= КОН =
Аленький цветочек
Удивительная картина: Гаечку настолько прохватило чувство, что она выронила всё из своих рук. На столе, прямо посреди её комнаты лежали цветы.
Она едва не засмеялась от неожиданности, но, зная, что кто-нибудь может прятаться под кроватью или даже в шкафу, сделала серьёзный вид, хоть и неожиданный блеск глаз его разрушал. Нарочито медленной походкой она подошла к шкафу и растворила его. Сказать туда: «Ага! попался!!» — ещё не пришлось. Тогда она заглянула за шкаф, но и там не было никого… Постояв чуть-чуть в раздумии, она резко кинулась вперёд и заглянула под кровать. Не сказать что там было совсем пусто, но из живых существ не оказалось точно никого. Гаечка села на пол; оглядывая всё по сторонам, она не могла найти, где бы мог спрятаться этот кто-то.
Внезапно в дверь постучали. «Ага!» — подумала мышка, поднялась не спеша и с равнодушным взглядом уставилась в окошко.
— Да входите уже! — небрежным тоном позвала она.
Дверь отворилась, однако Гаечка и не думала посмотреть. «Чип! знаю же, что он…» — думала она. И вовсе не ошибалась: бурундук, стоя за спиной, кашлянул в кулачок, сказал, что всё готово, и тотчас же скрылся.
Гаечка обернулась. «Боже… что готово? что?!» — завертелось в её голове. Ни дни рождения не припоминались, ни какие другие памятные дни. «Должно быть, сюрприз!» — наконец решила она. Однако, не успев вообразить себе всю полноту ожидаемого сюрприза, она с очевидным неудовлетворением заметила, что вся ещё с головой перемазана маслом, и поспешила скорей отмываться. Затем, уже в некотором смятении, понеслась назад и снова распахнула шкаф.
«Ну совершенно нечего одеть!» — так и выпалила она, разглядывая свои комбинезоны: «Этот гаражный, этот для полётов, этот для погружений, этот… этот… о! этот домашний, но с дыркой — в сторону его!» Наконец Гаечке удалось выудить задвинутый к стенке один экземпляр; он был ценнее прочих: в нём она как-то ходила в кино вместе с Тами, пока вся остальная команда просиживала в интернет-кафе, якобы собирая ценную информацию. Это же и подтвердил билетик, выуженный из его кармана. Повертев его в руках, Гаечка с улыбкой вздохнула: в этом можно и идти.
В гостиной ко времени её выхода было уже давно всё приготовлено, и даже можно сказать, что съето. Гаечка осмотрелась. «Здесь что-то не так…» — мысленно подчеркнула она. Всё выглядело подозрительно обычно, и это не могло не настораживать. Дейл заметил её и помахал рукой — это большее, что он мог сделать, ибо совершенно осоловел от поедания кукурузных пирожков и сидел, полуразвалясь в кресле, с совершенно расплывшейся физиономией.
«Дейл! — вдруг осенило Гаечку. — Это он подложил мне цветок». Она ничуть не хотела есть, но села поближе к нему и принялась за пирожки, поглядывая на бурундука. Дейл сидел важно и взгляд его перемещался медленно, словно проходя предметы, не замечая их. Наконец он заметил на себе её взгляд и уставился в ответ, но перед его глазами продолжали плавать в глазурной пене сладкие пирожки, и он плавал вместе с ними.
— Гаечка! Ты самый вкусный пирожок, — сказал на этом Дейл.
Мышка поперхнулась.
— Не обращай внимания, — сказал строго Чип, вставая из-за стола. — Вчера, когда тебя не было, он называл тебя тыквой.
— Эй, приятель, выбирай выражения! — вступился Роки и, похлопывая по спине продолжающую бурно давиться Гаечку, добавил: — Вчера у нас была дынька, а не тыква.
— Какая разница? — язвительно отозвался Чип и с горделивой осанкой направился прочь.
К тому времени, как Гаечка откашлялась и утёрла нос салфеткой, все уже разбрелись от стола и оставили её один на один со своими озадаченными думами. Она никак не могла понять, к чему всё это было и где тот ожидаемый сюрприз, что так неловко перестал быть осязаемым. Наоборот — перед её взором оказалась привычная будничность, которой быть в такой день не надлежало. Она поднялась и сейчас вдруг ощутила из оскорблённости Чипа, что именно он — и никто больше! — мог преподнести ей цветы. Сама удивившись собственной недогадливости, Гаечка бросила на стол свою салфетку и выбежала вслед за Чипом.
Его нигде не было видно; лил серый дождь, за которым, как за пеленой стеклянных стен, отражались серые и измокшие липы. Мышка пошла, озираясь вокруг, и ближе к концу ветки увидала Чипа, вернее его ноги, свешивающиеся с ветки выше. Она подпрыгнула и зацепилась за неё. Чип сидел всё так же неподвижно; взгляд его не отходил от дождя, словно глаза его постигли самую сущь и не желали отпускать. Он даже не заметил, как Гаечка запрыгнула на ветку.
— Я не помешаю? — спросила тихо она.
Чип, не отрываясь, поводил головой. Она присела.
— А-а-а… — не зная с чего начать, протянула она.
Внезапно лицо бурундука охватило смятение и он уставился на Гаечку, будто почуял неведомую опасность для себя. Всё так: она же никогда так близко не садилась.
— Я думаю, — наконец нашлась она, — это была очень хорошая идея.
Глаза её заблистали, но чёрные глаза бурундука, полные недоумения, топили в себе этот свет. Он пытался задуматься над сказанным — и каждая мысль, отрываясь от головы, уносилась куда-то по ту сторону дождя. Лицо его изобразило мучительное страдание: он правда ничего не понимал…
— Ведь это ты придумал? — продолжала Гаечка, метая мелкие искорки из глаз и расплываясь трогательной улыбкой.
— Нет-нет! — вдруг оживился Чип. — Это всё Дейл…
— Дейл? — насторожилась разом она.
— Он очень любит кукурузные пирожки; ты же знаешь…
— Ну… — она не знала, что ответить: сомнение вновь начало её терзать.
— А Роки всё равно что было делать. Да и мне всё равно что есть, — добавил Чип.
Гаечка открыла рот, пытаясь что-нибудь сказать, но затерялась на полуслове. Её рассеиваемые ветром волосы метались влево и вправо, взрывались кверху и уносились назад, не имея покоя: заколку её унесло ветром, а вместе с нею — то обещанное чувство раскрытия тайны сегодняшнего дня. Она растерянно глядела в те же пустоты, куда и безучастно глядел Чип. Так продолжалось с минуту. Тут она вскинула голову, разбрызгивая несколько успевших упасть на неё капель, и заговорила серьёзно:
— Послушай, Чип, мне перестают нравиться эти утайки. Зачем был этот праздник? Скажи, ведь оттого кому-нибудь стало лучше?
Чип покосился на неё, не отрываясь по-прежнему от своих печальных мыслей.
— Я не поняла, что он значил, извини…
Бурундук зажмурил с силою глаза, видимо, только так и умея отвлечься, и злобно пробурчал:
— Какой тут праздник, Гай? Сегодняшний обед, что ль? Ну, иди скажи спасибо Роки: всё ж его старанья.
— Я скажу! — вскочивши моментально и даже взвизгнув, бросила она ему.
То было уже мученье слушать. Оставалось развернуться и уйти. Вдогонку ей, почти уже ушедшей, Чип крикнул:
— Иди к Дейлу лучше: вот у кого уж праздник каждый день!
Он видел её взгляд, полоснувший по нему, как лазер, затем её шаги, лишь слышимые под дождём едва, пропали вдалеке, и родилась в нём оттого досада на себя — но от муки ещё лишь больше погрустнел и, обратившись вновь к той стороне дождя, направился в тоску.
А мышка, уходя, всё больше ёжилась и потирала плечи. Навязанная ерунда тоской противной сковывала мысль. И холодили и слова, и ветер, волоса трепавший. Но, просияв, она невольно рассмеялась: «Да что за блажь подумать, будто это Чип был во главе сюрприза?» — так думала она; чихнула перед тем, как слезть с той ветки, растирая нос, подумала сперва и растворила дверь.
В тепле домашнего уюта, света, ещё до большего ей показалось, что Дейл скорее был зачинщиком всего. Конечно! Он сидел сейчас, вальяжно ногу на ногу закинув, и что-то там листал (не видно было за диваном). То ли дурачился, что не замечает, то ли действительно читал. И Гаечка, по ходу шага разогреваясь и набираясь духа, продвинулась к нему. И не садясь, чтоб не навлечь нарочности момента, она, лишь наклонясь над ним, спросила с лёгкою усмешкой:
— Хей, Дейл, ты что-то там про дыньку говорил?
Тот обернулся к ней, и лучезарная улыбка взошла на нём. Как будто в первый раз на его шутку пришёл ответ, притом заслуженно и справедливо.
— Сомнений нет, — ответил он. — Я говорил.
— Тогда… — она, неспешно обходя диван, продолжила с задумкой: — и в день сегодняшний ты тоже что-то пошутил?
— Ну да, наверно…
— И насколько ж глубоко? — Взгляд её так и пылал неразрешённою загадкой.
Но Дейл молчал; вся мысль его витала где-то над бестелесным вихрем жизни, воображаемым легко его блистательной головкой. Улыбкой нежной воздуха касаясь, он жмурился и мысленно парил. А Гаечка, уставши ждать его ответа, подсела близко и толкнула в бок. Дейл недовольно покосился, одним лишь глазом оглядел её, да вдруг скажи:
— Я знаю, к чему вопросы эти.
На этом мышка, открывши рот, сидела и, зачарованно глядя, так и молила в мыслях: «Скажи же! скажи уже!!» На том, не смея больше медлить, Дейл привстал, зашевелился в нетерпенье ловком и, ближе к уху проскользив её, шёпотом басистым промолвил тихо:
— Я з-н-а-ю, что хочешь ты, — и, не давая ей вздохнуть меж фраз, добавил ей в другое ушко: — Ты хочешь праздника.
— Праздник? Да!! — как будто в ней разорвались последние сомненья.
Тогда у Гаечки шла кругом голова; немного погодя, она уже порхала: не то в лишь мыслях, не то всем телом проносясь по коридору, ведомая куда-то Дейлом. Поодаль, средь огней горящих фейерверков, ей чудились изящные балы; наперекор всему тишайшему укладу жизни взыграл оркестр голосистый из самого нутри дупла. Ей чудилось всё больше. Она забыла обо всём и, как ребёнок ошалелый, томившийся весь день в домашней заперти, скакала весело, без устали и проку. Ведь праздник! он настал! Его ждала она чуть не с рожденья. Не зная, где он и как его найти, она отчаялась почувствовать его веселье. Сейчас же, одурманенная вдоволь, она пред ним, пред Дейлом, даже мысль собрать могла едва.
— Постой! — кричала, задыхаясь. — Я упаду…
И кубарем катилась — Дейл за ней, а вместе, в кучу собираясь, уже неслись как бог пошлёт. И вот, рассыпавшись на двое, распластанные на полу, горячие и дышащие жаром, они последним смехом по упадку сил смеялись, и тут, вздохнувши громко, без всякой толики сомненья Гаечка сказала так:
— А ты ли это, Дейл? Ведь сколько времени не замечала я усилий никаких к тому, чтоб ты мне подарил цветы однажды.
А Дейл и ухом не повёл. Чуть отдышавшись, вскочил он и, вопли разглашая, взобрался на диван и ну подушками кидаться!
— Эй, Дейл! Сейчас же прекрати! — пыталась Гаечка укрыться от подушек.
Но бурундук, вошедши в раж по новой, хотел было схватить её за руку, однако Гаечка отдёрнула её. Её уже пугало буйство. Мышка обернулась: кругом в поваленных подушках валялись книжки с полки, комиксы, изорванные в пылу на конфетти…
— Остановись, несносный! — лишь крикнула вдогон ему.
Тот пробежал куда-то прочь, затем, вернувшись, встал пред нею. Глаза его горели, шерсть клоками навернулась, и рот торжественно орал:
— Ур-р-ра! — и руки вздёрнул он, словно принял дар, сходимый с неба.
— Послушай, — просила Гаечка его, — устала я, а тут ещё придётся прибираться…
— Так прибирайся! — ответил гневно Дейл, не выходя из образа неведомого торжества. — А мне пора. По телеку сейчас пойдут «Менты», затем «Патруль дорожный», а после можно и поспать пойти, — и с видом деловым засел за телевизор.
Безмолвно Гаечка сидела и ошарашенно постичь пыталась мысль, что всё же тут произошло. «Что я хотела? праздника? Нет, уже не это…» — так думала она. А бурундук весёлый, словно сил и не терявши, увлёкся телеком, как будто рядом не было её. И мысли Гаечки пошли иной дорогой: «Как я могла подумать-то о нём! Тьфу, ветреник проклятый!» Она в отчаяньи пошла к нему и, не скрывая укоризны, поглядывая искоса в лицо, сказала:
— Я думала, что это у тебя ко мне серьёзно.
Дейл отодвинулся назад, закинул голову в какой-то выморочной позе, всё подтверждающей, что не следовало так напрягать его, и отвечал капризно:
— Хочешь серьёзных отношений? — это к Чипу двинь. Он любит всё серьёзное такое.
— Да… я пойду, — решила Гаечка, но, сделав шаг обратно к стороне дождя, где Чип сидел, внезапно развернулась и пошла к себе.
Она устала от соблазна думать, что не обманута теперь. Нет слова, чтобы объяснить себе, зачем и от кого был тот цветок проклятый. Довольно думать! «Сейчас же выкину его!» — сказала Гаечка себе, входя в свою оставленную норку. Она приблизилась к столу, но… цветок здесь больше не лежал! Оглядываясь постепенно, мышка вдруг нашла его на подоконнике, и в вазочке с налитою водою. «Действительно забыла в воду опустить его… — она задумалась. — Кто был здесь?!» Немедленно бросившись к двери, она оглядывалась по коридору. Однако никого! Так и есть, кто-то побывал здесь после. Что было думать? «Не Чип, не Дейл, значит, тоже. Рокфор?! Зайду-ка я к нему». И Гаечка наведалась на кухню.
На кухне было всё: кастрюли, тазики, тарелки, большой котёл и ложек с вилками навал, но Роки тут и не бывал. «Понятно», — подумала мыша, ведь день сегодняшний был дежурным для бурундука, чьё кредо на сегодня — праздник, и всё немытое кухонное хозяйство по-прежнему томилось без мытья. И, выйдя вон, она отправилась за Роки наверх, где раздавался странный звук. И постучалась: тук-тук-тук!
Ответом было не мычанье, не скрип подошв, не топот ног — а нечто среднее, притом таинственно позвякивало что-то. Гаечка толкнула дверь, а та, тяжёлая, едва далась, малюсенький просвет открыв ей. Что было в нём — понять не сразу можно было. Лишь распахнув пошире и войдя, она смогла увиденному дать названье. Рокфор был за своим столом и рядом инструментов вытачивал из сыра статую. И Гаечка отпрянула — ведь то была она! Вся скульптура копировала мышку в полный рост и сделана была из сыра…
— О Роки, что это? — она была поражена.
— А! Гаечка… послушай, дорогая… — Рокфор потупил взгляд, но был готов ответить. — Тебе не следовало знать пока: и ведь на то сюрприз, чтобы его не ведать до поры. Но раз такое дело…
Тут что-то прояснилось у мышки в голове: «Сюрприз? — ага! вот где стоило искать ответа!» Она прошлась по комнате, со всех углов рассматривая творенье Роки, и не могла отметить про себя, что ничего подобного ещё не видела. Вся статуя была словно из золота, но матовый налёт давал ей вид потёртый, хотя и в целом удалась: похожесть была совершенна, все линии точны, как будто мастер был из старых. Гаечка лишилась чувств: никто ей прежде не дарил таких подарков!
— Не знала я, — сказала медленно она, едва смогла разверзнуть губы, — что ты имеешь руку ко всему, что может и к искусству относиться.
Сам Роки тихо млел, выслушивая похвалу; он, глядя в пол, посыпанный рожками сырной стружки, не знал, что делать, и был готов поклясться, что никому ещё не рассказал о статуе своей. А впрочем, её ещё доделать было надо, и Гаечка с вагоном новых мыслей принуждена была покинуть комнату мыша. Что думала она теперь? Ужели Роки долго так таил в себе все чувства к ней, чтобы в какой-то миг само всё вышло к разрешенью? Вот чудно! Она улыбкой в темноте подсвечивала себе дорогу. Вдруг лязг и грохот позади — и Гаечка вернулась к Роки.
Картина по вторичному открытию двери была уж далека от предыдущей: рассыпаны и инструмент, и стружка; и Роки с виноватым видом глядел на Гаечку теперь. Подняться он не мог: заметно он прибавил в весе и отрыгнул тотчас со звуком пароходного гудка.
— Ты?.. — Гаечка впилась в него глазами.
— Прости меня, — ответил мыш, терзаясь. — Не смог я устоять…
— Ты слопал всю скульптуру?!..
Роки каялся как мог, и между прочим оказалось, что это был не первый раз, когда уже почти готовая скульптура терялась целиком, без ведома и звука бросая этот мир. На стойке Гаечка нашла с десяток чертежей, набросков, где все «Спасатели» поочерёдно и вкупе меж собой позировали для последующего воплощенья в сыре.
— Я думал, — Роки продолжал терзаться, — что, может, после Чипа с Дейлом твоё изображение желудок пощадит. Но нет! Я грешен, и каждое моё созданье настолько я люблю, что только мне доделать до конца его и насладиться видом — так сразу волю я теряю враз!
Гаечка смотрела на него, а Роки всхлипнул, вытерев слезу, и продолжал печально:
— Так и не будет суждено узнать кому-то о моём таланте… А коли так, то лучше бы никто не знал!
— Это верно. Лучше бы никто, — сказала Гаечка и зашагала вон, но, встав в дверях, добавила, однако: — Не выдам твою тайну никому.
Уже прибавить стоило огня, ведь тьма вечерняя окинула весь город. Близился закат, и Гаечка смотрела в небо, сидя на подоконнике своём. Всё тот же аленький цветок покоился у вазочки прозрачной. Она смотрела то на него, то снова вдаль куда-то, с места не сходя. «Кто мог тогда дарить его, если не эта тройка?» — мысль такая не покидала головы её.
Тут постучали в дверь — и девичье подрогнуло сердечко.
— Да… Входите, — робко позвала она.
Вошедшим оказался Вжик: он осторожно заглянул сначала и, увидев Гаечку, подлетел к ней медленно и на коленку сел.
— Вжик!.. — не смогла сдержаться Гаечка. — Это ты!
Мух и до того вопросительно смотрел на неё, вошедши, а тут и вовсе уставился, как оторвавшийся верхолаз на приближающуюся землю. А мыша продолжала говорить:
— Кто бы мог подумать! — Она сама себе усмехнулась и, закрыв рот ладошкой, покачала головой. — Никогда не заподозрила бы этого в тебе. Не знаю, как и сказать, малыш; наверное, просто спасибо! — И она обеими руками приблизила его к себе и поцеловала.
И без того ошарашенный Вжик даже не сумел отдёрнуться, ни даже как-либо отреагировать на это; он только знал, что за этим стоит какая-то тайна… А Гаечка всё продолжала:
— Мне ещё никто никогда не дарил цветов. Это может показаться странным, но это так. — Она опять взглянула на него и, лишь сейчас приметя замешательство его, сообразить смогла ошибку: — Разве не ты, дорогой, подарил мне этот аленький цветочек?
Вжик косился то на Гаечку, то на цветок, стоящий рядом, а затем расплылся в улыбке и засмеялся, как самый открытый ребёнок.
— Ты меня не обманываешь? — спросила она с самой последней надеждой.
Мух покачал головой и снова улыбнулся.
— Может, тогда ты знаешь кто? — Но тот лишь пожал плечами.
Это была самая странная загадка для неё. Гаечка не знала, что и думать.
— Зачем же ты так таинственно явился?
Надо быть мухом, чтобы уметь одним лишь взглядом рассказать, что необычного здесь не было ни грамма, а просто желал он знать, что там за бардак в гостиной приключился. Вот и прилетел.
— Ах да… — понизив голос простонала Гаечка и вместе с Вжиком отправилась подушки убирать.
Хоть она и устала и было неловко за себя, как участницу оного действа по разорению гостиной, а убрать весь мусор и привести в порядок она ещё могла. Убираться — никогда не было её любимым занятием, но нынче столько успокоения находила она в этих монотонных действиях! И ничто не мешало ей; одна лишь мысль давала ей силы не оторваться от важного дела: «Какой странный день!» — всё думала Гаечка. — «Какой безумный день!»
Было уже за полночь, как стало покончено со всеми делами в гостиной, и ничто уже не мешало закончить этот день и предаться сну, но Гаечка всё ещё ждала развязки — и именно сегодня, и трудно было ей поверить, что так и закончится день. Уже раздевшись, перед тем как лечь, она выглянула в коридор и, так и не почуяв ничьего присутствия, удалилась назад, к постели. На всякий случай ещё раз заглянув под неё и никого там не обнаружив, Гаечка вздохнула и выключила свет. Казалось, будто уже спит — а тут как вскочит да зажжёт светильник! и зоркими глазами по углам пройдёт. Что ж, всё равно и правда никого кругом…
Всё ей казалось, что вот-вот как выскочат все из-за укрытья с громкими криками: «Сюрприз!!» И даже глаз смыкать ей не хотелось — и ожиданье это жгло. Однако и пяти минут не вышло, а вздох невольный вышел вон, затем зевнула глубже мышка, и дрёма сонная спустилась на неё, без сопротивлений отдающейся на милость наконец-то сну…
Сон бархатный спустился сверху и запахнул всё своим покрывалом. Это было видно — ведь в это самое время чьи-то два усердных глаза из-за тёмного окна блестели чуть заметно и совсем почти не моргая. Они прекрасно видели и в темноте и не могли оторваться от Гаечки. А она спала и ничего не знала. Так и закончился тот день.
окончено