы и не поговорить, тем более что всё внимание сейчас сосредоточено на Гарольде Кошельке и доктора Стоуна хватятся очень не скоро, а когда хватятся, вы уже будете очень далеко. И вот вы медленно, шаг за шагом, перебирая рукой рукоятку ножа, приближаетесь к ничего не подозревающей жертве…
— Я перебирал шарики, — тихо ответил Чизмэн.
— Шарики? Вот эти?
— Да, мои шарики.
— Это правда, — подал голос Гардинг. — Когда я скрутил его и вытащил его руку из кармана, у него в кулаке были зажаты именно эти шарики.
— Вот как? — на этот раз удивление Чипа было абсолютно всамделишным. — А где был нож?
— Во внутреннем кармане плаща, — ответил санитар. — Он выпал, когда я потряс его.
— Очень интересно… — «Спасатель» взял один из лежащих перед ним на столе шариков, прикидывая на руке его вес. Нет, таким убить тяжело, разве что метнуть из пращи…
А вдруг эти шарики не такие простые, как кажутся на первый взгляд?
Чип мысленно сопоставил размеры шарика и газовых запонок Дейла14. Шарик были даже больше. «Спасатель» пристально осмотрел его, но никакой прорези, указывающей на то, что он состоит из двух половинок, не увидел. Либо её не было вообще, либо её просто не было видно. Надо проверить.
— Таркл! — позвал бурундук.
— Чего? — отозвался стороживший дверь в комнату громила.
— Пожалуйста, возьмите эти шарики, выйдите в коридор и бросьте со всей силы об стену.
— Чего-чего? — эта просьба явно была в числе последних, которые ожидал услышать санитар.
— Пожалуйста, возьмите эти шарики, выйдите в коридор и бросьте со всей силы об стену, — повторил Чип. Таркл посмотрел на него и на блестевшие в лучах падавшего из окна света шарики, потом повернулся к Стоуну и Спайви.
— Делайте, что он говорит, — кивнул главврач. Санитар пожал плечами, как бы говоря: «Вы начальник, вам виднее», забрал со стола бесследно сгинувшие в его могучей пятерне шарики и направился к двери.
— Да, Таркл! — окликнул медработника Чип, когда тот уже выходил из комнаты.
— Что ещё?
— Постарайтесь при этом находиться как можно дальше от стены, в которую будете бросать. Хорошо?
Шумно и презрительно фыркнув, Таркл закрыл за собой дверь, и Чип на пару секунд искренне пожалел, что сказал ему об этом. Кто знает, вдруг это действительно граната…
В коридоре что-то дважды громко стукнуло, потом раздались звуки шумной беготни, и бурундук еле удержался от хохота, представив себе, как огромный неуклюжий санитар гоняется по всему коридору за отскочившими от стены шариками. Остальные присутствующие тоже себе это представили и заулыбались. Все, за исключением Чизмэна, все так же сидевшего на стуле, согнувшись в три погибели, и доктора Стоуна, нервно протиравшего давно уже отполированные до зеркального блеска очки.
— Ну что? — спросил Чип, когда взмыленный санитар вернулся.
— Ничего. Железки как железки, — отрапортовал тот, кладя уже не столь блестящие из-за пятен штукатурки шарики на стол перед бурундуком. — Если нужно, могу покидать ещё, на этот раз с большей силой.
— Спасибо, Таркл, в этом нет необходимости, — заверил крупную мышь «Спасатель». — Тем более, как мне кажется, если вы бросите их ещё сильнее, то потом вообще не догоните.
Остальные санитары, никогда бы не отважившиеся отпустить шуточку про Таркла в его присутствии, захохотали. Побагровевший от злости верзила обернулся к ним, и они тут же постарались стереть с лиц всякие следы смеха, но если сдерживать улыбки у них ещё более-менее получалось, то с искрами неподдельного веселья в глазах было совсем худо. Тогда Таркл вновь обратил взор к бывшему источником всех его несчастий Чипу, однако тот, занятый исключительно сгорбившимся на стуле Чизмэном, даже не взглянул на него, и санитару не оставалось ничего другого, как вернуться на свой пост у дверей, скрежеща зубами от злости.
— Во время разговора с доктором Стоуном у вас в руке были эти шарики? — продолжил допрос задержанного «Спасатель».
— Да, — ответил тот, не поднимая головы. Чип недоверчиво хмыкнул.
— Довольно странный выбор оружия, особенно если учесть, что у вас был с собой нож. И как вы собирались с их помощью убить доктора?
— Я не собирался никого убивать!!!
Неожиданно громкий крик заставил всех непроизвольно отшатнуться. Задержанный резко вскочил на ноги, и Чип уже приготовился отражать его бросок, но Чизмэн на него так и не прыгнул. Он просто стоял, сжав кулаки и буравя своего мучителя взглядом, пока пришедший в себя Гардинг не схватил его за плечи и не швырнул назад на сиденье. Майк снова попробовал встать, но санитар вдавил его в стул так сильно, что несчастный предмет мебели жалобно заскрипел.
— Я не собирался никого убивать… — повторил Чизмэн, снова сжимаясь в комок и погружаясь в недра своего плаща.
— Почему в таком случае вы сжимали их в кулаке во время разговора с доктором?
— Я их не сжимал. Я их перебирал.
— Зачем?
— Это помогает.
— Чему?
— Упражнение такое, разминка для пальцев. И вообще, знаете ли, успокаивает…
— Разминка для пальцев? Вы что, пианист?
— Художник.
— Вот как? — прищурился Чип. — Из медбратьев — в художники? А вы, я смотрю, разносторонняя личность. Но если вы не собирались убивать доктора Стоуна, зачем искали встречи с ним? Только не говорите, что просто прогуливались и случайно оказались возле его дома.
— Не скажу, — помотал головой Чизмэн. — Я действительно хотел встретиться с ним.
— Почему же вы просто не пришли в больницу?
— Не хотел отвлекать его от работы. И не хотел, чтобы наш разговор был прерван каким-нибудь срочным вызовом, из-за чего я не успею сказать мистеру Стоуну всё, что собирался.
— Что же именно? — Чип вновь откинулся на спинку кресла, приготовившись слушать рассказ задержанного, но тот не спешил с ответом, и «Спасателю» пришлось подстегнуть его:
— Ну же, отвечайте! Что вы хотели рассказать доктору Стоуну?!
— Мистер Чип, — подал голос пожилой врач, — может, это что-то сугубо личное? Вам ведь знакомо понятие «врачебная тайна»? Возможно, нам с мистером Чизмэном стоит…
— Нет! — Чизмэн поднял голову и обернулся к Стоуну. — Нет, доктор, никакой тайны здесь нет. Пожалуй, будет даже лучше, если это услышат все присутствующие. В особенности, — он вновь посмотрел на лидера «Спасателей», — мистер Чип. Уверен, ему будет интересно.
— Вне всякого сомнения, — кивнул бурундук. — Мы слушаем вас, мистер Чизмэн.
— Доктор Стоун, — начал Чизмэн, опять обернувшись к директору МЦБ, — я должен сказать, что мистер Чип… — Он снова посмотрел на «Спасателя», и Чип, решив, что эти постоянные повороты туда-сюда, очень эффективные в условиях перекрёстного допроса, сейчас уже не нужны и лишь отнимают время, сказал Гардингу развернуть стул Чизмэна так, чтобы задержанный видел их обоих сразу. Санитар исполнил поручение, и Чизмэн, поблагодарив его, как будто это была его идея, продолжил:
— Так вот, я хотел сказать, что мистер Чип нарисовал такую правдоподобную картину, что я сам чуть было не поверил в свою вину. В его версию гораздо легче поверить, тем более что в проницательности ему не откажешь и он во многом прав. Мне всё равно, поверите вы мне или нет, и абсолютно всё равно, что вы со мной сделаете. Но я должен сказать вам, доктор Стоун, то, что хотел сказать уже довольно давно и что как раз собирался сказать, когда меня схватили. Я… Я понимаю, после слов мистера Чипа мой рассказ покажется невероятным, но я уверяю вас, что не хотел причинить вам зла. Наоборот, я хотел поблагодарить вас.
— И за что же? — удивлённо спросил Стоун.
— За то, за что, согласно мистеру Чипу, должен был бы убить вас. За ваш отказ взять меня не работу.
Присутствующие недоумённо переглянулись, лишь Чип оставался абсолютно неподвижным и, уставившись в одну точку на поверхности стола, точно посередине между шариками и ножом, лихорадочно соображал, где допустил ошибку. Выстроенная им версия выглядела прочной, как кирпичная стена, но каждое произнесённое Чизмэном слово било по ней подобно шару-бабе гигантского экскаватора.
— Я не понимаю… — ответил врач, встревоженный казавшимися бессмысленными словами Чизмэна и реакцией на них Чипа.
— Я объясню, — сказал задержанный. От него тоже не укрылось смятение Чипа, и он, почувствовав себя увереннее, приосанился и заговорил почти таким же голосом, каким разговаривал с доктором в проулке. — Как я уже говорил вам, доктор, я увидел в новой больнице шанс сделать окружающий меня мир лучше и реально хоть чем-то хоть кому-то помочь. И я тяжело переживал этот отказ, днями и неделями не выходил из норы, поскольку мне было больно видеть окружающий мир и чувствовать своё полное бессилие. И чтобы хоть как-то скрасить своё добровольное заточение, я начал рисовать. Рисовать тот мир, в котором я хотел бы жить. В котором нет места злу, насилию и несправедливости. В котором светит солнце и счастливые и радостные грызуны ходят по улицам, не боясь быть убитыми или ограбленными или съеденными…
— Я, — продолжил Чизмэн после некоторой паузы, — долго работал над каждой фигурой и каждым лицом, стараясь передать то ощущение спокойствия и уверенности в завтрашнем дне, которого так не доставало тем, кто жил вокруг меня. Незаметно для самого себя я перешёл от рисования абстрактных грызунов на портреты своих соседей, пытаясь представить, какими бы они были, если бы жили в моём идеальном мире. День за днём, неделю за неделей я просиживал над рисунками, которых скопились целые кипы. В конце концов мне стало не хватать места для новых, и я решил выбросить самые старые и самые, на мой взгляд, неудачные из прошлых работ. За этим занятием меня и застал мой сосед, который пришёл от моих рисунков в восторг и искренне недоумевал, как у меня поднимается рука выбрасывать такую красоту в мусорник. А когда я сказал, что у меня в норе их гораздо больше и все они гораздо лучше, он мне не поверил и загорелся желанием тотчас увидеть их все. И я показал ему свою коллекцию. Он был сражён наповал, перебирал ворох за ворохом моих рисунков, не уставая восхищаться красочностью и светом придуманного мною мира. Потом дошёл до портретов наших с ним знакомых и подолгу вглядывался в каждый из них, то и дело приговаривая: «Да, это наш Пит», «Старый Луи прямо как настоящий» — и всё такое в этом духе. А потом застыл и выронил на пол все рисунки, которые держал до этого. Кроме последнего, на котором были нарисованы он и его жена… Простите, можно мне воды?
Опустошив поданный Гардингом стакан, художник оглядел не сводивших с него глаз врачей и санитаров и, кисло усмехнувшись тому факту, как заворожено они слушают «пойманного на месте преступления убийцу», продолжил.
— Так вот, когда он дошёл до их с женой портрета, то просто оцепенел. Он долго разглядывал его, поворачивая и так и этак, после чего тихо произнёс: «Она здесь такая красивая…» Я сказал, что если ему нравится, то пусть берёт его себе, его жена наверняка будет рада. А он посмотрел на меня и сказал: «Она умерла неделю назад…» Вот ведь как бывает… Они ведь жили прямо надо мной, но я настолько отрешился от всего, что ничего не знал о её смерти… Я извинился за невольно причинённую ему боль, а он сказал, что наоборот, счастлив. Потому что тосковал по ней, а теперь будто обрёл её заново. Потом он ушёл, прижимая листок к груди, а я всё понял. Именно тогда, именно в тот момент я понял, чем на самом деле был тот отказ. Он не был приговором моей мечте. Он был для неё вторым шансом. Я не знаю, доктор, чем вы руководствовались, отказывая мне: формальными критериями или внутренним голосом. Как бы там ни было, вы поступили правильно. Из меня получился бы плохой медбрат, ведь я действительно неопытен и, чего уж там, неряшлив и недисциплинирован, и вполне могло случиться так, что я бы не помог, а навредил, тем самым нанеся урон не только здоровью пациента и своим надеждам, но и репутации больницы вообще. Но именно благодаря вашему отказу я смог стать тем, кем мечтал. Тем, кто может реально помочь окружающим, и кому по силам сделать то, что не подвластно никаким врачам и никаким лекарствам. Да, я не могу спасти дорогого им грызуна от смерти, но я могу вернуть им его.
— Каким образом? — недоверчиво поинтересовался Чип.
— Каким образом? — переспросил задержанный. — Надо же, а я-то думал, что такой сыщик, как вы, сам до этого додумается.
— То, что вы имеете в виду свои рисунки, понятно, как дважды два, — парировал «Спасатель». — Непонятно другое: что в них такого особенного? Нет, я понимаю, что они позволяют вам ощущать себя нужным и приносящим пользу и всё такое, но ведь с этой задачей прекрасно справляется та же самая фотография…
— Фотография, говорите? — Чизмэн сокрушённо вздохнул, как преподаватель высшей математики, вынужденный объяснять слушателям таблицу умножения. — Никакая фотография не может дать того, что даст написанный рукой художника портрет. Ведь фотография фиксирует лишь тело, бренную оболочку. Художник же рисует душу.
— Душу? — глухо переспросил бурундук.
— Душу, — повторил художник. — Думаете, у моего соседа не было фотографий его жены? Да после её смерти он целыми днями рассматривал её снимки, он сам мне сказал. Но только на моём рисунке он увидел её именно такой, какой привык видеть за долгие годы совместной жизни. Он так и сказал: «Это моя Клэр». Хотя я рисовал её не с натуры, а такой, какой она была бы в выдуманном мной идеальном мире. Весёлой, улыбчивой и бесконечно доброй. Она не была такой при жизни. Они с мужем часто и шумно ссорились, так что даже через три стены было слышно. Но на моём портрете он увидел именно её. Его Клэр. Увидел её такой, какой видел всё это время. Увидел не просто мышь, на которой женился и с которой прожил долгие годы. Он увидел свою жену.
— И как же вы это делаете?
— Не знаю, — пожал плечами задержанный. — Я рисую то, что вижу. Но одного этого, разумеется, недостаточно, ведь задача художника — воспроизвести не форму, которую видят все, но содержание, которое обыкновенно скрыто. В этом деле важно всё: поза, одежда, освещение, фон. Сами по себе все эти элементы молчат, ведь, будучи одиноким, говорить не с кем. Но, собираясь вместе, они начинают разговаривать, помогать друг другу советом и указывать на недостатки друг друга. И лишь когда достигнуто согласие, тогда можно говорить о том, что работа удалась и что изображённая на портрете форма соответствует наблюдаемому в жизни содержанию…
Чизмэн всё говорил, а Чип всё так же смотрел прямо перед собой, хотя чувствовал, что взоры всех присутствующих обращены именно на него. Но он не мог заставить себя поднять голову и посмотреть в глаза художнику, которого выставил сущим дьяволом во плоти безо всяких на то оснований.
Или всё-таки…
— Зачем вы взяли с собой нож? — спросил он, когда художник прервался для очередного глотка воды.
— Я всегда ношу его с собой.
— С какой целью?
— Не знаю, как вы, мистер «Спасатель», но я ещё сохранил способность отличать воображаемый мир, в котором оружие не нужно, от всамделишного, в котором обладание им — насущная необходимость. Ах да, я совсем забыл! Вы же у нас живая легенда, вам простительно…
Все затаили дыхание, ожидая ответа Чипа. Даже Чизмэн осёкся и сжался, явственно ощутив, что перегнул палку. Но «Спасатель» даже не шелохнулся. Разумеется, он всё слышал. Хорошо слышал. Даже слишком хорошо. Он слышал даже больше. То, чего не слышал никто кроме него.
Пение птиц. Шум фонтана. Смех и весёлые возгласы людей, решивших провести знойный июньский полдень под сенью деревьев городского парка…
— Почему… Почему всё… Почему всё это? Почему ты делаешь всё это?
— Ну, я не знаю, Чип. Ты попросил меня…
Всё то же самое. Всё повторяется снова и снова…
|
«Вот и утро забирает звёзды в плен Изменилось всё — не видно перемен…» |
Другая обстановка. Другие зрители. Другой собеседник. Сотни и тысячи других отличий разной степени существенности. Но вот уже в который раз главное остаётся неизменным. Он всё так же видит то, что хочет видеть, а не то, что есть. Он опять не там ищет, опять гоняется за призраками, за миражами на горизонте. Прилагает поистине титанические усилия, пробивая целые геологические пласты в поисках истины, лежащей на самой поверхности и лишь чуточку присыпанной опавшими листьями…
— Мистер Чизмэн, встаньте, пожалуйста.
Художник, одновременно обрадованный и встревоженный этим распоряжением, повиновался.
— Снимите плащ.
— Мистер Чип, меня уже обыскивали.
— Я знаю. Снимайте.
Чизмэн покосился на застывшего в полной боевой готовности у него за спиной Гардинга, пожал плечами, как бы говоря: «Делаю, что просят», и снял плащ. Дождавшись, когда он сделает это, Чип посмотрел на него, но не в глаза, а в точку за его спиной. Так он мог не опасаться, что художнику удастся перехватить его взгляд, и спокойно рассмотреть то, чем должен был заинтересоваться с самого начала. Но не заинтересовался, так как выстроенная им версия была слишком стройной и логичной, чтобы обращать внимание на такие мелочи, как телосложение и спортивная форма задержанного.
Майка Чизмэна нельзя было назвать заморышем, но то, что он ни за что в жизни не выдержал бы долгой и стремительной погони по вентиляции, было понятно с первого взгляда. Его развитые широкие плечи на поверку оказались напиханной под плащ ватой, пробивавшиеся из-под воротника белёсые волокна которой ярко выделялись на фоне тёмной шерсти задержанного. Чип заприметил их сразу, но обратил на них внимание и сделал нужные выводы только сейчас. Судя по всему, художник был мерзляком, возможно, из-за нарушения обмена веществ, врождённого либо приобретённого в ходе продолжительного затворничества. А может, хотел казаться сильнее и внушительнее, чем позволяли плохо развитая мускулатура и выпирающий живот, намекавший на скопившийся вследствие малоподвижного образа жизни излишек жира. Чизмэн просто физически не мог быть ночным убийцей, несущимся галопом по вентиляционной шахте и сбрасывающим на голову навязчивого преследователя целые коробки лекарств. И в отличие от закалённого многолетней борьбой с преступностью Чипа, сильного физически и вооружённого изобретениями Гайки, ему приходилось полагаться на примитивный самодельный нож, дававший хоть какую-то надежду выжить в их беспощадном мире, изменить законы и правила которого было не под силу никому. Даже «Спасателям»…
А может, правильнее будет сказать: тем более «Спасателям»? Которые, как верно заметил Чизмэн, давно стали живыми легендами, и у лидера которых на этой почве случилась звёздная болезнь? Да, именно звёздная болезнь. А как иначе можно объяснить часто посещающие его сомнения в необходимости продолжать работу, когда такие злодеи, как Нимнул, Капоне и Толстопуз выведены или практически выведены из игры? Чем ещё объяснить, что ему наскучили рутинные дела, поскольку они, дескать, не дают его интеллекту и чутью детектива развернуться на полную мощность? Что ему, видите ли, неинтересно выводить на чистую воду измельчавших преступников?
Но что если дело вовсе не в преступниках, а в нём самом? Что если это не они измельчали, а он возгордился, возомнив себя непогрешимым сыщиком и строгим, но справедливым судьёй в одном лице? Как тогда, когда отказался помогать Птич «всего лишь» догнать свою стаю и добраться до места зимовки. Как сейчас, когда повесил на случайно оказавшегося не в том месте и не в то время художника два покушения на убийство, не озаботившись проверить ни его алиби, ни хотя бы просто физическую возможность совершить приписываемые ему злодеяния…
— Можно одеваться? — нетерпеливо спросил начавший зябнуть Чизмэн.
— Да, конечно, — кивнул Чип.
— Что дальше?
— Вы можете идти, Чизмэн.
По комнате прокатился смешанный вздох удивления, облегчения и разочарования.
— Могу идти? — переспросил художник. — То есть совсем? В смысле — домой?
— Куда хотите. Вы свободны.
— В таком случае будет ли мне позволено забрать свои шарики и нож?
— Пожалуйста, — махнул рукой перед собой Чип. Майк осторожно приблизился к столу и протянул руку к своим вещам, всё ещё ожидая подвоха, но бурундук не делал никаких попыток помешать ему. На пару секунд рука художника зависла в воздухе, после чего он резко сгрёб со стола конфискованное ранее имущество, быстро засунул нож обратно во внутренний карман плаща, а шарики — на их обычное место в правый, предварительно тщательно стерев с них рукавом все следы штукатурки, после чего спросил:
— Это всё?
— Да, это всё.
Чизмэн развернулся и поспешно направился к двери, но уткнулся в грудь преграждавшего проход Таркла.
— Пропустите его, Таркл, — не повышая голоса, попросил Чип, и санитар, пробурчав что-то нечленораздельное, сделал шаг в сторону. Чизмэн схватился за ручку двери, и в этот момент «Спасатель», словно очнувшись ото сна, окликнул его:
— Мистер Чизмэн!
Художник вздрогнул и, бросив разочарованный взгляд на открывшийся за дверью участок коридора, медленно обернулся.
— Вы же сказали…
— Да, мистер Чизмэн, я знаю, но… Вы не могли бы уделить мне пару минут?
— А что, у меня есть выбор? — Чизмэн кивнул на снова вставшего между ним и дверью Таркла.
— Есть, — ответил Чип. — Вы действительно свободны и вольны идти, куда захотите. Но я бы хотел поговорить с вами. Это не приказ, мистер Чизмэн. Это просьба.
Художник обвёл взглядом всех присутствующих, потом посмотрел на заблокированную санитаром дверь, затем снова на смотревшего прямо на него Чипа. Тот понял намёк и твёрдо произнёс:
— Таркл, отойдите от дверей.
— Вы уверены? — переспросил верзила. — Но ведь он…
— Отойдите от дверей!
— Понял, понял… — Таркл без энтузиазма, но всё же выполнил распоряжение, выпуская художника, но на этот раз тот не спешил покидать комнату. Вновь окинув взглядом обращённые к нему лица и убедившись, что никто не пытается остановить его, Чизмэн во второй раз взялся за ручку двери…
И рывком захлопнул её перед собой.
— Хорошо, мистер Чип. Говорите.
— Спасибо, мистер Чизмэн, — «Спасатель» благодарно кивнул художнику, после чего обратился к остальным. — Пожалуйста, оставьте нас одних.
— Одних?! — воскликнул Спайви, вскакивая на ноги. — Не забывайте, мистер Чип, он вооружён!
— Спасибо за заботу, Курт, но я всё же прошу всех, кроме мистера Чизмэна, покинуть комнату. Пожалуйста, — видя, что никто не спешит уходить, он повторил: — Пожалуйста.
— Что ж, — произнёс доктор Стоун, вставая с дивана, — пойдёмте. Все выходим.
— Но, доктор… — начал Гардинг, однако Стоун прервал его.
— Вы слышали, что сказал мистер Чип? Если вам мало его распоряжения, то слушайте моё: все на выход!
Пожилой врач направился к дверям, за ним пошёл Спайви, а следом потянулись остальные. Выходивший последним Таркл бросил хмурый взгляд на пристально смотревших друг на друга бурундука и мышь, после чего хлопнул дверью, и Чип с художником остались одни.
— Присаживайтесь, — «Спасатель» жестом указал собеседнику на стул.
— Спасибо, я постою, — ответил Чизмэн, так и оставшийся неподвижно стоять возле дверей практически в той же позе, в которой произнёс слово «говорите», разве что опустил правую руку в карман и по привычке перекатывал пальцами верные шарики.
— Что ж, ваше право.
— Рад, что вы вспомнили о моих правах, — въедливо заметил бывший задержанный. — Давно бы так…
— Как, мистер Чизмэн? Как у людей? — усмехнулся Чип, одновременно реагируя на сконфуженное выражение лица Чизмэна и потешаясь над собственной идеей с отпечатками пальцев. — Вы же гораздо лучше меня знаете, что у нас нет ни полиции, ни судов, а из законов — только закон джунглей. Впрочем, у людей дела обстоят немногим лучше нашего, можете в этом не сомневаться.
— Но ведь это отнюдь не означает, что любого можно просто схватить, затолкать в машину и допрашивать! — повысил голос художник. — В конце концов, вы и ваша команда — олицетворение добра и справедливости! Разве не так?
— Надеюсь, что так.
— А сами действуете похлеще бандитов…
— Послушайте, Чизмэн! — перебил художника Чип. — Вы сами буквально десять минут назад прочли мне целую лекцию по поводу того, что надо различать придуманный мир и реальный! Я вполне допускаю, что в придуманном вами идеальном мире всё происходило бы совершенно иначе и что никто никогда не заподозрил бы такого мастера, как вы, в чём-то преступном, поскольку при вас не оказалось бы абсолютно ненужного в этом мире ножа… Чёрт возьми, да в этом вашем мире никому бы и в голову не пришло проникать ночью в больницу и пытаться убить Гарольда Кошелька Третьего! Да, я ошибся в вас, признаю, но и вы меня поймите! После инцидента с мистером Гарольдом я один за другим перебрал множество вариантов, допросил всех мужчин-мышей, работающих в этой больнице! Вчера полночи допрашивал и сегодня с самого утра на ногах, точнее на колёсах! Вон, — бурундук махнул рукой на уставленный тарелками поднос, — даже обедать приходится здесь, да и то некогда!
Художник посмотрел на поднос и, судя по несколько снизившейся скорости перекатывания шариков, смягчился.
— Понимаю.
— Благодарю. Тогда поймите и то, почему вас задержали и почему отнеслись к вам именно так, а не иначе. Разобравшись со всеми подозреваемыми из числа работников больницы и ничего не добившись, я начал искать другие варианты и пришёл к выводу, что это могло быть убийство из мести… Ну, вы всё это уже слышали, не буду повторяться. И я послал за доктором Стоуном бригаду «скорой помощи», чтобы они предупредили его о возможной опасности и по возможности доставили сюда. А теперь представьте себя на месте медработников, посланных спасти своего начальника от неизвестного убийцы, которые застают его разговаривающим в пустынном проулке с каким-то незнакомцем, который вдобавок ко всему оказывается вооружён! Что бы вы подумали на их месте? Что бы предприняли?
— Не знаю, — пожав плечами, тихо ответил Чизмэн, — в этом деле я не специалист…
— А я — специалист, причём, как вам наверняка известно, занимаюсь этим уже очень много лет! Столько, что даже подумать страшно! Вот вы, когда работаете над очередным полотном, теряете счёт времени? Теряете, вы сами об этом сказали. Я тоже потерял его. Я и моя команда побывали в стольких переделках, что об этом телесериал можно снимать! И всё вот это, — Чип постучал пальцем по повязке на голове и по загипсованной ноге, — я тоже заработал, отнюдь не упав со стремянки, когда лампочку вкручивал!
Художник лишь молча кивнул. Теперь была его очередь отводить взгляд, ругая себя за проявленную ранее дерзость.
— Ладно, мистер Чизмэн, — продолжил Чип после небольшой паузы, — это я виноват. Я первым делом должен был попросить вас снять плащ, чтобы удостовериться, что вы не могли быть тем, кто покушался этой ночью на жизнь Гарольда Кошелька Третьего. Должен был узнать, держали ли вы в руках нож, когда разговаривали с доктором Стоуном, должен был… много чего, одним словом. Но не сделал этого. Потому что был уверен в своей правоте. Потому что обстоятельства в буквальном смысле вынуждали меня посчитать вас убийцей. Ведь всё сходилось. Всё, понимаете? Как вы там говорили: и поза, и свет, и фон… Всё! И я сплоховал…
— Ну, не сказал бы… — протянул мужчина-мышь. — Вы так подробно и точно описали мои чувства до и после попытки получить работу в больнице, что я дара речи лишился. Это было просто поразительно. Гениально…
— Бросьте, — отмахнулся бурундук. — Это всё равно была одна большая ошибка. О-шиб-ка, понимаете? Конечно, если бы в моём распоряжении были силы и средства, которыми обладают полицейские-люди, я бы, скорее всего, не допустил её… Хотя, с другой стороны, все улики были против вас, и в суде, подобном человеческому, вам было бы очень сложно доказать свою непричастность. Но у нас всё гораздо проще. Или сложнее — это уж как посмотреть. В нашем с вами случае, пожалуй, всё-таки проще. Вам достаточно убедить в своей невиновности меня одного, чтобы вновь обрести свободу.
— А если бы не убедил? — осторожно спросил Чизмэн. — Что бы со мной было?
— То же, что и со всеми, — ответил Чип.
— Понятно… — ответил Майк. Висевший на нём мешком широкий плащ скрыл пробежавшую по его телу дрожь, и лишь прекратившиеся на секунду ритмичное постукивание шариков в кармане выдало охвативший его страх. — Похоже, мне крупно повезло…
— Даже не знаю, кому из нас с вами повезло больше.
— Позволю себе усомниться, мистер Чип.
— Нет, мистер Чизмэн, всё именно так. Признаю, моя ошибка обошлась бы вам очень дорого. Но поверьте, мне самому она обошлась бы ещё дороже. Во-первых, я бы прекратил поиски настоящего убийцы, тем самым дав ему возможность довести начатое дело до конца. Во-вторых, из-за меня мир лишился бы прекрасного художника, способного сделать этот мир пусть самую малость, но лучше. Наконец, моя ошибка поставила бы крест на моей собственной мечте. Ведь у меня тоже есть мечта, мистер Чизмэн. Я тоже хочу сделать наш с вами мир лучше, светлее и безопаснее. Именно поэтому я «Спасатель» и вот уже много лет пытаюсь и словом, и делом приблизить счастливое будущее, подобное тому, которое вы изображаете на своих полотнах. Но если для вас каждая неудавшаяся картина, которую вы можете позволить себе просто выбросить в мусорник, это шаг к новому шедевру, то моя ошибка — это искалеченная судьба, отбрасывающая меня далеко назад. В моей жизни были моменты, когда я находился буквально в дюйме от совершения такой вот непоправимой ошибки, но каждый раз мне удавалось принять единственно правильное решение, самостоятельно или с чьей-то помощью, всякое бывало. И, я это точно знаю, ещё будет. Потому что я буду продолжать делать то, что умею лучше всего, шаг за шагом, дюйм за дюймом, но приближаясь к своей мечте…
Чип замолчал и отхлебнул давно остывший принесённый вместе с обедом чай.
— Вот, пожалуй, и всё, что я хотел вам сказать. Конечно, я мог бы не говорить вам всё это но… но я не хочу, чтобы вы думали плохо обо мне и моей команде, о моих друзьях. Я не прошу у вас прощения, потому что знаю, что такое очень сложно простить. Но я прошу вас понять меня. Хотя бы понять.
Чизмэн всё не уходил, как будто ждал чего-то. Чип молча потягивал чай, прислушиваясь к мерному постукиванию металлических шариков. Когда чашка опустела, бурундук собрался сказать Чизмэну, что тот может быть свободен, но художник на какую-то секунду опередил его.
— Я вас понимаю, — сказал он, подходя к Чипу вплотную. — Теперь понимаю. Должен признаться, поначалу у меня и впрямь сложилось о вас далеко не лучшее мнение. Скажу даже больше, вы виделись мне воплощением всего того, от чего я стремился очистить свой мир. Я видел высокомерие и жестокость, веру в собственную непогрешимость и проистекающую из неё неспособность прислушаться к отличному от вашего мнению. Вы виделись мне отлитым из металла всесокрушающим големом, над которым в плотно затянутом тучами грозовом небе вьётся стая чёрных воронов. И в этой мгле нет ни единого просвета, а значит, ни единого шанса на спасение, ведь кого не заметит голем, того заметят вороны.
— Даже так… — пробормотал Чип.
— Именно так. Но теперь я вижу всё иначе. Вы никакой не голем, а такой же грызун из плоти и крови, как и я, и все остальные. А чёрные птицы не ваши неумолимые слуги, но ваши устремлённые ввысь надежды. А небо… Небо по прежнему затянуто тучами, но уже не так плотно, как раньше, и через просветы пробиваются редкие и от того ещё более радующие глаз лучи солнца. Именно к нему, скрытому за тучами свету, и летят ваши птицы.
— И как, долетают? — спросил Чип без тени иронии или насмешки, обычных для его реплик касательно фантазий, иллюзий и разного рода видений.
— Летят, — ответил Чизмэн. — А долетят ли — это вопрос уже не к художнику. А к тому, кто изображён на портрете.
Лидер «Спасателей» молча кивнул. Голос живописца продолжал звучать у него в голове, а перед глазами стояла сотканная из слов, мыслей и чувств картина, настолько реальная, что он всерьёз попытался стереть внезапно возникшее прямо по центру неё тёмное пятно и лишь после нескольких неудачных попыток понял, что пятно в отличие от портрета существует на самом деле и что это никакое не пятно, а протянутая для прощального рукопожатия рука Чизмэна.
— Удачи вам, — сказал художник.
— Спасибо, — ответил бурундук, пожимая поданную ладонь, оказавшуюся на удивление крепкой: сказывались постоянные тренировки с шариками.
— Постарайтесь больше так не ошибаться.
— Уж постараюсь, — улыбнулся Чип. И хотя предчувствие говорило ему, что эта ошибка далеко не последняя, дальнейшие события показали, что реальность порой превосходит не только самые смелые ожидания, но и самые пессимистические прогнозы.
— Что дальше?
«Спасатель» ответил не сразу. После исчерпания эпизода с Чизмэном доктор Стоун отправил санитаров обратно на рабочие места, и сейчас в штабе расследования находились только он и Спайви, занявшие уже ставшие привычными места на диване, и Чип, сидевший напротив открытого окна, устремив взгляд в гладкую, как зеркало, стенку светопровода. Пожалуй, только сейчас он по-настоящему ощутил, что чувствует Гаечка, когда говорит: «Оно должно было работать…» По крайней мере сейчас ему хотелось сказать именно это…
— Скажите, Харви, только честно: вы мне доверяете?
— Помилуй бог, о чём вы говорите? — изумился старый врач. — Конечно да!
— Даже после такой ошибки?
— После такой ошибки — тем более! — заверил Чипа Стоун. — Я прекрасно понимаю, что вы сейчас чувствуете, потому что сам неоднократно оказывался в схожей ситуации, когда первоначальный диагноз оказывался в корне неверным. Но мне всегда доставало мужества признать свою ошибку, попросить прощения и работать дальше. Это единственный верный выход из такой ситуации, ведь если бы я продолжал упорно настаивать на своём из опасения показаться некомпетентным, было бы только хуже! Верно я говорю, Курт?
Хомяк утвердительно кивнул.
— Абсолютно верно, Харви! Чип, вы прекрасно работаете! Вы же рассказали историю Чизмэна как по писаному! Вы подлинный мастер своего дела! Командуйте! Все ресурсы МЦБ в вашем полном распоряжении!
— В моём полном распоряжении? — переспросил Чип, разворачивая коляску в сторону врачей. — Ну что ж, тогда не будем терять времени. Мой план таков. Во-первых, я хотел бы попросить вас, доктор Стоун, какое-то время не покидать стены больницы.
— Погодите, погодите, — пробормотал ошарашенный главврач. — Но я думал, что…
— Нет, доктор. То, что вас и мистера Гарольда не хотел убивать Чизмэн, совершенно не означает, что вас и мистера Гарольда не хочет убить кто-то другой из тех, кого вы не приняли на работу. Кстати, у вас есть их список?
— В отделе кадров должен быть.
— Надеюсь, их адреса тоже записаны?
— Да, они все заполняли стандартную анкету.
— Отлично. Мне нужен список всех мужчин-мышей с именами и адресами.
— Сделаем, — кивнул Спайви, — а что потом?
— Потом надо будет объехать все адреса и поговорить с каждым из них.
— А может, будет проще вызвать их всех сюда? — подал голос Стоун. — Их адреса у нас есть, мы можем связаться с ними!
— Верно! — поддержал шефа заместитель. — Можем написать, что в больнице освободилась вакансия… Нет, даже не так! Объявим дополнительный набор персонала в связи с открытием отделения в Сан-Анджелесе! Мы всё равно собирались это делать с нового года, почему бы не начать на две недели раньше?
— Харви, Курт, вы оба делаете поразительные успехи! — улыбнулся Чип. — Это действительно хорошая идея, но, боюсь, в данном случае не самая эффективная. Во-первых, неизвестно, когда информация дойдёт до подозреваемых…
— Мы же пошлём им письма! Напишем, что прошлые претенденты имеют преимущество или что-то в этом роде, это наверняка сработает! — энтузиазм Спайви просто зашкаливал.
— Во-вторых, — продолжил бурундук, — этим мы спугнём преступника. Он далеко не дурак, раз у него хватило ума разработать столь хитрый план убийства мистера Кошелька, и появление такого объявления буквально на следующий день после покушения непременно насторожит его. Меня бы во всяком случае насторожило, а я давно зарубил себе на носу, что считать противника глупее себя чревато большими неприятностями. Поэтому будем действовать по моему плану. Это дольше, но надёжнее.
— Что ж, с вами не поспоришь, — развёл руками Стоун. — Курт, займитесь списком.
— Уже иду, — ответил тот, направляясь к двери, но не успел взяться за ручку, как дверь широко распахнулась, едва не стукнув его по носу, и в комнату влетела молодая мышка. Её движения были стремительны, как порывы урагана, а лицо буквально пылало от возбуждения, и Чип далеко не сразу узнал в ней Мауизу Кошелёк, настолько её нынешний облик не вязался с образом безутешной без пяти минут вдовы, которую он видел ранее. Жена Гарольда Кошелька бросилась прямиком к директору больницы, не обратив никакого внимания на едва не зашибленного ею Спайви, извиняться перед которым пришлось вошедшему следом за ней мистеру Натсону.
— Доктор Стоун! — миссис Кошелёк буквально вцепилась в рукав халата пожилой мыши. — Что происходит?! Я пришла проведать мужа, а этот громила у дверей говорит, что вы распорядились никого не впускать! Пожалуйста, расскажите мне, что случилось! Что с ним?!
— Миссис Мауиза, пожалуйста, не волнуйтесь, — попытался успокоить взбудораженную женщину Стоун. — Уверяю вас, с вашим мужем ничего не случилось…
— Зачем тогда всё это?! Зачем его охраняют?! Я должна знать! — вновь закричала молодая актриса. — Не скрывайте ничего, доктор!
— Миссис Кошелёк, думаю, вам стоит присесть, — вмешался Чип. Мышка сильно вздрогнула и резко обернулась в его сторону, словно только сейчас заметив его. Впрочем, учитывая её состояние, так оно, скорее всего, и было.
— А вы, простите, кто? — спросила она, подозрительно прищурившись, и тут же, не дав Чипу ответить, вновь обратилась к Стоуну:
— Доктор Стоун, кто это?
— Меня зовут Чип, миссис Кошелёк. Пожалуйста, присядьте, и я вам всё объясню, — ответил вместо врача Чип, но Мауиза пропустила его слова мимо ушей и продолжала наседать на пожилую мышь.
— Доктор, кто этот бурундук? Почему он здесь командует? Кто-нибудь может мне объяснить, что здесь происходит?! Доктор Спайви, может быть, вы…
— Миссис Мауиза, пожалуй, вам и вправду лучше присесть, — поддержал Чипа хомяк, придвигая к актрисе стул. Но та была настолько взвинчена, что все попытки окружающих успокоить её заставляли её нервничать ещё больше. Молодая мышь вертелась юлой, глядя поочерёдно на окружавших её мужчин, и ещё больше нервничала от того, что не могла увидеть их всех сразу. В конце концов её взгляд остановился на безмолвствовавшем всё это время поверенном.
— Перри… — начала она, и понявший её с полуслова Натсон тут же подошёл к ней и взял под локоть.
— Миссис Мауиза, давайте присядем. Уверен, всё образуется. Случись непоправимое, доктор Стоун и доктор Спайви не стали бы ничего скрывать. Всё в полном порядке. Сейчас мы всё узнаем, — увещевал он свою клиентку, мягко, но целенаправленно подводя к любезно предоставленному доктором Спайви стулу. Успокоенная словами адвоката, Мауиза Кошелёк опустилась на сиденье, и Натсон тут же поставил перед ней стакан с водой, хорошо понимая, что ей предстоит услышать не самые приятные известия.
— Благодарю, Перри, — кивнула мышка, после чего обратилась к Чипу. — Простите меня, я не вполне расслышала ваше имя…
— Чип, — повторно представился бурундук, подъезжая ближе. — Я из команды «Спасателей», и так получилось…
— «Спасателей»?.. Господи, надо же! — всплеснула руками Мауиза. — Мой муж столько о вас рассказывал! Это ведь вы разобрались с тем страшным культом Колы, да?
— Было дело, — кивнул Чип.
— Господи, знали бы вы, как часто Гарольд вспоминал о той истории, особенно в последнее время! Он постоянно повторял, что если бы не вы, он бы лишился своего состояния и никогда бы не сумел ни построить эту больницу, ни помочь мне выбиться в звери… Вы… вы просто не представляете, как я рада познакомиться с вами, мистер Чип!
— Взаимно, — учтиво поклонился бурундук, — хотя, должен признаться, что предпочёл бы познакомиться с вами при не столь драматических обстоятельствах…
— Что случилось?.. — тихо произнесла враз напрягшаяся Мауиза.
— Ничего страшного, миссис Мауиза, уверяю вас. Но дело в том, что на вашего мужа было совершено покушение…
Миссис Кошелёк побледнела и, схватившись двумя руками за край стола, начала медленно сползать со стула. Стоявший позади неё Спайви проворно подхватил её и усадил назад, а Натсон сунул ей в руку стакан с водой и придержал её дрожащую ладонь, не давая жидкости расплескаться.
— Курт, нашатырь! — крикнул Стоун, но жадно глотавшая воду актриса протестующе замотала головой и подняла руку.
— Нет-нет, не нужно… — пробормотала она, возвращая пустой стакан поверенному-белке. — Я в порядке… Спасибо… Что с… Что с Гарольдом?
— Он не пострадал, — ответил «Спасатель». — Преступнику не удалось выполнить задуманное.
— Кто это был?
— Увы, миссис Мауиза, мы не знаем. Ему удалось скрыться.
— Господи, господи, господи… — запричитала мышь. — Я не верю… Это… это невозможно… Это… Как же это так, Перри?! Как такое может быть?!
— Уверен, мистер Чип нам всё объяснит, — сказал Натсон, успокаивающе сжимая её руку. — Давайте его послушаем.
— Да-да, Перри, разумеется, — закивала Мауиза, лихорадочно роясь в карманах своего жакета в поисках носового платка. Но его там не оказалось, и ей пришлось воспользоваться платком мистера Натсона. Вежливо подождав, пока она закончит промокать глаза, Чип продолжил:
— Миссис Кошелёк, я понимаю, вам тяжело об этом говорить и думать, но я вынужден просить вас ответить на мои вопросы. Ведь именно вы, как никто другой, можете помочь поймать преступника.
— Да-да, я понимаю, да, — согласилась актриса. — Пожалуйста, мистер Чип, спрашивайте всё, что сочтёте нужным.
— Благодарю, миссис Кошелёк. Скажите, у вашего мужа бы… есть враги? Среди мышей, я имею в виду.
— Нет, ну что вы! После всего того, что он сделал для всех грызунов города? Да ни один из них ни за что бы не пошёл на это!
— К сожалению, как минимум один пошёл, поскольку несостоявшийся убийца вашего мужа был мышью.
— Но это… это просто… — через силу вымолвила Мауиза, у которой от слов Чипа перехватило дыхание.
— Увы, это так. Я хорошо его рассмотрел.
— Господи, мистер Чип! — всплеснула руками Мауиза. — Как же я сразу не догадалась! Ваша повязка… А нога — это тоже он, да? Вы… вы настоящий герой!
— Вынужден вас разочаровать, — улыбнулся «Спасатель». — Нога — это я сам, ещё на прошлой неделе. Да и по голове, если честно, тоже получил больше по собственной глупости, чем по вине преступника. Но не будем отвлекаться. Скажите, вашему мужу, особенно в последнее время, никто не угрожал? Не было никаких странных посетителей, писем?
— Нет, ничего такого…
— Вы уверены?
— Абсолютно. Гарольд никогда ничего не скрывал от меня. Если бы что-то подобное было, он бы обязательно сказал мне!
— В таком случае я рад за вас! В наше время столь доверительные отношения — большая редкость, даже между супругами…
Бурундук замолк, пронзённый внезапной догадкой. В принципе, эта версия угнездилась в его сознании чуть ли не с самого начала, но до сих пор пребывала в тени других, более очевидных вариантов. Сейчас же, после этих слов, она вдруг вспыхнула, как неоновая вывеска, мигом отодвинув на задний план все остальные.
— Миссис Мауиза, скажите, какие отношения между вашим мужем и его бывшей женой?
— Его бывшей женой? — задумчиво переспросила миссис Кошелёк. — Никаких.
— Никаких? То есть вообще?
— Вообще. За все годы, что мы женаты, она так ни разу и не появилась.
— А давно вы женаты?
— Почти пять лет.
— И за всё это время ничего? Ни письма, ни открытки на Рождество?
— Ничего, — миссис Кошелёк опустила глаза. — Вообще ничего.
— И что ваш муж? Он вспоминал о ней?
— Да, вспоминал. Он много раз писал ей письма, к праздникам и просто так, но они так и остались без ответа.
— Ничего себе, — пробормотал Чип. Образ Барбары Суиссзанд, сложившийся у него после разговоров с Милдред, дополнился новыми, мрачноватыми оттенками. Конечно, медсестра говорила, что она гордая женщина, но чтобы настолько?
«— Так вот, я хочу, чтобы вы знали: мистер Гарольд всё ещё любит её, несмотря на их ссору, развод и свою гордыню…»
А если дело отнюдь не в гордости? Если всё гораздо прозаичнее и от того ещё страшнее? В конце концов, то, что Гарольд Кошелёк до сих пор любит свою бывшую жену, совершенно не означает, что она питает к нему столь же нежные чувства…
А может, как раз питает? Может, она до сих пор любит его настолько сильно, что даже, не смотря на то что сама подала на развод, считает, что он принадлежит только ей одной? А потому не смогла простить ему брака с другой, пусть даже из самых высоких и благородных побуждений?
Но ведь переодевшийся медбратом злоумышленник явно был мужчиной!
Впрочем, ничто не мешает Барбаре Суиссзанд иметь мужеподобную фигуру, а причёску всегда можно укоротить…
Да, но возраст?
Ну, мало ли, вдруг она спортсменка? Или ей просто удаётся поддерживать хорошую форму?
Всё может быть. Надо бы попросить у миссис Мауизы фотографию бывшей миссис Кошелёк. У её мужа, если он и вправду до сих пор её любит, их должно быть полно. Хотя всё равно сложно себе представить далеко не молодую уже представительницу знатного семейства, крадущейся по плохо освещённой вентиляционной шахте с наполненным ядом шприцем в руках…
Но кто сказал, что это должна была быть она сама?!
Если она действительно настолько богата, как утверждала Милли, ей не составит труда нанять какого-нибудь нью-йоркского бандита, который выполнит за неё всю грязную работу, позволив остаться вне подозрений…
А если не бандита? А если кого-то из персонала больницы?!
— Мистер Чип, вы думаете… — Мауиза запнулась, не решаясь произнести страшные слова, но и так было понятно, что она хотела спросить. Взгляды всех присутствующих были обращены к Чипу. Все ждали, каким будет его диагноз. Его вердикт. Его приговор.
«Если так, то кто это может быть? — думал «Спасатель». — У всех подходящих под описание есть алиби. Но если за этим действительно стоят деньги семьи Суиссзанд, то наличие алиби не доказательство. Удалось купить одного — удастся купить и второго, третьего, пятого, которые подтвердят, что убийца всё это время был с ними…»
Но ведь и Мауиза Кошелёк права в том, что Гарольд Кошелёк пользовался любовью и уважением всех грызунов города, а уж среди работников больницы — и подавно. Допустим, одного негодяя среди них можно найти. Но двух или трёх…
Впрочем, большие деньги открывают любые двери не только в шоу-бизнесе…
И не только в МЦБ.
«Мартинес!..»
Медбрат-атлет из отделения реабилитации, чьё алиби подтвердили члены многодетной семьи бедных мексиканских эмигрантов, готовых за деньги подтвердить, что угодно…
«Да, но время начала родов не купишь ни за какие деньги…»
А если родов не было?! То есть они были, но, скажем, днём раньше?!
«Допросить мужа роженицы ещё раз! Допросить наблюдающего её врача! Допросить остальных членов семьи и всех соседей! Устроить им очную ставку с Мартинесом!..»
Чип тряхнул головой и сжал кулаки, сдерживая охвативший его охотничий азарт. Опять всё выглядело очень легко, просто и логично. Точь-в-точь как с Чизмэном, который, как оказалось, всего лишь хотел сказать доктору Стоуну «спасибо». Всего каких-то полчаса назад он просил понимания у несправедливо обвинённого во всех смертных грехах художника, а теперь целый нью-йоркско-мексиканский заговор раскрыл, основываясь только на том, что бывшая миссис Кошелёк не отвечает на письма мужа. В конце концов, это можно объяснить чем угодно, начиная от плохой работы почты и заканчивая её смертью…
Нет, о смерти своей бывшей жены Гарольд Кошелёк Третий узнал бы одним из первых, и Мауиза тоже была бы в курсе. Но дело не в этом. А в том, что он снова хватается за лежащий на виду кусок сыра, не замечая, что тот лежит в мышеловке, и не потрудившись задаться вопросами: «а сыр ли это вообще?» и «зачем мне сыр, если я бурундук?» Иными словами, вновь упуская из виду самые главные для любого детектива моменты: возможность и мотив. И если с возможностью он более-менее разобрался, то мотив по-прежнему вызывал вопросы. Точнее, вопросы вызывал не столько мотив сам по себе, сколько причина, по которой жаждущая мести Барбара Суиссзанд выжидала почти пять лет, прежде чем сполна отплатить мужу за женитьбу на другой. Ждала, что брак распадётся? Ждала чего-то другого? Не иначе, пока его в собственную больницу не положат…
«Вот! Вот оно! Конечно!»
Зачем Барбаре Суиссзанд нанимать кого-то, чтобы тот убил её мужа, и так уже лежащего на смертном одре? В отличие от «мести за мечту», где это ещё можно объяснить одержимостью и символичностью, в данном случае это выглядит очень уж странно. И вообще для в буквальном смысле слова безумно любящей бывшего мужа женщины гораздо логичнее было бы желание убить не его, а ту, которая посмела занять её место. Тем более что, по словам всё той же Милдред, бытует расхожее мнение, что Мауиза вышла замуж за Гарольда Кошелька по расчёту, чтобы пробиться на звёздный олимп…
Холодный пот прошиб бурундука, заставив его тело содрогнуться от внезапного холода. Он весь напрягся, уши встали торчком, а пальцы судорожно впились в подлокотники коляски.
— Мистер Чип, что с вами?! — воскликнул Стоун, которого, как и всех остальных присутствующих, произошедшие с Чипом перемены потрясли и испугали.
— Ничего, Харви, — глухо ответил Чип, всё так же смотревший прямо перед собой. Сейчас его мозг напоминал сборочный цех, в который из дальних уголков памяти поступали необработанные образы-заготовки, из которых собиралась сложная многоэлементная конструкция законченной версии.
— Миссис Мауиза, скажите, а вам в последнее время никто не угрожал?
— Мне?! — глаза актрисы округлились. — Нет, нет, ничего такого не было, а…
— Вы сейчас снимаетесь?
— В данный момент нет, но в январе начинаются съёмки новой картины «Бурундуки против Секретной Службы», в которой я буду играть главную женскую роль.
— Кроме вас были ещё претендентки на эту роль?
— Да, ещё пять актрис. Но режиссёр сразу сказал, что видит в этой роли исключительно меня, поэтому моё утверждение на роль, можно сказать, состоялось вне конкурса…
— Скажите, миссис Кошелёк, в Хилливуде у вас есть завистники?
Лицо актрисы вытянулось и приняло такое выражение, словно её совершенно серьёзно спросили, умеет ли она читать.
— Мистер Чип, вы… вы что… как вы могли подумать… — она аж покраснела от гнева. — Вы… Разумеется да!
— Ну да, конечно, простите, вопрос был действительно глупый, — поспешил признать свою вину и загладить возникшую неловкость бурундук, в который раз поражаясь самому себе. Вот уж точно подавившись твёрдым сыром, начал запивать творог, как сказал бы Рокки. Одна история с коварной дублёршей Псины Ла Фур уже неопровержимо свидетельствует, что в актёрских кругах зависть — обычное дело, тем более если ты — звезда. Поэтому возмущение Мауизы Кошелёк вполне понятно, ибо не завидуют только третьесортным актёришкам. Чип бы тоже обиделся, если бы сейчас, после долгих лет борьбы со злом во всех его проявлениях, кто-то всерьёз усомнился бы в наличии у него и его команды врагов, искренне желающих отважной пятёрке медленной и мучительной смерти.
Но если это и вправду происки хилливудских недоброжелателей, почему пытались убить Гарольда Кошелька, а не его супругу? Что им даёт смерть старого мецената?
Может, они хотят таким образом лишить Мауизу влиятельного покровителя? Но ведь она и так уже звезда, чьё имя говорит само за себя и которую не надо проталкивать на роль, поскольку режиссёры сами в очередь выстраиваются…
Может, хотят таким образом запугать её, вывести из равновесия, заставить отказаться от съёмок? Но ведь она и так знает, что шансов у её мужа практически нет, и всё равно продолжает сниматься…
И снова мы приходим к основополагающему вопросу всей этой истории: зачем убивать Гарольда Кошелька, который и так неизлечимо болен?
Чтобы показать, что у нас длинные руки? Может быть…
Осталось выяснить, у кого это «у нас»…
Неуловимый мститель. Бывшая жена. Хилливудская киномафия. Варианты один другого краше. Выбирай любой. И ведь это ещё далеко не полный список…
Чип усмехнулся, вспомнив, как всего несколько дней назад лежал в своей палате, глядя в потолок и убеждая самого себя, что период этого вынужденного бездействия следует использовать с максимальной отдачей и как следует отдохнуть. Хороший отдых, нечего сказать! Беготни и нервов больше, чем в электрическом лабиринте Нимнула. Хотя Чизмэн назвал Чипа всесокрушающим големом, неотступно преследующим свою жертву, сам он ощущал себя, скорее, посаженным в закрытое со всех сторон беговое колесо, сквозь прутья которого виден далёкий свет. Как бы быстро он ни бежал, колесо не двигалось и свет не становился ближе. Более того, чем быстрее он бежал и вращал колесо, тем больше прутьев пролетало у него перед глазами, промежутки между ними уменьшались, и в результате света становилось всё меньше и меньше…
«Спасатель» поднял голову и обвёл взглядом застывших в ожидании врачей, актрису и поверенного. Все они были мастерами своего дела, но, даже взятые вместе, они не имели даже малой толики опыта, которым обладал он. Поэтому смотрели на него как на чудотворца, способного, не вставая с инвалидной коляски, силой мысли проникнуть в самые тёмные закоулки и в одиночку, без всякой посторонней помощи, вытащить на свет затаившегося там преступника.
Впрочем, кто сказал, что он может действовать исключительно в одиночку?
«Может, вызвать сюда остальных?» — подумал Чип. Достаточно написать письмо, и через двое суток или даже меньше его друзья будут здесь, и вместе они не то что всех подозреваемых из числа ранее отвергнутых претендентов отработают, но и Хилливуд сверху донизу прочешут. В соответствии с планом путешествия этот и следующий день они должны провести в Магеланге. Это крупный туристический центр, почтовое сообщение с ним отличное, не то что с гораздо менее густонаселённым районом вокруг вулканов Бромо и Семеру, откуда будет так удобно наблюдать за предстоящим полным солнечным затмением…
Которое Гаечка так и не увидит и не изучит.
«Может, вызвать кого-то одного? Рокки, например… Нет, тогда уж лучше Дейла!..»
А разве это что-то изменит? Что бы он ни написал в своём письме, как бы ни настаивал на том, что всё в порядке и ей совершенно не о чем волноваться, мышка всё равно всё бросит и примчится сюда, а её гениальные догадки так и останутся неподтверждёнными…
«Кстати, давно пора написать им письмо, а то они ещё начнут волноваться…» — подумал Чип и тут же вспомнил, что буквально недавно отправил им своё предыдущее вымученное послание. Это было вчера вечером, но за последние сутки произошло столько всего, что с тех пор, казалось, прошло не меньше недели. Вот уж действительно всем курортам курорт! Время летит незаметно, даже пообедать некогда. Впрочем, как и всегда, когда дел невпроворот и всем приходится заниматься самому…
Хотя почему самому? В конце концов, в его распоряжении вся Малая Центральная больница с её многочисленным по меркам их мира персоналом и самым передовым оборудованием. И пусть это не те силы, с которыми бросают вызов воротилам кинобизнеса, их вполне хватит для решения более простых, но от этого ничуть не менее важных задач. Главное — с умом всем этим распорядиться.
— Харви!
— Да, Чип!
— Вы можете устроить так, чтобы никто посторонний не мог попасть в больницу вообще и в палату мистера Кошелька в частности? Больше всего в этом плане меня беспокоят пожарный выход и лифт на крышу. Они должны находиться под постоянным наблюдением.
— Сделаем, — кивнул Стоун. — Курт, вы…
— Уже пишу, — ответил Спайви, при первых же словах Чипа доставший из кармана блокнот и ручку.
— К утру должен быть готов список всех мужчин-мышей, не принятых на работу за всё время существования больницы…
— За всё время? — удивился Стоун. — Но ведь вы говорили, что вас интересует только начальный период!
— Да, — кивнул бурундук, — в первую очередь меня интересуют данные за тот период. Но лучше приготовить сразу всё, чтобы потом время не тратить. Согласны?
— Более чем.
— Далее. С самого утра, часов с шести, меня должна ждать машина Поршня с бригадой. Поедем по адресам.
— А зачем вам самому ехать? — поинтересовался Спайви. — Ребята всех соберут и доставят…
— Нет, Курт, нам не нужно повторения истории с мистером Чизмэном. Я должен лично увидеть и поговорить с каждым подозреваемым, прежде чем ваши сотрудники предпримут какие-либо активные действия. Это сократит затраты времени и нервов.
— Ну, раз вы так говорите… Что-нибудь ещё?
— Да. Организуйте постоянное наблюдение за складом медикаментов. Во-первых, хоть я в этом искренне сомневаюсь, преступник может туда вернуться, чтобы убедиться, что не оставил каких-нибудь улик против себя. Во-вторых, мы должны точно знать, когда там всё уляжется, после чего как можно быстрее проникнуть туда и выяснить, что за препарат использовал злоумышленник. Это поможет чётко ответить на вопрос, чего он добивался.
— Как это «чего»? — всполошилась Мауиза. — Разумеется, он хотел убить моего мужа! Вы же сами говорили…
— Да, миссис Кошелёк, знаю. Я нисколько не сомневаюсь в том, что намерения у нашего ночного гостя были самые что ни на есть преступные. Но меня по прежнему смущает один момент: зачем кому-то убивать вашего мужа, если… — Чип запнулся, — Ну, в общем…
— Если он и так умирает, да? — закончила Мауиза дрожащим голосом. Бурундук стиснул зубы, ругая себя последними словами за то, что осмелился сказать такое в присутствии жены Гарольда Кошелька, но актриса против ожидания не расплакалась, а только всхлипнула пару раз, после чего уже значительно более спокойным голосом сказала:
— Не корите себя, мистер Чип. Вы правы. Доктор Стоун и доктор Спайви, — она посмотрела на опустивших глаза врачей, — делают всё возможное, но они уже давно сказали, что надежд очень мало. Почти никаких…
Дверь комнаты распахнулась и на пороге появился дежуривший в палате Гарольда Кошелька санитар.
— Доктор Стоун!.. — выпалил он, переводя сбившееся дыхание. — Мистер Кошелёк…
— Боже мой, нет!!! — вскричала Мауиза, закрыв лицо руками. Перри Натсон тут же бросился к ней и обнял за плечи.
— …пришёл в сознание! — закончил реплику новоприбывший.
Застывшие в оцепенении Стоун и Спайви переглянулись и одновременно вылетели из комнаты, отпихнув широкоплечего санитара с неожиданной для их комплекции силой. За ними бросился Натсон, таща за собой ещё не до конца пришедшую в себя Мауизу, а замыкали процессию Чип и толкавший его коляску санитар, к услугам которого бурундук решил прибегнуть, чтобы не превращать ещё одну коляску в гоночный болид.
Чип мало что понимал в показаниях заполнявших палату интенсивной терапии контрольно-измерительных приборов, однако с первого взгляда на мигающие экраны было ясно, что состояние Гарольда Кошелька значительно улучшилось. По крайней мере по сравнению с сегодняшней ночью. Графики, ранее представлявшие собой одну непрерывную линию, теперь изобиловали бугорками и впадинами, а частота тихого попискивания кардиометра увеличилась как минимум вдвое. Но самым главным было то, что старый меценат открыл глаза и, подслеповато щурясь, смотрел на склонившееся над ним заплаканное лицо своей супруги, сжимавшей его за руку.
— Хэл? Ты меня слышишь, Хэл? — повторяла Мауиза, но речь к Гарольду Кошельку ещё не вернулась, и её слова оставались без ответа. Вдруг его пальцы пошевелились, заставив сжимавшую его ладонь актрису вскрикнуть от неожиданности.
— Господи, господи, Хэл… — запричитала она. — Господи, он… Он приходит в себя! — она подняла голову и оглядела столпившихся у кровати мужа врачей. — Доктор Спайви, что же это… Как это может быть?..
— Я сам ничего не понимаю! — развёл руками хомяк. — Это что-то сверхъестественное! Однако, учитывая крайнюю выносливость мистера Кошелька, сохранявшего, несмотря на преклонный возраст, поразительную трудоспособность, можно предположить, что это что-то вроде второго дыхания, но в масштабах всего организма в целом.
— То есть он поправляется? — уточнил Чип.
— В данный момент это выглядит именно так, — кивнул врач.
— Как же это?! Доктор Спайви, как это?! Он… он… неужели… — вдруг закричала актриса, после чего уронила голову на руки и затряслась всем телом. Спайви и Натсон одновременно бросились к ней и помогли встать.
— Успокойтесь, дорогая, вот увидите: всё будет хорошо… Всё будет хорошо… — увещевал Мауизу хомяк, попутно шепча что-то на ухо идущему рядом Натсону, который молча кивал в ответ. Проводив поверенного и его клиентку до дверей отделения, Спайви вернулся в палату и тут же попал под град вопросов, который обрушил на него Стоун.
— Итак, Курт, как вы это объясните? Все анализы показывали, что деятельность всех основных органов практически остановилась, и вдруг такой всплеск активности! Откуда? За счёт чего? Что вы можете сказать по этому поводу?
— Только то, что для меня это полная неожиданность и что наблюдаемые симптомы свидетельствуют о по крайней мере частичном восстановлении жизнедеятельности…
— Но ведь это просто великолепно! — воскликнул Чип. — Как по вашему, когда он поправится настолько, что сможет говорить? Мне просто необходимо задать ему несколько вопросов! Он может знать, кто и зачем покушался на него!
— Я понимаю, Чип, но боюсь, ваша эйфория преждевременна. Я не хотел говорить при миссис Мауизе, ей сейчас и так тяжело, столько переживаний, но… — Спайви запнулся и посмотрел на Стоуна, который понял своего заместителя без слов.
— Что вы имеете в виду? — спросил бурундук. — Что это всё…
— Что это начало конца, — ответил Стоун. — Последний всплеск нервно-мышечной активности перед окончательным угасанием. Я правильно понял вас, Курт?
— Да, Харви, — коротко кивнул Спайви.
— И… и как долго это продлится? — спросил Чип. — Может, он всё-таки сможет ответить на мои вопросы? Мы… мы не можем позволить ему умереть и унести эту тайну с собой в могилу, вы понимаете меня? Это наш шанс! Его необходимо использовать с максимальной отдачей!
— Я вас прекрасно понимаю, Чип, — сказал Стоун, кладя руку на плечо «Спасателя». — Но вы же сами видите, что мистер Кошелёк пока не в состоянии разговаривать. Да, его сердце и мозг функционируют гораздо лучше, чем раньше, но говорить о восстановлении работоспособности опорно-двигательного и речевого аппаратов пока не приходится.
— Но оно произойдёт?
— Неизвестно. Впрочем, после его прихода в сознание я уже ничему не удивлюсь.
Чип кивнул и посмотрел на лежащего за стеклом мецената. Он снова закрыл глаза и, судя по всему, спал, восстанавливая ресурсы ослабленного организма, истощённые поистине героической борьбой за жизнь. Сердце бурундука сжалось, стоило ему вспомнить искажённое горем красивое лицо Мауизы, держащей руку любимого супруга, и этот образ лишь укрепил его решимость во что бы то ни стало найти таинственного убийцу и всех, кто за ним стоит.
— Надо удвоить охрану его палаты, — сказал он, когда они втроём вышли в коридор. — Если преступник узнает об этом, он может повторить попытку. Привлеките к дежурству всех, кого сможете. Но только не мышей.
— Сделаем, — кивнул Стоун.
— Как обстановка на складе, Курт?
— Два часа назад там ещё было слишком горячо, — ответил хомяк. — Но думаю, к утру температура спадёт, и можно будет попробовать организовать вылазку.
— В таком случае пойдём завтра днём, после моего возвращения.
— Кто пойдёт? Я имею в виду, кроме нас с вами?
— Нам понадобятся помощники, желательно более-менее сносно разбирающиеся в лекарственных препаратах. Это можно устроить?
— За ночь просмотрю личные дела и составлю полный перечень. Впрочем, нескольких я могу назвать с ходу. Это четверо сотрудников нашего отделения фармакологии, два лаборанта из химлаборатории и три анестезиолога…
— Файвел Мышкевич входит в их число? — спросил бурундук.
— Конечно, он один из самых…
— Вычеркните его. У меня есть некоторые сомнения в его, скажем так, непредвзятости в этом вопросе.
— Хорошо, — понятливо кивнул хомяк. — В таком случае имеем восемь грызунов, плюс я — итого уже девять…
— Десять, — поправил врача Чип. — Медсестра Милдред Манкчед — прекрасный специалист в этой области, завтра у неё как раз дневная смена.
— А вы, как я погляжу, уже и график дежурств выучили, а, Чип? Интересно, весь или только некоторые позиции? — подмигнул бурундуку Стоун, и тот почувствовал, что краснеет. — Ладно, простите старику его бестактность.
— Ничего, Харви, — улыбнулся бурундук. Но улыбка получилась более вымученной, чем хотелось бы, так как соотношение между шуткой и правдой в словах доктора было явно в пользу последней.
Подготовленный доктором Спайви список мужчин-мышей, по разным причинам не взятых на работу в Малую Центральную больницу, содержал тридцать пять имён. К тому времени, когда была вычеркнута последняя фамилия, все уже безумно устали, и новость о возвращении в больницу была встречена всеобщим ликованием.
— Ну что ж, — сказал Чип, когда карета «скорой» взяла курс на Портеро-Хилл. — Огромное вам спасибо за помощь! Вы все прекрасно поработали, а, учитывая, что дело это для вас новое, результаты более чем впечатляют. Были, конечно, огрехи, но это исключительно от недостатка опыта. Хотя, признаться, когда Гардинг улыбнулся своей первой собеседнице, я подумал, что её хватит удар!
— Ладно, это не страшно! — поспешил успокоить покрасневшего санитара бурундук, когда стих едва не опрокинувший карету взрыв хохота. — Избыток энтузиазма — обычное дело, и это гораздо лучше, чем его отсутствие! Хотя порой недосол всё же лучше пересола… Да-да, Митчелл, — кивнул «Спасатель», когда сидящий напротив него медбрат вздрогнул, — я именно вас имею в виду! Я понимаю ваши чувства и благодарен за искреннее желание помочь, но всему должен быть предел!
— Но вы же сами назвали этого Гонсалеса подозрительным, вот я и решил…
— Насколько я помню, я сказал: «Этот Гонсалес уж больно быстрый», а не «Этому Гонсалесу надо сделать больно, причём быстро!» К счастью, нам удалось убедить его, что вы просто хотели взять у него образец шерсти для анализа на предмет грибка. Представляете, что могло случиться, пойди слух о разъезжающей по городу бригаде «скорой» из МЦБ, которая хватает всех подряд? Это была бы катастрофа!
— Понял я, понял! Извините.
— Ничего, Митчелл. Но в следующий раз будьте сдержанней. Идёт?
— Идёт, мистер Чип.
— Вот и славно. А теперь отдыхайте, вы это заслужили. Думаю, мне стоит переговорить с доктором Стоуном на предмет предоставления вам всем на этой неделе дополнительного выходного. Как вы на это смотрите?
Ответом ему были радостный гомон и аплодисменты. «Спасатель», хоть и не разделял бурного восторга помощников, был искренне рад, что такой большой объём работ остался позади, и можно было со спокойной душой переходить к рассмотрению других вариантов. Их обдумыванию он и посвятил всё время, пока серый фургон ехал из Пасифик Хайтс на Портеро-Хилл.
Поездка была долгой, но и поразмыслить было над чем. Пока что все его выпады приходились мимо цели, и с каждым проверенным и отброшенным вариантом круг поисков лавинообразно расширялся. Сначала сотрудники больницы, потом те, кто в их число не попал. Что дальше? Все мужчины-мыши города? Или Сан-Анджелеса? Или далёкого Нью-Йорка? Даже целой команде «Спасателей» со всем их многолетним опытом потребуются недели, если не месяцы напряжённой кропотливой работы. Впрочем, Чипа, у которого дотошность и методичность были в крови, это не страшило, а, наоборот, подогревало в нём азарт сыщика. Ведь это было оно — дело. Нет, не так. Дело. С большой буквы, и никак иначе. То самое Дело, о котором он мечтал, допоздна зачитываясь детективными романами, и которое, как это часто бывает, нашлось там, где его ожидаешь меньше всего. И как раз тогда, когда его друзья находятся на другом конце земного шара…
«Может, всё-таки вызвать их сюда?» — опять подумал лидер «Спасателей», но в очередной раз отказался от этой идеи. Ещё в сентябре, когда Гайка впервые заговорила о предстоящем затмении и связанных с ним своих проектах, он дал себе слово, что
«Нет, этого не будет!» — твёрдо решил бурундук и, окинув взглядом тесный кузов автомобиля и сидящих рядом медработников, в очередной раз убедился, что необходимости вызывать друзей нет. Он работает не один, а в составе многочисленной и сплочённой команды, которая может сделать то, что не под силу даже его друзьям. А именно: без лишнего шума проверить алиби всех подозреваемых, так как и они и их соседи чувствовали себя гораздо спокойнее, видя перед собой работника МЦБ. Понятное дело, что законопослушные грызуны рассказали бы снискавшей всеобщее уважение бравой пятёрке всё, что им известно. Однако не очень законопослушных появление «Спасателей» насторожило бы, а то бы и просто спугнуло. С врачами же охотно разговаривали все, и Чип имел прекрасную возможность внимательно рассмотреть каждого подозреваемого через зашторенное окно фургона. В большинстве случаев этого было достаточно, чтобы понять, что они приехали не по адресу. Если же представший перед ними мужчина-мышь подходил под описание ночного незнакомца, его просили пройти в фургон, где с ним беседовал Чип, в то время как остальные члены бригады опрашивали соседей. И снова медицинское прикрытие оказывалось как нельзя кстати, предоставляя благовидный предлог для сбора информации о подозреваемом («вы же понимаете, работа в больнице очень ответственная, и мы должны знать о претендентах абсолютно всё») и помогая избежать различных кривотолков.
В общем, всё получалось даже лучше, чем можно было ожидать, и Чип рассчитывал за оставшееся до возвращения остальных «Спасателей» время проверить все сформулированные по горячим следам версии. Чтобы потом, после Рождества, уже вместе с друзьями вплотную заняться настоящей оперативной работой в тех же Сан-Анджелесе, Нью-Йорке, а может, и других местах, куда заведёт путеводная ниточка…
— Приехали, шеф! — тронул Чипа за плечо Гардинг.
— Да, уже? — встрепенулся бурундук. — Так быстро?
— Даже старое корыто мчится, как стрела, когда за рулём Ферди!
— Это точно! — согласился Чип. — Вы молодчина, Ферди!
— Спасибо, мистер Чип! Если что — обращайтесь!
— Непременно!
Гардинг помог бурундуку выйти из фургона и сесть в коляску. Ещё раз поблагодарив всю бригаду за активную неоценимую помощь, «Спасатель» поехал к находившемуся тут же в гараже грузовому лифту и поднялся на второй этаж, где располагался кабинет доктора Спайви, служивший точкой сбора для отобранных в группу для исследования больничного склада медработников. Чип предусмотрительно назначил сборы на три часа, однако даже несмотря на то, что большинство подозреваемых жили неподалёку от больницы, ему и его бригаде потребовалось больше времени, чем планировалось изначально, и они вернулись в больницу лишь к пяти часам вечера. Неудивительно, что собравшиеся под кабинетом Спайви грызуны встретили появление «Спасателя» единодушным вздохом облегчения.
— Мистер Чип! Наконец-то! — подбежал к бурундуку лаборант Стюарт. — А мы уже думали, что всё отменяется!
— Прошу прощения за задержку. Я сам не ожидал, что всё настолько затянется. Доктор Спайви у себя?
— Да, только вас и ждёт!
— Хорошо, тогда я скажу ему, что всё в порядке, и можно выступать… Кстати, — Чип обвёл взглядом собравшихся грызунов, — а где Мил… то есть сестра Манкчед?
— Там, — Стюарт кивком указал на дверь кабинета. — Сказала доктору, что у неё к нему срочное дело, и он пригласил её к себе.
— Давно? — спросил Чип чуть резче, чем можно было бы ожидать.
— Около часа…
— Понял, — коротко ответил бурундук и, постучавшись, открыл дверь.
— Я не помешал, Курт?
— Ну что вы, Чип! — хомяк широко улыбнулся и встал из-за стола. — Что-то вас долго не было. Неужели есть результат?
— Пока нет, — помотал головой Чип, после чего обратился к сидевшей напротив стола бурундучихе:
— Привет, Милли! Как ты?
— Ничего… — тихо ответила медсестра. Чип подъехал ближе и увидел, что она еле сдерживается, чтобы не расплакаться.
— Господи, Милли, что с тобой? Что здесь произошло, доктор?!
— Ничего особенного, Чип. Просто я объяснил вашей подружке, что её идея не выдерживает никакой критики…
— Почему, доктор?! — воскликнула Милли. — Я не понимаю! Ведь это… ведь это обычная практика! В конце концов, для этого все эти препараты и предназначены!
— О каких препаратах идёт речь? — насторожился Чип.
— О стимуляторах ЦНС, — пояснил Спайви.
— ЦНС?
— Центральной нервной системы. Это препараты, вызывающие кратковременное стимулирующее влияние на дыхательный и сосудодвигательный центры, сердечную мышцу и обменные процессы в организме. Увеличивают умственную и физическую работоспособность, выносливость и скорость реакции, а также объём внимания, способность к запоминанию и скорость обработки информации. Также устраняют чувство усталости и сонливости, — без запинки, как по бумаге, ответил врач.
— Но ведь… Но ведь это то, что нужно! — воскликнул Чип. — Почему вы не даёте их мистеру Гарольду?
— Вот и я о том же, Чип! — просияла медсестра. — Я долго думала об этом и пришла к выводу, что…
— Что вы совершенно забыли о побочных эффектах! — перебил её хомяк. — Об общем утомлении организма, наступающем после прекращения их воздействия! О снижении мотивации и работоспособности! Не говоря уже об относительно быстро возникающей психологической зависимости! Об этом вы подумали? О тошноте и мышечных судорогах я вообще молчу!
— Но всё это — последствия передозировки! — возразила Милли. — Да, действительно, широко применявшиеся ранее препараты из группы фенилалкиламинов, в частности амфетамин, способны вызвать психоневрологические отклонение и даже зависимость, но препараты последнего поколения, например новый кордиамизол, гораздо безопаснее! Конечно, надо тщательно определять дозу, исходя из индивидуальных особенностей пациента, но я абсолютно уверена, что доктор Стоун…
— Вот! — Спайви назидательно поднял вверх указательный палец. — Наконец-то вы вспомнили! Полагаете, я не думал об этом? Не обсуждал это с доктором Стоуном? И думал, и обсуждал. И наш с ним диагноз был следующим: организм мистера Кошелька этого не выдержит!
— Если правильно подобрать дозу… — повторила Милдред, но хомяк не дал ей договорить.
— Дело не в дозе! А в механизме действия! Вы знаете, как они работают? За счёт чего достигается их эффект? Я объясню, если вы вдруг забыли! — Спайви начал загибать пальцы. — Ускорение сердцебиения, увеличение артериального давления, расширение сосудов, учащение дыхания, рефлекторная возбудимость, тахикардия, активизация метаболических процессов в мышечной ткани, в частности на сердце, явления гиперстимуляции… — хомяк поднял над головой два сжатых кулака. — Вот уже сколько всего! И это ещё далеко не всё, ведь я не углублялся в механизмы влияния этих препаратов на синтез нуклеотидов в нейронах и прочие физиохимические аспекты их приёма! Неужели вы не понимаете, что каждый, повторяю, каждый из этих факторов по отдельности может привести к летальному исходу? А ведь, учитывая возраст мистера Кошелька, одним органом или системой дело не ограничится! Вы думали об этом?!
— Не кричите на неё, Курт!
— А я не кричу, я лишь констатирую факт! Ей хорошо говорить, ведь если произойдёт непоправимое, то отвечать будет не она, а я, как лечащий врач! А она всего лишь медсестра, какой с неё спрос?!
— Не смейте так говорить о ней! — вскричал Чип. Он даже привстал, оперевшись на подлокотники коляски, и Спайви инстинктивно отступил назад.
— Не надо, Чип! — схватила бурундука за локоть Милли, хотя тот в нынешнем состоянии не смог бы броситься на врача при всём желании. — Доктор Спайви прав, я действительно слишком много на себя беру…
— Нет, Милли, это не так! Ты прекрасный специалист! Я ведь недаром включил тебя в эту группу!
— Так это ты предложил мою кандидатуру? А я думала, что это доктор Спайви…
— Нет, Милли, — ответил врач. — Это действительно была идея мистера Чипа. И знаете, что я хочу вам сказать? Что он, как всегда, оказался абсолютно прав. Вы действительно великолепно разбираетесь в фармакологии, и ваша аргументация сделала бы честь любому заведующему отделением на любом консилиуме!
— Спасибо, доктор, но почему тогда…
— Поймите меня правильно, — удостоверившись, что гнев Чипа прошёл, Спайви приблизился к ним и положил руку на плечо медсестры, — я вижу, что вы искренне хотите помочь и что вы посвятили уйму времени обдумыванию этой идеи. Но так рисковать мы не можем. Да, действительно, состояние мистера Кошелька несколько улучшилось. Обращаю ваше внимание: несколько улучшилось. Да, появился небольшой просвет, появилась надежда на благополучный исход. Но мы должны понимать, что такая болезнь, как у него, никогда не проходит бесследно. Требуется время, многочисленные анализы и скрупулёзное наблюдение. И только когда будет ясно, что мы имеем дело именно с процессом выздоровления, а не со спорадической вспышкой активности, только тогда можно будет думать о применении сильнодействующих средств. Не раньше. Сейчас любое вмешательство в происходящие в его организме процессы может убить его. Это будет всё равно, что насыпать гору удобрений на едва пробившийся из-под земли росток. Недаром главная врачебная заповедь гласит: «не навреди!» — понимаете меня?
— Да, доктор, вы правы, — кивнула бурундучиха. — Пожалуй, я действительно несколько погорячилась…
— Уверяю вас, в этом нет ничего зазорного! Наоборот, лишний раз доказывает, что вам небезразлично ваше дело и что вы готовы идти на риск ради спасения чужой жизни. Это похвально, и без этого в нашем деле никуда, но увы, на одном лишь молодецком задоре далеко не уедешь. Необходим опыт. Но смею вас заверить, что если вы не будете сбавлять взятого вами темпа, то через два-три года от силы станете настоящим профессионалом и будете разбираться в лекарствах гораздо лучше меня!
— Ну что вы, доктор, — Милдред залилась краской. — Мне до вас, как до луны…
— Вот это вы мне бросьте! — хомяк шутливо погрозил медсестре пальцем. — Ладно, что-то мы с вами засиделись, а нас ведь целая толпа дожидается! Идёмте!
— Ну, что там? — спросил Спайви вернувшегося из разведки Стюарта.
— Сидит, читает газету. Посетителей нет.
— Отлично, — врач удовлетворённо потёр руки. — Таркл, организуй звонок. Пятая дорожка.
— Будет сделано, шеф! — кивнул санитар.
— Смотрите, Таркл, не сломайте там ничего, — назидательно произнёс Чип. Верзила ничего ответил, лишь злобно сверкнул глазами и скрылся в недрах уходившего во второй корпус вентиляционного туннеля. Его путь лежал в верхний северо-восточный угол склада. В том месте вентиляционная шахта проходила вплотную к кабельному коробу, поэтому именно там Гайка подключила к телефонной линии цифровой диктофон. Прибор был переделан таким образом, чтобы заряжаться непосредственно от телефонной сети, и особых усилий для поддержания его в рабочем состоянии не требовалось.
При воспоминании об этом хитром приспособлении Чип скривился, как от зубной боли. Это был один из тех случаев, когда Дейл наголову разбил его в инженерном поединке. Этого, впрочем, следовало ожидать, так как только такой большой специалист по всякого рода розыгрышам, как Дейл, мог придумать такое незатейливое и в то же время эффективное средство борьбы с бдительными кладовщиками.
Исходная идея была проста, как пятицентовик: записать на цифровой диктофон голос дежурного по больнице, вызывающего кладовщика для получения доставленного посыльным пакета, заранее приготовленного «Спасателями» и битком набитого позаимствованными из окрестных магазинов и офисов рекламными буклетами. Разумеется, пакет был нужен только для первого раза, но тут возникла другая сложность: если всё время использовать один и тот же трюк, люди в конце концов что-то заподозрят. Поэтому были созданы несколько сценариев с участием всех тех, кому мог срочно понадобиться кладовщик, от дежурного до самого директора больницы. Для реализации последнего сценария понадобилось подбросить на стол его секретарши фальшивую записку с просьбой вызвать вышеупомянутого кладовщика, и именно этот сценарий был задействован сейчас. Тому были две причины. Во-первых, это был самый благовидный предлог, так как после вчерашнего учинённого неизвестными силами разгрома интерес директора к положению дел на складе был абсолютно понятен. Во-вторых, офис директора находился на верхнем этаже первого корпуса, поэтому кладовщик будет отсутствовать достаточно долго.
Услышав короткую трель телефонного звонка, кладовщик вздрогнул, чуть не разорвав пополам газету. Он опаской посмотрел на висевший на стене аппарат, истово молясь про себя, что это просто кто-то ошибся номером, потом снял трубку и медленно поднёс её к уху.
Поскольку диктофон работал в режиме голосовой активации воспроизведения, на том конце провода было тихо. Кладовщик также не спешил начинать разговор, пауза стала затягиваться, и столпившиеся у вентиляционной решётки грызуны начали обеспокоенно перешёптываться.
— Алло… — наконец выдавил из себя мужчина и, услышав ответ, вздрогнул ещё сильнее, чем до этого. Кивнув невидимой собеседнице, он молча повесил трубку, бросил на неё уже даже не встревоженный, а затравленный взгляд, глубоко вздохнул и ушёл получать очередную выволочку.
— Отлично, — Спайви достал из кармана список членов поисковой команды и стал сноровисто распределять между ними стеллажи:
— Брэди — первый стеллаж. Фармер — второй. Манкчед и Поттер — третий. Я — четвёртый. Стюарт и Тейлор — пятый…
— Курт, вы точно уверены, что вам не нужен помощник? Всё-таки там одной ступеньки не хватает…
— Об этом не беспокойтесь, Чип, — хомяк хитро прищурился. — Её уже починили.
— Как это? — не понял бурундук. — Вы же говорили, что раньше на склад никому из наших было не пробраться!
— Это так, — Спайви согласно кивнул. — Но никому из наших не было нужды приходить сюда. Всё сделали люди.
— Люди?! Но…
— Вы сами всё увидите, Чип. Так, на чём я остановился? Ага, стеллаж номер шесть…
Закончив распределение стеллажей, Спайви спрятал список, и команда вошла на склад. Чип ехал рядом с доктором, лихорадочно соображая, зачем людям надо было чинить выпавшую из паза ступеньку. Будь он на их месте, непременно заинтересовался бы странным неизвестно откуда взявшимся объектом, совершенно не вписывающимся в обстановку…
«Погодите-ка!»
Бурундук оглянулся вокруг, пристально рассматривая все стеллажи. Ещё в своё первое достопамятное посещение склада он отметил, что лестницы устроены на всех без исключения стойках стеллажей. Но только сейчас он обратил внимание, что образующие их бруски вставлены абсолютно одинаково, с точностью до последнего паза, и в результате выглядели столь же неотъемлемой частью стеллажей, как их полки.
— Браво, Курт! — воскликнул Чип. — Маскировка под очевидность, как в «Украденной телеграмме»! Великолепно!
Ответа не последовало. Чип оглянулся и обнаружил, что доктор Спайви не идёт рядом с ним, а замер как вкопанный, глядя остекленевшим взором на четвёртую от пола полку своего стеллажа, сейчас практически пустую. Эта полка и исходивший от пола едва уловимый запах разлившихся лекарств были единственными напоминаниями о произошедшей вчера ночью баталии.
— Курт, что с вами? — обеспокоенно осведомился «Спасатель».
— Это… это… — пролепетал врач. — Чип, это… Это же тот самый стеллаж, да? И та самая полка?..
— Да, это именно она, — кивнул Чип.
— Боже мой, боже мой… Мистер Чип! — Спайви подошёл к «Спасателю» и протянул ему руку. — Вы действительно герой, каких мало! Знаете, когда вы сказали, что этот злодей сбросил вам на голову целую полку с лекарствами, я грешным делом подумал, что это было так, для красного словца, не более. Только теперь я понял, что вам в действительности грозило… Подумать только, и после всего этого вы ещё целую ночь работали вместе с Харви в лаборатории… Вы — великий бурундук, Чип!
— Бросьте, Спайви! — улыбнулся «Спасатель», пожимая протянутую руку. — Это вы все — настоящие герои. Без вашей помощи я бы ни на шаг не продвинулся в своём расследовании!
— Помогаем, чем располагаем! — ответил врач и пошёл к своему стеллажу. Чип вернулся к вентиляционной решётке и уже оттуда стал наблюдать за поистине феерическим действом. Как и следовало ожидать, после устроенного начальством разноса кладовщик не забыл перед уходом погасить на складе свет. Специально на этот случай каждый член команды имел при себе маленький светодиодный фонарик из тех, что вставляются в брелки для ключей для подсветки замочной скважины, и то и дело мелькавшие на стеллажах маленькие огни напоминали танцующих в темноте светлячков. Чип непроизвольно вздрогнул, так как это зрелище напомнило ему о концерте группы «A-Kha» и связанных с ним воспоминаниях, как приятных, так и не очень…
— Чип, ты спишь? — раздался прямо у него над ухом голос медсестры.
— Нет, Милли, просто задумался.
— Как твоя голова? Не хочешь принять аспирин? У меня с собой есть немного…
— Спасибо, это лишнее. Я в полном порядке. Даже повязка уже не нужна!
— Уверен? — медсестра осторожно провела рукой по голове Чипа в районе ушиба. — Так не болит?
— Разве прикосновение такой красивой девушки, как ты, может причинить боль?
Рука медсестры на мгновение замерла, после чего она присела и заглянула Чипу в глаза.
— Это ты мне скажи.
— А разве я уже не сказал?
Милли хихикнула.
— Тебе обязательно всё время говорить загадками?
— Вообще-то нет, но… Кстати, о загадках. Ты нашла что-нибудь?
— Нет, — Милли сокрушённо покачала головой. — Ничего, даже отдалённо похожего.
— Ясно, — Чип снова посмотрел на танцующие во мраке огоньки. Внезапно ему в голову пришла другая мысль, и он как только мог непринуждённо произнёс:
— А ты молодец, быстро справилась!
— Спасибо, но это исключительно потому, что я работала в паре с Поттером, нашим вторым лаборантом.
— Ну да, конечно… И как он тебе? — задал бурундук первый пришедший на ум вопрос, чтобы побыстрее уйти от темы, пока Милдред не заметила заброшенной им удочки.
— Ничего, симпатичный. Как для мыши, я имею в виду.
— Рад слышать, — кивнул Чип, который сам не знал, чему именно рад: тому, что медсестра ничего не заметила, или что Поттер — мышь. — Кстати, он ничего не нашёл?
— У него тоже пусто. Правда, на нашем с ним стеллаже хранились в основном инструменты и перевязочные материалы, и лекарств было очень мало. Прости…
— Не огорчайся, Милли, мы всё найдём! — поспешил подбодрить загрустившую медсестру Чип. — Один стеллаж, тем более набитый бинтами, не показатель. Их на этом складе ещё целое множество…
— Мистер Чип!
— Да?
— Брэди, первый стеллаж. Ничего нет.
— Уверены?
— Абсолютно.
— Понятно.
— Я могу идти? Я тут с ночи, и…
— Разумеется! Большое спасибо за помощь! До свидания!
— До свидания, мистер Чип.
— Опять неудача, — прокомментировала новость медсестра, сжав ладонь Чипа.
— Ничего, Милли, — успокоил её бурундук, хотя второй доклад о неудаче заставил занервничать его самого. С другой стороны, с каждым исследованным стеллажом шансы на то, что интересующий их препарат окажется на следующем, только вырастают…
— На пятом стеллаже ничего, мистер Чип.
— Благодарю, Тейлор. Спасибо за работу, Стюарт… Постойте! — остановил двинувшегося к выходу лаборанта «Спасатель». — Стюарт, я всё хотел вас спросить насчёт тех образцов. Результаты анализов должны храниться на диске, так?
— Да, я даже выделил для них отдельную папку.
— Очень предусмотрительно с вашей стороны! Как думаете, из них ещё хоть что-то можно выжать?
— Не знаю… — протянул лаборант, махнув рукой в воздухе. — Конечно, учитывая объёмы текста, с которыми нам пришлось иметь дело, теоретически мы могли что-то упустить… Знаете, я могу попробовать поиграться с настройками алгоритма, вдруг что-нибудь…
— Буду вам очень признателен! Ладно, идите отдыхайте, а то я вас и так сверх всякой меры задержал…
— Фармер, второй стеллаж. Пусто…
— Спасибо вам, вы свободны…
— На девятом тоже ничего…
Теперь донесения шли непрерывным потоком. Менялись докладчики, менялись номера стеллажей. Но смысл оставался прежним.
— Пусто…
— Ничего…
— Увы, ничего похожего…
— Я дико извиняюсь, но…
С каждым новым старым донесением Милдред всё крепче сжимала ладонь Чипа. Бурундук в свою очередь всё сильнее морщил лоб, вновь и вновь умозрительно перебирая цепочку своих умозаключений и пробуя на зуб каждое звено в поисках самого слабого и одновременно самого мощного звена, которое, будто локомотив, направило поток его мыслей на ветку, ведущую в тупик.
Но ведь всё выглядело так логично и естественно!
Преступник приехал не на лифте, а пришёл через вентиляцию. Это аксиома.
Он великолепно ориентировался в хитросплетениях туннелей, не плутал и не метался из стороны в сторону. И, что немаловажно, знал о секретной дверце, прорезанной в вентиляционной решётке. Это тоже аксиома.
Злоумышленник не побежал дальше по коридору к аварийному выходу, а свернул к складу. Он мог спокойно уйти через вентиляцию второго корпуса, но вместо этого спрятался в комнате, из которой был только один доступный для него выход. Почему?
Потому что не знал о том, что вентиляционная труба круто изгибается, и калека на инвалидной коляске, даже реактивной, там не проедет. Аксиома?
Нет, больше похоже на теорему, так как до этого момента преступник действовал безукоризненно. Бесшумно прокрался через всё отделение, убедился, что поблизости никого нет, предусмотрительно не стал включать свет в палате. Потом хотел уехать на лифте, зная, что это самый быстрый и надёжный способ покинуть место преступления. Но потом, когда понял, что коляска Чипа способна двигаться гораздо быстрее обычного, запаниковал и побежал, куда глаза глядят, машинально повторяя маршрут, которым шёл сюда…
«Машинально ли? А может, с чётко определённой целью?»
— Уинстон, стеллаж номер десять. Пустышка.
— Спасибо, — пробубнил Чип, даже не взглянув на собеседника.
«Сам же говорил, что недооценивать противника очень опасно, и тут же сходу записал преступника в лунатики. Нет, он не лунатик. У него была цель…»
Цель.
«Да, но какая именно?»
Что можно сделать на складе такого, чего не сделаешь на улице?
«Положим, на складе легче спрятаться…»
Да, но на улице гораздо легче просто убежать. Запрыгнуть на бордюр, перелезть через окружающий больницу забор и раствориться в глубине ночного города…
— Чип!
Это был Спайви. Его всегда прилизанные волосы растрепались, а на круглом лице мелким бисером блестели капельки пота.
— Скажите, что вы нашли его, Курт.
— А что, больше никто?..
— Никто. Вы последний. Только не говорите, что и у вас ничего…
— Увы, — развёл дрожащими руками врач. — Ничего. Я всё обыскал. Каждую полку по три раза проверил. Как сквозь землю…
— Господи… — прошептала Милли. — Доктор Спайви… Чип… Но ведь это…
— Фиаско, — закончил за неё «Спасатель», кисло усмехнувшись. Получалось, что он снова где-то просчитался, снова чего-то не учёл, что-то упустил…
— Чип, нам пора уходить. Кладовщик может вернутся с минуты на минуту.
— Да, Курт, вы правы. Всё равно нам здесь уже делать нечего…
Закрыв за собой решётку, троица отправилась назад в МЦБ. Управление коляской Чипа по обыкновению взяла на себя Милдред, и бурундук получил возможность тщательно обдумать сложившуюся ситуацию.
«Где преступник раздобыл свою отраву?»
На складе её нет. Значит, он принёс её откуда-то из другого места. Вполне возможно, особенно если речь идёт о подосланном убийце…
«Откуда в таком случае он так хорошо знает дорогу на склад и про дверцу в решётке?»
Элементарно. Он хорошо подготовился и досконально изучил способ проникновения в больницу и возможные пути отхода…
«Хорошо, но если он так хорошо знаком с вентиляцией, почему не убежал во второй корпус?»
Может, он знал не всё? Не знал про изгиб вентиляции и что если повернёт, то окажется в безопасности…
Вряд ли. Если он действительно всё тщательно спланировал и досконально изучил обстановку, то всё должно быть с точностью до наоборот…
А всё и было с точностью до наоборот!
Преступник не «не знал, что если повернёт, то окажется в безопасности». Он знал, что если повернёт, то окажется в опасности, под угрозой получения по голове брошенным Чипом костылём. Он действительно хотел прыгнуть в правое ответвление туннеля, но заметил замах Чипа и на ходу перестроился! Только и всего!
Хорошо, с этим вопросом, или, точнее, этим участком трассы вроде разобрались. Но ведь есть и другой.
Почему злоумышленник не убежал на улицу через аварийный выход?
— Милли!
— Да, Чип?
— Вы с Куртом идите в отделение, я вас догоню. Хочу съездить, проверить одну вещь.
— А можно мне с тобой?
— Ну, если хочешь…
— Ты ещё спрашиваешь? Конечно хочу! С тобой — куда угодно!
— Если так, тогда конечно!
— Надеюсь, вы не сильно обидитесь, если я тоже пойду с вами? — с улыбкой спросил Спайви. — Может, подскажу что-нибудь…
— Разумеется, доктор, мы без вас никуда! — заверил его Чип, которому на этот раз бодрый тон дался пускай лишь с некоторым, но всё же трудом.
Дойдя до освещённого гирляндой коридора, троица повернула не направо, к больнице, а налево, к аварийному выходу. Устроен он был по такому же принципу, что и выходившие в подземный гараж ворота. Обычная вентиляционная решётка с автоматическим подъёмным механизмом, состоявшим из скрытых в нишах по бокам трубы металлических бигуди, приводимых в движение либо электромоторчиками, либо вручную, для чего служили приваренные на концах каждого бигуди и затупленные во избежание порезов гвоздики.
— Что вы хотите здесь найти? — поинтересовался хомяк, видя, что Чип пристально изучает прикреплённый к стене скотчем пульт управления решёткой. На нём было две кнопки: верхняя, поднимавшая решётку, и нижняя, опускавшая её. Чтобы никто ненароком их не перепутал, верхняя кнопка была в два раза больше, и вдобавок покрыта ярко-оранжевой люминесцентной краской, делавшей её видимой даже при сильном задымлении. Точно такой же пульт, только тщательно замаскированный, находился снаружи.
— Скорее, не найти, а убедиться, — ответил Чип, нажимая на верхнюю кнопку. Зажужжали электромоторчики, зашуршали рассекающие воздух гвоздики-ручки, и огромная по мышиным меркам решётка буквально взмыла в воздух, открывая выход во двор. Хотя решётка располагалась недалеко от въезда в подземный гараж, её было практически не видно с дороги из-за посаженных вдоль стен кустов, поэтому в случае пожара эвакуация Малой городской больницы имела все шансы остаться незамеченной.
— И что теперь, Чип? — спросила Милли, когда бурундук снова опустил решётку.
— Как говорится, что и требовалось доказать.
— Не поняла.
— Да, Чип, — поддержал бурундучиху Спайви. — Консилиум в затруднении, нельзя ли поконкретнее?
— Видите ли, я не совсем понимаю, почему злоумышленник побежал на склад, а не сюда, ведь на улице ему было бы гораздо проще скрыться от меня. Тогда я подумал, что, возможно, решётка поднимается слишком медленно, чтобы он успел прошмыгнуть под ней до того, как я его настигну. Но, как вы сами видели, она полностью открывается за две секунды с небольшим, а для ускорения процесса эвакуации пульт специально расположен так, чтобы бегущему достаточно было просто выставить руку и хлопнуть по ней, даже не сбавляя скорости. Тем не менее преступник побежал во второй корпус. Почему?
— Ну, может, он просто этого не знал? — предположила Милдред.
— Или по глупости свернул не туда? — добавил Курт.
— Резонно, но я бы не стал особо рассчитывать на его неосведомлённость и глупость. Слишком правильно он действовал всё это время, чтобы потом резко поглупеть. Все его поступки были осмысленны, значит и этот преследовал какую-то цель. Вот только какую?
— Чип, но ты же сам тогда в лаборатории говорил, что преступник мог просто инстинктивно бежать туда, откуда пришёл. Может, этим всё и объясняется?
— Ты права, но я говорил это потому, что был уверен, что преступник вооружился препаратом, взятым именно с этого склада. Но мы ничего похожего там не нашли… Кстати, Милли! Мне тут пришла в голову отличная идея! Что если поискать такой препарат на твоём складе?
— Я уже искала.
— Правда?! — Чип чуть из кресла не выскочил. — И ты молчала?!
— Ну, я же ничего не нашла, извини…
— Это ты извини, Милли, я что-то совсем того, этого… Но ведь ты живёшь на одном из самых больших аптечных складов города!
— Вот именно, Чип. Аптечных. На таких складах, как мой, хранятся только те лекарства, которые поступают в розничную сеть.
— То есть это какое-то экспериментальное лекарство? — уточнил бурундук.
— Думаю, да.
— Но разве такое возможно? Я имею в виду, чтобы достать его, надо иметь доступ в исследовательский центр фармацевтической компании! В святая святых! Не так ли, Курт?
— В принципе, да…
— Но совсем не обязательно! — перебила хомяка Милдред, в порыве энтузиазма забыв про этикет и субординацию. — Ведь каждый новый препарат, кроме всевозможных лабораторных тестов, должен пройти клиническое испытание на пациентах. Сначала — на небольшой группе здоровых добровольцев для проверки его безопасности, метаболического действия и оттачивания дозировки. Потом — на более многочисленной группе больных, страдающих недугом, для лечения которого это лекарство предназначено. Наконец, во время третьей, самой масштабной фазы, пробные партии препарата рассылаются во все крупные медицинские учреждения, где на большом числе пациентов проверяется эффективность препарата, его долгосрочные и побочные эффекты. И лишь после успешного прохождения всех этих испытаний, продолжающихся несколько лет, лекарство получает сертификат качества и постепенно становится общеупотребительным.
— Вот это да! — восхищению Чипа не было пределов. — Это феноменально, Милли!
— Согласен! — присоединился к бурундуку Спайви, с лица которого всё время, пока медсестра говорила, не сходила хоть и несколько снисходительная, но благодушная улыбка.
— Иными словами, нужный нам препарат вполне мог иметься в этой больнице, так как это один из крупнейших медицинских центров Западного побережья и постоянный участник всякого рода испытательных программ! — подвела итог бурундучиха, но хоть её задор Чипа и радовал, развеять его сомнения он не мог.
— Это всё, конечно, очень хорошо, но как тогда объяснить, что мы ничего не нашли?
— Ну, не знаю, может его хранят отдельно, это всё-таки экспериментальный препарат. Пока что выпущена лишь небольшая партия, от трёх до пяти тысяч доз, равномерно распределённая между больницами по всей стране. По сравнению с тем же аспирином, выпуск которого измеряется миллиардами таблеток каждый год, — капля в море!
— Капля в море… — задумчиво повторил бурундук. Капля в море. Маленькая блестящая капелька, бесследно исчезающая среди волн. Или разбивающаяся о камни. Вот упала одна, за ней другая, третья… Целый дождь, ливень, водопад разноцветных капелек, падающих с высоты и разлетающихся на множество мелких брызг, так похожих на осколки стекла…
«Где умный человек прячет книгу? В библиотеке…»
Это не неприметные уличные мальчишки, которых Шерлок Джонс использовал в качестве агентов. И не положенный на самом видном месте небрежно скомканный лист бумаги, в котором сотни полицейских видели выброшенный за ненадобностью черновик, но лишь Жюль Фондю увидел похищенную секретную правительственную телеграмму. Это целое сражение, затеянное исключительно с целью скрыть следы ранее совершённого преступления, много лет спустя раскрытого простым сельским священником отцом Грэем. Преступления, которое в силу невиданного доселе размаха могло быть раскрыто только по прошествии длительного времени, потому что большое видится на расстоянии и в более спокойной обстановке. А не тогда, когда на тебя с грохотом валятся коробки, бутылки и банки.
— Вот оно что… — пробормотал Чип.
— Что, Чип? — хором спросили встревоженные его словами и выражением лица Милдред и Курт.
— Знаете, почему преступник побежал именно на склад?
— Нет, а почему? Чип, не томи!
— Он действительно бежал туда, откуда пришёл, строго придерживаясь пройденного ранее маршрута. Но он следовал ему не только в вентиляции, но и на складе. С точностью до стеллажа и полки.
— То есть он побежал прямо туда…
— …где лежал взятый им препарат.
— Что же это получается? Что он сам привёл вас прямо к нему?! — удивился Спайви. — Но зачем ему было это делать?
— Думаю, поначалу он хотел спрятаться и дождаться, пока я уеду, чтобы перенести препарат в другое место, откуда он его сможет при случае взять снова. Он знал, что калека на инвалидной коляске ни за что не найдёт его, однако выпавшая ступенька выдала его, и ему пришлось импровизировать. Но тут уже я помог ему, спрятавшись именно за этим стеллажом от кладовщика. Не знаю, сразу ли он догадался, что это очень удобный повод замести следы, или эта идея пришла к нему позже, но среди прочего он сбросил вниз упаковку с препаратом. Поскольку это жидкость, она наверняка хранилась в ампулах, которые вряд ли пережили падение с такой высоты. А если принять во внимание, что мусор из больницы вывозят два раза в день, то они, как и все остальные погибшие лекарства, давно гниют на городской свалке.
— Чип, ты гений, — заворожённо произнесла Милли. — Только ты один способен додуматься до такого!
— Без тебя я бы в жизни не догадался.
— Без меня?
— Да, без тебя и твоих слов о капле в море.
— Вот это да! Надо же! Здорово! Я так рада, что смогла тебе помочь! — от переполнявших её эмоций медсестра прямо искрилась.
— К сожалению, радоваться рано. Этот препарат представлял огромную важность. Если бы у нас был его образец, мы могли бы подготовиться на случай, если преступники, а я более чем уверен, что тот убийца действовал не один, предпримут попытку закончить начатое. Они действительно очень умны, раз предпочли воспользоваться экспериментальным препаратом, неизвестным ни больничному анализатору, ни персоналу. Действие распространённых препаратов хорошо известно и изучено, но экспериментальный препарат, а тем более его передозировка, может иметь такие побочные эффекты, которые поставят в тупик любого, даже самого опытного врача. Верно, Курт?
— Верно, Чип, — коротко кивнул Спайви. Милли резко помрачнела и спросила упавшим голосом:
— Но если так… Что же теперь делать?
— Главное — не унывать! — авторитетно заявил Чип и подмигнул ей. — Экспериментальный препарат — палка о двух концах. Его очень мало, и о нём мало кто знает, но как раз поэтому его легко отследить. Задействуем резервные каналы. Курт, вы же видный специалист и, насколько я знаю, долгое время работали в фармацевтической лаборатории в Небраске…
— В Неваде. Я и Харви немедленно свяжемся с нашими коллегами во всех крупных центрах. Если этот препарат действительно вышел на третий этап испытаний, кто-то из них наверняка что-то о нём слышал. Я попрошу их раздобыть для нас образец, а также держать ухо востро и сообщить нам, если им будет интересоваться кто-то ещё. Я ведь правильно понял вашу мысль, Чип?
— Чертовски правильно, док! «Спасатели», вперёд!
— Разумеется, Чип! — хохотнул Спайви. — Что будем делать теперь?
— Что теперь? — бурундук задумался. — Будем ждать ответа от ваших коллег и надеяться на возможность поговорить с мистером Кошельком.
— В таком случае предлагаю вам по крайней мере частично скоротать ожидание в нашем диагностическом отделении. Посмотрим, как продвигаются дела у ваших ноги и головы.
— С головой у меня, как видите, всё в порядке! — с улыбкой заметил Чип.
— Не спорю, — кивнул врач, — однако профилактическое обследование никогда не бывает лишним. Сестра Манкчед отвезёт вас.
— Вот оно значит как? — с притворной обидой спросила бурундучиха, когда они вернулись в больницу, и Спайви оставил их, уехав на лифте на второй этаж. — Выходит, доктор Спайви уже зачислен в твою команду? А меня возьмёшь?
Сконфуженный бурундук деланно рассмеялся, дабы свести всё к шутке, но не мог не отметить, что идея Милдред вызвала у него гораздо меньше протеста, чем можно было бы предположить.
Пересёкши порог палаты, Чип понял, что за последние двое суток провёл в её стенах так мало времени, что даже начал понемногу забывать, как она выглядит. Но теперь, когда страсти несколько поутихли и в расследовании наступила, так сказать, оперативная пауза, он наконец-то получил возможность немного передохнуть. Все выдвинутые по горячим следам версии были отработаны, и хотя ни одну из них Чип не собирался окончательно сбрасывать со счетов вплоть до поимки настоящего убийцы, полученные им результаты выглядели настолько убедительно, что он искренне сомневался в том, что ему и его друзьям придётся к ним возвращаться.
Именно с остальными «Спасателями» была связана самая, вне всякого сомнения, главная и радостная новость дня: поджидавшее его на тумбочке в палате письмо из Индонезии. Увидев его, Чип понял, насколько сильно соскучился по своим друзьям, и, буквально растерзав конверт, с головой погрузился в чтение. Пожалуй, только новую книгу из серии «Потерянный архив доктора Блотсона», в которой публиковались написанные на основе оставшихся после Говарда Баскервиля идей и наработок произведения, Чип мог бы читать с такими же жадностью и рвением, да и то вряд ли. В конце концов, роман о похождениях выдуманного персонажа и весточка от реальных и дорогих друзей суть вещи попросту несопоставимые.
Как и предполагалось, к этому времени его друзья добрались до города Магеланга и посетили расположенный в его окрестностях Боробудур, а теперь делились впечатлениями. Впечатления сводились к эмоциональным междометиям, время от времени перемежаемым описаниями природы, погоды и густо покрывавших стены комплекса настенных барельефов, величие которых описывалось опять-таки междометиями, а потому по большей части осталось за кадром.
Однако недостаток художественных деталей с лихвой компенсировался техническими подробностями. Невинное замечание Рокфора о том, что видимая часть фундамента комплекса, скрывающая ещё около двухсот барельефов, была построена гораздо позже остальной части здания, и её предназначение до сих пор остаётся загадкой, были для Гайки всё равно, что красная тряпка для быка. Она тут же бросилась проверять все основные гипотезы, в частности, что фундамент был укреплён для предотвращения проседания лежащего в основании здания холма. Здесь вступление заканчивалось и начинались формулы и схемы. При этом разные блоки текста шли во всех четырёх направлениях, так как мышка, очевидно, проводила все расчёты на ходу и с присущим ей рвением просчитать всё и сразу, поэтому не обращала внимания на такие мелочи, как отсутствие на листике свободного места. Чипа, который и так мало что понимал, необходимость постоянно вертеть листик совсем сбивала с толку, но он героически продирался сквозь джунгли букв и цифр, стараясь не упустить ни одного написанного Гаечкиной рукой значка, и огорчённо вздохнул, когда её часть письма подошла к концу. Хотя завершалась она словами «что и требовалось доказать» и тремя восклицательными знаками, бурундук так толком и не мог сказать, к какому же выводу пришла гениальная мышка.
«Обязательно спрошу у неё, когда они вернутся…» — пообещал себе Чип — и тут же мысленно хлопнул себя по лбу. Зачем же ждать так долго, если все вопросы можно задать в ответном письме? Абсолютно незачем!
Вынув из тумбочки очередные конверт и листик и обложившись страничками с выкладками, бурундук с головой погрузился в работу, заполняя убористым почерком одну страницу за другой. Он строчил, как пулемёт, щедро пересыпая текст взятыми из письма Гайки терминами и формулами. И хотя некоторые слова и выражения были ему непонятны, Чип всё равно старался использовать как можно больше из них, зная, что мышка по достоинству оценит его усилия, а если и встретит какую-нибудь особо выдающуюся глупость, то не рассердится на него за невежество, а от души повеселится.
Закончив, Чип посмотрел на выросшую на постели кипу листков и усмехнулся, вспомнив, сколько усилий ему потребовалось в прошлый раз, чтобы выдавить из себя хотя бы одну страницу. Собрав разложенные для удобства веером странички Гаечкиного письма, он ещё раз пролистал их и вдруг заметил ещё одну строчку, которую Гайке в силу нехватки места пришлось писать по периметру листика.
«Чип, скажи честно, с тобой всё в порядке? Я волнуюсь за тебя. Гайка».
«Спасатель» бросил взгляд на приготовленные к запечатыванию в конверт страницы своего письма. Потом взял самый последний, на котором ещё оставалось место для двух, максимум трёх строчек.
«А может, всё-таки…»
Одно дело — просто умолчать о происходящем. Но говорить неправду в ответ на прямо поставленный вопрос…
Разве может он лгать ей? Имеет ли он вообще право лгать ей?
«Нет, не имею…»
Тогда что? Написать, что вокруг творятся непонятные вещи, что у него проблемы, и ему срочно нужна их помощь?
Прикинув время полёта до острова Ява и приняв во внимание разницу во времени, Чип подсчитал, что его письмо дойдёт до друзей
Затмение. Проект Гаечки, её планы, её мечта…
«Нет! Я давал слово!»
Его рука задвигалась, выводя на бумаге ответ. Самыми трудными были первые две буквы. Потом всё пошло гораздо быстрее и легче.
«Не волнуйся, Гаечка, у меня всё хорошо. Желаю тебе и друзьям приятного отдыха, новых впечатлений и успешного проведения всех запланированных наблюдений. Берегите себя. Чип».
Всё. Точка. Что написано пером, не выгрызешь и бобром.
Нет, можно, конечно, взять чистый листик и написать совсем другое…
Но зачем, спрашивается?
Палата Гарольда Кошелька и кабинет доктора Стоуна надёжно охраняются, все имевшие непосредственное отношение к больнице мужчины-мыши допрошены, больничный склад исследован вдоль и поперёк.
Всё под контролем. Волноваться не о чем. Его друзьям не стоит беспокоиться. Он и персонал больницы обо всём позаботятся. И пусть им пока не удалось узнать название использованного препарата, коллеги Стоуна и Спайви им помогут. И тогда очень многое вмиг встанет на свои места. Должно встать, по крайней мере.
Кое-как утрамбовав страницы своего письма, чтоб они поместились в конверт, лидер «Спасателей» откинулся на подушку. В голове у него снова и снова прокручивался составленный его друзьями текст, и он ощущал себя не лежащим в больничной палате, а карабкающимся по каменным ступеням Боробудура. Мало-помалу напряжение и недосыпание последних двух суток взяли верх, и Чип сам не заметил, как задремал, чтобы, проснувшись, обнаружить на тумбочке поднос с ужином. Конверта с его письмом не было, но бурундук не встревожился, а обрадовался, мысленно поблагодарив Милли за предусмотрительность и заботу. В отличие от вчерашнего вечера, когда Чип отказался от ужина в пользу изучения списка подозреваемых и выработки индивидуального подхода к каждому из них, сейчас аппетит у него был волчий. Поэтому лишь опустошив половину тарелки, «Спасатель» обратил внимание, что еда сегодня просто феноменально вкусная, без единого лишнего грамма соли, перца или чего другого.
«Повар у них поменялся, что ли? А может, получил нагоняй от начальства, так как кто-то из пациентов пожаловался на пересоленный ужин? Да, наверное…» — решил бурундук. Что ж, если уже даже местный повар научился готовить как следует, значит жизнь и вправду налаживается.
— Можно, шеф?
— Входи! Так, а где наш общий знакомый?
— Он попросил меня…
— Выходит, он решил прятаться? Что ж, правильно решил, аж удивительно! Нет, ну каково, а? Это даже медицинской энциклопедии непостижимо!
— Всё настолько плохо?..
— Плохо?! Это не то слово! У нас препарата на две инъекции! Две! Вместо пяти! Понимаешь. что это значит?!
— Ну, догадываюсь…
— Догадываешься, значит? Ну-ну…
— Но вы же такой умный, шеф, вы обязательно что-то придумаете!
— Не лебези! Хотя за комплимент спасибо…
— Ну что вы! Мы без вас никуда! Мы…
— Так, всё, прекрати, не надо тут этой передозировки… Что это?
— Его последнее письмо, шеф.
— Надо же, а я уж думал, что этим тоже придётся самому заниматься… Хм, а настрочил же… На, почитай! Что скажешь?
— Ого, да тут целый роман!.. Хм… Гм… Формулы какие-то…
— И, заметь, ни единого слова о нашем деле!
— И что это значит, шеф?
— Что либо он не считает нужным подключать к этому делу остальных, либо это какой-то шифр. Впрочем, это уже не важно. Пришла пора нашего дорогого друга выписывать.
— Выписывать? В смысле, того? Нет, вы не подумайте, я по-прежнему всеми руками «за», но вы же сами говорили, что если с ним хоть что-то случится, его друзья…
— А вот это уже моя забота…
— Хэл, ты меня слышишь?
Густые брови Гарольда Кошелька шевельнулись. Все затаили дыхание, и несколько секунд в палате не было слышно ничего, кроме ритмичного попискивания приборов. Но вот старый меценат медленно повернул голову, взглянул на державшую его за руку жену, и его скрытое густыми бакенбардами лицо растянулось в улыбке.
— Да, Миззи, слышу…
Его голос звучал глухо и неуверенно, но для окружавших его постель грызунов он прозвучал так же громко, как раскат грома над знойной степью, несущий с собой долгожданный дождь.
— Господи, Хэл… Я… я так боялась, что это… что больше никогда не услышу твой голос… — прошептала Мауиза. Её голос дрогнул, и стоявший у неё за спиной Перри Натсон, тут же сунул ей в руку платок.
— Не волнуйся, дорогая, — ответил Гарольд, ободряюще сжав ладонь супруги. — Всё… всё будет хорошо.
— Как вы себя чувствуете, Гарольд? — спросил Спайви. Обойдя кровать, он наклонился к своему пациенту и осторожно приподнял его веки, чтобы лучше рассмотреть зрачки. — Вы меня хорошо видите?
— Всё немного размыто, доктор, но вас узнать могу…
— Это хорошо. Если так пойдёт дальше, в скором времени будете скакать, как кенгуровая крыса.
Гарольд Кошелёк сдавленно хохотнул.
— Вы всегда были большим шутником, Спайви.
— Может быть, мистер Гарольд. Но, боюсь, сейчас не самое подходящее время для шуток.
— Не волнуйтесь, Спайви, мне гораздо лучше…
— Вижу. Но дело не в этом, а в том, что… Впрочем, уверен, мистер Чип объяснит всё гораздо лучше.
— Мистер Чип… — меценат прищурился, пытаясь разглядеть черты лица подъехавшего к кровати бурундука, но видел лишь одно большое светлое коричневое пятно. — Это имя мне знакомо, но я вижу вас слишком плохо, чтобы узнать…
— Я из команды «Спасателей», мистер Гарольд, и хотел бы…
— Да, конечно же! Простите, что не узнал вас сразу…
— Не стоит, мистер Гарольд, это вы должны меня простить. Я понимаю, насколько вам сейчас трудно, но мне просто необходимо задать вам несколько вопросов. Поверьте, я бы не стал этого делать, но так получилось, что только вы можете ответить на них, и…
— Довольно вступлений, мистер Чип, — прервал бурундука меценат. Хотя его голос оставался хриплым, в нём появились повелительные нотки. — Не знаю, сколько у меня осталось времени, поэтому давайте не будем тратить его понапрасну…
— Ну что ты такое говоришь, Хэл?! — воскликнула Мауиза, заломив руки. — Ты поправишься, вот увидишь! Правда, доктор? Скажите…
— Миззи, пожалуйста, — теперь Гарольд был сама нежность. — Мы же оба с самого начала знали, что именно так всё и будет.
— Но, Хэл…
— Это неизбежно, Миззи. Я уже стар и не питаю никаких иллюзий на этот счёт. А ты молода, у тебя вся жизнь впереди.
— Я… я не хочу жить без тебя…
— Миззи, дорогая, не говори глупостей, — Гарольд Кошелёк нахмурился, и сталь снова вернулась в его голос. — Ты красива, умна и талантлива и способна достичь всего, чего только пожелаешь, уж я-то знаю… Простите, мистер Чип. Я вас слушаю.
Чип глубоко вдохнул. Расследование вступало в свою следующую фазу. Раскрыть преступление по горячим следам не получилось, отработка технических подозреваемых ничего не дала. Пришло время подняться на следующую ступеньку и искать не простого исполнителя, каковым, скорее всего, был тот ночной медбрат, а заказчика.
— Скажите, мистер Гарольд, у вас есть враги?
— Враги? Раньше точно были, а теперь — кому я нужен?
— Хэл, не говори так! — снова вмешалась миссис Кошелёк.
— Прости, дорогая, но я привык смотреть правде в глаза… — меценат сделал паузу, его взгляд словно подёрнулся дымкой. — Жаль, что мне не всегда удавалось разглядеть её…
— Дело в том, мистер Кошелёк, — медленно произнёс Чип, — что на вашу жизнь покушались.
Кустистые брови мецената взметнулись вверх. То есть не взметнулись, а чуть сдвинулись, однако для его состояния это была очень и очень бурная реакция.
— Покушались?
— Да, мистер Гарольд… Что с вами?! — воскликнул Чип, когда богач внезапно задрожал всем телом и захрипел. — Доктор Спайви!
— Ничего не понимаю! Аппаратура не фиксирует никаких перебоев! Это не спазм, это больше похоже на приступ астмы, но у мистера Кошелька никогда не было…
— Простите… что заставил вас… волноваться… — наконец заговорил Гарольд Кошелёк. Его накрытая одеялом грудь высоко вздымалась, что в сочетании с шумным дыханием делало его похожим на кузнечный мех. — Давно я так… не смеялся…
— Так это вы… Но над чем тут смеяться?!
— Молодой бурундук, вы даже не представляете, как я рад услышать нечто подобное! Если в таком возрасте и в таком состоянии кто-то всё равно пытается тебя убить, значит жизнь прожита не зря, вы так не считаете?
— Хэл, ну что ты, в самом деле! Господи…
— Ладно, дорогая, прости. Что-то я и впрямь не совсем соображаю, что говорю…
— И всё-таки, мистер Кошелёк, — повторил Чип, — я был бы очень признателен, если бы вы ответили на мой вопрос. Ну хоть что-нибудь. Имя, событие в прошлом, что угодно. Угрозы, оставшийся неразрешённым конфликт, конкуренты…
— Это сложный вопрос, мистер Чип, — меценат слабо пошевелился, и лишь обладатель очень внимательного и цепкого глаза мог различить в этом движении пожимание плечами. — Конечно, у меня много соперников, сами понимаете, бизнес есть бизнес… Да что там бизнес, если даже самим своим рождением в качестве наследника нажитого родом Кошельков богатств я многим перешёл дорогу…
«С абстрактными врагами и конкурентами полная неопределённость, посему переходим к вещам приземлённым…»
— Скажите, мистер Кошелёк, после вашей смерти кто унаследует ваше состояние?
— Это конфиденциальная информация! — вскочил со стула Натсон, однако Гарольд малозаметным, но решительным жестом остановил его.
— Не стоит, Перри, никакого секрета здесь нет. Всё состояние я завещал своей супруге.
— Вот как? — переспросил Чип, бросив быстрый взгляд на Мауизу. Та не шелохнулась, а так и продолжала с нежностью смотреть на мужа. — И больше никаких наследников? А ваши дети?
— У нас с Барбарой не было детей, мистер Чип.
— А вне брака? — продолжал допытываться «Спасатель», краем глаза следя за реакцией миссис Кошелёк. Жена мецената даже изящным ушком не повела. То ли и впрямь ничего и никого, кроме ожившего супруга, не видит и не слышит, то ли…
— Да как вы смеете! — снова вскинулся поверенный, в отличие от клиентки слышавший и видевший всё.
— Уж простите меня, мистер Натсон, — парировал Чип, — но, если вы забыли, я расследую покушение на вашего клиента и задаю вопрос отнюдь не из праздного любопытства, а потому, что в этом деле мелочей не бывает!
— Но это просто возмутительно!..
— Помолчи, Перри! — перебил его Гарольд. — Мистер Чип прав, и его вопрос абсолютно закономерен. — Он снова повернул голову к бурундуку. — Но я вынужден разочаровать вас. Внебрачных детей у меня тоже нет.
«Вот оно что… — подумал бурундук. — Скорее всего, именно поэтому он и вступил в культ Колы. Старый богач, которому некому было оставить своё состояние, и поэтому решивший запузырить его, веря, что так от него будет хоть какая-то польза… И свадьба с Мауизой наверняка понадобилась ещё и для того, чтобы после его смерти проблем с наследством не возникало… Да, это многое объясняет…»
И одновременно предельно сужает круг заинтересованных лиц.
— А как насчёт других родственников? Со стороны вашей бывшей жены, например? Братья, племянники…
— Боюсь, их слишком много, всех не упомнишь…
— А среди них нет случайно врачей? Кого-то, связанного с медициной, лекарствами?
— Разве что кто-то из совсем дальних ветвей фамильного дерева. Но мне кажется, вы не там ищете.
— Почему же?
— Перри, объясни.
— Потому что завещание мистера Гарольда уже давно оформлено, и, как уже говорилось, в данный момент в нём значится только один наследник — миссис Кошелёк. И никто другой, как бы он ни пытался, не получит ни цента денег, ни унции сыра.
— Вот как… — протянул Чип. Актриса снова осталась безучастной, ни одна шерстинка не дрогнула. Интересно, что это? Полная отрешённость или железная выдержка? Позавчера в комнате для допросов она вела себя отнюдь не как холодная сдержанная особа… Правда, и обстоятельства были радикально другими. Тогда она была расстроена и взвинчена ввиду невозможности увидеть мужа и сходу предположила худшее. Сейчас, когда покров неизвестности пал, и дела пошли на поправку, беспокоиться не о чем…
«А так ли она искренне желает своему мужу здоровья и долгих лет?»
Мотив на лицо, да и способ известен: нанять кого-нибудь из больницы или со стороны. Она часто тут бывает, и планировка этажа ей известна до мелочей…
«Но зачем нанимать кого-то, если её супруг и так умирает? Только лишние траты. Тем более что всё уже давно решено и деньги в кармане…»
Или нет?
— Мистер Натсон, вы сказали: «В данный момент в нём значится только один наследник». Что-то может измениться?
Гарольд Кошелёк вздрогнул, от чего показания всех приборов резко подскочили, и Мауиза, до этого нервно теребившая платок, тут же схватила его за руку.
— Мой Фонд… — меценат сморщился, как будто этот разговор причинял ему физическую боль. — Я думал…
— Фонд? — быстро переспросил Чип. — Какой Фонд? Что ещё за Фонд?
Но меценат, так и не закончив фразу, закрыл глаза и безвольно осел на подушку.
— Хэл! Хэл! — закричала Мауиза, теребя потерявшего сознание супруга.
— Что с ним?! — встревоженно спросил «Спасатель» бросившегося к постели Спайви, но тот не ответил. Подскочив к кровати, он буквально вырвал ладонь мецената из рук Мауизы и сноровисто нащупал пульс, после чего, метнув быстрый взгляд на экраны мониторов, крикнул дежурившему в предбаннике санитару:
— Хью, позови доктора Стоуна! Всем посторонним покинуть палату, быстро!
— Доктор, доктор!.. Хэл! — причитала актриса, явно не собиравшаяся никуда уходить, но мистер Натсон взял её за локоть и, как и в прошлый раз, очень тактично, но решительно повёл к выходу. Проходя мимо Чипа, актриса метнула на него взгляд сухих и исполненных ненависти серых глаз и прошипела:
— Вы убили его!
«Спасатель» вздрогнул, словно на его коляску подали даже не стандартные
— Курт, что случилось?!
— Пока не знаю, похоже на периферийный шок… Я же просил покинуть палату!
— Да, конечно, простите…
Чип как мог быстро развернул коляску и выехал в коридор. Таинственный Фонд не давал ему покоя, но бурундук чувствовал, что сейчас ответов на свои вопросы не получит. Поэтому, бросив последний взгляд на замерших у окна предбанника в томительном ожидании Мауизу и Натсона, поехал прямиком в свою в палату. Уже с порога он увидел вбежавших в отделение Стоуна, Милли и Хью, державшего в руках большой белый ящик с нарисованной на крышке молнией — переносной дефибриллятор. Чип смотрел на медсестру, пока она и остальные не скрылись в палате, после чего закрыл дверь и лёг в кровать, молясь, чтобы врачам удалось вернуть в сознание мистера Кошелька, лишившегося чувств после его вопроса…
И упоминания о Фонде.
Ни о чём подобном Чип не слышал, хотя благодаря принимавшей самое деятельное участие в развитии больницы Гайке он и его команда были в курсе благотворительной деятельности самой богатой мыши города. Правда, в последнее время в связи с расследованием в Си-Сити они на довольно продолжительное время выпали из бурной жизни родного мегаполиса, поэтому вполне могли что-то и упустить. Но если так, то этот Фонд должен быть делом последних трёх-четырёх недель, одним из последних начинаний Гарольда…
«Может, в этом всё дело?! Может, я непроизвольно напомнил ему, что он умирает, так и не успев закончить начатое?!»
Да нет, не похоже. Ведь буквально за десять минут до этого меценат совершенно спокойно говорил о своей скорой кончине, утешал жену, охотно отвечал на самые неудобные вопросы. И вдруг — шок…
«Нет, здесь явно что-то не так…»
С другой стороны, его слова действительно могли очень сильно подействовать на старика. Недаром говорят, что чужая душа — потёмки. Вполне вероятно, что дело даже не в самом Фонде. В конце концов, если одна лишь фраза о капле в море, невзначай брошенная Милдред, позволила ему разгадать замысел преступника, то не могло ли упоминание о Фонде натолкнуть Гарольда Кошелька на какую-то другую мысль, настолько неприятную, что он потерял сознание от избытка чувств?
«Вдруг это как-то связано с покушением?..»
Фонд — лебединая песня — скорая смерть — покушение — внезапная догадка…
«Возможно. Очень даже возможно…»
Вдруг Гарольд Кошелёк понял, кто хотел убить его?
Понял внезапно, вдруг, случайно. И эта догадка поразила его настолько, что нервы не выдержали и мозг дал организму команду на аварийное отключение, на погружение в блаженное забытьё.
Ещё одна стрелочка, указывающая на Мауизу Кошелёк. Ведь разве может быть что-то более пугающее, чем предательство самого близкого человека?
Но это всё домыслы. Как быть с фактами?
«Только бы он выжил, только бы он выжил, только бы он выжил!..»
Но если этот удар и вправду окажется смертельным? Ведь доктор Спайви не зря возражал против использования стимуляторов для скорейшего приведения Гарольда Кошелька в чувство. А тут на тебе: целый периферийный шок…
«Нет! Всё будет хорошо! Он выкарабкается!»
«Ну а если нет? Получится, что я…»
Чип зажмурился и как мог плотнее прижал к голове уши, чтобы ничего не слышать и не видеть, закрыться и отрешиться от всего, и в первую очередь — собственной совести, которая раз за разом повторяла голосом Мауизы Кошелёк: «Вы его убили… Ты его убил…»
«Нет! Я не убивал его!»
«Ты задал ему вопрос. Ты спровоцировал приступ…» — продолжал сухой, лишённый всяческих эмоций голос. Он не кричал, не ругал и не упрекал. Он просто сухо констатировал факт. Ставил диагноз. Выносил приговор.
«Но я же не знал! Не думал! Это был обычный вопрос!»
«Ты всё знал. Всё видел. И всё равно давил на него. Это из-за тебя он умер…»
«Нет! Он умер не из-за меня! Он… Он не умер!»
Поняв, что последнюю фразу он прокричал вслух, Чип открыл глаза и бросил загнанный взгляд на окно палаты, ожидая увидеть встревоженные лица сотрудников и пациентов реабилитационного отделения, сочувственно и понимающе кивающих в ответ на крики сошедшего с ума горе-сыщика. Но там никого не оказалось, и бурундук понемногу успокоился. «Он не умер! Не умер! Не умер!» — твердил он себе. В голове постепенно прояснялось, и мысли одна за другой занимали места, выстраиваясь в шеренгу. Нет, даже в две шеренги, концы которых сходились, образовывая стрелку, указывающую на единственный выход.
Он должен раскрыть это дело. Просто обязан разобраться, кто стоит за покушением и какое отношение имеют события последних дней к этому загадочному Фонду. Который ещё даже не образован, но с которым уже связана какая-то мрачная тайна.
Вот только что это за тайна?
Чип посмотрел на сложенные на стуле книги про Великого Сыщика. Для него не существовало неразрешимых загадок, так как он как никто другой умел ставить себя на место преступника, жертвы или свидетеля и, посмотрев на ситуацию их глазами, безошибочно определить, кто что видел, слышал и знает. Эх, был бы он сейчас здесь…
Бурундук грустно усмехнулся и сокрушённо покачал головой. В отличие от Дейла он не умел разговаривать с выдуманными героями, словно с живыми. Он был слишком рационален для этого и считал это просто ещё одним доказательством неадекватности своего друга. Но сейчас ему как никогда хотелось хоть чуточку сойти с ума и воочию узреть худощавого английского джентльмена в войлочной шляпе, крылатке и с неизменной трубкой в руке, указывающего ею куда-то в туман и произносящего свою ставшую крылатой фразу, которую он, вопреки расхожему мнению, впервые сказал лишь после смерти своего создателя: «Это элементарно, Блотсон…»
Но так ли это элементарно на самом деле? Не является ли эта показная простота уже давно готовых решений не чем иным, как настилом из хвороста, скрывающим разверстую пасть волчьей ямы? Ведь не далее как летом, начитавшись детективных рассказов, он вообразил себе такое, что шерсть дыбом встаёт…
«Просто ничего не надо воспринимать буквально! И читать не по двадцать рассказов за раз, а по одному-два! Ну пять от силы…»
Или одну длинную повесть.
Нужная книжка, как это часто бывает, лежала в самом низу, и Чипу пришлось изрядно помучиться, чтобы вытащить её, не свалив остальные на пол. Это был пухлый бордовый томик с изображённым на обложке чёрным силуэтом головы крупного хищника в обрамлении золотого тиснения. «Волкодав Бэрриморов». Леденящая душу история о человеке, который придумал поистине дьявольский способ добраться до наследства, в очереди на которое он был лишь десятым…
«А если это оно?»
Нет, не похоже. Гарольд Кошелёк сказал, что у него не было детей вне брака, а учитывая его состояние, ему не было никакого резона лгать…
«Может, он просто забыл, а когда я упомянул Фонд, вдруг вспомнил и потерял сознание?»
Да нет, такое не забывают…
«Если не хотят забыть…»
Похоже?
«А если представить себе, что он был первым и единственным?..»
И снова Мауиза.
Обычный, банальный и до неприличия простой сценарий, который столько раз обыгрывался в детективной литературе, что давным-давно успел навязнуть в зубах…
Но от того ничуть не менее правдоподобный, разве нет?
Чип приглушённо и едко хмыкнул. Что ни говори, годы борьбы с Нимнулом и его неподдающимися рациональному объяснению изобретениями действительно берут своё. Впрочем, не только в профессоре дело. За время существования команды «Спасателей» им пришлось вступать в схватку с инопланетянами, баньши и ожившей статуей сфинкса, не говоря уже о ведьме и обретшем сверхспособности турагентом. Уже одного такого эпизода достаточно, чтобы переживший его поневоле начал во всём видеть происки если не высших сил, то могущественных тайных обществ точно. Даже если мотив предельно прозрачен, а подозреваемый, вернее подозреваемая, на виду…
«Да, но зачем ей убивать его, если он и так умирает?»
Тоже верно. Зачем?
Хорошо, ещё версии…
«Может, неизвестный не собирался его убивать?»
Ну да, конечно. Кто-то переоделся в форму медбрата и под покровом ночи проник в больницу, чтобы тайком вколоть тяжелобольному меценату витамины. Самому не смешно?
«Может, неизвестный собирался убивать не его?»
Это уже интереснее. В конце концов, двери всех палат одинаковые, освещение в коридоре по ночам тусклое, можно запросто зайти не в ту дверь… Нет, этот вариант тоже не подходит, так как Гарольд Кошелёк — единственный пациент отделения, лежащий в палате интенсивной терапии. Так ошибиться попросту невозможно.
«Может, неизвестный собирался не убивать его, а…»
А что же?
«Эх, поскорее бы узнать, что это был за препарат…»
— Чип, можно?
— А? — Чип встрепенулся и повернулся к стоявшей в дверях Милли с подносом в руках. — Ой, Милли, прости, я что-то… Заходи, конечно!.. Как он?
Медсестра вздрогнула, и Чип подался вперёд, дабы, если вдруг что, перехватить падающий поднос, но этого не потребовалось. Справившись с волнением, Милдред поставила тарелки на тумбочку и, сев рядом с Чипом, тихо сказала:
— Тяжело.
— Насколько? Я видел, вы несли дефибриллятор…
— К счастью, он не понадобился. Но состояние всё равно пограничное.
— Он выживет? Что говорят Стоун и Спайви?
— Разводят руками и призывают надеяться на лучшее. А что им ещё остаётся делать?
— Что вообще случилось?
— Резкий спад нервной активности и, как следствие, глубокий обморок.
— А… — Чип замялся. — А известно, почему это произошло?
— Доктор Спайви склонен объяснять это перенапряжением нервной системы, стрессом и резкой интенсификацией умственной и физической деятельности, на поддержание которой у истощённого организма попросту не хватило сил.
— Надо же, — покачал головой бурундук, — кто бы мог подумать…
— Знаешь, Чип, я… я боюсь представить, что бы могло случиться, если бы доктор Спайви послушал меня и ввёл бы мистеру Гарольду стимулятор. Он бы наверняка не пережил бы этого. Моя глупость и зазнайство убили бы его…
Она всхлипнула, и Чип взял её за руку
— Ну что ты, Милли! Если хочешь знать моё мнение, то я по-прежнему уверен, что твоя идея просто замечательная, и если бы твоего совета послушались, мистер Гарольд оправился бы от своего недуга гораздо быстрее и выдержал бы допрос…
— Допрос? — переспросила Милли. — Ты… ты допрашивал его?!
— Да, — Чип опустил глаза. — То есть не то чтобы допрашивал… Так, брал показания… Всё шло нормально, мистер Гарольд спокойно и охотно отвечал на все вопросы, даже весьма щекотливые, а доктор Спайви всё время находился рядом и следил за показаниями датчиков. И вдруг ни с того ни с сего… Это я виноват. Я не должен был, я… я обязан был подумать, предусмотреть, а вместо этого я… увлёкся. Настроил себя, что получу все ответы именно сегодня, именно сейчас, и не отступал. Подгонял, давил на него… Господи, что я наделал…
— Нет, Чип, не говори так! — твёрдо сказала Милли. Теперь настала её очередь успокаивать поникшего «Спасателя». — Ты делал свою работу, выполнял свой долг! В конце концов, если бы что-то пошло не так, доктор Спайви тут же сказал бы тебе остановиться! Но если он этого не сделал, значит не видел опасности для мистера Гарольда! И если даже такой опытный врач, как он, оказался застигнут врасплох, значит это просто невозможно было предвидеть! Поверь мне, Чип! Ты веришь мне?
— Верю, Милли, — кивнул Чип, — верю. Спасибо, мне очень отрадно слышать такое от тебя, учитывая, как ты относишься к мистеру Гарольду и как переживаешь за его здоровье. Если честно, то я боялся, что ты возненавидишь меня и больше не захочешь со мной разговаривать…
— Ну что ты, — бурундучиха ласково улыбнулась, хотя её глаза оставались печальными, — Ты же не хотел причинить мистеру Гарольду зла, наоборот, хотел как лучше и для него, и для всех. И твоё желание узнать всё и побыстрее тоже понятно, ведь никто не знает… ну, в общем…
— Да, Милли, именно так, — прервал её «Спасатель», дабы избавить от необходимости произносить эти страшные слова вслух. — Спасибо за понимание. Знаю, это звучит цинично, но я действительно спешил воспользоваться удобным случаем…
— Не надо, Чип, не оправдывайся. Это твоя работа, твоё призвание. В конце концов, врачам тоже часто приходится идти на риск, чтобы спасти жизнь пациента или даже просто дать ему хоть какой-то шанс. Не кори себя.
— Хорошо, не буду, раз ты просишь, — ответил бурундук, вновь дивясь тому, как много у них с Милдред общего.
— Вот и молодец! — улыбка бурундучихи стала гораздо теплее, и даже взгляд чуточку посветлел. — Ладно, приятного аппетита, я пойду.
— Погоди, Милли!
— Что? А, тебе помочь с подносом? Конечно, прости, я не подумала…
— Нет, Милли, не в подносе дело. Мне нужно спросить тебя кое о чём.
— О чём же? — поинтересовалась медсестра, снова садясь на край кровати.
— Ты, случайно, ничего не слышала о так называемом Фонде?
— Если ты имеешь в виду Фонд Кошелька…
— Да-да! — Чип аж подпрыгнул. — Именно его! Что это такое?
— Это одно из последних начинаний мистера Гарольда. Он решил всё своё состояние перевести в активы Фонда для финансирования благотворительных проектов по всей стране. Первой должна была стать больница в Сан-Анджелесе. А почему… Погоди, ты считаешь, это как-то связано с покушением?
— Чем больше я об этом думаю, тем сильнее убеждаюсь в этом… Слушай, а он об этом случайно не на том собрании двухнедельной давности говорил?
— На нём, да, — кивнула медсестра, и Чип наяву услышал, как с глухим щелчком встал на своё место очередной кусочек мозаики.
— Я так и думал…
— А что такого в том собрании?
— Посуди сама. Ты говорила, что когда Гарольд Кошелёк выступал на том собрании, он был само здоровье и энергичность, так?
— Да, всё так.
— А уже через несколько дней после собрания его доставили к вам, поражённого непонятным недугом. Правильно?
— Правильно… Господи! — медсестра провела пальцами по губам. — Раньше мне и в голову не приходило увязывать эти два события между собой, но теперь, после этих твоих слов, никаких сомнений в их взаимосвязи просто быть не может!
— В том то и дело, Милли. Теперь добавим к этому то обстоятельство, что едва сегодня о нём зашла речь, как Гарольд Кошелёк потерял сознание. Заметь, ни минутой раньше, ни минутой позже.
— Вот это да… — полушёпотом произнесла бурундучиха после почти минутного молчания. — Это проясняет дело, да?
— Я бы сказал, что это заставляет взглянуть на него с новой, совершенно неожиданной стороны, — поправил её Чип. — Поэтому мне просто позарез нужно знать об этом Фонде всё. Конечно, миссис Кошелёк и мистер Натсон могли бы рассказать гораздо больше…
— Они уже ушли, Чип. Миссис Мауиза, правда, говорила, что будет сидеть в палате мужа, пока он не очнётся, но доктор Спайви наполовину уговорил, наполовину заставил её пойти домой. Конечно, если бы он знал, что ты захочешь поговорить с ними, он бы их не отпустил…
— Нет-нет, наоборот, это очень благородно с его стороны, — перебил её «Спасатель», хотя про себя недовольно поморщился. Впрочем, после сегодняшнего инцидента они вряд ли согласились бы отвечать на его вопросы, и потом, так даже лучше. К разговору с ними надо подходить во всеоружии. — Но мне очень нужна информация, Милли. Ты поможешь мне?
— Конечно, Чип! Что тебя интересует?
— Всё, что говорилось на том собрании, в особенности про будущий Фонд. Всё до мельчайших подробностей. Кто выступал, что предлагали, кто как реагировал, кто что говорил после. Одним словом — всё.
— Ну, Чип, не знаю, смогу ли я всё вспомнить. Всё-таки это было почти две недели назад…
— Постарайся, Милли, пожалуйста. Важна любая мелочь.
— Хорошо, я попробую. А ты поужинай, пока еда совсем не задубела.
— Отличная идея! — улыбнулся Чип. — А я лежу и думаю, что я такое забыл?
Милдред прыснула.
— Да за тобой вообще глаз да глас нужен, как я посмотрю, а то так бы и ходил голодный!
— Это точно! — кивнул бурундук, переставляя поднос себе на колени. — Ладно, Милли, не хочу тебя задерживать, поэтому давай ближе к теме.
— Да будет тебе, Чип, мне так или иначе ждать, чтобы забрать посуду, — заметила медсестра и, видя, что Чип шутливо нахмурился, быстро добавила:
— Всё-всё, я поняла, перехожу к делу!
Сев поудобнее, она некоторое время смотрела в потолок, после чего заговорила, тщательно подбирая слова и стараясь ничего не упустить.
— Это было не простое собрание, а торжественное. Отмечалось полгода с дня выписки нашего первого настоящего пациента. Не с простудой или ушибом, как раньше, а с действительно серьёзными увечьями, требовавшими немедленного хирургического вмешательства. Тогда мы даже мечтать не могли о таком оборудовании, каким располагаем сейчас, и случай выглядел безнадёжным. Но все мы понимали, что это испытание как для больницы в целом, так и для каждого из нас по отдельности. Проверка на прочность, на верность своим убеждениям и своей мечте. И этого пациента спасала действительно вся больница, а оперировал лично доктор Стоун. Условия, конечно, были просто ужасными. Не хватало всего, но в первую очередь — освещения. Не лекарств, не бинтов, а освещения. В операционную снесли все имевшиеся в больнице светильники. И они все туда поместились, заметь.
— Ничего себе…
— Вот именно: ничего себе! Но главное «ничего себе!» было потом, через два дня, когда пострадавший пришёл в сознание. Все радовались, как дети, поздравляли друг друга, смеялись. После этого уже никто не сомневался, что Малая Центральная больница состоялась. Что мы все состоялись. И хотя официально больница открылась пятнадцатого мая, все мы знаем, что больницей в нынешнем понимании она на самом деле стала именно третьего июня. Поэтому назначенное на третье декабря собрание было во многом этапным…
— А отгрывал ево тот шамый пажиент, да? — спросил Чип и добавил, упреждая вопрос медсестры: — Эво логишно.
— Тебя учили, что нельзя разговаривать с набитым ртом?
— Бу-бу-бу! — бурундук демонстративно надул щёки и выпучил глаза, но тут же махнул рукой, мол, прожевали, идём дальше.
— Действительно, первым выступал тот самый пациент. Благодарил всех, кто тогда работал, за своё спасение, а пришедших позже — за то, что последовали примеру первоцелителей — так и сказал: «первоцелителей» — и делают очень нужное и полезное дело. Следующим выступал доктор Стоун. Говорил о том, какой длинный и тяжёлый путь мы прошли, подводил итоги, рассказывал о планах на будущее, в частности об открытии уже в начале следующего года восточной половины второго этажа…
— Это там, где будет библиотека?
— Да, и не только она, а ещё игровая комната для детей сотрудников и пациентов, спортзал, кинозал — в общем, всё для того, чтобы сделать работу в больнице более комфортной. Ну и врачебные кабинеты, само собой, а также протезная мастерская.
— Впечатляет!
— Согласна. После Стоуна выступали заведующие всех отделений, также докладывали об успехах и перспективах. А самым последним выступил мистер Гарольд, и его речь затмила все предыдущие. Он говорил о своих новых проектах, масштаб которых поражал воображение. Правда, и рассчитаны они были на отдалённую перспективу. Но об открытии больницы в Сан-Анджелесе мистер Гарольд говорил как о свершившемся факте, ведь ему удалось уладить дела с Тихоокеанским центром. А уже в самом конце своей речи мистер Гарольд рассказал про Фонд. Точнее, про проект создания такого Фонда, в распоряжение которого он собирался предоставить всё своё состояние и под эгидой которого будут осуществляться все нынешние и будущие благотворительные проекты. По его словам, Фонд будет своего рода координационным центром, благодаря которому станут возможными ещё более масштабные и долгосрочные проекты.
— И возглавить этот Фонд должен был сам мистер Гарольд, так? — уточнил Чип, сразу понявший, куда ветер дует. Руководитель Фонда получал контроль над поистине огромными средствами, которыми волен был распоряжаться по своему усмотрению. «Спасатель» нисколько не сомневался, что Гарольд Кошелёк использовал бы средства Фонда по прямому назначению, на благо всех нуждающихся. Но у того, кто придёт ему на смену, помыслы могут быть отнюдь не столь же чисты…
— Нет. Попечительский Совет под председательством его супруги.
— Да? Вот как… — протянул бурундук и так сильно нахмурился, что Милли забеспокоилась.
— Что-то не так, Чип?
— Пока не знаю, — ответил «Спасатель». — Что ещё можешь рассказать?
Милли как могла подробно пересказала остаток речи Гарольда и последовавшее за этим обсуждение, но больше ничего существенного не сообщила.
— Ну, извини… — развела она руками после очередного улетевшего в никуда наводящего вопроса Чипа.
— Да ладно, ты-то тут при чём? — бурундук ободряюще похлопал её по руке. — Как говорится, отрицательный результат — тоже результат, ибо сужает круг поисков, так что всё в порядке. Спасибо за подробный рассказ.
— Но я же вижу, что ты чем-то взволнован…
— Признаться, не без этого. Дело оказывается значительно сложнее, чем я мог предположить с самого начала. Впрочем, в нашей практике это было уже очень много раз, так что мне не привыкать.
— Не представляю, как ты выдерживаешь всё это, — покачала головой Милли. — Такое напряжение, такой темп, такой режим…
— Мой режим ничто по сравнению с твоим, — несмотря на улыбку, голос Чипа был исполнен беспокойства. — Вчера целый день и ночь, сегодня опять целый день. Даже я бы такого не выдержал!
— Что поделать, такой график…
— Отдохни, Милли. Пожалуйста, как только твоя смена закончится, отправляйся домой.
— Посмотрим, — медсестра пожала плечами. — Мне ещё надо заполнить несколько бланков на лекарства для нашего отделения и зафиксировать в амбулаторных картах пациентов протекание процесса выздоровления, и потом…
— Милли, пообещай, что не будешь никого сегодня подменять. Даже если попросят. Договорились?
— Ну, Чип, я не могу этого обещать, ты же понимаешь…
— Помнишь, что сказала Пруденс? Она старая и мудрая и знает, о чём говорит. Если не хочешь послушаться меня, послушайся хотя бы её, хорошо?
Бурундучиха усмехнулась.
— Хорошо, Чип, я попробую, честно. Не обещаю, но попробую.
— Ну что ж, это уже прогресс!
— Да уж, прогресс… Ладно, давай поднос. Сам понимаешь, мне нужно поторапливаться, пока кто-то не догадался попросить меня подежурить за него!
— Обязательно! — охотно поддержал её начинание Чип. Он передал ей поднос и попробовал опустить подушку, но ничего путного из этого не получилось, так как ему банально не хватало рук, чтобы одновременно упереться в спинку кровати, привстать и затащить подушку под себя.
— Постой! — пришла на помощь пыхтящему, как паровоз, бурундуку Милдред. Отставив поднос, она подсела ближе к нему и, наказав приподняться на руках, стала тянуть подушку на себя. Всё шло по плану, пока рука Чипа не соскользнула с покатой спинки кровати. Он упал на постель, придавив собой подушку, которая увлекла за собой державшую её медсестру. Милли инстинктивно выставила руки, чтобы не удариться, но Чип среагировал быстрее, и плечи бурундучихи упёрлись в его широкие ладони. Согнутые в локтях руки бурундука самортизировали и позволили избежать столкновения, хотя в последний момент их лица разделяло не более одной десятой дюйма.
— Спасибо, — сказала порозовевшая медсестра, когда первое оцепенение спало.
— Не за что, Милли, — глухо ответил Чип.
— Извини, что так получилось. Ты не ушибся?
— Нет, всё хорошо…
Несмотря на все старания, Чипу не удавалось справиться с охватившим его волнением. Язык слушался плохо и норовил пристать к пересохшему нёбу, от чего голос звучал, как чужой. Отказывались повиноваться «Спасателю» и пальцы, крепко обхватившие плечи Милдред и не отпускавшие, хотя падение ей, упиравшейся руками в подушку и его правое плечо, уже не грозило. Он так и лежал, удерживая её, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Даже мысли, казалось, все разом решили поиграть в прятки и разбежались по своим потайным уголкам. Но ощущения пустоты не было, поскольку их место заняло что-то другое. Более однородное и цельное, а потому значительно более сильное. Оно заполонило и подчинило себе всё естество Чипа, оставив лишь крохотный островок, отвечающий за то, что принято называть внутренним голосом. И именно этот голос, едва-едва слышимый, будто сквозь толщу отделяющего сцену от зрительного зала занавеса, говорил ему: «Это неправильно… Этого быть не должно…»
Но всё было именно так.
— Чип, я… — Милли замолчала, почувствовав, что левая рука Чипа уже не сжимает её плечо, а двигается по нему вверх. Хотя теперь его пальцы еле дотрагивались до неё, и их касание практически не ощущалось сквозь ткань халата, ей не надо было поворачивать голову, чтобы узнать, где они находятся и что делают. Она просто знала это. И Чип, неотрывно смотревший в её серые глаза, знал это. Как знал он и то, что должно последовать за этим и что требуется от него.
«Ты не должен этого делать…»
Проведя рукой по щеке Милдред, Чип убедился, что в прошлый раз, когда он снимал с её щеки кирпичные крошки, осязание его не обмануло. Её шерсть и впрямь была гораздо мягче и шелковистее, чем у него, а короткая шёрстка на границе между щекой и виском казалась на ощупь сущим бархатом. Но только сейчас, когда их разделяли считанные доли дюйма, бурундук обратил внимание, насколько черты её лица тонки и правильны, насколько чётко видна граница между тёмно- и светло-коричневой шерстью на её щеках, и насколько плавно закругляются светлые участки вокруг её глаз, практически соприкасающиеся у переносицы, заканчивавшейся чуть выступающей вперёд капелькой носа. Он был меньше, чем у Чипа, и от этого лицо медсестры выглядело более изящным и хрупким, а её глаза, напротив, казались больше и выразительнее.
— Чип… — прошептала она.
— Милли… — в тон ей ответил «Спасатель», не услышавший, что именно она сказала, а прочитавший это по движению её приоткрытых губ, которое он еле уловил периферийным зрением, но понял моментально и безошибочно. Потому что и сам мог сказать сейчас только одно.
«Не делай этого…»
Правая рука Чипа опустилась с плеча на спину Милли, а левая двинулась дальше, в глубину каштановых волос, осторожно перебирая их и отодвигая в сторону. Это казалось невозможным, но у него всё получилось, и его ладонь полностью охватила затылок медсестры, не смяв ни единого волоска. Ладонь бурундука прошла ровно столько, сколько требовалось, и остановилась в точности там, где было нужно, хотя он не мог видеть своей руки, а в густой причёске Милдред было немудрено заблудиться. Но Чипу не нужно было ни видеть, ни чувствовать, поскольку на самом деле сейчас всё делал не он, а то самое монолитное нечто, заполонившее и подчинившее себе всё его существо.
«Не делай этого!..»
Их лица стали медленно сближаться. Руки Чипа плотно обхватили Милли, но не принуждая к движению, а направляя его. Сквозь полуопущенные веки они почти ничего не видели, и всё же безошибочно определяли местонахождение друг друга по дыханию и положению рук и помогали друг другу, не давая сбиться с единственно верного пути.
— Чип… — произнесла медсестра одними губами. Услышать это было невозможно, но они уже находились достаточно близко, чтобы чувствовать даже малейшие колебания воздуха, замечать даже самое незначительное движение друг друга и иметь возможность и, что самое главное, желание отвечать на каждое из них.
«Не делай этого!!!»
«Бамц!!!»
Оглушительный грохот, прокатившийся по коридору буквально за миг до соприкосновения, разорвал казавшиеся нерушимыми узы и заставил Чипа и Милдред одновременно повернуться к окну. Грохот больше не повторялся, зато раздавались крики и топот ног встревоженных пациентов и сотрудников отделения, очевидно, решивших, что повторяется ситуация трёхдневной давности.
— Я посмотрю? — спросила бурундучиха.
— Да, надо бы, — ответил Чип, опуская руки. Медсестра скрылась за дверью, и её голос присоединился к сонму уже звучавших. Постепенно голоса начали стихать, и вскоре после этого Милли вернулась.
— Что там случилось? — спросил бурундук.
— Уоши уронил на пол ведро с водой.
— Как он?
— Ничего. Облился, правда, но это такое дело, сам понимаешь…
— Да, понимаю.
Ритуальный обмен малозначительными репликами. Простой, ни к чему не обязывающий разговор двух грызунов, которые стараются держаться непринуждённо, хотя на самом деле просто оглушены, причём не столько прервавшим их грохотом, сколько тем, что этот самый грохот прервал…
— Посуду забирать?
— Да-да, конечно. Постой, не обходи, я передам! — Чип поспешно взял с тумбочки поднос и передал Милдред, толком даже не зная, чего в этом жесте больше: стремления помочь или желания поскорее остаться в одиночестве.
— Спасибо. Ладно, я пойду. Моя смена заканчивается…
— Знаю, Милли. Тогда до… до послезавтра, верно?
— Да, Чип, верно. До послезавтра.
— Приятного выходного, Милли.
— Спасибо, Чип, тебе тоже.
— Спасибо, — кивнул бурундук, у которого выходных дней не было по той простой причине, что отсутствовали дни рабочие. Хотя, если считать любой нерабочий день по определению выходным…
— Счастливо, Чип.
— Пока, Милли.
Оставшись один, Чип после определённых усилий всё-таки опустил подушку и растянулся на кровати, свободно откинув голову и вытянув руки вдоль тела. Но если тело ему хоть и не без усилий, но удалось расслабить, то добиться душевного спокойствия не получалось. Попробуй тут успокойся, когда тебя всего трясёт, как на «русских горках», из ушей вот-вот пар пойдёт, а по темени словно стучит паровой молот, с каждым ударом которого клубок мыслей и чувств постепенно сжимается, утрамбовывается и в конце концов превращается то самое, до боли знакомое ядро сверхновой звезды, только уже завязанное на другой вопрос.
«Что это было?»
То, чего не должно было быть. Просто потому, что не должно было быть никогда.
Когда Милдред пожелала Чипу приятного выходного, он списал это на её смущённое замешательство, такое же, как у него. Так оно, скорее всего, и было, однако теперь её машинальный ответ приобретал совсем другой смысл. Если для неё завтрашний день был выходным в контексте её работы в больнице, то для него — в контексте её присутствия. И если позавчера, в прошлый её выходной, он хоть и сосредоточился исключительно на расследовании, но то и дело мыслями возвращался к ней, то сейчас понимал, что ему просто необходимо хотя бы один день не видеть её, не слышать её голоса и не ощущать её присутствия в одном с ним здании. Потому что устал. Не столько, правда, от неё самой, сколько от тех мыслей и ощущений, которые она с собой приносила и которые, словно волны набирающего силу шторма, накатывали каждый раз с новой силой, заливая всё новые участки суши и заставляя его идти на попятную, одну за другой сдавая годами возводимые им насыпи.
За эти несколько дней ему неоднократно приходилось прилагать просто неимоверные интеллектуальные и эмоциональные усилия, чтобы вернуть утраченное было душевное равновесие. До сих пор ему удавалось находить решения, которые, будучи капитуляцией по сути, тем не менее позволяли ему вновь обретать покой и, как он считал, даже становиться чуточку лучше, так как помогали осознать ошибки прошлого и избавиться от нажитых и взлелеянных предрассудков и комплексов. Поэтому, глядя на очередной исчезающий под водой гребень, он чувствовал себя триумфатором. Но вода всё прибывала, и теперь бушующие волны раз за разом накатывали на твердыню, которую он привык считать незыблемой, неприступной и неприкасаемой.
На его чувства к Гаечке.
«Это невозможно! Невозможно! Невозможно!»
Кричи не кричи — толку никакого. Это было не просто возможно. Это было.
«Почему? Как? Откуда? А главное, что это?»
С Гаечкой он такого не чувствовал никогда. Он мог покраснеть, побледнеть, максимум — впасть в прострацию от её редких и неожиданных, но от того ещё более желанных поцелуев. Но контроль над собой он не терял. Даже тогда, когда они радостно обнимались после очередной удачной операции, сидели в парке у фонтана или стояли на балконе штабной обсерватории, держась за руки и всматриваясь в ночное небо. В такие моменты ему было тепло и радостно, он ощущал себя самым счастливым бурундуком на свете и был абсолютно уверен, что ничего лучше этого на свете нет и быть не может.
До сегодняшнего дня.
«Это неправильно! Этого не должно быть! Что-то не так!..»
Раскованность, которую он ощущал в присутствии Милли, было легко объяснить. С обоснованием тоски, одолевавшей его, пока её не было рядом, пришлось повозиться чуть дольше, но он и с этим справился. Поиски причин невесть откуда взявшейся ревности чуть не свели его с ума, однако и с ней удалось разобраться. Загвоздка была в том, что все вышеперечисленные чувства уже были ему хорошо знакомы. Это — нет. Но хоть оно и было лишь четвёртым по счёту, Чип понимал, что на самом деле оно последнее не в плане занимаемых хоккейных командами мест в турнирной таблице, а в плане уровней в столь любимых Дейлом компьютерных играх. Их, как и все остальные увлечения своего друга, Чип привык считать пустой тратой времени, но сейчас был искренне благодарен Дейлу за это хобби, благодаря знакомству с которым он смог быстро подобрать удачную аналогию и таким образом однозначно определить класс, к которому принадлежала стоявшая перед ним задача. Оставался сущий пустяк: отталкиваясь от трёх полученных ранее результатов, определить следующий элемент последовательности или, если быть точным, прогрессии. А если так, то непременно должно быть связующее звено. Что-то такое, что присутствует во всех элементах. Пусть в различной степени, но обязательно во всех без исключения.
«Что это может быть?»
Тут всё настолько просто, что к бабочке-гадалке не ходи, поскольку в прошлый раз он уже ответил на этот вопрос.
Привычка.
И раскованность, и тоска, и ревность объяснялись привычкой. Чем-то таким, что стало неотъемлемой частью его жизни в последнее время (в первых двух случаях) либо ещё со времени образования команды «Спасателей». Логично предположить, что и на этот раз первопричиной всего была привычка. Остаётся установить, какая именно, и…
«Стоп, но о какой привычке может идти речь, если я имею дело с чем-то совершенно новым?»
А может, не совсем новым? Или совсем не новым?
«Как же это не новым, если я такого никогда не чувствовал?»
Или чувствовал?
«Да нет, не может быть, я бы такое запомнил…»
Взрыв сверхновой. Ослепительная вспышка. Прозрение.
«Запомнил бы. Чтобы потом вспомнить…»
Вот что это было.
Раскованность, тоска, ревность и новое чувство. Если их рассматривать, как последовательно расположенные на графике точки, новое чувство будет выглядеть их логическим продолжением или, если угодно, следующей стадией. Но на самом деле всё было наоборот. Не оно было логическим продолжением первых трёх, а они из него проистекали.
|
«Вот и утро забирает звёзды в плен Изменилось всё — не видно перемен…» |
Проходит время. Сменяют друг друга эпохи и правители. Но во все времена было то, что всегда и везде оставалось неизменным. Именно поэтому Чип, хоть и оказался в такой ситуации впервые в жизни, прекрасно знал, что должен делать. Потому что есть вещи, для которых не нужен богатый опыт и практические навыки. Достаточно инстинкта и генетической памяти прошлых поколений. Ведь нигде никого специально не учат законам тоски или теоремам ревности и не рассказывают, как правильно ухаживать и как правильно влюбляться…
«Нет… Нет! Нет!»
Чип зажмурился и закрыл глаза кулаками. Даже губу закусил, чтобы не разораться на всю больницу. Но на самом деле это мало что могло изменить, разве что свести к минимуму количество невольных свидетелей его мучений. Если говорить откровенно, весьма слабое утешение, потому что никакими криками не изменишь и не отменишь то, что было, есть и будет. То, что непременно настигнет тебя, как бы ты ни старался закрывать на это глаза и сколько бы ни пытался найти какое-то другое объяснение.
Надо отдать Чипу должное. Он действительно сделал всё, от него зависящее, чтобы найти его. Он даже разработал целую концепцию, благодаря которой продержался немыслимо долго. Но природа всегда возьмёт своё: когда напролом, в виде внезапно проснувшегося инстинкта, а когда подспудно, в виде вкрадчивого внутреннего голоса, будто бы невзначай подталкивающего тебя к единственно верному решению, и в подсознательном диалоге с которым ты вдруг произнесёшь правильный ответ на мучающий тебя вопрос. Правда, никто не даст гарантии, что ответ тебе понравится.
Чипу он не понравился. Но отступать было поздно, ведь такие ответы не забываются, а остаются с тобой на всю жизнь, чтобы ты ни делал и как бы ни старался вернуться в состояние до прозрения. До того, как ты неожиданно для самого себя решил взглянуть на стоявшую перед тобой проблему с другой стороны. И пока Чип спрашивал себя, что есть у них с Милдред такого, чего нет у них с Гаечкой, он был обречён получать эрзац-ответы. Однако едва он спросил себя, чего у них с Милдред нет, как его озарил ослепительно яркий свет, который в его случае оказался прожектором несущегося на полной скорости локомотива. Но это был всё же свет открывшейся перед ним истины. Именно истины — потому что, в отличие от предыдущих решений, объяснявших происходящее лишь частично, этот ответ объяснял всё. И лёгкость, и непринуждённость общения, и тоску, и ревность, и поглотившие его всего целиком инстинкты, дремавшие в присутствии Гаечки. Но стоило ему увидеть Милли, как они тут же заявили о себе, потому что между ним и медсестрой не было того, что было между ним и изобретательницей.
Межвидового барьера.
«Так быть не должно!»
«Именно так и должно быть…»
«Это неправильно!»
«Нет ничего правильнее этого…»
«Это невозможно!»
«Других возможностей нет…»
«Замолчи… Замолчи! Замолчи!!!»
«Самого себя замолчать не заставишь…»
«Заставишь!»
«Не заставишь…»
«Заставишь!»
«Нет…»
«За-ста-ви-и-ишь!!!»
Чип резко сел, тяжело дыша и оглядываясь по сторонам широко раскрытыми глазами. Он по-прежнему находился в своей палате, каким бы странным это ни казалось и как бы ему ни хотелось обратного. Подушка и пижама были мокрыми от пота, сброшенные во сне одеяло и плед бесформенной кучей лежали на краю кровати, а вырванная из под матраца простыня сбилась к его середине. Если бы не закованная в гипс нога, не позволявшая бурундуку ворочаться с боку на бок, он бы наверняка завернулся в постель, как гусеница в кокон, и сейчас был бы способен разве что мычать, стричь ушами воздух да извиваться всем телом другим на радость и себе на потеху. Хотя нынешняя ситуация если к чему-то и располагала, то смех в этот перечень точно не входил.
«Так больше продолжаться не может!» — сказал себе Чип. Перевернув подушку сухим боком кверху, он поплотнее закутался в одеяло, которое, конечно же, оказалось развёрнутым перпендикулярно кровати, а потому слишком коротким. Борьба с непокорной постельной принадлежностью, на ощупь казавшейся квадратной, отняла последние силы, и Чип в конце концов плюнул на это занятие и удовлетворился тем, что есть. Чтобы поместиться под одеялом, ему пришлось свернуться калачиком, но так было даже теплее.
«Я должен поговорить с ней. Сказать ей всё. Объяснить…»
«Да, объясниться было бы неплохо…»
«Так, стоп, о чём это ты?»
«О том же, о чём и ты…»
«Очень хорошо. А о чём это я?»
«Тебе лучше знать…»
«Обязательно говорить загадками?.. Стоп, это же её фраза… И тут она!..»
«Заметь, не „она“, а она…»
«Нет! Не она! Это не она!!!»
Это действительно была не она, а другая медсестра, на этот раз мышь со светло-серой шерстью, песочного цвета волосами и зелёными глазами, удивлённо смотревшая на растрёпанного после бурной ночи «Спасателя».
— Доброе утро, мистер Чип! Простите, я думала, вы уже встали…
— Ничего… — Чип зажмурился и помассировал переносицу, чтоб поскорее прогнать остатки сна. — Всё в порядке, сестра Коттон.
Удивление медсестры выросло на порядок.
— Откуда вы знаете, как меня зовут?
— Из графика дежурств.
— Нашего графика? Господи, конечно! — мышка рассмеялась. — А вы и впрямь настоящий сыщик! Милли столько о вас рассказывала! Должна признаться, я верила не всему, но теперь убеждаюсь, что она совсем не преувеличивала!
— Благодарю… — выдавил из себя Чип, которого слова Сары окончательно вернули в реальный мир, неотъемлемой частью которого были вчерашние события и предстоящее объяснение…
«Опять это проклятое двусмысленное слово…»
«Нет! Не двусмысленное! В моём случае у него одно значение! Одно!»
— Может, хотите позавтракать в столовой, мистер Чип, пока я застелю кровать?
— В столовой? Да, да, пожалуй, — согласился бурундук. — Только мне, боюсь, понадобится ещё и новая одежда…
— Разумеется! Без проблем!
Медсестра ушла за новой пижамой и постельным бельём, даже не заметив, какое волшебное действие оказала её последняя реплика на Чипа, которому фраза «без проблем!» ещё никогда так не ласкала слух.
Завтра он скажет ей. Она поймёт. Возможно, не сразу, но поймёт. Это лучше, чем продолжать притворяться. Чем раньше они расставят все точки над «і», тем будет лучше. По крайней мере легче. И проще. И правильней. Для них обоих.
Недаром говорят, что хуже нет, чем ждать и догонять. Но если со вторым Чип ещё поспорил бы, то истинность первого оценил сполна. Усугубляло ситуацию полное отсутствие каких-либо новостей. Гарольд Кошелёк всё так же был без сознания, а пришедший справиться о состоянии своего клиента мистер Натсон в ответ на просьбу Чипа уделить ему несколько минут пробурчал что-то нечленораздельное насчёт безумной спешки и полного отсутствия времени. Когда же бурундук спросил, когда сегодня придёт миссис Кошелёк, он фыркнул ещё более сердито и сказал, что она «в связи с известными событиями» слегла с нервным расстройством.
«Как вовремя…» — не мог не отметить Чип, но давить на Натсона не стал, поскольку был не в том состоянии, чтобы вести напряжённую словесную дуэль. Он не сомневался, что она состоится, ведь существовало лишь два пути получить информацию о Фонде. Первый: тайком наведаться в особняк Кошельков. Однако в отсутствие остальных «Спасателей» этот вариант при всех своих преимуществах отпадал сразу, поскольку Чип был не в том состоянии, чтобы тайком проникать на охраняемую территорию, а работники больницы не имели необходимой подготовки. Оставалась беседа с Мауизой и поверенным, затяжной и выматывающий поединок умов и нервов, к которому тоже надо было хорошенько подготовиться.
Отпустив Натсона, Чип поехал проведать Стоуна и Спайви, надеясь, что хоть у них есть новости. Воспользовавшись лифтом реабилитационного отделения, он поднялся на верхний этаж и постучался в дверь кабинета, находившегося как раз в его центре.
— Войдите! — послышался голос Стоуна.
— Доброе утро, Харви!
— Доброе утро, Чип! — старый доктор выглядел усталым и помятым, что было вполне простительно на третий день безвылазного сидения в больнице. Но Стоун был по натуре боец, а потому не жаловался. — Курт рассказал мне, что произошло. Сожалею, что так всё обернулось.
— Мне тоже жаль.
— Что ж, Чип, это лишнее свидетельство того, насколько состояние Гарольда на самом деле нестабильно. Однако оно же позволяет нам надеяться, что этот приход в себя был не единственным.
— Согласен. Тем не менее вчерашняя короткая беседа оказалась весьма результативной, и мистер Гарольд рассказал много интересных вещей, в частности про Фонд Кошелька.
— Фонд Кошелька? И что с ним?
— Насколько я понимаю, на торжественном собрании третьего декабря Гарольд Кошелёк объявил о создании координационного центра для всех своих будущих благотворительных проектов.
— Да, это так, — кивнул Стоун. — Вижу, вы говорили с Куртом…
— Нет, с Милли, то есть сестрой Манкчед.
— А, ну да, я должен был догадаться, — улыбнулся врач.
— К сожалению, она знала очень мало, — Чип пересказал всё, что услышал от медсестры и добавил: — Увы, миссис Мауиза и мистер Натсон в данный момент недоступны для разговора, и я подумал, что вы можете знать обо всём этом больше.
Директор МЦБ неопределённо пожал плечами.
— Нет, должен сказать, что знаю практически столько же, сколько и Милли. Я ведь тоже впервые услышал об этом проекте на том собрании, и это была для меня большая неожиданность. Могу добавить только, что после собрания мистер Гарольд предложил мне должность заместителя председателя Попечительского Совета, и я дал ему предварительное согласие. Вот и всё.
— Немного.
— Да, но ведь то была только первая такая презентация, и даже мистер Гарольд ещё не знал всех деталей будущего проекта. Больше могут знать только мистер Натсон и миссис Кошелёк. Или Курт, который, будучи куратором Сан-Анджелесского проекта, виделся с мистером Кошельком гораздо чаще, чем я.
— Я непременно поговорю с ним, спасибо!
— Не за что, Чип. Желаю вам поскорее поймать этих преступников. Всё-таки я уже давно отвык от таких долгих смен.
— Конечно, Харви, я сделаю всё возможное.
— О, и ещё одно! — сказал Стоун, когда Чип уже взялся за ручку двери. — Хотел спросить у вас разрешения хотя бы на время снизить количество санитаров, охраняющих палату мистера Гарольда, с двух до одного, хотя бы на время. Знаю, безопасность мистера Кошелька превыше всего, но нам не хватает рабочих рук, а новичков нанимать мы не можем.
Чип кивнул. Это он распорядился до завершения расследования никого не нанимать, поскольку это позволило бы убийцам проникнуть в здание под благовидным предлогом.
— Хорошо, Харви. Думаю, мы можем на треть снизить количество санитаров, охраняющих периметр. Но только не в палате. Это последний рубеж обороны, и мы не можем оставить там одного охранника. Одного грызуна слишком легко подкупить.
Лицо Стоуна потемнело.
— Вы совершенно правы. Я поставлю туда ещё одного санитара.
«Спасатель» кивнул в знак согласия и, выехав из комнаты, постучался в дверь кабинета Спайви, который располагался прямо напротив. Заместитель главврача не отвечал, очевидно, как раз сейчас совершая утренний обход пациентов, поэтому Чип поехал назад в отделение реабилитации. Когда он выехал из лифта, Спайви как раз выходил из палаты в другом конце коридора, но, завидев Чипа, быстро подошёл к нему.
— А, Чип! А уж думал, куда вы запропастились! Как ваша нога?
— Спасибо, нормально! Курт, можете уделить мне немного времени?
— Разумеется!
— Тогда пройдёмте ко мне в палату.
— Итак, Чип, чем могу быть полезен? — спросил Спайви, когда они вошли и закрыли за собой двери. Чип безотлагательно перешёл к делу.
— Есть новости насчёт препарата?
— Пока нет.
— Но ведь прошло почти двое суток!
— Знаю, Чип, но если наши умозаключения насчёт редкости этого препарата верны, то доступ к нему очень ограничен. Помните, остальные малые медучреждения далеко не так развиты, как наше. Придётся ждать.
Чип понемногу начинал ненавидеть слово «ждать» во всех его проявлениях и формах, как и собственное бессилие что-либо изменить.
— Ладно. Что вам известно про Фонд Кошелька?
Хомяк понимающе хмыкнул.
— Вижу, к чему вы клоните. Думаю, это прекрасная идея. Это такой себе координационный центр, под эгидой которого будут осуществляться все нынешние и будущие благотворительные проекты, что позволит браться за ещё более крупномасштабные начинания!
— Это я знаю.
— Правда? Тогда вы должны знать, что это будущее, первый настоящий прорыв к прогрессу! Чего нам всегда не хватало, так это организации, по-настоящему крупной и влиятельной организации, достаточно богатой, чтобы на что-то повлиять. Гарольд Кошелёк Третий не единственная богатая мышь на свете и даже не самая богатая, но он обладает даром долговременного стратегического планирования, очень редко встречающийся у таких, как мы с вами. А чтобы заглянуть за границы, нужен именно талант.
— Вижу, вы очень высокого мнения о нём.
— А как же иначе? Поначалу я и впрямь относился к нему, как к скучающему богачу, который зашёл себе новую игрушку. Но чем дольше я с ним работал, тем больше уважал. Видите ли, мы планируем открыть ещё одну больницу, Малую Тихоокеанскую, в Сан-Анджелесе. Она будет размещаться…
— В Тихоокеанском медицинском центре. Я знаю.
Спайви был поражён.
— Хм, похоже, я не знаю ничего такого, что могло бы вас удивить!
— Надеюсь, что знаете. Харви сказал, что вы куратор этого проекта…
— «Куратор» — слишком громкое слово для обозначения моей роли. Всё сделал мистер Гарольд. К тому времени, как он объявил об этом две недели назад, всё уже было улажено. Остаётся лишь отобрать команду опытных сотрудников МЦБ, которые отправятся туда с образцами оборудования. Лучшего места для больницы и лаборатории не найти, доложу я вам!
— Вы поедете туда?
— Я был бы счастлив…
В течение следующего получаса они обсуждали перспективы Малой Тихоокеанской больницы. Чувствовалось, что Спайви был большим энтузиастом этого проекта и мог разговаривать о нём часами. Но хотя его, как и Стоуна, пригласили стать членом Совета, детали проекта Фонда были ему неизвестны.
— Знаете, — сказал Чип на последок, — должен признаться, я никогда не был очень высокого мнения о мистере Гарольде, даже после полугодичного сотрудничества между нашей командой и больницей. Но сейчас, после всего того, что я узнал о нём от вас и от других, я… В общем, я тоже могу представить себе, что он умирает. Это будет большим ударом.
— Это мягко сказано, — отвёл глаза Спайви.
— Теперь я понимаю, почему вы так активно выступали против идеи сестры Манкчед использовать стимулятор.
— Помилуйте, Чип, — усмехнулся хомяк, — вам нет никакой нужды так говорить о своей подруге в моём присутствии. У меня есть глаза и уши…
Он резко замолчал, увидев, как Чип непроизвольно дёрнулся, и его улыбка растаяла.
— Что-то не так? Но я полагал…
— Прошу вас, Курт, — остановил его Чип, подняв лапу, — я не хочу об этом говорить. Простите, что был тогда груб с вами.
— Забудьте, Чип. Нам всем приходится делать свою работу, порой неприятную, — сказал хомяк, и Чип опустил глаза. Он знал, что Спайви имеет в виду.
— Как он?
— Держится, — сухо ответил врач, и «Спасатель» совсем пал духом. Если уже даже Курт, с которым они за эти дни так сработались, не может простить ему вчерашнего допроса, что уж говорить о Натсоне…
Спайви кашлянул.
— Мне пора.
— Конечно, Курт. Спасибо за всё.
Врач ушёл. Чип забрался на кровать и откинулся на подушку. Свежее постельное бельё и новая пижама поначалу казались жестковатыми, но зато не несли отпечатка ночных терзаний, а наоборот, приятно холодили тело, расслабляя и успокаивая подрасшатавшиеся нервы. Волноваться не о чем. Всё идёт своим чередом, и будущее расписано пускай не поминутно, зато поэтапно. Получение ответов на запросы — один этап. Беседа с Мауизой и Натсоном о Фонде Кошелька — другой. Приход Гарольда Кошелька в сознание, такой же неизбежный, как восход солнца («Он поправится! Непременно поправится!») — третий. Утренний разговор с Милдред — последний по счёту, но отнюдь не по значимости и сложности…
Ладно, накручивать себя не просто бессмысленно, а даже вредно. Гораздо лучше скрасить оставшееся до завтра время за чем-то более приятным. Например, книгой о приключениях любимого героя, благо вон их сколько: целая стопка…
«Во-первых, я не поклонница Шерлока Джонса, хотя и знаю, что такой литературный герой существует. Вот мой дедушка — тот был от него без ума…»
Милли.
Нет, с детективами придётся повременить. Впрочем, он и так знает все рассказы наизусть. Лучше просто полежать, ни о чём не думая и позволив времени плавно течь в никуда. Он это умеет. Он лучше всех знает, о чём надо думать…
«Да, ты сама догадалась! Поздравляю! Каменная стена — отличный выбор!»
Это он сам комментирует успехи Милли…
Чип уже знал, что такое долгая бессонная ночь. Теперь узнал, что бывают ещё и долгие бессонные дни, когда время кажется тягучим, как та жвачка Дейла, и ничто не приносит успокоения…
Дверь палаты распахнулась, впуская молодого парня-мышь в замызганном лабораторном халате. Это был Стюарт. Его движения были стремительны, а из глаз били молнии незамутнённого энтузиазма, напомнившие Чипу Спарки. По-видимому, все лабораторные грызуны имели много общего.
— Мистер Чип! Мистер Чип! — Стюарт захлопнул дверь обратно и подскочил к кровати. — Мне кажется. Я кое-что нашёл!
— Что нашли? — навострил уши Чип. После бесед с Натсоном, Стоуном и Спайви, Стюарт, похоже, был единственным, на чьё отношение к Чипу история с допросом мецената не повлияла. Да и то, небось, лишь потому, что ему по должности не полагалось быть в курсе всех событий.
— Мистер Чип! — Стюарт плюхнулся на кровать и перевёл дух. — Помните, вы спрашивали меня, может ли анализатор выжать из образцов что-нибудь ещё?
— Конечно, помню! Вы что-то нашли?
— Возможно. Скорее «да», чем «нет». Хорошо, пусть будет «да»… — теперь Стюарт разговаривал, как Гаечка, что было ещё одним аргументом в пользу теории о схожести всех учёных. — Я обнаружил несколько недокументированных приёмов, могущих не только улучшить результат работы эвристического алгоритма, но и провести с его помощью «сравнительный метаанализ свойств данного химического соединения»!
— Недокументированных? — переспросил Чип, чувствуя, что потеет. — Где же вы их нашли? Я думал, в ту ночь мы прочитали всё, что было.
— Это да. Но мы читали только основную документацию. А есть, оказывается, ещё один том, помеченный «Х». Я думал, это римская цифра «
— И что это за том?
— В нём собраны технические записки об уже известных и потенциальных проблемах, связанных с работой анализатора. Некоторые места трудно читаются. У меня даже сложилось впечатление, что Мастер Гайка не хотела никому это показывать.
Чип сглотнул.
— А вы уверены, что это именно «икс», а не «крест»?
Стюарт озадаченно посмотрел на него.
— Ну, я решил, что это дополнительный том, их обычно «иксами» обозначают. А что, по-вашему, обозначает крест?
«Кости под черепом!» — мысленно ответил лаборанту Чип, но вслух говорить ничего не стал.
— Просто перебирал варианты. И что это за секретный метод такой?
— О, насколько я понял, всё очень просто. Берём полную базу данных известных препаратов, находим препараты со схожим химическим строением и пытаемся предугадать, какими свойствами должно обладать исследуемое вещество.
— Я думал, мы уже делали это, — удивился Чип.
— Нет. Мы использовали эвристический алгоритм для определения реального состава. Теперь мы воспользуемся эвристикой для определения вероятного состава на основе составов, типичных для веществ из этого класса. Это реальный шанс узнать ещё немного об этом веществе, если вообще не всё! Что скажете?
— Думаю, мы должны использовать всё средства, — ответил Чип и добавил вполголоса, бросив взгляд на окно: — Но мы должны постараться удержать это в тайне.
Стюарт тоже взглянул на окно и перешёл на нервный шёпот:
— Что, даже от доктора Стоуна и доктора Спайви?
Чип задумался. Не то чтобы он в чём-то подозревал первых лиц МЦБ, но он знал, что информация обладает текучестью. Обычно ему не нравились триллеры, поскольку были весьма предсказуемы. Именно поэтому его так поразил фильм «Нет выхода». Это был один из очень немногих триллеров, конец которого оказался для него полной неожиданностью, и именно поэтому он прекрасно запомнил момент с восстановлением повреждённой фотографии и то, как она повлияла на действия плохого парня. Этого нельзя было допустить.
— Я сам им скажу, когда мы получим результаты.
— Да-да, конечно, я никому не скажу…
— Мы никому не скажем, — поправил его бурундук. — Я иду с вами.
— Зачем? Почему? Вы же сказали, что мы должны держать всё в тайне! А если кто-нибудь спросит?
— Тогда я буду отвечать, а вы притворитесь глухонемым. Идите первым, нас не должны видеть уходящими вместе. Идите в лабораторию и сидите там, ни с кем не разговаривайте. Я скоро приду. Где мне найти начальника больничных пожарных?
— Комната
— Обсудить пару вопросов, — уклончиво ответил Чип. В ночь покушения анализатор показал себя с наилучшей стороны, но бурундук с недоверием относился к использованию методик, упомянутых в разделе «Прочие опасности». Ведь если даже Гаечка признала их потенциально опасными, значит дело и впрямь серьёзное…
Помимо злополучного креста на корешке, дополнительный том выглядел абсолютно так же, как все остальные. Но его содержание не было структурировано и в основном состояло из описания работы отдельных модулей, из чего Чип сделал вывод, что Гайка по ошибке упаковала этот том вместе с остальными перед отправкой в больницу. Написаны эти записки были на скорую руку, но Чипа это не смутило, и он понял практически всё. Как оказалось, он не зря решил помочь Стюарту, который несколько мест истолковал совершенно противоположным, чем имела в виду Гайка, образом, и, составляй он программу сам, в тот день у больничных пожарных, электриков и уборщиков работы было бы невпроворот.
— Сколько ждать результатов? — спросил Чип, глядя на уносящийся в неведомые дали почтовый конверт.
— Учитывая, что мы установили максимальную глубину эвристики и всю базу данных в качестве источника информации…
— Просто скажите, будут ли результаты к вечеру?
— Нет, вряд ли. Завтра утром, скорее всего.
— Так долго?!
— Ну, я же сказал, что мы выбрали…
— Хорошо, понял. Как думаете, его безопасно оставлять в работающем состоянии?
— Не волнуйтесь, у меня сегодня ночная смена. А поскольку вся работа выполняется на уровне программы, это никак не отразиться на обычной работе. Здесь всё-таки двухъядерный процессор!
— Спасибо, Стюарт, вы меня успокоили!
— Не за что, мистер Чип!
«Спасатель» поехал назад в палату. Чтение рабочих записей Гаечки успокоило его, но стоило ему покинуть лабораторию, как всё началось сначала. Буквально всё в больнице напоминало ему о Милли, начиная от таких же, как у неё, халатов других медсестёр, и заканчивая мебелью, покрытой лаком цвета её каштановых волос, таких густых, нежных, послушных…
«Нет, стоп, так не пойдёт…»
Оставшуюся часть дня Чип провёл, по большей части глядя в потолок. Поговорить и то было не с кем, хотя принёсшая ему обед Сара и пыталась завязать беседу, но Чип, которого её присутствие тяготило, отвечал коротко и невпопад, и больше медсестра не заговаривала с ним. То ли обиделась, то ли, наоборот, прониклась его верностью делу и не хотела прерывать его размышления, не очень, если говорить на чистоту, напряжённые ввиду отсутствия новой информации.
В итоге единственными его развлечениями за весь оставшийся день стали обед и ужин, которые он съел, тщательно, чтобы на дольше хватило, пережёвывая каждый кусочек. Всё остальное время он провёл в состоянии полудрёмы, борясь с одолевавшей его после беспокойной ночи усталостью. Он с превеликой радостью забылся бы сном, но стоило ему закрыть глаза, как он снова видел перед собой изящные линии её лица, а ткань пододеяльника под пальцами становилась волнистой и шелковистой, как шёрстка на её щеках и шее. Вздрагивая всем телом, Чип открывал глаза, чтобы убедиться, что это была всего лишь игра воображения, после чего до хруста сжимал кулаки и прикусывал губу, чтоб болью прогнать дремоту и связанное с нею наваждение, но это не сильно помогало…
Тогда «Спасатель» применил другую тактику и начал твердить себе, что ему надо выспаться впрок, так как завтра, вполне возможно, будет много дел и возможности выспаться не представится. Постепенно такое самовнушение стало давать результаты. Образ Милли тускнел, периоды забытья удлинялись, и под вечер Чипу всё же удалось заснуть. Пробудившись, он обнаружил на тумбочке поднос с накрытыми крышками и дополнительно завёрнутыми в полотенце, чтобы не остыли, тарелками, и впервые за два дня поел обстоятельно и с аппетитом. Бурундук вновь чувствовал себя полководцем, одержавшим очередную победу над самым опасным противником в мире — собой и своими страхами, и фантомы больше не докучали ему ни образами, ни голосами…
Около половины первого Чип проснулся. Его и без того чуткий сон после дневного отдохновения был ещё менее глубоким, чем обычно, и донёсшиеся из коридора голоса его слух зарегистрировал. Но разбудило его не это.
Он был готов поклясться, что услышал, как кто-то произнёс: «Сестра Милдред».
Но в больнице работала только одна медсестра с таким именем. И сегодня было не её дежурство…
Впрочем, в случае Милдред это ещё ничего не значило.
Бурундук поднялся и осторожно приоткрыл дверь. В отделении было тихо и пустынно, свет горел только в коридоре и в палате Гарольда Кошелька. Через окно Чип видел одного из дежуривших в предбаннике санитаров. Это был Гардинг. Судя по сосредоточенному выражению лица и зажатому в правой руке карандашу, который двигался не только справа налево, но и сверху вниз, он разгадывал кроссворд. Бурундук успокоился. Раз даже такой ответственный работник, как Гардинг, заскучал на дежурстве, значит всё в порядке. Ну, то есть хуже не стало…
Чип уже собирался закрывать дверь и ложиться обратно, но тут Гардинг поднял голову и, улыбнувшись, кивнул кому-то, вышедшему от мистера Гарольда. Бурундук напрягся. Доступ к постели мецената имели лишь шесть грызунов. Двое из них, миссис Кошелёк и мистер Натсон, отпадали, так как часы посещения давно истекли. Стоун и Спайви также отпадали, ибо в их присутствии санитар вряд ли бы решился сидеть и разгадывать кроссворд. Оставались сам Чип, но он по вполне понятным причинам не мог там сейчас находиться, и…
Дверь палаты открылась, и в коридор вышла она.
Несмотря на поздний час и срочный вызов, которым наверняка и объяснялось её присутствие, бурундучиха выглядела, как всегда, свежо и элегантно. И даже лучше, хоть это и казалось невозможным. Пышные волосы, идеально чистый халат, казавшийся просто белоснежным на фоне торчащего из кармана чёрного футляра набора для инъекций, переливающаяся в свете ламп шерсть… Только сейчас Чип по-настоящему оценил грациозность и изящество её походки и фигуры, которые произвели на него впечатление ещё тогда, при первой встрече, но сейчас казались просто неземными. То ли инстинкты снова стали брать верх, заставляя его смотреть на мир глазами влюблённого, то ли вступил в действие старый принцип: «имеем — не ценим, теряем — жалеем…»
— Милли! — громко позвал бурундук. То есть хотел позвать громко, но вовремя вспомнил, что сейчас далеко за полночь, и в последний момент взял на три четверти тона ниже. В результате столь резкого скручивания звука получилось нечто весьма и весьма среднее между криком и громким шёпотом, не слишком похожее на оклик, но зато хорошо слышимое в коридоре. По крайней мере так показалось Чипу. Ещё ему показалось, что медсестра вздрогнула, но бурундук списал это на обман зрения, так как она продолжала идти к выходу из отделения, не оборачиваясь и не сбавляя шаг.
«Она не хочет меня видеть!» — пронзила «Спасателя» мысль. Он развернулся на костылях и поскакал к коляске, но тут первое побуждение сменилось соображением иного рода.
«Стоп, а что в этом плохого? Разве не об этом я мечтал всё это время?»
«Нет, не об этом!» — сказал себе бурундук, запрыгивая в коляску и выжимая полный ток. Прятаться в песок — удел трусливых землероек. Он обещал, что поговорит с ней, и он это сделает. Объяснит всё. Сейчас же.
— Милли! — крикнул он вслед удаляющемуся по коридору белому халату. Здесь палат не было, поэтому его крик не мог разбудить никого, кроме, разве что, задремавших работников ночной смены, но им по правилам и так спать не положено. — Постой, Милли!
Но её уже нигде не было. Чип оглядел коридор, потом доехал до ближайшей развилки, но она как сквозь землю провалилась. Как будто сбежала. Но зачем?..
Мистер Гарольд!
Чип развернул коляску и поехал назад, каким-то чудом поборов побуждение отключить уже второй ограничитель скорости.
— Мистер Чип! — Гардинг аж подскочил. Другие два санитара, один тоже в предбаннике, другой у постели, последовали его примеру. — Какая неожи…
— Как он? — оборвал его «Спасатель».
— Никаких изменений, сэр.
— Уверены?
— Так показывают приборы.
— Что здесь делала сестра Манкчед?
— О! — Гардинг понимающе улыбнулся. — Я знал, что вы спросите…
Чип хмуро посмотрел на него, и санитар-крыса снова перешёл на официальный тон:
— Она справилась о состоянии мистера Гарольда и сделала ему стимулирующую инъекцию.
— Стимулирующую? Вы уверены?
— Так она сказала, — подал голос санитар из внутренней части палаты, высокая бурая белка. — Ещё она сказала, что доктор Спайви разрешил это.
— Серьёзно? Это хорошая новость! — Чип вновь посмотрел на экраны, и ему показалось, что пики кардиограммы стали выше. Или нет… Во всяком случае видимого ухудшения, которое бы свидетельствовало о том, что здесь что-то нечисто, не было.
— Да, верно! Она тоже так сказала! — добавил третий санитар, крот. — Она была так счастлива, что даже расплакалась! Я дал ей свой платок!
— У неё были на то причины, — улыбнулся Чип. — Ладно, бывайте!
— Может, мне отвезти вас в палату? — предложил Гардинг. — А может, хотите заехать в кое-чей кабинет?
«Прекрасно, вся больница в курсе…» — подумал Чип. Предложение, конечно, было заманчивым, тем более что он так до сих пор и не знал, где находится кабинет Милли. Но тут бурундук осознал, что так настроился именно на утренний разговор с ней, что сейчас просто не знает, что и сказать. Весь сегодняшний день он потратил на убеждение самого себя в необходимости объясниться с ней, и времени на проработку собственно сценария предстоящей беседы у него просто не было. Поэтому он решил, что утро вечера мудренее.
— Благодарю, Гардинг, но я сам. Спасибо вам всем за бдительную службу. Спокойной ночи!
— Спокойной ночи, мистер Чип!
«Спасатель» выехал в коридор и направился к себе. Когда он скрылся в палате, следившая за ним из-за угла на противоположном от отделения конце коридора медсестра вздохнула с облегчением. «Интересно, он вообще спит когда-нибудь?!» — раздражённо подумала она, направляясь к холл. Там она подошла к стойке регистратуры, за которой дремал полный пожилой хомяк.
— Доброй ночи, Хэмми. Для моего отделения почты нет?
— Сейчас, сестра Манкчед, я посмотрю… — хомяк неуклюже поднялся и поковылял к стоящему у противоположной стенки стеллажу с гнёздами для писем, но на полпути остановился. — Погодите, вы же сегодня не…
— Пришлось вернуться, забрать кое-что, — пояснила его собеседница. — Потом подумала, что, раз уж я всё равно здесь, почему бы не сделать всё сразу?
— Да-да, конечно, — Хэмми отошёл и вскоре вернулся с двумя письмами. — Вот, пожалуйста!
— Спасибо, Хэмми! Счастливого дежурства!
— Благодарствую, сестра Манкчед! И вам того же!
Забрав у служащего конверты, медсестра направилась обратно вглубь больницы, но на следующей развилке повернула не направо, к отделению реабилитации, а налево — к личным кабинетам. Лишнее письмо, которое пришлось взять, чтобы не вызвать подозрений, она порвала и по частям выкинула в мусорные вёдра в противоположных концах коридора, после чего подошла к двери, на которой висела табличка: «Отделение реабилитации. М. Манкчед., С. Коттон». Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никого поблизости нет, она отперла дверь, включила свет и, сев за стоявший справа под стенкой стол, достала из кармана второй из полученных в регистратуре конвертов. Торопливо вскрыв его, она прочла письмо, после чего положила его и набор для инъекций в правый нижний ящик поверх другого, пролежавшего там уже больше двух суток конверта, который был адресован тем, от кого пришёл сегодняшний.
«О. Ява, г. Сурабайя, гостиница „Плаза“. Команде „Спасателей“. До востребования».
Проснулся Чип ещё затемно, приблизительно в
— Доброе утро, Милли! — поприветствовал он вошедшую медсестру.
— Доброе утро, мистер Чип! — приглушённо хихикнув, ответила ему миловидная белочка-шатенка.
— Знаешь… — только сейчас до Чипа дошло, что события развиваются совсем не так, как ожидалось, и он растерянно произнёс. — Здравствуйте, сестра…
— Клемсон, Лиза Клемсон.
— Ой, да, конечно, простите, Клемсон, Клемсон, конечно же… — рассыпался в извинениях лидер «Спасателей», но, осознав, что чем больше он говорит, тем более гнетущее впечатление производит, встрепенулся и постарался взять себя в руки.
— Скажите, пожалуйста, а сестра Манкчед сегодня дежурит?
По замыслу Чипа, ровный и бесстрастный голос, которым был задан этот вопрос, должен был создать о нём впечатление как о чрезвычайно серьёзном и сдержанном бурундуке. Но на фоне его предыдущего растерянного бормотания он выглядел даже более комично, чем среднестатистический анекдот.
— Разумеется! — ответила медсестра, еле сдерживая смех. — Просто на неё свалилось много бумажной работы, и она попросила пока подменить её.
— А, так она в больнице? Очень хорошо! А я могу её увидеть?
— Что, даже не позавтракаете? — белочка многозначительно улыбнулась. — Вот это, я понимаю, сердечная тоска…
— Нет, разумеется, после завтрака! — поспешил исправиться Чип, которого её слова заставили покраснеть до кончиков ушей. Понятливо кивнув, медсестра раздвинула шторы и удалилась, а бурундук накрылся с головой одеялом и в сердцах стукнул себя кулаком по лбу. Паяц, просто паяц. Дейл и тот повёл бы себя гораздо естественнее… Впрочем, это неудивительно, ведь у него вся жизнь — одно сплошное цирковое представление. Но иногда спонтанность — незаменимая вещь, а именно её Чипу сейчас и не хватило. Разумеется, ничего плохого в чётком и исчерпывающем планировании не было, как нет ничего плохого в том, что поезда движутся по рельсам. Наоборот, очень быстро и удобно. Но лишь в том случае, если не забывать про гибкость и уметь вовремя перейти на другой путь, пока намеченная ветка не привела тебя прямиком в улавливающий тупик…
«Ничего, ничего, — успокаивал себя Чип. — Всё под контролем. Ну, подумаешь, опростоволосился. Вот история с Чизмэном — это да, это был провал. А это так, ерунда на оливковом масле… Да, правильно, как позавтракаю — сразу к ней. Мы оба будем сидеть: я в коляске, она на стуле. Она не будет нависать и смотреть на меня сверху вниз, наши глаза будут на одном уровне, это важно… Как видишь, всё к лучшему…»
«А вдруг она попросила Лизу подменить её не потому, что занята, а по другой причине?»
Что ж, так даже лучше. Значит, она воспримет его слова как должное…
«А если не воспримет? Если она послала Лизу именно потому, что боится услышать то, что я собираюсь сказать?»
Ладно, что гадать. Поговорить с ней надо в любом случае. В любом!
Проглотив, не жуя, принесённый сестрой Клемсон завтрак, Чип подробно расспросил её о местонахождении кабинета сестры Манкчед, даже карту на салфетке нарисовал, чтобы гарантированно ничего не перепутать, и отправился туда. Чем ближе бурундук подъезжал к месту назначения, тем отрывистей становились его движения и выше — средняя скорость передвижения. Уже занеся руку, чтобы постучаться в нужную дверь, Чип несколько раз глубоко вздохнул, разгоняя клубившиеся над ним тучи сомнения. Сегодня ночью он не смог сказать ей этого, и утром у него тоже ничего не вышло. Что будет на этот раз?
«На этот раз у меня выйдет! Должно выйти!» — даже не сказал, а приказал себе Чип. Первые две неудачи ничего не значат, даже, наоборот, помогают собраться и настроиться. Да и Рокфор непременно заметил бы, что три — счастливое число…
«Хватит! Обойдусь без предрассудков!» — одёрнул себя бурундук. Но почему-то постучал не сколько-нибудь, а именно трижды.
— Войдите! — донеслось изнутри. Милдред. Её голос Чип не спутал бы ни с каким другим, даже через двери.
— Доброе утро, Милли! — произнёс он с порога.
Сидевшая за столом справа от двери медсестра вздрогнула и медленно отложила ручку.
— Чип, ты? — не оборачиваясь, спросила она.
— Да, я.
— Ты рано. Я думала, ты ещё спишь…
— Вообще-то, я уже и позавтракать успел…
— Да?! — медсестра обернулась. — Погоди… А который час?!
— Восемь утра…
— Господи, прости, я совсем заработалась! — она кивнула на разложенные на столе бланки. — Я не всё успела заполнить дома, а к десяти мне надо их сдать…
— Так я зайду попозже! — воскликнул Чип с неизвестно откуда взявшейся радостью, но, положив руки на колёса, отругал себя за очередной приступ бесхребетности. Ишь ты, как за протянутую соломинку ухватился, чуть с руками не оторвал!..
«Да, но что теперь делать? Уезжать? Или оставаться? Но как остаться после…»
— Нет, Чип, постой, ты… ты мне совершенно не мешаешь! — остановила его Милдред, и бурундук энергично заработал руками, спеша вкатиться в комнату, пока она не передумала.
— Честно? Спасибо за… — Чип чуть было не сказал: «повод», но вовремя остановился. — За приглашение!
— Не за что! Э-м-м, может, хочешь кофе? Надеюсь, твоя голова…
— В полном порядке! — закончил за неё «Спасатель». — С удовольствием! В смысле, я про кофе…
— Хорошо, я сейчас!
Милдред пошла к стоявшему в дальнем углу кабинета столику с чашками и принадлежностями для варки кофе, и Чип воспользовался образовавшейся паузой, чтобы ещё раз всё обдумать. Если верить рассказам санитаров, вчера в палате она расплакалась. Сейчас она гораздо спокойнее, но, хоть и держится молодцом, на самом деле балансирует на грани нервного срыва. Поэтому вариант сказать всё и сразу Чип отбросил, и в итоге решил начать издалека, с приятного, чтобы перейти к главному плавно, как можно более смягчив удар.
— Как мистер Гарольд? Есть изменения?
— Ни малейших.
— Но и ухудшения нет, я правильно понимаю?
— Нету, — согласилась Милдред. — Но знаешь, в его состоянии это весьма слабое утешение.
— В любом случае я рад, что тебе удалось убедить доктора Спайви. Уверен, это поможет.
— Убедить? — с неприкрытой иронией переспросила бурундучиха. — Скорее, это он меня убедил.
— Вот как? — удивился Чип. — Надо же! Вот уж не ожидал. А я, признаться, думал, что всё потеряно.
— А разве нет?
— Ну что ты! Как по мне, всё вышло просто замечательно!
Милли хмыкнула.
— Ничего себе «замечательно»! Ты так говоришь, словно не присутствовал при том разговоре!
— А зачем? Ты и сама прекрасно справилась! Зная характер доктора Спайви, я хорошо понимаю, как это было непросто!
Бурундучиха вздрогнула, и немного кофе просыпалось на столик.
— Знаешь, Чип, хоть я и привыкла уже к твоей манере говорить загадками, но на этот раз ты превзошёл самого себя! О чём ты говоришь вообще?
— Как это о чём? О разрешении доктора Спайви использовать стимулятор, конечно!
Медсестра едва удержала в руках джезву.
— Он… Он разрешил?! Чип, это правда?!
— Ну да, — кивнул обескураженный реакцией Милдред бурундук. — Ты же сама мне вчера сказала!
Побледневшая Милли осторожно поставила ходившую ходуном в её руках посудину на стол и медленно повернулась к Чипу.
— Чип, ты что-то путаешь… Меня вчера вообще в больнице не было!
Теперь уже Чип вцепился когтями в ручки кресла, чтобы не выпасть.
— Как это не было? Ты что?! Мы разговаривали с тобой этой ночью в коридоре, неподалёку от отделения! Ты меня просто пугаешь!
— Это ты меня пугаешь, Чип… — пробормотала Милли, подходя к бурундуку и проводя рукой по тому месту, куда попал пузырёк с аспирином. — Господи… Неужели…
— Всё со мной в порядке! — отмахнулся от её руки «Спасатель». — Ничего мне не привиделось! Я в своём уме и всё прекрасно помню!
— Но Чип…
Закончить вопрос Милдред не успела. Раздался громкий стук в дверь, и в комнату даже не вошёл, а ворвался доктор Спайви.
— Сестра Манкчед! Я бы хо… О, Чип, вы тоже здесь? Что ж, это даже лучше!
— Что случилось, Курт?
— Нечто неслыханное, я бы сказал! — хомяк просто пылал гневом. — Сестра Манкчед, где вы были сегодня ночью?!
— Доктор Спайви, а что… что случилось?
— Отвечайте на вопрос!
— Не горячитесь, Курт! Крик тут не поможет! — оборвал врача Чип, после чего обратился к застывшей медсестре: — Пожалуйста, Милли, скажи, где ты была сегодня ночью?
— Дома. У себя дома…
— Дома, значит?! — воскликнул Спайви. — Вы слышали, мистер Чип?! Она сказала, что была дома!
— Курт, пожалуйста, успокойтесь и объясните, что здесь происходит!
— Объяснить?! Пожалуйста! Гардинг, войдите!
На пороге показался ожидавший под дверью сигнала санитар-крыса.
— Гардинг, расскажите мистеру Чипу то, что рассказали мне! — велел Спайви.
— Ночью я, Диггерс и Гольднат дежурили в палате мистера Кошелька, — начал санитар. Говорил он законченными фразами, очень чётко и последовательно, как и положено докладывать начальству. — В
— Это неправда! — воскликнула Милли. — Я была…
— Замолчите, сестра! — оборвал её Курт. — Дойдёт и до вас очередь! Продолжайте, Гардинг!
— Итак, в
— Слышали? — вмешался Спайви. — Я разрешил ей использовать стимулятор! Каково, а?!
— А вы ей этого не разрешали? — спросил Чип очень медленно и неохотно.
— Конечно нет! Это слишком опасно, тем более после второй потери сознания! Но, как видите, даже это её не остановило!
— Этого не было! Чип, доктор Спайви, этого всего не было! Он врёт! Чип, я…
— Помолчи, Милли. Присядь, — глухо сказал бурундук, но его реплика, гораздо более тихая чем окрик врача, подействовала на медсестру в сто раз сильнее. Её плечи поникли, и она, затравленно оглядев троих мужчин, опустилась на стул.
— Это всё неправда… — пробормотала она. — Меня не было вчера здесь. Гардинг, зачем… зачем ты всех обманываешь?
Ноздри обвинённого во лжи санитара расширились, но Чип не дал его гневу вырваться наружу.
— Скажите, Гардинг, вы решили кроссворд?
— Нет, мне осталось… А как вы узнали?!
— Неважно, — удостоверившись, что вчерашние события ему не приснились, Чип снова повернулся к не сводившей с него исполненного мольбы и надежды взгляда Милдред. — Милли, пожалуйста, объясни нам…
— Чип, этого не было! Пожалуйста, поверь мне!
— Я бы охотно поверил тебе, Милли, если бы не видел тебя собственными глазами.
— Вот! Вот! Слышите! — моментально оживился хомяк. — Даже мистер Чип говорит, что видел вас! И после этого у вас хватает наглости…
— Курт, не надо! Милли, пожалуйста, объясни всё!
— Господи, Чип! Я не знаю, я не понимаю, что происходит! Но меня не было здесь вчера! Ну что, что мне сделать, чтобы ты мне поверил? Что бы вы все мне поверили?!
— Начать говорить правду! — рявкнул Спайви. Чип поднял вверх руку, призывая всех к спокойствию. И в первую очередь — самого себя.
— Милли, послушай, — он взял бурундучиху за руку и посмотрел ей в почти бесцветные от скопившихся слёз глаза. — Я прекрасно тебя понимаю. Я знаю, что ты очень добрая, что мистер Гарольд много для тебя значит и что ты искренне желаешь помочь ему. Уверен, что доктор Спайви тоже тебя поймёт. Пожалуйста, расскажи нам всё как есть без утайки. Я прошу, тебя как друга. Расскажи всё, Милли. Ради нас… э-э-э, нас всех! Пожалуйста!
— Чип, — медсестра, словно тисками, сжала его пальцы, — мне нечего рассказывать! Поверь мне, прошу! Умоляю! Я не делала этого! Я ничего этого не делала!
— Это безнадёжно, Чип! — прокомментировал Спайви. — Вы же видите, она ни за что не признается…
— Помолчите, Курт! — прикрикнул на врача Чип. — Лучше пообещайте, что простите её, если она…
— Простить?! — воскликнул Спайви. — Да вы понимаете, что она наделала?! Это не просто небрежность или недосмотр, это… Это вопиющая безответственность! Это…
— Курт! Вы что, не понимаете?! Милли, послушай, я обещаю, нет, клянусь, что тебе за это ничего не будет! Слышишь меня? Ни-че-го! Пожалуйста, расскажи, как всё было, и всё будет, как прежде! Ты мне веришь?
— Чип, ну почему… Ну почему ты мне не веришь? Почему?
— Милли, пожалуйста! Я тебя очень прошу! — повторил Чип, которого упрямство Милдред уже начало не удивлять, а раздражать. Одно дело, если бы она представила собственную версию событий, как это сделал Чизмэн. Но отрицать настолько очевидные вещи, отрицать факты было с её стороны настолько иррационально, что находилось далеко за гранью его понимания.
— Я не делала этого… Не делала… — пробормотала медсестра сквозь слёзы и закрыла лицо носовым платком.
— Милли, пожалуйста! — бурундук взял её руки. — Расскажи всё! Прошу тебя! Зачем доводить всё до абсурда?! Все всё поймут, обещаю! Я поговорю со Спайви, со Стоуном, со всеми! Всё будет хорошо, вот увидишь! Только скажи, куда ты положила набор для инъекций?
Милдред вздрогнула.
— Какой… набор? Для каких… инъекций?
— Набор, с которым ты вышла из палаты мистера Гарольда. Чёрный продолговатый футляр. Прошу, пожалуйста…
— Да, сестра Манкчед, пожалуйста! — добавил Спайви. — Не вынуждайте нас идти на крайние меры!
— Крайние м-меры? — переспросила Милли.
— Обыск.
— Что?.. Обыск?.. Но… но зачем? Зачем?! Чип! Скажи ему! Скажи!
— Милли, пожалуйста, — повторил свою просьбу Чип, у которого при виде её страданий просто сердце кровью обливалось, а к горлу подступал комок. — Мы же друзья, Милли! Я прошу…
— Если мы… друзья… — всхлипнула Милдред, — то… то почему ты… почему ты мне не веришь?
Чип не ответил, лишь сжал её руки ещё раз и обречённо произнёс.
— Милли, прошу тебя…
— Что ж, сестра Манкчед, боюсь, вы не оставляете нам никакого выбора, — констатировал Спайви и приказал:
— Гардинг, обыщите здесь всё!
— Всё? — переспросил Гардинг. — В смысле, вообще? Но…
— Делайте, что велят, Гардинг! — совершенно бесцветным голосом произнёс Спайви. — Сначала её стол, потом соседний и далее по рецепту.
— Как скажете, шеф, — пожал плечами санитар и, подойдя к столу Милдред, начал рыться в стопках сложенных на нём бумаг. Милли закрыла лицо ладонями и отвернулась, чтобы не видеть чинимого им разгрома. Чип, тоже избегавший смотреть в ту сторону, хотел положить руку ей на плечо, но бурундучиха стряхнула его ладонь, словно противную мокрую тряпку. Бурундук опустил глаза, и они сидели, одновременно рядом и бесконечно далеко друг от друга, смотря куда-то внутрь себя и вздрагивая от резких звуков, с которыми Гардинг выдвигал ящики письменного стола и вытряхивал их содержимое на пол.
— Милли, пожалуйста… — тихо попросил он. — Пока ещё не поздно… Пожалуйста…
В ответ — лишь три коротких всхлипывания.
— Пожалуйста, Милли…
— Чип…
— Ага! — издав торжествующий возглас, бросился к очередному вынутому санитаром ящику Спайви и поднял над головой лежавший на самом верху чёрный футляр. — Вот оно! Что вы теперь скажете, сестра Манкчед? Ну же! Я жду объяснений!
— Я… — замотала головой бурундучиха с расширившимися от ужаса и удивления глазами. — Это не моё… Не моё! Я не знаю, что это…
— Всё вы прекрасно знаете! Это наш стандартный футляр для шприцев! Гардинг, она с ним приходила в палату?
— С ним, именно с ним! — закивал санитар. — Это он!
— Если это действительно стандартный футляр, то правильнее говорить: такой же, — поправил медработника Чип, но сделал это, скорее, машинально, для проформы, так как все факты однозначно указывали на то, что это тот самый футляр.
— Я ничего не понимаю… — бормотала Милдред. — Это какая-то ошибка…
— Ошибка, говорите?! — не без ехидства спросил врач. — Сейчас мы всё проверим! Так-так, что тут у нас… Два шприца и… А это что? — Спайви вынул из специального отделения маленький пузырёк с прозрачной жидкостью. — Что это, сестра Манкчед?
— Я не знаю…
— Не знаете, да? А я знаю! Это кордиамизол! Вы это ввели мистеру Кошельку? Отвечайте!
— Я ничего ему не вводила… Меня вообще…
— Достаточно, я это уже слышал! Вот что! Я немедленно отправлю эти шприцы на анализ, и если в них обнаружится хотя бы микроскопическое количество кордиамизола, простым взысканием вы не отделаетесь! Вам ясно?! Гардинг, Чип, подождите меня здесь… Чип? Чип?! Что с вами?!
Но бурундук молчал. Сейчас он даже при всём желании не смог бы произнести ни звука. Каждый волосок, каждая шерстинка на его тела приняла вертикальное положение, а глаза, лишь немного уступавшие по размеру одноцентовику, не видели ничего, кроме двух ранее накрытых футляром почтовых конвертов.
— Чип?! Чи… Погодите-ка, что это? — Спайви поднял конверты. — «Малая Центральная больница, отделение реабилитации, одиночная палата №
— Дайте их сюда, Курт, — попросил Чип. Его протянутая к конвертам рука и так дрожала вовсю, но когда он увидел, что оба письма вскрыты и, более того, прочитаны, его чуть удар не хватил.
— Что это, Чип?.. — спросила Милли, придвигаясь поближе, но замерла, натолкнувшись на его взгляд, не уступавший по холодности Северному и Южному полюсам вместе взятым.
— Милли, как это понимать?
— Не знаю, Чип, а что это?
— Письма. Мои письма, Милли. Откуда они у тебя?
— Чип, я их впервые вижу…
— Не ври, Милли! Вот это письмо, — бурундук показал на конверт, адресованный его друзьям, — я написал
— Я не знаю, Чип, — прошептала Милдред. — Ты прав, я забрала его из палаты, но тотчас же опустила в больничный почтовый ящик! Поверь мне!
Чип задумался. Он очень сильно, безудержно хотел ей поверить. Однако в свете последних событий и того, что она отрицала очевидные вещи, просто не мог это сделать.
Но был просто обязан разобраться во всём до конца. Обязан дать ей шанс…
— Значит, сегодня ночью ты была дома?
— Да, Чип, да! — радостно вскричала Милли. — Дома! У себя дома!
— Кто-нибудь может это подтвердить?
— Ну, ты же знаешь, я живу одна…
— Удобное объяснение отсутствия алиби, ты не находишь?
— То есть? Ты хочешь сказать…
Бурундук не удостоил её ответом, а вместо этого посмотрел на второе письмо. Судя по штемпелю почтового отделения аэропорта Сукарно-Хатта, оно вылетело из Джакарты вечерним рейсом. Учитывая среднюю продолжительность полёта и тот факт, что разница во времени с Джакартой — минус
— Курт, скажите, как к вам в больницу доставляются письма?
— Так же, как и всем остальным — почтовыми голубями.
— Но ведь по отделениям их разносят медсёстры, так? — уточнил Чип, вспомнив, что самое первое письмо от друзей ему принесла в палату Милдред.
— Да. Голубь оставляет их в регистратуре, где они сортируются, а дежурные медсёстры разносят их по палатам и кабинетам.
— Кто сегодня дежурил в регистратуре с двадцати трёх до полуночи?
— Хэмлок Брюстер.
— Он в больнице?
— Нет, уже ушёл домой.
— Срочно привезите его сюда!
— Хорошо, Чип, я всё организую. Гардинг, останьтесь с мистером Чипом и мисс Манкчед! Я скоро приду!
Спайви ушёл. Гардинг сел около двери и, скрестив руки на груди, принялся буравить взглядом выглядевшую совершенно раздавленной Милли, явно ожидая со стороны двуличной медсестры очередного подвоха. В комнате воцарилась тишина, лишь изредка прерываемая всхлипываниями бурундучихи и шуршанием конвертов, которые нервно теребил Чип, молясь, чтобы этот Брюстер жил где-нибудь поблизости, а не на каких-нибудь там Пасифик Хайтс.
Через полтора часа Спайви вернулся, причём не один, а во главе целой процессии, в которую помимо него и уже знакомых Чипу доктора Стоуна и Таркла входили полный седовласый хомяк, судя по всему, тот самый Хэмлок Брюстер, и дородная пожилая мышь с ярко-рыжими, явно крашеными волосами.
— Доброе утро, Чип! — поприветствовал бурундука директор больницы. — Курт мне так толком ничего и не объяснил, сказал только, что это очень важно. Может быть, вы просветите меня по поводу того, что всё это значит?
— Непременно, Харви, — отозвался Чип. — Но сперва я бы хотел спросить у мистера Брюстера… Мистер Брюстер, я ведь правильно понимаю?
— Всё правильно, молодой бурундук! Хэмлок Брюстер собственной персоной! — отрекомендовался хомяк. Хотя поспать ему удалось лишь два часа с небольшим, держался он хорошо, хоть и моргал в два раза чаще, чем тот же Спайви. В этом они с пожилой мышью были схожи, из чего Чип сделал вывод, что она тоже поднятая ни свет ни заря работница ночной смены.
— Скажите, мистер Брюстер, вы дежурили сегодня ночью в регистратуре?
— Да, это был я!
— С которого часу?
— Как штык, с самого начала! С девяти часов!
— То есть во время вашего дежурства должны были доставить почту, так?
— Должны были и доставили, молодой бурундук, как всегда! В половине двенадцатого птичка прилетела!
— Были ли в числе доставленных писем адресованные пациентам отделения реабилитации?
— Были, были! Два письма было, как сейчас помню!
— А вы не знаете, кто их забрал? — хотя этот вопрос Чип задал абсолютно таким же тоном, что и остальные, внутренне он весь сжался в комок. «Только бы не она, пожалуйста, только бы не она…»
— Отчего же не знать! Знаю! Вот она вот! — он махнул рукой в сторону бледной как стена Милдред. — Сестра Манкчед!
— Это неправда! — воскликнула та. — Хэмми, как же так?.. Что же это такое?.. Это какой-то кошмар…
— Вы уверены, мистер Брюстер? — уточнил Чип совершенно пустым, будто синтезированным на компьютере голосом. — Именно её вы видели? Именно ей отдали письма?
— Абсолютно уверен, мистер Чип! Из рук в руки передал! Я сам, помнится, подивился, почему она здесь, хотя это не её смена…
— Не моя, не моя! — подхватила Милли. — Это какая-то ошибка! Недоразумение! Меня не было вчера в больнице!
— И что она ответила? — спросил «Спасатель», не обратив на её причитания никакого внимания.
— Что вернулась, потому что забыла кое-что, ну и письма заодно забрать решила, вот!
— Спасибо, мистер Брюстер, вы свободны. Вас отвезут.
— Благодарствую! Ноги у меня, знаете ли, давно уж не те! Бывайте!
— Господи, господи, господи… — шептала Милли, сжавшись в клубок и закрыв лицо руками. — Как же это? Что же это? Почему это?..
— Кто-нибудь скажет мне, что происходит, или нет? — снова спросил Стоун, поглядывая то на своего заместителя, то на Чипа, то на медсестру, дрожащую как целая осиновая ветка.
— Разумеется, Харви, — видя, что Чип сейчас явно не в том состоянии, чтоб объяснять что-либо, Спайви взял инициативу в свои руки и пересказал Стоуну всё, начиная со своего утреннего обхода и разговора с Гардингом и заканчивая результатами лабораторных исследований шприцев.
— Как я и думал, — подытожил хомяк, — в одном из них были обнаружены следы стимулирующего препарата кордиамизола. Именно этот препарат предлагала использовать мисс Манкчед. Я был абсолютно уверен, что мне удалось убедить её если не отказаться от этой опасной идеи, то хотя бы повременить. Но, как видим, её согласие было лишь ширмой…
— Сестра Манкчед, это правда? — грозно спросил главврач.
— Нет… Нет, это неправда! Пожалуйста, доктор Стоун, поверьте мне! Я не делала этого!
— Видите, Харви? Мало того, что ей хватило наглости заявиться в палату к мистеру Гарольду и сказать дежурному санитару, что это я её послал, так она ещё и продолжает всё отрицать! Хотя её видели Гардинг, Чип, Хэмми Брюстер, а также, — он указал на крашеную мышь, — миссис Освальд, кладовщица ночной смены! Расскажите нам, миссис Освальд, что было этой ночью?
— Я приняла склад в девять. Дежурство протекало, как обычно, всем было что-то нужно…
— Миссис Освальд, ближе к делу!
— Хорошо, доктор. Часам к одиннадцати поток заказов иссяк, и я смогла приготовить себе чай. А когда вернулась к стойке, то увидела сестру Манкчед. По всему было видно, что она очень спешит. Ей нужен был двухпроцентный кордиамизол. Я впервые слышала о таком, и она пояснила, что это новый препарат и поступил он к нам недавно. И действительно, на стеллаже с сильнодействующими средствами нашлись два пузырька…
— Всего два? — переспросил Стоун.
— Да, — подтвердил Спайви, — пока всего два. Мы лишь относительно недавно освоили технику его адаптации для наших нужд и вскоре планируем выйти на уровень десяти доз в неделю. Это хороший показатель для такого сложного препарата. Кроме того, он используется достаточно редко, и такого количества нам хватит с запасом.
— Понятно… — протянул Стоун. — И сколько пузырьков взяла сестра Манкчед?
— Один.
— Один? А сколько это…
— Пять доз, — без запинки ответил Спайви.
— Спасибо, Курт! Благодарю, миссис Освальд, вы свободны. А от вас, мисс Манкчед, я требую объяснений!
— Доктор Стоун, это… Я не понимаю, не знаю…
— Вот как?! Чип, а вы… Чип?
— Боюсь, Харви, — тронул пожилого врача за рукав Спайви, — Чип сейчас…
— Я в порядке, — перебил его бурундук. — В порядке…
— Что ещё произошло? — доктор Стоун уже даже не помрачнел, а прямо почернел.
— Насколько я понял, сестра Манкчед, скажем так, не донесла до Чипа письма от его друзей.
— Что?! — у Стоуна глаза на лоб вылезли. — Так мы имеем дело не только со злостным злоупотреблением, но и с копанием в чужой почте?! Это… это уже переходит все границы! Мисс Манкчед!
— Доктор Стоун…
— Замолчите! Вы… Вы понимаете, что натворили?! Понимаете, насколько низкий и гадкий, недостойный высокого звания медсестры поступок совершили?! Вы…
— Ну, Харви, я бы так не ставил вопрос, — заметил Спайви. — В конце концов, на что только молодые не идут ради любви! Будьте снисходительны…
— Снисходителен?! — Стоун ощетинился, его лицо стало багровым, а на лбу проступили вены, отчётливо видные даже через кустистые брови. — Ни за что! Такого я в своей больнице не потерплю!!! Курт, организуйте на завтра срочное собрание! Этот случай нельзя оставить без внимания!
— Но, может, не стоит выносить на собрание этот вопрос? Обойдёмся историей со стимулятором…
— Нет, Курт, не выйдет! Вы понимаете, что на карту поставлена честь всей нашей больницы? Мы не должны, не можем позволить себе скрыть такое! Это должно послужить, и это послужит уроком для всех и каждого! Пока я руковожу Малой Центральной больницей, в её стенах нет и не будет места аморальным и беспринципным особам! Я хочу, чтобы это знали и помнили всё! Ясно?
— Знаете, мисс Манкчед! — пожилой врач уже просто рычал. — Я много и многих повидал на своём веку, но такого откровенного лицемерия не припомню! Такая ваша благодарность за оказанное вам доверие и честь?! И ведь вас поддержал сам мистер Гарольд! Если бы он только узнал, то умер бы от позора! Мне… Мне стыдно, что я взял вас на работу! Убирайтесь!
— Нет, доктор Стоун!!! — закричала Милли, упав со стула на колени. — это всё неправда! Неправда!!! Чип! Пожалуйста!!! Поверь мне, умоля-а-а-ю!!!
Даже не посмотрев в её сторону, Чип поднял голову и тихо попросил:
— Гардинг, вы мне поможете?
— Конечно, мистер Чип! — ответил тот.
— Что-то наш герой приуныл! — со злорадной усмешкой процедил сквозь зубы Таркл, которому доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие наблюдать душевные муки своего неприятеля, но «Спасателю» было всё равно. После поступка Милдред Таркл казался ему сущим ангелом во плоти.
— Чип! Пожалуйста! Пожалуйста!!! — закричала Милли, протягивая руки вслед инвалидной коляске. Но как бы громко она сейчас ни закричала, Чип всё равно не услышал бы её. Он так и сидел, глядя перед собой отсутствующим, выжженным взглядом, сгорбившись и прижимая к груди два почтовых конверта.
Вернувшаяся через час за подносом сестра Коттон обнаружила, что за время её отсутствия в палате №
— Мистер Чип, вы будете есть?
Два коротких поворота головы.
— Не хотите съездить на прогулку? Я могу отвезти вас…
Один поворот головы.
— Мне забирать поднос?
В ответ — ничего. Лишь перевёрнутый другой стороной листик, означающий одновременно «да» и «пожалуйста, уходите». Так медсестра и сделала: просто взяла поднос и удалилась, неслышно прикрыв за собой дверь. Спешно вызванная в больницу, она не знала всех подробностей, но слышала, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Что Милдред Манкчед, проработавшая бок о бок с ней почти четыре месяца и всегда подменявшая её, когда ей надо было забрать сына, оказалась то ли воровкой, то ли мошенницей, которую двум санитарам пришлось чуть ли силком тащить до самой ограды. Это было невероятно, но дежурная по регистратуре, видевшая всё своими глазами, говорила с таким жаром, что не поверить ей было просто невозможно.
«Невозможно! Невозможно!! Невозможно!!!»
К сожалению, возможно. И, что ещё хуже, реально.
Ровно настолько, насколько реальным было посланное остальными «Спасателями» письмо, которое Чип уже прочитал раз двадцать, но так и не мог толком сказать, о чём оно. Так бывает, когда читаешь, думая о чём-то другом, и глаза хоть и бегают по строчкам, никакого текста не видят. Чип понял лишь то, что его друзья покидают гостеприимную Сурабайю и отправляются вглубь острова к вулкану. Хотя до затмения оставалось ещё чуть больше трёх дней, друзьям приходилось спешить, поскольку Гайка хотела прибыть на место как можно раньше, чтобы как следует подготовиться и настроить всё оборудование. Именно поэтому они искренне переживали, что до сих пор не получили от него весточки, и спрашивали, не случилось ли чего. Но если бы даже Чип мог связаться с ними напрямую, не прибегая к помощи хоть и очень оперативной, но в таких случаях, как этот, бесконечно медленной почты, он всё равно не смог бы внятно объяснить, что произошло. Потому что сам не понимал этого и до сих пор не мог поверить в случившееся. Так же, как не мог ни есть, ни спать, ни делать что-либо ещё, кроме как перебирать пальцами листочки писем и разорванные края конвертов. Конвертов, запечатанных самыми дорогими существами на свете и вскрытых чудовищем, к которому можно испытывать только одно чувство. Ненависть. Но не лютую и буйную, с криками, погонями и дракой до последней капли крови, а пустую и иссушающую, когда ты чётко осознаёшь, что, что бы ты ни сделал, этого всё равно будет мало. Ничтожно, исчезающе мало…
«— Не знаю, могу ли я назвать тебя своим другом, но… но мне очень хочется, чтобы я мог. То есть лично я считаю тебя своим другом. Другое дело, считаешь ли ты меня им…
— Да, Чип, считаю…»
Самым страшным было то, что она не лукавила, говоря это. Она действительно считала его своим другом. Но, как выяснилось, не только и не столько им, сколько чем-то большим. Чем-то вроде собственности, которая принадлежит только ей одной и не может, не имеет права писать тёплые слова другой…
Чип всхлипнул и стёр рукавом набежавшие слёзы. Последний раз он испытывал нечто подобное, когда решил, что Дейла съела акула, охранявшая самую большую в мире жемчужину. Однако сейчас всё было гораздо хуже. И дело было не в том, что тогда Дейл почти сразу нашёлся, а в том, что на этот раз Чип потерял нечто гораздо большее.
Веру в этот мир.
«Не знаю, как вы, мистер „Спасатель“, но я ещё сохранил способность отличать воображаемый мир, в котором оружие не нужно, от всамделишного, в котором обладание им — насущная необходимость. Ах да, я совсем забыл. Вы же у нас живая легенда, вам простительно…»
Подумать только, «живая легенда». Кому-то сказать — засмеют. И будут иметь на это полное право, ведь если кто и заслуживает этого высокого звания, то уж никак не он, маленький бурундук с непропорционально большими амбициями изменить окружающий мир к лучшему. Которые не то что ничем не подкреплены, но попросту противоречат его собственной консервативной и ограниченной натуре, стремящейся втиснуть всё вокруг в рамки жёсткой классификации и чёткого разграничить всё и вся на чёрное и белое. А то, что в эти две категории не вписывается, либо игнорируется, либо очерняется, или, как в данном случае, обеляется до неузнаваемости.
«Я ведь ещё тогда, ещё в самом начале почувствовал, что что-то не так! Что она слишком многое мне рассказывает! Слишком явно демонстрирует свою доверчивость и открытость! А я только ушами хлопал! Твердил себе, что у меня паранойя, что мне повсюду мерещатся враги, что у меня радар барахлит, что я ни за что не допущу повторения летней истории… Какой дурак! Какой дурак!..»
Тот июньский эпизод не прошёл бесследно, ведь именно тогда Чип окончательно и бесповоротно осознал, чем за все эти годы стали для него Дейл, Гаечка и команда «Спасателей» вообще. Он точно знал, что они никогда не предадут, не замыслят никаких козней, не сделают больно. Но именно эта непоколебимая уверенность сыграла с ним в итоге злую шутку и в сочетании с излишним консерватизмом и сильной подверженностью привычкам привела к утрате им способности мыслить логически, трезво оценивать ситуацию и, как справедливо заметил Чизмэн, отличать свой тесный мирок от реального мира. Того мира, который начинается сразу за порогом штаба и в котором скрыто столько зла, что его не искоренить и сотне команд «Спасателей». Просто потому, что оно было, есть и будет, ибо всегда и везде рука об руку ходят талант и зависть, дружба и вражда, любовь и ревность…
Ревность. То самое чувство, знакомое ему, как никому другому.
«Я должен был заподозрить неладное ещё тогда, когда Милли сменила тему, стоило мне заговорить о Гаечке! Точно как Тамми в своё время…»
Чип издал короткий печальный смешок. Тамми была не умеющим и не желающим скрывать свои чувства подростком, а потому читалась, как открытая книга. В отличие от Милдред, взрослой самки, за плечами которой годы одиночества и багаж житейской мудрости, почерпнутой из рассказов умудрённого годами деда.
«…А во-вторых, ты мой друг. А друзья для меня — вне подозрений…»
И снова самым страшным было то, что, говоря это, он был абсолютно искренен. Потому что действительно верил ей. Доверял, как самому себе, и считал совершенно естественным обсуждать с ней ход расследования и свои версии, расспрашивать её о Фонде. Он даже просил её опускать его письма в почтовый ящик и, чёрт возьми, готов был поце…
«Погодите-ка…»
Чип посмотрел на лежавшие сбоку на кровати конверты, потом, подумав, повернулся к тумбочке, как вдруг из коридора донеслись быстро приближающиеся шаги, дверь распахнулась и в палату влетел Стюарт. Явно непривычный к таким спортивным свершениям, он тяжело дышал, водя по комнате выпученными и красными после бессонной ночи глазами и размахивая длинным листиком, судя по всему, распечаткой лабораторных результатов.
— Хорошие новости? — как мог спокойно спросил Чип.
— Я… — молодому лаборанту понадобилось время, чтобы перевести дыхание после спринтерского забега через всю больницу. — Я так не думаю. Хотя хорошие новости тоже есть.
— Я слушаю.
Оглядев комнату, Стюарт обнаружил, что единственным свободным сидячим местом была коляска Чипа. В отличие от Дейла, он не счёл этот вариант привлекательным и остался стоять, что, впрочем, было даже к лучшему, так как он всё равно был слишком возбуждён для сидения. Ему даже стояние давалось с трудом, и он стал ходить из одного конца комнаты в другой.
— Сперва хорошие новости! — объявил он, останавливаясь у окна и разворачиваясь. — анализатору удалось составить очень подробный портрет этого вещества. Несмотря на свою новизну, таковым оно не является. В смысле, не совсем… Так, давайте начнём с, ну, самого начала. Это небензодиазепин. Эти препараты уже мягче и безопаснее, чем предыдущее поколение успокоительных средств. Но данный конкретный препарат значительно, я бы сказал, раза этак в сорок три безопаснее аналогичных ему. Хотите узнать, почему?
Стюарт остановился и посмотрел на Чипа. Тот наградил его самым мрачным из своих взглядов, но Стюарт был слишком увлечён предметом обсуждения, чтобы это заметить. Очевидно, он ничего не знал о случившемся. «Вероятно, просидел всю ночь в лаборатории и только сейчас вышел в свет поделиться со мной результатами», — заключил Чип и попытался выдавить улыбку, надеясь, что она выйдет достаточно ободряющей, чтобы не обидеть парня. В конце концов, его вины в этом не было.
— Продолжайте.
Стюарт щёлкнул пальцами и снова зашагал к окну.
— Должен сказать, это чертовски интересный препарат! Он содержит целый букет добавок, ранее не встречавшихся ни в одном небензодиазепине, но широко использовавшихся в препаратах прошлых поколений для смягчения воздействия активных веществ. Конечно, нынешние добавки отличаются от тех, но анализатор счёл, что в пространстве состояний расстояние между ними достаточно мало, чтобы считать подобными. Все эти добавки существенно влияют на механизм воздействия на нервные окончания и увеличивают порог передозировки, а также период, после которого могла возникнуть зависимость, позволяя выписывать их особо чувствительным и склонным к химическому привыканию пациентам. Очень, очень многообещающая субстанция… Я не слишком быстро и путано объясняю?
— Нет, Стюарт, всё хорошо. Так в чём подвох?
— Подвох? — не понял лаборант.
— Плохие новости.
— А, — Стюарт кивнул, взглянул в распечатку и продолжил:
— Думаю, мы на ложном пути.
Чипу это утверждение очень не понравилось.
— И что это означает?
— Помните, вы говорили, что препарат такого сорта — довольно странный выбор в качестве орудия убийства?
— Помню.
— Анализ показывает, что это не просто странный, а очень неудачный выбор в качестве орудия убийства. Если говорить прямо, им вообще никого нельзя убить.
— Слишком слабый?
— Скорее, слишком безопасный, — поправил бурундука Стюарт.
— Но это же человеческий препарат, — не отступал Чип. — Возможно, для человека он и безопасен, а для мыши — нет.
— Всё возможно, однако если учесть, что все новые препараты как раз на мышах и испытывают, я в этом сомневаюсь.
— Но в случае мыши легче устроить передозировку, правда ведь?
— Правда, — кивнул Стюарт. — Но, принимая во внимание вес мистера Гарольда, для его убийства понадобится от четырёх до пяти человеческих доз, а это больше, чем двадцать наших шприцев.
— Да, это много, — признал Чип. — Ваша версия?
— Первое: убийца не хотел его убивать.
— Это нелепо.
— Знаю. Второе: мы проанализировали вещество из какого-то другого шприца, что, насколько я могу судить, тоже нелепо.
— Да. Итак?
Прежде, чем ответить, Стюарт почесал нос.
— В данный момент я вижу лишь одно объяснение. Этот препарат использовали в качестве прикрытия для настоящего яда. Судя по всему, это был какой-то органический яд, содержащий те же основные элементы, что и искомый препарат, а потому не распознаваемый спектральным анализом. В то же время он исказил профиль препарата-прикрытия что с самого начала направило нас по ложному следу, что в свою очередь…
— С этого момента всё становится очень сложно, — отметил Чип. — Мы можем каким-то образом однозначно ответить на этот вопрос?
— Единственное, что нам может помочь… — Стюарт сделал паузу, чтобы зевнуть, — …это чистый образец яда либо лекарства. Тогда мы сможем поручить анализатору вычесть один образец из другого и более точно классифицировать неизвестное вещество.
— А это можно сделать при помощи эмуляции?
— Не думаю, — пожал плечами Стюарт. — Правда, чем дольше я общаюсь с анализатором, тем сильнее убеждаюсь, что для него нет ничего невозможного, но не думаю. В любом случае понадобится много времени и много программного кода. Это осуществимо, но…
— Не беспокойтесь, Стюарт, уверен, скоро мы получим образец препарата. Вы прекрасно поработали. А сейчас идите домой и поспите.
— Благодарю, мистер Чип, — Стюарт передал ему распечатку. — Вот полный отчёт с моими комментариями. Правда, писал я их утром и частично по пути сюда, поэтому некоторые места могут быть нечитабельны…
— Ничего страшного, — «Спасатель» пожал ему лапу, но едва Стюарт ушёл, отложил отчёт в сторону. Он и так знал о препарате более чем достаточно. Время проверить другую догадку.
Чип вынул из ящика тумбочки два хранившихся там письма от друзей. Перечитав их, бурундук убедился, что память его не подвела. Те письма были именно ответами на его послания. То есть его предыдущие письма, проходившие непосредственно через руки Милдред, дошли до Индонезии в целости, сохранности и без следов вскрытия, о которых его друзья непременно ему сообщили бы…
«В том случае, если бы заметили их. Но ведь письма можно вскрыть так, что следов не останется. Например, над паром…»
«А ведь в её кабинете, кроме кофейных принадлежностей, был ещё и чайник! Всё сходится!..»
Нет, не всё.
«Если у неё под рукой было всё необходимое для нежного вскрытия, почему последние два конверта разорваны?»
А может, правильнее будет спросить, зачем было мучиться с паром, если конверт можно просто разорвать?
«Ну, это-то как раз понятно. Чтобы письмо после прочтения можно было отправить дальше по адресу…»
Но после грубого вскрытия этого не сделаешь!
«Почему же? Сделаешь! Достаточно взять новый конверт и написать на нём те же самые адреса…»
Однако, внимательно изучив пришедшие из Индонезии конверты, Чип пришёл к выводу, что сделать это было невозможно. И дело было не в том, что на них были наклеены индонезийские марки (их можно переклеить), и не в штампе гостиницы (его можно перерисовать), а в том, что оба конверта были подписаны Гаечкой, а её почерк подделать было просто нереально. Нет, разумеется, можно было повторить форму отдельных букв, но скопировать манеру её письма мог только тот, кто знал о лежащем в её основе принципе. Дело в том, что мышка писала, чётко следуя правилу «золотого сечения»15. В её случае это означало, что ширина буквы относилась к её высоте, как высота к их сумме. То же самое было характерно для слов, строчек и абзацев. Кто-нибудь другой непременно хоть в одном из этих элементов, но ошибся бы, однако у Гайки эта техника была отработана до полного автоматизма и получалась сама собой. И хотя никогда нельзя было быть до конца уверенным, что отремонтированный мышкой электрочайник вдруг не взлетит, её почерк оставался неизменным, даже когда она писала удерживаемым навесу человеческим карандашом по наклеенной на боку ящика этикетке. Поэтому в том, что конверт подписывала именно Гаечка, Чип был уверен даже не на сто, а на тысячу процентов.
«Хорошо, допустим, и что это нам даёт?»
Чип взял первое письмо от друзей, чтобы сложить обратно в конверт, и только тут заметил то, на что прежде не обратил внимания. Линии сгиба листиков были чуть-чуть, практически незаметно искривлены, как если бы их несколько раз сворачивали и разворачивали, не сильно заботясь о следовании предыдущим линиям. Но Чип, для которого не было ничего дороже этих писем, точно знал, что после прочтения он, чтобы не повредить драгоценную бумагу, согнул их точно по линиям.
Кто-то читал его письма уже здесь, в палате!!!
«Но кто?! Когда?!»
Милдред, разумеется, больше некому…
«Да, но зачем ей читать их здесь, рискуя быть застигнутой, если она вполне могла прочесть их в своём кабинете ещё до того, как принесла мне?»
Ну, может, ей помешала сестра Коттон? И вообще, мало ли может быть причин! У неё просто могло не быть времени…
«Тогда она, скорее, бы оставила его у себя, а мне отдала бы уже прочитанным. Нет, это не то, не то…»
А когда она вообще могла его прочесть?
Когда он ненадолго отлучался из палаты? Но отлучался он действительно ненадолго, за это время много не прочитаешь…
«Ну, она могла зайти и забрать письмо, прочесть у себя, а потом подложить обратно…»
Слишком рискованно. Опять-таки, если её так интересует содержание письма, она бы сначала прочла его, а уже потом отнесла ему, пусть даже на следующий день…
«И как бы она объяснила такую задержку?»
«Ой, можно подумать, ты сличал бы даты!»
Подумав, Чип вынужден был признать, что не сличал бы. Да и потом, разве мало может быть причин для задержки? Например, авиарейс отложили из-за плохих метеоусловий или чего похуже, вплоть до сообщения о заложенной бомбе…
«Она могла забрать их ночью, пока ты спишь, и так же занести обратно!»
А что, возможно! Проспал же он её приход в самое первое утро и позже, когда она пришла с подносом и забрала его третье письмо…
Да, но одно дело — неслышно войти и поставить на тумбочку поднос с пластиковой посудой и пластиковыми же столовыми приборами, которые не стукнут и не звякнут. И совсем другое — выдвигать над ухом спящего скрипящие ящики тумбочки и шуршать перебираемой бумагой. От такого он бы проснулся даже после месяца бессонных ночей…
«Проснулся бы?!»
Бурундук вздрогнул от неожиданно прозвучавшего в голове вопроса. Снова его радар посылал ему сигналы. Но если тогда, когда Милли изливала ему душу, сомнения в её искренности имели конкретную и понятную причину, то сейчас вызывали искреннее недоумение. В конце концов, он и не от таких громких звуков просыпался, причём даже в родном штабе после плотного ужина, не говоря уже о…
«Ужин!»
Второй сигнал, уже гораздо более громкий и отчётливый.
«Ну да, в прошлый раз меня эти сигналы чуть до сумасшествия не довели…»
«Ужин!»
«Ну что „ужин“? Что „ужин“?! Нормальный был ужин, только пересоленный! И вообще дело не в нём, а в…»
«Милли!»
Третий сигнал, самый громкий и, как показывает опыт, самый важный из всех. Но что он даёт? На что указывает?
«Милли! Ужин! Проснулся бы?!»
«Да, хорошо, Милли! Милли приносила мне ужин. Ужин был пересоленным. И что? Как это связано с тем, проснулся бы я или…»
«Нет!..»
Стоп, стоп, неужели…
Чип был настолько поражён, что чуть не задохнулся, на время позабыв о необходимости делать вдохи и выдохи. Помнится, ещё тогда, на второй день, он всерьёз рассматривал вариант о том, что пересоленность ужина связана с попытками отравить его. Тогда он отбросил эту идею как не выдерживавшую никакой критики…
Но ведь в еду можно подсыпать не только яд, а ещё и…
«Золотогривый»!!!
Первый рассказ из сборника «Воспоминания о Шерлоке Джонсе», повествующий о нечистом на руку жокее, который, будучи фаворитом предстоящего Дерби, согласился проиграть гонку в обмен на крупную взятку. А чтобы его поражение выглядело естественно, решил проделать тонкую хирургическую операцию на ноге своего скакуна. Но для этого ему надо было усыпить конюха, и он подсыпал в его тарелку порошок опиума, замаскировав характерный привкус чесночным соусом…
«Опять паранойя на детективной почве?»
А если нет? Ведь это всё объясняет! И странную пересоленность, и накатывавшую сразу после ужина страшную усталость, и глубокий крепкий сон, в который проваливаешься резко, как в яму-ловушку…
«А может, тебе хочется, чтобы это всё объясняло? Сам же говорил, что рассказы нельзя применять к жизни буквально!..»
Но ведь Милдред могла сделать именно это!
«…Я не поклонница Шерлока Джонса, хоть и прочла несколько историй о нём. Вот мой дедушка — тот был от него без ума…»
«Скорее всего, эти несколько историй порекомендовал ей дедушка, и „Золотогривый“ наверняка в их число вошёл! Просто не мог не войти! Ведь он считается одним из самых лучших!»
Возможно, очень даже возможно. К примеру, она знала о том, что доктор Спайви постоянно пользуется снотворным, возможно он даже просил её получить их для него. Она могла спокойно попросить больше, чем было нужно, и разницу оставить себе… Правда, в этом случае её могли выдать записи в журнале, в котором кладовщики регистрируют даже одной таблетки аспирина, как это делала Пруденс…
Пруденс! Конечно! Она беспрепятственно пропустила Милдред к полкам, где она могла брать всё, что душа пожелает, и это явно был не первый такой раз! Да, именно так она это и сделала…
Но как-то всё слишком… слишком сложно, что ли… Подсыпать снотворное лишь затем, чтобы прочесть письмо, которое и так проходит через твои руки…
«И потом, в ночь с
Возникает вопрос, зачем?
Конечно, можно сказать, что это лишний раз доказывает, что все его построения — плод воспалённого воображения…
Но можно взглянуть на вещи шире и спросить себя: а в письмах ли дело?
В конце концов, пресловутый жокей усыпил конюха не для того, чтобы почитать его дневник или ещё что-то в этом духе, а чтобы тот не услышал, как он будет…
Гарольд…
Кошелёк…
Третий…
— Нет… — пробормотал Чип. — Нет, этого не может быть… Нет…
Но всё было так пугающе очевидно…
Ведь ещё тогда, в ту ночь, следя за таинственным медбратом, он почувствовал, что что-то не так, и последующие события в палате и на складе доказали его правоту. Но странности начались гораздо раньше. Ещё тогда, когда он лежал с закрытыми глазами, вслушиваясь в осторожные шаги и гадая, не повторяется ли старая история, только уже не с уборщиком, а с дежурным медбратом, обходящим своих пациентов…
Вот оно! Точно! Пациентов! Обход предусматривает наблюдение за всеми пациентами! Но неизвестный остановился именно у его палаты, нигде до этого не задерживаясь! Получается, его изначально интересовал именно он и именно его сон, который после приправленного снотворным ужина должен был быть крепким, как у младенца…
Милли в сговоре с преступниками!
«Да нет, нет, это невозможно! Ведь Гарольд Кошелёк для неё как дедушка родной! Она так о нём отзывалась, так беспокоилась, без оглядки бросилась в его палату в ту ночь…»
Шприц!
В ту ночь он решил, что это злоумышленник в ходе драки случайно выплеснул на стену содержимое шприца. Но ведь всё могло быть иначе. Это мог сделать кто-то другой, пришедший в палату уже после их ухода…
Милли.
«Нет… Нет, но… Но тогда получается, что всё это… Что всё это лишь затем…»
«— А можно мне с тобой?
— Ну, если хочешь…
— Ты ещё спрашиваешь? Конечно хочу! С тобой — куда угодно!»
«…что это самый верный способ втереться ко мне в доверие и избежать подозрений в будущем. Сделать так, чтобы в случае чего у меня и мысли не возникло в чём-то её заподозрить и чтобы я продолжал спокойно обсуждать с ней свои соображения, рассказывать о шагах, которые собираюсь предпринять, совершенно спокойно относиться к тому, что через её руки проходят все мои письма…»
Кстати, о письмах.
«Теперь всё понятно. Их читали, пока мы с ней прогуливались, дабы удостовериться, что всё в порядке и мои друзья не собираются возвращаться. А написанные мной письма перлюстрировали и, убедившись, что никакой опасности нет и что я ничего не знаю, отправляли моим друзьям, чтобы они не беспокоились…»
«Да, но почему они не сделали этого с последними письмами? Ведь там не было ничего, опасного для них?»
«Может, их именно это и насторожило? Может, они решили, что это какой-то известный только нам условный сигнал? Какой-то шифр?..»
Шифр! Конечно же!
«Злоумышленники прочли предыдущее письмо из Индонезии и наткнулись на Гаечкины формулы и выкладки, которые, как и всё непонятное, просто не могли не насторожить их. Но когда те же формулы они обнаружили в моём письме, при том что доселе я не проявлял склонности к высшей математике, то не на шутку перепугались и на всякий случай решили это письмо не отправлять. А следующее письмо от моих друзей им пришлось оставить у себя по той простой причине, что из него следовало, что моё последнее послание до них не дошло и это обстоятельство меня бы насторожило. Опять всё очень и очень просто…»
Или нет?
Как быть с мотивом?
Зачем Милли убивать Гарольда Кошелька, если открытая им больница так много для неё значит?..
«Да мало ли, какие у неё могут быть мотивы! Ведь всё, что мне о ней известно, я услышал от неё! Кто знает, как оно было на самом деле! Может, Гарольд Кошелёк сделал что-то плохое её деду, и она решила ему отомстить? Специально устроилась сюда на работу, выжидала удобного случая…»
Но ведь лично Гарольд Кошелёк настоял на том, чтобы её взяли! Разве стал бы он хлопотать за внучку своего врага?
«Ну, может, он не знал, кто она. А может, чувствовал себя виноватым и решил таким образом искупить старый грех? И потом, о покровительстве мистера Гарольда я тоже только от неё знаю!..»
Нет!
Не только от неё! Об этом сегодня сказал сам доктор Стоун! А он же не будет…
«Или будет?!!»
«Спасатель» обхватил руками пошедшую кругом голову. «Ты увлекаешься! — твердил он себе. — У тебя галлюцинации! Паранойя! Тебе мерещится то, чего нет в природе! Зачем Стоуну убивать мистера Гарольда, на деньги которого существует вся эта больница?!»
И сам себе ответил.
Именно поэтому.
«— Тихоокеанский центр?! Но ведь это же… Там же…
— Да, Чип, по сравнению с ним наша Центральная городская больница — всего лишь домик сельского ветеринара. В этом центре под руководством доктора Ксавьера уже довольно давно организована поликлиника… Это просто чудо! Тамошняя больница действительно может стать главной больницей для животных в стране!..»
Новая больница в Сан-Анджелесе с огромными площадями и свободным доступом к самым богатым на Западном побережье складам с оборудованием и медикаментами. С безграничными возможностями, которых у МЦБ в силу специфических местных условий нет и не будет. И которая с лёгкостью затмит собою детище пожилого врача, на старости лет наконец получившего заслуженное признание…
«Такого я в своей больнице не потерплю!!!»
Он действительно считал эту больницу своей. А проект Гарольда Кошелька грозил если не уничтожить её, то превратить лишь в маленький придаток большой Центральной больницы. Но если он умрёт, всего этого можно избежать. Фонд Кошелька так и не будет создан, и клиника в Тихоокеанском центре так и останется простым медпунктом районного значения…
Но ведь дело Гарольда может продолжить Мауиза, и тогда…
А кто сказал, что она собирается его продолжать?!!
Доктору Стоуну не нужна больница в Сан-Анджелесе. И точно так же Мауизе Кошелёк не нужен Фонд Кошелька.
«— И возглавить этот Фонд должен был сам мистер Гарольд, так?
— Нет. Попечительский Совет под председательством его супруги…»
Но разве может сравниться должность председателя Попечительского Совета, решения которого принимаются коллегиально, со статусом полновластной наследницы?
Нет, не может.
Единственная наследница огромного состояния и директор единственной на Западном побережье больницы для грызунов. Не так уж и важно, кто к кому обратился первый. Важно то, что их союз взаимовыгоден и крайне эффективен…
«Хорошо, допустим, мотив есть. Точнее, у доктора Стоуна и Мауизы Кошелёк есть причины желать смерти Гарольда Кошелька. Но зачем устраивать всё это, если Гарольд Кошелёк и так умирает?..»
Но кто сказал, что он и так умирает?! Что если его нынешнее состояние вызвано отнюдь не естественными причинами?!
«— …Ещё на том собрании мистер Гарольд был просто воплощением энергичности и здоровья, а пять дней назад его привезли к нам. Он был очень слаб, но всё время повторял, что это простое недомогание, что оно вскоре пройдёт и что его жена напрасно забила тревогу… Но его состояние не улучшалось, и доктор Стоун, заподозрив худшее, перевёл его в палату интенсивной терапии. С тех пор он там…»
Как всё просто…
Это могло быть и впрямь обычным недомоганием, вызванным банальным переутомлением. А может, Мауиза поспособствовала этому, ведь в её распоряжении была почти неделя. Как бы там ни было, у её мужа начались проблемы со здоровьем, и он обратился к ведущему врачу созданной им больницы. А доктор Стоун, в свою очередь, объявил, что всё это очень серьёзно и что мистеру Гарольду необходим полный курс лечения в стационаре, прекрасно зная, что живым из больницы старый меценат не выйдет…
«— …Небензодиазепины — это класс психотропных препаратов, к которым относятся антиконвульсанты, успокоительные средства, снотворное, обезболивающее, анестезия та же самая…»
Дрожащей рукой, не глядя Чип взял отложенную распечатку и прочитал её снова, на сей раз внимательно вчитываясь в каждое слово и каждую букву. Это было непросто, так как по голове будто молотом паровым колотили, заставляя буквы то расплываться, то скакать из стороны в сторону. Тяжелее всего в таком состоянии было разбираться с и без того далёким от идеала почерком Стюарта, но труды Чипа не пропали даром, и он убедился, что понял слова Стюарта абсолютно правильно.
«…Эти примеси делают препарат более безопасным, чем любое из существующих успокоительных средств. Вероятность случайной передозировки ничтожна, и даже после единовременного введения десятикратной дозы (а это целых два полных шприца) необратимых изменений в организме с большой вероятностью не произойдёт…»
«Нет, Стюарт, — мысленно возразил лаборанту Чип. — Мы не пошли по ложному следу. Именно это хотел вколоть мистеру Гарольду преступник. Вы правы насчёт единовременного введения. Но оно не было единовременным. Ему вводили этот препарат постоянно, всё это время…»
Как он раньше не подумал об этом?! Ведь все симптомы налицо! Бессознательное состояние, замедление дыхания и сердцебиения, заторможенность или полное отсутствие мышечной реакции. Одним словом, полная противоположность тому, что сделал бы стимулятор ЦНС…
«Секундочку…»
Но если дело обстоит именно так, почему Милли этой ночью ввела мистеру Гарольду стимулятор? Ведь это прямо противоречит замыслам преступников!
Или нет?
Что там доктор Спайви говорил про стимулятор? Что его использование чревато непредвиденными осложнениями…
«А ведь именно это преступникам и надо!»
Конечно же! Именно поэтому тот «медбрат» уничтожил все запасы используемого ими препарата! Он больше не нужен! Организм Гарольда Кошелька уже ослаблен настолько, что, как показал тот самый допрос, достаточно лишь небольшого потрясения, чтобы он потерял сознание! Но если даже простое нервное перенапряжение способно вызвать периферийный шок, страшно подумать, что сделают несколько доз сильнодействующего препарата…
«Интересный вариант, безусловно, но зачем такие сложности? Ведь есть гораздо более быстрые способы убийства…»
Да, есть. Но все они наводят на мысль, что тут что-то нечисто. В конце концов, что может быть подозрительнее внезапной смерти пышущего здоровьем и энергией богача? Пойдут слухи, кривотолки, да и Барбара Суиссзанд может загореться желанием докопаться до истины, а учитывая капитал и связи её семьи, это очень опасная соперница. И что в этом случае может надёжнее заткнуть рты всем недоброжелателям разом, чем диагноз, подтверждённый признанным авторитетом мышиной медицины?
Ни-че-го!
Теперь роль Милдред прояснилась окончательно. Она была не только отвлекающей его внимание помехой, но и источником «правильных» сведений. Её душещипательный рассказ об отношениях между Гарольдом и Мауизой был нужен для того, чтобы выставить Мауизу в самом выгодном свете и отвести от неё малейшие подозрения. Так оно в итоге и получилось, и он даже и не думал подозревать её до тех пор, пока Гарольд Кошелёк не упомянул о Фонде. Уж кто-кто, а Милдред со своей ролью справилась на все сто. Запудрила ему мозги, уничтожила оставленный убийцей препарат, под благовидным предлогом ввела мистеру Гарольду стимулятор…
«Да, но зачем тогда Стоуну выгонять её?! И вообще делать из стимулятора трагедию?!»
«А он и не сделал из него трагедию! Точнее, сделал трагедию не из него! А из моих писем, случайно найденных в её столе! Всё логично! Если бы я случайно не оказался у неё в кабинете, на них бы никто не обратил внимания! А так ему пришлось импровизировать!»
«Да, но ведь всего этого не было бы, если бы Милли сказала Гардингу, что её послал Стоун, а не Спайви! Стоун бы всё подтвердил, Спайви не стал бы устраивать обыск, письма так бы и не нашлись…»
«Может, они хотели всё свалить на Спайви?..»
Нет, слишком опасно. Спайви слишком хорошо известен и популярен. В отличие от Милдред. Поэтому он всё свалил на неё…
«Почему же она молчала? Ведь сейчас ей было нечего терять. Наоборот, это была прекрасная возможность во всём мне признаться и уповать на снисхождение…»
Если, конечно, это тоже не было частью плана.
Но зачем?
«Из-за меня!»
Чип стиснул голову ещё сильнее. Подумать только, он сам рассказал Стоуну об их разговоре с Милли о Фонде. В свою очередь, Милли наверняка рассказала о его интересе к Фонду и о том, что произошло между ними в палате. И Стоун решил, что если так пойдёт дальше, она не выдержит и во всём признается Чипу! Поэтому он вывел её из игры, причём таким образом, чтобы не просто убрать её из больницы, но одновременно деморализовать его, заставив на некоторое время позабыть о расследовании и дав им возможность довести начатое дело до конца!
Но тогда получается…
«Боже мой!..»
…Что всё это было спектаклем!
«Вся эта история со скандалом и увольнением не более чем инсценировка! Скорее всего, Стоун пообещал Милли, что позже под каким-нибудь благовидным предлогом возьмёт её назад на работу. Или, что более вероятно, поможет устроиться куда-нибудь в другой город. С его связями это не проблема…»
А если… А вдруг…
«Господи!..»
«Убийство в Западном Экспрессе»…
«Ведь это объясняет, почему опрос тех, кого не взяли сюда на работу, ничего не дал! И почему сотрудники больницы в унисон подтверждали алиби друг друга! Потому что они все в этом замешаны!..»
«Все? Совсем все? Вся больница?! Ты бредишь…»
«А даже если и не все, то наверняка очень многие. Те, кого доктор Стоун смог убедить в том, что открытие больницы в Сан-Анджелесе уничтожит МЦБ и приведёт к тому, что все они снова окажутся на улице…»
Теперь понятно, почему Милдред с её привязанностью к этой больнице и к своему дому согласилась сотрудничать. Но если согласилась она, могли согласиться и другие…
«Как узнать кто? А лучше, кто точно не? К кому можно обратиться за помощью, не опасаясь, что желание помочь будет всего лишь игрой?»
«Стюарт!»
«Да, он в этом, скорее всего, не замешан. Конечно, его развёрнутый комментарий на тему непригодности использования этого препарата для убийства тоже может быть попыткой пустить меня по ложному следу, но нет, вряд ли. Его усердие и желание помочь были совершенно искренними…»
«Как и Милдред!..»
«Да, не хотелось бы ошибиться в нём так же, как в ней. Ведь если ошибиться и дать врагам понять, что я обо всём догадался, то они избавятся от меня. Пока они этого не делали, понимая, что мои друзья это так не оставят. Но если они будут уверены, что мне всё известно, то пойдут на это, поскольку терять им будет уже нечего. И от союзников моих избавятся… И потом, что может сделать пусть горящий желанием помочь, но всё же простой молодой лаборант? Мало, а если учесть, что он сейчас дома отсыпается после бессонной ночи, то ещё меньше. Нет, надо найти того, с кем можно поговорить сейчас и кто занимает достаточно высокий пост, чтобы на что-то всерьёз повлиять…»
В коридоре послышался знакомый голос, и Чип навострил уши. Говорили двое, и вскоре бурундук увидел в окно Перри Натсона, прошедшего мимо его палаты в сопровождении доктора Спайви.
Вот оно! Это шанс!
Чип рывком поднялся, разметав лежавшие вокруг листочки, и без промедления приступил к осуществлению созревшего буквально на лету плана. «Только бы он не ушёл, только бы он не ушёл…» — повторял он про себя, доставая из тумбочки ручку и чистый лист бумаги и выезжая в коридор. Как и следовало ожидать, поверенный и врач вошли в палату мистера Гарольда. Отлично. Теперь Чипу нужно было каким-то образом подкараулить Натсона и вручить ему записку, которую бурундук как раз лихорадочно писал. Писать приходилось левой рукой, так как правая была занята рычагом управления, и то и дело поднимать голову, чтобы ни в кого не врезаться. От получавшегося в результате почерка пришёл бы в ужас даже старый крот, но для того, что он задумал, так было даже лучше.
Спрятав записку в ладони, Чип остановил коляску у дверей палаты мистера Гарольда и стал ждать. Его план основывался на одном наблюдении, согласно которому двери всех палат открывались вовнутрь, и трёх допущениях: что Натсон и Спайви пробудут в палате недолго, что доктор вежлив и что…
Из палаты донеслись приближающиеся шаги, и дверь начала открываться. Чип тут же двинулся вперёд и врезался в выходившего первым Натсона. От неожиданности поверенный чуть не упал на бурундука, но молниеносно выставивший перед собой руки «Спасатель» помог ему удержаться на ногах.
— Что такое?.. А, мистер Чип! Я так и думал! — сердито произнёс мужчина-белка, оправляя пиджак.
— Простите, мистер Натсон, я… — бормотал Чип, изображая полную растерянность. — Я просто… Видите ли…
— Пришли посмотреть на творение рук и языка своего? — съязвил Натсон.
— Нет, я… Мистер Натсон, мне, право, жаль, что так получилось, но…
— Нет, доктор, вы только послушайте! — Перри обернулся к стоявшему за его спиной и наблюдавшему за этой сценой врачу. — Ему жаль!
— Мистер Натсон, успокойтесь, пожалуйста, — примирительно поднял руку Спайви. — Уверен, мистер Чип совсем не хотел…
— Не хотел… А что он хотел? — поверенный снова повернулся к бурундуку. — Ну, что вы хотели?
— Я бы хотел, мистер Натсон, чтобы вы уделили мне полчаса, от силы час вашего времени…— Чип специально сказал «час», а не «пять-десять минут», чтобы его просьба показалась как можно более вопиющей.
— Сколько?! — переспросил Натсон. — Да вы знаете, сколько стоит час моего времени?
— Не знаю…
— Вижу, что не знаете! Знали бы — не задавали бы глупых вопросов! Будьте любезны, отъедьте, я спешу!
— Но может всё-таки… — пробормотал Чип, давая задний ход и резко останавливаясь, когда Натсон сделал шаг вперёд, отчего тот снова чуть не упал.
— Да что вы творите, а?!
— Простите, простите, пожалуйста! — рассыпался в извинениях лидер «Спасателей», настолько усердно помогая Натсону заново расправить пиджак, что тому пришлось от него отбиваться. — Я понятия не имею, что случилось! Наверное, двигатель барахлит… Или с тормозами что-то, или…
— Или с водителем! Знаете, мистер Чип, я был о вас гораздо лучшего мнения! До свидания! И смотрите, не врежьтесь никуда!
— До свидания, мистер Натсон… — пролепетал Чип, провожая взглядом идущего к лифту поверенного, и, когда тот уже скрывался за поворотом коридора, крикнул:
— Счастливо! Берегите себя и смотрите под ноги!
Поверенный на секунду остановился, посмотрел на бурундука с неприкрытой неприязнью и скрылся из виду.
— Похоже, Чип, сегодня у вас и впрямь неудачный день, — заметил Спайви.
— Это точно, Курт, — кивнул Чип, всем своим видом показывая совершенную раздавленность. — Всё валится из рук. Поеду отдохну…
— Это правильно! — поддержал его врач и, повернулся, чтобы уйти, но Чип схватил его за полу халата.
— Курт, постойте! Вы не могли бы осмотреть мою ногу? Что-то она зудит.
— Зудит? — переспросил хомяк. — Или болит? Я могу отвезти вас на рентген…
— Нет-нет, Курт, уверен, что всё не настолько серьёзно, но… Может, посмотрите? Понимаю, у вас дела…
— Да ну что вы! — замахал руками Спайви и, взявшись за ручки коляски, повёз Чипа в его палату. — Вы правильно сделали, что обратились! Переломы — очень коварная штука, особенно такой, как у вас, и запускать ничего нельзя!
Когда они вошли в палату, Чип перевёл дух. Пока его план удавался, по крайней мере все заложенные в него допущения оправдались. Поверенный и врач действительно пробыли в палате недолго («зачем им сидеть там долго, если Гарольд Кошелёк до сих пор без сознания?»), а доктор Спайви оказался вежливым хомяком и пропустил старшего перед собой, позволив Чипу устроить небольшую аварию. Наконец, как и рассчитывал Чип, Натсон не на шутку рассердился, отказался от разговора с ним, ответил на колкость злым взглядом и ушёл. Пора было переходить к следующему этапу.
— Ложитесь, Чип! — сказал Спайви, помогая бурундуку перебраться на постель. Придвинув к кровати стул, он стал осторожно ощупывать сломанную конечность.
— Так болит? Зудит?
— Нет, доктор, всё в порядке…
— Больше не зудит? Это не очень хороший признак…
— Оно у меня вообще не зудело, Курт. Но вы продолжайте осматривать его, как будто я вам этого не говорил, и слушайте меня очень внимательно…
Чип начал свой рассказ, стараясь говорить языком фактов, коротко и по существу. С каждым его словом глаза врача наполнялись ужасом, мертвенная бледность проступала даже сквозь густую шерсть, а движения пальцев становились всё более неуклюжими и механическими.
— Чип… — вполголоса сказал он, не поднимая головы, когда «Спасатель» остановился, чтобы перевести дух. — Это… Это невероятно! Харви и миссис Кошелёк, бог ты мой… Это просто невозможно… Вы уверены?
— Ваше смятение мне понятно, Курт. Я сам до сих пор не могу в это поверить. Знаете, ещё никогда я так не хотел оказаться неправым…
— Так, может, вы всё-таки ошибаетесь? Как тогда, с Чизмэном? Тогда вы тоже были уверены…
— Именно поэтому, Курт, я и позвал вас. Нам нужны доказательства. Не домыслы, а факты и улики. Насчёт доктора Стоуна я и впрямь не уверен, это, скорее, расчётливый пессимизм, потому что хуже некуда. А вот насчёт миссис Мауизы у меня сомнений с каждой минутой всё меньше и меньше.
— А насчёт меня?
— В смысле?
— Ну, — хомяк помассировал занемевшую от напряжения шею, — вы так подробно расписали мотивы и масштабы общебольничного заговора, что я поневоле задумался, почему вы доверяете мне.
— Потому что верю вам, Курт. Во-первых, вы охотно помогали мне во всех моих начинаниях и искренне переживали все промахи и неудачи. Во-вторых, вы слишком активно выступали против использования стимулятора, чтобы быть с преступниками заодно, и именно вы вывели Милли… сестру Манкчед на чистую воду. Кроме того, вы молоды, энергичны и очень умны, и Тихоокеанский центр с его оснащённой по последнему слову техники фармацевтической лабораторией стал бы для вас родным домом.
— Вы правы, Чип, я всегда мечтал работать с их базой. Она гораздо лучше, чем в той невадской клинике, где я начинал, и я сделаю всё, чтобы её богатства стали доступны нашей медицине! — хомяк заметно успокоился и приосанился, всем своим видом показывая готовность к действию. — Что от меня требуется?
— Для начала надо найти работников, которым вы доверяете. Двух-трёх, не больше. Сразу исключите тех, кто принимал участие в поисках на складе. Я бы посоветовал обратить внимание на тех, кого взяли на работу в числе последних. Заговорщики вряд ли стали бы посвящать в свои планы малознакомых зверей. Но ничего нельзя сказать наверняка, поэтому будьте очень осторожны и разборчивы. Помните: на сто процентов доверять нельзя никому!
— Конечно, разумеется, да… — замдиректора МЦБ смахнул собравшиеся на кончиках усов крупные капли пота. — Как же это страшно!..
— Да, это страшно. Просто чудовищно, я бы даже сказал. Именно поэтому надо начинать действовать уже сейчас. Мы и так потеряли слишком много времени из-за истории с Милдред Манкчед… Кстати, её инъекция как-то сказалась на здоровье мистера Гарольда?
— Нет, пока никак. Впрочем, учитывая, что она ввела ему только четверть минима облегчённого кордиамизола, ничего удивительного.
— Значит, они непременно попробуют в ближайшее время повторить процедуру. Поэтому сделайте так, чтобы кроме вас никто не мог попасть в палату мистера Гарольда, даже доктор Стоун. Вы лечащий врач, придумайте какой-нибудь предлог. Объявите во всеуслышанье, что лично будете контролировать, сколько и чего ему вводить. Поставьте там своего грызуна и поручите ему пресекать любые попытки ввести ему какое-нибудь лекарство, даже самый безобидное и проверенное, кто бы ни пришёл и на чьё бы распоряжение, кроме вашего, ни ссылался. Однако сами такого распоряжения не давайте никому. И если кто-то, как мисс Манкчед, сошлётся на вас, мы будем знать, что он — один из заговорщиков.
— Очень умно, — признал Спайви. — Я так и сделаю. Но если они поймут, что это ловушка? Мы не можем сидеть в засаде вечно…
— А нам и не надо будет сидеть там вечно. Достаточно продержаться до полуночи. К этому времени всё решится.
— А что произойдёт в полночь?
— Сейчас объясню, но прежде проверьте, нет ли кого подозрительного поблизости.
— Хорошо, сейчас…
Спайви встал и выглянул в коридор, дабы убедиться, что рядом с палатой никто посторонний не крутится, после чего плотно закрыл дверь и вернулся на своё место.
— Никого нет. Так что же будет в полночь?
— Признание Мауизы и, если очень повезёт, имена если не всех, то некоторых её сообщников.
— Вот как?! — Спайви непроизвольно вздрогнул. — Каким же это образом, позвольте узнать?
— Я послал ей записку, в которой попросил быть сегодня в
— Записку? Но как, когда? Неужели по почте? Но ведь её могут перехватить!
— Нет, Курт, я отправил её вместе с Натсоном. Сунул ему в карман, пока мы толкались в дверях.
— Так всё это… — Спайви махнул рукой на дверь и аж поперхнулся от переизбытка чувств. — Именно за этим вы весь этот анатомический театр и устроили, да?
— Да.
— А… Ну, это всё конечно хорошо, но почему вы уверены, что она придёт туда?
— Потому, Курт, что я подписал записку вашим именем.
— Моим именем? — хомяк на какое-то время застыл, вытаращив глаза. — Но ведь… Как же…
— Не переживайте, Курт, я всё продумал! Во-первых, у вас тоже была возможность подбросить мистеру Натсону записку, пока мы все толкались в дверях, так что это не будет выглядеть очень уж подозрительно. Во-вторых, даже если она что-то заподозрит, она не сможет позволить себе не пойти туда. Ну и в-третьих, вам никуда идти не придётся, потому что на встречу отправлюсь я.
— Вы? Но у вас ведь нога!
— Не беспокойтесь, у меня есть план.
— Хорошо, но ведь это очень опасно! Вы не боитесь, что она придёт не одна, а с сообщниками?
— Это возможно, но я не думаю, что их будет очень уж много. Один-два, три от силы. Поэтому мне нужно будет прикрытие. Вы говорили, что можете ручаться за Митчелла…
Ещё около получаса они со Спайви потратили на обсуждение плана, после чего Спайви сказал, что ему пора идти, иначе его хватятся.
— Как я уже говорил, Чип, вы настоящий профессионал! — сказал он напоследок. — Но ваш план всё равно очень и очень рискованный! Слишком много допущений, как по мне…
— Есть такое дело, — признался Чип. — Но мы должны это сделать. Ради Гарольда Кошелька и всех тех, кому он помог и, я уверен, ещё поможет.
Кивнув, Спайви удалился, а бурундук потянулся, хрустнув костяшками пальцев. Расследование вступало в решающую и самую опасную фазу, поэтому надо было как следует подготовиться.
После десяти часов вечера в отделении мало кто появлялся, но Чип постарался принять все возможные меры предосторожности. Ещё днём, убедившись, что поблизости никого нет, он скатал куртку в тугой валик и спрятал под кровать. Дождавшись ухода забравшей поднос и по обыкновению погасившей свет дежурной медсестры, он положил куртку под одеяло так, чтобы только шерстяной воротник торчал, а сам сел в коляску. Он загодя смазал её оси соскребённым с бутерброда маслом, поэтому передвигалась она бесшумно. Отъехав в самый дальний от окна и самый тёмный угол палаты, он произвёл необходимые приготовления: открутил при помощи припрятанного с ужина ножа крепёжные винты электродвигателя коляски и положил на её сиденье три книги о Шерлоке Джонсе, стул с которыми он переставил в угол ещё с вечера. После, надев сыгравшую роль манекена куртку, Чип сел в коляску и по грудь укрылся пледом. Конечно, такая примитивная маскировка не могла скрыть вызванных книгами разительных перемен в его росте, но в данном случае это было очень кстати и вполне оправдывало все связанные с сидением на твёрдых с тиснением обложках неудобства.
Охранявший Гарольда Кошелька санитар дремал, подперев голову рукой. Чипу это не понравилось, но он рассудил, что отобранному Куртом грызуну можно доверять. А вот насчёт санитара, дежурившего возле лифта и пожарного выхода, у него имелись обоснованные сомнения. Но и к нему у бурундука подход имелся, и даже не один.
Чип осторожно выглянул из-за угла и сокрушённо поцокал языком. Второй санитар также сидел, уронив голову на грудь, и крепко спал. Бдительная охрана, ничего не скажешь. Детский сад, разве что стреляющих пробками ружей для полноты картины не хватает…
— Уиллис!
Разбуженный громким окриком санитар еле удержался на стуле и вскочил, вытянувшись в струнку и выпучив глаза, ожидая увидеть если не самого доктора Стоуна, то по крайней мере Спайви. Поняв, что его застукало не начальство, а всего лишь Чип, он несколько расслабился, но, как оказалось, совершенно напрасно.
— Вы почему спите на посту?! — поинтересовался бурундук, уперев руки в бока и грозно нахмурившись.
— Я… Ну… Смена… Я так, ненадолго… Некрепко… — начал оправдываться санитар, непроизвольно сжавшийся под холодным взглядом Чипа, который благодаря книгам казался выше, что, как и следовало ожидать, значительно усилило эффективность психологического воздействия.
— Некрепко, говорите? — переспросил Чип с показным сарказмом. — А почему проспали моё приближение?
— Э-э-э, — почесал голову санитар, — наверное, потому что вы тихо приблизились…
— А что, по-вашему, преступник протрубит зарю, возвещая о своём прибытии? Уиллис, я очень разочарован! Я думал, вы сознательнее вашего коллеги из палаты! Вы хоть понимаете, что ваш пост гораздо важнее всех остальных?!
— Нет… Да! Да, разумеется, просто…
— Ну и что прикажете мне с вами делать? — спросил «Спасатель», доставая из кармана пижамы ручку, при виде которой санитар весь затрясся, вообразив все мыслимые и немыслимые кары, которые посыплются на его голову после поданного Чипом рапорта.
— Я… Я… Ну, может быть, как-то… Такое больше не повторится…
— Не повторится, говорите? А вы уже который раз дежурите?
— Третий, третий, уже третий!
— А в первые разы…
— Нет-нет, что вы! До этого не смыкал глаз, пока меня не сменивали, клянусь! Я…
Демонстративно повертев ручку, Чип пару раз хмыкнул и полез во внутренний карман куртки, заставив санитара покрыться испариной. Но вынул он не блокнот, а носовой платок, и Уиллис вздохнул с облегчением.
— Что ж, Уиллис, — сказал бурундук, вытерев несуществующее пятно на рукаве и спрятав платок назад, — на первый раз прощаю. Но зарубите себе на носу: вам крупно повезло! Если бы вас застал не я, а Стоун…
«Спасатель» красноречиво замолчал, и санитар закивал головой, живо представив себе последствия недовольства главного врача, который не далее как сегодня утром с треском и криками выгнал проработавшую чуть ли не с самого открытия медсестру.
— Спасибо, мистер Чип… Это… Это с вашей стороны очень…
— Очень надеюсь, что не ошибка! — оборвал его «Спасатель». — Ладно, Уиллис, я вижу, что вы хороший работник, хоть и не без недостатков. Если хотите, можете пойти перекусить.
— Хочу, спасибо!.. А как же…
— Не беспокойтесь. Если уж на то пошло, строго между нами, — Чип перешёл на доверительный шёпот, — я не думаю, что кто-то попытается проникнуть сюда. Это так, простая профилактика. Но я вам ничего этого не говорил, понятно?
— Понятно, мистер Чип! — польщённый медработник прямо просиял.
— Сходите поешьте и передохните. И шуганите по дороге вашего коллегу в палате. Пост есть пост, сами понимаете. Сделаете?
— В лучшем виде! — заверил бурундука Уиллис и ушёл, чуть не подпрыгивая от радости, что так легко отделался и что ему доверили военную тайну. Чип иронически усмехнулся, глядя ему вслед, думая, к каким уловкам приходится прибегать, чтобы проходить расставленные им самим посты охраны. Хорошо хоть на выходе из пожарного туннеля никого не было, так как тот пост по просьбе доктора Стоуна упразднили. Кстати, ещё одно свидетельство того, что нарочитая расслабленность санитаров могла быть вызвана отнюдь не простой недисциплинированностью, а точным знанием, что и в самом деле никто не будет проникать в больницу с целью убить мецената. По той простой причине, что они уже и так все здесь…
«Ладно, хватит рассусоливать! Ты теряешь время!»
Ещё раз оглянувшись и убедившись, что коридор пуст, Чип вызвал лифт. Изначально он представлял собой простую решетчатую платформу точно по размеру вентиляционной шахты, курсировавшую между первыми вторым этажами больницы. Но Гайка переделала его в полноценную грузовую кабину с раздвижными дверями, которая поднималась на самую крышу, значительно облегчая доставку в больницу привезённого на «Крыле Спасателей» оборудования. Всё бы ничего, но лифт был действительно как настоящий, вплоть до расположенных под днищем кабины контактов, замыкавшихся лишь под воздействием определённой массы и не дававших отправить пустой лифт. С другой стороны, система автоматического контроля не разрешала вызвать лифт, если двери кабины не закрыты. Сочетание этих факторов и позволяло надеяться на успех всего предприятия.
Встав с коляски, Чип сложил принесённые книги стопкой и крепко-накрепко связал их прилагавшейся к ним суровой ниткой, после чего снял с коляски двигатель. Когда двери лифта открылись, «Спасатель» быстро поставил в кабину стопку книг, после чего, придерживая двигатель костылём, аккуратно прислонил его к книгам с таким расчётом, чтобы основная масса приходилась не на книги, а на костыль. Вторым костылём Чип нажал на кнопку верхнего этажа и удерживал двигатель до самого последнего момента. Раздавшееся сразу после закрытия дверей гудение возвестило о том, что массы двигателя и книг хватило для обмана системы, а звук трения металла о металл — что двигатель, как и планировалось, проедет весь путь наверх, упираясь углом в стенку шахты и, когда двери наверху откроются и перестанут его удерживать, упадёт на пол и заблокирует их, сделав лифт недоступным и существенно затормозив возможную погоню. Откровенно говоря, Чип сильно сомневался, что таковая будет, но не хотел ничего оставлять на волю случая.
Удостоверившись, что лифт доехал до крыши и продолжает оставаться занятым, Чип выехал через двери аварийного выхода. В отсутствие двигателя колёса приходилось крутить самому, а на подъёмах ещё и костылями себе помогать, поэтому к середине пути Чип уже начал всерьёз задумываться о том, не был ли фокус с двигателем никому не нужным излишеством. Ладно, не беда. Для осуществления его плана двигатель всё равно надо было снимать, так что это в любом случае не излишество, а рациональное использование ресурсов. Он специально не стал выкручивать горевшую под кнопкой вызова лифта лампочку, чтобы ещё больше запутать следы. Наоборот, пусть его противники думают, что он именно на крыше, например, проводит следственный эксперимент с целью установить альтернативные пути проникновения злоумышленников в больницу или ещё что-то в этом роде, мало ли. Главное — от ворот больницы подальше, потому что со сломанной ногой с крыши при всём желании не спустишься, только упадёшь.
Улица встретила его зимней стужей и пронизывающим до костей ветром. «Да, сорок градусов — это вам не шутки шутить!» — отметил бурундук, поплотнее закутываясь в плед и поднимая воротник куртки. Хотя от аварийного выхода до главных ворот МЦБ вела специально проложенная дорожка, Чип решил сделать небольшой крюк, чтобы избежать попадания в круги света от расставленных по периметру корпуса фонарных столбов. На полпути к воротам он бросил взгляд на крышу оставшегося позади корпуса, но никакого движения не заметил. То ли потому, что было темно и далеко, то ли потому, что его там и не было. Впрочем, если он всё рассчитал правильно, его поисками никто не озаботится ещё как минимум полчаса. Ему хватит.
Заранее съехав с очень удобной во всех отношениях, но при этом слишком уж хорошо просматриваемой пешеходной дорожки, Чип по всё ещё влажной после позавчерашнего дождя земле подъехал к стене и, положив на колени верный костыль, стал осторожно продвигаться вдоль неё, вслушиваясь в каждый звук. Ворота МЦБ выходили на боковую улицу, огибавшую Центральную городскую больницу с запада, и в этот поздний час здесь, вдали от оживлённой Портеро-авеню, было достаточно тихо, чтобы услышать даже слабый посторонний шум. Но как Чип ни прислушивался, ничего подозрительного он не обнаружил. Уже хорошо. Хотя с таким же успехом это может означать, что дело совсем плохо, и приготовившие на него засаду враги тоже не лыком шиты…
От густой тени под росшим у стены ветвистым кустом отделился силуэт высокого и плечистого грызуна. Чип рефлекторно выставил перед собой костыль, но, признав своего, опустил оружие и покатил к нему.
— Добрый вечер, Митчелл! — поприветствовал он знакомого медбрата. — Всё готово?
— Всё, как вы заказывали, мистер Чип! — ответил мужчина-мышь, отходя в сторону и кивая на поставленную у стены каталку, на которой лежал большой прямоугольный предмет, для защиты от сырости накрытый тёмным пледом. Это был цифровой диктофон из вентиляционной шахты над медицинским складом, снятый с привычного места для самого важного в его электронной жизни сеанса звукозаписи.
— Прибор в порядке? Вы проверяли?
— В полном! — ответил Митчелл, беря лежавший на диктофоне прилагавшийся к нему мини-микрофон с зажимом-клипсой. Чип привстал, и Митчелл, воткнув с громким хрустом штекер, запихнул микрофон под низ коляски и защёлкнул клипсу за сиденье. Сидеть в ней после этого стало гораздо менее удобно, но сейчас комфорт был на самом последнем месте по значимости.
— Точно всё хорошо? — уточнил Чип, которому звук показался несколько неестественным.
— Да точно, точно!
— Ну, хорошо. Ничего подозрительного не слышали?
— Тихо, как в морге. Правда, я к воротам не подходил…
— Правильно, Митчелл. Когда начнётся запись, осторожно подойдите к воротам и наблюдайте. Если она одна, я справлюсь и сам. Если не одна — уходите. Главное — сохранить запись.
— Да помню я, помню!
— Вот и ладно! Где костыль?
— Держите!
— Спасибо! — поблагодарил Чип, заменяя костыль в держателе на такой же, но дополненный наконечником иглы от человеческого шприца. По меркам грызунов — шпага. Сколько бы подручных ни привела с собой актриса-преступница, задёшево они от него не отделаются…
Электронные часы над входом во второй корпус показывали
И обомлел, увидев стоящую в тени скрывавшей проход кучи кирпичей незнакомую пожилую мышь с тёмно-серой шерстью, одетую в чёрное пальто и такого же цвета юбку. Хотя её лицо было наполовину скрыто за большими очками с вырезанными из бутылочных осколков стёклами, с первого взгляда было очевидно, что ей холодно, что она нервничает и с нетерпением ждёт кого-то. Вот только кого?
«Неужели кому-то ещё взбрело в голову назначить встречу на этом же месте и в это же время?»
В принципе, в этом нет ничего невозможного, чего только в этой жизни не бывает…
Но где в таком случае миссис Мауиза?
«Может, появление незнакомки напугало её, и она где-то прячется, если вообще не сбежала?..»
Это была бы катастрофа…
«Да нет, вряд ли бы она просто ушла после всего того, что прочла в моей записке…»
А если она её не прочла? Вдруг Натсон потерял его записку? Или она решила не приходить? Но тогда кто это?
Это ловушка…
«Но ведь она одна. Не очень похоже на ловушку…»
«Кто сказал, что она одна?! Да за одной этой кучей может целая стая крыс прятаться!»
Ну, положим, целую стаю крыс он бы услышал. Но ведь вполне хватит и двух-трёх громил вроде пресловутых Мо и Луи…
Мышь нервно огляделась по сторонам и сделала шаг к воротам. Чип отпрянул за угол, но женщина не стала входить под каменный свод, лишь посмотрела, подслеповато прищурившись, в темноту и вернулась назад, точно туда, где должна была бы стоять супруга мистера Гарольда.
«Может, её послала миссис Кошелёк? В конце концов, я же сам написал, что её никто не должен видеть, вот она и послала вместо себя служанку или близкую подругу…»
«Нет, не может быть! На такие встречи подруг вместо себя не посылают! И никого вместо себя не посылают!»
Женщина ещё раз оглянулась и сделала несколько нерешительных шагов от ворот, явно раздумывая, стоит ли ждать Чипа дальше. В том, что она ждала именно его, бурундук больше не сомневался. Но по-прежнему не знал, что делать ему.
«Выходить? А смысл?»
«Оставаться здесь? Но если она уйдёт, что тогда? Садиться ей „на хвост“? Но на коляске, да ещё без двигателя, мне за ней не уг…»
Хвост!
Чип пристально всмотрелся в хвост незнакомки и пускай не сразу, но всё же достаточно быстро понял, что его насторожило. Её шерсть была тёмно-серой, как у Таркла, но хвост был гораздо светлее, практически розовым, как у Гаечки и…
…и Мауизы Кошелёк!
— Миссис Кошелёк! — негромко позвал Чип, но в узком тоннеле его голос усилился, и на фоне окружающего безмолвия прозвучал как звуковой сигнал часов на башне ратуши. Мауиза аж за сердце схватилась.
— Мистер Чип? Это вы?!
— Да, я! — Чип подъехал ближе и остановился в тоннеле, у самой границы света и тени, чтобы скрыть тянущийся за его коляской провод микрофона.
— Господи, мистер Чип! А… А где доктор Спайви?
— Я за него, миссис Кошелёк.
— Да, а… Что-то случилось, да? Что-то с Гарольдом?!
«Она и впрямь талантлива! — не мог не поразиться Чип. — Так натурально играет, что дух захватывает! Если бы я не знал о ней всё, подумал бы, что она искренна в своих чувствах…»
— А я, если честно, уже думал, что вы не придёте! — сказал он, проигнорировав вопрос актрисы. — Вы действительно гений! Морщины, осанка, походка — всё, как у всамделишной старухи! Если бы не ваш хвост, я бы ни за что не узнал вас!
— Благодарю, мистер Чип! Доктор Спайви просил сделать так, чтобы меня никто не видел, вот я и подумала… А что касается хвоста… — актриса посмотрела на свой хвост и сокрушённо покачала головой. — Да, с ним вечная проблема! Хотите верьте, хотите нет, но я всё время о нём забываю!
— И сегодня это оказалось как нельзя кстати! — усмехнулся бурундук, но тут же посерьёзнел. — Ладно, миссис Кошелёк, у нас мало времени. Сколько вы пообещали доктору Стоуну за смерть вашего мужа?
Улыбающееся лицо Мауизы превратилось в восковую маску.
— Что, простите?
— Хорошо, я перефразирую вопрос. Вы сговорились со Стоуном после того, как ваш муж попал в больницу, или раньше? Например, сразу после собрания, на котором он объявил о создании Фонда и новой больнице? А может, прямо во время него, а?
— Мистер Чип, я… Я не понимаю, о чём вы…
— Всё вы прекрасно понимаете! — рыкнул «Спасатель», одновременно крепче сжимая костыль и быстро оглядываясь по сторонам, готовясь встречать нападение сообщников актрисы. Но по всему выходило, что они с ней одни, и ему это очень не нравилось. Либо Мауиза и впрямь оказалась настолько глупа и самонадеянна, что пришла на встречу одна, либо ей просто не с кем было прийти.
— Мистер Чип, пожалуйста… — лицо мыши приняло страдальческое выражение. — Я не знаю, кто вам наговорил все эти ужасы, но я люблю Гарольда и я никогда бы не сделала ему ничего плохого! Пожалуйста, поверьте мне!
«Неужели я ошибся? — спросил себя бурундук, продолжая вслушиваться в окружающий мир и слыша лишь тишину. — Неужели снова пошёл по самому простому пути, обвинив невиновную? Может, она действительно ни в чём не виновата? Может, она на самом деле уговорила мужа обратиться в больницу, потому что искренне за него переживала? А уже Стоун увидел в этом удобную возможность избавиться от Гарольда Кошелька с тем, чтобы впоследствии убедить его безутешную вдову повременить с открытием новой больницы и бросить все усилия на развитие уже существующей, ведь это и дешевле, и надёжней…»
— Миссис Кошелёк, у вас грим потёк, — заметил он чуть более тёплым голосом, чем до того, и актриса, почувствовав это, несколько приободрилась.
— Ой, правда? Да, спасибо… — актриса начала лихорадочно рыться в поисках платка, но её поиски, как всегда, не принесли результата…
«Боже мой…»
Такая простая, казалось бы, вещь, как носовой платок, который можно забывать, а можно всегда носить с собой. Как Милли носила. У неё всегда был при себе платок, которым она вытирала случайные слёзы во время их первой прогулки, который прикладывала к его ране в палате Гарольда Кошелька, и, уткнувшись в который, рыдала в своём кабинете. И которым почему-то не воспользовалась в палате после инъекции стимулятора, из-за чего санитару пришлось давать ей свой…
— А я думал, вы оставили у себя платок крота, — сказал бурундук.
— Нет, я… Простите, что вы сказали? — переспросила Мауиза, но было поздно. Она лишь на секунду утратила бдительность, но для Чипа этого было более чем достаточно.
«Боже, боже, боже…»
Её мягкая шёрстка и шелковистые волосы, за игрой света на которых он наблюдал с порога палаты, хваля себя за выдержку и самообладание, позволившие ему обуздать поработившие его ранее инстинкты. Но дело было отнюдь не в силе его духа. А в том, что эти инстинкты просто не пробудились. Потому что сколько грима не нанеси, тебе не обмануть первобытное чутьё, которое безошибочно определит, кто перед тобою: бурундучиха или мышь. Даже в том случае, если эта мышь получила за своё умение перевоплощаться премию «Маускар» и была выбрана на главную женскую роль в фильме «Бурундуки против Секретной Службы»…
— Это были вы! — закричал он. — Не Милли, а вы! Вы взяли на аптечном складе стимулятор! Вы ввели его своему мужу! Вы забрали в регистратуре моё письмо и положили вместе со шприцами в ящик Милли! Это всё вы!!!
— Мистер Чип! Что вы такое говорите?! Вы что, с ума сошли?! — завопила актриса, хватая его руку и царапая его кожу своими длинными накладными когтями. Вздрогнув от боли, «Спасатель» стряхнул её ладонь и попытался замахнуться костылём, но рука дрогнула, и импровизированное оружие упало на землю. Он потянулся за вторым, но его рука лишь безжизненно болталась в воздухе. Потом коляска куда-то поехала, куча кирпичей улетела, а стена тоннеля почему-то переехала на его потолок, и Чип наконец понял, отчего Гарольд Кошелёк во время допроса потерял сознание…
— Жаль, мистер Чип, — донёсся откуда-то издалека тягучий, словно проигрываемый с многократным замедлением голос актрисы. — Что ж, вы сами виноваты, что так оно всё получилось. Вы действительно очень хороший детектив. К несчастью, слишком хороший…
— Моя смерть не поможет вам, миссис Кошелёк… — выдавил из себя Чип, из последних сил поднимая голову и глядя ей в лицо. В неожиданно спокойное, ничего не выражающее, пустое и бездушное лицо. В истинное лицо Мауизы Стретчер. — Вы попались… Скоро все всё узнают о вас и о докторе Стоуне… Всё кончено…
— Для вас — да! — ответила Мауиза и, посмотрев в сторону тоннеля, сказала:
— Он ваш, Митчелл!
Уже проваливаясь в темноту, Чип повернулся к тоннелю и, увидев тёмно-синее пятно форменной куртки медбрата «скорой помощи», понял всё. И кто был тем «ночным медбратом». И причину, по которой Мауиза Кошелёк пришла на встречу сама. И то, почему втыкание штекера сопровождалось не обычным металлическим щелчком, а звуком, до боли напоминавшим хруст пенопласта…
Возвращение Чипа из небытия состояло из нескольких чётко различимых этапов. Сначала была тьма, но не бессознательная, а чётко осязаемая, какая бывает, когда лежишь с закрытыми глазами в тёмной комнате. Потом к тьме добавилась тишина, но не такая, когда ничего не слышишь, а когда слышать нечего. Следом пришло ощущение неудобства, которое испытывает каждый, лежащий на плоской и жёсткой поверхности безо всякой возможности переменить позу. За ним последовало осознание того, что неподвижность вызвана отнюдь не отказом конечностей повиноваться, а двумя широкими туго затянутыми ремнями, проходящими на уровне груди и бёдер, а завершали приход в сознание два вопроса: «где я?» и «сколько времени я пробыл без сознания?»
С трудом ворочая одеревенелой после укола и лежания в неудобной позе шеей, «Спасатель» осмотрелся. Торчащий у изголовья штатив для капельниц и ограждения по бокам говорили о том, что он лежит в тележке-каталке. В ходе дальнейшего осмотра выяснилось, что тележка-каталка стоит под стеной в обширном зале, в котором имелась одна запертая (кто бы сомневался!) дверь, несколько к
— Помогите!!! Есть тут кто-нибудь?! На помощь!!! — закричал со всей мочи Чип. Как и следовало ожидать, никто не появился. То есть вообще никто, даже преступники. Надо же, оставили его без охраны… А впрочем, куда он отсюда денется, связанный, запертый и со сломанной ногой? Что лишний раз доказывает, что он находится именно в строящемся крыле МЦБ. Во-первых, не надо далеко ходить, чтобы проверить, как он. Во-вторых, ори не ори, толку ноль, потому что в преддверии Рождества все рабочие отпущены по домам и до следующего года никто посторонний здесь не появится. Красота…
Но если с первым вопросом всё было более менее ясно, то со вторым был полный мрак. Счёт времени Чип потерял, поэтому он мог сказать лишь то, что сейчас ночь. С одной стороны, это радовало и позволяло надеяться, что он пробыл без сознания не очень долго. Однако с таким же успехом темнота за окном могла означать, что он лежит здесь как минимум сутки, а то и больше…
«Нет, не похоже. — подумал бурундук, пошевелив пальцами и сморщившись от боли. — Тогда бы царапины между средним и указательным пальцами уже не болели бы. А они болят. Значит, сейчас ночь на девятнадцатое…»
Допустим. Но что теперь делать?
Туго стянутые ремни не позволяли Чипу ударить себя кулаком по лбу, поэтому он стал биться затылком о каталку, кляня себя за слепоту и безграничную тупость. Подумать только, довериться медбрату, который больше всего подходил на роль ночного посетителя и (вот ведь сюрприз!) им и оказался! Как он там говорил Курту? «Настоящий преступник наверняка придумал бы себе алиби гораздо лучше…» В книгах и фильмах — да, а вот в реальной жизни… Всё указывало на него. Внешние данные, специализация, криминальное прошлое, отсутствие алиби… Одним словом — всё! И то, что Спайви за него ручался, никак его, Чипа, не оправдывает…
«Курт…»
Интересно, что с ним? Лежит связанный где-то в соседней комнате? Или уже давно кормит кошек где-нибудь в тёмной подворотне? Скорее, второе. Чип как попрощался с ним около половины четвёртого, так с той поры и не видел, так что у Митчелла сотоварищи была целая куча времени, чтобы от него избавиться. Скорее всего, медбрат попросил его помочь с диктофоном, и ничего не подозревающий Спайви отправился с ним во второй корпус, где вентиляция запутана и изобилует глубокими шахтами… А после Митчелл взял микрофон и, чтобы тяжесть лишнюю туда-сюда не таскать, подходящий по размеру кусок пенопласта, неотличимый под пледом от настоящего прибора. Все остальное сделал Чип, добровольно покинувший относительно безопасную больницу и прибывший в глухое безлюдное место. И сам пропал, и товарищей погубил…
«Милли…»
— Прости меня, Милли!!! — несколько раз крикнул «Спасатель», но легче не стало. Потому что он всё-таки совершил самую страшную ошибку, которую может совершить сыщик: обвинил невиновного. Конечно, на то были причины, ведь что ни говори, подставили её действительно мастерски. Но это ни на йоту не уменьшало его личную вину, ведь больно уж легко он поверил подброшенным уликам и позволил растоптать честь и достоинство своего единственного на всю больницу близкого друга…
— Прости меня, Милли, — шептал Чип. Он не знал, сколько у него осталось времени, но понимал, что оно истекает, а потому спешил сказать всё, что должен был. — Прости, что не поверил, когда ты умоляла меня об этом. Прости, что не пришёл на помощь, когда ты нуждалась в ней больше всего. Прости, что снова усомнился в твоей искренности. Мне нет прощения, я знаю, но… но я прошу тебя…
Где-то вдалеке хлопнула дверь, и вскоре бурундук различил шуршание устилавшей пол в коридоре плёнки. Вот и всё. За ним пришли.
— Прости за всё. За всё… — повторил лидер «Спасателей» и постарался вытереть о матрас каталки выступившие слёзы. Он не позволит им увидеть его плачущим. Ни за что на свете. Пусть делают с ним, что угодно, он заслужил это. Но его слёз им не увидеть никогда!
Шуршание всё громче. Шаги всё ближе. Уже слышится позвякивание ключей. Шаг, ещё один. Он уже близко. Он один. Интересно, это тюремщик? Или палач? Скоро узнаем. Вот он остановился, вот вставил ключ…
Правда, почему-то в другую дверь, которая вела в соседнюю комнату.
Теперь шаги раздавались за стеной, возле которой лежал Чип. Слышимость была просто отменной, причиной чему была расположенная на уровне плинтуса решётка, закрывавшая ведущий на нижние этажи вентиляционный колодец. Точно такая же, судя по всему, была с другой стороны, потому что стоило шагам поравняться с тем местом, где лежал бурундук, он услышал не только их, но и приглушённое бормотание. А когда до его слуха донёсся шелест собираемой метлой в совок бумаги, места для сомнений уже не осталось.
— Уоши! — позвал Чип.
Шелест со стуком оборвался. Очевидно, от неожиданности уборщик выпустил из рук метлу.
— К-к-к-то з-здесь?!
— Уоши, это я! Чип!
Молчание.
— Уоши, ты меня слышишь? Ответь, пожалуйста!
— Ч-ч-ч…
— Говори громче, плохо слышно!!!
— Ч-ч-ип-п?! Эт-то вы б-были с-с сест-трой М-милдред-д, д-да?
— Да, Уоши, это я, друг сестры Милдред! Узнаёшь меня?
Опять молчание. «Да что же это за напасть такая, а?»
— Уоши, ты там?! Говори громче!
— Д-да, я з-здесь!
— Послушай, Уоши, мне нужна твоя помощь! Слышишь меня? По-мощь!
— П-помощь, п-помощь, п-помощь…
«М-да, с таким за желудями не пойдёшь!..»
— Да, Уоши, помощь! Ты мне поможешь?
Длинная пауза. «Да он что, издевается, что ли?!»
А вдруг он именно это и делает?! Вдруг он один из них?!
«Ну вот, докатились, уже даже умственно отсталых уборщиков в злодеи записываем…»
А если всё это тоже притворство?!
«Нет, — подумал Чип, вспомнив выражение лица и совершенно неповторимый взгляд, с которым Уоши смотрел на них с Милли в гараже, — вряд ли. Такое не сыграешь…»
«А вдруг ты ошибаешься, как с Милли-Мауизой?»
Впрочем, можно подумать, у него есть выбор…
— Уоши! Ты там?!
— Д-да, т-тут, а ч-что?
— Тебе же нравится сестра Милдред, правда?
— М-милд-дред, с-сестра М-милдр-ред…
— Уоши?!
— Милд-дред… С-сестра Милдред н-нравит-тся, д-да!
— У тебя есть шанс доказать ей это, Уоши! У тебя есть шанс оказать ей услугу!
— Ок-казать ус-слугу? Ей ок-казать ус-слугу?
— Да, Уоши, именно ей! — Чипа уже начинало колотить от этого диалога, но он изо всех старался, чтобы его голос звучал всё так же ровно и приветливо. — Ты хочешь оказать ей услугу? Ты окажешь ей услугу?
— Ус-слугу, услугу-у… Услугу с-сестре М-милдред… Х-хочу, х-хочу…
— Тогда слушай внимательно!
— Х-хочу, хочу, хоч-чу!..
«Да уж… Дейл по сравнению с ним — просто нобелевский лауреат!»
— Тогда слушай и запоминай! Харрис-стрит,
«— …Если честно, я думал, что ты сама мне скажешь.
— Ну, знаешь, должна же у меня быть хоть какая-то тайна, ты так не считаешь? Ты же любишь тайны, Чип…»
«Обожаю просто!» — мысленно ругнулся Чип. Что ж, придётся Уоши как-то обойтись без номера квартиры. Шансы на успех таяли прямо на глазах, но за неимением лучшего…
— Ты слышишь, Уоши? Аптечный склад на Харрис-стрит,
В ответ — невнятное бормотание.
— Громче, уоши! Говори громче!!!
— Х-харрис-ст-трит,
— Всё-всё, Уоши, хорошо, отлично, я понял! Там живёт сестра Милдред! Найди её и передай, что убийца — Мауиза Кошелёк! Убийца — Мауиза Кошелёк! Пусть передаст это моим друзьям, когда они вернутся! Запомнил?
— З-зап-помнил. М-мауиза К-кошелёк — у-у-убийца!!!
— Уоши!
— Уб-бийца! К-кошелёк — уб-бийца! У-убийца!!!
«Ну всё, приехали…»
— Уоши!
— Д-да?
— Иди! Беги! Найди Милдред! Передай ей это! Быстрее! Как можно быстрее! Хорошо?!
— Х-хорош-шо! Быстрее… Б-быстрее…
Уборщик сорвался с места, но не к дверям, а вглубь комнаты, и, судя по звукам, стал лихорадочно двигать что-то большое.
— Уоши! Уоши! — звал его Чип, но тот отошёл далеко от решётки и не слышал его за шумом. «Спасатель» подумал, что бурундука-заику переклинило сызнова приняться за уборку и что этим всё и закончится, но потом услышал звук открываемого окна и понял, что Уоши воспринял его слова чересчур уж буквально. И, как оказалось, не прогадал, потому что всего через пару минут после его ухода ведущая в недостроенное крыло дверь снова хлопнула. Чип подобрался, приготовившись встретить смерть с гордо приподнятой головой.
— Что, Митчелл, сделаете со мной то же, что и с доктором Спайви, да? — спросил «Спасатель» подошедшего к каталке со шприцем наготове медбрата.
— И не надейся! — последовал ответ, сопровождаемый новым уколом. «Только бы Уоши не подвёл…» — ещё успел подумать бурундук, так и не понявший, что только что совершил самую большую и самую важную ошибку не только в этом деле, но и во всей своей жизни.
— Отличная работа, миссис Кошелёк! Вы как всегда на высоте!
— Благодарю, доктор, но что нам теперь с ним делать? Его не?..
— Не волнуйтесь! До завтрашнего утра там никто не появится, а к этому времени мы организуем для него палату «люкс».
— Нет, я имею в виду вообще?
— Подержим до похорон, а потом… а потом, собственно, всё!
— Нет, не всё! Не забывайте, у нас есть проблема, и даже не одна, а все четыре…
— Если вы о его друзьях, то не беспокойтесь: у меня будет, чем их встретить… Да-да, войдите!
— Вызывали, шеф? Я… Ой, извините, я попозже зайду…
— Не стоит так нервничать. Это свои.
— Свои? В смысле, она тоже…
— Да не топчись на пороге, болван! Разумеется, она тоже! Это миссис Кошелёк.
— Миссис Кошелёк? Ой, и правда, здравствуйте! То-то я думаю, кого вы мне напоминаете…
— Хватит! Тебя сюда не учтивость демонстрировать вызывали, а работать! Вот, возьми.
— Что это?
— Это адрес нашей общей знакомой, мисс Манкчед. Сделай так, чтобы она там больше не жила. Ни там, ни где-либо ещё. Улавливаешь, к чему я?
— Улавливаю, шеф.
— Вот и славно! Смотри, не оплошай!
— Да она даже пикнуть не…
— Хорошо-хорошо, я понял, ступай!
— Я смотрю, вы вошли во вкус, доктор. Впрочем, если бы вы не были натурой увлекающейся, мы бы сейчас с вами не разговаривали, а?
— Вы правы, миссис Кошелёк. Но давайте не будем о грустном, тем более в такой день, как этот. Посему предлагаю выпить за успех нашей операции и скорый упокой души вашего дорогого супруга. Как вы на это смотрите?
— С удовольствием!
«Вот, кажется, и всё…»
Одетая в выстиранный и выглаженный белоснежный халат и такого же цвета шапочку Милдред Манкчед, бывшая медсестра Малой Центральной больницы, в последний раз окинула взглядом гостиную, потушила свет и пошла в свою комнату. Всё было готово. Квартира была убрана, мебель вычищена до блеска, вещи расставлены по местам. Дела сделаны. Можно уходить.
На сборы ей дали десять минут. Она справилась за пять. Все её вещи уместились в коробку из-под канцелярских скрепок, которую она прижимала к сердцу всю дорогу. До самого выхода из больницы её сопровождал Таркл. Сначала он хотел взять её под локоть, но она вырвалась и шла сама, глядя прямо перед собой красными от слёз глазами и не обращая никакого внимания ни на идущего чуть позади конвоира, ни на шушуканье наблюдавших за ними сотрудников больницы. Обернулась она лишь однажды, уже в воротах, прощаясь с самым ярким периодом своей короткой жизни. Уже тогда она знала, что больше сюда не вернётся и что назначенное на завтра собрание пройдёт без неё. Вообще.
«Прости меня, дедушка. Я не смогла. Не справилась. Опозорила твоё имя, весь наш род… Ты же знаешь, я не делала ничего того, в чём меня обвинили. Не брала стимулятор, не делала мистеру Гарольду укол, не вскрывала писем Чипа…»
Милдред вздрогнула и оперлась на стену. Вспоминая его, она всякий раз видела перед собой его последний взгляд, исполненный ненависти и отвращения. Если даже он, самый умный и добрый парень из всех, кого она знала, остался глух к её мольбам, значит всё и впрямь безнадёжно.
«Почему, Чип? Что я такого сделала? Чем не угодила? Ведь всё было так хорошо, так тепло, так празднично… За что, Чип?»
«Милли, простите меня… В моей работе волей-неволей приходиться сомневаться во всём, опасаться удара в спину…»
«Но почему, Чип, почему? Ведь ты же сам говорил, что я твой друг, а друзья для тебя вне подозрений! Ты ведь был искренен, когда говорил это… Ведь был, правда?»
А если даже и был, что это меняет?
Ничего. Больше уже ничего.
Милдред легла на кровать и некоторое время вслушивалась в ритмичное тиканье старых, ещё дедушкиных ходиков. Вспомнила, как он лежал здесь, на этом самом месте, а она стояла на коленях и спрашивала, какое лекарство ему принести. Будто наяву увидела его улыбку и услышала хриплый голос, повторяющий снова и снова: «Такого лекарства на этом складе нет…» По прошествии многих лет, она убедилась, что лекарства, которое спасло бы её деда, не было и нет ни на одном складе города, страны и мира. Ей в этом отношении повезло гораздо больше.
Бурундучиха протянула руку и взяла с тумбочки шприц, до отказа заполненный мутной жидкостью. Концентрированный пентобарбитал. Её лекарство. К тому времени, как утром за ней заедут, чтобы отвезти на собрание, всё будет кончено. Она специально не стала запирать входную дверь, а на столике в гостиной оставила прощальную записку, в которой просила похоронить её рядом с дедушкой и завещала квартиру своей близкой подруге Саре Коттон, которая ютилась в старом, давно ожидающем сноса доме в Коул Вэлли. Ей с сыном будет здесь хорошо, и от больницы недалеко.
— Прощайте все. Простите, если что не так, — сказала Милли в потолок и, закатав рукав, поднесла шприц к вене. Доза вдвое превышает смертельную, и всё произойдёт очень быстро…
«Что это было?»
Милдред замерла, обратившись в слух. Нет, ей не показалось, в дверь действительно стучали.
«Кто бы это мог быть? Из больницы? Нет, слишком рано… Соседи? Поздновато…»
Стук повторился, став гораздо громче и настойчивее. Кажется, даже ногами колотили. Явно что-то срочное. Наверняка кому-то требуется неотложная помощь…
«Но ведь я больше не медсестра…»
Милли посмотрела на шприц, потом на часы и положила инструмент на тумбочку. Ничего, укол она сделать всегда успеет, а больной наверняка ждать не может…
— Не заперто! — крикнула она, выходя в прихожую. Дверь открылась, и на пороге возник полный мужчина-крыса в накинутом поверх пижамы плаще, держащий за шкирку растрёпанного бурундука с выпученными от испуга глазами.
— Мистер Кроулфорд, что слу… — начала она, но осеклась, узнав в бурундуке больничного уборщика. — Уоши?!
— С-сестра М-милдред! Зд-дравствуйте! — лицо уборщика стало одной большой улыбкой. — Я зашёл в-вас, я н-нашёл в-вас…
— Так это ваш приятель, мисс Манкчед? — сердито спросил Кроулфорд.
— Да, мой. А где вы его нашли?
— Он орал у нас под окнами, звал вас. Я кричал ему, что вы живёте на другой стороне склада, в восьмой квартире, но он продолжал носиться по двору и орать как резаный, а потом ещё и брыкался, пока я вёл его сюда. Он у вас что, ненормальный?
— Нормальный, мистер Кроулфорд, просто… иногда ведёт себя странно. Спасибо вам огромное, поверьте, мне так неловко…
— Не за что, мисс Манкчед, — Кроулфорд отпустил уборщика, но тот даже не двинулся с места и продолжал стоять, сгорбившись и втянув голову в плечи. — В следующий раз, пожалуйста, сообщайте своим знакомым ваш полный адрес. Спокойной ночи!
— Спокойной ночи, мистер Кроулфорд! — ответила бурундучиха и, когда за крысой закрылась дверь, обратилась к уборщику:
— Уоши, как ты здесь очутился?
— М-меня п-принёс в-ваш с-сосед, — ответил Уоши, заставив Милли понимающе улыбнуться.
Если бы не заикание, с первого взгляда Уоши ничем не выделялся бы из массы обычных грызунов. Его выдавали мимика и манера отвечать на вопросы. Кому-то незнакомому с его болезнью могло показаться, что Уоши над ним издевается. Слишком уж гипертрофированной выглядела его реакция и глупыми ответы. Те же, кто знал о его болезни, считали его неполноценным недоумком. Но Милдред знала, что на самом деле он всё понимает, и даже лучше, чем остальные. Как слепые отличаются заменяющим им зрение феноменальным слухом, так Уоши отличался развитым шестым чувством, которым природа наделила его взамен атрофированной способности к аналитическому и синтетическому мышлению. Он воспринимал окружающий мир не через рассудок, а непосредственно, и так же непосредственно на него реагировал. Иногда это помогало увидеть то, что скрыто от других, для которых рассудок в этом случае играл роль призмы, фокусирующей одни лучи и рассеивающей другие. Но чаще это мешало, так как вместе с непосредственным восприятием пришло непосредственное реагирование, неспособность возвысится над моментом. Отсюда незамутнённые, чистые эмоции, казавшиеся на фоне привычных полутонов гипертрофированными и ненастоящими, и проявившаяся в данном случае неспособность понять, какой ответ от него хотят получить. Чтобы понимать Уоши, надо было всего лишь научиться внимательно слушать и задавать правильные вопросы. Плохо то, что лишь очень немногие утруждали себя этим…
— Как ты нашёл этот склад? — перешла к конкретным вопросам бурундучиха.
— М-мне ск-казал Ч-ч-ч… Чип! — заика буквально выплюнул имя «Спасателя», почему-то дававшееся ему с огромным трудом.
— Чип?! Но… — Милли побледнела. — Что случилось, Уоши?!
— Он п-просил п-передать, что М-мауиза Кош-шелёк у-у-у…
— Что?! Что Мауиза Кошелёк? Что «у-у-у»? Пожалуйста, Уоши, успокойся…
— У-у-у-бийца! — выкрикнул бурундук.
— Кто убийца?.. Погоди-погоди, это Мауиза Кошелёк — убийца? Это… это тебе Чип сказал?!
— Д-да, он поп-просил меня п-передать в-вам это.
— Но… — Милли перестала вообще что-либо понимать. — Почему мне?
— Ч-чтоб-бы в-вы пер-редали это его д-друзьям.
— Его друзьям? В смысле, «Спасателям»? Но ведь… господи… господи! Уоши! Что с ним?!
— Н-не знаю, сест-тра М-милдред. Он не ск-казал, только п-попросил…
— С ним всё в порядке? Расскажи мне всё!.. Да не стой на пороге, проходи в комнату!
— Сп-пасибо, с-сестра М-милдред! — поблагодарил уборщик, принимая приглашение. Войдя в гостиную, он зачарованно огляделся вокруг, поражённый царившим в комнате порядком.
— У вас оч-чень крас-сиво, с-сестра…
— Что с Чипом, Уоши? — перебила его Милдред. — Он в порядке?
— Н-не знаю, — помотал головой бурундук, — я его не в-видел.
— Как не видел? Ты же с ним разговаривал!
— Ч-через ст-тену.
— Через какую стену, Уоши?!
— В б-библиотеке.
— Какой ещё библиотеке?
— Н-на втором эт-таже.
— В смысле, в больнице? Но ведь там… идёт ремонт… — закончила фразу севшим голосом Милли. — Он… Он в опасности, да?! Что он ещё сказал?!
— Ч-чтобы я г-говорил громч-че.
— Говорил громче? Он плохо тебя слышал? А ты? Ты хорошо его слышал?
— П-плох-хо.
— Боже, боже, — запричитала Милли, живо представив избитого до полусмерти Чипа, брошенного умирать в недостроенной библиотеке и еле-еле шевелящего разбитыми губами. — Уоши, мне срочно надо к нему! Ты сможешь отвести меня?
— Д-да, — тихо ответил Уоши. Уголки его рта опустились, приторно-сладкая улыбка превратилась в кислую гримасу, а глаза, следившие за каждым движением заметавшейся по квартире в поисках набора первой помощи Милдред, будто покрылись целлофановой плёнкой.
— Уоши, идём! — позвала бурундучиха, и уборщик послушно потопал за ней. Выйдя на улицу, они направились к автобусной остановке и едва не столкнулись с выскочившей из-за угла склада крупной мускулистой мышью с растрёпанными чёрными волосами.
— Таркл?! — воскликнула Милли.
— С-санитар Т-таркл? — спросил Уоши, вставая рядом с ней. Его появление застало верзилу врасплох, и он не зашёл ничего лучше, чем спросить:
— А ты откуда взялся, Помой-ка?
— Не смей так называть его! — закричала медсестра, а Уоши ощетинился и сделал шаг вперёд, встав между ней и санитаром, который ни с того ни с его широко улыбнулся и сказал последние слова, которые только можно было от него ожидать:
— Извини, Уоши. Прости, Милли. Пожалуйста, пойдём со мной.
— Что это с тобой, Таркл? — удивилась бурундучиха. — Тебя словно подменили!
— Пожалуйста, Милли, ты должна пойти со мной, — повторил Таркл, протягивая к ней руку.
— Н-нет! — ответил ощетинившийся уборщик. Умом он не понимал, что происходит, но обострённое чутьё подсказывало ему, что Таркл замыслил недоброе.
— Уоши, прекрати, это же… — начала Милдред, но вдруг нахмурилась и спросила: — Таркл, а что ты здесь делаешь?
— Я? Ну, меня… меня послал мистер Чип!
— Мистер Чип? — переспросила медсестра.
— Н-не верьте ем-му, с-сестра М-милдред! — Уоши отступил ещё на шаг, оттесняя бурундучиху назад. — Он п-плохой, з-злой!
— Милли, пожалуйста, мистер Чип ждёт тебя. Идём со мной, я отведу тебя к нему, — санитар сделал шаг вперёд и, видя, что бурундучиха колеблется, добавил:
— Уоши тоже пойдёт с нами. Правда, Уоши?
— Н-нет, нет! — яростно замотал головой уборщик. — Я н-не пойду! С-сестра М-милдред, н-не х-ходите с ним ник-куда!
Милли была в замешательстве. С одной стороны, появление Таркла было очень подозрительным, да и вёл он себя очень уж необычно. Кроме того, учитывая, как Чип относился к Тарклу, казалось невероятным, что он обратится к санитару за помощью. С другой стороны, Уоши ведь тоже не самый подходящий кандидат на роль гонца, одна его склонность находить простые решения вроде громких криков и бега вокруг склада в поисках её квартиры чего стоит…
— Скажи, Таркл, это ведь Чип дал тебе мой адрес, так? — спросила медсестра. Кого-нибудь более умного или проницательного её робкие попытки изобразить беспечность ни за что не обманули бы, но Таркл не отличался ни тем, ни другим, поэтому с радостью ухватился за такой хороший повод объяснить своё присутствие.
— Конечно, он, кто ж ещё?
— Так и сказал: Харрис-стрит
— Восемь, — поправил её Таркл и хитро сощурился, только сейчас заподозрив неладное. — К чему эти проверки, Милли?
— К тому, Таркл, что Чип не мог тебе этого сказать. Потому что он не знал, в какой квартире я…
Она не успела закончить предложение. Поняв, что его разоблачили, Таркл перешёл от исчерпавших себя слов к делу и бросился вперёд, нацелившись на горло медсестры. Уоши вцепился в его протянутые руки, но Таркл отшвырнул его и снова повернулся к главной жертве. Однако опомнившаяся Милдред тут же наградила его несколькими размашистыми ударами чемоданчиком с набором первой помощи. Не ожидавший от неё такой прыти санитар отступил, но стоило Милдред сделать один лишний шаг вперёд, как он перехватил её занесённую для нового удара руку и, вырвав импровизированное оружие, отбросил чемодан в темноту. Попятившаяся Милли споткнулась, и санитар уже занёс кулак для сокрушительного удара, но тут оправившийся после падения Уоши вцепился ему зубами в ногу. Громила закричал от боли и попытался смахнуть уборщика. Тот держался крепко, однако после нескольких ударов пяткой ослабил захват. Высвободив ногу, Таркл развернулся, чтобы добить корчащегося на земле бурундука, но Милли не позволила ему сделать этого. Набрав горсть осыпавшейся со стены кирпичной крошки, она подскочила к противнику и сыпанула ей ему в лицо. Закричав раненным циклопом, Таркл стал лихорадочно прочищать глаза, а бурундучиха рывком подняла Уоши на ноги и потащила к остановке. Вновь обретший зрение великан бросился за ними. Бегун из него был неважный, но из получившего два сильных удара в живот Уоши он был ещё хуже, и санитар неуклонно догонял пару бурундуков.
Выбежав на улицу, они увидели подъезжающий к остановке нужный им автобус и прибавили ходу. Его нельзя было упустить, потому что в это время автобусы ходили с интервалом от двадцати пяти то тридцати минут, а столько времени против силача-санитара им было не продержаться.
— Быстрее, Уоши! Быстрее! Скоро будем на месте! — торопила друга Милдред. Тот не отвечал. Ему и так не хватало воздуха, и натужное свистящее дыхание говорило о том, что он на пределе.
— Скорее, скорее! Он уезжает! — закричала бурундучиха. До автобуса оставалось около сотни футов, но он уже включил огни поворота и стоял, пропуская едущую по второй полосе машину.
— В-возьмите, с-сестра М-мил-лдред… — услышала она слабый голос и почувствовала, как ей в грудь уткнулось что-то твёрдое. Это была рука Уоши, сжимавшая связку звенящих ключей. — Он в з-зале аб-б-бонемента…
— Уоши…
— Б-бегите, с-сестра… Б-без меня в-вы успеете…
— Нет, Уоши! Мы…
— Я л-люб-блю в-вас, с-сестра М-милд-дред…
Милдред чуть не споткнулась. Она открыла рот, чтобы хоть что-то ответить, но Уоши резким движением сунул ключи в карман её халата и, развернувшись, метнулся навстречу настигающему их Тарклу. Медсестра хотела остановиться, но подумала о Чипе и ускорила бег. Запрыгнув из последних сил на бампер уже тронувшегося автобуса, она обернулась и ещё успела увидеть, как схвативший какую-то сухую ветку Уоши бросается наперерез продолжавшему преследовать автобус санитару. Потом автобус повернул, и Милли осталась одна. Она до сих пор не могла прийти в себя после того, что услышала, и так и сидела, сгорбившись, на заднем бампере автобуса, перебирая дрожащими пальцами связку холодных ключей.
Расстояние от остановки до ворот МЦБ Милдред преодолела короткими перебежками от столба к столбу, то и дело оборачиваясь и замирая от малейшего звука. Она с самого начала понимала, что после утренних событий проникнуть в больницу ей будет ой как не просто, но рассчитывала на помощь Уоши, который знал в больнице каждый закоулок, ведь она для него была в прямом смысле слова родным домом. Однако теперь у неё не было ни проводника, ни потерянных медикаментов. Только форменный халат, выполнявший роль маскарадного костюма, да связка ключей, дававшая пусть призрачную, но всё же надежду на успех.
«Господи, Чип, где ты, что с тобой?..» — думала она, укрывшись в глубокой тени и рассматривая белеющий в ночи корпус. И сама себе отвечала: «В зале абонемента». Но чтобы туда попасть, надо пройти через всю больницу и остаться незамеченной, а ценой ошибки будет отнюдь не повторное изгнание. Поведение Таркла указывало на то, что одной лишь Мауизой Кошелёк дело не ограничивается и что у неё есть сообщники среди персонала больницы, которые охотятся за ней и живой уже не отпустят.
Но ведь найти Чипа — это лишь полдела. Его надо каким-то образом вывести из больницы, что, учитывая его состояние, сделать будет даже тяжелее, чем найти его. У него и так перелом, а ведь его наверняка били и пытали, и, когда она найдёт его, он вполне может быть без сознания. В наборе, который она взяла из дома, среди прочего был незаменимый в таких случаях нашатырь. Но чемоданчик утерян, и надо думать, где и как достать всё необходимое. Конечно, на аптечном складе было всё, что нужно, и даже больше, но теперь он для неё был недоступен. Даже если дежурный кладовщик не состоит в сговоре с Мауизой, он ничего ей не даст, а, наоборот, поднимет тревогу…
Или нет?
«Интересно, кто там сегодня дежурит? Вчера ночью дежурила миссис Освальд, позавчера — миссис Доунат, а до неё — мистер Рэтфорд. Значит, сегодня должна дежурить или опять миссис Доунат, или… или старая Пруденс! Это шанс!»
Сжав на удачу кулачки, Милли побежала к въезду в подземный гараж. Убедившись, что решётка центрального подъезда опущена, бурундучиха побежала в другой конец гаража, к мусорным ящикам. Осторожно миновав ворота больничного гаража, из которых доносились голоса членов дежурной бригады «скорой помощи», она побежала к неприметной, выкрашенной под цвет стены дверце служебного входа. Она оказалась закрытой, и Милли чуть не поддалась панике, но вспомнила о связке ключей и к своему большому облегчению отыскала на ней ключ с пометкой «гараж». Войдя, бурундучиха оказалась в лабиринте пронизывающих всю больницу служебных коридоров, по которым к месту вызова спешили пожарные и электрики, откуда появлялись и куда уходили уборщики. Точно такая же неприметная дверца была неподалёку от аптечного склада. Оставалось только её найти. И не спросишь ведь никого…
Внимание Милдред привлёк написанный на стене люминесцентной краской указатель. Три жирные стрелки, указывающие вперёд, вверх и вниз, снабжённые пояснительными надписями на понятном лишь посвящённым языке. Бурундучиха чувствовала, что если их прочесть, проблем с нахождением склада не будет, но сколько ни вглядывалась в обозначения, не могла уловить их смысла. Было понятно только то, что каждой стрелке соответствовала своя группа из трёх аббревиатур, первая из которых начиналась с букв ПК, вторая — ЗГ, третья — СВ. После букв шли разделённые запятыми пары цифр. Очевидно, стрелки указывали направление к разным объектам типа ЗГ, ПК и СВ, но что это за объекты? Милдред перебрала в уме все известные ей связанные с работой больницы словосочетания, но ничего подходящего вспомнить не могла. Время шло, результата не было, а ведь в любую секунду здесь мог кто-нибудь появиться, и спрятаться в узком коридоре было попросту негде.
— Господи, господи… — шептала Милли, нервно теребя в руках шапочку. Поначалу она теребила ключи в кармане, но они слишком громко звенели, поэтому она оставила их в покое. — Что это? Что это значит? Что?! Где ты, Чип, когда ты так нужен? Ты бы мгновенно всё понял, щёлкнул пальцами, сказал бы своё «элементарно!», и всё тут же встало бы на свои места! А что могу я? Я ведь ничего во всём этом не понимаю. Я медсестра, а не сыщик, не «Спасатель», не…
«Погодите-ка…»
Она вновь посмотрела на обозначения. Всё это время она пыталась подобрать аббревиатуру, исходя из своего собственного опыта, из своей сферы деятельности. Но ведь эти указатели предназначались не для врачей и медсестёр, а для тех, кто работал здесь, в этих коридорах.
«Это как-то связано с пожарными и электриками! — поняла бурундучиха. — Что может интересовать пожарных и электриков? Какие объекты? Допустим, первая буква „П“ означает „пожарный“. Тогда что может означать „К“? Карман? Котёл?..»
Кран!
Милли еле подавила желание пуститься в пляс. Ну конечно! Пожарный кран номер такой-то! А уже по номеру определяется его местонахождение! Если знать номер крана недалеко от аптечного склада, то сам склад отыщется моментально!
Вот только номера этого она не знала.
«Ладно, может, с ЗГ и СВ повезёт больше?»
Первое из этих сокращений уже знакомая с принципом их образования медсестра расшифровала гораздо быстрее. «Запасной генератор». То, что, как и пожарный кран, приводится в действие в случае аварии. Но и их номера ничего Милдред не говорили. Оставался последний шанс, СВ, но как бурундучиха ни ломала голову, вменяемого варианта придумать не получалось. Ничего странного в этом не было, ведь она не была ни пожарным, ни электриком, но легче от понимания этого не становилось. И что самое обидное, она не могла отделаться от ощущения, что уже где-то видела все эти наборы цифр, причём сравнительно недавно…
— Господи, господи, ну что же это за наказание… — приговаривала она, терзая уже совершенно измочаленную шапочку. — Почему я такая глупая?! Почему ничего не знаю?! Работаю в больнице с самого открытия, и всё равно ничего, ничего не знаю! Ничего!..
Не спуская глаз с казавшихся порождением злого гения букв и цифр, Милли прислонилась спиной к стене и несколько раз стукнула по ней кулаками и головой. Не самый хороший способ сосредоточиться, если говорить откровенно, так как мало того что теперь руки и затылок побаливают, так ещё и ключи в кармане звенят, с мысли сбивают…
Ключи!
Вытащив связку, бурундучиха внимательно рассмотрела ключи и чуть не закричала от радости. Конечно, вот оно! Вот где она видела эти цифры! Только что, когда открывала двери в гараже! К категории СВ принадлежали пятнадцать пар цифр, каждой из которых соответствовал свой ключ с таким же номером. Это коды дверей! А СВ не что иное, как «служебный вход»! И на двери около склада тоже были написаны две большие цифры!..
«Ещё бы вспомнить какие…»
Ключи пронумерованы с
«Так, стоп, надо успокоиться…»
Милли закрыла глаза и, как учил Чип, стала думать о стене. Потом о двери в стене. Потом о цифрах на двери. Если принцип нумерации действительно такой же, как на кабинетах, то идти номера должны слева направо относительно центрального входа. Склад находится в правом крыле. Значит, как минимум первые пять дверей не подходят. А какая подходит? Какой там был номер?
«Нет, точно не
Определив направление на СВ-
Её спасло то, что электрик шёл, уткнувшись в схему и громко ругаясь с самим собой. Услышав совсем близко его голос и шаги, Милли в последний момент отпрянула назад в коридор, и работник искры и провода прошёл в каких-то пяти дюймах от неё. Переведя дух и отчитав себя за неосмотрительность, медсестра пошла дальше, теперь прислушиваясь к каждому звуку. На её счастье, в подавляющем большинстве случаев это был бодрый храп или громкие разговоры коротающих ночную смену за игрой и анекдотами «синих воротничков», и до нужной двери она добралась без приключений.
Как можно тише отперев её, она выглянула в коридор и облегчённо вздохнула, увидев, что там пусто. Сейчас, когда методика превращения человеческих лекарств в пригодные для грызунов была отработана, в отделении фармакологии мало кто засиживался до ночи, разве что во время работ по изучению совершенно нового препарата, поэтому шансы на то, что никто, кроме кладовщицы, ей не встретится, были очень высоки. Правда, существовала опасность, что как раз в это время кто-то придёт за некстати закончившимся лекарством. Или, что ещё хуже, кладовщицей окажется кто-то другой…
Ей оказалась Пруденс, как обычно, дремавшая в уголке и проснувшаяся лишь после определённых усилий со стороны бурундучихи.
— Милли, девочка моя! — радостно воскликнула крыса, с несвойственной ей поспешностью подходя к окошечку выдачи. Эта прыть не на шутку встревожила медсестру, поначалу решившую, что Пруденс тоже на стороне преступников. Но радость старухи имела совсем другую причину.
— Я же им говорила! Говорила, что всё это неправда!
— Что неправда, Пруденс? — осторожно переспросила Милли, отступая к дверям.
— Что тебя уволили, да ещё с позором, да ещё за кражу писем! Нет, ты только подумай, дорогая! Этой Дорис язык оторвать мало!
— А что ещё сказала Дорис?
— Лучше тебе не знать, милочка, уж поверь старой Пруденс! Нет, ты только представь, она ещё так на меня посмотрела, словно я из ума выжила! Но я-то знаю, где правда, а где клевета! Ещё в состоянии отличить, пускай никто не сомневается! Увижу её завтра — три шкуры спущу за такое на тебя злословие! Вот я ей!..
— Господи, Пруденс, успокойся! — улыбнулась Милдред. — Подумаешь, Дорис…
— Нет, дорогуша, не «подумаешь»! Этот гадкий слух нужно пресечь в зародыше, пока молва не подхватила его и не разнесла по свету! Я бы на твоём месте немедленно пошла к доктору Стоуну и рассказала ему об этом! Дорис должна получить хорошую взбучку!
— Хорошо, Пруденс, ты права, так я и сделаю, — примирительно произнесла медсестра. — Ты прости, но мне срочно надо…
— Всё-то у вас срочно, всё-то у вас сию секунду… Эх, молодо-зелено… — вздохнула кладовщица, открывая внутреннюю дверцу. — Заходи, Милли! Ты быстрее меня найдёшь всё, что требуется!
— Ну что ты, Пруденс, ты незаменима! — заверила её Милли, пробегая мимо и ныряя в дебри стеллажей, искренне притом сожалея, что у неё нет с собой тележки, как в человеческих супермаркетах, или хотя бы корзинки. Она готова была унести на себе весь склад, но приходилось выбирать лишь самое необходимое, не забывая о времени. Поэтому она ограничилась пачкой ваты, двумя мотками бинтов и пузырьком с нашатырным спиртом. Уже собравшись уходить, она вспомнила слова доктора Спайви о кордиамизоле и забрала одиноко стоявшую бутылочку, присовокупив к ней набор для инъекций. Кордиамизол был новым и очень хорошим средством, и если что и могло поставить Чипа на ноги, пусть и на относительно короткое время, так это он.
— Тяжёлый случай, Милли? — встревожено спросила кладовщица, пересчитывая выбранные бурундучихой медикаменты.
— Да, Пруденс, очень! — кивнула медсестра и на миг задумалась, стоит ли рассказать старухе о Мауизе Кошелёк, так сказать, для подстраховки. Но тотчас же отказалась от этой мысли. Во-первых, никто не поверит старой крысе, бывшей по мнению большинства работников не более чем вздорной старухой, которую держат здесь лишь из жалости да ещё потому, что лучше неё никто на складе не ориентируется. А во-вторых, её просто убьют.
— Спасибо, Пруденс! Доброй ночи!
— Доброй ночи, Милли, доброй ночи!
Проводив медсестру до дверей, Пруденс вздохнула и пошла в свой закуток ещё подремать. Засыпала она быстро, и следующему посетителю удалось разбудить её, лишь прибегнув к испытанному средству «когти по стеклу».
— Да? А? О, Митчи! Снова к нам?
— Снова к вам, Пруденс! — ответил медбрат «скорой помощи», протягивая в окошко список. — И снова то же самое!
— Господи, да зачем же вам столько успокоительного-то, а?
— Страшный случай, пациент аж заходится, — коротко пояснил Митчелл. — Побыстрее, если можно!
— Бегу-бегу! — ответила кладовщица, с лёгкостью балерины лавируя в узких проходах и собирая всё необходимое за один заход, ни разу не повернув назад. — Тяжёлая у тебя работа, Митчи. Гоняют вас…
— Гоняют, — вздохнул медбрат, сгребая лекарства в широкий карман куртки.
— Совсем не отдыхаете в последнее время. Что ты, что бедняжка Милли, — продолжала кладовщица, отмечая в журнале количество выданного.
— Бедняжка Милли? — медбрат хмыкнул. — Та ещё бедняжка! Вы слышали, что она натворила? Она…
— Это ложь! — закричала Пруденс так, что стекло задребезжало. — Она хорошая и воспитанная девочка, и ничего этого не делала!
— Верьте во что хотите, старая Пруденс, — махнул рукой медбрат, понимая, что спорить бессмысленно.
— Вот я и верю! У меня с глазами и ушами всё в порядке, не извольте сомневаться там все!
— С глазами и ушами? — переспросил Митчелл, останавливаясь на пороге. — Вы уж меня простите, но полбольницы видело, как её выводили под конвоем, поэтому…
— Значит, как вывели, так и ввели! — сказала как отрезала кладовщица, назидательно воздев кверху палец.
— Что вы имеете в виду, Пруденс?
— То, что она по-прежнему работает в больнице и ухаживает за своими пациентами, вот что! Так что оставь эти слухи на корм воронью, Митчи, послушай старую…
— Вы её видели?! — медбрат подбежал к перегородке и припал к окошку, словно хотел просочиться сквозь него.
— Как тебя, Митчи, как тебя! — ответила Пруденс. — И не перебивай старших, ведь это…
Так и не узнав, чем грозит перебивание старших, Митчелл опрометью бросился вон из склада, предоставив Пруденс лишний повод посетовать на буйный нрав молодёжи. Он мчался как на пожар и даже лифтом не воспользовался, предпочтя томительному десятисекундному ожиданию стремительный полёт вверх по лестнице.
— Доктор!.. Доктор!.. — закричал он, распахивая дверь, чем изрядно напугал находившихся в кабинете врача и актрису, которые при его появлении чуть бокалы не уронили.
— Что такое, Митчелл?! Почему без стука?! — гневно спросил хозяин кабинета.
— Там… Пруденс… — сбивчиво начал медбрат, но тут в кабинет, едва не сбив его с ног, влетел распаренный черноволосый санитар.
— Доктор! Доктор! Медсестра сбежала!
— Как сбежала?! — побледнел врач. — Ты упустил её?! Да ты понимаешь, что нам теперь придётся искать её по всему городу?! Ты…
— Не придётся, доктор! — перебил шефа Митчелл. — Она здесь! В больнице!
— В больнице?.. — лицо врача стало неотличимым по цвету от его халата. — Так что же вы стоите, остолопы?! Бегом! В библиотеку! Бегом!!!
«Странно… — подумал Чип, останавливаясь на очередной развилке. — Я же вроде отсутствовал всего пару недель! Как мог наш штаб так измениться? Настоящий лабиринт, как в видеоиграх Дейла… Ничего! Меня это не остановит!»
Ещё раз посмотрев в каждый из вырезанных в толще дерева коридоров, лучами расходящихся в разные стороны, он убедился, что на глаз они абсолютно одинаковые. Да и на слух тоже, потому что тишина стояла мёртвая. И на ощупь — везде такое же гладкое дерево. И на вкус — всё то же дерево. И на запах…
А вот на запах нет!
Сунувшись в во второй коридор справа, Чип мгновенно уловил резкий запах, навевающий самые приятные ассоциации.
Машинное масло. Мастерская. Гаечка.
Ему туда.
Коридор оказался гораздо длиннее, чем можно было себе представить, зная размеры дерева. Чипа это удивляло, но не беспокоило. Тем более что с каждым шагом запах машинного масла всё усиливался, а вскоре Чип различил приглушённое шипение сварочного аппарата. Гаечка точно там. Это хорошо. Значит, он наконец-то поговорит с ней об этом…
— О, Чип! Заходи! — поприветствовала вошедшего в мастерскую бурундука Гайка. — Что скажешь?
— Впечатляет! — кивнул Чип, рассматривая заполнивший всю мастерскую огромный белый самолёт с четырьмя турбореактивными двигателями и в общей сложности двенадцатью стойками шасси — двумя впереди и по пять под каждым крылом. «Кондор»16. Один из самых больших транспортных самолётов в мире, который даже показывали в фильме про Дирка Суава…
— Посмотри сюда! — изобретательница взбежала на крыло и нажала рукой на один из закрылков, отчего тот подался вниз. — Они двигаются! Все до единого! И закрылки, и руль поворота, и шасси!..
— Я знаю, Гаечка! Послушай, я хотел сказать…
— Но и это не всё! — продолжала увлечённо щебетать мышка, сноровисто перебегая к передней кромке крыла и спускаясь на двигатель. — Гляди!
С этими словами она дунула внутрь двигателя, отчего лопасти турбины завертелись.
— Каково, а?
— Я знаю, Гаечка, я это уже видел! — махнул рукой Чип. — Послушай, я давно хотел тебе сказать…
Закончить он не успел. Запущенный Гаечкой двигатель вдруг заработал по-настоящему. Всё потонуло в оглушительном рёве, и в лицо бурундуку ударил поток воздуха, настолько сильный, что его стало выдувать из комнаты. «Странно! — мелькнула мысль. — Реактивная струя должна находиться позади самолёта, а я стою впереди…» Но ещё более странным было то, что на Гаечку этот ветер так не действовал, лишь волосы её слабо шевелились, хотя она стояла прямо перед двигателем…
«Господи, она же… Её же затянет!!!»
— Гаечка! — закричал он что было мочи. — Гаечка! Гаечка-а-а!
Рёв перешёл в визг, и из недр двигателя повалил густой чёрный дым. Поток воздуха мгновенно подхватил его и бросил на Чипа. Закашлявшийся бурундук попытался закрыться от него сначала ладонью, а потом и шляпой, но дым был очень плотным и лез во все щели, не давая ни рта открыть, ни вдохнуть как следует.
— Гаечка! — закричал Чип из последних сил. Но мышка смотрела куда-то сквозь него, очевидно, не видя за клубами дыма.
— Гаечк… кхе.. кхе… — бурундук закашлялся, не в силах совладать с едким дымом с очень резким запахом, который наглухо забил его нос и рот. Чипу оставалось лишь смотреть на исчезающее в дыму лицо Гайки и надрывно шептать её имя:
— Га-ечка… Гае… Гаеч-ка…
— Чип?
«Она ответила мне! Она ответила!»
— Гаечка…
— Чип! Чип!
— Гаечка…
Дым стал просто непроницаемым, а поток воздуха превратился в вихрь, поднявший бурундука в воздух и с силой бросивший куда-то вниз, с умопомрачительной высоты…
— Чип! Чип, очнись!
Чёрная завеса рассеялась, и бурундук увидел перед собой размытые очертания чьего-то лица.
— Гаечка? — тихо спросил он, еле ворочая пересохшими губами и усиленно моргая. Он бы с радостью протёр глаза рукой, но ни одна из них не желала ему повиноваться.
— Нет, Чип, это я! Это я, Милли! — ответил обладатель, вернее обладательница размытого лица, которое с каждой секундой становилось всё более чётким, как будто кто-то быстро-быстро крутил ручку настройки резкости.
— Милли? — переспросил Чип. — Ты что, тоже в нашем штабе?
— Нет, Чип! Я в Малой Центральной больнице, как и ты!
— В Малой Цен… Милли! — бурундук попробовал сесть, но взвыл от боли, когда удерживавшие его ремни врезались в тело. Тогда медсестра отбросила пропитанный нашатырём кусок ваты и, с трудом подцепив когтем пряжку, расстегнула ремни. Чип тут же сел, как потом выяснилось, слишком уж резко, поскольку приступ головокружения чуть не отправил его назад на каталку, но Милли обняла его и не позволила упасть.
— Боже, Милли… Ты… Ты пришла… — бормотал «Спасатель». Он тоже хотел обнять её, но руки не хотели сотрудничать и так и висели плетями.
— Господи, Чип… — прошептала медсестра. — Что они с тобой сделали?
— Не знаю…
— Что происходит, Чип? Сначала у меня в столе находят шприцы с кордиамизолом и твои письма, потом ко мне приходит посланный тобой Уоши, потом на нас нападает Таркл…
— Таркл… — пробормотал Чип, не очень-то и удивившийся. Да и чему тут удивляться, если «ночным медбратом» оказался не кто иной, как «подравшийся» с ним буквально на следующее утро Митчелл.
— Милли, послушай…
— Уоши сказал, что миссис Кошелёк — убийца, и я…
— Да, Милли, — кивнул Чип. — Она. Это она и… и Таркл, и Митчелл…
— Митчелл? Со «скорой»?
— Да… — едва заметно кивнул Чип, которому, даже несмотря на помощь медсестры, с каждой секундой становилось всё труднее сохранять вертикальное положение и всё больше и больше хотелось лечь и заснуть. — Но… Но это ещё не всё… С ними… Думаю, доктор Стоун тоже…
— Стоун?! — вскрикнула бурундучиха, чуть не упустив его.
— Да… Послушай… Ты… Ты… — шоковый эффект нашатыря совсем сошёл на нет, бурундук закрыл глаза, и лишь тихое невнятное бормотание показывало, что он ещё не отключился окончательно.
— Погоди, Чип, — Милдред осторожно уложила его и достала из кармана чёрный футляр. — Сейчас… Сейчас тебе станет лучше!
— Нет… Послушай…
— Поверь, это поможет!
Протерев место укола входившим в набор для инъекций спиртом, медсестра вколола Чипу двойную дозу стимулятора, которая должна была быстро поднять его на ноги без особого ущерба для его крепкого молодого организма. Некоторое время Чип ничего не чувствовал, а потом его словно окатили кипятком: в ушах зазвенело и по телу будто прошёл мощный электрический разряд, символизирующий возвращение к жизни угнетённых наркотиком нервных окончаний. «Спасателя» тут же охватила непреодолимая жажда деятельности, причём как можно более кипучей, и Милдред пришлось даже придержать его, пока шоковый эффект не спал.
— Ух! Эх! Это! Что?! Это?! — на одном дыхании выпалил бурундук.
— Кордиамизол, новый стимулятор! — ответила Милли, с неприкрытой радостью глядя на вернувшегося к жизни «Спасателя».
— Кордиамизол? Тот самый! Ты гений! — воскликнул Чип, обнимая зардевшуюся бурундучиху. И тут же вздрогнул, вспомнив вчерашнюю ночь.
— Пойдём, Чип! — сказала Милли, беря его за руку. — Тебя надо вывести отсюда!
— Нет, постой! — помотал головой Чип. Хотя сейчас каждое её прикосновение отдавалось внутри него мощным импульсом, это вполне могло быть вызвано действием стимулятора, а не инстинктов, поэтому он решил перепроверить. — Кто был любимым писателем твоего дедушки?
— Моего дедушки? Говард Баскервиль, а что?
— Ничего, Милли, уже ничего… — ответил Чип, обнимая её. — Прости меня. Прости, что заподозрил тебя во всём этом, что подумал о тебе бог весть что… И что не поверил и не послушал…
— Уже простила… — прошептала медсестра.
— Правда? Милли, ты просто… — Чип улыбнулся, но тут же вновь нахмурился. — Погоди, а как ты сюда попала? Разве двери не были заперты?
— Были, но Уоши дал мне все свои ключи и… Что такое?! — воскликнула Милдред, увидев, что Чип схватился за голову. — Что, Чип?! Боль?! Головокружение?!
— Нет, Милли, глупость. Полная, совершенная глупость… — простонал бурундук. Подумать только: не догадаться, что если у уборщика есть ключ от соседней комнаты, то у него вполне может быть ключ и от зала!.. «Какой дурак! Какой дурак! — сокрушался он. — Это уму непостижимо!..»
— Чип, идём! — поторопила его Милдред, но тут же остановила. — Нет, лежи! Я тебя вывезу! Так будет быстрее!
«Тоже верно… — размышлял Чип, глядя в проезжающий над головой потолок. — Что-то я совсем расклеился… От души смеялся над бедолагой Блотсоном, почём зря перевернувшим вверх дном поместье Бэрриморов, а сам? Всё расследование с самого начала провалил, не иначе ушиб аспирином сказался… Бедный Дейл, и как он ещё не свихнулся окончательно после всех моих тумаков?..»
Покинув зал, Милли повезла каталку к дверям в конце коридора, но не успела пройти и пары дюймов, как они с грохотом распахнулись, и на пороге возник шкафоподобный силуэт.
— Господи! Таркл! — вскрикнула медсестра.
— Милли, туда! — отрывисто скомандовал Чип, указывая на дверь, которую Уоши оставил приоткрытой.
Еле вписавшись в дверной проём, бурундучиха вкатила каталку в соседнюю с будущим залом абонемента комнату. Она была гораздо меньше и в данный момент, судя по всему, служила складом стройматериалов. Вдоль стен были сложены накрытые брезентом доски и банки с клеем и краской, а посреди комнаты стоял целый лес стремянок и к
— Быстрее! Надо заблокировать двери! — крикнул «Спасатель», соскакивая с тележки.
— Чем, Чип?!
— Этим!
Не успели они придвинуть каталку к дверям, как они начали сотрясаться под мощными ударами Таркла. Милдред и Чип еле удерживали то и дело отскакивающую от дверей каталку, и было понятно, что долго так продолжаться не может. Особенно после того, как к Тарклу, судя по голосам, присоединился кто-то ещё.
— Что теперь… Чип? — спросила бурундучиха, из последних сил придвигая каталку к уже начавшей трескаться двери.
— Принеси… вон ту доску… короткую… — ответил «Спасатель», кивая на лежащий поверх общей кучи обрезок. Милли побежала исполнять поручение, и время её отсутствия показалось Чипу, вынужденному в одиночку удерживать натиск нескольких врагов, вечностью. Вернувшись, медсестра подставила доску под каталку, а Чип резким ударом вбил её между платформой и полом, превратив в надёжный, но временный упор. Очень и очень временный, если честно…
— Скорее, Чип! Залезай! — Милдред потащила бурундука к стоящим возле окна к
— Нет, Милли, ничего не выйдет!
— Почему?! Всё выйдет! Быстрее, Чип!
— Мне с моей ногой всё равно далеко не убежать…
Особо сильный удар заставил каталку подскочить, и доска-упор громко хрустнула.
— Нет, Чип! Я не брошу тебя! Пойдём! Всё будет хорошо!
— Милли…
— Нет, Чип! — из глаз бурундучихи брызнули слёзы. — Идём! У тебя получится! У меня ещё есть стимулятор…
— Не в стимуляторе дело, Милли, — тихо сказал «Спасатель». — Я даже с ним не могу толком на ногу наступить. Пожалуйста…
Верхняя петля двери с громким треском вылетела из косяка.
— Господи, Чип! Они…
— Да, Милли, — бурундук крепко сжал её ладони. — Поэтому пообещай, пожалуйста, что сделаешь всё так, как я скажу. Слово в слово. Это очень важно. Обещаешь?
Милдред всхлипнула и, взглянув в блестевшие от слёз, но полные решимости глаза Чипа, тихо ответила:
— Обещаю…
Первым, кого увидел Таркл, когда доска-упор переломилась, и каталка вместе с сорванной с петель дверью, пролетев через всю комнату, с грохотом впечаталась в стену, был балансирующий между подоконником и к
— Милли, беги! Они уже здесь! Бе…
Докричать он не успел, так как уподобившийся бешеному быку верзила рванул к
— Ну всё, меха кусок! — прорычал Таркл с налившимися кровью глазами, поднимая противника с пола и сильно встряхивая. — Теперь тебе точно крышка!
Вместо ответа Чип плюнул санитару в лицо. Тот взвыл и, швырнув бурундука на пол, занёс ногу для удара, но был остановлен громким окриком Митчелла:
— Оставь его, Таркл! Лучше посмотри, где девка!
С видимым разочарованием опустив ногу, Таркл подпрыгнул и, подтянувшись на подоконнике, выглянул в окно.
— Нет никого! Сбежала!
Медбрат ругнулся:
— Говорил же шефу, чтобы меня послал, а не тебя, так нет же!..
— Замолкни, Митч! — огрызнулся Таркл. — Посмотрел бы я, как бы они тебя вдвоём с уборщиком отдубасили!
— Что?! — взвился Митчелл. — Меня?! Медсестричка и уборщик?! Да я сам кого хочешь отдубашу!
— Сладкая парочка… Ничего… не скажешь… — язвительно прокомментировал Чип, садясь и прислоняясь к стене.
— А ты, недомерок, вообще молчи! — рыкнул санитар. — Я ещё с тобой не закончил! А вот когда закончу…
— Так, коллеги, докладывайте, что тут у вас! — перебил его вошедший вместе с Мауизой врач, при виде которого Чип вздрогнул.
— Так, значит, это вы, Курт… — тихо произнёс бурундук. Нет, за последнее время он уже привык, что все его построения оказываются в корне ошибочными, но чтобы настолько…
— Удивлены, мистер Чип? — спросил Спайви. — Что ж, приятно слышать… Так, а где медсестра?
Санитар и медбрат красноречиво пожали плечами, а Чип торжествующе улыбнулся.
— Вам её не поймать. Она уже далеко. Ничего у вас не выйдет!
— О, друг мой, не спешите с выводами! — осадил его хомяк. — Преждевременный диагноз также опасен, как и запоздалый. Это я вам как врач говорю!
Чип криво усмехнулся. Он и впрямь не ожидал такого развития событий, однако теперь многие факты и явления получили действительно логичное, а главное, очень простое объяснение. В частности, почему Спайви так активно протестовал против применения стимулятора; почему взялся осматривать именно тот стеллаж, где скрывался преступник, и почему смертельно побледнел, увидев пустую полку. Наконец, почему именно на замдиректора больницы сослалась Гардингу лже-Милли-Мауиза и почему до сих пор не было ответа от врачей из других медучреждений, связь с которыми осуществлялась через него…
— Как врач, значит? Вы уже не только врач, Курт, даже, я бы сказал, совсем не врач. Или, по-вашему, врач будет вводить своему пациенту лошадиные дозы отсутствующего в базе данных экспериментального успокоительного, чтобы медленно убить его и обставить всё как смерть от старости? Или врач сделает то, что вы сделали с Милли, чья идея использовать в лечении мистера Гарольда стимулятор поставила ваш план под угрозу срыва? Ведь именно поэтому вы решили подбросить ей мои письма, попросили миссис Кошелёк сыграть её роль и сфабриковали результаты анализа шприцев? Там ведь был никакой не стимулятор, мизерное количество которого вы изготовили специально для этого, а тот новый препарат, который уничтожил ваш помощник, бросившийся убегать от меня, слепо следуя по собственным следам…
— Ничего не слепо! — взвился задетый медбрат. — Наоборот, очень зряче!..
— Зряче, говоришь? — язвительно переспросил Спайви.
— Конечно зряче! Бежал бы незряче — повернул бы во второй корпус и получил бы костылём!..
— И плохо, что не получил! Глядишь, всю дурь бы из тебя выбило! — взорвался хомяк. — Если бы не ты, всё было бы давным-давно закончено!!!
— Я же не виноват, что они положили упаковку с ампулами на одну из стоявших с краю коробок, — робко возразил моментально скисший Митчелл. — И потом, шеф, я же извинился…
— Но извинений шефу показалось маловато, и он натравил на вас Таркла, чтобы, так сказать, совместить приятное с полезным, да? — перешёл в атаку Чип. Удар достиг цели. Медбрат, для которого такой вариант стал настоящим открытием, сжал кулаки и повернулся к Спайви.
— Так вот зачем… — начал он и тут же чуть не упал, схлопотав от Таркла затрещину.
— Эй, ты это чего?!
— Спасибо, Таркл, — не оставил без внимания усилия подручного Спайви, а к Митчеллу обратился уже совершенно другим тоном:
— Того, Митч, дурья твоя башка, что надо думать! — врач красноречиво постучал себя по лбу. — Чип прекрасно знает, зачем была нужна та драка, и злится на себя за то, что повёлся на этот трюк! А все его речи сейчас — простая провокация с целью поссорить нас и таким образом обрести в наших рядах союзника! Не так ли, Чип? Что молчите?
«Один-ноль в его пользу…» — подумал Чип, но виду не подал.
— Да, с дракой из-за Уоши это вы хорошо придумали, Курт! — ответил он, хотя на этот раз непринуждённый тон давался ему с большим трудом. — И держались молодцом! Как вы за него ручались, чуть ли не голову давали на отсечение! Сама невозмутимость! А уж во время нашего разговора вы были просто неподражаемы! Прямо Мауиза Вторая!
Миссис Кошелёк саркастически хмыкнула, а врач усмехнулся и коротко поклонился.
— Приятно слышать столь лестную оценку из уст профессионала вашего уровня, Чип, не говоря уже о сравнении с одной из величайших актрис современности! Но я, увы, не актёр. Просто опытный игрок в покер, и если что и умею, так это изображать невозмутимость. И рисковать, если ставка того стоит.
— Покер, говорите? — переспросил Чип. — Этим она вас купила, да? Знакомая картина. Заядлый игрок в покер, долгое время работавший в штате Невада и до сих пор регулярно навещающий старых коллег. И не только их, Курт, не правда ли? Лас-Вегас, карточный стол, игра по-крупному… Много должны?
Спайви поджал губы. Счёт сравнялся.
— Что ж, Чип, в проницательности вам не откажешь, — признал своё поражение в этом раунде хомяк. — Впрочем, она вам уже не поможет. Как говорится, операция запоздала.
— Нет, не запоздала! — убеждённо произнёс «Спасатель». — Милли всё знает и всем расскажет…
— Нет, Чип, ничего она не знает! Обо мне, например, вы узнали только что, поэтому не надо этой бравады! Я игрок в покер, забыли? Никакой блеф вам не поможет!
— А это не блеф, просто вы её недооцениваете! Уверен, вы даже подумать не могли, что ей удастся проникнуть в больницу и найти меня, не так ли?
— Вы правы, — нахмурился Спайви, — это и впрямь интересно. Таркл, Митчелл, я жду объяснений!
— Это всё Помой-ка! — рявкнул верзила. — Это он был с Милли у неё дома, и…
— …у него тоже есть все ключи! — закончил врач. — Говорил же всем, чтобы на праздники здесь никто не появлялся! Но этот живущий в каком-то своём мире полоумный…
— Он больше не проблема! — заверил шефа санитар. — Я о нём позаботился!
— Лучше б ты мозгами своими озаботился, Таркл! Если бы ты ими ворочал так же, как кулаками!..
— Знаете, Курт, — снова вмешался Чип, — должен сказать, что после этого эпизода моё отношение к мистеру Тарклу изменилось в лучшую сторону! В этом деле он превзошёл самого себя! Если бы он не выпрыснул содержимое шприца на стену, всё могло бы быть по-другому…
— Вот вы и пролетели, мистер сыщик! — осклабился Таркл, от которого лесть Чипа отскочила, как от слона дробина. — Я этот шприц даже не трогал!
— В таком случае забираю свои слова о его уме назад! — не стушевался бурундук. — Но думаю, не ошибусь, если скажу, что снотворное мне в ужин подсыпал именно он. Идея, разумеется, принадлежала вам, Курт, ведь это вы заказали себе целую гору, ссылаясь на бессонницу. Тарклу только и оставалось, что сопровождать дежурную медсестру под предлогом помощи с тележкой и подносами и, дождавшись, когда она зайдёт в очередную палату, подсыпать снотворное, предварительно, чтобы вкус замаскировать, смешанное с солью. У Говарда Баскервиля научились, а, Курт?
— У него с
— Неплохо, — кивнул «Спасатель». — Только с солью перебор, слишком сильно чувствуется. Фармацевт вы, может быть, и хороший, вон как умело дозу снотворного подбирали, что никаких последствий приёма не ощущалось. Но кулинар из вас, увы, никакой…
Хомяк лишь снисходительно хмыкнул в ответ на столь примитивную подначку. В свою очередь, Чип проигнорировал его хмыканье вообще и невозмутимо продолжал:
— А что касается шприца, то раз это не Таркл и не вы и не миссис Мауиза, значит это всё-таки Митчелл во время нашей с ним драки…
— Ну не бедняжка Милли же! — ответил вместо медбрата Спайви и зловеще сощурился. — Хотя мне почему-то кажется, что после истории с письмами вы именно на неё и подумали. Я прав, Чип?
Зубовный скрежет был ему ответом, и получивший подтверждение своей правоты врач засмеялся.
— Скажите, Спайви, — процедил бурундук, — эта идея посетила вас до нашей беседы о Фонде или раньше?
— Раньше. Хотя ваша реакция показала, что всё может получиться даже легче, чем я думал, и так оно и произошло.
Чип на миг опустил глаза.
— Вам повезло. Я был слепым глупцом, не отдававшим себе отчёта в своих действиях.
— Поздно спохватились, — заметил хомяк.
— Рано радуетесь, Спайви! — возразил Чип, поняв, что пора вводить в действие тяжёлую артиллерию. — Милли знает, что за всем этим стоит миссис Кошелёк, что это именно она наняла вас и именно она изображала её в ту ночь… Кстати, сколько она вам предложила? Половину наследства? Или жалкую крупицу?
— Действительно, шеф, хороший вопрос… — Таркл и Митчелл вопросительно взглянули на шефа, но хомяк и бровью не повёл, а сходу перешёл в контрнаступление.
— Замолкни, Таркл! И ты, Митчелл, волком не смотри! Повторяю ещё раз: он пытается поссорить нас, переманить кого-то из вас на свою сторону! Если вы думаете, что это поможет вам уйти от ответственности, то глубоко заблуждаетесь! И уж денег вы точно не получите ни цента! Понятно?!
— Понятно, шеф… — санитар и медбрат опустили глаза, и возможный бунт был подавлен ещё в зародыше.
— Вот и славно! — самодовольно улыбнулся Спайви, и в подтверждение его слов комнату огласили громкие хлопки.
— Браво, доктор! — сказала Мауиза, закончив аплодировать. — Я знала, что вы достаточно благоразумны, чтобы не гоняться за фунтом сыра в мышеловке, имея четверть на руках. Да-да, именно четверть! — повторила она, видя округлившиеся от удивления глаза сообщников Спайви. — Даже разделённое на троих, это больше, чем вы сможете потратить за всю свою жизнь!
— Боюсь, вы недооцениваете нашего дорогого Курта, — не без ехидства заметил бурундук. — Он у нас игрок известный: оглянуться не успеете, как останется на бобах. А что потом, Курт? Придёте просить добавки? Будете умолять, унижаться… Или сразу шантаж?
Актриса медленно повернулась к врачу, и в комнате стало как-то необычно холодно даже по декабрьским меркам.
— Доктор Спайви, мы с вами… — зашипела она, но тут хомяк раскатисто захохотал, остальные тоже заулыбались, и атмосфера моментально разрядилась.
— Хороший ход, Чип! — весело заметил Спайви, поворачиваясь к хмурому «Спасателю». — Но, боюсь, и этот ваш выпад мимо аптечной кассы! Не старайтесь, ничего у вас не выйдет! Мы с миссис Кошелёк всё давно обсудили и уладили. Кроме того, я по-прежнему куратор Сан-Анджлесского проекта, а это очень ответственный и хорошо оплачиваемый пост! Так что на этом наше с ней сотрудничество отнюдь не заканчивается…
— Да уж, союз ежа и ужа! — усмехнулся Чип. — Хотя в вашем случае, скорее, ядовитого паука и не менее ядовитой змеи! Берегитесь вашей напарницы, Курт, уж очень ей к лицу грим, а укусы быстры и смертоносны! Скажите, миссис Кошелёк, вы всегда носите в рукаве шприц или только по большим праздникам и на самые важные встречи?
Мауиза поморщилась.
— Шприц? Мистер Чип, это вульгарно и попросту опасно! Я же предпочитаю красоту и удобство! — с этими словами она выставила вперёд правую руку и растопырила пальцы с изящными накладными когтями, один из которых был чуточку толще других.
— Сногсшибательный маникюр, — прокомментировал Чип.
— Благодарю. Это для самозащиты.
— От кого? От немощных мужей? Или бурундуков-инвалидов?
— Нет, что вы! В основном от чересчур назойливых фанатов. Последний писк хилливудской моды: сейчас многие таким пользуются; негласно, конечно. Препарат действует быстро и безотказно, но в целом безобидный. Так, с полчасика крепкого сна…
— И никакого периферийного шока, а, Курт? — подмигнул врачу лидер «Спасателей». — Скажите, вы этот термин прямо там в палате придумали?
— Ну, откровенно говоря, да.
— Да вы просто клад, как я погляжу! И среагировали быстро! Вывели всех, чтоб никто не заметил, как вы будете вводить мистеру Гарольду очередную порцию вашей отравы. Неужто специально взяли с собой на всякий случай?.. Хотя нет, вы слишком умны, чтобы просто так таскать с собой шприц. Небось, взяли препарат из тумбочки возле кровати? Вы же там его всё это время и хранили, дабы на склад каждый раз не бегать. Там шприцов и баночек много, каждый не проверишь. Маскировка под очевидность, как со ступеньками в стеллажах. Хотя и рискованная.
— Рискованная, — Спайви коротко поклонился, признавая правоту Чипа. — Но без разумного риска в этом деле никак.
— Разумного, значит? Ну да, правильно, поэтому вы, даже имея доступ в палату к мистеру Гарольду, не решались вводить ему препарат в присутствии дежурных санитаров. Ждали, пока пыль не уляжется? Впрочем, я прекрасно вас понимаю. Зачем рисковать, когда всё под контролем. Сами небось не ожидали, что он успеет прийти в себя, а? Вот бедная миссис Кошелёк определённо не ожидала. Когда её муж пошевелился, она так перепугалась, что чуть не выдала себя и вас заодно. Неосторожно, зато искренне. Единственное искреннее чувство за всё это время…
Мауиза удостоила «Спасателя» лишь кривой усмешкой.
— Зато быстроты реакции, должен заметить, вам не занимать, — продолжал бурундук. — «Сейчас или никогда» — таким был ваш принцип, верно? Что в палате, когда вы не дали вашему мужу рассказать мне о Фонде. Что тогда, когда он только объявил о его создании. И всё-таки, чем вас так страшит этот Фонд? Ведь вы должны были стать председателем Попечительского Совета и по-прежнему распоряжались бы состоянием супруга…
— А я не хочу им распоряжаться! — вскричала актриса, да так громко, что стоявший рядом врач отшатнулся. — Я хочу им владеть!
— И никакой Совет вам не нужен, верно?
— Верно! Я сама буду решать, кому и на что выделять деньги!
— Я так понимаю, больница в Сан-Анджелесе в ваши планы не входит, — не спросил, но констатировал факт Чип.
— Ещё одна больница? — изумилась миссис Кошелёк. — Да вы что? Это же такие расходы и никакой, заметьте, совершенно никакой выгоды!
— Поэтому стоило вашему мужу объявить об этом, как вы поняли, что его время вышло, так? Задумайтесь, Спайви! Если она так поступила с тем, кто дал ей всё, о чём только можно мечтать, то что она может сделать с простым исполнителем вроде вас?
Однако и этот выпад «Спасателя» не вызвал у Курта ничего, кроме снисходительной усмешки.
— Бросьте вы эти фокусы, Чип! Исходя из вашей логики, я тоже дал миссис Мауизе то, о чём она так долго мечтала: право и возможность распоряжаться огромным состоянием её супруга по своему усмотрению. А ведь это не просто большие деньги — это…
— Власть! — закончила за него актриса.
— Видите, Чип? Поэтому не надо этих жалких попыток, этого отчаянного хватания за соломинку. Вы действительно достойный соперник. Так и проигрывайте достойно, без лишней суеты.
— Без лишней суеты… — повторил «Спасатель» и усмехнулся. — А это, стало быть, ваш девиз? Полагаю, именно это вы ответили своей подельнице, исповедующей принцип «сейчас или никогда», а точнее, «всё сразу и много», когда она спросила, почему вы не убили её мужа прямо там и тогда, в палате после допроса. А что? «Случайно» оставленный в игле шприца воздух — и дело в шляпе, а виноват во всём окажется чересчур любопытный и назойливый сыщик, безмерно злоупотребивший оказанным ему доверием и доведший старика до инфаркта…
Отразившийся на лице Мауизы каскад эмоций засвидетельствовал, что разговор на эту тему у них с врачом действительно имел место, а нашедшие идею Чипа весьма интересной Митчелл и Таркл вопросительно посмотрели на шефа. Спайви же и усом не повёл.
— Безусловно, Чип, вы правы насчёт возможности и средства, — ответил он тем же назидательно-начальственным тоном, каким увещевал Милли отказаться от идеи ввести мистеру Гарольду кордиамизол, — но вы упускаете из виду одну мелочь. Если бы Гарольд Кошелёк умер, его посмертный анализ крови показал бы наличие в организме быстродействующего транквилизатора, а осмотр тела выявил бы небольшую царапину на ладони, как раз там, где его держала миссис Мауиза. В результате возникло бы слишком много неудобных вопросов, на которые пришлось бы давать ещё более неудобные ответы. А так всё сделано чисто и без лишних швов. Даже миссис Кошелёк не могла не признать, что я поступил единственно верным способом, верно?
Спайви повернулся к актрисе, но не успела та и рта раскрыть, как вновь подал голос Чип:
— Ну да, разумеется, ведь вы, Курт, умеете убеждать, как никто другой. Однако я сомневаюсь, что вы рассказали ей, насколько легко вы могли бы подделать результаты химического анализа. Как заведующий отделением фармакологии, вы не могли не знать, что анализатор исправно сохраняет результаты всех прошлых анализов и, что более важно, данные об анализируемых веществах. Вам ничего не стоило сказать машине сделать анализ ранее взятого образца крови мистера Гарольда и выдать его за свежий. Но вы этого не сделали. Почему? Может, настолько привыкли действовать по плану, что даже не подумали об этом? А может, рука не поднялась? Ведь одно дело — медленно травить пациента успокоительным, которое вводят ваши подручные. А совсем другое — сделать это самому, находясь лицом к лицу с лежащей на кровати жертвой, пусть и без сознания, но всё равно уже не безликой, а такой близкой и реальной, на лице и теле которой видна каждая шерстинка. И вы не смогли, Курт. Струсили, как последний…
Он замолчал, позволив Спайви и остальным самим додумать подходящие нелицеприятные эпитеты. Так оно и произошло, и взгляды, которыми одарили хомяка мгновенно взопревший Таркл, нервно задрожавший Митчелл и подозрительно прищурившаяся Мауиза, показывали, что вопрос, почему они ещё не одни из самых богатых грызунов страны, взволновал их не на шутку.
Но Спайви даже этим было не прошибить. На его лице не шевельнулся ни один волосок, и Чип не мог не признать, что имеет дело с очень хорошим игроком в покер. Впрочем, только такие и играют на предельные ставки. Его мог сгубить и сгубил исключительно азарт, но никак не недостаток умения и выдержки.
— Оставьте эти выпады, уколы и надрезы, мистер Чип. Они вам ничего не дадут. В сообразительности вам не откажешь, и кое-кому ваши речи действительно могут показаться верхом проницательности, интуиции и интеллекта, — врач холодно посмотрел на сообщников и уже в который раз мгновенно обратил выстроенную Чипом психологическую ситуацию в свою пользу, заставив их почувствовать себя попавшимися на очередную удочку и резко поумерить пыл. — Но дело в том, что задним умом мы все крепки, в противном случае вы бы сейчас выступали перед собравшимся в зале заседаний медперсоналом, а мы вчетвером сидели бы у стены под охраной. Однако всё обстоит ровным счётом наоборот, и это вы сидите на полу, окружённый и загнанный в угол. Не стоит надеяться на кавалерию из-за холмов, Чип, её в этой серии не будет. Жанр не тот. Ведь это не вестерн, а игра. В которой вы проиграли.
— Нет, Курт! — покачал головой бурундук. — Это вы проиграли! Скоро все узнают про миссис Кошелёк, и тогда она выдаст вас и наверняка ещё и повесит всё на вас троих, чтобы оправдаться. У неё хватит коварства, вам ли не знать?
— Чип, дорогой вы наш, — Спайви сокрушённо всплеснул руками, — вы так уверенно об этом рассуждаете, что мне, честное слово, даже как-то неловко вас разубеждать. Но придётся: как-никак с пациентами следует разговаривать начистоту. Вы действительно думаете, что после того, что Милли сделала с вами, ей хоть кто-то поверит?
— О чём вы, Курт? — насторожился «Спасатель».
— О вашем убийстве, которое она совершила, приревновав вас к вашей подруге… Митчелл, как там было в письме?
— Гаечке… — медбрат аж глаза закрыл, смакуя каждую букву.
— Не смей произносить её имя! — Чип попробовал встать, но Таркл коротким ударом опрокинул его назад на пол. — Ты… Ты недостоин произносить его!
— Полегче, любезный, — назидательно произнёс хомяк, — а то, не дай бог, сломаете себе ещё что-нибудь! Если вы вдруг забыли, напоминаю, что именно вы и никто другой разоблачили подлость сестры Манкчед. Вывели её на чистую воду, добились её позорного изгнания из больницы, помните? Разумеется, она не могла не отомстить вам. А если у неё действительно хватит ума или, вернее, глупости, поднять шум, то всем сразу станет ясно, что бедняжка просто повредилась рассудком, заболела паранойей и склонна обвинять в своих грехах всех: от медбратьев и санитаров до заместителя главврача МЦБ и безутешной вдовы величайшего мецената нашего времени. Ну что, как вам такой диагноз, а?
— Мои друзья ни за что на это не клюнут! — всё так же убеждённо, пускай после небольшой заминки, ответил Чип. — Милли с ними свяжется и…
— С кем свяжется? — переспросил врач. — С вашими друзьями? Сомневаюсь, очень сильно сомневаюсь. Нам известно, что ваши товарищи планируют возвращаться двадцать третьего, поскольку именно эту дату они называли, когда договаривались о сроках вашего пребывания в больнице. А из их последнего письма мы знаем, что сейчас они отправились к этому вашему вулкану и для обычной почты недоступны. Разумеется, она может отправить письмо в этот, как бишь его…
— Сурабайю, — подсказал Митчелл.
— Благодарю. Да, в Сурабайю. Но её письмо туда не дойдёт, уверяю вас.
— Да ну? И как же вы это сделаете? — с неприкрытой издёвкой поинтересовался Чип. — Пошлёте Митчелла вскрывать все почтовые ящики в городе? Что ж, проволочный крючок вам в руки и много-много удачи, которая вам несомненно пригодится, ведь городские ящики, в отличие от никому не нужных больничных, хорошо охраняются. Но, как говорится, терпение и труд…
— А откуда?.. — еле выдавил из себя ошарашенный медбрат.
— От простуды! — оборвал его Спайви. — Применил метод исключения, вспомнил о твоём криминальном прошлом и понял, что больше некому, потому что для меня и миссис Кошелёк слишком унизительно этим заниматься, а Таркл для такой тонкой работы подходит так же, как кувалда — для лечения мигрени! Всё просто или, как говорил незабвенный Шерлок Джонс, элементарно! Не так ли, Чип?
«Спасатель» проигнорировал его вопрос. Митчелл по-прежнему выглядел растерянным, и бурундук стал «качать» его дальше.
— Значит, вот как оно всё вышло, а, Митч? Из никому не нужной дворовой мыши, под покровом ночи взламывающей почтовые ящики в поисках посылок с ношеными вещами для бедных родственников и брошенных кем-то беспечным оплаченных «конвертным» способом писем, до уважаемого обществом медбрата «скорой помощи». Вы долго к этому шли, обидно было бы потерять всё одним махом…
Но на этот раз его попытка расшатать Митчелла возымела прямо противоположное действие. Его растерянность улетучилась, он ощетинился и сжал кулаки.
— Замолкни! Друга себе ищешь, значит?! Ничего у тебя не выйдет, так и знай!!!
— Похоже, Чип, вы несколько недооценили нашего общего друга Митчелла, — Спайви благодушно улыбнулся, наблюдая за тщетными попытками Чипа скрыть под маской уверенности замешательство. — Он не такой простачок, как кажется. И пусть от него иногда больше проблем, чем пользы, у него есть то, что не поколебать самыми щедрыми посулами. Ведь он работает не только за деньги, но и за идею!
— Идею? — брови Чипа поползли вверх, но он быстро взял себя в руки и снова перешёл на бесстрастный тон. — И что же такого плохого Гарольд Кошелёк Третий сделал вам? Ведь именно благодаря ему вы здесь, а не на какой-нибудь помойке…
— Да мне плевать на Гарольда Кошелька Третьего! — вскричал Митчелл. — Ты — моя проблема!
— Я?! — Чип был настолько изумлён, что даже не пробовал это скрыть. — Не припоминаю, чтобы… Вы что, родственник Арнольда Мышенеггера или Буль-Буля?
— Понятия не имею, кто это! И не притворяйся, будто ничего не понимаешь! Она будет моей, ясно! Моей!
— Она? Кто о… — Чип застыл, и его шерсть медленно встала дыбом, а глаза налились кровью и стали красными, как у альбиноса. — Ты про Гайку?!
— Ну не про медсестричку же! — Митчелл осклабился. — Бурундучихи, видишь ли, не в моём вкусе…
— Она никогда не будет твоей, так и знай! — взорвался Чип. — Она на такого подонка даже посмотреть побрезгует!
— Посмотрим… — на лице медбрата появилось мечтательное выражение, и он облизал кончиком языка верхнюю губу. — Всё это время она не обращала на меня внимания, но теперь, думаю, я найду к ней подход. Соперника у меня не будет, зато будут деньги, да и опыт какой-никакой имеется…
— Только через мой труп! — Чип вскочил на ноги, но тут же вскрикнул от боли и упал на правый бок.
— Ножка болит? — с издёвкой поинтересовался медбрат. — Потерпи, уже недолго осталось!
— Это вам всем… недолго осталось… — прошипел бурундук, вновь принимая сидячее положение. — Милли найдёт способ связаться с моими друзьями! Она умна и настойчива — вам не удастся ей помешать!
— Нам лично, может, и нет, — признал врач. — А вот как раз надвигающемуся на Индонезию тропическому циклону, из-за которого все авиарейсы в те края отменены — думаю, да. И потом, у нашей дорогой миссис Кошелёк имеются, скажем так, связи в местном почтовом отделении, верно?
Актриса с улыбкой кивнула.
— Так вот как вы это сделали… — заметил Чип.
— Что «это»? — не поняла Мауиза.
— Переписка вашего мужа со своей бывшей женой.
— Ах, вы об этом! — рассмеялась актриса. — Да, было дело.
— Но зачем? Неужто боялись, что Гарольд вернётся к ней? Можете не отвечать, и так понятно, что боялись. Страшно расставаться с деньгами, до которых уже рукой подать…
— А вам бы не было страшно, мистер «Спасатель»?! — переход на крик был настолько неожиданным, что все присутствующие вздрогнули. — Вы знаете, что такое бедность?! Что такое прозябание?! Что такое голод?! А я знаю! Я прошла через это и многое другое! Но самым страшным было даже не это, а презрение. Презрение тех, кто богаче, для которых ты — насекомое. И презрение собратьев по актёрскому цеху, поскольку ты талантливей их всех вместе взятых. И так каждый день, из года в год… Вы понимаете, каково это? Да ничего вы не понимаете!!!
— Знаете, Мауиза, — медленно произнёс Чип, когда затихли последние отголоски крика актрисы. — ещё вчера я бы искренне пожалел вас. Но не сейчас. Не после всего того, что вы сделали с любящим вас супругом и с Милли, желавшей ему и всем окружающим только добра. Теперь, миссис Стретчер — я говорю «Стретчер», поскольку вы не достойны фамилии мистера Гарольда, — я понимаю, почему у вас так хорошо получилось сыграть саламандру. Потому что это у вас в крови. Вы пресмыкающееся, змея. Пригретая на груди змея, ничего больше…
— Замолчите!!! — взбешённая актриса бросилась к Чипу, но Спайви схватил её за локоть.
— Не утруждайте себя, дорогая. Это не более чем хорошая мина при плохой игре. Ваши провокации, Чип, ни к чему не приведут. Говорю вам как опытный игрок: ваша рука пуста, а у нас — тузовый покер.
— Посмотрим, как вы запоёте, когда мои друзья прижмут вас к стенке! Всех вас!
— Я бы не рассчитывал на это, Чип. Видите ли, к моменту возвращения ваших друзей концов уже будет не найти, и доказательства того, что именно Милли убила вас, будут просто железобетонными, так что общение с ними доставит ей немало приятных минут. А на тот случай, если ревность покажется недостаточно весомым мотивом, у меня уже заготовлено несколько очень интересных накладных на имя сестры Манкчед, доказывающих, что она приторговывала больничными препаратами, по большей части такими, злоупотребление которыми чревато возникновением определённого рода зависимости. А это уже очень и очень серьёзно, вы так не считаете?
— Вы чудовище, Курт…
— Нет, Чип. Я — игрок, и привык просчитывать всё наперёд. Поэтому на месте вашей дорогой Милли я бы бежал от остальных «Спасателей» как от огня. Хотя, должен признаться, я был бы совсем не против разобраться с ней ещё до её встречи с вашими друзьями. Так, для надёжности. Ни тела, спрятанного неизвестно где, ни убийцы, скрывшейся в неизвестном направлении, ни Гарольда Кошелька Третьего, о безвременной кончине которого ещё долго будут скорбеть все грызуны этого города. И о вашей тоже. Не волнуйтесь, проводы будут хоть и заочные, но по высшему разряду. С цветами, речами, слезами. Конечно, жалко заставлять плакать такую красавицу, как Мастер Гайка, но, — хомяк красноречиво кивнул в сторону Митчелла, — думаю, её найдётся, кому утешить…
— Уж я постараюсь! — расплылся в мечтательной улыбке медбрат.
— Вам конец! Слышите! — заорал Чип, снова вскакивая на ноги. На этот раз он не упал, но из-за ноги прыжка не получилось, и подоспевший Таркл ударом кулака отбросил его к самой каталке.
— Вам всем конец… — повторил свою угрозу бурундук, вытирая кровь с разбитой губы. — Вы… Вы за всё ответите… За всех ответите… За Милли, за мистера Гарольда, за Уоши… За Гайку… За всех…
— Себя забыл, герой-любовник! — хохотнул Таркл.
— Тебе, Таркл, этого не понять…
— А вы и впрямь молодец, Чип! — Спайви несколько раз негромко хлопнул в ладоши. — Хорошо держитесь! Но сколько капельнице не капать, а вся вытечет… А за Милли вы не переживайте, её обязательно найдут. И я не только себя и своих компаньонов имею в виду, ведь миссис Мауиза щедро оплатит поиски главной подозреваемой в деле об исчезновении и последующем убийстве героического лидера команды «Спасателей», так что бежать ей некуда. Впрочем, думаю, не ошибусь, если скажу, что она отыщется где-то в районе городского парка напротив пятого полицейского участка…
И тут Чип… Нет, не рванулся из последних сил к врачу или актрисе, не попытался задавить их каталкой и даже не попробовал убежать из комнаты. Он медленно встал, опершись на тележку, и громко, зычно захохотал. Растянутые в улыбке разбитые губы болели, заставляя его то и дело морщиться, но он продолжал смеяться так, как не смеялся ещё никогда в жизни.
— Но, но, Чип, — сочувственно произнёс Спайви, — не надо истерики. Я понимаю, обидно, когда тает последняя надежда, но…
— Вы глупец, Курт, — ответил сквозь смех бурундук. — Последний-распоследний глупец…
Врач перестал улыбаться и нахмурился.
— Не понимаю вас, больной, опишите симптомы подробнее!
— Ну как же, господи… Ха-ха-ха! Ой, я не могу… Злодеи… Комбинаторы…
— Шеф, по-моему, он того… — покрутил пальцем у виска Митчелл.
— Он просто валяет дурака! — рявкнул Таркл, закатывая рукава. — Дайте мне пять минут, и я его быстро…
— Нет, Таркл! — приказал Спайви. — Здесь что-то другое! Пусть говорит!
— Спасибо за заботу, добрый доктор! — Чип взмахнул рукой в знак признательности. — Мастера, просто мастера… Ха-ха-ха! Всё они учли, всё предвидели! И при этом… Ой, я сейчас лопну… При этом они… Они всерьёз полагают, что Милли настолько глупа и наивна, что пойдёт в городской парк, в котором её будут искать в первую очередь! Ха-ха-ха! Да уж, хороший план! Добраться до парка, найти высокое дерево на аллее напротив пятого полицейского участка, вскарабкаться на смотрящую на север широкую ветку и долго и настойчиво ломиться в запертые двери и окна из сверхпрочного стекла! Вы бы, небось, так и сделали! Таркла бы вперёд пустили — глядишь, через неделю бы справился!.. Хотя нет, знаю, вы бы его запихнули в закрытую замаскированной под кору дерева решёткой вентиляционную шахту в двух футах над самым толстым корнем, которая ведёт в наш гараж, да? Хотел бы я на него после этого посмотреть! Ха-ха-ха! Эдакая длинная прямоугольная колбаска, вот умора-то!.. Впрочем, в этом есть и свой плюс, ведь, только ужавшись минимум вдвое, он смог бы подняться по ведущей в ангар узкой винтовой лестнице, отыскать потайную панель справа от косяка и уткнуться носом в электронный замок. Код там восьмизначный, как в дате, знаете? Ха-ха-ха! Всего-то сто миллионов комбинаций, перебирать можно до скончания веков… А что потом? Спрятаться в каком-нибудь шкафу побольше, чтобы места хватило, да? Ха-ха-ха! И сидеть там четыре дня? Ха-ха-ха! Вот выдумщики, ну! Ха-ха-ха! Знаете… Знаете, она ведь умнее всех вас вместе взятых, так что не надейтесь! Она спрячется там, где вы её никогда не найдёте! Никогда! Никогда!.. Ха-ха-ха-ха!
Выдохшийся «Спасатель» умолк, но смеяться не прекращал.
— Пусть будет так, мистер Чип, — Спайви горестно вздохнул, глядя на впавшего в истерику бурундука, и добавил:
— В одном я уверен. Уж кого-кого, а вас точно никто и никогда не найдёт. Таркл, Митчелл! Укол!
Осторожно приблизившись к Чипу, санитар отработанным движением скрутил его и прижал к каталке. Бурундук даже не пытался сопротивляться, видимо, и впрямь то ли смирился с неизбежностью, то ли повредился рассудком. Как бы там ни было, он лишь коротко вздрогнул, когда в его руку чуть ниже плеча вонзилась игла, и безвольно обмяк. Положив Чипа на каталку, Таркл и Митчелл крепко затянули ремни и увезли его, предварительно накрыв простынёй. Хомяк и актриса последовали за ними, и вскоре в недостроенной библиотеке стало тихо, как и раньше.
Но только на пять минут, по прошествии которых лежащий неподалёку от дверей брезент зашевелился, и из-под него показались сперва покрытые строительной пылью руки, потом щедро пересыпанные щепками растрёпанные каштановые волосы, а затем заплаканное, всё в белёсых потёках лицо Милдред Манкчед. Несколько раз она была близка к тому, чтобы отбросить брезент и накинуться на издевающихся над Чипом преступников, но вспоминала данное Чипу обещание и плотнее зажмуривалась и сжималась в комочек. Была бы её воля, она бы и уши заткнула, чтобы не слышать всех этих ужасов, но не могла, потому что её задачей было высидеть под брезентом до самого конца, ни единым звуком либо движением не выдав своего присутствия, и дослушать всё до последнего слова. И она слушала. Думала о стене и слушала…
— Я не подведу тебя, Чип! — прошептала Милдред. Бросив последний взгляд на дверь комнаты, она побежала к стоявшим у окна к
«…Пообещай, пожалуйста, что сделаешь всё так, как я скажу. Слово в слово. Это очень важно. Обещаешь?»
Городской парк.
Высокое дерево на аллее напротив пятого полицейского участка.
Закрытая замаскированной под кору дерева решёткой вентиляционная шахта в двух футах над самым толстым корнем.
Потайная панель справа у косяка.
Четыре дня.
«— Обещаю…»
Ещё с ночи небо было затянуто пришедшими с океана низкими тяжёлыми тучами, а на рассвете начал накрапывать мелкий дождь. Спешащие по своим делам люди плотнее сжимали озябшими руками воротники плащей и ещё больше ускоряли шаг в надежде успеть добраться до своих контор и офисов до того, как небесные хляби разверзнутся окончательно. Они были слишком озабочены небом, чтобы смотреть под ноги и обращать внимание на грызунов, которые с самого утра покинули свои норы и кто поодиночке, кто группами, направлялись к Центральной городской больнице. Но не к служебному корпусу, как обычно, а дальше, к располагавшемуся в глубине двора крематорию, где проходила церемония прощания с Гарольдом Кошельком Третьим и где его бренные останки будут преданы огню. Этой высокой чести удостаивались лишь немногие, и этот усопший её, безусловно, заслужил.
Желающие проститься с меценатом начали прибывать задолго до назначенного срока, и к тому моменту, как привезённый на увитом траурными лентами электрокаре гроб с телом умершего установили на усыпанную лепестками цветов платформу, в зале уже собралась целая толпа. Обнажив головы, персонал и пациенты Малой Городской больницы и просто неравнодушные грызуны стояли полукругом перед гробом, то и дело бросая взгляд на устроенную на придвинутом к печи стуле трибуну, где находилась миссис Мауиза Кошелёк. Вдова мецената сидела молча и лишь коротко кивала в ответ на тихие слова державшего её за руку Перри Натсона и находившихся тут же главного врача Малой Центральной больницы и его заместителя. Её искажённое скорбью лицо казалось совершенно белым на фоне траурного платья, и многие искренне сомневались, что она сможет выдержать всю церемонию. Случаи бывали разные, но присутствие в зале и на самой трибуне первоклассных врачей и припаркованный у её подножия электрокар с полным набором средств для оказания первой помощи вплоть до минидефибриллятора успокаивали.
Спокойствие излучал и высокий седовласый священник-мышь, стоявший напротив трибуны на такой же, как она, высоты постаменте, воздвигнутом с противоположной стороны от ведущего к топке ленточного транспортёра, по которому пройдут последние земные футы Гарольда Кошелька. Бросив взгляд на часы, он поправил очки и открыл свою книгу, и все присутствующие разом умолкли и обратились в слух.
— Братья и сёстры. Члены и друзья семейства, сотрудники Малой Центральной больницы, присутствующие. Мы собрались здесь сегодня, дабы проводить в последний путь дорогого нашим сердцам и нашей памяти Гарольда Кошелька Третьего. Мы собрались здесь, чтобы воздать последние почести великой личности, уважаемому члену нашей общины, выдающемуся благотворителю, положившему на алтарь заботы о ближних своё состояние, своё здоровье, свою жизнь…
Священнику не надо было ничего более разъяснять. Все до единого собравшиеся в зале грызуны понимали его с полуслова. Все знали поставленный мистеру Гарольду диагноз, с которым его госпитализировали и который значился в скреплённом подписью лечащего врача, доктора Курта Спайви, заключении о смерти. Несмотря на это, когда около полудня
— …Сейчас, в эту скорбную минуту, давайте вспомним всё то хорошее, что принёс он в этот мир, и почтим его безвозмездное служение, самоотверженность и самоотдачу, неведомые доселе и неповторимые впредь. Его земной путь был тернист и извилист и порой подходил к самому краю пропасти, но завершение его было достойно исключительно уважения…
Эту фразу также невозможно было истолковать двояко, ведь история с культом Куку-Колы получила широкую огласку и вызвала большой резонанс. И не удивительно, что почти все невольно посмотрели на стоявшего около трибуны высокого и худого, как щепка, старика. Очень немногие смогли бы детально описать его по памяти, ещё меньше — назвать его настоящее имя. Но стоило ему войти в зал, как все моментально узнали его неизменную оранжевую шапочку-напёрсток с красным пером и вспомнили его псевдоним: Поп-Хлоп, ставший нарицательным и превратившийся в синоним потерянной и заново обретённой веры.
— …На всё воля всевышнего, братья и сёстры, так восславим же его за то, что во время оно послал он Гарольду Кошельку избавителей от пут греха и обмана, и помолимся же ему за счастливое возвращение «Спасателя» Чипа, чьи помыслы чисты, промысел благороден, а судьба, как и каждого из нас, в руках божьих…
И на этот раз никого не удивили ни слова священника, ни реакция на них сидящих на трибуне супруги мистера Гарольда и руководителей МЦБ. Актриса содрогнулась и закрыла лицо платком, а Стоун и Спайви помрачнели пуще прежнего и опустили глаза. Многие из присутствующих последовали их примеру, ведь если уход мистера Гарольда был хоть и тяжёлой, однако ожидаемой утратой, то известие о загадочном исчезновении лидера команды «Спасателей» повергло всех в шок, а сопутствующие этому загадочные обстоятельства — в тоску и уныние. Он исчез внезапно и бесследно, и оставалось только гадать, что именно хотел он сообщить миссис Мауизе в ту ночь, когда его видели в последний раз. Уже то, что он подписал адресованную Мауизе Кошелёк записку чужим именем, неоспоримо указывало на то, что бурундук чувствовал грозящую ему опасность, а найденные вскоре на крыше здания книги и двигатель его коляски — что он принял все меры предосторожности. Но этого, судя по всему, оказалось недостаточно, поскольку до центральных ворот больницы, где его ждала актриса, он так и не доехал.
Версии выдвигались самые разные, вплоть до причастности к этому крупных воротил преступного мира, которым бравый «Спасатель» и его команда были как кость поперёк горла. Но дело получило неожиданное развитие, когда бригада «скорой помощи», посланная за уволенной днём ранее медсестрой Милдред Манкчед, обнаружила в сточной канаве возле ближайшей к её дому автобусной остановки избитого до полусмерти уборщика Уоши. Его немедленно доставили в больницу и положили в реанимацию, но и поныне его состояние оставалось критическим, и расспросить его о событиях той ночи не было никакой возможности.
Гораздо более страшное открытие сделал медбрат Митчелл, случайно нашедший в квартире мисс Манкчед спрятанную в спальне под матрасом шляпу Чипа, а на тумбочке —шприц с пентобарбиталом, початая ампула которого нашлась тут же. Проведённый доктором Спайви анализ показал, что бурые пятна на шляпе были ни чем иным как засохшей кровью, и дело стало приобретать зловещую окраску. Соседи мисс Манкчед сообщили, что слышали ночью крики и шум драки, в которой, судя по всему, и пострадал Уоши, но кто ещё принимал в ней участие, оставалось неизвестным. Если кто и мог знать, так это Милдред Манкчед, но она как в воду канула. Всё это вкупе с возникшим накануне между ней и Чипом конфликтом, свидетелями которого было высшее руководство МЦБ, недвусмысленно указывало если не на её вину, то на непосредственное отношение к этому делу точно. Неудивительно, что миссис Кошелёк безотлагательно объявила о том, что заплатит крупную сумму за любую информацию о местонахождении бывшей медсестры или Чипа. Но даже это пока не дало никаких результатов, и волей-неволей возникали мысли о том, что случилось непоправимое…
— …Призываю вас, братья и сёстры, независимо от ваших верований и убеждений, вспоминать жизнь новопреставившегося Гарольда Кошелька Третьего с благодарностью и не давать памяти о нём угаснуть. Призываю вас помолиться всевышнему и попросить его даровать своё благословение всем благотворительным начинаниям, осуществлённым и задуманным Гарольдом Кошельком Третьим, и помочь его верной и любящей супруге завершить всё то, что он не успел. Пусть пример Гарольда Кошелька Третьего служит вдохновением нам и детям нашим и детям детей наших, и призываю вас всех делами и помыслами ежедневно и еженощно доказывать, что проповедуемые и исповедуемые им идеи и идеалы не уйдут вместе с ним, но останутся, дабы жить среди нас вечно. Аминь.
Священник закрыл книгу, и к гробу подошли шесть членов похоронной команды с траурными повязками на рукавах. Один из них, медбрат «скорой помощи» Митчелл, нажал кнопку на расположенном на угловой опоре транспортёра маленьком пульте, и плита пола, под которой скрывался устроенный по принципу «ножниц» подъёмный механизм, медленно двинулась вверх. Достигнув верха ленты, она остановилась, и члены команды с видимыми усилиями перенесли гроб на транспортёр. Как только они это сделали, Мауиза Кошелёк поднялась и подошла к краю трибуны. Взявшись одной рукой за перила, она оглядела зал и, промокнув глаза заранее взятым у мистера Натсона платком, заговорила:
— Спасибо вам всем, что нашли время и пришли сюда сегодня проститься с моим мужем. Спасибо вам, преподобный отче, за прекрасную проповедь. Спасибо вам, доктор Стоун и доктор Спайви, что до конца боролись за жизнь Хэла и за то, что помогли организовать церемонию по высшему разряду. Знаете… — её голос дрогнул, она тяжело задышала, и мистер Натсон уже хотел броситься к ней, но она жестом показала, что всё в порядке.
— Ничего, всё… не надо. Хотела сказать, что я до сих пор не верю, что его больше с нами нет. Со мной нет. Он был для меня не просто любящим и заботливым мужем. Он был… Он стал мне вторым отцом. Сделал меня тем, кем я сейчас являюсь. Всё, всё сделал… Господи… — она закрыла лицо платком, и мало кто из присутствующих смог сдержать слёзы, глядя на эту красивую стройную женщину в чёрном, которая с экрана излучала жизнерадостность, а сейчас была воплощением безграничной скорби.
— Он… Он действительно сделал столько, что… что это просто не поддаётся описанию. А ведь он хотел сделать ещё больше. Мог сделать ещё больше, но… Это… Думаю, вы со мной согласитесь, что это неправильно, что так быть не должно. Что такие, как Хэл, не должны уходить, не закончив начатое. Это… Это огромная, невосполнимая потеря. Но мы… никто из нас не должен опускать руки. Хэл бы этого не понял и не простил бы нам. Поэтому я искренне благодарна вам, отче, за призыв и пожелание ко всем молиться, чтобы господь даровал мне силы сделать то, что Хэл не успел. Я тоже молю его помочь мне в этом.
Она выдержала паузу, а когда заговорила снова, в её голосе сквозила убеждённость, для которой, казалось, просто не было места в тщедушном теле этой измождённой переживаниями и страданиями женщины.
— А ещё я молюсь сама и призываю всех вас молиться за Чипа, самого храброго и умного бурундука, которого я знала. Надеюсь, что с ним всё в порядке и что у меня будет возможность извиниться пред ним за то, что в некоторые моменты я была с ним чересчур резкой. Я знаю, он искренне переживал за моего мужа, хотел ему только добра и готов был рисковать собственной жизнью, лишь бы помочь ему. Я очень… очень надеюсь, что он найдётся живым и здоровым и расскажет нам, кто стоял за теми загадочными происшествиями, которые волею случая ему довелось расследовать и в расследовании которых он преуспел. Он ведь не зря хотел встретиться со мной в ту ночь. Я знаю, он что-то нашёл, что-то выяснил, и я бы без раздумий отдала бы всё, что у меня есть, лишь бы узнать, что именно. И лишь бы он был сегодня с нами. Уверена, Хэл сделал бы то же самое…
Мауиза глубоко вздохнула и посмотрела на гроб и застывшую в немом ожидании похоронную команду.
— Хэл, любимый… Прощай, Хэл… Нам будет тебя не хватать… Мне будет… будет…
Она несколько раз всхлипнула и, бросив последний взгляд на лежащего в гробу мужа, села на своё место и разрыдалась. Перри Натсон поспешно обнял её, а назначенный старшим похоронной команды санитар Уиллис дал отмашку стоявшим на пульте управления печью Тарклу и Гардингу. Повинуясь сигналу, они общими усилиями надавили тугую, с защитой от случайного нажатия кнопку включения транспортёра, и лента с гробом и сопровождающими поползла вперёд. Когда они проехали половину пути, санитары нажали следующую кнопку, открыв толстую заслонку газовой печи, на фоне чёрного зёва которой члены похоронной команды казались насекомыми, а массивный гроб — спичечным коробком. Оставалось лишь занести гроб внутрь и запустить печь. Остальное сделает автоматика: опустится заслонка, зашипит подаваемый газ, глухо ухнут горелки. Огромный по мышиным меркам гроб был для этой мощной печи что та щепка, и всё закончится очень и очень быстро. А когда печь остынет, похоронная команда бережно соберёт прах Гарольда Кошелька Третьего в специальную урну и отдаст миссис Мауизе, которая, в соответствии с последней волей супруга, развеет его с крыши самого высокого небоскрёба города.
— Господи, Хэл! — вскричала Мауиза, когда похоронная команда закрыла крышку гроба и занесла его внутрь печи. Актриса рванулась к поручням, пошатнулась и вынуждена была схватиться за него, чтобы не упасть. Мистер Натсон, решивший, что у его клиентки случился обморок, тоже вскочил и бросился к ней. Но она так и не упала. Наоборот, застыла как вкопанная, глядя на окно напротив. Точнее, туда, где раньше было окно, потому что оно разлетелось вдребезги, не выдержав столкновения с влетевшим в зал двухмоторным коричнево-оранжевым самолётом. Сделав круг по залу, он сел на середину транспортёра, и из него выскочили одетая в тёмно-синий свитер и серую куртку крупная австралийская мышь с рыжими усами, взъерошенный бурундук в красном с жёлтыми звёздами свитере, стройная светловолосая мышка в синем комбинезоне, бурундучиха-шатенка в измятом больничном халате и зелёная муха в красной футболке.
— «Спасатели»… — выдохнул зал.
Это действительно были они. Дейл и Рокки бросились к застывшей около гроба похоронной команде, Вжик полетел к пульту управления, Гайка встала к установленному на хвосте «Крыла» гарпуну, а бурундучиха подбежала к краю транспортёра и закричала:
— Стойте! Попрошу внимания!
Просьба была явно лишней, поскольку все присутствующие и так замерли, обратив к ней свои взоры.
— Это же Милдред Манкчед! — прозвучавший в полной тишине крик Мауизы Кошелёк был настолько пронзительным, что уши закладывало. — Что вы стоите?! Держите её! Она убийца! Она…
Закончить миссис Кошелёк не успела. Пущенная Гайкой стрела просвистела у неё прямо над ухом, и, пока актриса хватала ртом воздух, «Спасательница» перебралась на трибуну, схватила опешившего доктора Спайви за воротник и толкнула к сообщнице.
— Что тако… — открыл было рот Спайви, но тут зал огласили вопли Митчелла, которого Дейл и Рокки прижали к стене, заломив руки за спину.
— Эй! Полегче! Что вы делаете?! Ребята, на пом…
— Молчать! — хором гаркнули на него бурундук и мышь, после чего австралиец повернулся к застывшим в нерешительности членам похоронной команды.
— Попытаетесь освободить его — будете иметь дело со мной, ясно?!
Пятеро медработников переглянулись и, кивнув, отступили на шаг. Они не понимали, что происходит, но знали, что просто так команда «Спасателей» ничего не делает и что препятствовать их работе себе дороже. Гардинг тоже это знал, но всё же с недоверием отнёсся к громкому жужжанию подлетевшего к нему Вжика.
— Что? — переспросил он, поглядывая то на «Спасателя», то на навострившего уши Таркла. — Его? Зачем?..
— Мастер Гайка, что происходит?! — обратился к изобретательнице растерянный Стоун. — Почему вы хватаете моих сотрудников, в то время как преступница Милдред Манкчед разгуливает на свободе?!
— Потому что она не преступница! — громко, чтобы все услышали, крикнула Гайка, а Милли добавила:
— Преступница не я! Преступница — Мауиза Стретчер!
— Что?! — вскричала актриса. — Да как она смеет! После всего того, что она натворила, она смеет обвинять меня?!
— Да-да, — закивал хомяк. — Не знаю, что она вам такого наплела, но у нас есть неопровержимые доказательства…
— Замолкните, Спайви!!! — закричала Гайка. — Нам всё известно! И про ваш карточный долг, и про то, что миссис Мауиза пообещала вам, Митчеллу и Тарклу четверть состояния семейства Кошельков за то, чтобы вы убили её мужа!
— Что?! — вперёд выступил Перри Натсон. — Это возмутительно! Я требую немедленно извиниться перед моей клиенткой за эти грязные инсинуации!
— Мастер Гайка, что… О чём вы? — пролепетал побледневший Спайви. — Это… Это мисс Манкчед вам рассказала?! Да она просто сумасшедшая! Она…
— Таркл, стой!!! — раздался громкий крик со стороны пульта. Кричал Гардинг, вцепившийся обеими руками в локоть Таркла, уже собиравшегося броситься всем телом на последнюю, красную кнопку, запускавшую печь.
— Малыш, я пошёл! — бросил Дейлу Рокфор и побежал к краю транспортёра, на ходу снимая с пояса мини-гарпун. Пустив стрелу в потолок, он перепрыгнул на пульт и большими скачками понёсся помогать уже совершенно выбившемуся из сил санитару-крысе и своему старому другу, который хоть и был храбрее очень многих вместе взятых, в силу небольших размеров составить конкуренцию Тарклу не мог.
Увидев, сколь увесистое подкрепление получили его враги, санитар понял, что пора бежать. Буквально впечатав Гардинга в стену и отмахнувшись от не отстававшего Вжика так, что тот улетел далеко в толпу, он метнулся к приставленным к пульту лестницам. Рокки последовал за ним, но съехавший по лестнице первым санитар сбил её вместе с австралийцем на пол, и тот плашмя упал на спину, на некоторое время выбыв из игры.
Наблюдавший за этой сценой зал ахнул, почувствовавший неладное Дейл вздрогнул, и вдохновлённый примером сообщника Митчелл предпринял попытку вырваться. Наступив «Спасателю» на ногу, он ударил вскрикнувшего от боли Дейла локтем в живот и рванулся вперёд, закономерно ожидая, что хватка того уже не будет столь крепкой. Однако державший его бурундук хоть габаритами и не отличался, противником оказался куда более серьёзным, чем могло показаться на первый взгляд. Свободно висевший свитер скрывал накачанный пресс и развитые бицепсы, позволившие Дейлу сдержать удар и так сильно треснуть бандита об стену печки, что та аж прогнулась.
— Лежи смирно, а то я за себя не отвечаю! — прошипел Дейл в ухо Митчеллу. Тот безвольно осел на пол, слишком оглушённый, чтобы хоть что-нибудь ответить. Понимая, что это ненадолго, «Спасатель» от греха подальше связал медбрату руки его же траурной повязкой, положил на живот и придавил коленом между лопаток, дабы у того даже мыслей о побеге не возникало. Они и не возникали.
Но если о Митчелле можно было до поры до времени не беспокоиться, то с Тарклом дела обстояли ровным счётом наоборот. Убедившись, что упавший с лестницы австралиец ему не помеха, санитар юркнул под транспортёр и побежал к воротам прорытого персоналом МЦБ магистрального тоннеля, соединявшего крематорий со вторым корпусом. Именно оттуда на электрокаре-катафалке доставили гроб, и именно туда рвался громила, рассчитывая скрыться в запутанной системе подземных коммуникаций под больницей. Он бежал стремительно, напоминая скоростью и, что немаловажно, размерами пушечное ядро, остановить которое попросту невозможно. Никто из стоявших с той стороны, в общем-то, и не собирался: здоровье дороже, и Таркл чувствовал это.
Именно поэтому, когда прямо на его пути словно из-под земли вырос чёрный силуэт, он резко затормозил. Не от испуга, само собой, а из чистого любопытства. Просто чтобы внимательно рассмотреть того, кто отважился перейти ему дорогу, прежде чем размазать выскочку по полу отсюда и до ворот тоннеля. Но стоило ему разглядеть противника, как надменная заинтересованность сменилась неподдельным изумлением. Путь ему преграждал священник, ещё какую-то секунду назад стоявший на своём почти трёхфутовом помосте.
— Уйдите, отче! — приказал Таркл. — А то я не посмотрю на ваши седины и рясу!
— Седины и ряса — лишь оболочка, сын мой. Дух — вот что главное! — мягко ответил священник, снимая очки и кладя их и книгу подле себя. Более красноречивого жеста невозможно было себе представить, и Таркл, которому так или иначе терять было нечего, рванулся вперёд. Невольные свидетели этой сцены вскрикнули в ужасе, какая-то женщина даже лишилась чувств.
Но оказалось, что переживать надо было отнюдь не за священника.
Когда между ним и взбешённым санитаром оставались считанные доли дюйма, он сделал шаг в сторону, будто пропуская противника, но тут же неуловимым за широкими рукавами рясы движением схватил его за одну из вытянутых рук и резко крутанул её вниз, заставив верзилу перекрутиться через голову и рухнуть на спину. Не выпуская руку Таркла, священник в один шаг оказался у него за головой и, продолжая правой рукой сжимать его запястье, ладонью левой надавил на локоть, выгибая его и заставляя взвывшего от боли санитара перевернуться на живот. После этого священник прижал локоть противника левой рукой к своему бедру и присел, по дороге проведя две болевые фиксации. Громила заорал пуще прежнего и попытался вырваться, но каждое движение лишь усиливало боль. Санитар не мог дотянуться до сидящего на уровне его лопаток священника ногами, поэтому попробовал сделать это хвостом. Но преподобный разгадал и этот его манёвр, и хвост санитара чуть пониже кончика оказался зажат в плотных кольцах его хвоста. Да не просто так, а как положено: с непосредственным воздействием на нервное окончание, и Тарклу показалось, что ему на хвост наехал переполненный автобус.
— А-а-а-а-а-а-а!!! — завопил он. — Хватит!!! Больно!!! Сдаюсь!!! А-а-а-а-а-а-а!!!
Несколько секунд столпившиеся вокруг грызуны смотрели на священника и поверженного им санитара с разинутыми ртами, потом раздался один хлопок, за ним второй, затем ещё один, и вскоре аплодировала уже вся правая от транспортёра половина зала.
— Отличная работа, отче! — выразил общее мнение подоспевший Рокфор.
— Благодарю, сын мой, — ответил священник. — Но должен сказать, что годы мои уж не те, поэтому поторопитесь, если не хотите ловить этого заблудшего сами.
— Не беспокойтесь! — заверил его Рокфор, снимая с пояса моток верёвки и связывая руки, ноги и хвост Таркла одним морским узлом. Убедившись, что максимум, на что способен теперь санитар, это извергать проклятия, Рокки отряхнулся и обратился к своему нежданному и негаданному помощнику.
— Огромное спасибо вам за помощь, преподобный. Простите, я не знаю вашего имени…
— Отец Скотт.
— Рокфор. Можно просто Рокки, — представился австралиец, пожимая протянутую ему руку. Ладонь пожилой мыши оказалась на удивление крепкой, и «Спасатель», давно привыкший к тому, что именно его рукопожатие заставляет других вздрагивать, на сей раз был вынужден вздрогнуть сам.
— Вы настоящий герой, отец Скотт! — сказал Рокфор и, наклонившись к уху пожилой мыши, вполголоса добавил: — Бьюсь об заклад, вы далеко не всегда носили рясу.
— Оставим прошлое в покое, сын мой, — с еле заметной усмешкой ответил Скотт. — Тем более что у вас сейчас есть гораздо более насущные дела, и в первую очередь — ваш друг и соратник.
— Вы правы, — коротко кивнул помрачневший Рокфор. — Но не беспокойтесь, моя напарница об этом позаботится.
И действительно: стоило эпизодам с Митчеллом и Тарклом исчерпаться, как Гайка вновь обратилась к выглядевшим уже далеко не столь самоуверенно врачу и актрисе.
— Похоже, нервы у ваших пособников ни к чёрту! Посмотрим, насколько крепки они у вас! Где он?! Где Чип?! Отвечайте, сейчас же!!!
— Господи, мисс Хэкренч, ну что… ну что вы такое говорите? — всхлипнула Мауиза, молитвенно сложив руки. — Это… это какое-то недоразумение…
— Недоразумение?! — лицо Гайки преисполнилось такой яростью, что легче было поверить в то, что она молниеносным движением надела страшную маску, чем в то, что это её настоящее лицо — настолько это выражение не вязалось со её хорошо знакомой обоим врачам доброй и отзывчивой натурой.
— Господи, Мастер… — прошептал Спайви. — Вы… Это всё Милдред Манкчед! Это она, поверьте…
— Пожалуйста, поверьте нам! — Мауиза выступила вперёд и попыталась взять изобретательницу за руку. Но «Спасательница» внезапно схватила её за запястье, резко вывернула и сорвала с её указательного пальца накладной коготь.
— Поверить, говорите?! — прошипела мышка, отталкивая актрису назад к Спайви и показывая Стоуну и Натсону свою добычу. — Видите, мистер Натсон? Вот что она сделала тогда в палате, когда Чип спросил мистера Кошелька про его Фонд!
— Как… Погодите… — поверенный посмотрел сначала на коготь, на острие которого выступила прозрачная жидкость, потом на близкую к истерике Мауизу. — Миссис Кошелёк, это…
— Это ложь! — закричала та. — Ложь! Всё ложь! Всё!
— Чертовски верно! — воскликнула Гайка. — Пока мы слышали только ложь! Пора начинать узнавать правду!
С этими словами она взяла в руки висевший у неё на спине странный агрегат, явно сделанный на основе миниатюрной лазерной указки, но в котором от этой самой указки остался лишь продолговатый корпус да кнопка включения. Место диода занял диск с четырьмя закреплёнными по окружности металлическими штырями. Сам по себе агрегат выглядел, скорее, забавно, но в руках этой разъярённой золотоволосой мышки, исполненной суровой красоты девушки-амазонки, которую лучше не иметь среди своих врагов, он казался извлечённым из самых глубоких и тёмных подвалов инквизиции.
— Быстро говорите, где Чип, если не хотите, чтобы я его включила! — приказала Гайка. — Ну же!!!
— Вы… вы не имеете права… — судорожно сглотнув, пролепетал Спайви. — Это произвол…
— Произвол?!! — вскричала мышка. — Это не произвол! Произвол начнётся сейчас!!!
Она нажала на кнопку — и диск пришёл в движение. Штыри вращались всё быстрее, и очень скоро производимый ими ветер заставил волосы Гаечки развеваться, делая её уже даже не амазонкой, а летящей на свою жертву с небес валькирией. Но подлинный ужас вселяли бегавшие между штырями искры, разгоравшиеся всё ярче и ярче по мере того, как скорость вращения штырей увеличивалась, а сами они вместе с агрегатом и выставившей его перед собой Гайкой медленно приближались к Курту и Мауизе, тела которых сотрясала уже даже не дрожь, а заметная невооружённым глазом рябь.
— Где он?! Где?! — закричала Гайка. — Где?!
— В… В-в-в… — заикаясь, начал хомяк, затравленно смотревший на неумолимо приближавшиеся штыри и искры. — В… Г… Г-г-г…
— Что «г»? Что такое «г»? Что это?!
— Я знаю!!! — вдруг закричала Милдред, про которую все давно забыли и которая сама на время потеряла всякую связь с окружающим миром, настолько стремительно развивались события. Сейчас же она встрепенулась и бросилась к печи, крича во весь голос: — Он там! В гробу!!!
— Но там же мистер Гарольд… — попытался возразить Уиллис, однако бурундучиха пропустила его слова мимо ушей.
— Открывайте! — приказала она. — Быстрее!
— Но…
— Делайте, как она велит! — вмешался Дейл. — А не то!..
Его кивок на поверженного Митчелла стоил тысячи слов, и члены похоронной команды подняли две секции тяжёлой крышки. В гробу действительно лежал один лишь мистер Гарольд.
— Нет… — пробормотала Милдред. — Этого не может быть… Это… Господи! — она ещё раз заглянула в гроб, потом посмотрела на него сбоку и закричала:
— Вынимайте его!
Старшина похоронной команды побагровел.
— Что?! Вынимать мистера Кошелька?! Хочу, чтобы вы знали…
Присутствующие так и не услышали, что же он хотел. Подскочивший Дейл развернул его к себе и ткнул ему в нос стрелой с присоской, торчащей из ствола серебристого пистолета.
— Выполнять!!! Или я рассержусь!!!
— Да… Горошо… Гогечдо… — закивал тот. — Ду! Де сдойде! Дедайде, што говогяд!
Четверо его помощников ринулись исполнять распоряжение старшего. Встав вокруг гроба, они одновременно подняли не отличавшегося худобой мецената. Но он оказался слишком тяжёлым для них, а если быть точным, то для самого слабого из четвёрки, которому выпало стоять по правую сторону от гроба и который, когда они приготовились переносить тело через бортик, попытался поудобнее перехватить руку мецената, но не удержал её. Тело Гарольда упало на правый бок, и раздался громкий хруст. Все застыли и побледнели, но оказалось, что это хрустнуло тонкое фанерное дно гроба, заметно подавшееся вниз, в непредусмотренное обычной конструкцией пустое пространство.
— Боже мой… — прошептал медбрат, стоявший у изголовья. — Там… Это…
— Ну же! Скорее! — Милли бросилась к гробу и, встав рядом с так и державшим левый бок мецената медбратом, крикнула:
— Дейл! Уиллис! Сюда! Скорее!
Всемером они без особого труда вынули мистера Гарольда из гроба. Едва его тело коснулось пола, Дейл метнулся назад к гробу и одним махом оторвал большую часть фальшивого дна. В нос бурундука ударил резкий запах, перед глазами всё поплыло, и он покачнулся, но Уиллис подхватил его и, заглянув в гроб, посерел. Там, на самом дне, лежал с закрытыми глазами бурундук в надетой поверх больничной пижаме коричневой куртке и с гипсовой повязкой на правой ноге, густо обложенный, чтоб не стучал об стенки и не очнулся, пропитанной хлороформом ватой.
— Боже мой! — заорал он. — Ребята! Скорее!!!
Вытаскивать Чипа было одновременно и легче, поскольку он весил гораздо меньше, и сложнее, ибо лежал он сильно глубже. Медработникам вместе с пришедшим в себя после хлороформного удара Дейлом пришлось изрядно повозиться, прежде чем они догадались выломать стенки гроба. Раскидав вату, они положили Чипа рядом с Гарольдом Кошельком, и им без промедления занялась Милдред.
— Как он, Милли? — дрожащим голосом спрашивал Дейл. — Он жив? Он выживет? Скажи, что он выживет, пожалуйста! Спаси его!
— Я постараюсь, мистер Дейл… — бормотала медсестра, которая сама была готова вот-вот расплакаться. Расстегнув куртку и разорвав пижаму бурундука, она приложила ухо к его груди, потом попыталась нащупать пульс на руках и на шее, проверила дыхание. Признаков жизни не было никаких.
— Что там?! — крикнула Гайка, выключив оружие и лишь на короткий миг обернувшись в сторону печи.
— Ничего! — крикнул подбежавший к выходу из топки Дейл. — Пока ничего, Гаечка!!!
— Господи, господи… — пробормотала изобретательница.
— Это всё он! — закричала Мауиза, указывая на хомяка. — Он и его банда! Он знал, что я не в восторге от идеи мужа передать все наши деньги Фонду, и предложил убить его в обмен на погашение его карточных долгов… Пригрозил, что натравит на меня своего громилу, если я откажусь… Я была вынуждена…
— Что?! — вскричал хомяк. — Не верьте ей, Мастер Гайка! Это была всецело её идея! От своих знакомых в Вегасе она узнала, что у меня проблемы с долгами, и предложила мне сделку! Она даёт мне четверть своего капитала, а я убиваю её мужа, который, как она говорила, и так тратил слишком много денег на благотворительность, а теперь решил устроить этот Фонд, лишив её тем самым возможности полноправно распоряжаться его деньгами после его смерти! Это всё она! Поверьте мне!
Гайка медленно подняла голову и посмотрела на доктора Спайви и миссис Кошелёк, которые под её взглядом сжались вдесятеро.
— Мне наплевать, кто из вас кого нанял, — отчеканивая каждое слово и каждую букву, произнесла она. — Вы убили его. Убили моего Чипа. Вы трупы. Отойдите, мистер Натсон. Сейчас здесь будет… Сейчас здесь будет твориться произвол.
Снова запустив своё оружие, мышка двинулась на главарей шайки, которые задрожали пуще прежнего. Но дрожать было поздно. Гайка уже не пугала. Она шла убивать. Спайви понял это первым и, осознав, что терять ему уже всё равно нечего, закричал во весь голос, силясь перекрыть гудение машины и шум лопастей:
— Стойте!!! Послушайте!!! Мы можем их оживить!!!
— Их?! — переспросила изобретательница, останавливая прибор. — То есть и Гарольда Кошелька тоже?!
— Да, да! — закивал Спайви. — Его тоже! Он жив!
— Жив?! — доктор Стоун аж подпрыгнул. — Но как же заключение о смерти?! Как же показатели приборов?!
— Я… я всё подделал! Мы с Тарклом всё подделали! Он просто вынул пару проводов из датчиков, позвал меня для составления акта, а после отключения приборов вставил всё, как было! Это всего лишь датчики, клянусь! Ну, то есть, процессы жизнедеятельности в его организме действительно практически прекратились, но… но только практически! Всё обратимо!
— А с Чипом что?! — Гайка схватила хомяка за воротник и приблизила его лицо к своему. — Тоже датчики?!
— А… а мистеру Чипу я ввёл снотворное, только снотворное и ничего, кроме снотворного! Для того и хлороформ! Они живы, клянусь!..
— Гаечка!!!
Всего пару минут назад Дейл кричал, еле сдерживая слёзы. Сейчас его крик был полон радости и нёс с собой надежду, и даже с трибуны было хорошо видно, что бурундук улыбается.
— Что, Дейл?!
— Милли говорит, кошачьего глаза нет!
— Чего?! — не поняла мышка.
— Зрачок реагирует на сдавливание! — пояснил Спайви. — Возвращается к нормальной форме! Я же говорил…
— Замолчите! — Гайка с силой отпихнула его на перила и повернулась к Стоуну. — Доктор, я думаю…
Директор МЦБ явно был того же мнения.
— Несите их на подъёмник! — крикнул он, одним прыжком преодолевая расстояние до лестницы и скатываясь по ступенькам вниз, к припаркованному неподалёку электрокару, попутно крича дежурящему возле него медбрату:
— Мартинес! К подъёмнику! К подъёмнику! Быстро!
— Вот видите, видите! — оживился Спайви. — Я же говорил! Я ведь не убийца! Я просто…
— Просто обкололи моего друга ранее взятым на своё имя снотворным, чтобы добро не пропадало, после чего хотели сжечь их обоих живьём, чтобы огонь сделал за вас всю грязную работу, да?! Идите туда! — и Гайка махнула оружием в сторону лестницы.
— З-зачем это? — спросил врач, бросив затравленный взгляд на столпившихся под трибуной зверей, в глазах которых можно было прочесть весь спектр чувств от злобы до ненависти.
— Докажете, какой из вас «неубийца»! Будете помогать ставить Чипа и мистера Кошелька на ноги! И если хоть один из них умрёт, не важно, от вашего ли вредного совета или в силу естественных причин, вы отправитесь в эту печь сами! Вам ясно?!
— Ясно… Конечно… Конечно, да, я всё, всё-всё сделаю, всё расскажу! — закивал Спайви и поспешил за главным врачом МЦБ.
— А как же я? — тихо спросила Мауиза.
— Вы? А вы останетесь здесь, под присмотром мистера Натсона и всех тех, кого вы хотели обокрасть! — кивнула Гаечка на толпу под ними. — И молитесь, чтоб они оба выжили! А то составите компанию вашему подельнику!
— Он мне не подельник… — завела старую пластинку актриса, но изобретательница швырнула её на ближайшее сиденье и, вручив своё оружие Натсону со словами: «Если шелохнётся — вы знаете, что делать!», побежала к подъёмнику, где уже стояли Стоун и плотно опекаемый Рокфором и Вжиком Спайви. Неподалёку под бдительным присмотром отца Скотта в бессильной злобе щёлкал зубами вынужденный пресмыкаться Таркл, компанию которому очень скоро должен был составить как раз спускаемый на платформе Митчелл. Когда подъёмник остановился, Гайка подошла к понурому медбрату и сказала, посмотрев ему прямо в глаза:
— Знаете, Митчелл, когда Милли сказала, что в этом замешан «медбрат Митчелл», честное слово, я решила, что она имеет в виду кого-то другого, но только не вас.
— Правда, Мастер Гайка? — переспросил опешивший мужчина-мышь. — Вы меня знаете? Поверьте, я не хотел…
— Замолчите, Митчелл! Я знаю про вас всё! — ответила «Спасательница» и залепила ему звонкую пощёчину. Несколько воспрявший духом после её слов Митчелл горестно всхлипнул и как-то усох. Даже не возмутился, как обычно, получив толчок в спину от своего конвоира, а медленно поплёлся, куда сказано, беззвучно оплакивая свою погибшую мечту. Гайка же направилась к электрокарам, бывшим пункту первой помощи и катафалку, на которые как раз укладывали Чипа и Гарольда Кошелька.
— Ну как он?! Как он?! — спросила она Милдред, садясь рядом с ней в первый экипаж.
— Пока ничего, Мастер Гайка! — ответила медсестра. — Но всё будет хорошо, вот увидите! Он сильный, он выкарабкается!
— Да, он у нас борец! — подтвердил Дейл, по настоянию знакомой с его гоночными талантами Гаечки занявший место за рулём. Вторым экипажем управлял не кто иной, как Фердинанд Поршень, поэтому сомневаться в том, что Чип и мистер Кошелёк будут доставлены в реанимацию в кратчайшие сроки, не приходилось. Резко стартовав, электрокары умчались в тоннель, провожаемые встревоженными взглядами, пожеланиями удачи и душераздирающим криком Мауизы Кошелёк, чьё отчаяние на сей раз было абсолютно искренним:
— Как это могло случиться?! Как?! Это невозможно!!!
— Гаечка, дорогая, это просто невероятно! — уже в пятый или даже десятый раз за день воскликнул Рокфор, останавливаясь у самого края широкой площадки, полумесяцем выступавшей из склона вулкана Семеру, и заворожено разглядывая раскинувшуюся внизу долину. Длившийся с ноября по апрель сезон дождей приносил на Яву отнюдь не угнетение всего живого многодневными непрерывными ливнями. Совсем напротив, как раз в этот период растительность острова получала второе дыхание, запас влаги и пышности на весь период летней засухи. Как правило, дожди шли на рассвете, и не было в мире более приятного аккомпанемента для продолжения недосмотренных подутренних снов, чем мерное постукивание капель по крыше палатки. Всё — от природы до погоды — располагало к приятной расслабленности и освежающему отдыху, после которого любая работа не в тягость, а в радость. Должно было, по крайней мере.
— Рокки, ты это уже говорил сегодня! — раздражённо отозвалась Гайка, ненадолго прервавшись, чтоб ещё раз удостовериться, что собирает автоматический штатив с дистанционным управлением точно по схеме. Вроде бы всё сходилось, но, как это часто бывает, после сборки обнаружилось несколько неиспользованных деталей. Мышка никак не могла понять, от этого они прибора — или она в суматохе захватила из штаба что-то лишнее, и с каждой новой неудачной попыткой найти им применение нервничала всё сильнее.
— И повторю ещё столько же! — не унимался австралиец. — Место просто идеальное! Уж на что мой папочка знатный альпинист, он и то не зашёл бы лучше! У тебя просто нюх на отличное место для стоянки, доложу я тебе! А может, это снова вещий сон, а?
— Да ну тебя, Рокки! — отмахнулась мышка, заново принимаясь перебирать механические внутренности штатива. — Я уже несколько раз говорила, что именно с этой стороны будет находиться солнце, когда начнётся затмение, а поскольку именно этот склон подветренный, то всю вулканическую пыль отнесёт на другую сторону горы! Неужели так сложно запомнить?! Ай!
— Что случилось, Гаечка?! — крикнул Дейл, как раз закончивший присоединять очередной дополнительный модуль к трубе телескопа. Впрочем, называть разработанный Гайкой прибор телескопом было если не оскорбительно, то как минимум некорректно, ведь помимо совмещённой с фотоаппаратом основной оптической системы, на прибор навешивалось восемь вспомогательных приборов, каждый из которых запускался в чётко определённое записанной на SIM-карту программой время. Разъёмом для этой карты и занималась изобретательница, как раз задевшая отвёрткой почему-то оказавшийся под напряжением контакт, отчего её волосы встали торчком.
— Никаких проблем! — ответила она.
— Ну зачем она всегда это говорит, а? — в сердцах воскликнул Рокфор, взывая скорее к долине внизу, чем к сидящему у него на плече Вжику. Но маленький «Спасатель» виновато запищал и развёл руками, и Рокки поспешил успокоить старого товарища: — Ну что ты, Вжик! Я прекрасно знаю, что ты этого не знаешь, потому что этого вообще никто не знает! Что не отменяет того факта, что стоит ей произнести эту фразу, как я начинаю ощущать себя на вершине вулкана, который вот-вот начнёт извергаться! Да-да, Вжик, вот именно! И тот факт, что сейчас мы находимся именно на вулкане, меня отнюдь не вдохновляет…
— Да что же это такое, а?! — вскричала мышка и, впустую пощёлкав по кнопкам пульта ДУ, пнула ногой опору штатива. Хотя горевшая на пульте зелёная лампочка показывала, что штатив включён, шаровая головка с креплениями для телескопа, которая должна была автоматически поворачиваться, следя за перемещением солнца и не давая ему уйти из объектива до самого конца затмения, не двигалась. — Почему ты не работаешь, а?! Почему?.. Дейл, ты уже закончил?!
— Ещё три модуля, Га…
— Сколько?! Господи, почему так медленно?! Мы здесь уже полдня, а ещё ничего не готово!
— Но Гайка, мы прибыли сюда только час назад! — возразил Дейл. — Я и так спешу, как на пожар, но…
— Час?! — Гайка посмотрела на солнце. — Хм, похоже на правду… Прости, пожалуйста, я за этим всем совсем счёт времени потеряла… То есть, я хотела сказать, оно так долго тянется…
— Наша Гаечка явно не в духе, — протянул Рокки, подходя к столику с деталями телескопа. — Чтобы работа с техникой была ей в тягость — это что-то новенькое!
— Точно, — кивнул Дейл. — Я ещё в Сурабайе заметил! Всё это время она так рвалась к этому вулкану, так увлечённо рассказывала обо всём, связанном с затмением, а сегодня утром нам чуть ли не силком пришлось её к автобусу тащить!
— Ну, её можно понять, — поскрёб подбородок Рокки. — Последнее письмо от Чипа мы получили четыре дня назад, в Магеланге, и с тех пор ничего. Вот она и переживает…
— Да уж… — хмуро произнёс бурундук, сосредоточенно вращая никак не желавшую закручиваться крышку инфраспектроскопа.
— Не в ту сторону крутишь, — подсказал австралиец.
— Спасибо, я знаю! — раздражённо ответил его друг. Но совету последовал и, закончив работу, вытер вспотевшие руки и лицо гавайкой. — Жарко что-то, душно…
— Волнуешься?
— Нет, не то чтоб уж очень… — поспешно возразил Дейл, но, бросив взгляд на сражавшуюся со штативом Гайку, на лице которой была уже не решимость, а отчаяние, вздохнул:
— Ладно, кого я обманываю… Да, я волнуюсь! Такой я её не видел со времён истории с культом Колы. И меня это пугает даже больше, чем её летнее безвылазное сидение в мастерской! Тогда она была хоть и усталой, но счастливой, это было видно. А сейчас… Впрочем, Чип тогда не лежал в больнице на другом краю земли… Ты ничего не слышишь?!
— Слышу! — ответил австралиец, вслед за Дейлом поворачивая голову влево, откуда доносилось непонятное попискивание.
— Это из Гаечкиной палатки! — бурундук указал пальцем на крайнюю палатку слева. — Как думаешь, что это может быть?
— Что угодно: от будильника до атомной бомбы! — опасливо произнёс Рокки и позвал: — Гаечка! Подойди, пожалуйста!
Ответа не последовало. Дейл и Рокки повернулись к обрыву и увидели, что Гайка повернулась спиной к лагерю и неподвижно стоит, глядя куда-то на восток.
— Гаечка!!! — встревоженные не на шутку друзья подбежали к ней. Мышка по-прежнему не реагировала, хотя они кричали ей чуть ли не на ухо, и Дейлу пришлось взять её за плечи и развернуть к себе, чтобы наконец обратить на себя её внимание.
— Гаечка! Гаечка! Что с тобой?! Очнись!
— Чип?.. — пробормотала она.
— Нет, Гаечка, это не Чип, это я, Дейл!
— Чип?.. Дейл?.. Господи! — Гайка тряхнула головой и посмотрела на перепуганных друзей. — Ребята, вы что-нибудь слышали?!
— А то! — воскликнул Рокфор. — Твоя палатка трезвонит как заведённая!
— Моя па… — не закончив фразу, мышка стремглав бросилась к лагерю и скрылась за пологом своей палатки. Послышался грохот вытряхиваемых на землю вещей, и через минуту Гайка вышла, держа в руках маленькую чёрную коробочку, размерами и формой напоминавшую виброприёмопередатчик и оглашавшую окрестности громким писком.
— Что такое, Гаечка?!
— Кто-то проник в южный сектор системы вентиляции! — сообщила мышка, указывая на тревожно мигающий красным цветом один из двенадцати расположенных на крышке прибора светодиодов. — Но решётка закрыта и замаскирована так, что её даже вплотную не разглядеть! Как они…
— Насколько это серьёзно? — перебил её Рокки. Мышка нажала на кнопку на боку прибора, выключая звуковой сигнал, и пояснила:
— Если это грызуны, то на верхние этажи они не пройдут: там шахты узкие, а от насекомых поставлены RAID-ловушки на фотоэлементах и детекторах вибрации. Грызунам же останется либо вернуться назад, либо… Господи! Гараж! Если они найдут путь в гараж, то…
— …позавидуют тем, кто этого не сделал! — закончил за неё Дейл. — Оттуда им не выбраться! Батареи и двигатели со всех машин сняты и заперты в твоей мастерской, ворота заблокированы, а на двери в ангар кодовый замок! Они в ловушке!
Не успел он произнести последнее слово, как писк возобновился и замигал второй светодиод.
— Господи! — воскликнула мышка. — Дверь в ангар открылась! Но ведь это невозможно! Так быстро подобрать восьмизначный код нельзя!
Гайка опять нажала на ту же кнопку, но на этот раз писк не прекратился, а, наоборот, усилился, а количество одновременно мигающих светодиодов подскочило до пяти.
— Ого! — не смог сдержать эмоций Рокфор. — Да там целое вторжение!
— Не похоже… — возразила Гаечка, указывая на левый ряд светодиодов, из которых горел только один. — Периметр нарушен только в гаражной вентиляции и, судя по частоте мигания, лишь единожды. Зато внутри всё аж заходится, как будто этот кто-то вслепую носится по всему штабу. Впрочем, он может носиться по нему исключительно вслепую, поскольку в нашем городе сейчас глубокая ночь, а освещение мы выключили, поэтому в штабе не видно ни зги.
Она несколько раз нажала на кнопку, пытаясь отключить звуковой сигнал. Лучше бы она этого не делала, так как прибор спятил окончательно. Писк стал ещё громче, хаотично замигавшие огоньки всех двенадцати светодиодов уподобились гирляндам на Рождественской ёлке, и плюс ко всему включился по идее не совместимый со звуковым режимом вибратор.
— Ой! Как это?! Он не должен этого делать! — вскрикнула Гайка.
— Похоже, всё-таки неисправность! — заключил Рокки. — А я уж подумал, и впрямь нападение… Ой, что это?!
Последняя реплика относилась к внезапно ожившему автоматическому штативу. После включения вибратора прибор начал в буквальном смысле вырываться, и мышке пришлось обхватить его двумя руками. То ли при этом на пульте управления штативом, который по-прежнему находился в её правой руке, оказались нажатыми какие-то кнопки, то ли дурной пример приёмника оказался заразительным, но штатив тоже присоединился к общему веселью. Его верхняя часть с пятью длинными направляющими для креплений телескопа завертелась, превратив конструкцию в некий гибрид марсианского треножника и ветряной мельницы, а из основания повалил сизый дым.
— Гаечка!!! Пожар!!! — закричали остальные, но изобретательница и ухом не повела, а так и стояла, увлечённо борясь с взбесившимся прибором и не обращая никакого внимания ни на крики друзей, ни на дымящийся штатив, из недр которого уже показались язычки пламени. Схватив стоявший неподалёку сделанный из половинки одноразовой зажигалки огнетушитель, Рокки бросился тушить прибор, но предупредительный писк оказавшегося первым на месте аварии Вжика заставил его плашмя броситься на землю. Дейл тоже не зевал и в прыжке сбил с ног вскрикнувшую от неожиданности изобретательницу. И очень вовремя, потому что противный скрежет возвестил о том, что крепления не выдержали, и две длинные металлические планки разлетелись в разные стороны, бешено вращаясь и угрожая снести всё на своём пути. Одна из них перерезала угловую верёвку ближайшей палатки, а вторая просвистела в воздухе в миллиметре от того места, где ещё секунду назад находилась голова Гайки, срикошетила от ближайшего булыжника и улетела в долину. Не дожидаясь, когда летать научатся все остальные части штатива, австралиец метнул в него огнетушитель, и аппарат рухнул в пропасть, где и закончил своё существование с громким, пусть и не слышным с такой высоты грохотом.
— Дейл, что?.. Что это было? — спросила Гайка. Пищавший прибор наконец-то угомонился, хотя было непонятно, были ли тому причиной её действия или удар о землю сказался.
— Штатив, — сообщил бурундук, помогая ей подняться. — Как ты? Не ушиблась?
— Нет, я в полном порядке… Ты сказал: штатив? — мышка растерянно огляделась по сторонам, лишь сейчас обратив внимание на отсутствие своего новейшего изобретения. — А где он?..
— Внизу, — помогавший прийти в себя еле увернувшемуся от первой направляющей Вжику Рокфор махнул рукой в сторону обрыва. — Он вспыхнул и начал бросаться деталями, вот я его и сбросил. Я, конечно, знаю, что для тебя нет ничего невозможного, но боюсь, после падения с такой высоты от него мало что осталось, даже слышно ничего не было. Прости, он первый начал… Ты куда?!
— Сворачивать лагерь! — коротко бросила Гайка через плечо, направляясь к палаткам. — Мы возвращаемся!
— В смысле? — спросил Дейл.
— В смысле — домой.
— Ты имеешь в виду, в гостиницу? Но ведь…
— Нет, Дейл! Я имею в виду домой. В наш город.
— Но Гаечка! — возразил Рокки. — Я более чем уверен, что всё необходимое для починки, вернее постройки нового штатива, можно найти в Сурабайе! И потом, мы не успеем слетать туда и обратно до затмения…
— Забудьте о затмении, ребята! Собирайтесь скорее!
— Гаечка, а может, завтра…
— Нет! — заорала мышка. — Никаких «завтра»! Чтоб я этого слова больше не слышала!
— Хорошо-хорошо, прости! — поспешил извиниться Рокфор. — Но, может, ты хотя бы объяснишь, что происходит?
— Что-то случилось с Чипом. Плохое, я имею в виду.
— Но Гаечка, если всё дело в письмах от него, то задержка могла быть вызвана чем угодно, и…
— Дело не в письмах. Точнее, не только в письмах. Я ещё в Магеланге почувствовала, что… что что-то не так. А сейчас я… Не знаю, что это было, это нельзя объяснить, но… Все эти непонятно откуда взявшиеся лишние детали, загоревшийся штатив…
Рокфор недоверчиво хмыкнул.
— Гаечка, дорогая! Не хочу тебя расстраивать, но это далеко не первый в твоей практике случай появления лишних деталей! А уж сколько раз горели твои изобретения, даже такие, в которых гореть было просто нечему, — и не счесть!
— А этот сигнал из штаба?
— Может, это какой-то сбой? — предположил Дейл. — Как тогда, когда система среагировала на стукнувший в окно сухой лист?
— Но после этого я всё отрегулировала! И потом, это внутренние двери, откуда там взяться листьям?
— Да, действительно! Но дверь в ангар даже Рокки не вышибет, а код знаем только мы и…
— Чип, — закончила за него Гайка.
— Но это не может быть Чип! — возразил Вжик. — У него нога сломана! Он бы не смог добраться до вентиляции, не говоря уже о том, чтобы подняться по винтовой лестнице!
— Вот именно, ребята! Но вы же сами видели!
— Ну-у-у, вообще-то…
— Друзья, послушайте! Я понимаю, что все эти явления, я имею в виду отсутствие писем, лишние детали, сигнал и штатив, в принципе никак не связаны между собой и каждому из них можно найти сто объяснений, но всем вместе… Понимаете, у меня уже было нечто такое, и потом, я… Не знаю… В общем, я чувствую, что нам надо возвращаться! Пожалуйста, поверьте! Нам надо ехать! Сейчас! Немедленно!
Дейл, Рокки и Вжик переглянулись и по лицам друг друга поняли, что думают сейчас об одном и том же.
— Суббота, тринадцатое… — сказал бурундук.
— Вещий сон… — прошептал австралиец.
— «Боинг»… — пропищал Вжик.
И все как один бросились сворачивать лагерь. Хотя правильнее было бы сказать: бросать, поскольку времени у них было действительно в обрез. Гайка хотела покинуть остров уже сегодня, а для этого им надо было успеть к
— Скорее, ребята! Скорее! — подгоняла Гайка друзей, и так двигавшихся с предельно возможной в таких условиях скоростью. Но хоть они и оставили в лагере всё, кроме самого необходимого снаряжения и Гаечкиных инструментов, летать они от этого не научились. Поэтому как быстро они ни бежали и какие рекорды скорости лазанья по канатам ни ставили, спуск с горы занял у них чуть больше часа. А путь был ещё очень и очень неблизкий.
— Что теперь, Гаечка? — спросил Дейл, обессиленно плюхаясь на землю. — Лично я такой темп долго не выдержу! Может, поймаем такси?
— Такси не такси, а транспорт не помешал бы, — согласился Рокки, отжимая пот из шлема. — Автобус с туристами был бы в самый раз…
— Мы не можем ждать автобуса! Следующий появится только через час, а уедет — через три! — возразила Гаечка, обозревая окрестности в бинокль. — Но, думаю, выход есть! Туда! — и она указала на остановившийся на холме в полумиле от них ярко-красный внедорожник. Стараясь держаться за разбросанными тут и там булыжниками, команда подобралась к машине, принадлежавшей семье из четырёх человек. Глава семейства и старший сын устанавливали палатку, а младший под присмотром матери носился вокруг, собирая куски вулканической породы.
— Так, хорошо, и какой у нас план? — поинтересовался Рокки, когда они собрались за самым крупным из ближайших к машине камней. — Судя по всему, они здесь надолго. До самого затмения, скорей всего!
— Значит, их надо как-то вынудить вернуться в город, — ответила изобретательница.
— Это-то понятно, но как это сделать?
— А давайте напугаем их! — предложил Дейл. — Гаечка, у нас нет с собой зелёной краски?
— Зелёной краски? Зачем?
— Я вымажусь в ней и стану похож на радиоактивного монстра! — пояснил бурундук. — Как тогда, когда мы спасали этот, как его… траливалий!
— Улюлюний, — машинально поправила его Гаечка, впавшая после его слов в глубокую задумчивость.
— Да, именно! — продолжал Дейл, всё более воодушевляясь. — Я выкрашусь в зелёный цвет и нападу на них! Они перепугаются до полусмерти, запрыгнут в машину и поедут в город! То, что нужно! Ну, каково?
— Толково, — согласился Рокфор. — Вот только с зелёной краской у нас сегодня туго…
— Да? — бурундук сник. — А с оранжевой?
— С оранжевой тоже, прости. Так что ничего не выйдет, — австралиец сокрушённо развёл руками, но тут вмешалась Гайка.
— Выйдет! Дейл, раздевайся!
— Это зачем ещё? — опешил тот.
— Чтобы быть похожим на камень. Рокки, обсыпь Дейла пылью!
— А! — понял бурундук. — Я буду Ожившим Духом Вулкана!
— Нет, Дейл. Ты будешь булыжником.
— Булыжником? Всего-то? Не думаю, что они испугаются!
— Простого булыжника — нет. А ожившего и кусающегося?
— Ожившего и кус… — бурундук посмотрел на мальчика, который собрал из камней уже целую гору. — В смысле, я должен буду…
— Именно!
— Гаечка, дорогая, а ты уверена, что это сработает? — спросил Рокки и тут же закрыл рот рукой и зажмурился. Но было поздно.
— Должно сработать! Дейл, что ты стоишь? Быстрее!
Дейл и сам хотел, чтоб это всё поскорее закончилось, но ему пришлось повозиться и несколько раз перебегать с места на место, пока мальчуган наконец обратил на него внимание.
— Ух ты, какой интересный камень! — воскликнул он, подбегая к бурундуку и наклоняясь, чтобы взять его. Дейл уже изготовился кусать, но вдруг мальчик остановился и закричал:
— Мама! Мама! Я зашёл маленького зверька!
— Джонни! Не трогай это! — крикнула ему мать. К счастью для «Спасателей», Джонни оказался не только очень любопытным, но и непослушным мальчиком, и протянул руку к необычной находке. Дейл только этого и ждал. Вскочив на ноги, он со всей силы укусил мальчика за палец и дал дёру.
— А-а-а-а-а-а-а! — заревел Джонни, размахивая пострадавшей рукой. — Мама! Он меня укусил! А-а-а-а-а-а-а!
— Джонни!!! — завопила женщина, бросаясь к сыну. — Покажи мне, покажи… Господи! У тебя кровь! Фи-и-и-ил!!!
— Что случилось, Джоан?! Что с Джонни?!
— Его что-то укусило!!! Его срочно надо в больницу!!!
— Но, дорогая, у нас в машине есть аптечка со всем необходимым…
Спрятавшиеся за задним колесом автомобиля «Спасатели» похолодели. Но реакция Джоан превзошла их самые смелые ожидания.
— Аптечка?!! Фил, как ты можешь?!! Нашего сына укусила какая-то тропическая тварь, которая может быть бешеной, ядовитой или заразной, а ты хочешь обойтись аптечкой?!! — Она затрясла сына, который после её слов расплакался пуще прежнего. — Джонни, сынок, как ты себя чувствуешь?!
— Пло-о-о-хо…
— Всё будет хорошо, сынок, мы тебя вылечим!.. Фил, ну что ты стоишь?!! Поехали! Билли! В машину, быстро!!!
— Тропическая тварь, бешеная ядовитая зараза… — сердито бубнил Дейл, забираясь на бампер и помогая залезть Гаечке. — Так меня ещё не называли!
— С почином, малыш! — похлопал его по плечу Рокки. — Но это ещё ничего! Ты не слышал, как ко мне обращался вождь племени комодских варанов! Помнится, когда я уронил ему на хвост кокосовый орех, он назвал меня…
Внедорожник рванулся вперёд, и окончание истории потонуло в рёве мотора и клубах пыли. Отец Джонни явно в полной мере проникся волнением супруги, поэтому гнал во весь опор, и «Спасателям» пришлось держаться за несколько вбитых в запасное колесо альпинистских крючьев. Когда не сбавлявшая скорости машина проскочила Пано Рами и несколько посёлков поменьше, четвёрка возликовала, так как при такой скорости они должны были доехать до аэропорта «Джуанда» уже через час с небольшим. Но на шоссе внедорожник повернул не на север, к Сурабайе, а на юг, к Малангу, второму по величине городу провинции Восточная Ява. И хотя в нём без особого труда отыскалась конечная станция шедших в Сурабайю автобусов, когда взмыленные друзья выбежали на территорию аэропорта, «Аэробус-А
— Опоздали… Всё-таки опоздали… Ну почему, почему они повернули в этот проклятый Маланг?! — сокрушённо произнесла Гайка, взявшись за голову. Ей вторил Дейл:
— Как же нам теперь лететь? Прямых рейсов отсюда не бывает, а транзитный маршрут без компьютера не проложишь…
— Спокойно, друзья, ещё ничего не потеряно! — заверил всех Рокки, уверенно направляясь к аэровокзалу. — За мной!
Подхватив рюкзаки, бурундук и мышка поспешили за ним и Вжиком к боковому входу в терминал Б, в лабиринте служебных коридоров под которым располагался Малый терминал, предназначенный как раз для таких, как они, пассажиров. Здесь народу было немногим меньше, чем людей в главном здании аэровокзала, ведь и человеческий, и мир грызунов были охвачены предпраздничной лихорадкой. Очереди к справочным окошкам тянулись наискосок через весь зал и продвигались вперёд со скоростью старой улитки на склоне. Дейл и Гайка откровенно приуныли, но австралиец попросил их не обращать внимания на эту тянучку и уверенно повёл в другой конец зала. Там в тускло освещённом углу находилась неприметная дверца, на которой висела табличка с надписями на пяти языках: «Посторонним вход воспрещён».
— Рокки, а ты уверен, что нам сюда? — нервно спросил Дейл, оглядываясь по сторонам.
— Конечно, уверен! — ответил тот, стуча костяшками пальцев по кнопкам кодового замка.
— А откуда ты знаешь код? — поинтересовалась Гайка. — Впрочем, можешь не отвечать! — быстро добавила она, когда за дверью завыла сирена. Через секунду со всех сторон послышался быстро приближающийся металлический звон, и к дверям подкатились три блестящих шара, с громким лязгом превратившиеся в отрезавших всякие пути к отступлению броненосцев. Обычно этих уроженцев Центральной и Южной Америки можно было встретить за пределами ареала обитания разве что в зоопарках, но в последнее время их всё чаще привлекали для охраны важных объектов вроде жилищ богачей и таких стратегических анклавов, как Малые терминалы.
— Не двигаться! — приказал самый крупный из них. Его высокий голос и приобретённый восточный акцент звучали забавно, но мощный торс и боевая стойка излучали неприкрытую угрозу.
— Простите, любезный, — отвесил учтивый поклон Рокфор. — Не соблаговолили бы вы проводить нас к Буди Бамбангу?
— Какое у вас дело к бапаку17 Бамбангу?
— Личного характера, уважаемый.
— Он ваш друг?
— Я знаю его, он знает меня. Полагаю, вам ничего более не нужно знать, почтенный, — Рокки оставался подчёркнуто вежливым, однако добавил в голос немного стали, показывая охраннику, что крама18 крамой, но дистанцию следует выдерживать.
— Идите за мной! — гремя, как несмазанные рыцарские доспехи, броненосец открыл двери и пошёл впереди. «Спасатели» последовали за ним, ещё один броненосец замыкал процессию.
— Рокки, куда нас ведут? И кто такой этот Вуди Банг-Банг? — шёпотом спросил Дейл. Усач нахмурился.
— Запомни, Дейл! Не Вуди, а Буди, и не Банг-Банг, а Бамбанг! Буди в переводе с яванского означает «мудрец», а Бамбанг — «рыцарь»! Он начальник здешнего почтового отделения и мой старый знакомый! Надеюсь, он уже простил мне тот инцидент с коробкой сыра…
Дейл и Вжик судорожно сглотнули, вспомнив, что Рокфор говорил практически то же самое по дороге к бомбардировщику Гиго, и закончилось всё гигантским слаломом на выживание. Австралиец явно подумал о том же самом и поспешил успокоить товарищей:
— Не дрейфьте, ребята! Он хороший парень, и обязательно вам понрав… Вау!!!
Аэропорты в Юго-Восточной Азии всегда отличались высочайшим уровнем используемого в них электронного оборудования. А поскольку в этой части земного шара технический прогресс шёл особенно быстро и на свалках можно было без труда найти полностью работоспособные компьютеры, терминалы грызунов ненамного от них отставали. Не было исключением и почтовое отделение аэропорта «Джуанда». И пускай здесь не стояли пять объединённых в вычислительный кластер ноутбуков, как в Международном аэропорту Гонконга, а маршрут для письма не задавался при помощи световых перьев на плазменном экране с диагональю
Почтовое отделение размещалось в просторной освещённой лампами дневного света комнате площадью семь на пять и высотой потолка полтора фута. Под аккомпанемент мерного гудения подключённого к информационной сети аэропорта блейд-сервера на двух семнадцатидюймовых мониторах выводились последние данные об авиарейсах, прогнозе погоды и времени в крупнейших мегаполисах мира — в общем, всё то, что видели люди на табло в главном зале аэровокзала. Полностью автоматизированная система требовала лишь минимального вмешательства и контроля, поэтому в комнате сидели только трое, одним из которых был начальник отделения — довольно-таки крупный для своего вида седовласый и седоусый поссум-пигмей ростом лишь немного уступавший Рокфору и на фоне двух своих щуплых подчинённых-мышей смотревшийся особенно авторитетно.
— Бапак Бамбанг! — поклонился броненосец, войдя в зал. — К вам посетители!
— Спасибо, Гунтур! — поблагодарил поссум, поворачиваясь к двери и разглядывая вошедших. — Ты можешь ид… Ты?!
— Я, бапак Бамбанг, — австралиец поклонился поссуму вдвое ниже, чем охраннику.
Бамбанг медленно поднялся со стула и, приблизившись к так и стоявшему с преклонённой головой Рокфору, произнёс бесцветным голосом:
— Значит, ты вернулся? Посмел прийти сюда после всего того, что сделал? Посмел вот так вот запросто явиться сюда?
— Бапак Бамбанг, я могу всё объяснить…
— Надеюсь, что это так. Очень надеюсь, что это так, — прошипел поссум, подходя к Рокки вплотную. — Помнится, в прошлый раз ты и твой подельник-пилот покинули нас слишком поспешно, чтобы соблюсти весь необходимый этикет. Кстати, где он? Его звали Гиго, если мне не изменяет память…
— Вы знали моего отца? — спросила Гайка, выступая вперёд.
— Вашего отца? — переспросил Бамбанг.
— Да, моего отца. Я Гайка Хэкренч, дочь Гиго Хэкренча.
— А где он сам? Или, в отличие от вашего приятеля, у него хватило совести не показываться здесь?
— Он погиб несколько лет назад, — тихо ответила мышка.
— Эта новость воистину из тех, что сжимают сердце холодной рукою скорби, нона19, — произнёс старый поссум, еле-еле прикрыв глаза в знак величайшей печали, которую только мог испытывать по поводу трагической смерти одного из давних недругов.
— Бапак Бамбанг, пожалуйста, помогите нам! — попросила Гайка. — Я не знаю, что сделал Рокки, но уверена, что он очень сожалеет и раскаивается в содеянном, а нам очень нужна ваша помощь! Нашему другу угрожает опасность! Пожалуйста!
Пока она говорила, на лице начальника отделения не дрогнул ни один мускул. Какое-то время все молчали, после чего поссум посмотрел на Рокки.
— Что скажешь ты?
— Скажу, что она права, бапак Бамбанг. Я действительно очень сожалею о своём недостойном поступке. Знаю, мне нет оправдания, но я прошу не для себя, а для Гаечки, дочери моего старого товарища. Ни его, ни тем паче её вины в этом нет, она всецело на мне. Пожалуйста, бапак.
— Твои доводы мне понятны, — ответил поссум, скрестив руки на груди. — Посмотрим, так ли оно будет с вашей просьбой.
— Нам нужно срочно попасть на Западное побережье США, — сказала Гаечка. — Мы опоздали на наш самолёт и теперь не знаем, как нам побыстрее добраться туда. Не могли бы вы составить для нас маршрут?
Бамбанг ответил далеко не сразу.
— Ну что ж, так и быть, я помогу вам поскорей покинуть наш гостеприимный остров. Но у меня есть одно условие.
— Какое же? — спросил Рокфор.
— Никогда больше не видеть вас. Никого. Ни вас, ни ваших родственников до седьмой ветви.
— Всего-то? — воскликнул Дейл. — Если честно, не очень-то и хотелось! Что ж, по рукам!
Поссум криво усмехнулся.
— Горячая молодость высказалась. Что скажут Красота, Быстрота и Чревоугодие?
— Без проблем, — сказала Гаечка.
— О’кей! — пискнул Вжик.
— Я согласен, бапак, — кивнул Рокфор.
— В таком случае будем считать, что понимание достигнуто.
Сказав это, Бамбанг развернулся и пошёл к своему пульту — закреплённому на круглом столе раскладному мобильному телефону. Откинув крышку аппарата, поссум застучал по клавишам. Получив ответ, он дал «Спасателям» знак приблизиться и развернул аппарат экраном к ним.
— Как видите, — указал он на верхнюю, выделенную красным строчку списка, — последний на сегодня самолёт, с которого можно было улететь непосредственно отсюда, уже отбыл. Поэтому вам нужно лететь в Джакарту и сесть на самолёт «Кореан Эйр», рейс КЕ
— А это что за рейс? — Дейл указал на самую нижнюю строчку таблицы, в которой в графе «Время прибытия в конечный пункт» значилось
— Это? Это рейс через Бали и Токио, — не моргнув глазом, ответил поссум.
— Но ведь он получается быстрее, разве нет?
— Нет, не получается. Здесь, — Бамбанг постучал когтем по экрану, — указано расчётное время прибытия в идеальных условиях. Но там, где дело касается «Нариты», идеальных условий просто не бывает.
— «Нариты»? — не понял Дейл.
— Токийский аэропорт. Второй по загруженности аэропорт Японии, — ответил Рокфор. Начальник почтового отделения кивнул.
— Именно. Задержки от десяти минут до получаса — обычное дело.
— Так много? — недоверчиво переспросила Гайка. — При всех их мощностях и дисциплине?
— Нагрузка возрастает быстрее, чем растёт бамбук. Они уже строят два новых аэропорта в соседних префектурах, но пока вынуждены покоряться. Конечно, вы можете отправиться тем рейсом, но не рассчитывайте прибыть домой раньше девяти. Впрочем, если сорок минут время года не меняют…
— Меняют! Более чем меняют! — заверила его Гайка. — Когда ближайший рейс до Джакарты?
— Здесь всё написано.
— Спасибо, бапак! — Рокфор ещё раз поклонился. — Ваша доброта воистину не знает пределов!
— Чего не скажешь о моём терпении. Гунтур, проводи наших гостей. Счастливо долететь. Прощайте.
—
— Это условное обозначение для «Боинга-
— Почти то же самое, что и в Занзибаре, — ответил австралиец, проталкиваясь сквозь плотные ряды пассажиров к ведущему в терминал А коридору. — Мы с Гиго помогали местным справиться с бандой нападавших на почтовых голубей залётных коршунов. Чтобы выманить их, мы полдня обклеивали «Вопящий орёл» голубиными перьями!
— И они купились?! — удивилась Гайка. — Но ведь «Вопящий орёл» гораздо больше голубя!
— И крыльями не машет! — добавил Дейл. Рокки лишь руками развёл.
— Согласен, план был не без изъянов, но он сработал! В конце концов, не даром мы прицепили к самолёту огромный ящик! Вот они и клюнули, причём во всех смыслах, но быстро клювы об корпус пообломали, и тогда принялись нам лапами крылья отрывать! И чуть не сделали это, доложу я тебе! Но Гиго предусмотрительно установил на «Орёл» стрело- и сеткометы, так что самых наглых мы быстро повязали! А нескольких оставшихся преследовали до самого океана, о как! Прямо как тогда, в Андах…
— Про Анды потом! — перебил его бурундук. — Дальше-то что было?
— Дальше? Ну, как тебе сказать… В общем, вернулись мы сюда. Гиго остался у самолёта, а я пошёл к Бамбангу за наградой. А почтовое отделение в то время располагалось не здесь, потому что этого здания тогда ещё не было, а в багажном отделении аэровокзала, чтобы почту удобнее было подбрасывать. И вот я вхожу, а они как раз какую-то посылку принимают, как оказалось, из Голландии. А грузчик её возьми да и урони. Вот ящик и треснул…
— Понятно, — кивнула мышка. — Там оказался сыр, который ты благополучно стрескал!
— Ну… — Рокфор замялся. — Это необязательно формулировать именно так, но в целом верно. Должен сказать, я более вкусного сыра в жизни не ел! Тут все завопили, закричали, кинулись меня ловить всем аэропортом. Я бы, конечно, поборолся, да только много их было, пришлось брать ноги в руки. Гиго наверняка сильно удивился, когда увидел, что я возвращаюсь не с наградой, а с целой толпой почтальонов-убийц за спиной. Но не растерялся, а быстро сообразил, где раки зимуют и завёл двигатели, так что я в самолёт прыгал, когда он уже взлетал… Так, стоп, где это мы вообще?
Хотя друзьям пришлось немного поплутать, они добрались до терминала А точно к назначенному времени. Разумеется, никаких ведущих прямо в салон самолёта телескопических рукавов здесь не было. Пассажиры-грызуны выстраивались в колонну по два перед широкой лестницей, ведущей к одному из раскиданных по территории аэропорта отверстий для стока воды, которое располагалось как раз под стоящим у терминала самолётом. Когда наблюдавший за обстановкой у самолёта дежурный просигнализировал, что людей поблизости нет, решётку открыли, и грызуны побежали к боковым стойкам шасси, по которым забрались на борт. В
— Последний на Джакарту отбыл, бапак!
И действительно, напротив всех остальных рейсов на Джакарту, первый из которых должен был подняться в воздух через пятнадцать минут, значилось «отменён».
— Ну что ж, точно по расписанию, — кивнул Бамбанг. — Работаем через Бали!
Операторы застучали по клавишам переделанных в терминалы мобильных телефонов, внося необходимые изменения в программу вычисления маршрута для почты, а седой поссум расслабленно откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Всё получилось как нельзя лучше, и отчаянно спешащая четвёрка не обратила внимания на значившуюся в углу показанного им расписания дату. Число и месяц совпадали. Год — нет. Он специально показал им расписание на будущее, зная, что с
Жизненным кредо Буди Бамбанга была максима: «Ничто под солнцем не остаётся без ответа», и он неотступно следовал ей. Следовал ей тогда, когда настойчиво убеждал двух чужеземцев согласиться принять щедрую награду за разгром банды коршунов. Следовал ей и сейчас. Он был по-прежнему должен им их награду, поэтому не приказал вышвырнуть австралийца и дочь американца прочь и даже составил по их просьбе маршрут, отплатив таким образом за оказанную много лет назад услугу. Теперь пришёл их черёд заплатить за всё то, что ему пришлось пережить и вынести с того злополучного дня, когда усач-обжора съел коллекционный сыр, доставленный из далёкой Голландии в дар ручному хорьку губернатора провинции.
За доставку этого груза Бамбанг отвечал головой и не лишился её лишь потому, что героически сражался за сыр, а потом до последнего преследовал улетающий самолёт и даже успел схватиться за шасси, но не удержался и упал на бетон полосы. Хорёк посчитал, что в физическом плане он понёс достаточно строгое наказание, поэтому оставил его в живых. Однако понизил его — самого перспективного работника Экваториального сектора Международной голубиной почты — до простого сортировщика писем. К тому времени Буди уже пять лет прослужил начальником почтового отделения, день ото дня ему прочили пост директора сектора, но этот инцидент навсегда закрыл ему путь на самый верх. Бамбанг не роптал, заново прошёл все ступени карьерной лестницы и снова занял пост начальника почтового отделения, который отныне был для него потолком. Не проходило и дня, чтобы он не вспоминал погубившего его карьеру австралийца и помогавшего ему сбежать от возмездия американца, придумывая на досуге самые экзотические планы мести.
К великому сожалению, его работа не позволяла ему самому отправиться на их поиски, а гордость — нанять кого-то другого. Поэтому он прилежно работал, зная, что если богам будет угодно, река судьбы принесёт недругов к его берегу. Так оно и случилось, причём гораздо лучше, чем он позволял себе надеяться. Они сами пришли к нему, и не просто так, а просить о помощи. Наверное, думали, что он всё забыл или не станет ворошить прошлое. Порождения Запада, что с них взять. Они ничего не знают о мести, которая зреет годами, накапливая силы, чтобы потом пробудиться и заявить о себе всем и вся. Как тропический циклон, которому Бамбанг вверил судьбу своих врагов. Он не питал иллюзий относительно того, выживут они или нет. Разумеется, выживут. Спрячутся глубоко в подвалах аэровокзала и переждут ненастье там. Но если то, что они рассказали, правда, и даже лишние сорок минут могут решить судьбу их друга, то на помощь ему они уже не успеют.
«Ничто под солнцем не должно оставаться без ответа. Помощь за помощь. Жизнь за жизнь. Равновесие соблюдено…» — подумал Бамбанг. Он вновь представил себе лица австралийца и американки, и впервые за многие годы на его губах заиграла действительно счастливая улыбка.
— Почему так трясёт?.. Почему?.. — стонал Дейл, ярко-красная гавайка которого в сочетании с зелёным цветом лица делала его один в один увеличенной копией Вжика. Самолёт мотало из стороны в сторону, и всем пассажирам приходилось изо всех сил держаться за подлокотники откидных сидений, ряды которых располагались по краям багажного отделения под салоном первого класса. Всего на борту было около пятидесяти грызунов — внушительная цифра, если учесть, что до сих пор лишь относительно небольшой процент животных отваживались отправляться в далёкие путешествия. Поэтому столь большое количество пассажиров-грызунов объяснялось не только и не столько оживлением накануне праздников, сколько тем, что рейс был внутренним. К примеру, из Америки на Тайвань «Спасатели» летели в компании лишь дюжины попутчиков.
— Болтанка! — чтобы перекрыть царящий вокруг грохот, Гайке приходилось кричать во весь голос. — Должно быть, мы попали в грозу!
— Грозу?! — раздался насмешливый голос, принадлежавший сидевшей слева от них белке-летяге в толстой набитой ватой куртке. — Вот уж точно, всем грозам гроза! Берите выше, нона! Это настоящий тропический циклон!
— Циклон? — изумилась Гайка.
— Ну да, циклон! Вы что, новостей не смотрели и прогноз погоды не слушали?
— Вообще-то, слушали, но только для Сурабайи. А долго он продлится, не знаете?
— Кто знает? Но вам в любом случае крупно повезло! Это последний самолёт в столицу на ближайшие сутки!
— Сутки?! — хором вскричали «Спасатели» и растерянно переглянулись.
— Нет, этого не может быть… — прошептала Гайка. Слышно её не было, но выражение лица было красноречивее самых пронзительных криков.
— Не волнуйся, Гаечка! — произнёс Дейл самым жизнерадостным тоном, на какой только был способен в нынешнем полуобморочном состоянии. — Если аэропорт закрыли для прилёта, это не значит, что из него нельзя улететь, правда?
Мышка лишь покачала головой и сжала его ладонь, благодаря за попытку подбодрить её, однако она была слишком хорошо знакома с системой функционирования аэропортов в условиях стихийного бедствия, чтобы слова друга могли растопить образовавшийся у неё в груди ледяной ком. Она так и просидела всю оставшуюся часть пути, но стоило шасси с визгом коснуться полосы, как она подскочила с места и рванулась к выходу. Остальные последовали за ней, лишь Дейл, поначалу способный передвигаться исключительно ползком, замешкался.
Из ведущих в гондолу шасси дверей был виден лишь мокрый асфальт, но стоило Гайке спуститься на стойку, как она словно перенеслась на другую планету. Небо было практически чёрным, а завывание ветра перекрывало шум двигателей самолёта, ползущего к скрытому во мгле аэровокзалу, чьи едва пробивающиеся сквозь стену дождя огни казались такими же далёкими и недосягаемыми, как невидимые за тучами звёзды. Но вот из темноты показался терминал с уже начавшим выдвигаться навстречу лайнеру рукавом, и Гайка, не дожидаясь остановки, спрыгнула на землю и побежала туда, где, как она помнила, находился вход в Малый терминал аэропорта Сукарно-Хатта. На память она не жаловалась, но из-за сбивающего с ног ветра и заливающего глаза дождя отыскала его далеко не сразу, да и то исключительно потому, что на дежурившем возле него длинноносом бандикуте была надета ярко-жёлтая куртка со светоотражателями.
— Простите! — закричала она, хватая дежурного за рукав. — Мне нужно…
— Быстрее, нона, быстрее! — бандикут взял её за плечи и толкнул к двери. — Проходите внутрь! Здесь оставаться опасно!
— Нет, нет, погодите! — Гайка вырвалась и вновь вцепилась в его руку. — Скажите, это… это всё надолго? У нас рейс в
— Какой ещё рейс, вы что?! — воскликнул служащий.
— «Кореан Эйр», Джакарта — Сеул, — ответила Гайка.
— Думаю, дорогая, он имеет в виду не это! — заметил запыхавшийся от быстрого бега Рокфор. Его роскошные усы промокли и обвисли, и вода с них текла ручьями ему за шиворот, прямо на голову укрывшемуся от непогоды под свитером старого приятеля Вжику. Дейл, которого брызги воды и пронизывающий до костей ветер мгновенно привели в чувство, тоже догнал их и встал рядом с Гаечкой.
— В-вы х-хот-тите ск-казать, — вступил он в разговор, стуча зубами от холода, — ч-что м-мы ник-куда н-не ул-летим?
— Разве что прямиком на небеса, если не поторопитесь! — сердито ответил бандикут, снова толкая бурундука и мышку ко входу в здание. Но ни он, ни она не двинулись с места.
— Мы никуда не уйдём, пока вы нам не ответите!
— Послушайте, я не знаю, что вы все задумали, но учтите, что если понадобится, я применю силу…
— Полегче, приятель! — с трудом, но закатал промокшие насквозь рукава Рокфор. — Мы тоже можем много чего применить! Говори, что тут у вас творится?
— Что творится?! Вы что, с луны свалились?! Оглянитесь вокруг! На нас надвигается циклон четвёртой категории, которая с минуту на минуту сменится пятой! А вы ещё спрашиваете!
— Господи… — пробормотала мышка и, закрыв лицо рукой, отошла в сторону. Её уже ничего не интересовало. Она услышала всё. В отличие от Дейла, который не удержался и решил уточнить.
— То ес-сть все р-рейсы…
— Ну какие рейсы?! — дежурный уже просто кричал. — Аэропорт закрыт на ближайшие сутки как минимум! Ну что, что вы рты разинули?! Быстрее внутрь, пока не унесло!
— Он прав, малыш, — печально констатировал Рокфор. — Мы уже ничего не сделаем…
— Это он! Твой так называемый друг! — от злости Дейл позабыл о холоде и дрожи. — Это он всё подстроил! Как ты там говорил?! «Надеюсь, он простил меня за тот ящик сыра», да?! Да уж, простил! По самое «не хочу» простил!!!
Плечи австралийца опустились, и он тихо, еле слышно за свистом беснующегося ветра, сказал:
— Да, ты прав, я должен был понять… Почувствовать… Что уж теперь… — Рокки махнул рукой в сторону стоявшей поодаль спиной к ним Гайки. — Скажи ей, что нам нужно внутрь.
Красноносый, хотя в данный момент скорее синеносый, бурундук кивнул и подошёл к стоявшей как изваяние мышке, которая смотрела куда-то вдаль и не обращала на ветер и дождь ни малейшего внимания.
— Г-гаечка, — позвал Дейл, кладя руку ей на плечо. — П-пожалуйста, пошли внутрь. Т-там лучше, т-теплее…
— Дейл, дай мне, пожалуйста, бинокль! — попросила Гайка совершенно спокойным голосом, каким за столом просят передать соль или перец.
— Б-бинокль? — не понял Дейл. — Но в-ведь…
— Быстрее! — поторопила друга мышка, и тот, по-прежнему не понимая, что происходит, повиновался. Получив оптику, она устремила взор на другой конец аэропорта, к грузовому терминалу, где мигали привлёкшие её внимание огни, которые невозможно было спутать ни с чем другим. Это были аэронавигационные огни самолёта.
— Ребята, идёмте скорее! — крикнул подошедший к ним Рокфор. Прибежавший следом дежурный был более резок и заорал во весь голос:
— Послушайте, вы!!! Или вы идёте внутрь, или я закрываю двери, и вы боретесь со стихией сами! Вам всё ясно?!
— Нет, не всё! — ответила изобретательница и указала на огни. — Что это там за самолёт?
— Это? Это транспорт «Американского Красного Креста»! Везёт почку для срочной трансплантации!
— А к-как же цик-цик-клон? — спросил Дейл, показывая рукой вокруг себя.
— Они сказали, что попробуют пробиться, и им дали разрешение на взлёт в виде исключения! Им всё равно, сидеть на земле или упасть в океан! Так или иначе лишних суток пациент не протянет!
При слове «пациент» у Гайки ёкнуло сердце. Она бросилась к дежурному и буквально вцепилась в его руку.
— Вы сказали, «Американский Красный Крест»?! — закричала она. — Он летит в США, да?! Куда именно?! Куда?!
— Послушайте, нона, посадки на него всё равно не будет!..
— Чёрт возьми! Скажите, куда он летит?!
— В Сан-Анджелес!
— В… в Сан-Анджелес?! — у мышки перехватило дыхание. — Уверены… вы… вы уверены?!
— У него груз для Тихоокеанского центра! Конечно, я уверен!
— Господи! Господи! — Гайка порывисто обняла дежурного и так крепко поцеловала в обе щёки, что с того аж капюшон слетел. — Спасибо! Спасибо вам огромное!
— Не за что, нона… — растерянно пробормотал бандикут, но тут же встрепенулся и, прокашлявшись, грозно спросил:
— Так вы идёте или нет?! Я закрываюсь!
— Благодарю, но нет! У нас… у нас похожая ситуация, мы тоже не можем ждать и просто обязаны сесть на этот самолёт! Счастливо вам! Бежим, ребята!
— Стойте! — крикнул служащий аэропорта. — Там вам не пройти! Вас попросту унесёт или задавит!
И действительно: если здесь, под прикрытием здания терминала, ветер и дождь «всего лишь» не давали нормально разговаривать, то на поле аэродрома не сдерживаемая ничем стихия разгулялась вовсю, и над гудроном то и дело пролетали листья пальм и сорванные с крыш аэродромных пристроек куски кровли.
— М-да… — произнёс Дейл, пряча руки под гавайку. — Ж-жаль, что на т-том с-самол-ё-ёте везут не с-сыр-р! Рокки бы его п-почу-уял, взял бы нас под м-мышки и понёсся б-бы, как та ра-акета! В два счёта д-до-оставил бы прямо к трапу, и ни д-дождь, ни х-холод-дрыга не помешали б-бы!
— Ракета, дождь, холодрыга… — медленно повторила Гайка и тут же просияла. — Господи, Дейл! Ты гений!
— Конечно, гений! — моментально согревшийся бурундук горделиво улыбнулся. — А что я такого сказал?
— Скоро узнаешь! — пообещала мышка и обратилась к дежурному. — Скажите, как быстрее всего попасть в багажное отделение?
— Багажное? Вообще-то, это против правил…
— Пожалуйста! — взмолилась Гаечка. — Это вопрос жизни и смерти! Прошу вас!
Бандикут посмотрел в её полные мольбы глаза и понял, что никогда в жизни ему ещё ничего не хотелось так сильно, как сейчас — нарушить инструкцию. Поэтому он глубоко вздохнул и сказал.
— Что ж, всё едино я на десять минут с закрытием дверей опоздал. Одним нарушением больше, одним меньше… Идёмте!
Ветер усиливался, и крупные капли дождя всё громче барабанили по обшивке и стеклу кабины выруливающего на полосу «боинга». Потоки воды были настолько сильными, что дворники с ними уже не справлялись, и даже мощные фары не позволяли видеть дальше, чем на дюжину футов, из-за чего экипажу приходилось вести самолёт, следуя инструкциям с башни управления. Пилоты и диспетчеры были слишком поглощены стоящей перед ними задачей и уже давно не обращали внимания даже на самые крупные из проносимых по полосе предметов. Поэтому даже если бы один из них случайно разглядел бы в свой бинокль несущийся зигзагами по рулевой дорожке и то и дело подскакивающий объект, то лишь скользнул бы по нему взглядом, решив, что это всего-навсего принесённый циклоном откуда-то издалека мусор. Лишь кто-то достаточно безответственный, чтобы в такой напряжённый момент глазеть на что попало, мог после продолжительных наблюдений отметить пару очень странных особенностей этого предмета. Но если то самое зигзагообразное движение, которое хоть и выглядело бессистемным, уж больно сильно смахивало на манёвры уклонения от летящего навстречу мусора, ещё можно было счесть случайностью, то объяснить, почему объект двигается против ветра, было гораздо сложнее. Ведь это был вовсе не мусор, а средство передвижения очень нетривиальной конструкции.
Основу сей невиданной машины составляла пара слаломных роликовых коньков, которые нашлись в кричаще яркой спортивной сумке и благодаря твёрдым ботинкам как нельзя лучше подходили для суровых погодных условий. Соединялись коньки двумя маневровыми планками, сделанными из рукояток выдвижных ручек чемоданов, крепившихся к ботинкам при помощи двух шурупов, которые не давали им слететь, но позволяли поворачиваться. Сквозь расположенные на боках верхней ручки отверстия для винтиков были продеты две пары шнурков, которые «Спасатели» сняли с найденных в той же сумке, что и ролики, кроссовок, разрезали пополам и переплели для прочности. Первая пара, перекинутая через закреплённые на внешней стороне ботинок при помощи изоленты металлические крючки от вешалок, позволяла Гайке путём попеременного потягивания за вторые концы двигать верхнюю планку вправо-влево. Другая пара шнурков, концы которых также находились в руках мышки, была продета в кольцо закреплённого в носовой части двумя крепёжными болтами штатного тормоза одного из коньков, а вторым концом привязывалась к внешней стороне противоположной по отношению к руке водителя ручки. Поскольку нижняя планка, вставленная в прорези между роликовой рамой и подошвой, оставалась при этом неподвижной, горизонтальное перемещение верхней планки приводило к синхронному наклону ботинок в ту же сторону, а натяжение второй пары шнурков — к тому, что один ботинок выезжал вперёд на длину одного колеса. Такая комбинация наклона и выдвижения вперёд позволяла спешно построенному мышкой роллеромобилю поворачиваться, однако сдвинуть его с места сама по себе она была неспособна.
Тут-то и пригодилась реплика Дейла относительно ракеты и холодрыги. Первая навела Гайку на мысль об использовании реактивной тяги, а вторая — на то, что можно взять в качестве движителя. Она бы с большим удовольствием воспользовалась предельно эффективными в таких случаях фейерверками20, но отыскать их в багажном отделении аэропорта было мудрёно. В отличие от гораздо более прозаического фена, который без проблем нашёлся в первом же чемодане с женским именем на бирке, и очень скоро роллеромобиль был готов. Дейл тут же торжественно нарёк его «Перекати-гром», и несмотря на то, что бурундук всего-навсего переиначил написанное на спортивной сумке название известного роллердрома21, что оно подходило к погоде и что «того»
Оставалось решить проблему электропитания, ведь даже в режиме «холодной сушки» энергопотребление фена опускалось немногим ниже отметки
— Хо-хо-хо… — протянул Рокфор, когда команда выкатила готовый «Перекати-гром» на улицу. — Уж на что Гиго был великим лётчиком, но и он в такую погоду не выгнал бы из ангара свой
— Ты прав, Рокки! — кивнула Гаечка и посмотрела на друзей. — Ребята, я хочу, чтобы вы знали, что это очень и очень опасно! Именно поэтому я должна сказать вам, что… Короче говоря, вам необязательно лететь со мной.
— Что?! Как это?! Почему это?! Бз-бзбззззз-бз-бз! — зашумели остальные, и мышка подняла руку, призывая всех успокоиться.
— Поймите, у этого самолёта шансов на самом деле очень и очень мало, и если мы все погибнем, то… Поверьте, я прекрасно справлюсь! Во всём разберусь, если надо — вооружусь и возьму гиротанк, как в деле о культе Колы! А вы прилетите позже! У вас ещё останется достаточное количество батареек, чтобы доехать до одного из зданий и укрыться там!
Рокфор скрестил руки на груди и нахмурился.
— То есть ты хочешь, чтобы я отпустил дочку моего старого друга одну с незнакомыми мне пилотами туда? — он кивнул на абсолютно чёрное небо на севере. — Даже не думай об этом!
— Точно! Не думай! — поддержал его Дейл, залезая на роллеромобиль. — Летят или все, или никто! Поехали!
— Но ребята, поймите, я… я не могу подвергать вас такому риску!
— Риску, говоришь? — переспросил Рокки, протискиваясь в левый ботинок. — Ты запихнула нас в два роликовых конька с прикреплённым к ним клейкой лентой феном, управляя которыми при помощи шнурков, собираешься пересечь находящийся в зоне тропического циклона аэропорт и сесть на взлетающий самолёт, а теперь говоришь, что не хочешь подвергать нас риску? Забудь об этом!
— Вот именно! — донёсся из правого ботинка голос Дейла. — Забудь!
— Но… — Гайка забралась на место водителя и заглянула в ботинок. — Дейл, пойми, я ведь серьёзно!
Бурундук вскарабкался наверх, положил руки мышке на плечи и посмотрел ей в глаза.
— Я тоже серьёзно, Гаечка! Если хочешь, чтоб я остался, тебе придётся меня оглушить, связать и запихнуть в самый глубокий подвал! Одну я тебя никуда не отпущу! Так что, как поётся в одной песне, заткнись и веди!.. Ой, боже, извини! Я…
— Ничего, Дейл! — улыбнулась Гайка. — Спасибо тебе!
— Не за что! Если что, ты знаешь, где меня найти!
— Знаю! — мышка рассмеялась и стала запихивать друга назад в ботинок. — Давай-давай, полезай! Едем! «Спасатели», вперёд!
И они поехали. Пристегнувшаяся застёжкой-липучкой Гайка попеременно дёргала за шнурки, ведя обёрнутый в пластиковый пакет для защиты от дождя драгоценного фена «Перекати-гром» за смутно видневшимся за пеленой дождя самолётом, а Рокки и Дейл меняли батарейки. Внутри жёстких, с толстыми стенками ботинок было жарко, темно и тесно, особенно широкоплечему австралийцу. Но это было ничто по сравнению с неизвестностью, с которой вынуждены были мириться друзья, поскольку сквозь небольшие оставленные для вентиляции щели мало что можно было увидеть, а услышать из-за работающей прямо над ухом сушилки для волос и того меньше. Поэтому голос то и дело окликавшей их изобретательницы был для друзей всё равно что глоток свежего воздуха.
— Сколько осталось батареек, Рокки?! — громко спросила Гайка, наклоняясь к левому ботинку.
— Ещё пять единиц, дорогая! — что было сил крикнул Рокфор, дабы перекрыть вой ветра и гудение фена.
— А у тебя, Дейл?!
— Всё в порядке, Гаечка! Тут этого добра столько, что можно и себе проблесковые маячки заводить!
— Ты, как всегда, в своём репертуаре, Дейл! — прыснула мышка.
— Согласен, Гаечка! Резервуар «Куку-Колы» был бы сейчас как нельзя кстати! Хотя я бы не отказался и от… — бурундук не договорил, так как зелёная лампочка на зарядном, вернее, теперь уже разрядном устройстве потухла, сигнализируя об исчерпании заряда. И он, сноровисто, всего в два приёма заменив батарейки, продолжил:
— Говорю, от кружки воды тоже не отказался бы! Здесь просто парилка!
— А я, наоборот, на эту воду уже смотреть не могу! — ответила Гайка. — У меня её тут столько, что хватит на бесперебойное снабжение такого города, как наш, в течение сорока пяти-сорока девяти часов! Точнее не скажу, надо интегрировать!
— Не надо никуда эмигрировать, Гаечка! У нас хороший город! Нет, я понимаю, землетрясения и всё такое, но ведь здесь ещё хуже!
— Господи, Дейл, ты не понял! — мышка засмеялась, и у Дейла отлегло от сердца. — Ладно, приготовьтесь! Мы уже почти догнали его!
— А где он? — спросил Рокки, утирая пот со лба после выбрасывания за борт очередной батарейки. Вместо мышки ответил сидевший на самом верху ботинка Вжик.
— Что? — переспросил Рокки. — Выруливает на полосу?! Но ведь это значит, что он вот-вот взлетит!
— Нет, Рокки! — крикнула Гайка. — Они будут лететь на восток, поэтому взлетать будут с другого конца полосы! Так что ему ещё ехать и ех… Господи!!!
— Что?! Что такое?! — переполошились все.
— Он… Он останавливается! Так, словно будет взлетать сейчас! Но… но это же… Господи! — «Спасательница» схватилась за голову, на секунду выпустив «вожжи», и «Перекати-гром» повело вбок, поскольку из-за Рокки левый ботинок был тяжелее и устойчивее, чем правый.
— Что случилось, Гаечка?! Что там?!
— Я не учла! Я забыла, что у них особый случай, что им не до этого и они будут взлетать при первой возможности! Боже! Они запускают двигатели! Слышите?!
И действительно, к уже привычным рёву ветра и гудению фена добавился новый, постепенно нарастающий низкий гул.
— Что же делать, что же делать… — бормотала Гайка, оценивая расстояние до лайнера и прикидывая, где он будет, когда «Спасатели» доедут туда, где сейчас находятся боковые стойки шасси. Получалось, что за это время начавший двигаться самолёт проедет как минимум сто футов. Это расстояние «Перекати-гром» преодолеет за две секунды с небольшим, но лайнер за это время отъедет ещё, и с каждым разом будет отъезжать всё дальше и дальше, ведь его двигатели имели просто громадный резерв мощности, а фен «Перекати-грома» и так работал на пределе возможностей…
«Стоп!»
«Но ведь это не так! Он работает в режиме „холодной сушки“! Это позволяет почти втрое снизить энергопотребление, поскольку ток не подаётся на нагревательные нихромные нити, для преодоления очень высокого электрического сопротивления которых при постоянном напряжении приходится прикладывать гораздо большую силу тока, что приводит к многократному увеличению потребляемой мощности. Но ведь во втором режиме значительно возрастает скорость вращения главного вентилятора, а значит, растёт скорость исходящего потока, что, в свою очередь, приводит к ощутимому ускорению…»
— Ребята!
— Что, Гаечка?!
— Нам придётся включить фен на полную мощность!
— Но ведь ты говорила, что так нам никаких батареек не хватит!
— Да, но если мы его не включим, мы ни за что не догоним самолёт! Сколько у нас батареек?
— У меня четыре! — откликнулся Рокфор.
— У меня тоже четыре! — крикнул Дейл. — Но мне уже скоро предстоит замена!
— Итого восемь… — пробормотала Гайка. «Учитывая, что энергопотребление вырастет втрое, а вместимость пальчиковых батареек останется на прежнем уровне, получим…»
— Порядок, нам хватит! — крикнула мышка поочерёдно в каждый ботинок. — Но вам придётся напрячь слух, ребята! Вы должны будете менять батарейки только в последний момент! Не сразу после того, как закончится их заряд, а после того, как закончится заряд в батарейках другого!
— Но зачем такие сложности?! — хором изумились бурундук и крупная мышь.
— Это снизит затраты энергии на питание сигнального светодиода! Это сущий мизер, но нам сейчас дорог каждый ампер! Первичное ЗУ находится в правом ботинке! Это значит, что замену будем начинать с тебя, Дейл! Поэтому не меняй батарейку, пока не услышишь мой сигнал, хорошо?
— Хорошо!
— Рокки! Как только исчерпается твой заряд, громко кричишь об этом, чтобы я услышала! Меняете батарейки только по моему сигналу, не раньше! Понятно?
— Понял, дорогая!
— Отлично! Приготовились!.. Пуск!
Гайка перевела выключатель на ручке фена в крайнее верхнее положение. По его корпусу пробежала еле заметная вибрация, а гул стал гораздо громче.
— Моя батарейка вышла! — крикнул Дейл.
— Хорошо! Вынимай её, но новые пока не вставляй! Рокки, готовься вынимать батарейку!
— Что, уже?!
— Ах да, забыла сказать, что теперь вам придётся работать втрое быстрее, чем до то…
— Моя вышла!!! — перебил её трубный глас австралийца.
— Дейл, пошёл! Рокки, вынимай батарейку и готовься! — скомандовала Гайка, одновременно фиксируя в уме время, которое понадобилось фену, чтобы высосать всю батарейку. Если честно, скорость просто ужасала. С другой стороны, «Перекати-гром» пулей понёсся вперёд, десятками глотая отделявшие их от самолёта футы.
— Рокки, пошёл! — скомандовала мышка, отсчитав в уме нужное время. И не ошиблась, так как буквально сразу из правого ботинка донёсся крик:
— У меня пусто!!!
— Вынимай и готовь новые! — крикнула Гайка, поворачивая на взлётно-посадочную полосу вслед за медленно двинувшимся вперёд лайнером. Осталось шесть батареек. Должно сработать…
— Дейл, пошёл! Рокки, готовься!..
До ближайшей к ним левой внутренней стойки шасси оставалось около сорока футов, рёв двигателей «боинга» стал невыносимым, и Гайка вставила в уши приготовленные загодя ватные тампоны. Сейчас им не надо было подбираться к двигателям так близко, как в прошлый раз, поэтому их должно было хватить. Она больше не могла слышать доклады друзей, но этого и не требовалось. Она лучше них знала, когда пора менять батарейку.
— Рокки, давай! Дейл, приготовиться!..
Двадцать футов. Шасси совсем рядом. Ещё чуть-чуть… К этому времени её друзья тоже должны были воткнуть в уши тампоны, спасаясь от убийственного воя квартета мощных турбин. Но они уже вошли в ритм, и продолжали делать всё безо всяких команд.
Пять футов.
— Рокки! Дейл!
Один фут. Опустив очки, чтобы защитить глаза от летящих из-под огромных колёс брызг воды и грязи, мышка крепко привязала вожжи к застёжке ботинка и сняла с пояса альпинистский пневматический пистолет, заряженный «кошкой» с верёвкой из нескольких пар различных шнурков, попарно скрученных и связанных между собой морскими узлами. Рокки готов был поклясться шляпой своего папочки, что они выдержат. Должны были выдержать и сами шнурки. Осталось загарпунить рвущийся в небо самолёт, и проблем не будет.
Взяв поправку на ветер и скорость самолёта, Гайка прицелилась и пустила крюк в дальний от неё край гондолы. Как и ожидалось, встречный ветер и ускорение «боинга» компенсировали добавившуюся к собственной скорости «кошки» скорость «Перекати-грома», и её «лапа» попала точно между основной стойкой шасси и боковым держателем, прочно за него зацепившись. Гайка крепко привязала верёвку к верхней липучке правого ботинка и знаками показала сидевшему выше всех Вжику, чтобы он позвал остальных наверх. Отсалютовав по-военному, маленький «Спасатель» полетел выполнять поручение. Размеры позволяли ему свободно перемещаться между ботинками, не вылезая из-под прикрытия пакета, поэтому он очень быстро передал Дейлу и Рокфору её распоряжение. Вставив последние батарейки, друзья вылезли наверх для ускоренного совещания. Гайка указала на верёвку, но Рокки показал, что он, как самый тяжёлый, полезет последним, а первой должна лезть она. Бурундук и муха его поддержали, и, поскольку времени для споров не было, изобретательница уступила и стала быстро карабкаться по бешено скачущему на ветру канату. Следом полез Дейл с Вжиком за пазухой, а уже за ними должен был лезть Рокки.
Не успел австралиец ухватиться за верёвку, как опорожнивший последнюю батарейку фен выключился, и импровизированный канат натянулся, но выдержал. Рокфор перевёл дух, но тут произошла другая неприятность: в «Перекати-гром» врезалась вылетевшая из-под шасси толстая ветка. Двигайся роллеромобиль с прежней скоростью, скорее всего, он просто-напросто разорвал её, измочаленную колёсами лайнера. Но теперь, когда он лишь безвольно волочился за лайнером, импульса не хватило. Ветка плотно застряла между ботинками и рамой, намертво заблокировав передние колёса обоих коньков, и «Перекати-гром» перестал катиться и начал подпрыгивать.
— Эта штука ведёт себя точно как тот угодивший в мой лиановый капкан тапир! — воскликнул Рокки, вцепившийся всеми конечностями в заходившую волнами верёвку. — Который, если я не путаю его с угодившим в мою яму-ловушку носорогом, сразу после этого… Ой-йой!
Он заработал руками и ногами с удвоенной энергией, но всё равно успел долезть только до середины каната, когда «Перекати-гром» последовал примеру вышеупомянутого тапира и во время очередного подскока перевернулся в воздухе. Упав на землю вверх колёсами, он до предела натянул канат, привязанный к одной из верхних застёжек-липучек. Будь ботинки поплоше или постарше, наверняка первой не выдержала бы именно застёжка. А так первой не выдержала та пара шнурков, на которой как раз висел Рокки и которая стала понемногу рваться у самого узла.
— Помогайте! — крикнула Гайка как раз подоспевшим Дейлу и Вжику, и они втроём стали подтягивать канат, по-прежнему привязанный к кувыркавшемуся по полосе «Перекати-грому». Хотя с каждым новым ударом о полосу роллеромобиль распадался на отдельные детали, он одновременно наматывал на себя канат, ещё больше увеличивая нагрузку на и так дышащие на ладан шнурки. Действия австралийца также вносили свою лепту в процесс разрушения, ведь чем ближе он подползал к месту разрыва, тем по меньшей длине распределялась его масса и тем быстрее опять-таки рвался шнурок.
— Рокки, прыгай! — хором завопили бурундук, мышка и муха. Услышать их австралиец не мог никак, но он и без их криков чувствовал, что если не поторопится, ему даже пожалованная Его Хомяковским Святейшеством Катманду1 кроличья лапка не поможет. Поэтому он рванулся вперёд, к узлу, за которым начиналась следующая секция троса. Его толчок стал последней каплей, и шнурки с треском разорвались, но австралиец всё же успел ухватиться за узел и остался на верёвке, провожая взглядом исчезающий в мгле разбитый «Перекати-гром». Однако на этом его злоключения отнюдь не закончились, потому что сразу после обрыва натянутый до предела трос пришёл в движение, и Рокфор полетел в направлении стойки шасси, прямо на бешено вращающиеся гигантские колёса.
— Рокки!!! — закричали остальные «Спасатели», когда австралиец исчез в окутывавшем нижнюю часть стойки облаке брызг. Натянутый канат в их руках дёрнулся и безжизненно обвис. Охваченные ужасом, они быстро подняли его наверх. Очень быстро. Потому что сам по себе, без висящего на нём Рокфора, канат был очень и очень лёгким…
— Господи, нет!!! — Гайка чуть было не бросилась вниз головой в густую пелену прямо под ними, но бурундук обхватил её руками и удержал на боковой опоре. Ещё несколько секунд мышка вырывалась, но вскоре силы покинули её, и она безвольно села и разрыдалась. Дрожащий Дейл прижал её и плачущего Вжика к себе и отвернулся, избегая смотреть на поглотивший его друга туман внизу.
— Это я виновата… — причитала Гайка. — Это всё я… Я же просила его-о-о…
— Ребята, нам надо привязываться, вот-вот взлетим… — сказал Дейл, отвязывая и выбрасывая ставший ненужным крюк. Его слова потонули в рёве двигателей, но мышка и муха поняли его жест. Еле ворочая задубевшими от холода и общего состояния глухой опустошённости руками и ногами, они придвинулись к главной стойке и стали оборачивать вокруг неё оставшийся кусок троса. Самолёт уже практически достиг взлётной скорости, держаться на скользкой опоре становилось всё труднее, поэтому им пришлось вплотную прижаться к вибрировавшей стойке и призвать на помощь огибающий опору поток воздуха. Капли дождя били им в лицо, смешиваясь со слезами, словно сама природа хотела присоединиться к их скорби. Вселенской болью и печалью были исполнены и стоны гуляющего по открытой гондоле шасси над их головами ветра, и сгущающаяся по мере приближения основной массы туч мгла, и доносящийся откуда-то из глубин стойки звон, гулкий, как удары набата.
Совладав в конце концов с непокорным тросом, трое «Спасателей» крепко привязались к стойке, обнялись и молча сидели, думая каждый о своём, и одновременно — об одном и том же. За долгие годы великан-австралиец стал для них всех не просто другом и напарником, но членом семьи. Добрым дядюшкой, который многое повидал и ещё больше слышал и который всегда готов помочь делом либо советом. Рокфор стал настолько неотъемлемой частью их жизни, что казался вечным, и его потеря просто оглушала. Они всё ещё не могли поверить, что его больше нет. Ни Дейл, который мысленно ругал себя за все обидные эпитеты в адрес Рокки, на которые он не скупился после его сырных приступов. Ни Вжик, который знал силача-австралийца задолго до образования команды «Спасателей». Но их печаль не могла сравниться с чувствами Гаечки, ведь после того разговора в больничной мастерской Рокки стал для неё вторым отцом, заново подарившим ей смысл жизни.
Закрыв глаза, мышка вновь и вновь представляла себе его лицо и взгляд и шептала, будто молитву, сказанные им в ту несуществующую для других и незабываемую для неё ночь слова. Она помнила их наизусть, но сейчас путалась и сбивалась. Мешало всё: рёв турбин, щемящая тяжесть в груди, не дающий как следует продохнуть жёсткий канат. Но особенно — тот самый доносившийся из недр стойки ритмичный стук, который, словно капающая на голову вода, пронизывал всё её тело и разгонял и так не больно упорядоченные мысли. Гайка даже уши руками закрыла, но звук исходил от металла, отодвинуться от которого не было никакой возможности, и это ничего не дало. Более того, стало гораздо хуже, поскольку теперь, когда внешние звуки ещё больше заглушились, ей начало казаться, что она слышит голоса. Постепенно мышка поняла, что всему причиной проклятый стук, который почему-то настолько напоминал ей азбуку Морзе, что заставлял против воли вслушиваться в него, пытаясь разобрать отдельные буквы. Но самым страшным было не это. А то, что это у неё получалось.
«Я схожу с ума…» — решила Гайка. Она постаралась внушить себе, что это никакая не морзянка, что это просто движущиеся части стойки шасси соударяются или выброшенные на полосу циклоном мелкие камни бьются о штангу. Но какая-то часть её сознания всё равно продолжала фиксировать каждый удар и, подставляя его в цепочку, выдавать на гора сначала буквы, потом слова, а затем и целые фразы…
«…ребята как вы там наверху я вас не вижу я в порядке и надеюсь скоро присоединиться к вам прошу прощения за неразборчивый почерк поскольку едва держусь и пишу альпенштоком ваш рокки ребята как вы там…»
— Рокки!!! — вскричала мышка, припадая ухом к стойке.
— А?! Что?! — всполошился Дейл, который непременно свалился бы вниз от её крика, если бы не трос.
— Это Рокки! Он внизу!
— Правда?! — Дейл попытался посмотреть вниз, но трос не давал ему нагнуться. Гайка сама не могла в это поверить, но стоило ей отстучать: «рокки это ты», как стук изменился, в итоге сложившись во фразу: «нет утка в матроске конечно я кто же ещё».
— Господи! — изобретательница порывисто обняла Дейла за шею. — Он жив! Слышишь, Дейл?! Он жив! Он жив!!!
— Где он, где?! — бурундук продолжал бороться с тросом, тщетно пытаясь пододвинуться хоть немного ближе к краю бокового упора. — Он точно там?! Я его не вижу!!!
— Я тоже, Дейл! Придётся подождать, пока уберут шасси!!!
Ждать пришлось недолго. Самолёт оторвался от полосы, и практически сразу упор и стойка пришли в движение, затягивая продолжавшие крутиться колёса в чрево крылатого гиганта. Не успели створки гондолы сомкнуться, а стойка — принять горизонтальное положение, как со стороны колёс послышались быстро приближающиеся шаги и прямо над ухом у наших героев раздался знакомый бас:
— Привет, ребята! Не помешал?
— Рокки!!! — хором закричала троица, обнимая всеми шестью руками вернувшегося с того света друга.
— Ну ладно, друзья, без фанатизма! А то раздавите…
— Господи… господи… — шептала Гаечка, заливая слезами счастья и без того мокрый насквозь свитер усача. — Ты жив, Рокки!.. Ты… ты… господи, ты не представляешь, как мы рады тебя видеть!.. Мы так переживали…
— А уж я как переживал! — ответил расчувствовавшийся австралиец. — Я чуть альпеншток не сточил, пытаясь достучаться до вас, а вы не отвечали…
— Честно говоря, мы думали, что этот стук нам только кажется, — признался Дейл.
— Кажется, кажется, — проворчал Рокфор. — Когда кажется…
«Боинг» несколько раз сильно тряхнуло, и австралиец лишь чудом остался на перекладине.
— …Держаться надо! — закончил он. — Пожалуй, именно теперь я до конца понял, зачем в самолётах настойчиво просят пристёгиваться…
— Правильно, Рокки! Привязывайся скорее! — поторопила друга Гайка. — Дейл, Вжик! Вы тоже держитесь! Это ещё цветочки!
На этот раз изобретательница ошиблась. Это были не цветочки, а семечки. Рокфор еле успел протиснуться под трос, как началось форменное светопреставление. Воздушные вихри кидали бросивший вызов циклону многотонный лайнер будто сухой лист, и четверо друзей с ужасом вслушивались в надрывный гул двигателей и скрежет корпуса машины. Теперь поездка сквозь продуваемое всеми ветрами поле аэропорта казалась им детской прогулкой, ведь тогда всё зависело от них самих, и напряжённая, требовавшая предельной концентрации внимания работа вытесняла страх. Сейчас же вытеснить его было нечему, и он сполна брал своё. По большому счёту, у «Спасателей» не было иного выхода, кроме как обхватить друг друга руками и терпеливо ждать исхода этого поединка техники и природы. Они сделали всё, что могли. Теперь судьба их и их друга находилась в руках двух дерзнувших бросить вызов стихии пилотов. Которые, если честно, уже начинали подумывать, не переоценили ли они себя и свой самолёт…
— Ну давай, детка, давай!!! — то и дело выкрикивал командир экипажа, прилагавший титанические усилия, чтобы удержать вырывающийся из рук штурвал. Сразу после взлёта он и его помощник потянули штурвалы до упора на себя, чтобы как можно быстрее набрать высоту и вырваться на чистое небо. Стрелка альтиметра вращалась так быстро, что за ней не было видно циферблата, но чёрная мгла всё не рассеивалась. На экране метеорадара не было ничего, кроме мутного киселя густой облачности, и приходилось уповать на то, что граница штормового фронта на самом деле уже совсем рядом, просто её не видно за непроницаемой для сигнала стеной грозовых туч. В добавок ко всему, высокая наэлектризованность забортного воздуха самым негативным образом сказывалась на качестве радиосигнала, и лётчикам не оставалось ничего другого, как вслепую лететь вперёд, строго придерживаясь избранного курса и молясь, чтобы зона циклона кончилась раньше, чем исчерпается запас прочности корпуса.
— Командир, как думаете, он выдержит? — спросил второй пилот, то и дело бросая тревожный взгляд на индикатор давления.
— Выдержит! — ответил его собеседник. — Я налетал на «Джамбо» не один десяток тысяч, и хорошо знаю, что они выдерживают и не такое! И этот выдержит! Должен, просто обязан выдержать!
В отличие от набившихся в гондолу шасси безбилетных пассажиров, троих из которых последняя фраза привела бы в ужас, второй пилот не был знаком с Гайкой Хэкренч, и поэтому уверенные слова командира его успокоили. Не сильно, правда, ибо конца и края этой буре было не видать, а связь с землёй по мере удаления от аэропорта становилась всё более символической.
— Джакарта-Контроль, это Эй-Ар-Си ноль-семь-четырнадцать, вы меня слышите?! Джакарта-Контроль, говорит Эй-Ар-Си ноль-семь-четырнадцать, вы меня слышите?!
— Эй-Ар… четырн… говор… Дж… выс… ко… Приём… …троль… Повт… …ем…
— Джакарта-Контроль, слышу вас плохо, неразборчиво! Повторите последнее сообщение, повторите последнее сообщение!
— Джака… Сооб… и выс… …нат… …и…
— Это Эй-Ар-Си ноль-семь-четырнадцать, высота
— Эй-А… Ш… ш-ш-ш…
— Джакарта-Контроль, это Эй-Ар-Си ноль-семь-четырнадцать, вы меня слышите?! Джакарта-Контроль, ответьте! Джакарта-Контроль, вызывает Эй-Ар-Си ноль-семь-четырнадцать, ответьте! Ответьте!!! Командир, не отвечают!
— Слышу! — кивнул тот. — Все их ретрансляторы подавлены! К этому времени их должно было накрыть, они наверняка всё отключили и эвакуировали башню! Мы одни!
— Какой фронт у этого циклона?
— Час назад он был площадью с Джакарту, а сейчас это только одному богу известно! Тут сильные течения, они его только подпитывают! Пока он не уйдёт достаточно далеко вглубь острова, послабления не будет! А мы, наоборот, летим в океан! Так что… держи его!
Особенно мощный поток воздуха ударил в правый борт, заставив самолёт накрениться.
— Выворачивай! Выворачивай! — кричали лётчики, обращаясь одновременно к друг другу, самим себе и «боингу». В конце концов им удалось выровнять самолёт, но он продолжал неуклонно смещаться влево.
— Нас несёт к центру! — в ужасе воскликнул второй пилот.
— Хорошая новость: такие завихрения, как правило, образуются на границе циклона, — заметил командир экипажа.
— А какая плохая?
— Плохая: чем ближе к краю, тем они сильнее!
В подтверждение его слов «боинг» тряхнуло пуще прежнего, и пилоты уже приготовились снова возвращать самолёт в горизонтальное положение, но вместо крена им пришлось бороться с пике, в которое самолёт вошёл, ухнув в возникшую на его пути воздушную воронку.
— Тридцать пять тысяч и уменьшается! — сообщил второй пилот, но пока он говорил эту фразу, информация успела устареть на добрую тысячу футов.
— Выравнивайся, ну же! Ну же, детка, давай! — понукал дюралевую птицу первый пилот. Но та, похоже, решила покапризничать.
— Тридцать тысяч и уменьшается!
— Если не выровняем до десяти тысяч, мы — история, — констатировал капитан, указывая на абсолютно чёрные тучи, в которые они стремительно падали. Второй пилот молча кивнул. На низких высотах турбулентные потоки были гораздо сильнее из-за близости к Земле, вращение которой было основным источником энергии воздушных масс. То, с чем они сталкивались до сих пор, было лишь слабым отголоском по-настоящему беспощадных атмосферных завихрений.
— Двадцать две тысячи и уменьшается! Скорость снижения растёт! Нас затягивает!!!
— Двигатели на полную мощность!
— Но так мы ещё быстрее…
— Выполнять!!!
Еле удерживая одной рукой беснующиеся штурвалы, лётчики толкнули тугую ручку управления двигателями в крайнее переднее положение, и лайнер понёсся вперёд, тараня бросаемые ему в нос ветром сгустки влаги.
— Пятнадцать тысяч и уменьшается, командир!!!
— Поворачивай вправо! Вправо!
— Понял! А что там?!
— Мы должны поймать восходящий поток! Без него нам с падением не… Есть!
Мощный, как апперкот боксёра-тяжеловеса, удар в днище заставил «боинг» резко задрать нос, а крепко пристёгнутых к креслам пилотов подпрыгнуть.
— Быстрее налево, пока мы не свалились в штопор! — крикнул командир помощнику, и они быстро выровняли самолёт. Стрелка альтиметра пришла в себя, на секунду замерев на отметке
— Поднимаемся до двадцати тысяч! Курс
— Есть! Двадцать тысяч,
— Я этого не знал, — ответил тот, ослабляя узел галстука и массируя занемевшую шею. — С таким же успехом он мог быть и слева, но разорваться мы не могли, правда?
— Правда, командир! Вам не кажется, что буря успокаивается?
Действительно, хотя болтанка продолжалась, по сравнению с тем, что было буквально минуту назад, это был штиль. Но капитан помрачнел ещё больше и распорядился:
— Попробуй связаться с кем-нибудь! Нам понадобится помощь!
— Но ведь мы практически вышли из циклона!
— Боюсь, что нет! Мы лишь попали в карман между двумя соседними завихрениями! Если нам повезёт, он выведет нас на чистое небо. Если нет — приведёт прямо в центр циклона. Всё зависит от того, в какую сторону закручивается воронка. Надо установить связь с кем-нибудь поблизости! Самолёт, корабль, радиолюбитель — кто угодно! Начни с местных гражданских каналов.
— Понял, капитан! — второй пилот переключил приёмник с выделенной частоты аэропорта Сукарно-Хатта на частоту общего использования. — Говорит Эй-Ар-Си ноль-семь-четырнадцать! Нахожусь в зоне тропического циклона приблизительно в трёхстах пятидесяти милях к северо-западу от Джакарты! Требуется помощь, повторяю, требуется помощь! Меня кто-нибудь слышит?.. Ничего, кроме статики, командир!
— Ну да, мало на свете дураков, которые сюда полезут… Продолжай прозванивать диапазон!
— Хорошо. Всем судам и самолётам в районе Джакарты! Говорит Эй-Ар-Си ноль-семь-четырнадцать!..
Повторив радиограмму на всех частотах общего пользования и не добившись результата, второй пилот перешёл на частоту
Как выяснилось, не одни. Далеко не одни.
— Эй-Ар-Си ноль-семь-четырнадцать, ответьте! Эй-Ар-Си ноль-семь-четырнадцать, вы слышите меня? Эй-Ар-Си ноль-семь-четырнадцать, ответьте! Вызываю Эй-Ар-Си ноль-семь-четырнадцать!..
В первый момент пилоты «боинга» не поверили своим ушам. Мало того, что неизвестный голос звучал до невозможности разборчиво, что указывало или на его непосредственную близость, или на исключительную мощность его радиостанции, так он ещё обращался не к кому-нибудь, а именно к ним!
— Я Эй-Ар-Си ноль-семь-четырнадцать! — закричал в микрофон первый пилот. — Слышу вас хорошо! Кто вы и где находитесь?
На том конце радиоволн раздался громкий вздох облегчения.
— Эй-Ар-Си ноль-семь-четырнадцать, наконец-то! Говорит корабль Соединённых Штатов «Джордж Вашингтон»! Мы с вами уже двадцать минут не можем связаться!
— У нас были небольшие проблемы, «Джордж Вашингтон», — ответил командир, обмениваясь растерянным взглядом со своим помощником. — Рад, что вы оказались поблизости!
— Парни из Джакарты попросили нас присмотреть за двумя умниками, решившими поспорить с природой! Надеюсь, вы не против?
— Совершенно, «Вашингтон»! Нам нужен выход из этой стиральной машины и побыстрее!.
— Понял вас, Эй-Ар-Си ноль-семь-четырнадцать! Мы выслали к вам «Соколиный глаз», он будет вашим маяком! Настройтесь на частоту
— Эй-Ар-Си ноль-семь-четырнадцать, вас понял. Частота
— Не доводилось! — помотал головой тот, вводя в бортовой компьютер параметры нового радиомаяка. — Подумать только, нас разыскивал сам «Джордж Вашингтон»! Это уму не постижимо!
— Вот если б и вправду сам, тогда было бы не постижимо! — хохотнул командир, направляя самолёт на радиомаяк, однако, как это часто бывает, в его шутке оказалась лишь доля шутки. Стоило «боингу» вылететь из густых облаков, как перед пилотами предстала картина поистине феерическая. Панорама звёздного неба и перечёркнутая лунной дорожкой поверхность океана, которые они уже не чаяли увидеть, радовали сами по себе. Но особенно завораживало созвездие проблесковых огоньков вырвавшего их из лап стихии самолёта-радара, заходящего на посадку в главный и единственный аэропорт раскинувшегося по левому борту островного государства, состоявшего из пяти маленьких островков судов сопровождения и казавшегося Гулливером среди лилипутов атомного авианосца «Джордж Вашингтон», с верной ему свитой бороздившего просторы мирового океана во всём своём президентском великолепии.
— Глядите, сэр! Это же…
— Смотри и запоминай, Чарли! — усмехнулся капитан. — Вот она какая — ударная авианосная группа в походном ордере!
— Эй-Ар-Си ноль-семь-четырнадцать, это «Вашингтон»! Рады приветствовать вас на этом свете!
— Спасибо, «Вашингтон», рады быть здесь!
— Счастливого пути, конец связи!
— Благодарю за помощь, конец связи! — ответил первый пилот и, сняв наушники, сказал помощнику. — Поднимайся до
— Да, сэр, после такого и бокальчик-другой не помешает! Как говорится: боже, храни эту страну и её ВМС — надёжную руку помощи в любой точке земного шара!
— Это точно, Чарли! — усмехнулся старший. — Хотя должен сказать, увлекайся я разными теориями заговора, непременно решил бы, что кто-то там, — он указал пальцем на потолок, — готов убить за эту почку.
— Ну, — пожал плечами Чарли, — недаром мы везём её именно в Сан-Анджелес! Знаменитостей там пруд пруди!
— Знаменитостей, говоришь? — хмыкнул его старший товарищ. — Что ж, может быть, ты и прав. Но если я хоть что-то в этой жизни понимаю, лишь несколько человек в мире имеют достаточно полномочий, чтобы послать авианосную группу ВМС США искать заблудившийся в тропическом циклоне самолёт… Впрочем, не бери в голову, — быстро добавил он, увидев округлившиеся глаза своего подопечного. — Переключись на автопилот и постарайся хоть немного расслабиться. Нам ещё понадобятся нервы при посадке, о’кей?
— Хорошо, капитан!
Молодой лётчик защёлкал тумблерами, а командир пошёл в хвост самолёта привести себя в порядок перед непродолжительным сном, которого непременно лишился бы, прознав о четырёх оккупировавших гондолу левого внутреннего шасси грызунах, которые понемногу отходили от перипетий полёта23.
— Да, поездочка выдалась на славу! — Рокфор потянулся, разминая затёкшие конечности. — Будет что вспомнить и рассказать при случае…
— Лучше расскажи, как тебе удалось уцелеть при посадке! — ущипнул его за ухо Дейл. Вообще-то, он хотел подёргать его за рукав, но в темноте промахнулся.
— Везение и сноровка, мой мальчик! Я прошёл между этими колёсами, как мелкая песчинка между жерновами! Нечто подобное я испытывал только один раз в жизни, когда на меня обрушилась Ханойская башня, с вершины которой я пытался допрыгнуть до лежащего на полке куска козьего сыра! Я чуть было не…
— Так, стоп! — перебил его Дейл. — Ты пытался дотянуться с верхушки башни до полки? Вот это в Ханое шкафы, мне бы такой для комиксов!..
— Да нет же, Дейл! — поправила его Гайка. — «Ханойская башня» — это такая головоломка. Она состоит из трёх стержней, на один из которых нанизаны кольца разного диаметра, при этом самое большое лежит внизу, а наименьшее — наверху. Задача в том, чтобы перенести все кольца на другой стержень за наименьшее число ходов, при этом за один ход можно перемещать только одно кольцо!
— Истинно так! — подтвердил Рокки. — Вот мне и пришлось по одному перенести эти кольца на ближайший к полке стержень! Восемь ходок туда-сюда с нефритовыми дисками — это, скажу я вам, не шутка, особенно на голодный желудок!
Мышка недоверчиво нахмурилась.
— Всего восемь? Хочешь сказать, там было всего три диска?
— Три? Да с трёх дисков я бы тот сыр не то что не достал, а даже не увидел бы! Их было восемь!
— Нет, Рокки, не может быть! Для переноса башни, состоящей из восьми дисков, тебе потребовалось бы как минимум двести пятьдесят пять перестановок! — возразила Гайка. «Спасатель»-тяжеловес только плечами пожал.
— Тебе, конечно, виднее, я в этом не разбираюсь. Поэтому просто перенёс их по очереди и поставил в том же порядке, в каком снимал. Может, как раз поэтому стержень и не выдержал, кто знает…
— Лично я знаю только одно! — объявил Дейл. — Что на сегодня с меня приключений хватит!
— С меня тоже, — согласился Рокфор. — Будем надеяться, всё это было не зря…
— Не зря, — тихо, но твёрдо сказала Гайка. — Я знаю. Я чувствую.
— Что ж, в таком случае предлагаю нам всем поспать. Утро вечера мудренее, да и силы восстановить не мешает. По всему видать, завтра они нам понадобятся.
— Да, Рокки. Более чем.
— Не волнуйся, Гаечка! — тронул её за плечо Дейл. — Всё будет хорошо! Мы успеем!
— Да, Дейл, конечно, — ответила изобретательница, закрывая глаза и поудобней устраиваясь на скатанной в валик и расстеленной поперёк стойки в качестве общей подушки куртке Рокфора. «Держись, Чип! — уже засыпая, мысленно попросила она. — Мы летим! Уже недолго! Пожалуйста, продержись ещё немного…»
Если не считать нескольких воздушных ям и связанных с радикально стремительной сменой часовых поясов побочных эффектов, двадцатичасовой полёт до Сан-Анджелеса прошёл гладко. Мастерство пилотов сделало посадку мягкой, а специально организованный диспетчерами «зелёный коридор» — быстрой. Практически сразу после приземления пути «боинга» и «Спасателей» разошлись. Первый направился к грузовому терминалу, где его уже ждал вертолёт «Красного Креста», а вторые помчались к аэровокзалу ловить ближайший рейс в родной город.
— Быстрее! Быстрее! — торопила товарищей Гайка. Те отвечали утвердительными междометиями, так как сами больше всего на свете хотели поскорее попасть домой, особенно одетый не по сезону и моментально продрогший Дейл. Нужный им самолёт, бело-синий «аэробус» авиакомпании «Юнайтед», четвёрке удалось застать ещё у терминала, и взлёт они встретили таким дружным вздохом облегчения, что сидящие рядом посмотрели на них с явным неодобрением.
— Простите, пожалуйста, нам очень важно было попасть на этот самолёт! — извинился за себя и друзей Рокфор, и инцидент был исчерпан. За полтора часа лёта «Спасатели» обменялись лишь несколькими общими фразами, да и то говорили преимущественно Рокки, Дейл и Вжик. Вначале Гайка тоже вставляла реплику-другую, по большей части невпопад, а потом и вовсе замолчала, с каждой минутой волнуясь всё больше и больше. Лайнер казался зависшим в воздухе, мерный гул его двигателей — записанной на плёнку имитацией, а как на зло преобладавшие в одежде остальных пассажиров чёрные и тёмно-серые тона поневоле заставляли проводить самые мрачные аналогии. Поэтому на этот раз она побежала к выходу в гондолу шасси ещё до приземления и, прижавшись носом к смотровому окошку в герметичных дверях, смотрела на проплывающий далеко внизу город, как никогда сожалея, что не взяла с собой на Яву парашюты. Как и в Джакарте, «Спасатели» не стали дожидаться полной остановки лайнера, а сразу бросились бегом на остановку курсировавших между аэропортом и центром города автобусов.
— Прошу прощения! — обратилась Гайка к дородной пожилой мыши в узких очках, сидевшей в устроенной в основании фонарного столба информационной будке. — Я бы хотела узнать…
— Автобус на Портеро-Хилл отправляется через восемь минут с площадки номер четырнадцать, — устало ответила дежурная.
— Но мне не нужен Портеро-Хилл… — возразила Гайка и тут же похолодела. — Погодите, а… а почему вы сказали Портеро-Хилл?
— Потому что туда сегодня едут девять из десяти прилетевших, — ответила мышь, указывая на приближающуюся со стороны аэровокзала большую группу грызунов в чёрных одеждах, на фоне которых яркими пятнами выделялись Дейл и Рокфор.
— А что случилось?
— Гарольд Кошелёк Третий скончался, мир праху его.
— Гарольд Кошелёк… Господи… А где?..
— Прощание и кремация состоятся сегодня в девять утра в Малой Центральной больнице, — прозвучала ещё одна заученная фраза.
— В девять… — повторила мышка. — Спасибо вам… Ой, совсем забыла, а автобуса до Центрального парка долго ждать?
— Если не поторопитесь, придётся ждать долго. Площадка одиннадцать, отход через минуту.
— Спасибо огромное! Ребята, скорее! Площадка одиннадцать!
— Ну вот, опять бежать… — проворчал только собравшийся передохнуть Рокфор. — Таким галопом я даже по Европе не путешествовал…
— Ещё попутешеству… Фу! — Дейл закашлялся от ударившего ему в лицо облака выхлопных газов, вырвавшихся из-под заднего бампера начавшего движение автобуса.
— Подождите нас! — крикнул шофёру бурундук. Разумеется, его крик не возымел бы никакого действия, не продублируй его подбежавший к остановке молодой и чрезвычайно настойчивый молодой человек, который не ограничился криком, а ещё и по двери постучал. Водитель уступил напору и притормозил, дав возможность «Спасателям» нагнать автобус.
— Старею… — прокряхтел Рокки, с трудом переваливаясь через край бампера.
— Не говори глупостей, Рокки! — успокоил его Дейл. — Это просто люди каждый год ставят на автобусы более высокие бамперы, чтобы снизить уровень травматизма на дорогах! Верно я говорю, Гаечка?
— Всё может быть. Гарольд Кошелёк Третий умер.
— Вот, а я что… Что?! — глаза Дейла вылезли из орбит. — В смысле, тот самый Гарольд Кошелёк Третий?!
— Да, тот самый. Мне дежурная сказала.
— То-то я думаю, откуда столько чёрного цвета, — австралиец указал на перебегающих от автобуса к автобусу грызунов в трауре.
— Боже, боже, боже, — не унимался бурундук. — Он же лежал в том же отделении, что и Чип! Думаешь, это как-то связано со всем этим?
— Я всё больше и больше склоняюсь к этому, — кивнула Гайка. — Но первым делом — штаб! Если это и был сбой, то он был вызван перегрузкой системы, а значит, её должно было что-то перегрузить, иначе сбоя не случилось бы… Ну же, жестянка, жми!
Мышка нетерпеливо стукнула кулаком в задний борт. Буквально тут же из-под бампера вырвалось новое облако газов, и автобус увеличил скорость.
— Можешь же, когда хочешь… — изобретательница ласково похлопала автобус по задней фаре, отчего он поехал ещё быстрее. Наблюдавшие за этим с выпученными глазами Дейл, Рокки и Вжик переглянулись.
— Они действительно её слушаются… — прошептал Дейл. — Вот что перст технотворящий делает!
— Колдовство! — тоном знатока заявил австралиец. Лишь Вжик прожужжал что-то скептически-материалистическое, но тоже как-то не очень уверенно.
Улучив момент, когда автобус остановился на одном из ближайших к Центральному парку светофоров, «Спасатели» спрыгнули на землю и оставшуюся до штаба часть пути проделали на своих четырёх. Улицы в утренний час пик были запружены людьми и машинами, но в парке было пустынно, особенно если держаться подальше от соединявшей северные и восточные ворота парка широкой аллеи, которая была кратчайшей дорогой от станции метро к конечной остановке трамвая и по которой в вечерние и утренние часы потоком шли желающие срезать пусть небольшой, но всё-таки лишний угол. Хотя расстояние между площадью, окружавшей служившее базой «Спасателей» дерево, и главной аллеей не превышало ста футов, можно было дать хвост на отсечение, что их разделяют по меньшей мере несколько миль — настолько она была тихой и безлюдной. О лучшем бравая четвёрка и мечтать не могла, особенно сейчас, когда осторожно продвигалась к штабу, всматриваясь в каждое движение и прислушиваясь к каждому звуку.
— Ну что там, Гаечка? Есть что-нибудь? — спросил Дейл, когда изобретательница закончила рассматривать в бинокль то место, где находилась замаскированная под складки коры дерева вентиляционная решётка. Вместо ответа Гайка передала ему бинокль, и бурундук собственными глазами увидел, что решётка наполовину вырвана из дерева и болтается на двух боковых креплениях.
— Одно радует: никто крупнее меня в такую дыру не пролезет, — сказал Дейл, передавая бинокль Рокфору.
— То есть котов можно не опасаться? — переспросил враз повеселевший австралиец. — В таком случае никаких проб… в смысле, мы их с вами быстро!
— Да, Рокки, хотелось бы побыстрее, — согласилась Гайка. — Но спешить не будем. Вжик! Проверь окна!
Истосковавшийся по делу маленький «Спасатель» радостно пискнул и полетел на разведку. Облетев за пять с небольшим минут все окна, он вернулся к друзьям и доложил:
— Никого! Все окна целы, следов проникновения или обыска не обнаружено!
— Либо всё-таки сбой, либо всё-таки засада, — авторитетно заключил многоопытный Рокфор. — Как войдём? Группой или разделимся?
Гайка задумалась.
— Группой надёжней, но по отдельности быстрее. Быстрота сейчас важнее, но так мы более уязвимы. Нужны средства связи и оружие. Они хранятся в мастерской. Предлагаю идти группой до мастерской, а там вооружиться и разделиться. Идёт?
На том и порешили. Вскарабкавшись по стволу на погрузочную площадку перед мастерской, Дейл закрепил привезённый с Явы трос, по которому поднялись Гайка и Рокфор. Отключив сигнализацию, они открыли ворота, и приглушённое гудение поднимающего стальные жалюзи электромотора показалось им лишь чуть более тихим, чем рёв двигателей взлетающего «боинга». Но в мастерской не оказалось ни засады, ни ловушки, ни каких-либо других признаков вторжения злоумышленников. На звук открытия ворот тоже никто не пришёл, но это могло означать лишь то, что вероятный противник был гораздо умнее, чем хотелось бы, и не собирался бросаться сломя голову на первый услышанный шум, а затаился, выжидая, когда жертвы сами придут к нему в руки, лапы, крылья или что там у него было. Конечно, «Спасатели» могли попытаться сыграть на нервах и сами затаиться в мастерской, но они знали, что время работает против них, поэтому были вынуждены начинать активные действия первыми.
Взяв виброприёмопередатчики, стеклорезы для ближнего боя и пневматические пистолеты, заряженные стрелами с липучками, которые таким образом за счёт высокой начальной скорости превращались в мышиный аналог резиновых пуль, команда осторожно двинулась вперёд. Выйдя из мастерской, разделились: Гайка и Вжик остались проверять третий этаж, а Дейл и Рокфор спустились вниз, причём для пущего эффекта австралиец съехал по горке, а бурундук сбежал по лестнице. Но все эти ухищрения ничего не дали, так как в гостиной тоже никого не оказалось.
Оставался нижний этаж. Выставив перед собой оружие и держа вторую руку на сигнальной кнопке передатчика, «Спасатели» начали спускаться, стараясь держаться края ступенек и дышать через раз. У подножья лестницы они знаками договорились временно разделиться: Рокфор отправлялся обследовать кухню, а Дейл — их с Чипом комнату. После друзья должны были встретиться перед дверями в ангар и уже вместе обыскать самый горячий, если верить показаниям спутниковой сигнализации, участок штаба.
Первое, что увидел Дейл по вхождении в комнату, были разложенные на стульях, кровати и полу кучи вещей. В ночь отъезда он ввиду острой нехватки времени и желания не стал складывать их обратно в шкаф, и в их наличии не было ничего удивительного, хотя Дейл не смог удержаться от горестного вздоха, ибо втайне надеялся, что за время его отсутствия они уберутся сами. А вот вид вываленных на пол компакт-дисков, ранее стоявших в первом ряду стеллажа, не на шутку взволновал бурундука, и он бросился проверять, на месте ли диски группы «A-Kha». Обнаружив их там же, где и оставил, Дейл издал громкий вздох облегчения, который моментально оборвался, когда его слух уловил тихое поскрипывание за спиной. Резко обернувшись, он увидел открывающуюся дверцу шкафа, из которой показалось…
— Привидение! — закричал бурундук, пятясь от появившейся из шкафа фигуры в белых одеждах и с бледным лицом в окружении растрёпанных косматых волос.
— Мистер Дейл… — хрипло произнёс призрак.
— Не подходи ко мне!!! — Дейл прижался спиной к стеллажу, направив оружие в грудь представителю нечистой силы. — Нет у меня кассеты, нету!!! А диски не отдам!!!
— Мистер Дейл! Пожалуйста, послушайте… — фигура сделала два шага вперёд, и несколько успокоившийся под прикрытием пневматического пистолета «Спасатель» получил возможность получше разглядеть незваного гостя. Который оказался гостьей, и не простой, а очень и очень симпатичной, если не считать слипшихся волос и пятен желтоватой пыли на лице и измятом белом халате, бурундучихой.
— К-кто вы? — спросил Дейл, заворожено глядя в расширенные от переживаний и долгого сидения в тёмном шкафу, но от того ещё сильнее приковывающие внимание серые глаза незнакомки. Та открыла рот, чтобы ответить, но тут дверь с грохотом распахнулась, и в комнату влетели Рокфор, прихвативший с кухни в дополнение к пистолету увесистую сковородку, Гайка с верным арбалетом наперевес и вооружившийся самой маленькой из нашедшихся в мастерской отвёрток Вжик.
— Дейл, что слу… Кто вы такой?! То есть такая?! — грозно спросил австралиец.
— Господи… — пролепетала незваная гостья. — Вы все… Вы вернулись… Вы приехали…
— Кто вы?! — ещё более грозно повторил вопрос Рокки, надвигаясь на бурундучиху, но Гайка жестом остановила его и подбежала к хорошо, даже слишком хорошо знакомой ей медсестре.
— Милли? Что вы здесь делаете?
— Мастер Гайка… Вы… Вы меня знаете? — поразилась медсестра. Остальные «Спасатели» были удивлены не меньше и, чуть опустив оружие, спросили хором:
— Ты что, её знаешь?!
— Это Милли Манкчед, медсестра из МЦБ, — пояснила мышка. — Это она научила меня вар… э-э-э, неважно! Милли, что случилось? Что с Чипом? Где он? Это как-то связано со смертью Гарольда Кошелька Третьего?
— Со смертью… — шёпотом повторила Милдред. — Господи, они… они убили его…
Она пошатнулась и упала в объятия еле успевшего подхватить её Дейла.
— Что с Чипом?! Что с моим другом?! — закричал бурундук. Не добившись ответа, он повернулся к Гайке. — Гаечка, что с ней?!
— Я не врач, но похоже на обморок! Положи её на кровать! Рокки, принеси воды! Я за аптечкой!..
Последующие события вошли в историю команды «Спасателей» как образец молниеносного и предельно эффективного оперативного развёртывания. Между приходом в себя потерявшей сознание от нервного истощения Милдред и влетанием в окно крематория Центральной городской больницы прошло от силы двадцать минут, а в общей сложности от приземления доставившего «Спасателей» из Сан-Анджелеса лайнера до погрузки едва живых Чипа и Гарольда Кошелька на электрокары — два часа восемнадцать минут. Однако всё это было не более чем прелюдией к подлинно генеральному сражению.
Сотрудники химлаборатории спешно готовили все необходимые препараты для медикаментозной реанимации, следуя указаниям активно спасавшего свою шкуру Спайви. А их коллеги, возглавляемые лично доктором Стоуном и заведующим отделением реанимации доктором Хью Стерхамом, делали всё, что могли и умели, пытаясь вернуть мецената и «Спасателя» к жизни. Но пока что все усилия двух бригад оставались напрасными, и на экранах обоих кардиографов ползли плоские линии, а из динамиков доносился протяжный писк сигнала тревоги.
— Меняйтесь! — периодически командовали старшие бригад, и очередной медбрат, уставший и более не способный выдерживать заданный ритм непрямого массажа сердца в сто нажатий в минуту, отходил в сторону передохнуть. Его тут же сменял коллега, и начинался новый этап, хотя правильнее было бы сказать: виток борьбы за жизнь. В суматохе медработники так и не сняли траурные повязки, сейчас смотревшиеся как никогда не к месту, но в эту минуту им было не до символизма. Все взмокли от напряжения, спины и ноги казались дубовыми. Но это было ничто по сравнению с тем, что переживали застывшие в томительном ожидании новостей перед окнами палаты «Спасатели», чёрной завистью завидовавшие Милдред Манкчед, которая на правах добровольной помощницы принимала непосредственное участие в спасении Чипа. Их помощь в допросе Спайви не требовалась, да и потом, ничто, даже самое сильное землетрясение, не заставило бы их уйти. Только не отсюда. Только не сейчас, когда они могли думать лишь об одном: хоть бы передозировка снотворного, недостаток воздуха и густые пары хлороформа не потушили последние искры жизни их друга, сделав любые усилия изначально бесполезными…
— Ну же, Чип! — кричал лежащему за стеклом другу Дейл. — Давай! Приходи в себя! Оживай! Пожалуйста!
— Пожалуйста, Чип… Пожалуйста… — просила Гайка. Она прижималась лицом к стеклу, чтобы ничего не пропустить, периодически стирая рукавом мешавшие видеть слёзы.
— Гаечка, дорогая, всё будет хорошо, — попытался успокоить её Рокфор.
— Конечно, Рокки, я знаю…
Из соседней палаты, где лежал Гарольд Кошелёк, донеслись радостные возгласы. Вскоре двери открылись, и двое членов занимавшейся реанимацией мистера Гарольда бригады повезли каталку с меценатом к выходу из отделения. Следом за ними, вытирая пот с разгорячённого изнурительной борьбой лица, с усталой улыбкой на устах вышел доктор Стоун. Ему хватило одного взгляда на лица четвёрки, чтобы всё понять, и он моментально помрачнел и подошёл к ним.
— Я вижу, изменений никаких…
— Никаких, — ответил поневоле взявший на себя обязанности негласного лидера команды Рокфор. — А с мистером Гарольдом, как я понимаю, всё хорошо?
— Да, нам удалось восстановить работу сердца. Понадобилось три инъекции смеси на основе сульфата атропина и два разряда, чтобы…
— Разряда?! — встрепенулась Гайка. — Господи, доктор, конечно же! Дефибрилляция!
— Правильно! Точно! Дефибрилляция! Почему этого до сих пор не делают?! — подхватил Дейл. Ни сам термин «дефибрилляция», ни всё, что с ней связано, больше его не пугал: сказывались опыт совместной с Гаечкой работы над оборудованием для МЦБ и регулярные просмотры сериала «Скорая помощь».
— Потому что в случае вашего друга это ничего не даст, — хотя врач говорил негромко, его слова просто оглушали.
— Что значит не даст?! — не поняла Гайка. — Даст! Всегда даёт! Гарольду Кошельку же помогло!..
— Это потому, что его сердце никогда по-настоящему не останавливалось. Дело в том, что построенный вами анализатор позволяет обнаруживать в крови даже малейшие следы посторонних веществ. А поскольку смерть мистера Гарольда должна была выглядеть абсолютно естественной, чтобы никому и в голову не пришло заподозрить в это его жену, Спайви пришлось использовать экспериментальный препарат из группы небензодиазепинов, которого нет в базе данных и который очень быстро усваивается организмом, быстро теряясь на фоне остальных вводимых ему препаратов. Постепенно он угнетал центральную нервную систему, в том числе нервы, отвечающие за движение грудной клетки и сердца, и в конце концов дыхание и сердцебиение должны были замедлиться настолько, что мозг перестал бы получать кислород — и погиб. Однако для этого доза должна была как минимум в тридцать раз превышать обычную, что для такой крупной и не по годам выносливой мыши, как мистер Гарольд, составляет от полутора до двух ампул. Да и вынужденный перерыв позволил организму частично оправиться. Ему не хватило буквально двух инъекций…
— А Чипа чем кололи?
— Мефобарбиталом, препаратом из группы барбитуратов. Они сейчас используются людьми очень редко, в основном для непродолжительной анестезии и предотвращения приступов некоторых типов эпилепсии, но в своё время их было выпущено столько, что достать можно безо всяких проблем. Поэтому мы в МЦБ широко используем его, и именно поэтому Спайви его и выбрал. Эти препараты действуют гораздо более жёстко, и их смертельная доза лишь в десять раз превышает обычную, поэтому…
— И всё же я не понимаю, почему вы не примените дефибрилляцию?!! — Гайка уже кричала, причём так, что находившиеся в палате медработники оборачивались. — Ведь достаточно сильный разряд способен заново запустить даже надолго остановившееся сердце!
Старый врач горестно вздохнул.
— В кино — да. Но в жизни дефибрилляция помогает лишь в очень ограниченном числе случаев, и лишь один из них, так называемая беспульсовая желудочковая тахикардия, сопровождается полным прекращением сердцебиения. Но у вашего друга — передозировка барбитурата, сопровождающаяся остановкой сердца и дыхания. Единственное, что может ему помочь в этом состоянии — инъекции атропина и массаж сердца. Только после того, как синусно-предсердный узел вновь заработает и начнёт вырабатывать хоть какие-то электрические импульсы, дефибриллятор может, я подчёркиваю, может заставить его заработать в нормальном ритме. Но пока этого не случилось, это будет лишь напрасной тратой тока…
— Напрасной тратой тока?!! Вам тока жалко, да?!! — заорала Гайка и непременно бросилась бы на Стоуна, если бы Дейл и Рокки не схватили её за руки. Мышка пару раз дёрнулась, но приступ ярости прошёл также быстро, как начался, и она, задрожав всем телом, она уткнулась в грудь силача и разрыдалась.
— Господи… Он… Рокки… Господи-и-и…
— Гаечка, это ничего не значит… — ответил австралиец, тоже сдерживавший слёзы из последних сил. — Это ничего…
— Вот именно! Ничего! Ничего-о-о!!! — изобретательница затряслась пуще прежнего. — Мы опоздали!.. Мы всё-таки опоздали… Всё это было зря…
— Что… Что это значит, доктор? — пробормотал Дейл, увидев, как один из делавших Чипу массаж сердца медбратьев бросил взгляд на доктора Стерхама и покачал головой, а тот в свою очередь посмотрел на часы и опустил глаза. — Они… Они что…
— Мистер Дейл, реанимация продолжается уже очень долго, а результата никакого, — пояснил Стоун.
— Так введите больше этого вашего атропина! Тогда точно получится!
— Ему и так уже ввели максимально допустимую для бурундуков такого веса дозу. Мне больно говорить это, но…
— Нет!!! Чип!!!
Бросок изобретательницы застал остальных «Спасателей» врасплох, и ей удалось вырваться. Буквально на секунду, не больше. Однако и этого времени ей с лихвой хватило, чтобы одним прыжком оказаться у дверей палаты. Но те, как мы уже знаем, открывались наружу, и на их открывание у мышки ушло на четверть секунды больше, чем надо было, и Дейлу и Рокки удалось оттащить её от дверей, несмотря на отчаянное и жестокое сопротивление.
— Пустите меня! Пустите меня к нему!!! Мне нужно к нему!!! — заходилась криком и слезами Гайка. Дейл и Рокки сами еле сдерживали рыдания, но держали её крепко, понимая, что их впавшая в истерику подруга сделает только хуже. А вот сидевшую до этого в углу палаты Милдред не держал никто, и она, крикнув прямо в ухо уже собравшемуся отключать Чипа от приборов медбрату: «Подите прочь!!!» — стала колотить кулаком в центр груди бурундука.
— Мисс Манкчед, вы что?!! Доктор!!! — заорал медбрат. Стерхам кивнул двум своим подчинённым, и те решительно направились к Милли. Заметившая краем глаза движение бурундучиха повернулась и посмотрела на них таким смертоубийственным взглядом, что стало понятно, что любая попытка убрать её от кровати закончится кровопролитием. Члены реанимационной бригады в замешательстве переглянулись и, собравшись с духом, двинулись на мятежную медсестру всей толпой, но были остановлены пронзительным криком Гайки:
— Стойте! Послушайте!!!
— Мисс Хэкренч, — подошёл к мышке Стоун. — Мне очень жаль, но…
— Господи, доктор!!! Неужели вы не слышите?! Сигнал прерывистый!!!
Все замерли и стали внимательно вслушиваться в издаваемый кардиографом громкий писк. Стоун даже в палату зашёл, чтобы лучше слышать, но лишь покачал головой.
— Мисс Хэкренч, я понимаю, в каком вы сейчас состоянии, но…
— Дело не во мне, доктор! А в кардиографе! Ребята, пустите меня, я покажу! Ну же! Пожалуйста!!!
Дейл и Рокки обменялись растерянными взглядами и одновременно разжали руки. Обретшая свободу Гайка стремглав бросилась к кардиографу и прямо припечаталась лицом к его экрану. Эта сцена настолько напоминала отчаянный бросок на крышку гроба, что даже самые чёрствые из присутствующих невольно прослезились. Но только не Гайка, в глазах которой, когда она повернулась к остальным, не было ни слезинки.
— Срочно дефибриллируйте его! Срочно!!!
— Но послушайте, Мастер! — вскричал Стоун. — Пока не заработает…
— Оно работает! — заорала в ответ Гайка, указывая пальцем на верхнюю часть пересекавшей экран линии. — Если присмотреться, это хорошо видно! Его сердце работает!!!
— Но ведь там же…
— Да не стойте же!!! — изобретательница в сердцах топнула ногой. — Я потом вам всё объясню!!! Ну же, делайте что-нибудь!!!
— Внимание! Срочная дефибрилляция! — объявил Стоун. Повинуясь команде главврача, реаниматоры сняли с полки над кроватью электроды стационарного дефибриллятора и стали прикладывать их к груди Чипа.
— Чисто! — крикнул державший электроды медбрат, и его напарник дёрнул вниз большой рубильник. Тело Чипа дёрнулось, и по экрану осциллографа пробежала короткая рябь. Сигнал тревоги прервался, но лишь затем, чтобы в следующий миг зазвучать вновь.
— Увеличить напряжение и повторить! — приказал Стоун.
— Давай, Чип! — надрывался перебежавший обратно к окну Дейл, стуча кулаками в стекло. — Ты можешь! Ты сильный! Даже не думай у… Даже не думай, слышишь?!
— Держись, парень! Борись! Мы в тебя верим! — надсадно, как пароходная труба, кричал с порога палаты Рокки.
— Давай! Оживай! — Вжик пищал так пронзительно, что, казалось, стёкла вот-вот полопаются.
— Пожалуйста, Чип… Пожалуйста… — шептала Гайка, уже переживавшая нечто похожее, когда истово молилась за лежащего на такой же передвижной кровати Моргана, ведь тогда речь шла не только о жизни пострадавшего добровольца, но и о судьбе Дейла. Однако на этот раз всё было гораздо страшнее…
— Чисто!..
Мелкая рябь, короткая пауза, снова сирена.
— Повторить!..
— Давай, Чип! Давай!..
— Ну же, малыш!..
— Бз-бз-бззззззззз!!!
— Пожалуйста, Чип… Не уходи… Вернись… Ты мне нужен… Пожалуйста…
— Чисто!
Рябь, пауза, сирена…
— Увеличить и повторить!
— Это был предел! — ответил оператор дефибриллятора.
— Повторяйте!
— Доктор, это бессмысленно! Мы просто-напросто жарим его!
— Отойдите! — крикнула в ухо реаниматологу Милли, вырывая электроды у него из рук. Медбрат не отпускал, но Стерхам, обменявшись взглядом со Стоуном, распорядился:
— Отдайте ей электроды, Мартин!
— Да она ими пользоваться не умеет…
— Умею не хуже вашего! — огрызнулась бурундучиха. — Не можете сами — не мешайте другим! Уйдите, а то шибанёт! Чисто!
Всё та же рябь, всё та же пауза. Опять всё то же самое…
— Ну же, Чип! Просыпайся! — закричала Милли в безучастное лицо Чипа. — Я тебя не отпускаю, слышишь?! Ты не уйдёшь! Чисто!
Рябь. Пауза. Сирена…
Нет, не сирена. А ритмичное, в такт двигающейся по экрану извилистой линии попискивание, буквально сразу потонувшее в сотрясшем стены больницы крике радости.
— Ура!!! Ура!!! — кричала бригада реаниматоров, в полном составе обессилено повалившаяся на пол. Рыдала в голос Милдред, не скрывали слёз радости обнимавшиеся Стерхам и Стоун, и без того изрядное количество седых шерстинок на теле которого за последние несколько минут выросло вдвое. Только «Спасатели» ничего не кричали. Сил не было. Они просто собрались посреди палаты и, обнимая и одновременно удерживая друг друга на ногах, глядели на нарисованную аппаратом кривую.
— Не расслабляемся! — объявил директор МЦБ, когда схлынула волна эйфории. — Хью! Полное переливание крови и лёгочная вентиляция!
— Понял, Харви! Так, лежебоки, хватит сидеть! — Стерхам громко захлопал в ладоши, призывая всех возвращаться к работе. — Мы переходим в отделение реабилитации! Быстро, быстро!
Медработники вскочили и стали отключать Чипа от приборов. Так и стоявшая с электродами в руках Милдред положила будто приросшие к её ладоням пластины на место, вытерла лицо рукавом халата и подошла к Стоуну:
— Доктор Стоун, я вас очень прошу, позвольте мне…
— Разумеется, Милли! — не дослушав, ответил тот. — Идите с ними! Ваш опыт им понадобится!
— То есть вы хотите сказать, что я… что я не уволена?
— Если не возражаете, мы вернёмся к этому вопросу несколько позже. А пока считайте себя в бессрочном отпуске по… скажем, личным обстоятельствам с целью ухода за тяжелобольным из числа близких. Такая формулировка вас устроит?
— Разумеется, доктор! Более чем! — обняла Стоуна просиявшая бурундучиха.
— Ну ладно, ладно! — седой врач улыбнулся и похлопал её по спине. — Пожалуйста, простите, что поверил Спайви, а не вам. Идите! Вы лучше меня знаете, что делать!
— Спасибо, доктор Стоун! — сжав напоследок руку старого врача, Милли крикнула медработникам:
— В четвёртую интенсивную! И приготовьте шесть порций крови! Скорее!
Реаниматоры повиновались и повезли Чипа той же дорогой, по которой до этого везли мистера Гарольда. Сказав друзьям следовать за ними, Гайка бросилась к нервно протиравшему очки Стоуну.
— Господи, доктор! Даже не знаю, как мне вас благодарить! Спасибо, спасибо за всё!
— Не за что, Мастер! — покачал головой врач-мышь. — Это вы его спасли, а не я… Скажите, как вам это удалось? Что вы увидели? Ведь кардиограф ничего не фиксировал!
— Фиксировал, — возразила Гайка. — Именно поэтому, как потом после каждого разряда, сигнал тревоги на очень короткие промежутки времени прерывался.
— Да, но… Но ведь на экране при этом ничего не было!
— Было. Совсем крохотные, заметные только с предельно близкого расстояния бугорки. Понимаете, доктор, всё построенное мной оборудование сделано из деталей, снятых со списанной человеческой техники…
— Так это что же, — нахмурился Стоун, — выходит, построенная вами техника не вполне подходит для лечения грызунов?
— Напротив, великолепно подходит! Ведь каждую деталь я модифицирую так, чтобы сделать максимально пригодной для лечения таких пациентов, как мы с вами. Точно так же, как вы модифицируете человеческие препараты в своей лаборатории! Взять тот же кардиограф, диапазон регистрируемых сигналов которого я расширила путём изменения коэффициентов делителя операционного усилителя за счёт дополнительного резистора и конденсатора большей ёмкости…
— Хорошо, хорошо, Мастер, я понял. В чём же тогда проблема?
— В экране, доктор Стоун. Его разрешающая способность не позволяет отображать совсем слабые, на грани посторонних шумов сигналы, и в данном конкретном случае он отображал не всю длину волны, а лишь окрестность амплитуды колебаний. При постройке прибора я сочла, что такого разрешения экрана будет достаточно, но, как видите, ошиблась, и это чуть не стоило жизни вашему пациенту и моему близкому другу… Но не беспокойтесь, я всё исправлю!
— Верю, Мастер, — Стоун опять полез в карман за верной тряпочкой для очков. — Но если честно, даже после ваших объяснений я не понимаю, как нам удалось оживить мистера Чипа. После столь продолжительной остановки сердца шансов запустить его снова просто не было…
— Ну, этого я не знаю! — пожала плечами мышка. — Я ведь изобретательница, а не врач. Так что это исключительно по вашей части! Ещё раз спасибо, что послушали меня, и простите, что ввела вас в заблуждение! Всё, я побежала!
Оставив Стоуна стоять посреди палаты и теряться в догадках, Гайка помчалась в отделение реабилитации. К этому времени Чипа уже переложили на кровать и под чутким руководством Милдред и Стерхама подсоединяли к системам жизнеобеспечения и аппарату для переливания крови. Когда всё уже было подключено и настроено, прибежал посланный в банк крови лаборант Стюарт. Стоявшим в коридоре «Спасателям» не было слышно, что он говорит, но встревоженные лица членов бригады говорили о том, что он принёс далеко не хорошие новости.
— Господи, неужели опять что-то не так?.. — пробормотала снова задрожавшая Гаечка, а когда доктор Стерхам, Милдред и Стюарт вышли в коридор, стремглав бросилась к ним.
— Доктор, Милли, что?.. Что случилось?!
— Плохие новости, Мастер, — ответил главный реаниматолог. — У нас нет подходящей крови для переливания.
— Как это?! — не поверила своим ушам «Спасательница». — Когда я последний раз сдавала кровь, мне говорили, что не хватает мышиной, а с бурундучьей проблем никаких!
— Её действительно три полки, — согласился Стюарт, — но мистеру Чипу она не подойдёт. Анализ его крови показал очень существенное отклонение от нормы, и анализатор, сравнив его со всеми имеющимися в базе данных образцами, установил, что даже в самом лучшем случае вероятность отторжения составляет
— Отклонение от нормы? Вы имеете в виду… Господи!!! Скажите, что это не лучевая болезнь! Умоляю!!! — вцепилась в руку лаборанта Гайка, вспомнившая миссию в Боттлботтоме и построенные ею на скорую руку скафандры, которые теперь виделись ей не средством защиты, а орудием убийства.
— Нет-нет! — поспешил успокоить её лаборант. — Это не лейкемия, это что-то врождённое, на уровне хромосомных наборов. Это совершенно безопасно для жизни, однако делает невозможным переливание крови от кого-либо, кроме него самого или, на худой конец, самых близких родственников. Вы можете с ними связаться?
Все как один посмотрели на Дейла.
— А что я? Я ничего! — замотал головой большеносый бурундук.
— Но ты же знаешь его гораздо дольше всех нас вместе взятых! — воскликнул Рокфор.
— Да, но я никогда не встречался с его родителями! Он о них почти не рассказывал, сказал только, что они живут где-то на севере и что он рано ушёл из дому, так как ему там стало скучно, а душа жаждала приключений. Больше он о них не говорил, а я не спрашивал… Кстати, может, попробуете мою?
— Но вы же не родственник! — запротестовал Стерхам.
— Да, не родственник! Но мы уже столько времени знакомы и через столько всего прошли, что вполне можем считаться братьями! Так что я хоть и не родственник, но не совсем! В смысле, не совсем не родственник! Вот!
Лица врача и лаборанта были воплощением скептицизма, но Милдред безапелляционно заявила:
— Ну что вы стоите?! Срочно проведите все анализы!
— Она права, Стюарт! — кивнул тронутый её решимостью Стерхам.
— Хорошо, доктор. Мистер Дейл, идите за мной!
Когда через показавшиеся всем вечностью полчаса мышь и бурундук вернулись, свет радости на их лицах был виден уже из дальнего конца коридора.
— Это феноменально! — закричал Стюарт от самых дверей отделения. — Вероятность отторжения меньше одного процента!
— Ничего себе! — выразил общее удивление Стерхам. — Даже у одного из родителей уровень совместимости был бы хуже! Мистер Дейл, вы точно не родственники?!
— Нет, и даже не однофамильцы! — пошутил приплясывающий от восторга Дейл. Остальные ответили дружным взрывом хохота, какого такая незатейливая шутка даже с точки зрения её автора не заслуживала. Однако это искреннее, пусть и несколько преувеличенное веселье имело огромное значение, поскольку было тем самым порогом, пройдя который, точно знаешь, что самое страшное уже позади.
— Однофамилец или нет, но вы идеальный донор! — отсмеявшись, сказал доктор. — Не уходите никуда, скоро начнём…
Сотрудники реабилитационного отделения зря времени не теряли. Уже совсем скоро Дейл лежал на поставленной параллельно кровати Чипа каталке, и процесс переливания крови начался. Непоседе Дейлу этот период неподвижного лежания дался с трудом, но он с честью выдержал все выпавшие на его долю испытания. Тем более что повода предаваться грустным мыслям не было никакого. Наоборот, пришло время перевести дух и взглянуть на последние события с позиции восхищённого оптимиста, попутно прояснив некоторые оставшиеся в суматохе без ответа вопросы.
— Милли, ты чудо! Умница! Настоящий герой! — зашёлся похвалами бурундук, когда после завершения всех процедур медсестра присоединилась к собравшейся в предбаннике палаты команде «Спасателей». — Это было потрясающе! У меня просто нет слов! Как ты узнала, что Чип в гробу? Как?!
— Да-да! — подхватили остальные. — Как?! Откуда?! Бз-з-з?!
— Понимаете, вчера в библиотеке Спайви признался, что взял идею маскировки привкуса снотворного солью из рассказа о Шерлоке Джонсе. А в одном из рассказов о Шерлоке Джонсе, которые я читала в детстве, преступники собирались спрятать труп жертвы, похоронив её в одном гробу с настоящим умершим. Правда, там гроб был без фальшивого дна, но принцип тот же…
— Милли, ты просто гений! Настоящий детектив! Сыщик! Да что там, суперсыщик!
— Бери выше, парень! Она у нас суперагент! — поправил бурундука Рокфор. — Это просто фантастика! Высидеть столько времени под брезентом, ничем не выдав своего присутствия, и запомнить не просто лица и имена преступников, но и такие детали, как увлечения главарей! Это ж какая должна быть выдержка! Каменная, стальная! Я уже молчу про сидение в шкафу!
— Ну, вы же понимаете, Спайви так красочно описал ожидающие меня в случае поимки тяготы, что у меня просто не было другого выхода, кроме как последовать совету Чипа и схорониться в самом дальнем углу! Так что если в этом и было что-то феноменальное, так это моя трусость…
— Ничего не трусость! — позволил себе не согласиться Дейл. — Наоборот, те самые смелость и выдержка, можешь мне поверить! Я ведь сам как-то пробовал высидеть сутки в нашем шкафу, но выдержал только три часа, пока есть не захотелось! А ты… Феноменально, одним словом!
— Моя выдержка ничто по сравнению с выдержкой Чипа, — Милдред бросила восхищённый взгляд на лежащего за стеклом лидера «Спасателей». — Он был великолепен. Даже зажатый в угол не сдавался, до последнего пытаясь поссорить преступников и попутно вынуждая их рассказывать как можно больше о своих планах! Он боролся до конца, до последней секунды!
— Да, наш Чип такой! — кивнула Гайка. — Но без тебя он бы не справился!
— Не стоит, Мастер! Это без вас ничего бы не получилось! Ведь это не я, а вы спасли его, вернувшись на целых три дня раньше срока! Кстати, как так получилось? Как вы узнали?
— Расскажи ей, Гаечка! — толкнул изобретательницу локтем Дейл, и все взоры обратились к зардевшейся от такого внимания мышке.
— Видишь ли, Милли, мы получили спутниковый сигнал от системы безопасности нашего штаба о том, что кто-то проник в ведущую в гараж вентиляцию…
— Спутниковый сигнал? — недоверчиво переспросила Милдред. — Чип не говорил, что у вас есть собственные спутники…
— Собственных у нас и вправду нет, поэтому приходится обходиться человеческими. Сигнал идёт на частоте GPS и представляет собой одиночный микроимпульс, который никак не сказывается на работе системы и который практически невозможно отследить. Благодаря ему мы имеем возможность узнавать о происходящем в штабе в любой точке земного шара, поэтому сразу узнали о вторжении. Сначала мы подумали, что этим всё и обойдётся, ведь все остальные выходы из гаража были заблокированы, но когда система сообщила об открытии двери в ангар, мы решили, что это какая-то ошибка, ведь там кодовый замок…
— Да, Чип говорил об этом, когда рассказывал преступникам, чего я не буду делать. Он сказал, что там восемь цифр, и добавил: «как в дате». И я сразу догадалась, что речь идёт о дате основания вашей команды, которую он называл мне раньше и которая произвела на меня такое впечатление, что я моментально её запомнила. Настолько хорошо, что очень испугалась, когда набрала код, и всё вокруг затряслось. Подумала, что память меня подвела, я где-то ошиблась, и что из-за этого всё сейчас рухнет. Но это оказалось всего-навсего небольшое землетрясение, и всё обошлось!
— Так, значит, всё-таки землетрясение! — понятливо хмыкнул Дейл. — А мы никак не могли взять в толк, что это такое: сбой системы или вторжение из космоса!
— Да, похоже, система нуждается в дополнительной калибровке, — задумчиво произнесла Гайка. — На падающие листья она уже не реагирует, а вот над землетрясениями придётся поработать…
Остальные «Спасатели» нервно сглотнули, живо представив себе работу над землетрясениями в исполнении Гаечки, а не настолько хорошо знакомая с мышкой Милли невозмутимо продолжала:
— Ну хорошо, с сигналом понятно. Но ведь Спайви говорил, что все рейсы отменены! Как же вам удалось так быстро добраться сюда?
— Сами удивляемся! — развела руками мышка. — Сначала нас чудом не убило взорвавшимся штативом для телескопа, потом мы едва не свалились с вулкана, после чуть не погибли в циклоне, но, к счастью, нам хватило батареек ровно настолько, чтобы фен проработал до самого самолёта. Потом мы летели, летели, пересаживались и снова летели, потом пришли в штаб, нашли тебя… Ну, дальше ты знаешь!
Милли была поражена:
— Ничего себе… Взрывы, циклоны…
— И это далеко не полный перечень! — сказал Дейл. — Гаечка пропустила тропических ядовитых чудовищ, кусающихся мальчиков и поссумов-убийц!
— Похоже на очень долгую историю, мистер Дейл…
— Ты её обязательно услышишь, Милли, — подмигнул ей бурундук, — но только при одном условии!
— Это каком же?
— Если забудешь об этом вот «мистере» и этом вот «вы»! Просто Дейл, идёт?
— Идёт, мистер… просто Дейл!
— Равно как и просто Гайка, просто Рокки и просто Вжик! Правда, друзья? — повернулся к остальным Дейл. Медсестра совершенно растерялась, но единодушные утвердительные кивки остальных «Спасателей» помогли ей вновь почувствовать себя уверенно.
— Благодарю вас! Признаться, я даже мечтать не смела, что смогу обращаться к таким легендам, как вы, на «ты»! Да что там, я даже познакомиться с вами не надеялась!
— Вот видишь! — бурундук широко улыбнулся. — А ты говоришь: фантастика! Никакой фантастики! Уверен, Чип скажет то же самое, что и я, когда очнётся!.. Кстати, когда он очнётся?
Медсестра помрачнела.
— Неизвестно.
— То есть как это «неизвестно»?! — заволновался Дейл. — С ним ведь всё хорошо, правда?! Он поправляется?!
— Разумеется! — Милдред взяла «Спасателя» за руку, и он моментально успокоился. — Самое страшное позади, ведь реанимация — это всегда самое сложное. Но процесс выздоровления на этом не заканчивается. Наоборот, это только начало.
— А когда будет конец?.. В смысле, выздоровление?
— Когда его организм избавится от отравы, не раньше.
— Но мы же уже даже здоровую кровь в него влили!
— Это только первый сеанс. Ему требуется полное переливание, но поскольку донор у нас только один, придётся этот процесс разбить на несколько этапов. Вы сможете быть в больнице в два часа дня?
— Конечно! Я вообще отсюда уходить не собираюсь, пока он не поправится!
— Я тоже! — горячо поддержала друга Гайка.
— И мы! — ответил за себя и утвердительно закивавшего Вжика Рокфор.
— Я понимаю, — улыбнулась Милли, — и благодарна вам за это. Вы нужны ему, я чувствую. Но должна предупредить, что ждать, скорее всего, придётся долго.
— И сколько же именно? — поинтересовался Дейл. — До вечера? До утра?
— Боюсь, гораздо дольше. Барбитураты вообще очень стойкие вещества, а уж долговременные, к которым относится введённый Чипу мефобарбитал, особенно. Разумеется, мы разработаем для него и мистера Гарольда медикаментозные наборы для ускорения выведения яда и восстановления в полном объёме всех процессов в организме, но всё равно на это уйдёт много времени.
— Мы подождём, Милли, — заверила её Гайка.
— Что ж, в таком случае я договорюсь, чтобы вам предоставили четыре койко-места в соседних палатах.
— Да мы вполне обойдёмся…
— Нет-нет, не беспокойтесь! Места в больнице есть, так что обузой вы не будете, если вы об этом.
— Именно об этом! — подтвердил Дейл. — Но если ты говоришь, что всё в порядке…
— В полном!
— Раз так, мы не против, — Гайка пожала Милдред руку. — Ещё раз спасибо тебе за всё! За Чипа спасибо!
— Да, точно! Спасибо за Чипа, Милли! — поддержал изобретательницу Рокфор и крепко обнял медсестру. Его примеру последовал Дейл, но одними объятиями не ограничился, дополнив их поцелуями в обе щёки, от чего и так смущённая бурундучиха густо залилась краской.
— Мистер Дейл, это лишнее…
— Брось, Милли, это ничто по сравнению с тем, чего ты заслуживаешь на самом деле! И потом, мы же договорились — никаких «мистеров»! Помнишь?
— Да, действительно… Ладно, мне надо идти к доктору Стоуну, будем работать над программой лечения. Общая схема уже известна, так что приступим безотлагательно.
— А нам можно будет присутствовать? — попросила Гайка.
— Мы не будем мешать, честно! — присоединился Дейл.
— К сожалению, во время процедур — только в коридоре, таковы правила, — Милдред развела руками, но потом подумала и открыла внутренние двери палаты. — Знаете что, пока можете посидеть прямо здесь, возле него. Вообще-то, это тоже против правил, но, думаю, доктор Стоун меня за это не выгонит.
— Пусть только попробует! Мы его сами выгоним! — пообещал красноносый бурундук. Медсестра прыснула и, попрощавшись со всеми, удалилась, а «Спасатели» собрались вокруг лежащего без сознания друга. Дейл встал с левой стороны, Рокфор с сидящим на плече Вжиком опёрся на спинку кровати, а Гайка села на единственный в палате стул и взяла в свою ладонь утыканную датчиками и увитую проводами правую руку Чипа. Именно так всё было в ночь на девятое, когда они прощались перед отлётом на Яву. Но если тогда в палате звучали их весёлые голоса и смех, то сейчас раздавалось лишь попискивание чутко следящих за состоянием Чипа приборов. Встреча получилась гораздо печальней прощания…
— Как думаете, он нас слышит? — прервал долгое молчание Дейл. — Знает, что мы здесь?
— Понятия не имею, — покачала головой Гайка. — Надеюсь, что да… Господи…
— Не плачь, дорогая, — попросил Рокки, кладя руку ей на плечо. — Ты же слышала, что сказала Милли. Самое страшное уже позади, он поправляется.
— Правда, Гаечка, не волнуйся! Всё наладится! Он… — Дейл запнулся, борясь с подступившим к горлу комом. — Он выздоровеет, и мы снова будем вместе! Он… вернётся! Мы же… мы же вернулись! И он вернётся!
— Да, Дейл… Вернётся… Непременно вернётся…
В дверь постучали, и в палату вошёл Гардинг. Схватка с силачом Тарклом обошлась ему недёшево, доказательством чему были три наложенных на лицо шва и удерживающая компресс на затылке повязка.
— Прошу прощения, — извинился он, — но вам надо уходить. Сейчас мы будем…
— Да, конечно, сестра Милдред говорила нам, — кивнул Рокфор. — Мы сейчас. Пойдём, дорогая.
— Сейчас, Рокки, ещё минутку… — попросила Гайка.
— Идём, Гаечка, мы же задерживаем врачей…
— Да-да, я знаю… Идите, я вас догоню!
— Хорошо, как скажешь. Дейл, пошли.
— Мастер Гайка, — окликнул оставшуюся у кровати мышку Гардинг. — Я всё понимаю, но…
— Я скоро! Обещаю!
Санитар понимающе кивнул и вышел, а Гайка просидела ещё с полминуты, после чего наклонилась к наполовину скрытому кислородной маской лицу дорогого друга и прошептала ему на ухо:
— Всё будет хорошо, Чип. Я вернулась, как и обещала, даже чуть раньше. Мы все вернулись. Теперь твоя очередь. Возвращайся скорее. Мы будем ждать тебя. Я буду ждать тебя…
И они ждали. Это было единственное, что им оставалось делать. Всё от них зависящее «Спасатели» и врачи МЦБ уже сделали. Первые вопреки козням Буди Бамбанга и тропическому циклону вовремя прилетели с Явы и довели начатое им расследование до конца, выяснив всё, вплоть до имён подкупленного Мауизой Стретчер сотрудника местного почтового отделения и мастера, поддавшегося на щедрые посулы и построившего гроб с двойным дном, а вторые вернули его с того света. Вернее, не дали уйти туда насовсем.
На первый взгляд успешная реанимация Чипа противоречила всем законам медицины, однако лабораторные исследования показали, что в этом не было ничего сверхъестественного. Просто он, как и Гарольд Кошелёк Третий, недополучил смертельную дозу. Но если в случае с меценатом это объяснялось тем, что у преступников закончился препарат, то лидера «Спасателей» спасла двойная доза кордиамизола, компоненты которого вступили в реакцию с введённым позднее мефобарбиталом, замедлив и смягчив его действие, из-за чего его сердце продолжало биться гораздо дольше, чем должно было. Также немаловажную роль сыграло решение Мауизы Стретчер хоронить мужа в открытом гробу, размеры которого и чуть просевшее под тяжестью тела Гарольда Кошелька двойное дно открыли дорогу пусть небольшому, но жизненно важному притоку воздуха. Однако отсутствие своевременной и квалифицированной помощи свело бы все эти счастливые случайности на нет, поэтому эта операция, вне всякого сомнения, была и впредь останется выдающимся достижением грызунской медицины. Но это был далеко не конец лежащего перед «Спасателями», врачами и Чипом пути.
Нескончаемым потоком шли письма. Едва заслышав о том, что лидер команды «Спасателей» находится в критическом состоянии, каждый, кому они помогли за все эти годы, считал своим долгом выразить сочувствие и если не прибыть и не сказать тёплые слова лично, то хотя бы в письменной форме как-то поддержать своих благодетелей. Из этих писем можно было составить подробную многотомную летопись их героических свершений, поэтому Рокки не позволял пропасть ни одному из них, тщательно складируя и каталогизируя, чтобы когда-нибудь потом, на досуге, заняться этим монументальным трудом. Со временем многие дела подзабылись, и чтение некоторых писем сопровождалось удивлёнными возгласами: «Мы даже это сделали?!» А некоторые письма Рокфор даже складывал в отдельный металлический ящичек и иногда доставал одно из них и зачитывал вслух. Эти когда скупые, а когда и цветастые строки заставляли слушателей плакать или смеяться, задумчиво кивать или многозначительно хмыкать: каждое письмо по-своему. Но все они заставляли вспоминать того, благодаря которому они встретились и все эти годы были вместе. И чьего возвращения ждали сейчас, чутко вслушиваясь в ритмичное попискивание систем жизнеобеспечения и вглядываясь в ползущие поперёк экранов монотонные графики, боясь упустить малейшее отклонение.
Когда стало понятно, что выздоровление Чипа затягивается, его друзья перебрались в больницу совсем и покидали её только для того, чтобы совершить дежурное патрулирование или ответить на вызов. Это хоть как-то помогало им отвлечься, да и Чип, вне всякого сомнения, хотел бы, чтоб они продолжали их общее дело, несмотря ни на что, ведь этим некому было заниматься, кроме них. Но главным было то, что злоумышленники всех мастей и калибров, узнав о понесённой «Спасателями» тяжёлой потере, воспряли духом и повылезали из своих нор, куда их столько лет и с таким трудом загоняла отважная пятёрка. Поэтому расслабляться не приходилось, и герои работали на износ, наглядно доказывая преступному миру, что они по-прежнему в строю и что временное отсутствие Чипа не помешает им действовать, как всегда решительно и эффективно. Урок был усвоен, уже после нескольких операций всплеск преступности сошёл на нет, и четверо друзей получили возможность больше времени проводить у постели друга, которому их присутствие было нужнее и важнее самой хитроумной медицинской аппаратуры. Ведь его путь назад в мир живых и в самом деле только начинался…
Тёплая вода обволакивала разгорячённое тропическим солнцем тело. Раскинувшийся вокруг океан казался безграничным, и о существовании суши напоминала лишь узкая тёмно-зелёная полоска вдали. Чип не видел, что там, но откуда-то знал, что ему надо именно туда. Поэтому плыл, бросаясь с волны на волну, которые почему-то катились не к таинственной земле, а ему навстречу, будто нарочно не давая добраться до берега. Это было непонятно, и с каждой новой преодолённой волной лидер «Спасателей» всё сильнее хотел доплыть до острова и во всём разобраться. «Что это? — думал он, подныривая под волны. — Что за таинственный остров, от которого расходятся волны? Наверняка козни Нимнула: чувствуется его рука, его стиль…» Придя к такому выводу, он ещё усерднее заработал руками и ногами, и мало помалу берег стал приближаться.
Когда его руки коснулись песка, бурундук поднялся на ноги и с удивлением обнаружил, что одет в свою куртку, впитавшую, судя по весу, не меньше галлона воды. Он не стал её снимать, зная, что на солнце она быстро высохнет. А вот вынутую из кармана шляпу специально ещё пару раз в воду окунул, чтоб голову меньше пекло.
«Выяснить бы теперь, что это за место…»
Вдоль берега, насколько хватало глаз, простиралась зелёная стена подступавших почти к самой воде джунглей, над которыми возвышались стоявшие в глубине острова монументальные строения. В одном из них, широкой увенчанной шпилем многоступенчатой пирамиде, Чип узнал Боробудур. «Значит, вон те три высокие башни — это Тришахти Прамбанана!» — понял бурундук. Он на острове Ява! «А они ближе к берегу, чем можно подумать, глядя на карту!» — подивился Чип, и его сердце затрепетало в предчувствии скорой встречи с любимыми друзьями. Он сделал шаг вперёд, но остановился в нерешительности. Куда ему идти? Где их искать? На запад, к Боробудуру, или прямо, к Прамбанану? А может…
Чип посмотрел направо, на высящуюся вдалеке чёрную гору, увитую серым облаком вулканической пыли. Семеру — высшая точка острова Ява и, благодаря сочетанию высоты и близости к экватору, самое лучшее место на земле для наблюдения за солнечным затмением.
«Ну конечно! Они уже там! Они же написали в последнем письме, что отправляются прямиком туда!»
«Спасатель» побежал на восток, стараясь как можно быстрее уйти с полосы обжигающего лапы песка и очутиться в спасительной тени густых зарослей. Песок казался вязким, как свежее тесто, а тут ещё и ветер поднялся, и Чипу пришлось идти, одной рукой придерживая шляпу, а другой закрываясь от летящих прямо в лицо и жалящих, будто осы, песчинок. Ветер усиливался, широкие листья пальм хлопали всё громче и громче, а небо, ещё минуту назад ясное и безоблачное, стало багровым и налилось дождём. «Быстрее! Быстрее!» — подгонял себя «Спасатель», но чем ближе он подходил к зарослям, тем отчётливее видел, что в вырастающей перед ним живой стене нет ни единого просвета. Одно сплошное переплетение лиан и корней, в которое не то что он, Вжик — и тот бы не пролетел…
Откуда-то справа послышался принесённый ветром крик орангутанга, и Чип увидел мелькнувшее среди зарослей пятно золотистой шерсти. «Это один из тех орангутангов, о которых рассказывал Рокфор! Где-то тут проходит их бывшая тропа войны!» — понял «Спасатель» и двинулся в ту сторону. По дороге он, правда, засомневался, ибо голову готов был дать на отсечение, что Рокки познакомился с орангутангами не на Яве, а на Суматре. Но вскоре он вышел к хорошо утоптанной прогалине в зарослях, и все сомнения моментально развеялись. Даже ветер как-то сразу стих, и стало слышно звонкоголосое пение тропических птиц. Куртка Чипа успела полностью высохнуть, поэтому он расправил плечи и гордо зашагал по узкой и неприметной для орангутанга, но для него — широкой дороге, хищной анакондой вьющейся между высокими и толстыми, минимум в сто бурундучиных обхватов, деревьями и выводящей на просторное каменное плато, посреди которого высился вулкан Семеру. Из его вершины постоянно вырывались клубы пыли и пара, поэтому густое молотообразное облако над ним никогда не рассеивалось полностью.
«Где же остальные? — думал Чип, недоумённо оглядываясь. — Должно быть, подошли к самому вулкану… Ну да, правильно! Гаечка собиралась устанавливать оборудование на полпути к вершине, где воздух разрежен и погрешность измерений меньше!»
Он побежал к горе, перепрыгивая с уступа на уступ. По мере приближения к вершине дышать становилось всё труднее, конечности немели от нагрузки и недостатка воздуха. Ещё уступ, ещё… Теперь на вон тот большой булыжник… Нет, стоп, он туда не допрыгнет… Или допрыгнет? Допрыгнет! Разбежавшись, Чип прыгнул, но бывший его целью уступ внезапно пришёл в движение и стал уползать от него. Бурундук замахал руками и ногами, пытаясь, подобно персонажу детского мультфильма, перебежать через неуклонно расширяющуюся пропасть по воздуху. Но так и завис в движении, глядя расширившимися от ужаса глазами на тот самый уступ, который на глазах стал менять цвет и форму. Выглядевшая доселе несокрушимой горная твердь сделалась мягкой, как воск, углы сгладились, и уступ стал трубой. Зелёной сужающейся на конце трубой, которая огибала гору изумрудным поясом и больше всего на свете походила на хвост ящерицы. Ни туловища, ни головы видно не было, но, учитывая длину хвоста и диаметр горы, они должны были быть…
Объятый ужасом Чип обернулся через правое плечо. Интуиция его не подвела. Голова чудовища с утыканной частоколом острых зубов пастью находилась в нескольких дюймах от его лица и стремительно приближалась, увеличиваясь в размерах и заслоняя собой и гору, и небо, и белую стену…
— А-а-а-а-а-а-а! — закричал Чип, бешено молотя руками и ногами воздух, который ни с того ни с сего превратился в некое подобие молочного киселя, сковывающий движения и заглушающий все звуки, так что бурундук ни крика собственного не слышал, ни руками-ногами толком пошевелить не мог.
— А-а-а-а-а-а-а! — завопил Дейл, который дремал на стуле, закрывшись от дневного света последним выпуском комикса «Охотники за динозаврами». Разбуженный громким писком аппаратуры, которая зафиксировала резкое увеличение частоты пульса и артериального давления, он подскочил к мечущемуся на кровати другу и закричал:
— Чип, ты ожил!!! Чип!!! Чип!!! Скажи что-нибудь!!!
«Оно знает моё имя… — пронеслось в голове у Чипа, не устававшего поражаться скорости, с которой произошли радикальные перемены в облике неведомого чудища. — Оно со мной говорит… Оно коричневое, двузубое, в красной одежде и говорит голосом Дейла… Это… Это…»
— Д-д-д… — попытался произнести он, но губы, язык и голосовые связки слушались плохо, как и вообще все до единого мускулы тела и лица, закованного в непонятно откуда взявшийся крепко удерживаемый на месте тугими ремнями жёсткий пластмассовый намордник.
— Чип!!! Чип!!! Это я, Дейл!!! — не унимался красноносый бурундук. — Ты видишь меня?! Слышишь меня?! Узнаёшь меня?! Не молчи, Чип!!!
— Д-д… Д-дейл…
— Чип, я не слышу! Не слышу! Говори громче!!!
— Дейл…
— Чип! Чип! Ну же! Ну!
— Дейл!!! — Чипу казалось, что он орёт так, что стёкла дребезжат, но Дейл слышал лишь сдавленный шёпот, еле различимый сквозь кислородную маску. Этого, впрочем, было достаточно. Подпрыгнув чуть ли не до потолка, он галопом поскакал в предбанник и, распахнув двери в коридор, закричал что было мочи:
— Ребята!!! Он очнулся!!! Идите сюда!!! Он очнулся!!!
— Очнулся?! — переспросила вбежавшая в палату Сара Коттон и, увидев открытые глаза пациента и гораздо более изломанные, чем до того, графики на экранах, бросилась обратно к дверям:
— Я за доктором!
— Хорошо, сестра Са… — собравшийся бежать за ней Дейл еле успел отпрыгнуть в сторону, пропуская Рокфора и Вжика, влетевших в палату одновременно в прямом и переносном смыслах.
— Зачем так орать? — сердито отчитал взбудораженного товарища запыхавшийся австралиец. — Я её еле уложил, а ты… А, ладно!
Так и не договорив, силач бросился во внутреннюю часть палаты, в процессе чуть не сорвав с петель и так натерпевшуюся за сегодня дверь.
— Чип! Малыш! — заревел он, широко расставив руки.
— Рок… Вжик… — прошептал Чип, поворачивая голову и улыбаясь подлетевшему к его лицу и жужжащему втрое громче обычного Вжику. Улыбка, откровенно говоря, вышла страшноватенькая, но кислородная маска скрыла детали, да и Вжику и остальным было не до таких мелочей.
— С возвращением! — пропищал Вжик.
— С… с возв-вращ-щением… — повторил за ним Чип. Он попытался поднять руку, но она и не думала двигаться с места. Хотя нет, думала, точнее собиралась. Но делала это крайне неохотно и с большим запаздыванием. В то время как Чип чувствовал, что согнул руку под прямым углом, на самом деле она сгибалась хорошо если градусов на пять, да и то резким рывком, после которого плетью падала назад. Нечто подобное испытывает заснувший в неудобной позе или принявший её уже во сне, когда наутро обнаруживает, что отлежал руку и не может ей пошевелить, пока не восстановится кровообращение. Сейчас у Чипа было такое ощущение, будто он умудрился отлежать всё тело сразу.
— Д-д-друзья… А г-где Г-г…
— Видишь ли, Чип, она… — начал Рокки, но был прерван донёсшимися из коридора шагами и хмуро посмотрел на Дейла. — Эх ты…
— Дейл! Рокки! — закричала с порога Гайка. — Что?! Как?! Я слышала…
Увидев через окно смотрящего на неё Чипа, она замолчала и, растолкав друзей, подбежала к кровати.
— Чип… — прошептала она. Получивший возможность рассмотреть её внимательно бурундук поразился тому, насколько усталой и измождённой она выглядит. Тени вокруг её глаз были темнее комбинезона, кожа по цвету практически не отличалась от надетой под ним футболки, а пышные волосы висели слипшимися прядями. Она похудела, отчего её лицо стало тоньше и острей, а неизменные очки казались уже не «консервами», а «кастрюлями». Но это была она. Та, которую он уже не надеялся увидеть и которая стояла сейчас у его кровати, глядя на него красными от усталости, но при этом искрящимися слезами радости глазами.
— Г-г-г…
Как обычно, первая попытка оказалась неудачной, однако бурундук не отступал, потому что готов был умереть, но выговорить её имя. Набрав в грудь столько воздуха, что рёбра заболели, он пару раз сглотнул сухую слюну и, борясь за каждую букву и каждый звук, произнёс так громко, как только был способен:
— Г-г… Г-га… Гаечка…
Собственный голос показался Чипу чужим. Так бывает, когда впервые слышишь самого себя в записи, ведь свой мы голос слышим не столько ушами, сколько через кости черепа. Тот же самый эффект Чип наблюдал сейчас, только наоборот. До этого он слышал себя не ушами, а костями. Сейчас услышал себя и ушами тоже. Это уже была победа, но главное заключалось в другом. Его услышала Гаечка. Не прочитала по губам и не угадала, хотя это было элементарно. Нет, именно услышала. Более того, ответила:
— Да, Чип, я здесь…
И, сделав шаг вперёд, бросилась ему на грудь.
— Ты вернулся, Чип… — шептала она, вцепившись руками и зарывшись лицом в одеяло. — Господи, ты вернулся… Ты вернулся…
— Д-да, Г-гаечка…
Она была как никогда близко, в мышином дюйме от его лица. Однако для него, не способного ни наклониться вперёд, ни протянуть руку, была недосягаема. Он отчаянно пытался дотронуться до неё, но это было похоже на страшный сон, когда не можешь ни пошевелиться, ни проснуться. Он до последнего дрался за каждый остававшийся до неё клочок одеяла, но складки материи были для него сейчас всё равно что горы, через которые ни перелезть, ни перебраться по воздуху, ведь на весу его рука просто не держалась. Вены на его лбу вздулись от напряжения, по щекам градом катились слёзы, но всякий раз рука безвольно падала на одеяло, не продвинувшись ни на йоту. Чип уже был готов завыть от тоски и злости на себя и свою неспособность преодолеть этот последний дюйм, который с равным успехом мог быть милей, когда внезапно ощутил, как кто-то взял его за руку и сквозь застилавший взор туман разглядел красную с жёлтыми разводами одежду.
«Это Дейл! — понял Чип. — Даже сейчас он хочет помешать мне, как делал это всегда!..»
Разъярённый таким вероломством, он попытался освободиться от предательского захвата, но опоздал. Дейл крепко сжал его ладонь и поднял на недосягаемую для Чипа доселе высоту. Но не для того, чтоб отбросить прочь. А чтоб аккуратно опустить на макушку Гаечке. У Чипа перехватило дыхание, и прикроватная аппаратура зашлась громким писком, но никто из присутствующих не обратил на это внимания. Сейчас значение имели отнюдь не показания приборов…
— Чип? — тихо спросила Гайка.
— Д-да, это я… — ответил он, поднимая глаза на продолжавшему стоять у кровати другу. Поймав его взгляд, Дейл кивнул и отошёл вглубь палаты, оставив их…
Нет, не наедине.
Одних.
— Чип… — прошептала мышка.
— Гаечка… — пробормотал Чип сквозь слёзы теперь уже не бессилия, а радости. То ли нервные окончания понемногу ожили, то ли сказался пережитый только что шок, а может, прикосновение к золотым волосам Гаечки придало сил. Как бы там ни было, рука Чипа стала более послушной и способной выполнять гораздо более плавные движения, и он осторожно погладил мышку. Поначалу его ладонь не выходила за ремешок очков, но с каждым поглаживанием двигалась всё увереннее. Почувствовав это, Гайка придвинулась ближе и издала приглушённый смешок, когда он дотронулся до её изящного ушка.
— Гаечка… — повторил бурундук
— Мымм-м-м… — невнятно промычала изобретательница.
— Боже, Гаечка… Т-ты не… не представляешь… Я… Я так ждал… Так хотел… Так много сделать… сказать… Ты… Ты слышишь, Гаечка? С-столько всего, Гаечка… Гаечка? Гаечка?..
Мышка не ответила и не шелохнулась. Чип ещё несколько раз позвал её, с каждым разом всё громче и более нервно, но она не реагировала, и он повернулся к стоящим у дверей и утирающим слёзы радости друзьям.
— Ребята!.. Дейл!.. Рокки!..
— Что случилось, малыш? — спросил стоявший ближе всех и подошедший первым Рокфор.
— Гаечка… Я не… знаю!.. Она… Она не… не отвечает!..
Австралиец наклонился и, чуть отведя в сторону волосы Гайки, заглянул ей в лицо.
— Что с н-ней, Рокки?.. Ч-что?! — продолжал допытываться Чип. Его тревога передалась австралийцу, и он нагнулся ещё ниже, коснувшись усами щеки мышки. Та поморщилась и что-то коротко промычала. На лице великана появилось уже знакомое Чипу выражение крайнего умиления, и он прошептал:
— Она уснула.
— Уснула? — переспросил Чип, перейдя на ещё более слабый шёпот. — П-прямо… прямо здесь? Как?
— Наконец-то. И крепко притом!
— Так может… — бурундук начал убирать руку, но чутко спавшая Гайка зашевелилась, и он поспешил погладить её по задвигавшемуся ушку, показывая, что никуда не делся. Когда она успокоилась, он продолжил, ещё больше понизив голос:
— Может, её стоит перенести куда-то…
— Как скажешь, Чиппер, — пожал плечами австралиец. — Сама она, как видишь, уходить не хочет, и я прекрасно её понимаю, но…
Чипу самому не хотелось так быстро расставаться с Гаечкой, но он, ещё раз проведя рукой по её нежной чёлке, убеждённо кивнул.
— Да, Рокки, так… так будет лучше.
— Мымым-м… — абсолютно не согласная с достигнутым без её участия консенсусом мышка протестующе помотала во сне головой. Но это не помешало австралийцу осторожно отцепить её коготки от одеяла и бережно поднять её на руки. У него на руках она выглядела ещё более хрупкой и исхудавшей, чем до этого, и у Чипа просто сердце сжалось, о чём не преминул сообщить бдительный прибор. Громкий писк заставил Гайку вздрогнуть, и Рокки поспешил вынести её из комнаты, пока она не проснулась совсем. Вжик полетел за ними, а оставшийся в палате Дейл вздохнул и спросил:
— Ну как, теперь понимаешь, зачем я устроил тогда тот спектакль со сломанными ногами24?
— Что ты… ты имеешь… в виду? — удивлённо вскинул брови Чип, хотя «вскинул» — слишком сильное слово. Так, чуть-чуть приподнял.
— Что в такие моменты, как этот, действительно хочется получить травму посерьёзнее, чтобы она была вот так вот рядом… Согласен, Чип?
— Дейл, ты… ты, если вдруг что, не молчи, об-обращайся! Мигом устрою… столько переломов, сколько… сколько пожелаешь!
— Ой-ой-ой, какие мы в гипсе грозные! — съязвил Дейл, но тут же расплылся в улыбке и махнул рукой. — Ладно, скоро доктор Стоун придёт, не буду мешать…
Он направился к двери, но Чип жестом остановил его.
— Постой, Дейл… Скажи… Милли… Ей у-удалось…
— Если бы не удалось, мы бы с тобой сейчас не разговаривали!
— А что с М… Мауизой и… и остальными?
— Шайка накрыта в полном актёрском, врачебном и почтальонском составе! Слышал бы ты, как они навешивали всех кошек и собак друг на друга! Куда там предвыборным теледебатам! Так что не волнуйся ни за них, ни за Милли, ни за мистера Гарольда…
— Так Гарольд Кошелёк?.. — Чип не поверил своим ушам, поэтому решил уточнить.
— В целости, сохранности и полном здравии! — заверил его товарищ. — Только тебя и дожидались!
— Да? И… И долго?
— Сегодня двадцать седьмой день пошёл.
— Двадцать седь… — Чип осёкся, переваривая услышанное. — То есть это… это получается…
— Да, дружище, — кивнул Дейл. — С Новым Годом!
— С Новым Годом… — машинально повторил лидер «Спасателей». — Погоди, так… так это что же, Гаечка… всё это время…
— Практически не смыкала глаз, если ты это имеешь в виду. Впрочем, сам видел…
— Видел… — подтвердил Чип, после чего посмотрел старому другу прямо в глаза и сказал:
— Спасибо т-тебе.
— За что это? — не сразу понял Дейл.
— За то, что помог… помог мне. С рукой.
— А, вот ты о чём… Не за что. Я видел, что тебе это нужно и что самому тебе не справиться, вот я и… Впрочем, если не хочешь чувствовать себя обязанным, считай, что я сделал это для неё. Ей это тоже было нужно.
— В таком случае спасибо… вдвойне. За то, что помог… ей.
— Брось, Чип, — улыбнулся Дейл, — ты бы сделал то же самое. Ладно, лежи, выздоравливай. Если захочешь прогуляться, костыли возле кровати. Твои любимые, кстати!
— Поговори у меня тут!.. Хотя, признаться, истосковался я по твоим… твоим шуткам…
— А я по твоим тумакам и громким окрикам! Шучу-шучу! — рассмеялся Дейл, но тут же посерьёзнел, увидев, что Чип как-то сник. — Что случилось?!
— Прости, Дейл, что я… За все эти мои…
— Боже, Чип, не бери в голову! В конце концов, большую их часть я честно заслужил! Ну, не то чтобы большую, так, треть, четверть… Хотя, если подумать… А впрочем, к чему всё это? Как говорится, кто старое помянет… О, вот и доктор!
— Ну-с, как наш героический пациент? — бодро поинтересовался Стоун. — Я смотрю, уже и речь начала возвращаться! Очень хорошо!
— Ну, Чип у нас большой любитель потрепать языком, так что тут ничего удивительного! Ладно-ладно, шучу! — Дейл поднял руку, призывая Чипа успокоиться и перестать тянуться к костылю. — Всё, я пошёл! В обед будем у тебя всей толпой, так что сиди дома и никому чужому не открывай! Всё-всё, не надо так нервничать, кардиограф сгорит! Он ваш, доктор!
— А ваш друг тот ещё затейник! — хмыкнул директор МЦБ, когда хлопнула закрывшаяся за Дейлом дверь палаты.
— Да уж… — закатил глаза Чип. — Скажите, доктор, у меня… эти проблемы с… с руками надолго?
— Чешутся? — хохотнул врач. — Не беспокойтесь, после прохождения восстановительной программы будете как новенький…
Дверь палаты приоткрылась, и в проёме показалось сияющее лицо Дейла, которого аж распирало от желания поведать миру свою новую хохму.
— Что ещё? — нервно спросил Чип, научившийся с опаской относиться к такому настроению старого друга.
— Да так, — невинно захлопал ресницами Дейл. — Просто шёл по коридору и совершенно случайно заглянул в палату, где спит Гаечка. Ты знаешь, во сне она такая… такая… ладно, ты всё равно не поймёшь! Я это всё к чему? Помнишь, ты что-то там говорил насчёт пары перелом… Ой!
Дейл быстро захлопнул дверь, и брошенный Чипом на удивление сильно и точно костыль цели не достиг.
— Неплохо! — прокомментировал Стоун. — Похоже, в вашем случае можно обойтись ускоренной программой…
Подготовка ко дню выписки Чипа началась задолго до того, как доктор Стоун официально сообщил ему и остальным «Спасателям», что результаты обследования самые что ни на есть позитивные, необходимости в его пребывании в больнице больше нет, и уже очень скоро он сможет её покинуть. Но, разумеется, лишь после соблюдения всех необходимых формальностей: как канцелярских, так и организационных. И если с первыми всё было ясно, то вдаваться в подробности вторых старый врач не стал. При Чипе, по крайней мере. Но и так было понятно, что готовится что-то грандиозное, ведь Малая Центральная больница ещё никогда в своей сравнительно непродолжительной, но при том весьма насыщенной истории не выписывала столь героического пациента.
После зимних праздников прошло ещё немного времени, и особых усилий для украшения больницы не требовалось, но руководство и персонал МЦБ подошли к вопросу со всей ответственностью и прилежанием. Каждый готовился к этому дню на совесть. Однако даже самые трудолюбивые и усердные не готовились к нему так, как готовился к нему сам виновник торжества. Потому что для него этот день должен был стать не просто днём выписки из больницы, а первым днём абсолютно новой жизни.
Благодаря разработанной специалистами фармакологического отделения при непосредственном участии Милдред программе медикаментозного лечения с активным привлечением стимулирующих средств все функции перенёсшего отравление барбитуратами и клиническую смерть организма восстановились в полном объёме. Поэтому уже
«Как она воспримет? Как отнесётся? Что скажет?..»
Сняв с вешалки шляпу, Чип огляделся. Сразу после завтрака он начал убирать комнату и наводить лоск. Во-первых, просто не мог иначе. А во-вторых, чувствовал, что если не займёт себя чем-нибудь, то его в конце концов придётся поместить в другую палату, для пациентов с заболеваниями и травмами иного рода. Поэтому старался вовсю, и сейчас в палате царил образцовый порядок. На одеяле и пледе не было ни складочки, костыли были вставлены в гнёзда держателя точно под прямым углом, а металлические детали инвалидной коляски вычищены до блеска. Ещё вчера его товарищи забрали книги и последние из писем, поэтому тумбочка и стул пустовали. Одним словом, палата была полностью готова к приёму следующего пациента.
Но был ли готов её покинуть пациент предыдущий?
«Поверит ли? Поймёт ли? Простит ли?..»
Чип приложил руку к груди и нащупал сквозь куртку хранившуюся в правом внутреннем кармане фотографию. Ему не надо было доставать её, он и так помнил каждую точку и каждую линию. В последнюю неделю, стоило ему остаться в одиночестве после ухода навещавших его каждый день друзей, он первым делом вынимал её из кармана и, вздыхая, обещал себе, что завтра обязательно поговорит с ней. Потом «завтра» плавно сменилось «днём выписки», который тогда казался чем-то очень далёким и поэтому чрезвычайно удобным. Сегодня он стал неотъемлемой частью реальности. Такой же, как его шляпа, куртка и фотография в кармане. И как белая дверь палаты, для открытия которой было достаточно просто повернуть ручку. Но это в другие дни. Сегодня этого было мало, ведь на этот раз она вела не просто в коридор, а в ту самую новую жизнь…
«Всё, время! — сказал себе Чип и, нахлобучив шляпу, решительно направился к дверям. — Хватит отсиживаться, это ничего не даст! Всё уже решено! Кроме того, эта дверь здесь единственная, а кроме меня её всё равно никто не откроет!..»
Он ошибался.
— Доброе утро, Чип! — поприветствовала его Милдред.
— Доброе… — глухо ответил бурундук, не в силах оторвать от неё взгляда. Сейчас она выглядела ещё прекрасней, чем обычно. Каштановые волосы поднимались ото лба двумя сходящимися к центру высокими гребнями волн и падали на плечи, закручиваясь вперёд подобно воде у подножья водопада. Тёмно-серое платье в белый горошек и тонкий белый поясок как нельзя лучше подходили к светлым глазам, пронзительно контрастировавшим с длинными угольно-чёрными ресницами, делавшими их такими сияющими и тёплыми, каким бывает только выглянувшее в просвет между закрывшими небо грозовыми тучами солнце.
— Ну что, наш герой готов? — игриво поинтересовалась бурундучиха.
— Более… чем… — слова давались Чипу с трудом, мысли путались. Такого смятения и нервозности, как раньше, эти эмоции уже не вызывали, ведь теперь, после двух недель раздумий и переживаний, он точно знал их причину и, что самое главное, следствие. Причина замешательства была в другом. Как и в прошлые разы, в ходе многодневных раздумий он очень чётко расписал каждый свой шаг, начиная с открывания двери и выхода в коридор. Внезапное появление Милдред разом перечеркнуло первые три этапа его плана и заставило всю конструкцию если не рухнуть, то пошатнуться. В результате по стенам избранного им коридора побежали трещины, открывая новые проходы и предоставляя мнимую свободу манёвра. Именно мнимую, ведь появившиеся из ниоткуда варианты требовали внимательного изучения и не помогали добраться до цели, а сбивали с толку, как несколько абсолютно одинаковых дверей в идеально круглой комнате.
«Может, сказать ей сейчас? Выложить всё как на духу?»
«Да, но ты ведь не зря хотел сделать это потом, помнишь?»
«Помню. Но это же такой удобный случай! Мы одни, коридор пуст, весь персонал готовится к торжественному собранию, нам никто не помешает…»
«А как быть с ней? Ты до сих пор не уверен, как она это воспримет…»
«Но если я скажу всё сейчас, тот разговор может и не понадобиться…»
«Не занимайся самообманом…»
— Чип, ты в порядке? — встревоженно спросила Милдред. — Тебя ничего не беспокоит?
Чипа так и подмывало описать в красках, что его беспокоит, не упустив из виду ни один синдром, но вслух он произнёс:
— Нет, Милли. Всё отлично! Просто нервничаю немного, всё-таки столько времени здесь провёл, и вообще…
— Понимаю, — кивнула бурундучиха, — но всё равно идём! Скоро начало!
— А… Кстати, а что, все уже в зале? И мои друзья тоже? — перепугался Чип, чувствуя, как трескается ещё одна железобетонная на вид, но на поверку оказавшаяся глиняной свая возведённого им здания.
— Нет, они дожидаются тебя в холле. Сказали, что без тебя никуда не пойдут.
— Слава богу!.. В смысле, ты права, не стоит их задерживать…
«У тебя последняя возможность решить всё и сразу…»
«Нет, всё и сразу в любом случае не получится…»
«В конце концов, так ты будешь чувствовать себе увереннее во время разговора с ней, зная, что назад дороги нет…»
«Нет, я не могу так поступить с ней. С ними обеими…»
«Похоже, ты, совсем запутался…»
«Нет!..»
— Что «нет», Чип? — удивилась Милдред. — Ты не пойдёшь? Но все так готовились…
— Боже, Милли! — Чип рассмеялся, надеясь, что веселье не вышло уж очень деланным. — Конечно, я пойду! Это так, э-э-э, мысли вслух! Не обращай внимания!
— Даже сейчас думаешь о каком-то деле? — улыбнулась медсестра.
— Ну да, пора бы уж… — кивнул бурундук, вновь поражаясь умению Милли подсказать ему самое удачное объяснение из всех возможных, которое позволяло ему выйти из трудного положения, не потеряв лицо. Но даже она не могла разрешить мучившую его в данную секунду дилемму.
«Она сейчас выйдет в коридор, и всё…»
«Правильно! Всё по плану! Как я и собирался!»
— Ты идёшь?
— Да, Милли, идём!
Неблизкий путь до холла они проделали в молчании. Милдред не хотела отвлекать Чипа от вне всякого сомнения очень важных для блага общества мыслей, а бурундук пользовался последней передышкой, чтоб окончательно причесать свою будущую речь. Печальный опыт подсказывал ему, что чересчур скрупулёзное планирование очень чувствительно к воздействию внешних объективных и субъективных факторов, проще говоря, разваливается, как карточный домик, от малейшего сквозняка или чиха соответственно. Поэтому наметил лишь основную схему разговора, решив, что всё остальное придёт по ходу дела…
— А вот и наш герой! — провозгласил доктор Стоун, когда пара вошла в холл. — Что-то вы долго! Неужто не хотели идти, Чип?
— Я поначалу тоже так решила! — хихикнула Милдред. — Но, как видите, мы здесь, и можем выдвигаться! Что скажешь, Чип?
— Да, пожалуй… — ответил бурундук, оглядывая собравшихся в холле друзей. Улыбающегося во весь рот Дейла в гавайском свитере. Рокфора, который по случаю торжества причесал и подстриг усы. На нём была его обычная одежда, но свёрток под мышкой, из которого свисали кончики фалд фрака, говорил о том, что это временно. В том же свёртке, скорее всего, находился парадный костюм Вжика.
А вот Гаечка принарядилась заранее. Единственным привычным предметом её туалета были очки, которые, впрочем, шли к любому её наряду. В данном случае они очень гармонично сочетались с тёмно-бирюзовым платьем, поверх которого была надета кожаная куртка с меховым воротником, почти такая же, как у Чипа, но толще и темнее, а на фоне светлых волос вообще выглядевшая чёрной.
— В таком случае прошу за мной! — обратился к «Спасателям» Стоун, направляясь к ведущему в северное крыло, где размещался зал собраний, коридору. Но тут их лидер громко прокашлялся и поднял руку, призывая всех остановиться.
— Подождите, доктор! Гаечка, мне нужно с тобой поговорить.
— Но послушайте, Чип! — возразил Стоун. — До намеченного времени осталось…
— Я понимаю, — кивнул Чип. — Пожалуйста, простите, но это очень важно.
— Да, но…
— Всё в порядке, доктор! — перебила его Гайка. — Вы идите, а мы вас догоним!
— Но Гаечка! Мы не можем начинать без вас! — испуганно затараторил Дейл. — Лучше уже тогда…
— Господи, ну что сделают лишние пять-десять минут? И потом, мы же не уходим никуда, а остаёмся в больнице! Ведь так, Чип?
— Да-да, мы будем здесь… Там! — бурундук указал на ближайшие стеклянные двери, которые вели в терапевтическое отделение. — Мы недолго, обещаю!
— Ну что ж, — директору МЦБ оставалось лишь руками развести, — раз вы так говорите… Прошу остальных за мной!
Оставив Чипа и Гайку, возглавляемая Стоуном процессия удалилась. Последним шёл Дейл, вся весёлость которого мгновенно улетучилась, и было видно, что уходить ему не хочется совершенно. Он всё время оборачивался на стоявшую посреди холла пару, а на повороте вообще остановился и долго смотрел на них, не в силах двинуться с места. И только когда его окликнул Стоун, он опустил голову и скрылся за поворотом.
— Идём, Гаечка! — сказал Чип, беря мышку за руку и ведя к дверям. Он не случайно выбрал для их разговора именно отделение терапии. Во-первых, там находились не палаты, а кабинеты врачей, которые все до единого ушли на торжественное собрание. Но главное — там вдоль стен стояли удобные скамейки, которые он заметил, когда проезжал мимо этих дверей по дороге на прогулку, и которые как нельзя лучше подходили для предстоящего разговора. Ведь то, что он собирался сказать Гаечке, безопаснее было слушать сидя.
— Присядем… — не то спросил, не то попросил Чип, и мышка послушно опустилась на ближайшую скамейку. Бурундук сел рядом и где-то с минуту просто смотрел на неё, дивясь тому, что видит. Уже на следующий день после его прихода в сознание усталость и измождённость с Гаечки как рукой сняло, а сейчас она полностью оправилась от четырёхнедельного бессонного бдения и прямо лучилась той свежестью и красотой, которые поразили его ещё тогда, во время их первой встречи. Как тогда казалось, окончательно и бесповоротно…
|
«Вот и утро забирает звёзды в плен Изменилось всё — не видно перемен…» |
В этот момент, в эту последнюю секунду Чипу как никогда захотелось ничего не менять. Ничего не говорить. Ничего не делать. Просто посидеть рядом с ней, подержать её за руку, сказать пару ничего не значащих фраз и пойти в зал собраний. Потом занять привычное место второго пилота в верном «Крыле Спасателей», полететь в сто лет не виданный штаб и жить, как прежде…
Но в том то и дело, что так, как прежде, не будет уже никогда, потому как ничто не проходит бесследно, тем более — чувства. Ты можешь не меняться внешне, играть, притворяться, делать вид, носить маску… Но как это ни называй, это будет не то. Ведь это будешь уже не ты, а кто-то другой. Потому что главное не то, каким ты пытаешься казаться. А то, какой ты есть на самом деле…
Чип снова посмотрел на Гаечку. Мышка сидела молча, терпеливо ожидая, когда он начнёт разговор. Она не торопила его ни словом, ни жестом и ни разу не бросила даже мимолётного взгляда на висящие на стене напротив них часы. Она была готова сидеть так до вечера, до завтра, до… в общем, столько, сколько потребуется. Чип знал это. Как знал и то, что не имеет морального права заставлять её ждать. Он и так заставил её ждать целых четыре недели. И поэтому, собрав волю в кулак, заговорил:
— Красивая куртка. Не знал, что у тебя есть такая. Почему ты её раньше не надевала?
Гайка на миг опустила глаза.
— Это куртка моего отца. Единственный оставшийся у меня предмет одежды, который носил он сам. Я действительно никогда её не надевала, всё никак подходящего случая не было. Ведь это парадная куртка. Он надевал её на праздники и различные торжественные мероприятия, такие как церемония награждения призёров международных авиагонок среди грызунов в классах
— Правда, — согласился Чип. — Я привёл тебя сюда, чтобы… Чтобы поблагодарить. За всё. За твою улыбку, твой смех, твой… твой свет, который все эти годы освещал мне путь, и твоё тепло, которое согревало меня, где бы я ни был и что бы ни делал. Ты знаешь, когда я увидел тебя тогда, в бомбардировщике, я… я стал другим. Моя жизнь изменилась настолько круто, что это сложно себе представить. Я почувствовал то, чего не чувствовал никогда раньше. Я не сразу это понял. Далеко не сразу. Но со временем я осознал, что это не просто временное умопомрачение. Это было… Это было что-то прекрасное. Возвышенное. Что-то, что не повторяется. По крайней мере я так думал. Да что там думал, я знал это, понимаешь?
— Понимаю, — кивнула Гайка.
— Ну да, разумеется, ты же всегда меня понимала, даже когда я сам себя не понимал…
— Вообще-то, я бы так не сказала…
— Не надо, Гаечка. Ты… Ты лучшее, что было в моей жизни все эти годы, и я был уверен, что ничего лучше в этом мире быть просто не может. Что всё самое хорошее, что только могло со мной произойти, уже произошло. Я имею в виду встречу с тобой и прожитое рядом с тобой время. Мы столько всего пережили, через такое прошли… Я знаю, как ты ко мне относишься. Знаю, что ради меня ты готова пойти на всё. Ты столько всего для меня сделала, что не счесть, и, я уверен, готова сделать ещё больше. Именно поэтому я чувствую себя… Не знаю, предателем, что ли…
— Господи, Чип! — воскликнула Гайка, обхватывая руками его впившиеся в скамейку пальцы. — О чём ты?! Что за страшные вещи ты говоришь?! Какое предательство?!
— Прости, я, может быть, неправильно выразился, но… Просто, учитывая твоё ко мне отношение, я… я не знаю, как ты воспримешь. Одним словом… Ну, как я уже говорил, я никогда не думал, что когда-либо почувствую что-то похожее по отношению к кому-то другому. Но это… — Чип накрыл её руки ладонью и судорожно сглотнул, не решаясь произнести эти страшные слова. — Но это произошло. Я… Я имею в виду…
— Милли, — закончила за него Гайка. Лидер «Спасателей» вздрогнул и опустил глаза.
— Так ты знаешь…
Мышка прыснула.
— Господи, Чип! Не нужно быть учёным-ракетчиком, чтобы понять это! То, как вы смотрели друг на друга, разговаривали, ждали встречи… Мы много общались с ней, пока ты был без сознания, ведь она тоже ни на шаг не отходила от постели, просто в тот день её сморило чуть раньше…
— А, теперь понятно… Погоди, а… а о чём вы с ней говорили?
— О тебе, в основном. Я рассказывала о твоих героических свершениях, а она — о том, как ты вёл расследование…
— И… и всё?
— Нет, конечно! Ещё она рассказывала о ваших с ней прогулках. Как ты учил её концентрироваться, как вычислил её адрес, как просил прощения так, что даже сигнализация включилась…
— Было дело… А о том случае в палате она случайно не…
— Случайно тоже, да.
— Про это тоже… — Чип густо покраснел. — Понимаешь, я… я не знаю, как это получилось, что на меня нашло…
— Господи, Чип! — Гайка улыбнулась и положила ему руку на плечо. — Ну что ты такое говоришь? Ты прекрасно знаешь, что это было!
— Слабость минутная, наверное… Ну, я…
Бурундук отвернулся, избегая смотреть мышке в глаза, но она взяла его лицо в ладони и развернула к себе.
— Чип, ну какой же ты всё-таки дурачок! Это была любовь!
— Ты… ты думаешь?..
— Уверена, Чип. Послушай, я знаю, что ты очень сильный и очень гордый. Что ты дорожишь своей честью и больше всего на свете боишься потерять лицо, проявить слабость. Так вот, Чип, послушай меня. Это не слабость. Это любовь. А любовь — это отнюдь не слабость. Это сила, сильнее которой в этом мире нет ничего.
— Правда?..
— Правда.
Чип опустил голову, и мышка почувствовала, как по её ладони сбежала выкатившаяся из глаза слеза.
— Господи! — он нагнулась и заглянула ему в лицо. — Чип, ну что ты? Зачем это? К чему слёзы? Не надо, пожалуйста!
— Прости… — Чип вытер глаза ладонью и вновь посмотрел на неё. — Это… Понимаешь, это… Просто я… я боялся. Ты же знаешь, я мало чего боюсь, но этого… этого разговора я боялся так, что… что просто поджилки тряслись…
— Почему, Чип?
— Я боялся, что ты не поймёшь. Рассердишься, обидишься, не знаю… Накричишь на меня или… или, того хуже, расплачешься. Да, именно этого я боялся больше всего. Понимаешь, я ведь… я ведь уже однажды довёл тебя до слёз, когда обидел ту ласточку… После того случая я… Ну, я много думал об этом, и… Ещё тогда я поклялся, что этого больше не повторится, ведь я… я не могу, когда ты плачешь… Я…
— Боже, Чип… — мышка погладила его по щеке, расправляя слипшиеся от влаги шерстинки. — Ну скажи, на что мне сердиться? Зачем плакать?
— Ну, просто, я думал… Ты ведь… Ты ведь так переживала за меня, и я не только это твоё бдение имею в виду… Поэтому…
— Да, Чип, ты прав. Переживала. И переживаю больше всего на свете. За тебя, за Дейла, за Рокки, за Вжика. За всех вас. Вы самое дорогое, что у меня есть, и больше всего на свете я хочу, чтобы вы были счастливы. Именно поэтому я говорю тебе: иди к Милли, и будьте счастливы. Вы будете счастливы, Чип, поверь мне. Она красивая, умная, добрая девушка. И она любит тебя, а ты любишь её. Ты ведь любишь её?
— Люблю, — тихо ответил Чип. — Я люблю её, Гаечка.
— Вот видишь? Разве этого мало? Разве что-то ещё нужно?
Чип не сказал ничего. Во-первых, потому что это и был правильный ответ. А ещё потому, что любые слова были сейчас лишними. Поэтому он молча обнял Гайку и уткнулся лицом в меховой воротник её куртки. Она сделала то же самое, и какое-то время они просто сидели, наслаждаясь этими мгновеньями близости, которая уже никогда не будет такой, как прежде…
— Знаешь, Гаечка, — наконец заговорил Чип. — Я давно это понял, но всё как-то не решался сказать, боясь что-то напутать, где-то ошибиться, ляпнуть не то, что надо… В общем, ты — золото. Чудо. Настоящее чудо. Спасибо тебе за всё, за все эти годы. Знаешь, если бы не ты, я… я не знаю, где бы был сейчас и имела бы моя жизнь хоть какой-то смысл… Не знаю, смог ли бы я выдержать всё это… Наверняка нет. Наверняка я бы давно всё бросил или сломался или… окончательно ожесточился бы, что ли… Кто знает…
«Я знаю…» — подумала Гайка, вспомнив холодный взгляд Чипа-Вейдера, но вслух сказала:
— Уверена, ты бы справился. Ты сильный, храбрый, целеустремлённый. Но главное, Чип, ты добрый. Очень добрый.
— Не стоит, Гаечка, — Чип ослабил объятия и посмотрел ей в глаза. — Я знаю, что порой бываю невыносим, а иногда таким, что самому потом страшно становится. Но именно такие вот твои слова, такое твоё отношение позволили мне выстоять. Спасибо тебе за это. Спасибо за то, что была мне опорой и отрадой. Спасибо… за жизнь.
— Ну что ты, Чип… — улыбнулась Гайка. — Тебе спасибо. Тогда, в Боттлботтоме, ты готов был остаться и погибнуть, но при этом просил меня улететь. Уговаривал, умолял, даже приказывал спастись. Кричал… Я знаю, это было тяжело, но ты пошёл на это ради меня, и я благодарна тебе за это. Да и вообще, ты столько раз спасал меня, что не счесть. Столько раз рисковал жизнью и здоровьем ради меня, что хватит на несколько жизней вперёд. Но главное даже не это. А то, что вы с Дейлом вытащили меня на свет божий, спасли от одиночества и наполнили мою жизнь совершенно новым и неожиданным для меня смыслом! Кем бы я была без вас? Полусумасшедшей затворницей, помешанной на шарнирах и ловушках и не видящей ничего, кроме разбитого самолёта! Поэтому вы для меня больше чем друзья. Гораздо больше, гораздо ближе. Ближе, чем братья, которых у меня никогда не было, но если бы были, то я бы хотела, чтоб они были похожи на вас с Дейлом. Но вы значите для меня намного больше. Вы моё счастье. Счастье, Чип. Ни больше, ни меньше.
— Надо же, — еле вымолвил растроганный Чип. — Я… Я и подумать не мог…
— Я тоже, Чип. Я долго этого не понимала. Слишком долго.
— Боже, Гаечка, но… Но как же тогда… Как же теперь…
— А что теперь, Чип? Ты ведь всё равно остаёшься… — мышка запнулась, а когда продолжила, в её голосе сквозила неприкрытая тревога. — Ты же остаёшься, правда? Ты же не собираешься уходить из «Спасателей»?
— О чём ты, Гаечка! — воскликнул Чип. — Конечно нет! Как я могу уйти? Представляешь, во что Дейл превратит нашу с ним комнату? В смысле, бывшую нашу с ним комнату?
— Да, действительно… — задумчиво произнесла мышка, у которой с этими словами были связаны далеко не самые приятные воспоминания. Но на этот раз всё было иначе, поэтому она тут же повеселела и спросила:
— То есть, надо понимать, Милли…
— Переедет к нам! — кивнул Чип. — Правда, я с ней ещё об этом не говорил, но думаю, она согласится. Кроме того, я хочу предложить ей стать членом нашей команды. Конечно, ей придётся многому научиться, но она очень способная и всё схватывает буквально на лету, так что тут проблем не бу… Ну, в общем, всё будет хорошо! Не знаю, правда, насколько у неё получится совмещать обязанности «Спасателя» с работой в больнице, но учитывая, что новая больница в Сан-Анджелесе неизбежно оттеснит МЦБ на второй план и что её талант заслуживает гораздо большего, чем прозябание на должности рядовой медсестры, думаю, мне удастся убедить её.
— Если будешь говорить с ней так же, как сейчас со мной, то непременно убедишь!
— Серьёзно? Спасибо! Ты права, что-то я раскис…
— Господи, ну почему сразу «раскис»? — спросила Гайка, сжимая руками его плечи. — Ничего не раскис! Наоборот, принял единственно правильное и очень мужественное решение! Ведь признаться в любви гораздо труднее, чем заявить о своей ненависти!
— Это да, — кивнул бурундук, вспомнив, как легко ему всегда давались насмешки и оскорбления врагов и как тяжело — слова о нежных чувствах. Но теперь предстоящий разговор с Милли не казался ему попыткой пробить головой кирпичную стену. Он знал, что ему нужно говорить и что у них с Милли всё получится. Теперь, после разговора с Гаечкой, он знал это абсолютно точно. — Спасибо тебе ещё раз. Ты действительно чудо! Без тебя я бы ни за что не справился!
— Это ты чудо, Чип!
— Ну что ж, — сжав напоследок её руку, Чип поднялся. — В таком случае…
— Иди к ней! Скажи ей то, что сказал мне, и будь счастлив! — подбодрила его изобретательница и, деланно нахмурившись, добавила. — И помни, что я сильно рассержусь, если ты не будешь счастлив. А я в гневе страшная, ты знаешь!
— Знаю! — улыбнулся лидер «Спасателей». — Того малыша я ещё долго не забуду25! А уж эта история на похоронах… Доктор Стоун рассказал, как ты чуть не убила Спайви и Мауизу этой твоей… Кстати, что это было?
— Это? Полуавтоматическая электроплойка для завивки и сушки волос. Ну, то есть, это должна была быть полуавтоматическая электроплойка для завивки и сушки волос, но в процессе испытаний выяснилось, что я несколько перестаралась с мощностью электродвигателя и не учла накапливаемый на стержнях в результате явления самоиндукции статический заряд. В итоге я эту штуку отложила на потом, а когда мы летели в больницу, захватила её на всякий случай. Я просто подумала, что если даже Рокки испугался, когда я её включила в его присутствии, то преступники и подавно должны будут испугаться…
— Да, ты их здорово напугала, это точно!
— Я старалась! — улыбнувшись, пожала плечами мышка. — Ладно, Чип, тебе пора!
— Да, ты права! Пора…
Чип повернулся к дверям, но остановился, не ступив и шагу.
— Чуть не забыл, — сказал он, разворачиваясь и доставая из кармана фотографию.
— Что это? — спросила Гаечка. Бурундук молча протянул ей снимок. Она взяла его и, узнав себя, изумилась:
— Это же я! Откуда это у тебя?
— Ты знаешь, — сказал Чип, нервно пощипывая воротник, — когда-то давно я переснял этот портрет с нашего группового снимка и с тех пор всегда носил с собой. Он был со мной всегда и везде, а когда истрёпывался, я перепечатывал его, чтобы ты всегда была на нём такой же свежей и прекрасной, как в жизни. Он помогал мне в трудную минуту, и благодаря ему я всегда знал, что ты рядом. Но теперь я хочу вернуть его тебе. Надеюсь, ты понимаешь…
— Конечно, Чип! — согласилась Гайка. — Всё правильно. Ты не будешь сильно против, если я повешу её в своей мастерской?
— Нет, что ты! — замахал руками бурундук. — Я буду… счастлив! Да, именно счастлив!
— Вот и хорошо! Вот и молодец!
— Так я… — Чип сделал шаг к дверям. Мышка кивнула.
— Иди, Чип! Ты заслужил это, заслужил своё счастье, как никто другой. Иди к ней!
— Спасибо… Тогда я пошёл… Постой, а как же ты?
— Ничего, иди! В конце концов, это же ты у нас герой дня, и это тебя все ждут!
— Нет, Гаечка, без тебя…
— Иди, Чип, я догоню! Всё в порядке! Увидимся на собрании!
— Да, конечно, обязательно… Всё, я пошёл! Побежал!
И Чип, напоследок ещё раз махнув рукой и крикнув «спасибо!», скрылся за углом, а оставшаяся сидеть в пустом отделении Гайка откинулась на спинку скамьи. Её переполняли эмоции, но, как и утром
Она не лукавила, когда благодарила Чипа за подаренную ей жизнь. Тогда, в старом «Митчелле», Чип, Дейл, Рокки и Вжик прошли сквозь все ловушки, которые она установила в стремлении отгородиться от жестокого мира, отобравшего у неё отца. И хотя за прошедшие с момента трагической гибели Гиго полтора года она успокоилась и несколько пришла в себя, всё-таки она слишком долго и слишком настойчиво загоняла себя в темницу, чтобы вырваться из неё в один момент. В тот раз её друзья преодолели ловушки, которые она расставила снаружи. Но они не смогли пройти те, которые находились внутри неё самой. Стены, воздвигнутые ею вокруг своего сердца, оказались очень крепкими и простояли очень долго. Непозволительно долго. До тех самых пор, пока их не пробил своим корпусом рухнувший «боинг». В тот страшно долгий июньский день она действительно многое поняла и многому научилась. Осознала, насколько важны для неё друзья и насколько важна для них она. Научилась видеть в их словах и поступках то, что долгие годы ускользало от неё, разбиваясь о ту самую глухую стену.
Гайка посмотрела на возвращённый Чипом снимок. Возвращённый… Да, он так и сказал: «Я хочу вернуть его тебе». Но ведь вернуть можно только то, что тебе дали, и тому, кто тебе это дал. А этот снимок она ему не давала. Вообще никакой не давала. Ни ему, ни Дейлу. Ей в голову не могло прийти, что её друзьям может понадобиться её фотография. И не для того, чтобы повесить на стенку и время от времени проскальзывать мимолётным взглядом, а чтобы носить с собой, украдкой вынимая, дабы убедиться, что бумага не порвалась и краски не выцвели, и тут же прятать, пока она не увидела…
«Неужели такая скрытность была и впрямь необходима?»
«А что бы изменилось, если бы её не было?»
«Ничего, — вынуждена была признаться самой себе Гайка. — Ничегошеньки. Или стало бы ещё хуже…»
Она снова вспомнила тот эпизод с креплением для вентилятора и пикником и вздрогнула, представив, как, к примеру, двенадцатого июня сего года застаёт Чипа с этой фотографией в руках. Что бы она сказала ему?
«— Ух ты, какой хороший снимок! Это с нашей групповой фотографии, да? Сам делал? А что, неплохо! Только фон немного странно подобран и с зернистостью перебор, в общем, есть к чему стремиться! Ладно, я пошла, у меня там магнитный резонатор барахлит, надо проверить…»
«Я заслужила всё это…» — думала Гайка, прижимая к груди снимок и вспоминая горящий «Айс-Доум», жестокие слова Вейдера и пустой штаб, в котором царили вязкая тишина и затхлое спокойствие закрытого на замок до следующих похорон склепа. В тот день по дороге в МЦБ она поклялась себе, что никогда больше не допустит, чтоб увлечение техникой отодвинуло её друзей на второй план. Она сдержала своё обещание, и уже с первого по-настоящему следующего дня старалась всё свободное время проводить с ними. А когда этого времени было в обрез, например в период работы над новым медицинским оборудованием, мышка старалась подключить к этому делу Чипа и Дейла, постепенно ставших такими же завсегдатаями мастерской, как она. И пускай многое построенное ими ей потом приходилось доводить до кондиции или попросту переделывать, светящиеся радостью лица друзей заставляли забыть обо всех проблемах. Кроме одной. Ведь некоторые стены не под силу пробить никакому, даже самому большому самолёту…
«— …Гаечка, послушай нас. Ты не должна жертвовать ради нас своим будущим. Ты ведь заслуживаешь гораздо большего. Ты гений. Ты прекрасный инженер. Ты столько всего знаешь и умеешь. Кроме того, мы… мы такие… разные. Слишком разные. И я более чем уверен, что рано или поздно ты встретишь кого-то, кто станет тебе надёжной опорой и отрадой. И прекрасным, любящим отцом твоих детей…
— …Прислушайся к Чипу. Он ведь дело говорит… Мы желаем тебе только добра, поверь…»
Чип и Дейл. Малая Центральная больница. «Третья» и все последующие субботы, за исключением последней, которая для всех в этом мире была единственной, имевшей место быть. Кроме неё, для которой их было столько, что в голове не укладывается. И тех самых разговоров в комнате отдыха было немногим меньше. Те же самые фразы друзей, те же самые выражения их лиц и та же самая реакция на её слова о том, что она их никогда не оставит, что она без них не может и что ей не нужен никто, кроме них. Каждый раз — неприкрытая радость, улыбки и весёлый смех, которым, казалось, не место в ставшей центром сбора пострадавших в страшной катастрофе больнице. Но даже эти искренние и светлые чувства не делали её ответ более правильным. В смысле, он был правильным, но далеко не полным. Каждый раз она отвечала за себя. Но ведь слова Чипа касались не её одной, а и их с Дейлом тоже. И сколько бы времени она с ними не проводила, сколько бы матчей, концертов или киносеансов они не посетили, она не могла дать им то, чего не заменят никакие развлечения и что они оба давно заслужили.
Семью.
Гайка знала, что нужна Чипу и Дейлу. Именно поэтому вежливо, но твёрдо отвергала попытки ухаживания со стороны мышей-сотрудников МЦБ и упорно отказывалась от приглашений Спарки и других учёных из крупных исследовательских центров. Ничто из этого её не интересовало, поскольку свой выбор она уже сделала, и счастье её друзей было тому подтверждением. Но вместе с тем она всё отчётливее понимала, что своим поведением подрезает им крылья. Дарит им настоящее, лишая при этом будущего.
Осознав это, она несколько раз порывалась поговорить с ними об этом, но каждый раз отказывалась от этой идеи. Это было слишком опасно. Очень уж хорошо мышка помнила свою первую реакцию на их слова и то всепоглощающее ощущение пустоты и ненужности, с которым она шла по больничному коридору. А ещё она помнила, как уходил из штаба почувствовавший себя отвергнутым ею Чип, и даже её поцелуи не смогли уберечь его от падения в пропасть цинизма и бессердечности, став лишь слегка замедлившим полёт парашютом, который никогда не заменит оборвавшийся страховочный трос, пусть даже роль его выполняет невидимая глазу нить. В тот день она обрезала эту нить собственными руками, окончательно и бесповоротно. Ну, то есть, почти, и темпоральная петля вернула всё, как было. Но ведь такого больше не произойдёт…
И вновь ей на помощь пришёл Рокки и его «на самом деле» несказанные, но от этого ничуть не менее мудрые и важные слова.
«— …Но всё дело в том, что это должен быть твой выбор. Только твой, и ничей больше. Они это поняли и, будь уверена, примут его, каким бы он ни был…»
Свой выбор она сделала. Теперь его должны были сделать Чип и Дейл. Найти свой путь сами, без подсказок, которые так легко истолковать неправильно. Гайке оставалось только одно: ждать, когда это произойдёт, попутно стараясь делать для своих друзей всё, что было в её силах, чтоб они чувствовали себя счастливыми. Правда, порой такая постановка вопроса казалась ей противоречащей самой себе, ведь если они будут чувствовать себя счастливыми, разве смогут они найти этот путь? Но пример Чипа неопровержимо свидетельствовал, что она всё сделала правильно. Она смогла. У неё всё получилось. И она была безмерно счастлива.
— Вот видишь, Гайка, всё хорошо! — сказала она себе, бережно засовывая в карман фотографию. — Всё так, как и должно быть. Чип встретил девушку из своего вида, которая станет ему верной подругой жизни, любимой супругой и прекрасной матерью их детей. Очередь за тобой, Дейл…
«Ты ведь не случайно первым делом подумала о нём, правда?»
Гайка зажмурилась и потрясла головой. Такое же чувство было у неё в больничной мастерской, когда Спарки предложил ей перебраться в МТИ. Правда, на этот раз голос прозвучал громче и отчётливей, то ли по контрасту с царившей в больнице тишиной, то ли на фоне отсутствия других мыслей…
«Конечно не случайно! — одёрнула она себя. — Напротив, очень даже логично! Теперь, когда у Чипа всё устроилось, настала очередь…»
«Подумать о себе!»
«Нет, не о себе! О Дейле!»
«Одно другому не противоречит…»
«Так, хватит!.. Господи, мне уже давно пора идти! Наверное, все уже давно…»
— Гаечка! Ты здесь?!
Гайка вздрогнула от неожиданности и повернулась к стоящему в дверях отделения Дейлу, взъерошенному и тяжело дышащему после стремительной пробежки по запутанным коридорам.
— Всё в порядке, Дейл! — улыбнулась Гайка. — Я уже иду! Я сильно опоздала?
— Нет-нет-нет! — затряс головой бурундук. — Там всё… всё под контролем! Всё равно ещё не все собрались, кто должен был, а доктор Стоун сказал, что первым пунктом идёт подведение итогов за полугодие, так что это надолго!.. А я, собственно…
— Что, Дейл? Что-то случилось?
— Нет… То есть ещё бы! Ты… Не знаю, как это сказать, но Чип и Милли… они…
— Да, Дейл, — усмехнулась Гайка. — Они любят друг друга и намерены пожениться! Надеюсь, у них там всё нормально?
— Более чем! — закивал бурундук. — Я потому и… Погоди! Так ты знала?!
— Чип сказал мне…
Изданный Дейлом вздох облегчения был таким громким и протяжным, как сирена воздушной тревоги.
— Так, значит, он… он для этого тебя просил остаться, да?!
— Да, для этого… Ты не рад?
— Кто, я?! Боже, Гаечка! Да ты… Ты не представляешь, как я рад! Это… это просто невероятно! Это… — Дейл сорвался с места и сделал два круга на четвереньках по коридору, чтобы хоть куда-то деть переполнявшую его энергию, после чего плюхнулся на скамейку рядом с Гаечкой. — Это просто праздник!
— Да, ты прав! Ладно, нам пора…
— Подожди! — Дейл схватил начавшую вставать изобретательницу за руку и усадил обратно. Захват был чуть сильнее, а движение — чуть более резким, чем требовалось, но Гайка не убрала руку.
— Я слушаю, Дейл.
— Знаешь, Гаечка… — бурундук нервно подёргал плечами, поправил воротник и почесал нос. Обычно Гайку, суетливость которой всегда носила целенаправленный характер, коробило от хаотичных движений пытающего делать десять дел сразу Дейла, особенно когда он при этом находился рядом. Но сейчас его дёрганья её не раздражали, а наоборот, казались очень правильными и гармоничными, как вихрь беспощадного циклона при взгляде с околоземной орбиты…
— …Красивая у тебя куртка! Почему ты её раньше не одевала? Она тебе очень к лицу!
— Это парадная куртка моего отца, — ответила Гайка без тени недовольства, хотя Дейл уже спрашивал её об этом сегодня утром. После этой реплики его волнение стало таким же закономерным, как последовательность чисел Фибоначчи. То, что он начал разговор с того же, что и Чип, не было простым совпадением. Он хотел сказать ей то же самое, и каждое следующее слово свидетельствовало об этом красноречивее предыдущего.
— Понимаешь, Гаечка, я… Я давно хотел сказать тебе, но всё никак не решался… Понятия не имею, как ты это воспримешь…
«Ну что ж, всё получается даже лучше, чем можно было себе представить! — думала Гайка, слушая торопливую сбивчивую речь друга и чувствуя, как он всё сильнее сжимает её руку. — Дейл тоже встретил и полюбил какую-то девушку, с которой будет счастлив!.. Интересно, кто это? И, главное, когда и где они встретились?»
«А ты не догадываешься?»
— …Я знаю, как ты ко мне относишься, но это всё-таки… не знаю, слишком неожиданно, слишком… слишком экстраординарно…
«Нет, а и правда, кто это может быть? Кто-то из персонала больницы? Да нет, я бы заметила… Кто-то, кого Дейл встретил на Яве? Нет, там мы тоже всё время держались вместе, и особого интереса он ни к кому не проявлял… Кто-то из более ранних знакомых?»
«Да-да, ранних… Очень, очень ранних…»
— …Конечно, ты можешь сказать, что это необычно. Что это неестественно. Что так не принято, в конце концов…
«Что он имеет в виду? Необычно, неестественно, не принято… Неестественно… А если… То есть это кто-то другой? Из другого вида? Но… Господи, ну конечно же! Фоксглав!26»
«А если подумать?»
«О чём тут думать? Всё логично! В прошлый раз они почему-то разошлись, мало ли, а сейчас сблизились вновь, встречаются…»
«Когда же это, интересно знать?
«Когда? Ну, мало ли… Точно! По ночам! Фоксглав — летучая мышь, Дейл — известный полуночник! Всё сходится!»
«Ты уверена?»
«Конечно уверена…»
— Я понимаю, это выглядит странно, но… но знаешь, мне… мне всё равно, что обо мне скажут или подумают, сочтут сумасшедшим или кем похуже. Я… Я люблю тебя, Гаечка, и хочу, чтобы ты стала моей женой.
Гайка замерла, утратив на время способность не то, что разговаривать, а даже дышать.
— Ты… — пролепетала она наконец. — Ты… Ты действительно хочешь этого, Дейл?
— Нет, не действительно! — горячо возразил бурундук. — А очень и очень сильно! Больше всего на свете! Честно!
— Господи, Дейл… Это… Ты… Господи… Господи…
«Уверена, говоришь?..»
«Но… Но это… Но ведь это невозможно…»
«Почему? Разве не это ты хотела услышать от него всё это время?»
«Да как-то… Вообще-то…»
«Вообще-то что? Что ещё нужно? Хочешь сказать, что всего этого было мало?»
«Чего „всего этого“?»
«Всего того, о чём ты вспомнила в ту ночь, и что осталось за кадром…»
«Я не понимаю… Не помню…»
«Так вспомни! Начни с полёта на ковре27 или игры в шпионов28, например. Что это было?»
«Ну… Это… Это так…»
«Неужели? Между прочим, так ты не целовала никого…»
«Вообще-то, целовала…»
«Ты имеешь в виду тот уход Чипа из штаба? Ну и сколько раз ты тогда его поцеловала?»
«Два…»
«Ну, если быть до конца откровенной, второй поцелуй был всецело его инициативой, но хорошо, принимается. А теперь вспомни рейнджермобиль…»
«А что его вспоминать? Роликовая доска с двумя рядами сидений, рулевым механизмом из вдетого в пробку заводного ключа, приводящаяся в движение…»
«Перестань! Ты прекрасно знаешь, что имеется в виду!»
Гайка действительно знала это лучше всех на свете, и робкая попытка отгородиться от этого знания привычным мирком воплощённых в рейнджермобиле инженерных находок и достигнутых в результате технических характеристик лишний раз доказывала, какое значение имел для неё тот эпизод. Он очень быстро оказался погребён под пришедшим совсем скоро осознанием чудовищности поступка Чипа-Вейдера, который убил Чипа настоящего и занял его место. Следующим в очереди было чувство непередаваемого облегчения, когда выяснилось, что ничего этого не произошло, после — перипетии остальных «дней», которые наслаивались на него, как новые записи на магнитной ленте. Но сейчас он возник в памяти так ярко, словно это было не то что на самом деле, а буквально вчера. Через мгновение мышка сидела уже не на скамейке в коридоре терапевтического отделения, а на переднем сиденье припаркованного неподалёку от въезда в МЦБ рейнджермобиля, а руки Дейла уже не сжимали её ладонь, а скользили по её плечам, спине и рукам, обволакивая и надёжно отгораживая от остального мира, возвращаться в который ни у кого из них не было ни малейшего желания…
«Ты помнишь, как это было? Что ты при этом чувствовала?»
«— Дейл… ты знаешь… а на нас… кажется… смотрят…
— Да?.. Посмотри на меня…
— Смотрю.
— И кого ты видишь?
— Только тебя одного…
— И я никого, кроме тебя… не вижу…»29
«Помню…»
«А помнишь, сколько раз ты его поцеловала?»
«Нет, что-то не получается…»
«Сложно сосчитать неисчислимое, не правда ли?»
«Да… Но это… это не считается! В смысле, не то… Не может быть то…»
«А что же это тогда было? Жалость? Сострадание? Заглаживание вины?»
«Наверное… Всего понемногу…»
«Ты что-то путаешь. Так было с Чипом…»
«Ну да, было! Я ведь его тоже люблю!»
«Да, любишь. Но не так. По-другому. Вспомни, что ты испытывала на дереве и что — в подземном гараже. И подумай. Хорошо подумай…»
«Ну, в гараже было… было просто наваждение какое-то, умопомрачение, стресс… Я… я не знаю, что это было!»
«Не лги мне, Гайка! Не лги самой себе! Ты знаешь, что это было! Ты же только что объясняла это Чипу. Он тоже думал, что это была… Как он сказал? „Минутная слабость“? И что ты ему на это ответила?»
«Что это… Что это — любовь…»
«Что ж, себе ты ответила. Теперь ответь ему. Он ждёт…»
«Но… Но я не знаю, что ему ответить…»
«В таком случае предлагаю начать от противного. Ты хочешь ответить ему „нет“?»
«Нет, не хочу…»
«И что в таком случае остаётся?»
«Например, э-э-э, например, не сказать ничего и…»
«И потерять всё? Потерять его? А ведь ты потеряешь его. Уже теряешь…»
«Потерять? Почему потерять?»
«Ты теряешь его…»
«Неправда! Вот он сидит рядом, держит мою руку и… Господи!»
Гайка встрепенулась и открыла глаза. Вокруг был тот же белый коридор с теми же самыми лавочками и теми же самыми часами на стене. Всё было то же самое. Кроме одного. Дейл больше не держал её за руку. Нет, он никуда не ушёл, а по-прежнему сидел возле неё. Но теперь его руки были сжаты в кулаки и лежали на коленях, а взгляд был направлен не на неё, а куда-то в дальний конец коридора.
— Дейл! — схватила его за рукав мышка. Бурундук медленно повернулся к ней, и уже готовый было вырваться вздох облегчения застрял у похолодевшей изобретательницы в горле. Сейчас у Дейла было точно такое же обвисшее лицо, а в глазах такая же пустота, как тогда, в подземном гараже больницы. То есть, согласно всем законам темпоральной логики, как никогда прежде.
— Дейл… — только и смогла вымолвить Гайка.
— Гаечка… — наконец отозвался тот. — Я понимаю… Я всё понимаю…
— Постой, Дейл! Пожалуйста, я… я хотела… — так и не договорив, мышка всхлипнула, потом ещё раз, а потом и вовсе разрыдалась. «Ну что же это такое?! — кляла она себя. — Ну как же это?! Ну что я за мышь такая?! Сколько ещё раз мне нужно всё потерять, чтобы понять это?! Сказать это?! Сколько?!»
— Боже, Гаечка! — вскрикнул Дейл, совершенно иначе воспринявший её долгое молчание и эти слёзы. — Прости, я… я не должен был! Я не подумал! Прости меня! Это я виноват! Ну не плачь! Забудь! Забудь об этом, пожалуйста! Ну… Ну всё, видишь? Я ухожу! Не плачь, я ухожу…
— Нет!!!
От крика Гайки, казалось, содрогнулась вся больница, и начавший подниматься Дейл обнаружил себя зажатым в тиски. Конечно, он никогда не оказывался зажатым в тиски, но был абсолютно уверен, что ощущения были бы точно такие же. Он не мог ни пошевелиться, ни продохнуть. Всё, на что он был способен, это сидеть вполоборота с вытаращенными глазами и открытым ртом, слушая мольбы прижавшейся к нему и обхватившей его руками изобретательницы.
— Не надо, Дейл!.. Пожалуйста, не уходи!.. Прошу тебя… Умоляю… Не уходи… Я… Я люблю тебя, Дейл! Пожалуйста… Я люблю тебя-а-а…
— П-правда?.. — сипло переспросил прослезившийся от избытка чувств и её захвата бурундук.
— Правда, Дейл! Поверь мне, пожалуйста! Это… это правда! Не уходи! Не уходи-и-и…
— Боже, боже, боже… — бормотал Дейл, которому только и оставалось, что глотать градом стекавшие по щекам и губам слёзы. Сейчас он находился в том же положении, что и Чип сразу после прихода в сознание. Но если к тому же Чипу с каждой следующей попыткой способность двигаться постепенно возвращалась, то Дейл её неуклонно терял, потому что после каждого его робкого шевеления объятия мышки становились крепче, а просьбы — жалостливее.
— Пожалуйста, Дейл, останься… Не бросай меня… Не оставляй меня… Прости… Прости-и-и…
— Ну, Гаечка… Ну дай я хоть… — Дейл попробовал подвигать плечами, но мышка расценила это как попытку вырваться и стиснула его ещё сильнее.
— Не надо, Дейл! Не уходи! Я люблю тебя, Дейл! Пожалуйста, поверь мне! Не уходи-и-и…
— Я… Я не уйду… — прошептал Дейл, которому для более внятной речи уже банально не хватало воздуха. — Я не уйду, Гаечка… Я никуда не уйду…
— Обещаешь?.. — спросила мышка, поднимая заплаканное лицо.
— Клянусь… — выдохнул ей в ухо остатки воздуха бурундук. Пару раз всхлипнув, Гайка опасливо ослабила захват и вскрикнула, когда обретшие свободу руки Дейла рванулись в стороны. Она хотела закричать, чтобы остановить его, но крика не получилось, потому что теперь Дейл прижал её к себе так сильно, что дыхание спёрло, и слёзы из глаз брызнули. Правда, на этот раз это были уже совершенно другие слёзы. Те, которые только и можно проливать в объятиях самого дорогого и любимого существа на свете. Что они оба и делали…
— Боже, Гаечка… — едва обретя дар речи, прошептал бурундук. — Я… Ты просто не представляешь, как долго я мечтал услышать от тебя эти слова… Целую вечность… Всю жизнь…
— Прости меня, Дейл… Прости, что… что не сказала этого раньше… Я не понимала, не осознавала, не замечала… Господи-и-и…
— Ну что ты, Гаечка? Ну зачем? Всё хорошо… Всё хорошо…
— Знаю… Я знаю, Дейл… Как знала это тогда… Ещё тогда, господи…
— Когда? — не понял бурундук.
— Когда ты поймал меня во время нашей охоты за летучими коврами…
— Серьёзно? — ошарашено улыбнулся совершенно не ожидавший услышать что-либо подобное Дейл. — Я и подумать не мог, что тот момент для тебя так же важен, как и для меня. А он очень для меня важен…
— Правда?
— Ты ещё спрашиваешь! Да я всегда, когда думал о тебе, другими словами, очень и очень часто, мысленно возвращался к тому моменту! Вспоминал всё до мельчайших подробностей! Как ты сорвалась и начала падать. Как я метался из стороны в сторону, молясь оказаться в том месте, где нужно…
— Вообще-то, — остановила его Гайка, — я имела в виду другой момент, когда мы вместе падали после того, как я отключила ковёр при помощи магнита. Ты всё время, пока мы летели, держал меня за руку, а потом, вися на присоске, даже двумя, и улыбался. Но при этом твой взгляд был таким… серьёзным. Одновременно весёлым и очень, необыкновенно серьёзным. Именно так смотрел на меня папа, когда в детстве кружил меня в воздухе на руках, а позже брал с собой в полёт. Даже если что-то шло не так, даже в самой критической ситуации он не терял присутствия духа и улыбался, даже шутил. Но его глаза оставались серьёзными, как бы говоря: «Доверься мне, я знаю, что делаю, и обещаю, что всё обойдётся». И я верила ему и моментально успокаивалась, уверенная, что ничего плохого со мной случиться не может… просто не может, понимаешь? Именно это я увидела в твоих глазах. С тех пор, как погиб мой папа, я впервые это почувствовала… Ещё тогда… Никакие, даже самые смертоносные ловушки не могли вернуть мне то ощущение уверенности и безопасности. А ты смог…
— Надо же… — задумчиво протянул Дейл. — Я и подумать не мог… Но всё же тот, другой момент мне запомнился больше. Я до сих пор помню, как поймал тебя, как ты упала мне на руки, посмотрела на меня своими голубыми глазами, в которых, кажется, отражались вообще все звёзды, которые только есть на небе, и сказала: «Спасибо, Дейл». Затем обняла меня за шею, закрыла глаза и прижалась щекой к моему плечу. А я так и стоял, не в силах ни пошевелиться, ни сказать ничего… Вообще ничего. Просто стоял, держа тебя на руках и зная, что мог бы стоять так часами, совершенно не чувствуя усталости… Потому что ты была со мной, была так близко, как… как никогда, ни до ни после. Впрочем, нет, не после… Был один раз… Потом, много позже… Ну…
— Кажется, я понимаю, о чём ты, — мышка опустила глаза. — Ты имеешь в виду, когда я…
— …поцеловала меня, — закончил за неё Дейл. — Ну, то есть, я тогда не знал, что это ты, но… но я очень хотел, чтобы это была ты. А потом, когда всё выяснилось, я просто… просто не знал, что и думать, ведь это было как-то… Непонятно, в общем, и я долго сомневался…
— В сценарии этого не было, если ты об этом, — не дождавшись вопроса, ответила Гайка.
— Надо же, надо же, надо же… — несколько раз повторил Дейл. — Я ведь… я ведь столько раз хотел спросить тебя о том поцелуе. Хотел узнать, что это было. Твердил себе, что меня устроит любой твой ответ, даже если ты скажешь, что это был такой хитрый сюжетный ход, не более. Но всякий раз я… я понимал, что на самом деле боюсь твоего ответа. Боюсь услышать, что это было… что это ничего не значило…
— Знаешь, Дейл, — Гайка вытерла лицо и посмотрела на него, — ты сделал правильно, что не спросил. Раньше, я имею в виду.
— Хочешь сказать, что ты бы…
— Я не знаю, что бы я ответила, — призналась мышка. — Просто не знаю. Я ведь… я ведь лишь совсем недавно поняла, что неравнодушна к тебе, и наверняка просто сказала бы то же самое, что и Чипу, что, мол, все шпионы делают это, и вообще… Не в том смысле, что соврала бы, просто тогда я сама не знала, что это было, и решила подумать об этом потом. Но столько всего произошло, что это отошло сначала на второй, потом на третий план, и в результате… и в результате я почти забыла об этом, господи… Прости меня, Дейл, я не должна была забывать об этом. Это было жестоко, попросту преступно с моей стороны…
— Не говори так, Гаечка! — бурундук успокаивающе погладил уже собравшуюся снова расплакаться мышку по щеке. — Ты не виновата. Это мне должно быть стыдно за трусость и нерешительность. Ведь это не ты, это я должен был первым заговорить об этом. А я струсил. Испугался правды. В смысле, возможной правды. Ведь если честно, мне всегда казалось, что Чип тебе больше нравится. В конце концов, он лидер, он сильнее и умнее меня. Поэтому, хотя я очень долго хотел сказать, что люблю тебя, я… я каждый раз… В общем, я просто боялся услышать «нет», а для меня это было равносильно приговору. Приговору моей мечте… Мечте и любви, подобной которой у меня не было и никогда не будет.
— Господи, Дейл… — сказала Гайка, проводя рукой по его мокрым от слёз щекам. — Ты говоришь такие… такие прекрасные вещи! Эти твои слова о настоящей любви, о мечте… они прекрасны! Настолько же прекрасны, насколько неожиданны, и именно этой своей неожиданностью они прекрасны, неожиданно прекрасны! А ведь за всё это время я привыкла относиться к твоим словам и поступкам как к…
— Глупым? — закончил за неё Дейл. — Впрочем, я…
— Нет, Дейл! — поспешно возразила мышка. — Я бы так не сказала! Скорее, несерьёзным… Хотя… в принципе… Господи-и-и…
— Боже, Гаечка! — завопил бурундук, когда её последние слова сменились приглушёнными рыданиями. Он попытался вновь взять Гайку за руки, но она слишком крепко прижимала их к лицу, и тогда он принялся бить себя кулаком по лбу. — Прости! Извини! Я не знаю, как это у меня вырвалось! Я не имел в виду! Я не хотел сказать о тебе ничего плохого! Я дурак! Я дурак! Милая!.. Прости меня!.. Прости меня, пожалуйста!!!
— Не надо, Дейл! — остановила его Гайка, перехватив в воздухе отведённый для нового удара кулак. — Ты ни в чём не виноват! Это я должна извиниться перед тобой. Ты знаешь, я ведь действительно привыкла воспринимать тебя исключительно как любителя комиксов, почитателя боевиков и поклонника тяжёлой музыки. Но теперь, после этих твоих слов, после всего этого я понимаю, что все эти годы была слепа как крот — нет, как сто кротов вместе взятых! Господи, ты помнишь, как мы ловили Капоне в канализации30, как ты притворился девушкой? Тогда я сказала, что тебе нужно обратиться к психиатру… К психиатру, Дейл! Но ведь… но ведь твой план был гениален! Действительно гениален, и он прекрасно сработал! А я… я так толком и не извинилась… Если можешь, прости меня, пожалуйста…
— Гаечка, о чём ты? — засмеялся Дейл. — Да я уже и думать об этом забыл! Столько лет прошло! Столько всего было!.. А ты помнишь?
— Так отчётливо, словно это было вчера… — всхлипнув, ответила Гайка, зарываясь носиком в мех на его щеке. Бурундук обнял её и осторожно почесал пальцем скрытую густыми волосами нежную кожу у основания ушка. В ответ Гайка потёрлась носом о его шею, заставив Дейла захихикать.
— Гаечка, перестань, щекотно!
— Ты первый начал! — ответила мышка, снова поднимая голову, и у Дейла отлегло от сердца, когда он наконец-то увидел на её лице ту лучезарную улыбку, которую привык видеть все эти годы и без которой уже не мог жить.
— Поверь мне, Гаечка, тебе не в чем себя винить, — мягко произнёс он. — Я ведь действительно, как ты сказала, любитель комиксов, почитатель боевиков и поклонник тяжёлой музыки. Другое дело, что уже очень долгое время я воспринимаю их совершенно иначе. С той самой ночи…
— С той самой ночи? — не поняла мышка. Первым делом она машинально подумала про ту первую, самую страшную ночь с тринадцатого на тринадцатое, но быстро вспомнила, что Дейл по понятным причинам не может иметь её в виду. Однако направление поисков она выбрала правильно и буквально тут же спросила:
— Ты имеешь в виду Фоксглав, да?
Дейл вздрогнул и опустил голову.
— Да, я…
— Господи, Дейл! — Гайка приложила ладонь к его губам. — Прости, я не хотела, я случайно! Если тебе тяжело, забудь! Давай не будем об этом, хорошо?
— Нет, Гаечка, — покачал головой Дейл. — Ты имеешь право знать. Должна знать. Пожалуйста, позволь мне рассказать.
Хотя голос бурундука дрожал, его чёрные глаза излучали непоколебимую решимость. Он чувствовал, что должен сказать то, что носил в себе всё это время. Сказать сейчас или никогда. Мышка поняла это. Поэтому мягко коснулась ладошкой щёки Дейла, показывая, что всё понимает, и кивнула.
— Конечно, Дейл. Раз ты так говоришь, я слушаю.
— Спасибо, Гаечка. Ты же помнишь, как мы с ней познакомились? Как она ко мне относилась?
— Помню.
— Она как-то сразу ко мне привязалась. Прилетала по утрам, мы мило болтали. Я… — Дейл пожал плечами. — Мне было как-то неловко… Приятно, да, но одновременно неловко. Я ведь не привык, что мне вот так вот вешаются на шею. Но потом я решил, что это, ну, временное помрачение, что ли, как у Тамми с Чипом. Всё-таки мы действительно спасли её из лап той жуткой ведьмы, поэтому неудивительно, что она прониклась к нам вообще и ко мне в частности уважением. Это было естественно. Однако я был уверен, что, как и в случае с Тамми, это пройдёт. Нет, мне нравилось, что мы дружим, что она искренне радуется моему появлению, непринуждённо смеётся моим шуткам, летает со мной… то есть я с ней… Ну, в общем… Но я никогда не думал, что это может быть серьёзно. Настолько серьёзно…
Дейл сглотнул подступивший к горлу комок. Вступление закончилось. Пришло время для кульминации.
— Знаешь, где-то через три… да, через три месяца она… Я хорошо это помню, была уже осень, все листья пожелтели, и мы с ней часто носились по парку, собирая жёлто-красные букеты, а потом взлетали, она на своих крыльях, я — на планере, и разбрасывали их с высоты. Наш личный маленький листопад…
Он специально вдавался в мельчайшие, подчас избыточные подробности, оттягивая разговор о самом неприятном, и в то же время как бы подхлёстывая самого себя и заставляя вспоминать всё, чтобы ничего не пропустить. И чтобы заранее отбить у себя охоту о чём-то умолчать.
— В один из таких дней… точнее, был уже поздний вечер… Мы сидели на ветке над ангаром, и она рассказывала мне, что происходит внизу в темноте. Ты же знаешь, летучие мыши умеют, у них есть… этот, как его…
— Эхолокатор, — подсказала Гаечка.
— Да-да, именно, эхолокатор! И вот она рассказывает мне, что внизу в траве пробежала белка, устроился на ветке воробей, пронёсся подхваченный ветром лист… Так интересно!.. А потом… Потом она сказала: «Вон на той скамейке, как раз под тем перегоревшим фонарём, сидят двое людей. Парень и девушка. Как мы с тобой…» «Да? Как мы? — спросил я. — Они тоже слушают темноту? Но ведь у них нет…» Она рассмеялась и говорит: «Нет, дурашка, они слушают не темноту, а друг друга». — «А ты их слышишь?» — «Конечно, как тебя!» — «И что они говорят?» — «О, много всего. Точнее, наоборот, говорят они мало. По два, по три слова за раз». — «За какой раз?» — «За раз между…» И вдруг она…
Дейл ощутимо вздрогнул, и Гайке пришлось сжать его ладонь, чтобы он успокоился и продолжил:
— Оказалось, что всё это время она мало-помалу пододвигалась ко мне. Я и не заметил, как она оказалась совсем близко, и вот после этих слов она внезапно обхватила меня крыльями и поцеловала. Точно как ты тогда, во время игры в шпионов. Я опешил, спросил, для чего это, что это значит, а она говорит: «Глупый, я люблю тебя! Ты так и не понял за всё это время?» Я… я не знал, что сказать, как-то нервно хихикнул, а потом сказал, что я не могу, не знаю, и вообще у меня что-то в горле пересохло и мне надо попить… Слез вниз, побежал на кухню, еле налил себе воды из чайника… Вылил половину на пол, чуть на луже не поскользнулся… Чуть не подавился в итоге… Хорошо, вы уже спали или что-то смотрели, не помню… А, нет, помню! Вы смотрели «Титаник», и Рокки как раз заходил на кухню за льдом и застал нас там с ней… Кстати, она к тому времени уже прилетела за мной на кухню, и когда Рокки ушёл, спросила, что со мной случилось. А я сказал, что люблю… другую. Тебя. Так и сказал: «Я люблю Гаечку». Я тогда впервые вслух произнёс это. Даже сам немного опешил… Нет, я, конечно, ещё в твоём бомбардировщике почувствовал, что пропал, но как-то нормально описать это чувство у меня не получалось. А тогда получилось. Сразу. Фоксглав, правда, сказала, что я, должно быть, шучу. Ведь если бы я любил тебя, то не проводил бы столько времени с ней, и вообще… И вообще, она сказала, что она… ой, то есть ты, что ты… ты меня не любишь так, как люблю тебя… ой, меня, я… ой, она…
Дейл разволновался настолько, что начал путать слова. Он постоянно поправлял самого себя и от этого волновался ещё больше, так как каждое такое самоодёргивание было ещё одним возникающим из ниоткуда препятствием. В результате бурундук чувствовал себя бегуном, который уже видит прямо перед собой финишную ленту, но при этом натыкается на невесть откуда берущиеся новые и новые барьеры…
— Я не знал, что на это ответить, кроме того что сказать ещё раз: «Извини, Фоксглав, ты симпатичная девушка, мне с тобой хорошо, но я люблю Гаечку». И тут вдруг она… Она…
На этот раз пауза была гораздо длиннее обычного, и Гайка уже хотела что-то сказать, чтобы как-то подбодрить его и помочь преодолеть этот барьер, но поняла, что только навредит. Всё-таки некоторые барьеры нужно брать самостоятельно, безо всякой помощи со стороны…
— И тут она начала говорить такое… Такое… Гаечка, извини, но я… Я не могу…
— Ничего, Дейл, — теперь мышка обхватила ладонями руку Дейла, переплетя свои и его пальцы. — Продолжай! Пожалуйста!
— Хорошо… Так вот, как я уже говорил, она начала говорить… страшные вещи. Что я буду с тобой несчастен. Что ты меня не любишь и вообще никого не любишь, потому что твоя настоящая любовь — механизмы и инструменты. Что ты считаешь меня недалёким и смешным простачком, не более того. Что ты не замечаешь даже гораздо более настойчивых и явных ухаживаний Чипа, что уж говорить о моих полунамёках. Что ты не способна на настоящее чувство. Что ты не ценишь нас. Что мы тебе не нужны. Что тебе вообще никто не нужен. Что ты… что ты сама — бездушный и бессердечный механизм…
Всё это время зажатая руками Гаечки ладонь Дейла ощутимо подрагивала, но когда он произнёс последнюю фразу, она буквально окаменела, а скрюченные, сведённые судорогой пальцы вонзились в кожу на тыльной стороне её кисти. Гайка чуть не вскрикнула, но, собрав всю волю в кулак, сдержала крик и поплотнее сжала губы, чтобы ни одним звуком не выдать своей боли, которая была сущим пустяком по сравнению с тем, что испытывал в эти мгновенья Дейл.
— И тогда… И после этих её слов я… я просто… Ты знаешь, я сразу вспомнил эпизод из одного из фильмов про Дирка Суава, где он разговаривает с девушкой, оказавшейся двойным агентом. Весь фильм они действовали сообща, раскрывая очередную схему доктора Соу-Соу, но потом оказалось, что всё это было одной большой мистификацией, отвлекающим манёвром, прикрытием для гораздо более страшного злодеяния. Суав, конечно, всё понял и всё предотвратил, но… Но та сцена, тот разговор с двойной агентшей… Он так мне нравился в этой сцене. Такой невозмутимый, холодный, взвешенный. Неприступный, как скала, и непробиваемый, как танк. Гиротанк. Да, как гиротанк. И я… я стал таким, как он. После этих её слов я… я не воспринимал, просто не мог воспринимать её иначе, чем… чем двойного агента… Я… я подобрался, стиснул зубы, сложил руки на груди, посмотрел на неё самым холодным взглядом в своей жизни и… и… и ответил ей.
Теперь Дейла просто лихорадило. Его голос оставался столь же решительным, разве что иногда он запинался или повторял какое-то слово один или два раза. Но его тело под свитером просто ходило ходуном, и, несмотря на то что его пальцы буквально впивались в её руку, Гайке всё равно приходилось прилагать усилия, чтобы удержать его ладонь в своих.
— Я сказал… сказал ей, что она ничего не понимает. Что она не знает, о чём говорит. Что сама не знает, что такое настоящее чувство, настоящая любовь. Что она не имеет права говорить такие вещи о самой красивой девушке на свете. Что она… Тут уже я окончательно вошёл в роль Дирка Суава… Что она втёрлась к нам в доверие, чтобы разрушить нашу команду изнутри… Посеять вражду… Заставить ненавидеть друг друга… Она расплакалась, пыталась что-то сказать, но я её не слышал и не слушал. Я просто продолжал говорить, отвечая на каждую её реплику, на каждое её обвинение своим. А потом… потом сказал, что… что больше не хочу… не хочу её видеть… Потом развернулся и ушёл. А наутро мы нашли её записку. И всё закончилось.
Бурундук не сразу понял, почему его правой руке так мокро. Он посмотрел туда и понял, что это не просто вода. Это Гайка тихо плакала, уткнувшись лицом ему в плечо, и рукав свитера был тёмно-малиновым от пролитых ею слёз.
— Гаечка! — позвал Дейл, беря её за руку и заглядывая ей в лицо. — Боже, прости, я… Я не должен был говорить о тебе такое, но… Ты попросила, и я… Я слишком… Прости… Не надо… Ну… Ну не плачь, пожалуйста! Хоть ты не плачь…
Ответила мышка не сразу.
— Это ты меня прости, Дейл! Я не оценила, не поняла… Ничего не поняла! Я просто ничего не заметила!..
— Нет, Гаечка, ты не виновата! Никто ничего не заметил и не понял, и я в том числе. Я… — Дейл два раза тяжело всхлипнул и смог продолжить лишь после того, как Гаечка успокаивающе погладила его по голове. — Я… я не должен был говорить ей того, что сказал тогда. Я должен был сдержаться, объяснить, не знаю… Уверен, она, как и Тамми, в конце концов поняла бы всё, но при этом осталась бы с нами. Стала бы «Спасателем». Ей было бы хорошо с нами… Или… Ну или, по крайней мере, мы бы расстались друзьями, а не… Боже, если бы я мог… Если бы я только мог увидеть её, попросить прощения, понимания, но… но я не знаю, ни что с ней, ни где она…
— Всё будет хорошо, Дейл, — Гайка посмотрела ему в лицо, и в её глазах бурундук увидел одновременно нежность, горечь и холодную решимость. — Мы найдём её, обязательно найдём, и ты всё ей объяснишь… Господи, мы бы уже давно это сделали, если бы ты… Ну почему, Дейл? Почему ты не сказал раньше? Почему носил в себе это столько времени? Почему ты не рассказал никому? Никому из нас?
Дейл издал глубокий всхлип и покачал головой.
— Я не мог, Гаечка. Я просто не мог. И не хотел. Поначалу я просто не хотел возвращаться к этой теме. А позже, когда всё понял, не хотел об этом говорить, чтобы вы… чтобы вы не думали о Фоксглав плохо. Да, она наговорила много гадостей, но… Но ты знаешь, она ведь на самом деле так о тебе не думала и не хотела ни поссорить нас, ни разложить изнутри, ни ещё чего-то более страшного. Это была не грубость и не ненависть, а отчаяние и… и забота. Она делала это ради меня, потому что… потому что на самом деле любила меня и хотела, чтобы я был счастлив. Счастлив, Гаечка. Она ведь видела, что я чувствую, как мучаюсь… Видела, как соревнуюсь с Чипом, и подумала, что я в конце концов проиграю и буду ещё сильнее мучиться. Она хотела таким отчаянным образом показать мне, заставить понять, что она чувствует и что она может дать мне то, чего я, как ей казалось, никогда не получу от тебя. Дать здесь и сейчас, без необходимости чего-то ждать или с кем-то бороться. Дать осознание того, что в мире есть живая душа, которая тебя понимает, и что она здесь, рядом. Дать любовь и заботу…
Всхлипнув ещё громче, Дейл промокнул лицо свитером и продолжил:
— А я… Если бы я понял это… Если бы я тогда понял это… Боже, боже… Она не заслуживала таких слов. Надеюсь, что с ней всё в порядке, что она нашла себе хорошего парня, что они счастливы вместе. Как я надеюсь на это. Это… это моя единственная надежда… Надежда на то, что она меня простила… Хотя после того, что я ей наговорил, я… Она… Боже, что я наделал… Я чудовище…
— Не говори так, Дейл! Уверена, когда ты объяснишь ей всё это, она поймёт. Ведь ты не чудовище, и тоже говорил это не с целью оскорбить её или унизить. Ты защищал меня, моё имя, честь и достоинство, и я бесконечно благодарна тебе за это! И хотя мне больно говорить это, но… — мышка горестно вздохнула. — Но она ведь во многом была права…
— Нет, Гаечка! — горячо возразил бурундук и резко замотал головой, отчего во все стороны полетели солёные брызги. — Это неправда! Ты идеал, ангел! Ты лучшая в мире!
— Спасибо за эти слова, Дейл, но я ведь и вправду очень долго не уделяла вам с Чипом того внимания, которого вы заслуживали, и которое я должна была вам уделять. И чуть было не поплатилась за это… — Гайка крепко зажмурилась, чтобы прогнать видения из существующего для неё одной прошлого. — Поверь, мы все совершаем поступки, о которых потом жалеем, но всё можно исправить. Ну, то есть, почти, но… Ты знаешь, иногда должно произойти что-то такое, чтобы… Даже не знаю… Чтобы открыть нам глаза, что ли…
— Ты… — прошептал бурундук, светлея лицом. — Ты правда так считаешь? Ты уверена?
— Знаю, — ответила мышка, и её мягкий и вместе с тем убеждённый тон развеял последние, самые тяжёлые и гнетущие тучи.
— Да, конечно, — согласился Дейл, — кому, как не тебе, это знать… И знаешь, я ведь после этого и впрямь изменился. Те же комиксы взять. Если прежде меня интересовали там лишь драки и монстры, то сейчас всё по-другому. Ведь там есть не только это, и после того случая, после того осознания, что я люблю тебя, я начал находить в них то, чего не видел раньше. И пусть на обложках нарисованы страшные чудовища и злодеи, внутри есть то, о чём я тебе говорил. Настоящая дружба, настоящее самопожертвование, настоящая отвага и та самая настоящая любовь…
— Правда?
— Да! Конечно, её там мало, обычно кадров десять от силы на всю книгу. Но тем радостней находить это, как если бы ты просеял гору песка и нашёл-таки крошечный золотой самородок. То же самое с боевиками и музыкой. Иногда такие глубокие вещи попадаются… Знаешь, если бы не та история, я бы ни за что никогда ничего этого не увидел бы. Так никогда и не понял бы, что ты — моя единственная настоящая любовь. Только ты, Гаечка. Только ты одна…
Дейл умолк. Гайка тоже молчала, и они сидели в полной тишине, держась за руки и видя только друг друга. Мышка смотрела в блестевшие от влаги глаза бурундука и поражалась своему умению не замечать очевидного. Она так ждала, что её друзья найдут свой путь и сделают главный выбор всей жизни, что даже подумать не могла, что кто-то из них этот выбор уже давно сделал. И уж тем более не могла себе представить, что этим кем-то окажется Дейл. Хотя всё было перед глазами, надо было только присмотреться и увидеть. Тем более что она это уже видела.
Это было в самую первую из «следующих» суббот. После прослушивания найденного в коллекции Дейла диска группы «A-Kha» она воспринимала его ужимки с клюшкой и щитками не как его истинную сущность, а как экстравагантный карнавальный костюм, под которым скрывалось чувствительное и ранимое сердце. Она знала это и тогда, когда целовала его в рейнджермобиле, понимая, что он нуждается в ней как никогда прежде. Не потому, что был слаб духом и раскис, столкнувшись лицом к лицу со смертью, а потому, что воспринял гибель незнакомого ему добровольца Моргана как личную трагедию. И именно благодаря этому он оказался сильнее Чипа, которого её любовь, в отличие от Дейла, уже не вернула бы…
Но всё это было во «вторую» субботу,
— Я люблю тебя, Дейл, — сказала Гайка.
— Я тебя тоже, родная, — ответил бурундук.
— Родная… — повторила мышка, смущённо опустив глаза на его ладонь, гладившую её пальцы её левой руки, явно уделяя гораздо больше внимания безымянному.
— Ну… — поняв, что она разгадала его манёвр, Дейл замялся и стал красным, как его гавайка сразу после стирки. — Я понимаю, что тороплю события, но… Просто я так долго ждал этого, так много думал об этом, что… Нет, разумеется, я пойму, если ты скажешь, что тебе нужно время… Да, кстати, я же совсем забыл! Есть ещё одно! Я…
— Не надо, Дейл! — остановила его изобретательница. — Ничего больше не нужно! Ни времени, ни аргументов, ни слов! Ничего, Дейл! Совсем ничего!
— То есть…
— Я люблю тебя, и этого достаточно. Я выйду за тебя замуж.
— Боже, боже… — пробормотал бурундук. Отпустив руки Гаечки, он осторожно положил ладони ей на плечи и остановился в некотором замешательстве. На этот раз Гайка помогла ему, сняв свои очки и положив их рядом с собой.
— Надо же… — сказал Дейл, проводя рукой по её волосам и разглаживая отдельные непослушные пряди. — Ты не поверишь, но я именно это и хотел сделать!
— Я знаю, — ответила изобретательница, обнимая своего суженого за шею. Он последовал её примеру. Их лица оказались совсем близко, и они слегка наклонили головы, чтобы не стукнуться носами.
— Я люблю тебя, — прошептал Дейл.
— Я тоже тебя люблю, — последовал ответ.
Они сближались медленно, не веря до конца, что всё происходит на самом деле, и внутренне приготовившись к тому, что вот сейчас, в эту самую секунду, между ними снова возникнет ещё одна, на сей раз действительно непреодолимая стена. И потому немного удивились, когда их губы соприкоснулись. Приоткрыв глаза, они ещё раз посмотрели друг на друга, как бы убеждаясь, что всё в порядке, после чего, одновременно набрав полную грудь воздуха, слились в том самом первом и самом главном в жизни каждой влюблённой пары поцелуе, который навсегда делит жизнь обоих на «до» и «после». Который для всех влюблённых одинаков, и вместе с тем — совершенно разный. Ибо каждая пара вкладывает в него своё содержание и свою дорогу, которую они прошли на пути к этому мгновенью. А уж этому бурундуку и этой полевой мышке, как никому другому в этом мире, было что вложить в этот поцелуй. Они прошли через всё. Через смертельные ловушки и козни врагов. Через разлуку, которая страшнее самых коварных замыслов. И через непонимание, которое в разы опасней всего вышеперечисленного вместе взятого…
Ненадолго прервавшись, чтобы набрать новую порцию воздуха, они снова поцеловались, закрепляя пройденное. Потом ещё раз и ещё, останавливаясь лишь на короткие промежутки времени, достаточные для вдоха и двух или трёх слов.
— Я люблю тебя, Гаечка…
— Я тебя тоже, Дейл…
— Дорогая моя…
— Любимый…
— Гаечка…
— Дейл…
— Гаечка, послушай…
— Потом…
— Нет, Гаечка, я…
— Помнишь, что ты сказал мне в аэропорту?
— Конечно, но…
— Заткнись и веди…
— Обязательно, но я бы хотел…
— Дейл, если ты о времени… то ты сам говорил… что у нас его целый… вагон…
— Я не о времени…
— Остальное неважно…
— Важно, Гаечка, очень ва…
— Потом…
— Любимая моя, я не шучу…
— Я тоже…
— Гаечка, я… я серьёзно!..
— Хорошо… я слушаю… говори…
— Гаечка… — Дейлу наконец удалось протиснуть ладонь между их лицами и мягко, но решительно отстраниться от мышки. — Это важно!
— Насколько?
— Намного! На очень много!
— Надеюсь, это что-то приятное?
— Очень, Гаечка! Только мне нужно достать одну вещь из кармана…
— Из кармана? — изумилась Гайка. — На свитере?
— Ну да! — улыбнулся Дейл. — А где я, по-твоему, должен носить зимой жвачку?
— Если окажется, что ты затеял всё это из-за жвачки, — промурлыкала мышка, надвигаясь на бурундука, — я заберу у мистера Натсона свою полуавтоматическую электроплойку для завивки и сушки волос и начну творить произвол…
— Гаечка, даже такой любитель розыгрышей, как я, не дерзнул бы…
— Тогда мой тебе совет: не тяни понапрасну время. Моё терпение не безгранично, ты же знаешь.
— Знаю-знаю! — закивал бурундук, живо запуская руку за пазуху и вытаскивая из внутреннего кармана немного помятый лист бумаги.
— Что это? — спросила Гайка.
— Прочти, — хотя Дейл улыбался, напряжённость позы и предательское подрагивание листика свидетельствовали о его крайней взволнованности. Пожав плечами, изобретательница взяла протянутый листик, а когда развернула, моментально узнала распечатанную многофункциональным анализатором форму, которую она лично составляла и вводила в память машины.
Это был сравнительный анализ крови, который медики использовали для определения соответствия крови нуждающегося в переливании пациента имеющимся в донорском банке образцам. Однако данное исследование не ограничивалось сравнением группы и резуса, а включало определение и сравнение абсолютно всех известных параметров. Таблица была поделена на две графы, озаглавленные девятизначным кодом донора. Один из них принадлежал ей, а второй — кому-то неизвестному, но, судя по первой цифре, не постоянному донору, как она, а единовременному, причём сдававшему кровь сравнительно недавно. Значения практически всех параметров существенно различались, как бывает при сравнительном анализе крови представителей различных биологических видов, но последняя группа — «Генетическая совместимость» — ставила в тупик. По этим параметрам два образца практически не различались. Вплоть до того что, если оторвать верхнюю часть, они выглядели взятыми если и не у одного и того же лица, то у единокровных родственников точно.
— Откуда это у тебя? С чьей кровью ты сравнивал мою? Что это значит? — засыпала Дейла вопросами Гайка, едва закончив чтение.
— У нас могут быть дети. Со своей. Заказал в вашей лаборатории, — Дейл ответил на вопросы в обратном порядке, потому что лучше всего запоминал последнее.
— Ты заказал его? Но зач… Что ты сказал?!! — Гайка снова лихорадочно пробежала глазами сводную таблицу. Так и есть. Анализатор определил двустороннюю генетическую совместимость с вероятностью эффективного скрещивания
— Господи, Дейл… — прошептала близкая к обмороку мышка. — Я не верю… Не верю…
— Я сам сначала не поверил. И делавший анализ лаборант не поверил, когда я сказал ему. Мы повторили анализ ещё два раза, и оба раза ответ был один и тот же. Это точно, Гаечка. Машина не врёт.
— Но… Но почему?.. Как?.. Как это?.. Как это может быть?..
— Не знаю, я не специалист. Просто… Ну, ты же помнишь ту историю с кровью для Чипа?
— Да, ты оказался единственным подходящим донором. Так это что же…
— Вот и я подумал, что же это такое получается? Конечно, я мог что угодно говорить о том, что мы друг другу как братья, но шутки шутками, а… А я ведь и правда никакой ему не родственник, а из всех известных анализатору бурундуков только я и подошёл, причём с наилучшими результатами… И тогда я вспомнил о твоих словах о Боттлботтоме. Правда, я не был с вами в реакторе, поэтому влиянием радиации это не объяснишь. Но я ухватился за эту идею и начал вспоминать, что ещё такого странного происходило с нами за все эти годы, что могло вызвать такую анормальность…
— Аномалию…
— Ну да, аномалию. И вспомнил про фономелковатор…32
«— Ой, Дейл, у меня твоя гавайка…»
«— Гайка, у тебя моя не только гавайка…»
— Господи… — чтобы не упасть, изобретательнице пришлось опереться спиной на стену и схватиться руками за сиденье. — То есть в результате обмена телами мы с тобой… обменялись генами?!
— Ну, что-то вроде того, да. И не только мы с тобой, как ты помнишь…
— Чип и Рокки…
— Да-да, именно! — закивал Дейл. — В том-то всё и дело! Я обменялся генами с тобой, а Чип — с Рокки! Мы с ним бурундуки, а вы с Рокки — мыши! Вот и ответ, почему ему не подходит никакая кровь, кроме моей! Потому что мы с ним — не совсем бурундуки!
— То есть вы с ним — наполовину мыши?
— Ну, наполовину — это чересчур! Так, на пару десятых. Но этого достаточно, чтобы ему, обменявшемуся телами с мышью, не подходила кровь других бурундуков, а моя подходила! И также достаточно для того, чтобы моя кровь подходила мыши, обменявшейся телами с бурундуком! То есть тебе, Гаечка.
— Господи, Дейл… Ты… Ты всё это вычислил? Посчитал вероятности? Просчитал совместимости? Ты… Ты гений!
— Ну… — Дейл задумчиво почесал нос. — Вообще-то всё это мне объяснил Стюарт, тот лаборант, уже после того, как мы получили результаты. А до того я сразу, как вспомнил про фономелковатор, бросился бежать в вашу лабораторию заказывать этот анализ. Вспомнил, что ты почётный донор, а значит, твои данные должны храниться в базе данных, как и мои, так что даже по новой сдавать кровь не пришлось. А пока аппарат делал анализ, я бегал вокруг него кругами, повторяя себе под нос: «Хоть бы получилось!.. Хоть бы получилось!..» Я ведь и вправду не специалист, поэтому не мог ничего толком обосновать. Я мог только мечтать. И я стал мечтать. Отважился мечтать. И это сработало, как видишь… Гаечка! Что с тобой?!
— Ничего… — ответила Гайка, вытирая воротником хлынувшие слёзы. — Всё прекрасно… Всё просто замечательно…
— Но если так, то почему ты плачешь?
— Это… это от счастья, Дейл! Ты… ты просто не понимаешь, что это для меня значит…
— Я прекрасно понимаю, Гаечка, — возразил Дейл, обнимая её. — Ведь для меня это значит то же самое. Но… Но всё равно не надо плакать. Слёзы тебе не идут…
— Тебе, Дейл, они идут ещё меньше…
— В таком случае, — сказал бурундук, смахивая выступившую на глазах влагу, — предлагаю нам обоим перестать плакать. Как ты на это смотришь?
— Позитивно, — ответила мышка, обнимая и крепко целуя его. Дейл последовал её примеру, и время для них остановилось. Они целовались и ласкали друг друга, стараясь губами и руками убрать друг с друга все до единого следы пролитых за сегодня и за всю предыдущую жизнь слёз. Чтобы потом, уже без них, освободившись от груза прошлых бед и невзгод, выйти рука об руку на долгую и счастливую дорогу семейной жизни. Чтобы так и идти по ней в абсолютной уверенности, что никакие мелкие неурядицы, никакие неосторожные слова и поступки не разрушат их союз и не помешают быть всегда вместе. И они сделают всё от них зависящее, всё возможное и невозможное, чтобы сохранить свою любовь и своё счастье, поскольку оба прекрасно знали, какую цену они заплатили, чтобы дойти до этого дня и быть сейчас здесь, рядом. Но их ничто не остановило, они преодолели все мыслимые и немыслимые поставленные судьбой и самой природой барьеры, и теперь, находясь в объятиях друг друга, понимали, что всё это было не зря. Дейл нежно поглаживал мышку по голове и за ушами, а она обвила его хвостом для пущей уверенности, что он никуда не денется. Этого, впрочем, не требовалось. Он никуда не мог деться, поскольку в мире не было силы, способной сейчас оторвать его от самого дорогого создания, от любви всей его жизни…
— Ребята! Вы где?! Вас там все уже… Ой! — прибежавший на их поиски Рокфор замер в дверях и покраснел. — Простите, я…
— Ничего, Рокки! — ответила Гайка, пряча в карман куртки драгоценный листочек с результатами анализа и забирая со скамейки очки. — Мы уже идём! Правда, Дейл?
— Конечно! — подтвердил тот, вставая и помогая подняться ей.
— Э-э-э, может, всё-таки объясните, что здесь происходит? Нет, в смысле, я знаю, как это называется и что обычно означает, но хотелось бы как-то…
— Мы обязательно всё расскажем, Рокки! — заверила силача изобретательница, а Дейл добавил:
— Непременно, дядя Рокки! Но позже! Я прав, дорогая?
— Чертовски прав! — хихикнула Гаечка, и они с Дейлом, взявшись за руки, вышли из отделения.
— «Дядя Рокки», «дорогая»… — глядя им в след, задумчиво повторил австралиец и улыбнулся, молодецки накрутив на палец ус. — Хех! А я уж думал, не доживу…
— …Ну и в заключение, так сказать, повседневной части нашего собрания, я хотел бы ещё раз поблагодарить всех вас, без кого эта больница не просуществовала бы и недели! Ведь, как правильно сказал в своём выступлении мистер Гарольд, никакие деньги не могут сделать то, что может сделать подлинный энтузиазм и искренняя преданность общему делу!..
Лившийся из повешенных в углах компьютерных колонок голос стоявшего на трибуне доктора Харви Стоуна плавно растекался по заполненному залу собраний, где в этот утренний час собрались сотрудники и пациенты Малой Центральной больницы. На собрания такого уровня и так полагалось приходить при параде, а сейчас случай был и вовсе особый, так что все без исключения постарались соответствовать. Тон задавали белоснежные сорочки медбратьев и халаты медсестёр, а отдельные скопления серых форменных рубашек санитаров, голубых пижам пациентов и тёмно-синих тужурок технического персонала делали зал похожим на покрытую разноцветными заплатами скатерть. Не такую аляповато красочную, конечно, как толпа приверженцев культа Колы после массового принятия содового душа, а выдержанную в гораздо более строгих тонах. Но именно эта строгость придавала собранию особую, не разнузданную, а степенную торжественность.
Однако недостатка в красочности никто не испытывал, не зря всё-таки это действо готовилось почти неделю. Ярким во всех смыслах тому подтверждением были щедро развешанные по всему залу червлёные, лазурные и золотые ленты, которые разноцветными реками струились по стенам и потолку, сходясь к закреплённому высоко над сценой большому вырезанному из фанеры символу команды «Спасателей». Контуры овала, букв и молнии были выложены соответствующего цвета лампочками, готовыми зажечься по первому сигналу, которого с нетерпением ждали и зрители, и собравшиеся за кулисами «Спасатели». Рокфор и Вжик, как и ожидалось, сменили повседневную одежду на цилиндры и фраки, и оказавшийся единственным одетым по-простецки Дейл почувствовал себя несколько неуютно. Однако подмога не заставила себя долго ждать, и Гаечка отдала ему свою куртку, оставшись в синем платье с большими песочного цвета пуговицами, которое так ей шло, что просто глаз было не оторвать…
— Дорогой, ты не туда смотришь… — проворковала Милдред и больно ущипнула Чипа за ладонь, заставив того отвлечься от изобретательницы и обратить внимание на неё.
— Ты ревнуешь, — констатировал бурундук.
— Разве что совсем чуть-чуть.
— Чуть-чуть? — Чип заглянул ей в глаза. — Нет, Милли, не чуть-чуть. И не спорь со мной, потому что уж кому-кому, а мне это чувство знакомо прекрасно.
— Ну хорошо-хорошо, убедил… — капитулировала медсестра. — Да, ревную. В конце концов, я знаю, что она очень много для тебя значит, что вы старые друзья и… И потом, она очень красивая, а это, знаешь ли…
— Ничего не значит, любимая, — улыбнувшись, перебил её Чип. — Да, она мой старый друг. Они оба мои старые и самые близкие на свете друзья. И именно поэтому тебе совершенно не о чем волноваться. Веришь?
— Верю, раз ты так говоришь… — Милдред положила голову ему на плечо и хихикнула, когда тёплый нос бурундука коснулся её макушки. — Ну что ты делаешь?
— Понятия не имею, — последовал приглушённый густыми волосами ответ, и к носу присоединились губы.
— Ну хватит, дорогой! Не порть причёску, мне ещё на сцену выходить…
— Как скажешь… — пробурчал Чип, с явным неудовольствием убирая голову, и Милдред тут же принялась устранять последствия этого вторжения, сравнимого по масштабам разрушений с набегом как минимум орды варваров.
— Боже, боже… — причитала она, — Ну и как мне после этого показаться залу?
— Милли, ну что ты, в самом деле? Ты прекрасно выглядишь! Между прочим, все эти завихрения придают тебе особый шарм, некую загадочность…
— Вот я тебе!.. — Милли несильно пнула Чипа по лодыжке. — Я так старалась, укладывала их, а ты…
— Нет, ну, если тебе не нравится, можешь взять мою шляпу…
— Что? Если ты не заметил, она мужская и не подходит к платью!
— Ну, между нами говоря, Дейлу эта куртка тоже не очень идёт, так что ты подумай… — заговорщицки прошептал ей на ухо лидер «Спасателей». Милдред сокрушённо вздохнула.
— Одно из двух: или ты ничегошеньки не смыслишь в одежде, или пытаешься подбодрить меня.
— И то, и другое, — не стал спорить Чип. — Но насчёт шляпы я серьёзно…
— Ой, прекрати… — отмахнулась Милли, кое-как совладавшая с непокорными волосами. — Будет только хуже. А вот лётная куртка твоему другу, напротив, очень идёт! Он в ней выглядит как заправский пилот!
— Нет-нет-нет! — бурундук затряс головой. — Пилот у нас Гайка!
— Я знаю, — Милли хитро прищурилась. — И кто из нас теперь ревнует?
— Э-э-э… — замялся порозовевший Чип. — Ну, разве что немного, совсем чуть-чуть… Ты же понимаешь, годы соперничества не проходят бесследно…
— Ну да, я совсем забыла, что ты у меня старый солдат, не знающий слов любви.
— Ну, насчёт слов любви это всё-таки преувеличение, — подумав, заметил Чип, — а что касается старого солдата, то тут Дейл мне сто очков вперёд даст! Ведь он выстоял, а я пал перед тобою, сражённый наповал…
— Жалеешь?
— Нет, Милли, нисколечко, — заверил её Чип, заключая в объятия. — Это самое сладостное, можно сказать, Пиррово поражение в моей жизни, и я ему безмерно счастлив!
— И я, — прошептала Милдред. — И твои друзья, похоже, тоже! Они красивая пара, ты не находишь?
— Да, очень. На удивление просто, — согласился её жених, снова поворачиваясь к Дейлу и Гаечке, которые о чём-то вполголоса переговаривались, время от времени приглушённо хихикая. По всему видать, красноносый бурундук в лицах пересказывал мышке какой-то ужастик, потому что периодически делал страшное лицо, а один раз и вовсе застегнул воротник куртки до самого верха, так что только нос торчал. Мышка со смехом принялась его опускать, и когда голова Дейла была освобождена из ватной темницы, успевший взопреть бурундук крепко обнял и расцеловал свою спасительницу.
Раньше подобная сцена повергла бы Чипа в шок, но сейчас его сердце было наполнено радостью за обретших счастье друзей, а разум до сих пор не мог до конца постичь все превратности судьбы и работы построенного Нимнулом прибора. Гайка, разумеется, с ходу выдвинула собственную теорию, и даже не одну, причём на одном дыхании, поэтому ситуацию её выкладки прояснили не сильно. Тем более что Чип поначалу не особо-то и вслушивался, до полусмерти испугавшись, что изменения в его организме повлияют на их с Милдред семейную жизнь. Но Дейл успокоил его, сказав, что ещё самый первый анализ его крови показал, что, хотя он может принимать кровь только от других «жертв» фономелковатора, в качестве донора он ничем не отличается от любого другого бурундука. Разумеется, Милдред тут же заявила, что это ни в коей мере не умаляет его уникальности и неповторимости, подкрепив слова равным по исключительности поцелуем, после которого оставалось только два пути: умереть или повторить. Чип выбрал второе…
— …А теперь — момент, которого все мы так долго и очень нетерпеливо ждали! — провозгласил Стоун и указал рукой за занавес. — Пришло время пригласить на эту сцену тех, без кого это собрание носило бы не праздничный, но траурный оттенок, а история нашей больницы могла прерваться, так толком и не начавшись. Я прошу вас, коллеги, поприветствовать наших героических друзей! Встречайте! Команда «Спасателей»!
Громкий стук рубильника, включившего освещение сцены и подсветку символа «Спасателей», бесследно растворился в громе аплодисментов, не смолкавших всё время, пока наши герои шли к доктору Стоуну и сидевшим за столом у трибуны Гарольду Кошельку Третьему и Перри Натсону. Лишь Милдред ненадолго замешкалась за кулисами, не зная, касаются ли её слова директора МЦБ. Но утвердительный кивок Чипа развеял все сомнения, и она присоединилась к остальным. Поздоровавшись с распорядителями торжества за руки, «Спасатели» выстроились около стола, а старый меценат поменялся местами со Стоуном и, чуть подняв микрофон и откашлявшись, заговорил.
— Ну что ж, как говорится, не прошло и получаса, а я снова стою перед вами на этой трибуне. Повод, правда, несколько иной. Всё это время мы говорили о наших будущих проектах и о том, что смелым покоряются любые высоты. Ну, а когда смелость подкреплена материально, то и подавно. Но и этого порой бывает недостаточно. Ведь деньги и решимость ничто без главного. Без цели.
Хотя Гарольд Кошелёк пришёл в сознание раньше Чипа, его ослабленный возрастом организм до сих пор не оправился от перенесённого отравления. Моторика восстанавливалась очень медленно, и, несмотря на усилия врачей, некоторые мускулы до сих пор ему не повиновались. Особенно это бросалось в глаза, когда он говорил, и в такие моменты его рот выглядел как отдельный видеофрагмент, наложенный на статическую картинку. Зрелище было не из приятных, однако никто не улыбался в кулак и не кривился. Но отнюдь не потому, что скрывали эмоции под маской вежливости, опасаясь нагоняя. Все без исключения присутствующие не понаслышке знали о том, что ему пришлось пережить, поэтому даже в таком состоянии он был примером безграничной воли к жизни и лишний раз доказывал, что для сильных духом в этом мире нет ничего невозможного.
— Именно этому я посвятил б
Он замолчал, давая дорогу новому взрыву адресованных «Спасателям» аплодисментов. Зардевшиеся от похвал пятеро героев смущённо улыбнулись и отвесили аудитории дружный поклон, заслужив ещё одну порцию оваций.
— Эта история стала для меня переломным моментом, — продолжал тем временем Гарольд Кошелёк. — Я понял, что простых путей не существует, а те, что кажутся такими, ведут в мышеловку. Ещё я понял, что свою цель ты должен найти сам, и только она одна может быть настоящей, и только путь к ней и достижение её могут принести истинное счастье. Тяжёлое, выстраданное счастье. Сейчас, друзья мои, когда я оглядываюсь на пройденный путь, когда озираюсь и вижу вас и себя в этих стенах, я понимаю, что счастлив. По-настоящему счастлив. И именно сейчас я как никогда чётко осознаю, что за мной имеются долги. Оставшиеся неоплаченными долги, которые я хочу отплатить сейчас в вашем присутствии. Прошу вас, дорогие «Спасатели», подойдите к трибуне!
Выполнив просьбу, члены команды остановились на краю сцены, с интересом поглядывая то на выступающего, то на пять завёрнутых в бордовую подарочную бумагу пакетов, которые как раз раскладывал на столе Натсон.
— Мистер Гарольд, это лишнее… — начал Чип, указывая на коробки, но меценат взмахом руки остановил его.
— Отнюдь, мистер Чип! Совсем напротив. Я ведь не зря говорил о своём пути к счастью и о неоплаченных долгах. После истории с культом Колы я так и не поблагодарил вас за то, что вы сделали, по той простой причине, что сам тогда всего этого не осознавал. Сейчас я это осознал. К большому сожалению, раньше мне всё никак не удавалось встретиться с вами и сказать вам всё это. То мне дела мешали, то вас в городе не было. Но теперь, после того, как вы спасли мою жизнь не только в фигуральном, но и в прямом смысле, я постараюсь наверстать упущенное.
— Но…
— Мистер Чип, я прекрасно знаю, что вы и ваша команда работаете безвозмездно. Поэтому прошу вас рассматривать эти скромные дары не как плату за сделанное вами добро, которое попросту не имеет денежного эквивалента, а как подарок на Рождество, которое мы оба, так сказать, проспали, и как жест доброй воли от лица всего нашего сообщества, которое разоблачённые вами бандиты…
Последнее слово он буквально выстрелил и ненадолго прервался, чтобы успокоиться. Его парализованное ядом лицо не могло в полной мере отразить его чувства, но огонь, которым горели его ставшие похожими на две лучины глаза, был содержательней самой богатой мимики.
— Да, бандиты, другого слова и не подберёшь… Так вот, они хотели не просто обокрасть наше сообщество, но лишить его будущего. Вы не позволили этому случиться, и все мы в неоплатном долгу перед вами. Всеми вами. Но в первую очередь — перед вами, мистер Чип! Вы — настоящий герой и достойный продолжатель дела великих сыщиков-грызунов прошлого! Поэтому, думаю, этот небольшой сувенир сослужит вам хорошую службу! Пожалуйста, Перри!
— С удовольствием, мистер Кошелёк! — ответил тот и, взяв крайнюю справа коробку, передал её своему клиенту, который торжественно вручил её лидеру «Спасателей». Чип развязал ленточку и обнаружил под обёрточной бумагой покрытый чёрным лаком квадратный футляр с нарисованной на крышке золотой краской подзорной трубой.
— Господи! — вырвалось у заглянувшей другу через плечо Гайки. — Это клеймо Карлмауса Цойсса, величайшего мышиного мастера-оптика!
— Ничего себе… — пробормотал Чип. — Цойссовская оптика… Это же… Это же целое состояние, мистер Гарольд! Я не могу такое принять!
— Можете, мистер Чип! И примете. А не то я сильно обижусь! — возразил меценат, отстраняя рукой протянутый ему футляр, и как мог хитро сощурился. — И потом, вы даже не знаете, от чего пытаетесь отказаться! Откройте футляр, уважьте старика!
Чип посмотрел на друзей, прося совета. Те переглянулись и молча кивнули. Получив их немое согласие, бурундук повернул позолоченную защёлку… и чуть не выронил футляр, увидев лежащую на бархатной подложке лупу со складной ручкой и колёсиком на боку оправы для регулировки расстояния между линзами, заигравшими в свете разноцветных ламп всеми оттенками благородного фиолета.
— Господи! — ахнула Гаечка. — Это же «Частный детектив-
— «Частный детектив-
— Рад, что вам понравилось, мистер Чип! — улыбнулся меценат. — Не буду говорить казённые фразы вроде «владейте и распоряжайтесь с умом», ибо в вашем случае это напоминание явно лишнее! Ещё раз благодарю вас и вашу команду за всё, что вы сделали для меня и всех грызунов этого города!
Пожав под гром аплодисментов руку по-прежнему пребывавшему в некоторой прострации Чипу, Гарольд Кошелёк взял у Натсона второй пакет и обратился к заворожено рассматривавшему подарок друга Дейлу.
— Теперь вы, мистер Дейл!
— Я?! Правда?! — большеносый бурундук аж подскочил и одним прыжком оказался возле трибуны. — Это мне, да?!
— Вам, мистер Дейл!
— Ух ты! Ух ты! — разволновавшийся «Спасатель» разодрал пакет, в котором обнаружился точно такой же футляр. — Ого! Тут тоже стоит знак мастера Цойсса! У меня тоже будет лупа! Я её помощью я выжгу на нашем дереве…
— Даже не знаю, как вам это сказать, — развёл руками Гарольд Кошелёк, — но там не совсем лупа… Однако я более чем уверен, что содержимое футляра понравится вам ещё больше!
Уже видевший себя супервыжигателем по дереву бурундук скептически фыркнул, но вскрытие показало, что мистер Кошелёк попал не в бровь, а в глаз. В два глаза, поскольку в футляре оказались очки. Очень стильные и очень тёмные очки с фигурной оправой, которая мало того, что была подогнана специально под форму головы бурундуков, так ещё и встроенные разноцветные светодиоды имела.
— Боже, боже, боже… — лепетал Дейл, еле удерживая дрожащей рукой коробку с подарком, а второй тряся руку Гарольда. — «Заводила-бурундук» в варианте «Лихорадка субботнего вечера» с цветосветокомплексом!!! А-а-а-а!!! Спасибо! Спасибо! Я всю жизнь о таком мечтал!!! Гаечка, ты представляешь?! У меня теперь есть настоящие клубные очки с цветомузыкой!!!
— Ну, музыки в них, насколько я знаю, нет, — задумчиво произнесла Гайка. — Хотя если соединить их с твоими наушниками… Всего-то поставить на оправу гнездо для штекера, посредством которого ток с наушников будет подаваться на светодиоды, которые будут переключаться с частотой входящих импульсов, соответствующих ритму композиции…
— То есть они будут мигать в такт музыке, да?!! — Дейл чуть в обморок не упал от такой перспективы. — Ты можешь это сделать?!!
— Разумеется, может! — ответил за мышку Гарольд Кошелёк. — Недаром она Мастер с большой буквы! Прошу всех присутствующих поприветствовать очаровательную и гениальную Мастера Гайку Хэкренч!
Просьба была явно лишней, так как зрители и так устроили в её честь такую овацию, громкость которой по количеству децибел разом превзошла все предыдущие.
— Как думаете, Мастер, случайна ли такая буря аплодисментов? — поинтересовался у пунцовой от смущения изобретательницы старый богач и тут же сам и ответил:
— Вот и я думаю, что нет, нет и ещё раз нет! Ведь именно ваша отвага положила конец преступным махинациям Буль-Буля, а технический гений превратил эту больницу в полноценный медицинский центр, позволив нам сэкономить, без преувеличения, годы работы и спасать таких пациентов, которые в прошлом не имели ни единого шанса! Каждый спасённый нашими хирургами и реаниматологами на самом деле спасён вами, мисс Хэкренч!
— Урождённая Хэкренч, — поправила его мышка. — Дело в том, что я и мой давний друг и соратник Дейл собираемся вскоре пожениться…
Аплодисменты и приветственные крики зазвучали с новой силой, заставив мышку потупиться. Её будущий муж также расплылся в широкой и горделивой улыбке, бывшей ответом не только на слова Гайки и поздравления, но и на явственно различимый в общем шуме единодушный вздох разочарования, с которым встретили эту новость очень многие представители сильной половины мышиной части аудитории.
— В таком случае искренне поздравляю вас, дорогая! — ответил Кошелёк. — И несказанно рад за вашего жениха, которому посчастливилось найти, не побоюсь этого слова, настоящий клад! Такая девушка, как вы, достойна самого лучшего, что сделало выбор подарка весьма кропотливой задачей. Но думаю, мы с герром Цойссом справились с этим нелёгким делом. Впрочем, судить вам! Прошу вас, Мастер!
После «Частного детектива-
— Господи, какая прелесть! — воскликнула изобретательница. — Это гораздо удобнее, чем громоздкий шлем, и линзы получше всех моих будут! Мистер Гарольд, вы настоящий волшебник!
— Нет, Мастер, если кто здесь и волшебник, так это вы! Надеюсь, они помогут вам построить ещё много-много прекрасных вещей, в частности музыкальные очки для вашего будущего мужа!
— Непременно, мистер Гарольд! — заверила мецената и всех присутствующих Гайка. — Первым делом!
— Верю-верю! — проводив её, Кошелёк повернулся к взявшему со стола следующий подарок Натсону. — Нет-нет, Перри, давайте вон тот пакет, поменьше! Прошу вас к трибуне, мистер Вжик!
Удивлённый тем, что его вызвали раньше Рокфора, Вжик подлетел к Гарольду. Сняв цилиндр, он раскланялся по всем правилам, чем заслужил восторженные аплодисменты зала, после чего растерянно запищал.
— Ну что вы, мистер Вжик! — Гарольд покачал головой. — Разумеется, я ни на секунду не забывал о вашем старом друге, которого и впрямь очень трудно упустить из виду! Просто я решил, что так будет сподручнее, и ваш подарок органично впишется в уже заданную тему! Ну и потом, кто сказал, что самые маленькие должны идти последними, а?
Возражать Вжик не стал, и Кошелёк протянул ему маленький пакетик, практически незаметный в его широкой ладони, но с точки зрения мухи как раз такой же, как и все вручённые до этого. И неудивительно, ведь в нём тоже были очки, надо сказать, очень необычные, и не только своими размерами. Их шаровидные линзы были не цельными, а состояли из множества сплавленных вместе стеклянных нитей, использующихся в оптоволоконных кабелях, наружным концам которых при помощи лазера была придана форма выпуклых шестигранников. Другим концом нити упирались в коническую призму, фокусировавшую проходящий по ним свет в одно общее изображение. Из-за большого количества нитей изображение получалось смазанным, но этот недостаток с лихвой компенсировался значительным увеличением угла обзора и способностью замечать малейшее и очень быстрое движение, так как даже самое незначительное изменение картинки на одной из нитей приводило к хорошо заметным переменам на общем плане.
— Да-да, знаю! — улыбнулся меценат в ответ на громкое восхищённое жужжание мухи-«Спасателя». — Из того, что я слышал о приключениях вашей команды, я заключил, что вы в силу дарованных природой способностей выполняете роль разведчика и наблюдателя, поэтому решил, что такие очки будут вам как нельзя кстати! Теперь выражение «смотрите в оба» для вас уже не очень актуально, не так ли, мистер Вжик?
— Точно так! — пискнул Вжик и полетел к остальным.
— Ваша очередь, мистер Рокфор! — обратился Гарольд Кошелёк к последнему из пятёрки основателей команды «Спасателей».
— Благодарю, мистер Гарольд! — как и Вжик, Рокки поприветствовал собеседника по полной программе, заслужив даже более бурные овации, поскольку ему при его комплекции было труднее выполнить все движения, чем его проворному другу. — И если я правильно вас понял, вы для меня приготовили что-то не такое, как для моих друзей, так?
— Ваша правда!
— Это хорошо! — улыбнулся Рокки. — Уж на что на что, а на зрение я пока не жалуюсь! Да и на слух тоже — так, к слову…
— А на аппетит? — поинтересовался Кошелёк.
— А на аппетит и подав… Ой! Только не говорите… — австралиец бросил быстрый взгляд на пакет в руках Натсона. — Только не говорите, что там сыр-р-р-р…
— Не скажу! — ответил меценат, когда взгляд силача прояснился. — Ведь там не сыр в обычном понимании этого слова! Там… Впрочем, думаю, вам будет интересно самому всё узнать! Прошу!
Взяв из рук Натсона увесистый пакет, Рокфор принюхался, но, хотя был способен учуять сыр за полмили, ничего не почувствовал. «Действительно, не сыр…» — с горечью подумал он, развязывая ленточку. Под обёрточной бумагой и впрямь оказался не сыр, а толстое стекло, из которого была сделана высокая скруглённая крышка. Она герметично прилегала к овальному подносу, поэтому Рокки и не учуял запаха лежащего на подносе сыра. Однако уже одного взгляда на него было достаточно, чтобы усы и хвост австралийца встали торчком, а глаза затуманились.
— Б-б-б-бри-и-и-и! — выдохнул он так громко и сильно, что обёртку пакета в противоположный конец сцены унесло.
— То есть там всё-таки сыр, — констатировал Чип.
— С-с-сыр-р-р?! Ты сказал «сыр»?! — никогда ещё название любимого лакомства Рокфор не произносил с такой злостью и где-то даже презрением. — Это не сыр! Это… Это больше чем сыр!!! Это коллекционный сыр «бри»
— Редкий, наверное… — предположил Дейл.
— Редкий, — согласился Гарольд Кошелёк. — Таких во всём мире пять кусочков. И в очень скором времени, как я понимаю, будет уже четыре.
— О, не извольте сомневаться! Я найду ему применение из применений! Думаю, сырный праздничный пирог «бри а-ля Рокфор» будет в самый раз! — сказал Рокки и стал крутить поднос в разные стороны в поисках замка, но был прерван вежливым пятиголосным покашливанием.
— Да, друзья, вы правы! Лучше его не открывать, а то я за себя не ручаюсь! — согласился Рокки, отдавая сыр Чипу, как самому ответственному. — Береги его, Чиппер! Таких в мире всего пять!
— Ну что ж, — подытожил меценат, разминая онемевшую после дружеского рукопожатия австралийца ладонь. — Это была героическая команда «Спасателей»! Однако список наших сегодняшних героев ещё далеко не исчерпан! Вклад «Спасателей» в наше общее дело трудно переоценить, но, по их собственному признанию, ничего из того, за что мы их сегодня чествуем, не было бы без той, чьё имя вам всем хорошо знакомо! Прошу зал поприветствовать нашу героическую сотрудницу мисс Милдред Манкчед!
Сопровождавшие выход Милли к трибуне бурные аплодисменты заставили стены зала вздрогнуть. Как водится, громче всех сейчас хлопали те, кто охотнее других пересказывал новость о её увольнении, на ходу придумывая всё более и более красочные подробности. Кто-то раскаивался в этом, кого-то наоборот, благополучный исход её истории ещё больше обозлил, но хлопали в ладоши все, ведь её подвиг заслуживал исключительно уважения.
— Благодарю за тёплые слова, мистер Гарольд! Спасибо вам, доктору Стоуну и всем присутствующим за аплодисменты и вообще возможность стоять сегодня здесь на этой сцене! Это… это очень много для меня значит. Вообще эта больница очень много для меня значит, и я чрезвычайно благодарна вам, мистер Гарольд, за то, что убедили доктора Стоуна принять меня на работу сюда. Спасибо вам за всё, что вы сделали для всех нас и для меня лично!
Гарольд Кошелёк Третий учтиво поклонился.
— Вам спасибо, мисс Манкчед! Если бы не вы, я бы не стоял сейчас здесь на этой сцене, Фонд Кошелька умер бы, так и не родившись, и кто знает, что стало бы с МЦБ. Поэтому мне, право, как-то даже неловко, что у меня для вас нет ничего подобного другим подаркам, — он сокрушённо развёл руками, указывая на опустевший стол, — но мне кажется…
— Господи, мистер Гарольд! — засмеялась Милдред. — Вы и ваша больница уже и так подарили мне всё, о чём только можно мечтать: я имею в виду смысл жизни, возможность помогать другим и… — она запнулась и застенчиво отвела глаза. — И Чипа, которому отныне и навсегда принадлежит моё сердце!
— Ничего себе! — воскликнул меценат, которому пришлось повысить голос, чтобы пробиться через гул радостных голосов и аплодисментов, после чего обратился к красным, как два омара, Милли и Чипу. — Поздравляю вас обоих и… и даже не знаю, что ещё сказать! После ваших слов и впрямь поневоле задаёшься вопросом, а нужно ли этой счастливой паре ещё что-то, ведь у них и так есть всё, что душа пожелает! Однако я, как вы уже знаете, больше лёгких путей не ищу, поэтому с гордостью принимаю этот своеобразный вызов и смею надеяться, что не прогадаю и на этот раз! Как думаете?
— Ну, — смутилась бурундучиха, — учитывая всё то, что вы уже сделали, я абсолютно уверена, что для вас нет ничего невозможного!
— Вы мне льстите, мисс Манкчед! Ну что ж, мне ничего не остаётся, как попробовать соответствовать! Поправьте меня, если я ошибаюсь, но насколько мне известно, вы сейчас находитесь в бессрочном отпуске…
— Да, это так! Доктор Стоун был очень любезен предоставить мне его для ухода за Чипом.
— Ну, насколько я могу судить, необходимости в этом больше нет. Однако видите ли, мисс Манкчед, есть одна загвоздка, даже не знаю, как вам это сказать… — Гарольд Кошелёк виновато развёл руками. — Вы же знаете, выздоровление мистера Чипа несколько затянулось, а в отделении реабилитации очень не хватало рук, поэтому доктор Стоун был вынужден взять на ваше место другую работницу.
— Правда? — переспросила Милли. — Но… Но знаете, мистер Гарольд, это даже… Это даже хорошо…
— Однако это ещё не всё, — перебил её меценат, подняв вверх указательный палец. — Как вы прекрасно знаете, в связи с последними событиями в нашей больнице освободились сразу три вакансии. К сожалению, как объяснил мне в ходе одной из наших последних бесед доктор Стоун, он не может взять вас ни на должность медбрата «скорой помощи», так как у вас нет соответствующих навыков, ни на должность санитара вследствие вашей недостаточной физической подготовки…
— Мистер Гарольд, я понимаю, но… — попыталась вставить реплику Милли, но Кошелёк словно не заметил этого.
— А ещё он посетовал, что вследствие преклонного возраста ему тяжело одному вести дела всей больницы, и ему очень бы пригодился молодой энергичный помощник, который в качестве его заместителя смог бы взять на себя часть его обязанностей, а именно отделения фармакологии и реабилитации. Когда же я поинтересовался, есть ли у него кто на примете, он без раздумий и колебаний назвал имя. Ваше имя, мисс Манкчед. Что вы об этом думаете?
В зале повисла такая тишина, что слышно было, как сыр густеет, и взоры всех без исключения присутствующих обратились к замершей с вытаращенными глазами и приоткрытым ртом Милдред. Несколько секунд она просто не двигалась, потом приложила заметно дрожащую руку ко рту и что-то неслышно произнесла одними губами и лишь после этого снова посмотрела на Гарольда Кошелька Третьего.
— Мистер Гарольд… Доктор Стоун… Это… Но ведь… Это невероятно…
— Если вы не уверены, что справитесь, — поспешил успокоить её директор МЦБ, — то хочу вас заверить, что с вашими обширными познаниями в фармакологии и богатым опытом работы в отделении реабилитации у вас на новой должности не возникнет ровным счётом никаких проблем! И потом, я всегда буду рад оказать любую посильную помощь и ответить на любые вопросы!
— Наверное… Может быть… Но видите ли, доктор, дело в том, что мне было предложено стать членом команды «Спасателей», и я… я должна…
Она повернулась к Чипу, который тут же отдал Дейлу свою лупу и сыр Рокфора, быстрым шагом подошёл к ней и, взяв за руки, сказал только одно слово:
— Соглашайся!
— Ты… ты уверен? — спросила бурундучиха. — А как же работа в «Спасателях»?
— Справимся! — убеждённо произнёс Чип. — Поверь, здесь ты принесёшь гораздо больше пользы, чем лазая с нами по грязным чердакам и подвалам! Ну а если кому-то из спасённых нами или нас самих понадобится медицинская помощь, мы мигом доставим его сюда!
— Да, но если это произойдёт не в городе, а где-то далеко? Ты же говорил, что вам иногда приходится мотаться по всей стране, по всему земному шару!
— Не беспокойтесь, дорогая моя! — вмешался в их разговор Гарольд Кошелёк. — Уверен, доктор Стоун с пониманием отнесётся к вашим периодическим командировкам! Правда, Харви?
— Истинная правда, Гарольд!
— Как видите, мисс Манкчед, вам совершенно не о чем беспокоиться! Слово за вами!
— Соглашайся, Милли! — повторил Чип. — Это такой шанс, такая возможность! Соглашайся, прошу тебя!
— Послушайте жениха, мисс Манкчед! — крикнул Стоун. — Он ведь дело говорит!
— Ну что ж, — вполголоса сказала Милли и посмотрела на троих уговаривавших её мужчин и стоявших чуть в стороне и активно кивавших головами «Спасателей», — похоже, у меня просто нет другого выхода, кроме как принять это предложение!
— Молодчина! — похвалил её Чип и крепко поцеловал под одобрительный гул зрительного зала. — Я горжусь тобой, милая!
— А я тобой, — прошептала ему на ухо новоиспечённая заместительница директора МЦБ и поцеловала в ответ. После чего подошла к трибуне и, уже в новом статусе пожав руки Кошельку, Стоуну и Натсону, обратилась к своим многочисленным подчинённым.
— Дорогие друзья и коллеги! Не могу передать словами, что я сейчас чувствую! Об этом я не осмеливалась даже мечтать! Обуревающие меня чувства словами не выразить, поэтому я буду говорить коротко и быстро, чтобы не успеть что-либо и кого-либо забыть. Я хочу ещё раз от всей души поблагодарить отца-основателя нашей больницы Гарольда Кошелька Третьего и её директора доктора Стоуна за оказанное мне высокое доверие как при приёме на работу, так и при назначении на эту должность. Хочу поблагодарить сотрудников реабилитационного отделения, бок о бок с которыми я проработала более полугода, и в особенности мою хорошую подругу Сару Коттон, время от времени подменяя которую, я получила возможность быстрее освоить эту профессию, а заодно разработать собственный рецепт приготовления кофе, без которого я бы ни за что не продержалась так долго!
— Разумеется, — продолжила она, когда стихли аплодисменты и смех, — я хотела бы поблагодарить команду «Спасателей», без которых ничего этого уже не было бы, и отдельно её бессменного лидера Чипа, который оказался не просто интересным пациентом, но также гениальным сыщиком и бесстрашным героем, который спас мне жизнь и вернул доброе имя, присовокупив к нему свою фамилию…
Вновь подождав, пока стихнут смех и овации, она обвела взглядом зал и продолжила речь. Но на сей раз её голос был тих и печален.
— А ещё я бы хотела попросить у вас всех прощения за то, что в этот праздничный день затрагиваю такую тему. Но я убеждена, что сегодняшнее торжественное собрание, посвящённое подвигу спасших жизнь Гарольда Кошелька Третьего и Малую Центральную больницу героев, нельзя считать состоявшимся без упоминания имени, которое достойно увековечивания в граните и будет жить вечно, несмотря на то что его обладателя больше с нами нет. Уверена, вы понимаете, о ком я говорю. Я говорю об уборщике Уоши Чиббите, более известном некоторым из вас как Помой-ка…
При этих словах очень многие, в основном санитары и медбратья, понурили головы, а некоторые даже закрыли руками лица, чтобы не видеть устремлённых на них осуждающих взглядов соседей.
— Я знаю, что очень многие из вас считали его хорошо если просто безобидным сумасшедшим, карикатурой, ошибкой природы. Смотрели на него с презрением и отвращением, издевались и потешались над ним, не считали за грызуна. Так вот, уважаемые, знайте! Вам до него расти и расти! Вы ему и в подмётки не годитесь! Не годились… Простите…
Милли достала носовой платок и промокнула глаза, а когда снова посмотрела на зал, то увидела, что её примеру последовали очень и очень многие.
— Если бы не он, если бы не его отвага, самоотверженность и любовь — ни меня, ни Чипа, ни мистера Кошелька уже не было бы в живых. Он спас нас всех. Он спас меня и дал мне свои ключи, чтобы я смогла найти схваченного преступниками Чипа, а сам остался на автобусной остановке возле моего дома, не позволив одному из преступников, бывшему санитару Тарклу, догнать меня. Он жестоко поплатился за свою смелость, и на следующее утро его нашли в канаве возле той самой остановки. В критическом состоянии он был доставлен в МЦБ и положен в реанимацию, и одиннадцать дней врачи во главе с доктором Стерхамом самоотверженно боролись за его жизнь. Но его травмы оказались несовместимыми с жизнью, и тридцатого декабря, в
— Боже, боже, боже… Я ведь даже не знал его фамилии… — прошептал Чип. — Я послал его на смерть, даже не зная его фамилии…
Он разговаривал с самим собой, но стоявшая ближе всех Гаечка услышала его.
— Чип, ты не виноват! — сказала она вполголоса, крепко стиснув его ладонь. — Ты не мог знать, что так всё получится!
— Гаечка, ты не понимаешь! Я… Я совершил ошибку! Мне следовало догадаться, что у него есть ключи и от того зала, где лежал я! Достаточно было просто попросить его открыть соседнюю комнату и освободить меня! Я ведь к тому времени уже оправился от сделанного Мауизой укола, поэтому без труда разобрался бы с Митчеллом, выпытал у него имена остальных участников банды, поднял на ноги всю больницу…
— Может и так, Чип, — тихо сказала Гайка, — но разве успел бы ты в этом случае остановить посланного убить Милли Таркла?
— Не знаю, я как-то… Но я должен был… Моя глупость погубила его…
— Нет, Чип! —неожиданно твёрдо произнёс присоединившийся к их разговору Дейл. — Это не так! Его убил Таркл, а не ты! Ты ни в чём не виноват! Он сам остался там, чтобы задержать Таркла, Милли нам рассказывала!
— Всё так! — подтвердил Рокфор. Ему вторил Вжик:
— Ты не убивал его, Чип!
— Вы… — бурундук всхлипнул и промокнул глаза рукавом. — Вы правда так считаете?
— Мы знаем это, Чип! — ответила за всех Гаечка. — Ты молодец! Ты герой, а не убийца, и всегда будешь героем!
— Я понимаю, это трудно, — добавил Рокки, — но ты не виноват, парень! Поэтому не вини себя за то, чего не совершал!
— Правильно! — подтвердил Дейл. — Подумай о Милли, которую спас Уоши и которую только он один мог спасти! Ты правильно сделал, что послал его за ней! Он спас её! Ты спас её!
Чип коротко кивнул и закрыл лицо шляпой, пряча слёзы и вновь и вновь прокручивая в памяти их с Уоши разговор в библиотеке. Как он злился на него и кричал, пытаясь заставить понять, что от него требуется. Мысленно клял и поносил последними словами, вплоть до того, что решил, что он над ним издевается, что тоже в сговоре с преступниками…
Милли тем временем продолжала:
— …Учитывая заслуги Уоши Чиббита перед нашей больницей и всем нашим сообществом, я, Милдред Манкчед, заместительница директора Малой Центральной больницы, хочу внести предложение о присвоении нашей больнице имени Уоши Чиббита. А сейчас прошу вас не как подчинённых, но как коллег и друзей, почтить его память минутой молчания.
Под стук откидных сидений о спинки кресел все присутствующие поднялись с мест и склонили головы. Чип тоже опустил глаза и стоял, теребя в руке верную шляпу и вспоминая всё, от заочного знакомства с ним в первую ночь до его последних слов, по иронии судьбы также сказанных через стену. Вот они с Милли защищают Уоши от набросившегося на него Таркла, и именно благодаря уборщику он впервые понимает, что неравнодушен к ней, что ревнует её. А вот Уоши опрокидывает ведро за мгновение до их с Милли так в итоге и не состоявшегося первого поцелуя. Кто знает, как бы всё повернулось, разлей он воду хотя бы на пару секунд позже…
«Ещё тогда я должен был понять, что люблю её, а она любит меня! — сокрушался Чип. — Ещё тогда! А вместо этого, подумать только, воспринял её как угрозу миру и спокойствию! Да, именно! Поэтому попался на уловку Мауизы и моментально поверил в то, что это Милли украла мои письма… Как же много порой решают две лишние секунды…»
— Спасибо… Спасибо вам всем… — поблагодарила собравшихся Милдред и обратилась к ведущим церемонии. — Простите, что из-за меня конец получается грустным, но я… я должна была…
Закрыв глаза платком, она отошла от трибуны. Чип тут же подошёл к ней и обнял, чтоб успокоить, а её место на трибуне занял Гарольд Кошелёк.
— Не извиняйтесь, мисс Манкчед, — сказал он. — Вы молодец. Этот ваш поступок требовал большого мужества, и я лишний раз убеждаюсь, что недаром хлопотал за вас перед доктором Стоуном. Со своей стороны я всецело поддерживаю вашу идею о переименовании больницы и прошу моего поверенного, мистера Натсона, незамедлительно приступить к подготовке соответствующих мероприятий. Однако вы правы и в том, что негоже заканчивать праздник на минорной ноте. Поэтому, если позволите, я бы хотел несколько развеять сгустившиеся тучи. Прошу, не сочтите за неуважение к памяти о вашем друге.
— Помилуй бог, мистер Гарольд! — возразила Милли. — Наоборот, я уверена, что Уоши меньше всего на свете хотел бы, чтобы память о нём омрачила наш сегодняшний праздник, ведь он отдал свою жизнь ради того, чтобы он состоялся. Пожалуйста, продолжайте!
— Благодарю вас. Что ж, дорогие друзья! Уверен, каждый из вас с пониманием отнёсся к предложению мисс Манкчед. Как видите, сегодня у нас не только день почестей, но и день памяти. Когда мы благодарим тех, кто рядом, и просим прощения у тех, кого рядом с нами больше нет. Просить прощения всегда трудно, как трудно признавать своё поражение. Но просить прощения необходимо хотя бы уже для того, чтобы не было мучительно больно осознавать, что ты так и не успел этого сделать. К сожалению, слишком часто мы об этом забываем, и понимаем только тогда, когда уже слишком поздно. Как это ни прискорбно, но чаще всего мы начинаем ценить тех, кто нам близок, когда их теряем…
— Это точно… — пробормотала Гайка.
— Прости, ты что-то сказала? — шёпотом спросил Дейл.
— Ничего, Дейл, всё хорошо. Уже всё хорошо…
— …Как ни печально мне сознавать это, — продолжал тем временем меценат, — имеется такой грех и на мне. Но мне повезло. У меня ещё есть возможность, шанс если не быть прощённым, то по крайней мере попросить о прощении. Именно это я хочу сделать прямо сейчас и прямо здесь, в этом зале и в вашем присутствии. Позвольте, дорогие друзья, представить вам мою бывшую жену, мисс Барбару Суиссзанд.
Все взгляды обратились к поднявшейся с места в первом ряду высокой седовласой женщине-мыши в белом жакете, из-за которого её можно было принять за одну из медсестёр. Но благородный профиль и горделивая осанка прекрасно сохранившейся, несмотря на возраст, стройной фигуры, недвусмысленно говорили всем, что перед ними представительница очень старинного, очень знатного и очень богатого семейства.
— Здравствуй, Барбара, — сказал вполголоса Гарольд Кошелёк.
— Здравствуй, Гарольд, — ответила Барбара Суиссзанд. — Мы так и будем стоять, или, может, ты всё-таки…
— Господи, разумеется! — засуетился Гарольд, мгновенно превратившийся из степенного пожилого джентльмена в желторотого юнца. — Не могла бы ты подняться на сцену? Я бы с удовольствием спустился к тебе сам, но здесь микрофон и всё такое…
— Я понимаю, Гарольд, — коротко улыбнулась Барбара и пошла к ступенькам. На встречу ей тут же бросился Натсон, который помог ей подняться и проводил до трибуны.
— Ну здравствуй, Гарольд, — сказала бывшая миссис Кошелёк, когда поверенный отошёл к столу. — Давно не виделись.
— Давно, — кивнул меценат. — Очень давно. Даже слишком. Я писал тебе, но Мауиза…
— Я знаю. Мистер Натсон и мисс Манкчед рассказали мне.
— Мисс Манкчед? — удивился меценат и повернулся к своему поверенному. — Перри, я думал…
— Простите, что умолчал об этом, сэр, — чуть склонил голову мужчина-белка, — но мой с вами разговор на эту тему был идеей мисс Манкчед. Просто она просила меня не упоминать об этом, поэтому я…
— Так, значит, это вас я должен благодарить за эту встречу? — обратился Кошелёк к сделавшейся пунцовой Милдред.
— Похоже, что да, — ответила бурундучиха. — Видите ли, много лет назад мистер Натсон обсуждал ваш развод с моим дедушкой, просил у него совета…
— Что? — богач повернулся к Натсону. — Это правда, Перри?
— Правда, сэр, — признался поверенный. — Я знаю, что нарушил данное вам обещание, но надеюсь, что вы поймёте, когда я скажу, что дедушкой мисс Манкчед был никто иной как Элвин Экорнвуд.
— Элвин Экорнвуд… — задумчиво повторил Кошелёк. — Я много слышал о нём. Так это что же, мисс Манкчед, получается, вы внучка Элвина Экорнвуда?
— Да, по матери.
— Ну да, ну да… Вы же живёте на складе на Харрис-стрит, я должен был сразу догадаться… Впрочем, если я не догадался о том, что на самом деле представляет из себя моя вторая жена… Ладно, не будем об этом! Барбара!
— Слушаю, Гарольд.
— Прости меня, Барбара. Прости за то, что не послушал тебя, когда ты отговаривала меня вступить в культ Колы. Ты всегда желала мне только добра и давала мне только самые добрые и самые правильные советы. Но я не послушал тебя, хотя должен был. Как должен был воспринять всерьёз твои слова о разводе, ведь ты никогда не нарушала данного тобой слова и не отступала от своих принципов. Прости, что усомнился в твоих словах и что был слишком горд, чтобы признать свою ошибку раньше. Прости, что моя надменность и гордыня не позволяли мне первому протянуть руку примирения и не то что приехать к тебе, а даже написать письмо. До свадьбы с Мауизой, я имею в виду. Я стал писать их потом, но Мауиза перехватывала их, а я, грешным делом, решил, что ты просто их игнорируешь или сжигаешь, не читая, и перестал. Прости, что сдался, так и не сказав тебе, что по-прежнему люблю тебя, как в те далёкие счастливые дни нашей юности. Прости меня, пожалуйста.
— Прощаю, Гарольд, — ответила Барбара Суиссзанд, подходя к бывшему мужу и касаясь его нервно подрагивающей ладони. — И сама прошу прощения. За то, что моё упрямство не позволило мне отказаться от развода. За то, что моё высокомерие не позволило мне самой искать примирения раньше, заставляя избегать встреч и не писать писем. Ты же знаешь, Суиссзанды никогда не идут на уступки первыми, но… но я должна была. Должна была, Гарольд… Прости меня.
— Прощаю, Барбара, — кивнул Кошелёк. — Но это ещё не всё.
Торопливо обшарив карманы, он достал маленькую пурпурного цвета коробочку, в которой оказался озаривший сцену всеми цветами радуги бриллиантовый перстень.
— Да, он подготовился гораздо лучше меня… — пробурчал себе под нос расстроенный Дейл.
— Нет, дорогой, — прошептала ему на ухо Гайка и похлопала ладонью по нагрудному карману одолженной ему куртки, заставив зашелестеть ставший их семейной реликвией листик с распечаткой результатов анализа. — Уверяю тебя, твой подарок в гугол раз дороже…
— Дорогая Барбара Суиссзанд, свет моих очей, — прокашлявшись, начал старый меценат. — Я, Гарольд Кошелёк Третий, призываю в свидетели всех присутствующих и со всей возможной ответственностью заявляю, что ты самая красивая, самая умная и самая добрая женщина на этом свете. И пускай, — он бросил быстрый взгляд на Чипа с Дейлом, — у кое-кого в этом зале есть своё мнение на этот счёт, для меня ты всегда была и будешь самой лучшей. Единственной и неповторимой. Я люблю тебя и хочу задать тебе один вопрос…
Гарольд медленно опустился на одно колено и протянул Барбаре коробочку с перстнем.
— Барбара, ты выйдешь за меня замуж?
Суиссзанд нахмурилась.
— Ах ты старый негодяй! Так вот зачем ты всё это затеял? И после стольких лет, после всего этого ты всерьёз рассчитываешь, что я скажу… — её голос предательски дрогнул, и она закрыла рот ладонью, но как ни старалась, не смогла скрыть счастливой улыбки. — Что я скажу «нет»?! Не дождёшься! Разумеется, я выйду за тебя замуж!
— Барби… — только и смог сказать расчувствовавшийся Гарольд.
— Хэл… — пробормотала Суиссзанд, под гром аплодисментов помогая своему бывшему и будущему мужу подняться и порывисто обнимая и целуя его.
— Все вокруг женятся! К чему бы это? — весело крикнул доктор Стоун, и вряд ли кто-то смог бы придумать более удачные для завершения этого праздничного собрания слова.
Попрощавшись со всеми, уставшие, но счастливые «Спасатели» покинули сцену и вместе с вызвавшимися сопроводить их до самолёта доктором Стоуном, Перри Натсоном и пока ещё разведённой четой Кошельков направились к лифту на крышу. Драгоценный «бри» взял на хранение Чип, не только избавив Рокфора от искушения, но и дав ему возможность энергично жестикулировать. Что он с удовольствием и делал, в красках описывая свадебную церемонию мадагаскарских лемуров, которую ему довелось наблюдать и в которой он по неосторожности чуть не принял самое непосредственное участие. Увлекательный и животрепещущий рассказ австралийца существенно сократил путешествие по долгим коридорам и сделал прощание гораздо более приятным и непринуждённым, и даже встретивший их на крыше январский ветер показался им не таким холодным.
— Да, давненько я его не видел… — протянул Чип, рассматривая «Крыло Спасателей». — И уже не чаял увидеть…
— Ничего, Чип! — хлопнул его по плечу Дейл. — Сейчас ты на нём ещё и полетишь! Ты ведь не забыл, что оно умеет летать, правда? Вот эти две оранжевые штуки по бокам называются кры… кхе-кхе…
Бурундук закашлялся и помассировал живот, куда Чип несильно ткнул локтем.
— Ну что ж, дорогие друзья! — развёл руками доктор Стоун. — Удачи вам! Ещё раз спасибо за всё! Будем рады видеть вас! Как гостей, понятное дело! — быстро добавил он, увидев на лице Чипа выражение из серии «нет, уж лучше вы к нам».
— Непременно, доктор Стоун! — засмеялась Гайка. — Вы тоже к нам приходите! И вы, мистер и миссис Кошелёк! Считайте это официальным приглашением! Правда, мы ещё не определились с датой, но…
— Не беспокойтесь, дорогая! — с улыбкой ответила Барбара. — Это важный день, к нему надо готовиться основательно, без спешки. Пригласите, когда всё устроится. Тем более что в ближайшее время мы с Хэлом будем заняты этим же самым. Правда, дорогой?
— Правда, Барби! Хотя, признаться, сейчас я был бы совсем не против обойтись без формальностей…
— Знаете, Гарольд, — вступил в разговор Рокки, — на тот случай, если время поджимает, могу посоветовать моего доброго знакомого отца Скотта! Он быстр как молния! Не успеете оглянуться, как станете мужем и женой!
Все засмеялись, а меценат шутливо погрозил могучему «Спасателю» пальцем:
— А вы за словом в карман не лезете, мистер Рокфор! Мы обязательно подумаем над вашим советом! Ну что ж, не будем вас задерживать! Спасибо за всё и удачи во всём!
Провожающие пожали руки всем «Спасателям», а Натсон, прощаясь с Чипом, деликатно кашлянул и вполголоса сказал:
— Извините, мистер Чип, что был резок и груб с вами. С моей стороны это была непростительная глупость.
— Не стоит, мистер Натсон, — в тон ему ответил лидер «Спасателей». — Это я должен просить прощения за все те ошибки, которые совершил в этом деле. Я должен был раньше обо всём догадаться.
— Помилуйте, мистер Чип! Уж если даже я, знавший Мауизу Стретчер много лет, не смог раскусить её, то вас и подавно винить не в чем!
— Есть в чём, мистер Натсон, — возразил Чип, снова подумав про Уоши. — К сожалению, есть…
Мужчина-белка понимающе кивнул и отошёл, а лидер «Спасателей», расправив плечи и вдохнув воздух полной грудью, повернулся к своим товарищам:
— Ну что, друзья? Летим?
— Летим, Чип! — хором воскликнули те и побежали к «Крылу».
— А ты почему не идёшь, Милли? — спросил Чип у своей оставшейся стоять на месте невесты.
— Сейчас, Чип, — ответила та и направилась в сторону директора МЦБ. Чип обеспокоено посмотрел ей вслед, но тут его внимание привлёк подкравшийся сзади Дейл.
— Бу!
— Да ну тебя! — вздрогнув от неожиданности, отмахнулся Чип, продолжая следить за беседой между Милдред и Стоуном. Но Дейла так просто было не отделаться, тем более сейчас, когда он надел свои клубные очки и чувствовал себя неуязвимым.
— Кстати, совсем забыл! Чиппи, тебе привет от Тамми!
Бурундук в шляпе чуть не поперхнулся от неожиданности и наглости.
— Дейл, если ты ещё хоть раз назовёшь меня «Чиппи»…
— А я и не называл! — замахал руками Дейл. — Просто процитировал! Я же не виноват, что Тамми попросила меня: «Дейл, передавай Чиппи от меня привет!» Поэтому я не мог назвать тебя иначе чем Чиппи, ведь она просила передать привет именно Чиппи! Вот если бы она попросила передать привет не Чиппи, тогда я, разумеется, не называл бы тебя «Чиппи», потому что знаю, как болезненно ты воспринимаешь, когда тебя называют «Чиппи»…
— Ещё одно слово, — процедил сквозь зубы Чип, — и полетишь в штаб, привязанный к пропеллеру! Так что там у Тамми? Кстати, я её за эти дни ни разу не видел…
— Да, она сейчас в Сан-Анджелесе, снимается. Но они всей семьёй приезжали сюда на праздники, и Новый Год она встречала с нами в твоей палате и постоянно вертела головой, проверяя, не очнулся ли ты. Мы все так делали, и знаешь, потом так шеи болели, что пришлось обращаться к местным эскалаторам…
— Эскулапам.
— Ну да, именно! Но главное не это! Только представь, её взяли на роль в фильме «Бурундуки против Секретной Службы»! У них там из-за истории с Мауизой Стретчер чуть весь проект не накрылся! Но они быстро заменили её актрисой, которая должна была играть роль медсестры, а вот на её место, в смысле, на роль медсестры, долго никого найти не могли, пока наконец на Тамми внимания не обратили. Пробы прошли настолько успешно, что под неё даже сценарий переписали, потому что в оригинале медиком бурундучиха была, о как! Как съёмки закончатся, она обещалась тут же навестить дорогого Чиппи, так что жди!.. Ой! — Дейл схватился за ушибленную макушку. — Ты чего дерёшься?!
— Да так… Что ж, я очень рад за Тамми! Она давно этого заслужила! — ответил Чип и снова посмотрел на главврача и свою любимую. — Что-то долго они разговаривают…
Дейл многозначительно улыбнулся.
— Ты ревнуешь!
— Разве что совсем чуть-чуть… — признался Чип.
— Чуть-чуть?
— Чуть-чуть! Всё-таки я настолько привык ревновать Гаечку к тебе, что сейчас мне даже чего-то не хватает. Остроты ощущений, что ли…
— Неужто жалеешь?
— Нет, Дейл! Это, наверное, опять последствия переливания сказываются, ведь сам я никогда не был поклонником экстрима.
— Ну да, конечно, снова я во всём виноват, да? — нахмурился Дейл
— Разумеется! — усмехнулся Чип и перешёл на заговорщицкий шёпот: — Хотя, знаешь, что-то в этом есть. Как-никак Гаечка действительно умопомрачительно красива, а ведь теперь, после переливания мне твоей крови, у нас с ней гораздо большего общего. Вот я и думаю, не приударить ли за ней, так сказать, по старой памяти…
— Знаешь что, Чип, — приторно улыбнувшись, сказал Дейл, — я давно хотел тебе сказать… Застегнись-ка!
И, резко рванув вверх молнию, застегнул куртку Чипа до самого верха, оставив торчать наружу только его уши.
— Эй! Зачем он это сделал?! — возмутилась подошедшая к ним Милли.
— Было бы зачем… — начал красноносый бурундук, но тут Чип при помощи свободной руки и зубов сумел совладать с замком и высвободил голову.
— Я тебе потом расскажу! — пообещал он. — О чём ты говорила со Стоуном?
— Спросила, когда мне выходить на работу, на что он сказал, что предстоящий мне переезд — дело очень хлопотное и ответственное, поэтому разрешил мне до понедельника в больнице не появляться!
— Да?! Спасибо, Харви! — крикнул Чип. В ответ Стоун махнул рукой и весело подмигнул им.
— Ну что, пошли? — спросил бурундук, обнимая невесту свободной от подарков рукой
— Да, Чип, пошли, — сказала бурундучиха, кладя голову ему на плечо, и пара присоединилась к остальным, ждавшим их у трапа самолёта. У самого что ни на есть всамделишного трапа, сделанного из закреплённой у корпуса под правым крылом расчёски, зубцы которой были отшлифованы так, что образовывали удобные ступеньки.
— Ого! — воскликнул Чип. — Это что-то новенькое!
— Это телескопический многоступенчатый трап с улучшенным аэродинамическим профилем! — охотно пояснила Гаечка. — Я давно думала о чём-то таком, но всё никак руки не доходили, да и нужды особой не было, но теперь, после твоей травмы…
— Если ты про мою ногу, то не стоило беспокоиться, она совсем зажила! Рокки, подержи-ка мою лупу и сыр…
— С-с-сыр-р-р-р!!!
— Ой, нет-нет! — Чип быстро спрятал подарки Гарольда Кошелька за спину, а когда сырное помрачение у Рокфора прошло, передал пакеты Дейлу, стоявшему с пустыми руками. — Лучше ты, Дейл, подержи лупу и… ну ты знаешь!
— И что мне с этим всем делать?
— Ждать, Дейл! — коротко бросил через плечо Чип. Однако, подойдя к крылу, он остановился в нерешительности, поражаясь тому, насколько высоко оно расположено. Он уже собирался спросить Гайку, зачем она поставила более высокие посадочные опоры, но, посмотрев на соединительные петли и сравнив их диаметр с высотой опор, понял, что конструкция «Крыла» осталась прежней. Изменилось кое-что другое…
— Чип, ну что там? — нетерпеливо крикнул Дейл, перехватывая коробки другой рукой. — Они тяжёлые, между прочим!
— Боюсь, у нашего Чиппера проблемы, — тоном знатока произнёс Рокки. — Я же говорил, что трап нам понадобится, хотя бы на первое время!
— Нет, Рокки, всё в норме! — возразил Чип. — Я просто… Я сейчас… Я…
Вновь посмотрев на кромку крыла, он поплевал на ладони и помахал руками в разные стороны. Ещё раз поплевал на ладони и подвигал теперь уже плечами. Потом снова поплевал…
— Чип, может, не надо? — встревоженно спросила Милдред.
— Так мы тут до вечера проторчим! — проворчал Дейл. — Рокки, может, ты его хотя бы подсадишь?
— Это можно! — австралиец сделал шаг вперёд, но тут вмешалась Гаечка.
— Нет, Рокки! Он должен сам! Давай, Чип! Ты можешь!
«Такое впечатление, что она лучше меня знает, что мне нужно…» — подумал Чип и, собравшись с духом, подпрыгнул, нарочно переместив центр тяжести на правую ногу. Сломанная ранее конечность отреагировала небольшим покалыванием, но во всём остальном сработала как надо. Остальные части тела самостоятельно выполнили отточенные за многие годы движения, и бурундук не успел и глазом моргнуть, как оказался на крыле.
— Ну, каково? — спросил он, обернувшись.
— Браво, Чип! — похвалил друга Дейл, передавая ему коробки. — Ещё чуть-чуть потренируешься, и тебя можно в цирке показывать!
— Ещё одно слово, и я тебя самого в цирке покажу! — шутливо пригрозил товарищу Чип. Положив подарки в багажное отделение, он ловко спрыгнул на землю и поклонился захлопавшим друзьям. — Вуа-ля!
— Да, современная медицина, она кого хочешь на ноги поставит! — хохотнул Рокки.
— Или собьёт, — добавил Чип и посмотрел на залившуюся румянцем Милли.
— Ну, значит, всё и впрямь слава богу! — улыбнулась Гайка. — Конечно, немного жаль, что трап оказался не нужен, но если учесть, сколько на моём счету разных ненужных штук, то одним трапом больше, одним меньше…
— Ну что ты, Гаечка! — возразил лидер «Спасателей», подходя к Милдред. — Наоборот, он как нельзя кстати подходит для того, что я как раз собираюсь сделать!
— И что же это бу… Ой! — вскрикнула от неожиданности Милли, когда Чип поднял её на руки. — Уж не хочешь ли ты…
— Добро пожаловать на борт, мадам! — бурундук галантно склонил голову, однако не успел и шагу ступить, как раздавшийся за спиной визг Гаечки заставил его обернуться. Но причиной вскрика было не нападение врагов и не стихийное бедствие, а последовавший его примеру Дейл. Чип наградил друга хмурым взглядом за воровство чужих идей, а тот в ответ показал ему язык. Милли и Гайка обменялись многозначительными взглядами и синхронно поцеловали своих кавалеров, в результате чего конфликт был полностью исчерпан.
— Кстати, Гайка, — заметил Чип, подходя к «Крылу», — принимая во внимание пополнение в наших рядах, мне кажется, одного трапа нам будет мало! Как думаешь?
— Думаю! — отозвалась та. — Причём довольно давно, ещё с той эпопеи с двигателями! К сожалению, все мои заготовки для «Перехватчика Спасателей» пошли на изготовление ДУГИ, но чем больше я об этом думаю, тем сильнее убеждаюсь в том, что резервы конструкции «Крыла» ещё далеко не исчерпаны, и оно спокойно перенесёт расширение салона на один, а то и на два ряда сидений! Конечно, для этого придётся пересчитать балансировку, увеличить мощность силовых установок и установить киль и хвостовые стабилизаторы, но общие тактико-технические характеристики самолёта останутся на прежнем уровне, а управляемость и устойчивость существенно вырастут…
— Прости, что перебиваю, — подала голос Милдред, — но у меня тут вопрос возник. Трап нас двоих выдержит?
— Должен! — ответила мышка. Чип так и замер с занесённой на ступеньку ногой, а Дейл, нервно сглотнув, спросил:
— Гаечка, можно попросить тебя об одном большущем одолжении?
— Разумеется, Дейл! Что угодно!
— Пожалуйста, в день нашей свадьбы не говори слов «должен», «должно», «должны» и им подобных, хорошо?
— Конечно, без проб…
— И «без проблем» тоже не говори! — быстро добавил красноносый бурундук.
— Ну, ладно, — пожала плечами Гайка. — Как скажешь!
— Вот и славно! — засмеялся Дейл и прикрикнул на Чипа. — Чего ждём? Рождества? Оно уже было!
— Дейл, не зарывайся! — огрызнулся Чип, но по трапу поднялся и вместе с Милли занял привычное место в кресле второго пилота. Дейл с Гаечкой сели сзади, рядом с ними пристроились Рокки и Вжик. Некоторое время команда так и сидела, как в ступоре, потом сначала сидевшие на коленях у бурундуков девушки прыснули, потом их кавалеры издали по приглушённому смешку, ну а после уже все разом захохотали так, что, казалось, «Крыло» развалится.
— Да-а-а… — протянул Рокфор, вытирая заслезившиеся от смеха глаза. — Это просто классика… Что ж, по всему видать, придётся мне вспомнить пилотскую молодость!
— Ты нас всех чрезвычайно обяжешь, дядя Рокки! — поддержал почин австралийца Дейл, и тот, хрустнув пальцами, перебрался на сиденье пилота и завёл двигатели. После чего обвёл взглядом две влюблённые и без пяти минут семейные пары и спросил:
— Ну что, ребята? Как в старые добрые? «Спасатели»…
— «Спасатели»… — повторили за ним Вжик, Гайка и Дейл и посмотрели на Чипа. Тот в свою очередь посмотрел в серые, как небо над их головами, глаза Милдред и спросил:
— Домой?
— Домой, Чип! — ответила Милли, и все без исключения пассажиры «Крыла Спасателей» подняли руки и торжественно провозгласили:
— «Спасатели», домой!
окончено
Все персонажи сериала «Чип и Дейл спешат на помощь» являются собственностью Walt Disney Corporation и используются без их разрешения исключительно в целях личного развлечения. Персонажи доктор Блотсон и профессор Морбид Арти придуманы Инди и Крисом Сильвой. Остальные персонажи, равно как и все описанные события, являются плодом авторского воображения.
При написании произведения широко использовались сведения, почерпнутые из Википедии. Также очень полезными оказались порталы: информация о лекарственных препаратах, тексты песен, роликовые коньки, расписание авиарейсов и курсовая работа автора на тему «Генетические алгоритмы в задачах оптимизации», написанная шесть лет назад, но, как видим, отнюдь не утратившая актуальности.
Идея международных авиагонок среди Грызунов взята из повести Эндрю Лангхаммера a.k.a. Stainless Steel Rat «On a Wing-nut and a Prayer», образ Чипа-голема — с картины художницы Rye «Chip and the Ravens», а идея штабной обсерватории, как и многие другие, и стимул к написанию всех моих произведений вообще — из эпического графического романа Криса Фишера «О мышах и плохишах». Кроме того, внимательный читатель без труда найдёт множество отсылок к произведениям отечественной и зарубежной литературы, кино, теле- и радиовещания.
См. серию «Культ Куку-Колы» («The Case of the Cola Cult»).
Слова Пола Воктора-Савоя, перевод с английского — автора.
См. рассказ «Недораспад».
См. серию «Плывёт, плывёт кораблик» («S.S. Drainpipe»).
Драхма — американская мера веса, ≈
См. серию «Не искушай судьбу» («Seer No Evil»).
См. серию «Знаете ли вы теорию Павлова?» («Does Pavlov Ring a Bell»).
См. серию «Знаете ли вы теорию Павлова?» («Does Pavlov Ring a Bell»).
См. серию «Родительское благоразумие — в сторону» («Parental Discretion Retired»).
См. серию «Птицефабрика» («Pie in the Sky»).
См. серию «Как мы нянчились с бельчатами» («Adventures in Squirrelsitting»).
См. серию «Бурундуки на секретной службе» («Double ’
Золотое сечение — деление отрезка на части в таком соотношении, при котором большая часть относится к меньшей, как сумма к большей.
Condor — кодовое обозначение НАТО для самолёта Ан-
Отец (яван.) — вежливое обращение к старшему по возрасту или званию.
Крама — формальный вежливый стиль яванского языка.
Вежливое обращение к незамужней девушке.
См. серии «Последний эльф» («The Last Leprechaun») и «Операция „Подгузник“» («Dirty Rotten Diapers»).
Имеется в виду роллердром «Thunder Blades». Название роллеромобиля построено на игре слов: в переводе с английского «rolling stone» означает «перекати-поле», по аналогии с этим «перекати-гром» — «rolling thunder». Читатели повести «Завтра — значит никогда» знают, о чём речь.
См. серию «Охотники за коврами» («The Carpetsnaggers»).
Автор понимает, что длительное пребывание в негерметичных гондолах шасси, где во время полёта температура опускается до −
См. серию «Большое приключение киви» («Kiwi’s Big Adventure»).
См. серию «Операция „Подгузник“» («Dirty Rotten Diapers»).
См. серию «Мой друг — летучая мышь» («Good Times, Bat Times»).
См. серию «Охотники за коврами» («The Carpetsnaggers»).
См. серию «Бурундуки на секретной службе» («Double ’
Подразумевается, что события развивались так, как описано в первоначальном варианте повести «Завтра — значит никогда».
См. серию «Плывёт, плывёт кораблик» («S.S. Drainpipe»).
См. серию «Робокот» («Robocat»).
См. серию «Мухи — отдельно» («A Fly in the Ointment»).
