= КОН =
Легенды о Чебураторе
ужастик
Правило
Если не в духе, или зол, или настроение скорбное —
не ищи здесь души пристанищ. Почитай уж лучше газеты.
— Ау!
Сначала было слово.
Потом (как это всегда почему-то бывает) пауза.
Потом какой-то неопределённый звук, похожий на шлепок упавшего пластмассовым носом вниз медвежонка.
И наконец — появился он сам.
— Ау, Гаечка! Где ты?.. — сказал медвежонок, попутно преобразуясь из тьмы коридора во вполне уже различимого бурундука.
Только, по всему расплывчато видимому, настроение его было отнюдь не атмосферно-радужным, как обычно отряжают для начала.
— Навалили тут в проход!.. Гаечка! Ау-у-у—у-ух-х-х!..
Дальше по сценарию следовал звук, числящийся в фонотеке за нумером
— Гайка! Где ты ходишь? — бурундук, едва поднявшись, продолжил поиски.
Но ни за поворотом, ни за другим и тем более третьим, уж не говоря о четвёртом и пятом, шестом, седьмом, восьмом и снова первом (потому что кольцевая) — в общем, нигде не встречалось необходимой мышки.
— Кто так строит? — вырвалось невольно у бурундука. — Поневоле задумаешься о перепланировке вверенного тебе объекта… А это что? — скривился Чип (теперь уж точно было видно, что это) и принялся звучно отскребать налипшую в темнотище на ноги жувачку.
— Ау! Гаечка! Да что ж она не отскрёбывается-то?! Где ты бродишь? — кричал он в одном тоне и прыгая на одной же ноге.
Оторванный липкий кусочек был сферическим образом закатан и препровождён в карман, и поиски продолжались далее не увенчиваться успехом.
— Гайка! Ау! Что ж такое?! Куда ты девалась?
Чип остановился перед неким предметом, також валящимся на полу и очень напоминавшим…
— Это же Гайкин хвост!!! — невольно вырвалось у Чипа, когда он поднял этот синеватый жгутик.
Бурундук осел. Исчезновение её стало вещественно подтверждаемым…
— Га… — и очередной громогласный позывной застрял в его горле.
Чип замер, согнувшись над находкой, не представляя, какой опасности он подвергается сейчас сам. Белки его глаз лихорадочно забегали взад-вперёд — но что они могли высмотреть по сторонам, когда со всей явью он ощутил весьма болезненное натяжение уже собственного хвоста? Казалось, ещё миг — и его вырвут с корнем!
— А-а-а-а-а! — только и смог он изречь и тотчас упал без чувств…
Сознание вернулось быстро, словно и не терялось. Чип слышал достаточно различимые, однако какие-то странные слова:
— Ну прости, я случайно наступила… Ищу тебя по всему дому, а ты вот где притаился! Чего ты на меня так смотришь? Ой, спасибо: жгутик мой нашёл — давно его ищу! — Она приняла его из занемевших чиповых лап и продолжала: — Чип, не смотри на меня так. Я искала тебя, чтобы сказать, что… Да ты меня, кажется, не слушаешь?
Чип попробовал пошевелить головой — получилось. Конечности, впрочем не все, тоже чувствовались. Можно попытаться подняться. Ага, даже кто-то помогает. Гайка? Ну допустим…
— Чип…
Тот вопросительно вылупился, этим как бы проталкивая в себя убеждение, что он действительно Чип.
— …вижу, тебе плохо. Сейчас схожу за ребятами, чтоб отнесли тебя. — И она, прислонив его к стенке, удалилась по тёмному коридору.
Чип слишком поздно вспомнил о её хвосте: на месте ли он у неё? — а у удалившейся почти фигуры этого было уже не разглядеть. Он передёрнулся, пытаясь откинуть ненужные мысли (такие же в точности, но происходившие из Дейловой головы, признавались им исключительно дурацкими), и поплёлся вслед Гаечке сам, стирая со лба солёные капли холодного и липкого пота.
— Вид какой-то у тебя пришибленный, — жизнеутверждающим тоном сказанул Дейл, не подымаясь с дивана, когда мятое чучело прошествовало до середины гостиной.
Ответить не хватило сил. Но лапа сама как-то скользнула в карман и извлекла оттудова комок запёкшейся жувачки.
— Гх-х-хм… э-э-эх-х-хм-м!.. — сказал Чип.
— О-о-о! — ответил, скорчив рожу, Дейл и обратился снова к телевизору.
— Нет, ты посмотри! Это что? — собранного накала хватило-таки на несколько слов.
— Не моё, — пробормотал сквозь зубы тот, не оборачиваясь.
— Да как это не… — обрушился на него во всех смыслах Чип.
— Ва-а-ай! — вопил придавленный Дейл, покуда не удалось вырваться с налёжанного места. — Надо ж! на ногах уже не стоит!
— А ты не увиливай!
— Так ты это нарочно?!
Нельзя знать, что бы случилось дальше (или, наоборот, хорошо понятно), если бы меж ними синей молнией не образовалась Гаечка.
— Мальчики, опять ссоритесь?
Парни преобразились, почуяв её лапки на своих плечах. Однако Чипу такой поддержки только и не хватало:
— Смотри, опять он жувачкою по дому раскидался! — и протянул для обозрения комок, уже предъявленный обвиняемому в качестве злостной улики.
— Ну вот, спасибо, что нашёл мой жгутик. Давно его ищу. — Она подхватила его и так же внезапно, как и появилась, исчезла по направлению к мастерской.
Чип застыл, рассматривая пустую ладонь, только что расставшуюся с мотком синей резины вместо комка положенной белой, и нервно пробежался лапами по всем карманам. А Дейл, обретя обратно своё жизнеутверждающее настроение, снисходительно похлопал тому по плечу, причём издевательски в то место, где Чип уже забыл чувствовать Гаечкину лапку, — и устроился поудобней на диване.
Чиповы карманы были пусты. С сомнением пытался выглядеть в них бурундук остатки жувачки. Напрасно.
— Странные дела творятся… — и он подозрительно поводил глазами по сторонам.
Гаечка уже скрылась, так и оставив его в неясности относительно наличия своего хвоста на месте, отчего командирские нервы опять пережили повторение пережитого, но так и не осознанного страха от этих непонятных синих жгутиков; да и вся окружающая канитель приобрела столь паскудный для него вид, что Чипу не хватало только жертвы, чтоб попинать её ногами.
— Это всё от безделья, — донёсся издали голос Роки.
Действительно: не было у них давно серьёзных дел. Последние дни и вовсе уморили своей скукой: за месяц «Спасатели» так извелись по прекратившимся ненароком преступлениям, что разложение, наступающее, как известно, с головы, с головою же захлестнуло их и без того нестройные ряды.
— Да… да… именно от… безделья, — вторил шёпотком Чип (эта голова — мозг, можно сказать, «Спасателей»), медленно и тихо подкрадываясь к дивану, из-за которого выглядывал ушами ни о чём не подозревавший напарный бурундук…
— Какие ж вы у меня оба зачуханные! — воскликнула в сердцах Гаечка при очередном пробеге мимо. Она присела рядом с бурундуками.
Дейл делал вид, что приветственно жмурится, но его подбитый глаз заметно расплывался шире другого; Чип лежал ногами кверху.
— Ой! да у тебя рубашка разорвана! — продолжила удивляться мышка.
— Ну… порвалось немножечко… — Дейл даже засмущался такому вниманию.
— Снимай, я быстренько залатаю, — скороговоркой произнесла она, и в лапках её блеснула непонятно откуда появившаяся стальная швейная игла.
— И у меня оторвано! — Чип приподнял было двумя пальцами висящий дохлой селёдкой ворот своей куртки. Но на этот вор
— Командир должен делать всё сам, — отрезала мышка и тут же добавила: — Кстати, а где мои ножницы?
Бурундуки ничего не ответили: они сидели каждый в своих мыслях относительно друг друга и одновременно по обеим сторонам от Гаечки. И, когда она склонилась, чтобы откусить нитку, Дейл, воспользовавшись скоротечным моментом, торжествующе преподал поверженному сопернику краткий курс строения своего языка. Тот усвоил его с большим энтузиазмом, как и следовало, и ответно хотел было уже в полный вес его отблагодарить, но тут Гаечка разогнула спину, и кулак пришлось упрятывать срочно в карман. Однако мышка это приметила и глянула на Чипа, как бы говоря: «Что ты от меня там прячешь?»
— А я, понимаешь, тут… — пытался он вывернуться, но действительно нащупал внутри что-то мягкое, возможно резиновое… «А и что там могло такого быть?» — подумал бурундук и вытянул на свет длинный жгутик жгучего синего цвета.
— Ой, это моё, спасибо. Где нашёл? — обрадовалась Гаечка.
— В кармане… — сдавленным шёпотом ответил тот, пуча вовсю глаза.
Гаечка весело рассмеялась импровизированной шутке и, забрав жгутик себе, понесла его в мастерскую. Чип лишь косился ей вслед туманным взглядом и медленно съезжал по дивану вниз. Но встрепенувшись, когда вдогонку мышке пронёсся запоздалый Дейлов благодарственный за рубашку клич, принялся тормошить Дейла в плечо.
— Чего тебе ещё? — огрызнулся тот; однако, глянув на него, расхохотался. — Гы-ы… Ты чо, говорить не можешь? Рот для начала закрой, — и не без усилия взвёл ему челюсть в закрытое положение.
— Она… с-с-с… ним была?.. — были первые слова командира.
— А как же! Вон с тем, — Дейлу не составило труда ткнуть в направлении вовсю мелькающего экрана телевизора. — Нет, не с этим, что щас появился, а тем, в жёлтой шляпе. Потом, в следующей серии, его кокнут. И останется…
— Ты заметил, — оборвал его речи Чип, — она хвоста не лишилась? Хвост-то на месте, как и был?
— Не-е. От хвоста удалось отбиться. Совсем.
Дальнейших слов Чип уже не разбирал.
— …Там такие дружбаны вылезли… А они их так! так! и ещё вот так! Потом по крышам…
— Дейл! что у тебя с глазом?! Не успеешь отойти, как что-нибудь опять случается! — сокрушалась вновь появившаяся в гостиной Гаечка.
— А что? — лениво отозвался он, не предполагая беды.
— Теперь тебе нельзя смотреть телевизор!
И Гоголь, доживи он до наших дней, не смог бы описать дальнейшей сцены. Поэтому она останется, пожалуй, существенным пробелом, съевшем до половины всего сочинения. Запишем просто: сказанным словам Дейл очень удивился.
— Не! не! я одним глазом буду!!! — вопил он, пытаясь ухватиться за спинку дивана, когда другие аргументы были отброшены. Ещё рывок — и он, раскачиваясь на каждом шагу и сильно натирая этим спину Роки, уже отправился к собственной постели. Там больному провели некоторые процедуры, описание вида которых я опущу, чтобы не вогнать читателя в оторопь, и, уже перебинтованного по всем направлениям, водрузили на койку. Заправлял всем, конечно, Чип.
— А чего я тут буду делать? — раздалось из-под бинтов.
— Ты будешь болеть, — ласково — как ребёнку — ответила Гаечка.
Мумия поёрзала, и из её нутрей снова послышались звуки:
— У-у-у…
— Ну не плачь, я тебе книжку потом почитаю.
— У-у-у…
— Сказочку…
— У-у-у…
— …на ночь, хочешь?
Мумия замерла.
— Ну, вот и хорошо. А пока с тобой Вжик посидит.
— Чо? правда??? — раздалось из многослойной глубины бинтов после продолжительного затишья, и, несмотря на обездвиженность и лишённость многих чувств, включая замотанное бинтами зрение, мумия вообразила себя парящей.
Удивлённый слегка Вжик, не разобравшись, что «чоправда» относится не к его персоне, видя свою крайнюю необходимость, и правда остался, чтобы ворковать сокрытому в марлевой глубине телу Дейла что-то поучительное из своего богатого событиями опыта, расхаживая по распластанному на койке телу взад-вперёд, чем создавал ему через стерильные покровы всяческие потрясающие ощущения — то единственное, что мог чувствовать Дейл из окружавшего его сейчас мира.
Долго ли, коротко ли, но разгуливание по нему мухи привело бурундука в такое занудство, что «болеть» ему невтерпёж разонравилось. Он пытался согнать с себя приставучего Вжика, но тот прилетал обратно и сызнова начинал уговаривать друга терпеливей переносить тяготы недуга. Наконец придумал уловку: послал того на край города за «сипирином» и новым вентильком для кислородной подушки. Наивный мух вылетел в окошко, а Дейл принялся скорей освобождаться: сначала привязанную к стойке лапу, потом вторую, затем отпала отстёгнутая гиря, державшая его ногу навытяжку… Всё это он делал сослепу, ибо упрятанное в бинты зрение никак не поддавалось восстановлению из-за на совесть виртуозно сложной замотки головы. Роки, надо думать, старался…
— Вот накрутили!.. — ворчал Дейл, на ощупь продвигаясь по комнате в поисках ножниц и трахаясь по дороге обо что ни попадя.
На самом деле очень даже хорошо, что он не мог видеть комнаты: её убранство было загромождено (пусть даже выйти из неё оказалось ему затруднительно) всевозможными, странного вида штуковинами, даже задней мыслью не относимыми к понятию, что они — строго медицинского назначения. Надо думать, это сохранило ему не один моток нервов. Все те штуки появилось тут благодаря знаменательному Гаечкиному восклицанию: «У нас же совсем нет медицинской техники!» — произнесённому после того, как Чип подал ей вместо дефибриллятора пару утюгов.
Итак, Дейл прошёл по стенке до подоконника, где нашарил знакомые колечки ножниц, и с упоением освобождающегося от последних пут узника яростно принялся разрезать бинты. Дело было осложнено тем, да и могло ли оно оказаться простым, когда выяснилось, что, возможно, они и были в самом деле когда-то ножницами, но в результате недавней медицинской конверсии преобразовались в тупейший хирургический зажим. И слава богу, между прочим, а то бы и ухи себе отхватил из-за слишком активных действий.
Говоря о напрасности его устремлений, нельзя не отметить и побочную составляющую его непосильного труда: кромсание никчёмным зажимом повязки головы дополнило её достаточно живописно искусственной шевелюрой, составленной из марлевых прядей и обрывков, свисающих и торчащих во все стороны столь убедительно, что никому бы и в голову не пришло, что стоящий посреди комнаты — не есть беленький человечек. Эдакий марлевый гомункул.
Меж тем человечек бросил бесполезное занятье и, ворча и всё так же вслепую, направился по лабиринту расставленных посредь комнаты агрегатов на выход. Прополз задом наперёд под стеклом большого микроскопа, на время ставшего томографом; у самого выхода получил три раза по голове висящей капельницей, которая продолжала настойчиво капать каким-то синим веществом на всё, что под неё попадало, — и оказался перед дверью.
— Вот сейчас они у меня попляшут! — говорил себе Дейл. — Попадись мне! Всем тёмную сделаю!..
После затемнённого коридора выйти на свет — было уже удачей. Пятно худо-бедно различимого света маячило перед ним, и звук чьего-то близкого присутствия говорил, что Дейл на правильном пути. «Та-ак… первым делом… — думал он, — ой мама, грохот какой-то… надо бы потяжелей чего-нибудь найти… уф! тут просто не пройдёшь… чего-то всё падает…» Это продолжали валиться вокруг кастрюли. «Понял. Не туда», — мелькнуло в голове у мумии, и она направилась в обратном направлении.
По прошествии минут пяти на кухне тишина, правда, вновь была нарушена:
— Что… это… было??? — послышалось из чугунка, и оттуда неуверенно показалась физиономия Рокфора — в явном сомнении, стоит ли вылезать.
В то же мгновение на другом конце штаб-квартиры тишину и вовсе разорвало в клочья: мумия наконец добралась до гостиной. Вопли не стихали до вечера.
Этого заряда бодрости хватило ещё на недельку, то есть до тех пор, пока «Спасателям» не надоело доканывать Дейла фразой: «Ах, вот ты какой — Мумий Тролль!» — и гоготать при воспоминаниях о бело-синей лохматющей чучеле, натурально перепугавшей весь дом и, кроме того, случайную в то время Тами, которая зашла «на минутку» и, что оч-ч-чень для неё удивительно, удалилась ровно через шестьдесят секунд. Хотя её никто не выгонял, вылетела, правда, с пронзительным свистом. Но страхи пережились и рассеялись, заставив затяжным вздохом отнести их на счёт истории и вновь обратиться к скуке и безделию будней.
Фантазии, однако, уже не хватало. Роки ходил на передних лапах — остальные уныло на него глядели. Но стоило ему плюхнуться на пол и пролежать с минуту в изнеможении — и уныние показывало ещё большую свою хватку.
Вжик растолстел и мог передвигаться только пешим ходом. Дейл почувствовал в себе мобилизованные силы, лишь когда слегка траванулся сырыми грибами. Лечить его уже было всем неинтересно, поэтому, брошенный на произвол судьбы, поправился он быстрее обычного и подумывал уже о том, что можно бы и самому веселия ради разыграть какое-нибудь захватывающее преступленьице…
Каждый старался утвердить себе самостоятельный выход из скуки, но выходило это, надо ли говорить, плохо. Время от времени положенье спасал телевизор, а потом и полными днями «Спасатели» сидели на диване, который был уже просижен до самого пола, и лениво пытались драться за пульт. Между перещёлкиваниями протекала жизнь: из пустого в порожнее и обратно перемещалась она стараниями многих телекомпаний, словно сговорившихся показывать кряду одни умиротворяющие передачи, от которых клонило в сон. И в тот день не могло быть иначе.
Получивши неприятный тычок под рёбра, Чип сначала хотел ответить, но потом подумал, что для этого потребуется как минимум открыть глаза, и от неохоты пришёл в такое раздражение, что даже… проснулся. Телевизор что-то всё бубнил, и этому недоставало только положить конец. Однако, лапой нащупав пульт, щёлкнул Чип вслепую, и так вышло, что попал на канал новостей.
— Ой нет! это мы не будем смотреть… — спросонья воспротивился Дейл, но из всех членов его, пожалуй, один язык мог что-то ещё произвести, и протест был с лёгкостью отклонён (на самом же деле потому, что тут же задремавший Чип этих слов просто не услышал).
Ритм дикторского голоса, конечно, был достаточно бодр, но всё же не мог перекрыть богатырского храпа Рокфора. От этого Дейл заворочался, открыл несмело один глаз и, сладко потягиваясь, прогнулся по-кошачьи на диване. Через пару секунд пульт был его лапах и лихо гнулся от отчаянных нажатий. Наконец динамики выдали достаточную для перекрытия всего громкость, и гостиная огласилась пальбой из дробовика и взрывами наподобие динамитных шашек. И то ли от неожиданности, то ли, наоборот, от вожделенного приближения опасности, то ли по каким ещё побуждениям Чипа подбросило вверх и достаточно высоко, чтоб он имел возможность ещё в воздухе оглядеться и, сквозь разорванную пелену сна увидя сплошь мирное вокруг посапывание, с порядочным ускорением придиваниться.
Когда-то (было такое время) диван легко переносил куда большие нагрузки, но к старости уже не мог противостоять излишней суете и, напоследок гулко крякнув, развалился. Вжик закатился за шкаф и без посторонней помощи мог только выдавать оттуда позывные бедствия. Это было критически усугублено тем, что Роки продолжил дрыхнуть, отпружиненный через раскрытые с какой-то стати резные дверцы прямо в глубину этого самого шкафа, и, живописно развалившись на зимней одежде, даже прибавил в храпе из-за внутрирезонансных явлений. (Поговаривают, что этот шкаф был вывезен некогда из Италии и являлся одним из семи аналогичных, созданных трудами мышей-учеников Страдивари; но мне трудно в это поверить, несмотря на вполне органичный, из него извлекаемый звук.) Вся конструкция сотрясалась и начала скашиваться набок; Вжик охрип, но тонкий голос его тонул в пальбе, грохоте и храпе.
— Гы-ы… последняя серия!.. — поделился радостью Дейл, когда Чип, зажимая уши и пошатываясь, приподнялся над развалинами дивана.
— Вижу. Кажется, я включал новости?..
— А ну их! Смотри…
— Отдай пульт! — Чип уже воздел лапу для превентивных мер, как вдруг увидел, что поодаль лежит, казалось, бездыханное тело Гаечки, и тогда в голове его мелькнула редкая светлостью мысль: «Вот она — счастливая случайность…» Он сделал к мышке осторожный шаг и, облизнув присохшие от волнения губы, склонился.
— Изо рта в рот — только утопленницам делают, — мгновенно прозвучало из-за спины, и на оборот Чиповой головы открылся преопасный вид Дейла с воинственно скрещёнными на груди лапами.
— А я… — И уличённый не успел ничего соврать, а уже встретился взглядом со Вжиком, из глубины подшкафья смотрящим на всё значительно увеличенными глазами, что, кстати, создало ещё большие трудности при его вытаскивании оттуда.
Чип сунул лапу под шкаф.
— Вот… я хотел Вжика достать. Он туда…
— А достал-то меня! Отойди-ка от Гаечки!!!
— А чего это ты раскомандовался?!
— Ага!!! Сразу куда загнул — значит врёшь про Вжика!
— Да не вру! — и Чип куда дальше просунул лапу.
Посредством этого движения были извлечены из-под шкафа один за другим вместо Вжика пять синих жгутиков. Командир осел, держа их перед собой; будто не мог насмотреться, вертел в лапах и размерами глаз теперь мог посоревноваться с мухом.
— Это всё моё… — раздался тихий заспанный голос, и приподнявшаяся мышка, забрав жгутики, плавно вьющимися петлями направилась в мастерскую.
На командира жалко было смотреть…
Когда отношения бурундуков были приведены в осмысленные и понятные окружающим категории; когда Роки, проснувшийся в результате падения-таки шкафа, принял довольно мистически нахождение себя в замкнутом деревянном ящике и вылез злой и насквозь пропахший нафталином; когда… — словом, именно после всего этого пора бы уже заговорить о начале собственно основного действия.
Тогда был солнечный, порядком тихий день. Или нет? Дождливый и со свербящими по чердакам ветрами? Не могу никак припомнить… Да и может ли это быть важным, когда уже давно никто из «Спасателей» не выходил на улицу? Знали только, что по календарю (если б он, конечно, не висел ещё прошлогодним) сегодня пятница, а что там, за бортом, — дело самое десятое.
— Отдай пульт, говорят!
— Ты уже один раз нажал — и хватит!
Вот в таких примерно выражениях проходили последние десять минут, пока не вернулись Роки с Гаечкой. Они вошли в гостиную одновременно, хотя из разных дверей. Впрочем, диаметральная противоположность их подхода не помешала им одинаково возмутиться происходящим и вступить в дискуссию единым фронтом.
— Вжик, неужели ты не пытался их угомонить? — спросил с напускным равнодушием Рокфор, выдирая из Чиповых лап только что с великим трудом отвоёванный пультик.
— Ж-ж-ж, — ответил мух и лениво облизнулся.
— Давайте голосовать, что будем дальше смотреть, — сказала Гаечка, приспособив бывшую диванную подушку в качестве лежанки.
— Чего смотрели, то и будем, — загудел в нос Дейл, начиная понимать, что последней серии он уже не увидит.
— Нет! Будем смотреть новости. Всё-таки надо знать, что вокруг происходит, — по-командирски вставил Чип.
— Да вы все тут же уснёте!
— Давайте голосовать, — надавливал Чип: уж он-то был уверен в поддержке.
И не обманулся, как всегда: все, кроме назревающего Дейла, подняли лапу за новости, хоть надежды и на самый жидкий интерес в новостях не было ни у кого.
— Ребята! — суетился Дейл, — вам же всё равно! Голосуйте за меня… за мой… последняя серия… — кончил он совсем опустившимся голосом.
— Паф-паф-паф! — произнесла Гаечка, не без игривого сарказма целясь в него из пальца. — Эти твои любимые пистолетики и гранатки только шум в голове создают, а как механические устройства выглядят весьма примитивно.
— Ж-ж-ж-ж-ж! — сказал Вжик.
— Да, — поддержал его Роки, — включай… — он протяжно зевнул, — новости.
— Вот интересно! я ж ещё не голосовал!
— Ну, так не тяни время, — пронудил Чип, и в то же время уже щёлкая пультом.
— Ах так, да? — взъерепенился игнорируемый. — Кто за то, чтоб смотреть продолжение «Мышей в чёрном»? — Он вскинул вверх обе лапы разом, потом задрал ещё ногу и хвост. — Четыре против четырёх, кажется? Тогда остаётся как было. — Быстрым движением выхватил у Чипа пульт и отчаянно придавил кнопку, да так, что её заело.
Все замерли от этой выходки: дело в том, что и Дейлу временами удавалось ошибаться. Он попросту не ту кнопку нажал: не свою, а фантастически точно канала новостей. Теперь даже медленно этого было не исправить, потому как въелась она вглубь основательно и виднелась лишь красной пупочкой.
— Ничего, — положил Роки лапу на Дейлово плечо. — Иногда забавно бывает и… — зевнул по которому разу, — чтоб… — и остатки речи потерялись в ещё большем зевке.
Однако Дейл дулся, но и деваться-то ему было некуда. Он остался.
После пары репортажей с мест открытия нового гипермаркета, о надвигающихся городских выборах, затяжного интервью с каким-то заплывшим дядечкой о важности стабильного роста цен на папайю — «Спасатели» начали посапывать. Один Дейл никак не мог уснуть, хоть и хотелось, по правде сказать, ему одному. Голова его колебалась, как индекс Индианы Джонса после Карибского кризиса; всё в ней смешалось и смешило бессмыслицей.
В довершение всего на экране появился прилизанный диктор, очевидно не пожалевший на то бриолина, чтобы обозначить важный момент. Голова его сверкала так, что Дейл, до того ещё смотревший вполглаза, зажмурился. В привычной дикторской манере тот искрился, дышал ораторской силою, в горячности своей доходил до самых высоких нот и, чудилось, жалел безмерно, что не может совсем вылезти головой из телевизора, хотя и прилагал к тому все усилия. Дейл огляделся: все вокруг безмятежно дрыхли. Он вздохнул последний раз по непросмотренному фильму и разжал уши, впустив в них поток безудержной тараторки:
— Несмотря на все заверения о сворачивании всех агрессивных военных программ, Советы продолжают наращивать военное присутствие в Восточной Европе под предлогом их «защиты» от демократического общества. Все призывы к элементарному благоразумию Москвой были отвергнуты, и по сей день нет никакой от неё внятной позиции по этому вопросу.
— Надо же, хрень какая! — забухтел Дейл.
— Дейл, не толкайся! — сказала Гаечка, не размыкая век.
Пришлось унять недовольство и вновь смиренно приложиться к чаше телеотравы. Политинформация тем временем продолжалась: на экране вместо стола с диктором образовался некий пейзаж с вигвамом из местами колотого красного кирпича, примерным своим видом напоминавший игрушечную пирамиду Хеопса и стамбульский минарет одновременно. Дейл в который раз поёжился, когда в кадр попал стоящий подле вигвама корреспондент:
— Ну-у… щас опять болтать будет…
— Вот ты не смотришь, — показал Чип этим, что не спит, — и другим не… — и снова уронил голову.
Корреспондент с экрана поздоровался и, излучая лёгкость словно вчера родившегося ребёнка, слащавым голоском ещё более профессионально затараторил:
— Наверное, вы уже думаете, что мы находимся рядом с известными пирамидами в долине Коацальтиочу или Мупалицатлек? — Он выдержал паузу, делая лицо хитрее обычного. — Нет, нет и ещё раз нет! Они, как известно, всего лишь немного севернее Кекипицталаптидочу и примерно там же, где и вершина Мненеразипульта, поделившая провинцию Унахасо-делла-Мудрильос на две неравные части. — Корреспондент буквально горел от своих глубоких познаний. — Но мы сейчас от них на многие мили на восток. Мы в самом центре Советского Союза — на Красной площади. Здесь похоронены такие великие люди, как Лев Толстой, Анна Каренина, Джозеф Сталин, Никита Хрущёв и другие. Здесь проходят военные марши и читают речи коммунистические правители. Отсюда отправился в свой первый полёт Юрий Гагарин — но до Луны, как известно, не долетел.
— Ой! — ойкнул Дейл и невольно растолкал всех. — Вона хрень какая!
— Ну не нравится — не смотри… — недовольно брякнула Гаечка и перевернулась на другой бок.
— Да не-е! Я говорю: там это…
— Не мешай нам смотреть! — скомандовал Чип головой, упавшей на коленки, — и тут же вскочил: — А? чего?
Корреспондент сделал шаг в сторону вигвама и остановился перед охраняемой дверью со светящейся неоном странной надписью «ΛEHNH».
— Только отсюда, — микрофоном указал на дверь, — можно попасть в Кремль, чтобы поговорить с возглавляющим коммунистическое правительство Михаилом Горбачёвым о новейшей секретной разработке КГБ в области вооружений.
— Гаечка-а-а! — Чип не то просто взвыл, не то изобразил будильник, желая разбудить, скорее, самого себя. — Это может быть тебе интересно. Заморские штучки-дрючки…
— Я же говорю: оружие не мой профиль. — Она притянула ушки к носу, загораживаясь от света.
— А может…
— Я не сплю!!! — вскочил Рокфор и, виновато оглядываясь, опустился.
— Тихо ты…
— Как видите, — продолжил корреспондент, — вход в Кремль всегда закрыт и эти два красноармейца не пускают никого внутрь. Но мы попытаемся пройти…
В ту же секунду экран дёрнуло-хлопнуло и появилась рябь.
— Ж-ж-ж-ж-ж, — сказал Вжик и раскрыл левый глаз.
— Что, телевизор погорел? — подняла голову Гаечка, но рябь с экрана сошла и посторонилась перед успевшим отдохнуть от эфира диктором; он торопливо возвестил:
— Мы потеряли связь с нашим корреспондентом. А попросту говоря, стали очередной жертвой в череде других провокаций русских спецслужб, в частности КГБ, которая препятствует тому, чтобы мы имели возможность говорить с Михаилом Горбачёвым; поэтому мы не смогли проинтервьюировать правительство Советского Союза. Что ж? Важность проблемы заставляет отнестись нас к другим источникам. Наиболее опасной информацией поделилось с нами Центральное Разведывательное Управление, отвечающее за наш покой за пределами нашей страны. Его представитель в нашей студии: это пресс-секретарь вышеупомянутой организации Джвиниальдо Мечилсбаукарти.
— Разведчик! — подмигнул Чипу Дейл. — И псевдонимчик себе какой подобрал!
— Не слышно же ничего! — огрызнулся тот.
— …но мы уже знаем, — лился из телевизора новый голос, — что специально созданный в Москве производственный объект с пугающим названием «Сойузмалтфыилм» развернул деятельность в этом направлении.
— Да в каком ещё этом? Чего они нас пугают?! — И тут Чип окончательно проснулся.
— Благодаря нашей службе, или, как вы правильно заметили, организации, и её московскому, в частности, отделению, ныне мы имеем развитую систему получения информации. Все наши силы были потрачены на развитие — и успех не заставил себя ждать. — Ответственный работник полоснился упитанными щёчками в камеру и продолжал: — Из наших хорошо налаженных каналов стало известно действительное назначение того московского объекта. Основное назначение его — разработка новейших высокоинтеллектуальных технологий в области применения оружия массового поражения.
— Мне, — перебил его диктор, — кажется странным разговор о самой возможности каких-то высоких технологий в такой недоразвитой стране, как Россия. Не желает ли ЦРУ таким образом выдать желаемое за действительное, чтобы потом просто выбить через Конгресс дополнительные средства для своих не менее тёмных проектов?
— Э-э-э… нельзя отрицать её цивилизованной отсталости и низкого уровня жизни и экономики, но… знаете… многое ещё не изучено.
— Вы, мне кажется, увиливаете.
— Нет. Но одной из целей нашей службы является сбор информации о том, где красные режимы находят источники финансирования. Безусловно, без серьёзных финансовых затрат невозможно было построить объект… — он пробежался глазами по положенной перед ним бумажке, — «Сойузмалтфыилм». Это была наша задача, и мы с ней справились.
— Та-а-ак… и что? Расскажите нашим зрителям поподробнее.
— Ну-у… Для этого нужно окунуться в специальные знания геологии…
— А именно?
(«Спасатели» к тому времени, забыв про сон, неотрывно смотрели на экран.)
— Неопровержимо геологически доказано, что нефти в Советском Союзе не может быть в принципе. Откуда же она там есть?
Диктор изобразил напряжение головы.
— Из Китая?
— Это было бы не суть важно, если бы она не доставляла
— А! я понимаю. Значит, речь о производстве нефти на продажу?
— Именно. И в огромных количествах. Вы, наверное, слышали, что нефть бывает разных марок? Нет? А это так. Мы очень долго изучали русскую нефть в своих лабораториях и уверенно теперь можем заявить, что разгадали тайну её происхождения. Русские её делают из чёрной икры.
— Я даже пробовал один раз… — начал было Роки, но поник: — Молчу-молчу.
— Да-да, — продолжал ЦРУшник, — под её производство создана целая сеть маленьких заводиков за Уралом.
— Это там, где начинается Сибирь? — проявился познаниями и диктор.
— Да. Как въезжаешь — сразу можно видеть небольшие домики с трубами… м-м-м… Конечно, трудно представить уровень технологий, для этого ими использовавшихся; однако, оценивая совокупно успешность всего предприятия, кормящего весь коммунистический режим…
— А нельзя ли, — снова перебил его диктор, — если производство столь прибыльно, и нам использовать их опыт?
— Можно, но… для этого нужно сырьё — икра, а мы ею не располагаем…
— Так купить у них…
— Это невозможно: она слишком дорого стоит. Баррель нефти из икры в полмиллиона долларов выходит, как мы подсчитали.
— Тогда действительно какая-то загадка получается…
— Вот я и говорю: многое ещё не изучено.
— М-да, — сморщился диктор, но тут же спохватился: — Мы, кажется, немного отклонились от темы. Значит, вы утверждаете действительную опасность для США?
— Это так. Со времён Второй мировой войны эта опасность только увеличивается из-за неуклонно наращиваемого Советами военного потенциала. Время от времени на территории СССР появляются новые объекты, подобные «Суйуз…» — ну, в общем, о котором мы уже упоминали. Но то, чем располагали коммунисты раньше, — ничто по сравнению с ним. Я не стану перечислять все возложенные КГБ на него надежды, а также сообщать секретную пока информацию, однако уже сейчас известен конкретный его профиль. Это — я подчёркиваю — создание оружия массового поражения такого вида и размаха, которого не могли бы представить и в Голливуде.
— Это всё слова, — вклинился снова диктор. — Я сам работал тринадцать недель в
— А это не так смешно, как вы думаете, — поводил бровями «разведчик». — Речь идёт о возможном вторжении вполне реального противника и даже целой войне…
— Это только красивые слова…
— Хорошо. Мы готовы представить строгосекретный материал для немедленного предъявления, — и, продолжительно роясь по карманам, продолжал: — Нам удалось заполучить прямиком из самих конструкторских бюро — а их в целях дезинформации было создано на «Сойузмалтфыилме» не менее
На свет, наконец, он извлёк какую-то бумажку, видавшую виды: местами окаченная не то чернилами, не то почерневшими пятнами крови; с откушенным краем; скомканную не один раз после того, как была уже прожжена насквозь сигарообразным предметом. Было видно: за этот клочок шла упорная борьба.
— О! я вижу, этот документ прострелен! — округлил глаза диктор.
— Да. Нашим сотрудникам приходится иногда по долгу службы рисковать собой, — сказал с нескрываемой гордостью в голосе ЦРУшник и, повертев бумажку, небрежным тоном знатока выдал: — Да, вполне явственно видно, что это отверстие от пули автомата Калашникова.
— Уй, мама-а-а!.. — в ужасе сдавил щёки Дейл.
— Но это не главное. Этим документом открываются многие планы Советов по захвату цивилизованного мира, — и показал содержимое бумажки крупным планом.
— Что там?.. что там нарисовано?.. — засуетился Дейл, но прочие «Спасатели», кто смог оторваться, лишь пожали плечьми, и действие в их глазах продолжало разгораться.
— По-моему, здесь нет ничего секретного: обычный детский рисунок какого-то русского школьника, — глянув в неё и вскинув эффектно брови, сказал диктор.
— Вы забываете, — перешёл в наступление пресс-секретарь, — в России нет ни школ, ни какого бы там ни было образования, стало быть и уровень исполнения данного экземпляра по тамошним понятиям соответствует высокопрофессионально выполненному чертежу.
— О да! да! я понимаю, — врубился диктор и закивал в камеру головой.
— Непрофессионалу понять смысл этого поверхностно оцененного рисунка совершенно невозможно. Но намётанным глазом разведчика я уже вижу, как здесь всё зашифровано. Кроме того, с оборотной стороны дан микротекст.
— Что же в нём сказано? — начинающим волноваться голосом произнёс диктор.
— Если вы готовы это слушать, я начну говорить.
— Конечно: вас слушает вся аудитория.
Гость откашлялся, выдержав небывалую паузу для праймтайм-эфира, и приступил:
— Этот лист из документации проекта
— Но… но… но… — лепетал диктор, — нет ли тут преувеличений?
— Что ж? Читайте сами, — и подсунул тому пресловутый листок.
— Э-э… но я не могу по-русски…
Тогда, не меняя надменно-возбуждённого вида, ЦРУшник на всю страну с замиранием сердца и расстановкой прошептал:
— Настоящее название проекта — «Чебуратор». Тому, кто хорошо знает русский язык, не нужно переводить это слово: чебурировать — значит по-русски валить, ломать, уничтожать; чебурация — это полное разрушение! Чебуратор — вот секретное название того робота, который нарисован на этом листке!
— Я прошу срочного внимания! — не имея возможности привлечь его иначе, как просто замахать руками, с волнующими нотками в голосе проявился диктор. — У нас на связи гражданин с недавних пор США, а ранее сбежавший из «коммунистического рая», сотрудник одной из околопроектных структур, а стало быть свидетель Чебуратора, — Владимир Блоблов!
По экрану прошлась молния, затем оставившая на нём чудаковатого вида человечка, принявшегося, едва дали отмашку, очень быстро говорить с каким-то неизвестным акцентом, да ещё и эмоционально размахивая руками, словно пытаясь этим, подобно вентилятору, сообщить уже выпущенным словам куда большее ускорение.
— Да, да! я видел его! Это всё равно что гора или даже ожившее здание, несущее смерть всем, на кого оно захочет наступить! Перед ним ничто не может устоять: он способен шагать через стены, через мосты; может зарыться в землю и год не вылезать, а потом одним движением выпрыгнет и взмахами огромных ушей взмоет в самое небо! А оружие, которым он обладает, настолько мощно, что его до сих пор рабочие боятся монтировать, и всего только из опасений, что оно может случайно разнести весь цех! Их — почти всех — из-за этой стачки коммунисты немедленно расстреляли, но всё равно страх перед этой махиной гораздо хуже банальной смерти!!!
Его голос оборвался так же резко, как и впервые ударил по ушам, и кадр не замедлил возвратиться обратно в студию. Понимающе в нём диктор качал головою и поглядывал испытующим взглядом в сторону гостя.
— Это полностью подтверждает наши опасения, — сразу же начал энергично тот. — Как видно, мы бессильны перед этим монстром. Ни армия, ни флот, ни авиация, ни морская пехота Соединённых Штатов не располагает средствами для нейтрализации подобных видов нападения.
— А как вы думаете, на какой стадии разработки находится этот Чебуратор?
— Возможно, что он уже близок к завершению, и, знаете, что-то мне подсказывает, что не в единственном экземпляре.
— Угу. Я понимаю так, что вам нечем обнадёжить честных граждан Америки?
— Да. Это пока всё, что нам известно.
— Тогда всего вам доброго, господин пресс-секретарь.
— До свидания.
— А у нас ещё одно включение: налажена прямая связь с приёмной военного министра СССР.
На экране появился какой-то мужик с нечёсаной бородой по пояс и в лихо заломленной ушанке с огромной тряпичной красной звездой.
— Ничего мы не можем знать по этому вопросу, — начал он сиплым голосом, оторвавшись на секунду от курения самокрутки. — Я вот насчёт короладского жука хочу сказать…
Экран резко взмелькнул, и вновь на нём образовался прилизанный диктор.
— Как видите, от Советов никогда нельзя было добиться правдивой информации. — И он выдержал значительную паузу. — Теперь всё, что может интересовать добропорядочных граждан, — это на какие шаги пойдёт Пентагон, чтобы защитить всех нас от этой навязшей в зубах Империи Зла.
По телевизору пошла реклама — новости кончились. Чип, приложив усилие, сглотнул; «Спасатели» в унисон выдохнули.
— Теперь ты видишь, как бывают страшны новости? — прошептал командир.
— Чо? нормальное кино… — надулся Дейл.
— Балда! Это же всё взаправду!!!
Ещё одна пара прошедших дней ничего не изменила в жизни «Спасателей», уморившихся вконец от беспробудного безделья. Временами среди напущенной хандры появлялись силы, но и те растрачивались на ещё более дурацкие выходки, едва ли способные занять внимание долее получаса. И не видно было краю этому беспреступному беспределу.
Чип теребил в лапах карандаш. Карандаш теребился в его лапах. Так можно было убить минуту, ну пять, но никак не час, в течение которого замусоленная письменная принадлежность перестала подавать признаки жизни.
— Совершенно невозможно работать! — командир треснул кулаком по столу. — Где тут быть работе, когда ничегошеньки не происходит! На кой чёрт нужны те же банки, когда их никто не грабит?! А?
Но карандаш ничего не отвечал: наверное, был занят своими мыслями. Чип принялся расхаживать по комнате, машинально хватаясь за всякие предметы и расшвыривая их без всякой жалости, пока не схватил было удачную мысль, но та выскользнула, словно золотая рыбка со сковородки, и оставила бурундуку лишь одно голое напряжение мозга. Тот грязно выругался и на всякий случай отряхнул лапы. Деградация была налицо: как и любой другой, не привыкший растрачивать время впустую, он бесился и недомогал, а сосредоточиться мог только на доли секунды, по прошествии которых ещё какая-либо вещь вылетала в окно. Да и вообще он, фигурально выражаясь, находил себя беспомощным тогда, когда никому не требовалась его помощь. Казалось, попадись кто ему в эти минуты под лапу — убил бы. О чём он думал сейчас, глядя на карту города? Разразится ли проклятьями в адрес Дейла, уже пририсовавшего к ней на затянувшемся досуге синюю рожицу?
— А действительно, — сказал себе Чип. — Ну какого чёрта ты тут висишь, негодная? — И карандашик пригодился очень кстати.
— Чип! — мгновенно раздался сзади Гайкин окрик. — Ты тут карты портишь, а стол давно накрыт, между прочим.
— Да я… не я… я не… да не…
— Ну не хочешь — как хочешь. — И она скрылась за дверью.
Это было невыносимо. Чип хватил об пол карандаш и выбежал на улицу.
Было ещё светло, и рабочий день у уважающих себя граждан затягивался до пугающих пределов. На улицах было свежо, и чем веселее был раздававшийся отовсюду смех, тем более съёживался в своей осунувшейся мимике командир никому не нужных «Спасателей». Спасать явно было некого.
После пятого поворота показалось свежевыкрашенное крылечко. Звякнул колокольчик на двери, и вошедшего Чипа объял наваристый дух рыбных консервов.
— Здравствуйте, мистер Чип! Как… привыкаете к новым условиям? — бывший за хозяина кот по случаю даже вышел из-за стола и осклабился навстречу бурундуку улыбкой делового человека.
«Играет, — подумал Чип. — Но доиграется…»
— Добрый… гхм-м-м… день, Мепс. А… а… погода ли, не правда ли, хорошая?
— Да, — отвечал тот со знанием дела. — Вы знаете, она вообще у нас всегда хорошая… э-э-э… благодаря удачно расположенному городу. Это было известно ещё в прошлом веке. Однако и вы и я это отлично знаем, не так ли?
— Ваша правда: день отменный и город в прошлом веке… — пытался улыбнуться бурундук, хотя по всему было видно, что противней дня ему не сыскать.
— А что органы такими днями делают? — лукаво осведомился кот.
— Что? Работают, — ответил Чип после краткого раздумья. — Отрабатывают.
— Ну-у, не подумайте, это я так спросил. Нам нынче без интересу. Честный бизнес — вот форма нашего развития. Вы, кстати, не по части поставок зашли?
— Да, конечно… Нет! Что-то я сегодня не уполномочен…
— Это ваше право — быть клиентом или нет, но если выберете нашу фирму — думаю, босс не откажет вам, — он хитро улыбнулся, — в солидной скидке. По старой-то памяти…
— Всенепременно…
— …Могу обещать до двадцати процентов…
— Да-да… — начал отмахиваться бурундук.
— …До января у нас действуют особые цены…
— Как пишется: щёт или щот? — послышалось сзади.
Чип обернулся: в сторонке Крот, не обращая ни на кого внимания, усердно набивал одним пальцем на машинке.
— С-чёт, коллега, — назидательно промолвил Мепс.
— Нижайше благодарю, — без тени ёрничества ответил тот и дал с треском абзац.
— Так и работаем, — обобщающе развёл лапами кот перед тучнеющим до состояния грозы Чипом. — Но ваш визит нас очень порадовал. Приходите ещё. Всегда вам, верите ли, рады.
Снести того не смог бы и последний терпимец:
— Что ты тут ваньку валяешь?! — вскричал рассерженный донельзя Чип. — Колись, что вы тут против правосудия замышляете?
— Помилуйте…
— Не увиливай! знаем вашу природу преступную! — и, схватив его за грудки, прижал к стене.
— Вы… вы… совершаете насилие!.. — В глазах Мепса сверкнули неподдельные слёзы.
— А-а-а! уважаемый «Спасатель»!.. Пришли навестить, так сказать… А я думаю, что это за какой-то знакомый голос! — Вышедший из кабинета Толстопуз, весь припомаженный, в новом бизнес-халате, чуть не распростёр объятья; выждал, умилённо глядя, пока Чип не оставил Мепса в покое, и с особыми нотками в голосе буквально запел: — Прошу не отказать в подарке от фирмы: первую партию — три дюжины банок — совершенно бесплатно!
На это Чип завертел головой, точно испуганный; заткнув уши, проорал:
— Не-ве-рю!!! — и быстрее пули вылетел на улицу.
Оставшийся без клиента Толстопуз обратился, теребя ус, к потолку:
— Хм-м… может быть, не стоило так сразу огорошивать такими выгодными предложениями? Всё-таки бизнес — тонкая штука. М-да. Как оказалось…
— А «консерводобывающий» как пишется?
— Посмотрите, в самом деле, в словаре. Он от вас по левую лапу. Да, учитесь работать, Крот.
— Босс! не знаю, как выразить вам свою благодарность…
— Принимаю без ограничений, — улыбнулся кот и обернулся к заместителю. — Мепс, не плачьте. Пожалуй, повышу я вам доплату за вредность работы с особо ценной клиентурой.
Кажется, это было воскресенье — день уже чудный тем, что вставать можно было к полудню, неспешно одеваться (сначала перепутав с изнанкой, потом, желая исправиться, и вовсе запутаться лапами и головой в недоодетой до конца одёжке) и небрежной походкой выйти в свет, чтобы, нарушив вдобавок все нормы общежития долгими занятиями туалета и душевой норы, наконец промолвить сакраментальное: «А что у нас на завтрак? Как??? его ещё никто не приготовил?!..»
Утро, какое бывает за окном регулярно, давно кончилось, и еда была съедена, и желудёвый компот, выплеснутый в результате неудачной работы локтями, вытерт со стола. Надо было что-то делать. Делать что-то ещё.
Чип стоял задумчивый, пока в комнату не вошёл Дейл. И не без шуток, надо сказать, сколько бы его не уговаривали.
— У-у-у-у-у-ук-р-р-р! — прогремел он достаточно воинственно, выйдя с большим ведром на голове.
И стоит заметить, оно ему очень даже шло вместо головы, но командиру было не понять слишком тонких для него шуток.
— Только тебя и ждём. Почему тебя вечно надо разыскивать?
— Чего, не слышно было? — заурчал Дейл, снимая ведро. — Я же кричал: «Я Чебуратор-р-р!»
— Слышно-слышно, — постучав по ведру, невозмутимо ответил Роки.
— И чего, не страшно?
— Поставь его в сторону, — раздражился и без того напряжённый командир. — Мы вылетаем на пикник.
— Зачем это? — сконфузился Дейл.
— Чтобы отдыхать!
— От чего?..
Чип задумался: это был самый необдуманный план во всей его обширной практике.
— Ну-у… хотя бы потому, что сегодня воскресенье.
Прочитав взгляды окружающих, Дейл тут же отложил ведро.
— Да я не против, но…
— Двадцать секунд на сборы!!! — взревел командир.
— Есть, сэр… — передразнил его Дейл, когда тот отвлёкся на Гаечку.
— Ребята, давайте сначала новости досмотрим! Что, в самом деле, за скорость? — протянула она из другого конца гостиной.
— Новости… — Чип отмахнулся. — Да что там может такого быть? Иди: тебе ещё моторы разогревать.
— Нет, Чип, правда! Сейчас показывали какое-то бурление в заливе…
— И что? — закатил глаза бурундук.
— …оно перемещается к Манхеттену — и я подумала… может, опять какие-то проделки Нимнула, вроде гигантского кипятильника для выпаривания океана? — Гаечка сверкнула былым огоньком в глазах.
— О! Ты же знаешь, что он сейчас копает свои грядки на ранчо. После того как получил грамоту за самую большую репу штата, ничто его так не занимает, как реальное признание таланта.
— Гаечка, дорогая, идём уже! — теперь Роки встал перед ней. — Хотя бы Вжик наконец впервые за месяц ощутит наслажденье полёта.
— Ладно; что ж? — вздохнула мышка. — Но я хочу заметить, что мы напрасно пропускаем новости.
— Псс… Как командир, я беру всю ответственность на себя, — не задумываясь выпалил бурундук. — Ну и куда опять девался Дейл?
Через некоторое время и без примечательных событий им удалось-таки собраться и сесть в самолёт.
— Боязно… — промолвила Гаечка, касаясь штурвала, порядочно покрытого пылью.
— Вот и будет, наконец, хоть кому-то занятье, — ответствовал Чип, которому следовало бы прежде позаботиться о повязочке камикадзе.
— Боязно оставлять родной город без дежурного «Спасателя», — договорила мышка, когда уже выровняла курс над деревьями; на что Чип холодно заметил:
— Да что там может ещё случиться? Мы никому не нужны…
Полянка, на которую они опустились, была давно им известна. С неё открывались достаточно далёкие виды, чтоб в стремлении взглядом достичь иную цель можно надолго было отлучиться от любой мысли, даже очень надоевшей и вглубившейся в самую сердцевинку мозга. Именно этого чудодейственного средства так желал бедняга Чип, и несмотря на долгие окликивания, что, дескать, нечего прохлаждаться и изображать из себя Наполеона, когда другие пытаются создать на поляне минимальный комфорт; несмотря на унесённую ветром шляпу; несмотря на то что давно потерял все зрительные цели, расплывшиеся в одно большое пятно — несмотря ни на что — он всё ж таки смотрел и смотрел, смотрел и не мог отвести взгляда.
— Я всё думаю, — расслышал он нежданно рядом, — чем ещё можно так долго одним заниматься?
Чипу не было сил вырвать себя из плена далёкого горизонта, но и голос тот не сдавался ничуть:
— Помню, как-то я делала трёхфазный ускоритель уже не помню чего — и застопорилась на какой-то безделице вроде невозможности блочного экранирования эпсилон-излучений в условиях сверхнизких температур — так, знаешь, я и то просекла это за полчаса и вот так, как ты, глупо на свою неудачу часами не глядела.
Реакции не было никакой.
— Нет, ты, конечно, как всегда, меня не послушаешь…
Бурундук повёл бровью.
— …но мы так долго ждали этой минуты, мы боролись за это, мечтали… И вот, можно уже сказать, достигли цели нашей деятельности…
— Какой? — истомлённо выдал бурундук и, сделав усилие, обернулся. — Какой цели? — Возле него была Гаечка, он знал это и потому стеснялся более естественных в ту минуту выражений.
— Нашей… — она сама смутилась. — Разве ты не мечтал побороть преступность? И мы её победили! Ведь праздник! — и блеснула боязливо белизной зубов.
Чип отвернулся.
— Чи-и-ип! ты хмуришься — значит ты неправ! — пыталась она его разбудить, но всё безответно. — Или… я тебе чем-то не угодила? Так я пойду…
— Да нет! всё не то…
— А что же? Нам неловко без тебя праздновать…
— «Праздновать»!!! — он съязвил, не стесняясь теперь. — Да что нам с того? Я и минуты не думал, что она когда-то может закончиться, преступность эта.
— Но мы же…
— Вы же! Вы, смотрю, прекрасно себя чувствуете, и всё равно вам, что стали мы бесполезны… Каждый день брать от жизни всю полноту ощущений могут только живущие реальной жизнью! понимаешь? А что мы? Остаётся лишь смотреть кино, — он скривился, — детективчики…
— Я тебя не узнаю, Чип!
— Потому что не бывало с нами ещё такой беды. А ты говоришь: праздник!..
Гаечка поникла.
— Зачем же ты нас всех сюда привёл? зачем эти песни на воздухе, твоё любимое попкорновое варенье? — она всё ещё ничего не понимала.
— Это… — сказал он, помедлив, — для вас. Хотите — веселитесь, а я…
— Что, Чип?
— «Спасатели» больше не нужны, а командир им — тем более.
Только до того момента Гаечка хотела сделать какое-то движенье, а теперь её лапки, без нужды замершие в нём, беспомощно повисли.
— А ты как себе представляла конец «Спасателей»?
— Я не пре… представляла никакого конца! — в ужасе она отшатнулась.
— И вот он наступил, — произнёс Чип с вымученным спокойствием. — Отпразднуем — и разойдёмся навсегда, потому что исчезла отныне та малая… Ну, в общем, нет у нас ничего общего. А та мал… малая возможность быть рядом с тобой… — Дальше у него сорвалось дыханье.
— Не поняла, к чему…
— А? Та-ак, — замахал он лапами, — не слушай мои пустяки!..
Остаток вечера он изображал радость и до того разошёлся, что позабыл о свалившемся несчастье; веселился как никогда; завёл всех до отключки и того состояния, когда необходим пластырь для залепления лопнувшего от смеха живота. Никто даже и не подумал о том, что надо бы возвращаться, и уж, припозднившись с обратным вылетом, решили остаться на ночь и ещё немного поколбаситься, придумывая всё новые игры для безразмерного оттяга. Когда силы уж отказали, «Спасателям», развалившимся у костра, долго не давал уснуть Дейл, выстукивая на зубах мелодию собственного сочинения; но более всего потрясла жалостливая песня о девчонке, забывшей свою расчёску у одного парня, которую не хотел потом отдавать. Где Дейл набрался такого репертуара, не знал даже Чип (хотя вполне чётко себе представил, как при первой же ближайшей уборке найдёт эту самую расчёску спрятанной под их же кроватью), но былые мысли с удвоенной силой захватили его голову, потому что кровать эту он, скорее всего, и не увидит боле. А Дейл вовсю напрягал связки, повторяя припев за восемнадцатым куплетом, а сам то и дело поглядывал на Гаечку, которая весь вечер и с особенной грустцой смотрела отнюдь не на него.
Под утро безмятежный сон был нарушен поднявшимся ветром и мелким морошением дождя. Сонные «Спасатели» едва перебрались в самолёт, благо незадолго до описанных событий у Гаечки дошли лапки до возведения убирающейся в нём крыши, при закрытии которой мало кому не прищемило лапы. Далее полудня проспать не удалось: биологические часики упорно били в желудок и сакраментальная фраза про никем не приготовленный завтрак регулярно висла в воздухе. Однако вся еда была съета ещё вчера, почистить зубы можно было только о соседнее дерево, а вести самолёт домой в состоянии крайней заспанности справедливо представлялось самоубийственным. И весь день до следующего, что был проведён внутри самолёта из-за мерзкой погоды, казался нестерпимо отвратным не только по причине проведения не в меру весёлым прошлого дня. Чип подумал, что не стоит сегодня объявлять о самороспуске «Спасателей»: «Завтра, всё завтра», — и затяжным зевком утвердил эту мысль.
— Может, включим радио? — с тоски промолвила Гаечка.
— Хочешь — включи, — равнодушно ответил Чип.
— Ну, это я так сказала…
Дождик тюкал по крыше, просачивался сквозь неё аккурат над Чиповой головой, образуя озерцо на его шляпе, а оканчиваться и думать не хотел.
— Чипс, а Чипс?
— Отстань.
— Гы-ы, гы-гы!
— Что ты мог найти весёлого в такое время, Дейл? — со вздохом спросил Рокфор.
Тот шушукнулся с ним, и Роки нахмурился ещё сильней:
— Смешней некуда… Чип, глянь наверх: тебя заливает.
— Гы-ы, гы-гы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы! — взорвался Дейл последним НЗ смеха, когда Рокфорова забота, посредством закономерного чиповского вскидывания головы кверху, обратилась в волну той самой поднатёкшей воды в его шляпе — и моментально всё озерцо выплеснулось на сидевшего позади мыша, накрыв его с головой.
— Спасибо, дружище…
— Чего такое? — обернулся Чип, не поняв происшествия. — Да это тебя заливает: вон весь мокрый!
Надолго мыш приобрёл бессильной немоты и сидел, глупо моргая; да лишь с жужжанием смокшихся крыльев вышел из этого состояния: Вжик уже давно плавал в луже за сиденьями.
— Эх, братец, угораздило ведь тебя… — Он пытался вытащить его оттуда, но на это мух живо отбрыкнулся, поправил на голове резиновую шапочку и перешёл с брасса на баттерфляй.
— А-а! так бы и сказал… — убрал лапы Рокфор и, вернувшись в прежнее положение, отчётливо вывел: — Мимолётно кажется, уходит нужда в советах и помощи старого слепого мыша…
— А ты только заметил? — с некоторой издёвкой в голосе промолвил Чип. — Только проецируй этот принцип на всех — и получишь наше ближайшее будущее. — Он размял пальцы, точно собирался ударить по клавишам фон
— Три мёртвых петли — и у родного дуба? — глянула на него недоверчиво Гаечка.
— И с закрытыми глазами! — всегда готовый к тому Дейл, держась сзади, и правда закрыл ей глаза.
— Смотри по погоде, командир! Расшибёмся в лепёшку, — сказала она, пытаясь освободиться от Дейловых лап.
— Что — погода!.. — выглянул Чип в окно. — Дождь вроде прошёл, а это…
Внезапно почудилось, как дерево, стоящее одиноко недалече, поклонилось ему, и не могло так быть, что от ветра. Бурундук вгляделся сквозь влажное стекло: за окном установился самый штиль и не колыхалось ни травинки, а это дерево словно подмигивало, двигалось плавно и отдавало цветом в синь. Никто из «Спасателей» и не заметил, как волосы под шляпою Чипа пришли в движение; сам он упёрся носом в стекло и увеличенными зрачками ловил движения листвы, всё больше обнажавшей на дереве несвойственные синие отростки, пока всё дерево полностью не осинилось ими. Оно волновалось, ходя из стороны в сторону, тянулось к Чипу ветвями, преисполненное неведомого желания, и подрагивало концами уже не пиявочных отростков, а хорошо видных и совершенно резиновых жгутиков.
— Чип! — потрепали его за плечо. — Ты что замер-то?
— Дерево… — едва и мог произнести он.
— Хе! мне бы такое зрение, — фыркнул Дейл.
Командиру не сразу послышался гул моторов и серые тучи воссоздали перед ним картину неба. Он глянул вниз, на землю. По узнанной бегло местности можно было предположить, что в полёте они были уж не менее пятнадцати минут.
— Нехороший знак, — сказал, поморщившись, он, — дурной.
Последующая четверть часа прошла в дружном молчании, ибо сну не терпелось дать «Спасателям» заслуженный отдых, пусть и не дотянувшим ещё до тёплых постелей. Был момент, когда Гаечка попеняла себе на то, что напрасно для красоты обила штурвал мягким бархатом, потому что так и хотелось ей положить на него голову; и даже раз поймала себя на мысли, что сладко на нём дремлет. Очень догадливый автопилот включился сам, и жалел теперь лишь о том, что не может накрыть мышку одеялом.
— Фу-у!!! Дейл! — вскинулся Чип, неожиданно проснувшись.
По пробуждению «Спасатели» начали синхронно зажимать носы. Чип махом распахнул окно, но ворвавшийся внутрь воздух заставил задраить его и припереть для верности плечом.
— Ну-у, чего тебе? — ехидно вякнул Дейл и обменялся с Чипом взглядами. — Как будто это я!
— Понял уже! — не отнимая лапы от носа, ответил командир. — Но что это?!
— Глядите внимательнее, парни: мы в каком-то тумане, а не облаках.
— Нет, Роки, это дым! — воскликнула Гаечка.
— Пожар??? — осенило Чипа.
Кругом, кроме сплошной пелены дыма, разобрать чего-либо было крайне трудно: только случайно мелькали обрывки очертаний приближающегося города и просвечивалось сквозь дым солнце.
— Ты сможешь найти нашу посадочную площадку, Гаечка? — спросил командир.
— Надо спуститься пониже: там и дыма меньше должно быть.
Самолёт нырнул вниз всё равно что камнем и, уже землёй, как ласточка, понёсся по направлению к парку.
— Странно, — удивилась Гаечка, когда включённый телевизор ничего не мог выдать кроме ряби, — как же мы узнаем, что случилось?
— Надо лететь и смотреть, — устало ответил Чип и положил на столик закопчённую в дыму шляпу.
Дейл не смог тут удержаться от комментария по поводу смешно выделявшегося чистотой кружка на Чиповой голове, исключая уши: «Спасатели» будто только вот вышли из забоя, до того были черн
— Кто бы знал, как мне хреново… — сказал Чип вышедшей из душа мышке, протягивая ей новообнаруженный синий жгутик.
— И не говори! — бросил быстро заскочивший вперёд него Дейл и затворил за собою дверь в душевую нору.
— Что это с твоим животом? — спросила Гаечка и поспешно взвела обратно отпущенную уж было ручку тормоза шасси.
Дейл выждал угасания внутренних колебаний после заваливания себя внутрь корабля и, словно боясь раскрывать широко рот, ответил:
— Вода.
— Что: вода?
— Внутри.
— Да это не бурундук, а один большой желудок! Не бурундук — пузырь! — произнёс поражённый Рокфор, пальцем проверяя плотность раздувшегося Дейла, отчего тот, теряя объёму в животе, увеличивался в щеках.
— Ну и зачем ты обпился воды перед полётом? — вздохнул Чип. — Не видишь? в самолёте и так полно всякого балласту.
— Ну-у… огонь тушить. У нас же пожарный самолёт!
Несколько секунд мимолётной прострации — и волна негодования прошлась по летательному аппарату, хотя в словесную форму так и не определилась. Наконец, командир нашёлся. С трудом подбирая слова, чтобы не сорваться на крик, он сквозь зубы процедил:
— В городе неизвестно что творится, а он со своими дурацкими штучками! Хоть бы Гайку постеснялся! — и, грозно поднявшись со своего места, добавил: — А ну, марш дома опорожняться!!!
— Не-е-е. Вдруг это Чебуратор приехал и пожаров бомбами назажигал?
— И что? — с мотком головы сказал командир, вплотную подходя к надрыву.
— Когда с русскими война, заходить в туалет очень опасно! — был ответ.
— А-а-а! Держите меня! Сейчас я его сам спущу! — Чип подскочил выше спинки и бросился на задний ряд, но был остановлен Рокфором.
— Чип, не пыли! Я его сам откачу, дружище.
— В самом деле. Он же ничего такого не делал… — вставила слово Гаечка, но тут же, потупив взгляд, исчезла за сиденьями.
Ещё через полчаса после того, как Роки закатил круглого Дейла на крыльцо и далее по ступенькам внутрь, не происходило на дубу ничего нового. Самолёт, распёкшись на выглянувшем солнце как сковородка, пустовал; Чип, лёжа под его крыльями, шептал что-то тихое Гаечке; Вжик метался между площадкой и домом, высматривая появление долгожданных друзей — но возвращался всё более хмурый, и как только приближался к самолёту, тотчас Гаечка поспешно выискивала новую неисправность крыла, о чём, как-то глупо улыбаясь, докладывала и без того заморенному муху.
А пожары вовсю разгорались: стали доноситься первые чёрные бабочки пепла. Спокойствию не содействовала ни одна из них, порхающих уже всюду; одна, видно самая смелая, присела Чипу на нос и была неистово смахнута.
— Нет, это решительно невозможно! — не вытерпел Чип и, пытаясь резко встать, по случаю саданулся головою о крыло. Крыло крякнуло и пошло трещиной.
— Ж-ж-ж-ж-ж? — спросил Вжик.
— Да, малыш, ещё одна неисправность… — вздохнула Гаечка.
— Эй, вы, там, наверху!
— Чего? кто там? — свесился Чип головой и увидал внизу Крота.
— А чего это вы тут делаете?
— Да как тебе объяснить! — Голова опасно раскачивалась.
— Мне неудобно вас просить, но… можно воспользоваться вашим самолётом?
Голова мгновенно пропала.
— Эй! — кричал Крот. — Вы же лететь собираетесь — возьмите меня!
— Ты чего-нибудь понимаешь? — спросил Чип Гаечку, но та была в ещё большем недоумении.
— Эй, я же знаю про ваш самолёт!
— А что случилось? — вновь показался головой бурундук.
— Вы что, ничего не слыхали?.. А ещё «Спасатели»! Проспали, как всегда, что ли?
— М-м-м… Чего ругаешься? прямо сказать не можешь, что случилось?
Крот развёл от удивления лапами:
— Да оглянитесь же вокруг: города больше нет! все разбежались кто куда…
— Чего он там мелет??? — Чип сызнова и с повторяющимся успехом переглянулся с мышкой.
— Куда же он делся? — показалась и она.
— Дак… э-э-э… Вы что, дурачками притворяетесь? — Крот не удержался на ногах и грузно сел на землю.
Сзади к самолёту вышли после часового отсутствия Рокфор со светящимся от неземного облегчения Дейлом.
— Ну, летим? — сказал последний, придерживаемый мышом, дабы из-за своего полётного настроения не взмыть самому в воздух.
— Там, — показывая пальцем вниз, сказал Чип, — один тип в пассажиры напрашивается. Говорит странные вещи: тронулся, наверное, бедняга…
— Ну, подкинем до больницы. Что за вопрос? — сказал Роки. — Уй! да это Крот!
— Тебе куда лететь-то? — крикнул Чип вниз.
— Куда и всем: в аэропорт.
— Лезь тогда наверх, если сможешь.
Но Кроту очень хотелось жить, и он употребил всё своё проворство, чтобы управиться с восхождением по стволу за семь скорых секунд.
— Добро пожаловать, честный гражданин, на стартовую площадку «Спасателей»! — поднатужась для втягивания Крота на горизонтальную поверхность, сказал Роки.
— Так что ты там говорил про город? — молвил Чип.
— Будто не слышали, — Крот стряхнул лапой пот, — ничего о Чебураторе!
«Спасатели» напряглись, силясь сопоставить всё в своём мозгу.
— И что, что??? — давил «спасательский» командир.
— Ну, вон гляди, что от города осталось, — и указал в его направлении.
Там где-то, через значительное пространство, за деревьями, виднелись массивы зданий, затянутые сплошным дымом.
— Спа-са-те-ли-и-и-и-и!!! — заорал истошно Чип.
— Что? что такое? — всколыхнулся притворно в возбуждённом ожиданьи Рокфор.
— А что ещё может быть? — пробудившейся бодростью голосил тот, и все, подхватив мало что понимающего Крота, устремились бегом к самолёту, долго разносясь гулом спаянных голосов по разрушенному городу: — Вперё-ё-ё-ё-ёд!
— Это ты, Дейл, во всём виноват! — воскликнул Чип, когда вид города предстал пред ними во всей раздолбанной красе. — Из-за тебя вечно опаздываем! — и ликование в его душе от настоящего дела смешалось с ужасом произошедшего; Дейл был в большей подавленности и ничего пока не отвечал.
— Да что там! — махнул лапою Крот, — это ещё в воскресенье началось.
— Помнишь, Чип, то воскресное бурление в заливе? — молвила Гаечка.
— А говорите, что ничего не знаете! — продолжил Крот. — Там полгорода сбежалось смотреть на это бурлящее чудо; радовались все непонятно чему как дети, а потом из вод оно и вылезло и шагнуло на причал…
— Какой он, этот Чебуратор, из себя? — сказал Чип, пытаясь уйти от неприятных дум по поводу того, чья же на самом деле была вина в упущении сего бедствия.
— А рули прям на грохот и скрежет — не промахнёшься. Очень громкая махина. Идёт напролом и всё рушит.
— Я не понимаю: а где войска, доблестные защитники родины? — спросил Роки.
— О! — усмехнулся криво Крот. — Там где-то валяются кучкой. Пытались его остановить. Всё до того момента показывалось в прямом эфире. Потом началась паника и те, кто успел скрыться, спаслись. А в городе сейчас никого нет. Как и самого города.
Крайне трагичная и долгая пауза рвала всем душу в самолёте; даже Вжик тихо плакал, сидя на коленях у Гаечки.
— Крот! — прервал молчание Чип.
— А-у!
— А ты чего остался? Бросили-то тебя подельники?
— Не-а. Меня Толстопуз в парк послал за валерьяной. Кто же знал, что всё так кончится? Я для босса старался, чтоб он поспокойней был, а то эти события его совсем из колеи выбили.
— Страдалец!.. — шикнул сквозь зубы Дейл.
— Зря вы так, — обиженно сказал Крот. — Нам-то что, а он весь бизнес потерял. А там как врагов не кляни — делу ничем не поможешь. Война не шутка: куда бы от неё бежать? Я вот за корнем валерьяновым и пошёл, потому что кто кроме меня в корнях что понимает?..
Повсюду виднелись руины; осмысленные черты домов, ряды былых вертикальных линий и прочей рукотворной геометрии набрались изящества средневековых развалин и повторялись хаотическим нагромождением, казалось, до самого горизонта. Всё было словно переезжено-перепахано безразмерным плугом и засеяно крошечными для великана автомобильками.
— Дейл-Дейл… — вторил себе Чип.
— Чего опять я?!
— Сколько теряет человечество, а вместе с ним и мы, от твоих дурацких штучек!
— Чего я-то сделал?
— Сглазил — вот что! Поминал его через каждые пять минут — вот он и явился!
— Что я, усилием воли его привлёк?
— Объективно говоря, такое возможно, — кивнула, соглашаясь, Гаечка.
— Тогда я буду сидеть и говорить: «Чебуратор, уходи! Чебуратор, уходи!»
— Поздно, дурачок!.. — сверкнул глазом Чип и отвернулся. — Кто всё это восстановит?
Внезапно волною звука, вызванной невероятно громким скрежетом, самолёт подбросило и повело в сторону. Гаечка насела на штурвал и еле вывела машину на прежний курс.
— Можно я не буду смотреть? — протянул Крот и загородился лапами.
— Это он? — не решаясь ещё посмотреть вниз, спросил Чип.
— Самый! Давайте смотрите и скорей в аэропорт. Надо застать Толстопуза.
Представшее взору зрелище нимало не напомнило бы «Спасателям» могучего робота-трансформера, как рисовали они его себе в воображении. Да только кожица на лбу заходила вверх-вниз от реальности чувств, им нагоняемых. Издали он и правда походил на гору, но, приближаясь, формы его становились явнее и нелепее, что, впрочем, выдавало в нём подозрение на некую потаённую функциональность, не вполне ясную инженеру, приобретшему образование в США.
— Э-э-э-э-э-э… — выдал гортанью командир «Спасателей», видя, как Чебуратор расширял себе просеку через квартал в те районы, докуда ещё не добрался.
Тёмно-бурая расцветка Чебуратора не скрывала ярко-красной, но порядком запылённой звезды на его животе. Более всего выделялись уши, сделанные на манер огромных тарелок, и даже казалось, что он по-другому и не мог передвигаться, кроме как балансируя своими гигантскими ушами, ибо ножки его были настолько малы, что с высоты полёта их не было видно вовсе. Крохотные лапчонки Чебуратора тоже могли бы вызвать снисходительное умиление, если б не чудовищных размеров серп и отнюдь не меньший молот, которыми он без остановки орудовал, расчищая себе проход. Грохот стоял необычайный, что сводило уши.
— Допрыгались… — выдохнул Рокфор.
— Знакомый райончик, — оживился Дейл. — Вон «наш» полицейский участок!
— Правда радостно? — заглянула ему в глаза Гаечка, и тот смутился.
Действительно: мелькнула по левому борту вывеска и торчащий полосатый флаг, тут же на котором Чебуратор показал остроту своего серпа, скосив попутно ещё пару деревьев и ряд уличных фонарей одним взмахом; после чего, как жнивец уставший от работы, отёр со лба пот и поставил молот рядом. Что оказалось под ним — всё было безжалостно расплющено.
— Это была машина Спинелли… — сбивающимся голосом произнёс Чип.
— Да всё равно у ней уже фара была разбита! — всё ещё пытался защищаться Дейл, но, словив грозные взгляды, молча углубился в сиденье и долго не отсвечивал.
Тем временем «спасательный» самолётик подлетел совсем близко, и Чебуратор, скрипя несмазанной шеей, обратился к ним головой. «Спасателям» предстояло испытать редкий ужас: чебураторную рожу украшала огромная, нарисованная во весь рот улыбка, устрашающая при полном безумии его глаз. Было хорошо видно, как он подёрнул носом.
— Он нас заметил! — вскрикнул Чип, и машинально хотел выдернуть у Гаечки штурвал, чтобы быстрее увести корабль в сторону, но не удержался, когда в ту же секунду жуткий грохото-вопль потряс округу, — и самолёт откинуло.
Чебуратор стал в боевое положение, поигрывая своими рабоче-крестьянскими орудиями. Не видя того, Крот почуял, что под ним мокро, затрясся весь, но глаз не открыл. Никто в самолёте и не понял того, что произошло: только звенящий удар, свист — и самолёт на значительном уже расстоянии от прежнего места. Со стороны же было бы видно, как монстр прихлопывал ушами надоедливого комара, едва к нему подлетевшего и потоком воздуха отброшенного. Сей комар летал невозможными траекториями, прежде чем мышке удалось найти горизонт и сообщить машине правильное положение.
— Гляди, он гонится за нами!
— Дейл, ты уже тут всех… — не успел договорить командир, как сам это заметил.
— Как он нас может различить? — недоумевала Гаечка, то и дело меняя вираж, один другого круче, лишь бы не попасть под удар немереных ушей. — Что у него за система наведения?
— Гаечка, солнце моё! не отвлекайся, ради всего святого! — молил её Роки.
— Я делаю всё, что могу, — отвечала она, когда очередной удар раздавался за спиной и корабль относило в случайном направлении.
Наконец Чебуратор устал и отстал, что было встречено с бесподобным ликованием. Напоследок он погрозил в сторону самолёта попеременно обоими своими зловещими инструментами и направился обратно, передвигаясь не столько ногами, сколько работая серпом и молотом то как костылями, то как лыжными палками.
— Чудной, однако, парень… — сказал Крот, решивший от навернувшейся радости спасения чуточку раньше раскрыть глаза, за одно украдкой прощупывая мокрое сиденье под собой.
— Странно это… Зачем он за нами, крохотными, гнался? — задумалась мышка.
— Потому что мы представляем для него опасность! — нисколько не сомневаясь, сказанул Дейл, слезая с колен Рокфора.
— Особенно ты… — добавил мыш и размял натёртую цепкими бурундучьими лапами шею, когда она наконец была ими отпущена.
В аэропорту творилось что-то неописуемое: как будто после безжизненных просторов необитаемой пустыни попадаешь с головой в муравейник, где только что родилась миллиардня новых муравьят. С высоты не находилось различия в заезженном сравнении людей с муравьями: даже в том, что точно так же, как и у муравьёв, ни у кого невозможно было различить выражения лица, проходила эта общность. И что выражала эта беготня внизу, гул и крики? По всему читались следы большого переполоха, вызванного детским интересом мальца, расковыривающего палкой их ненадёжный муравейник. Разве смог бы он различить их перекошенные ужасом лица?
Самолёты взлетали и садились один за одним беспрерывно. Никто не соблюдал правил. Никто не мог уследить за своим багажом, и груды брошенных чемоданов заслоняли проход тем, кто ещё не успел отчалить. Толпа была всюду, только на полосу боялись выходить; но едва очередной борт совершал посадку — толпа уже рвалась к нему и лишь после пропихивания внутрь и силового занятия мест узнавала равнодушно, куда он собирался лететь дальше.
— Ну и как ты хотел тут кого-то найти? — осведомился потерянный Чип.
— Не знаю, — отвечал Крот, подпрыгивая при посадке выше остальных, — обычно так случается, что Толстопуз сам как-то находится.
Все вышли из самолёта и, оставя его за кромкой взлётно-посадочной полосы, направились к одному из лайнеров, готовых к отправке. Те люди, кто успел в него загрузиться, забаррикадировались изнутри, и толпы конкурирующих пассажиров от него уже отвалили в поисках другого свободного борта. Остался какой-то один, в лётной явно форме, тарабанил настырно в наглухо запертую дверь и кричал; но и это не убеждало осаждаемых в том, что это именно их пилот; его ещё долго не пускали.
— В такой ситуации надо не забыть слить воду, — сказал опущенно Рокфор.
— Ж-ж-ж-ж-ж, — поправил его Вжик.
— Это ничего не меняет, друг мой, — ответил мыш и повторно огляделся.
— Ну, если хочешь, — сказал Чип Кроту, — ищи свою банду честных бизнесменов, а нам тут больше делать нечего…
Крот хотел возразить что-нибудь в своём духе, отвлёкся на мысль и на ходу натолкнулся пузом на какого-то типа, целиком обвешанного тюками. Он перетаскивал их с места на место, ближе к самолёту, и не успел далеко отойти от немереной кучи своего багажа до другой, ещё более немереной, как вдруг вышедшие из-за колеса «Спасатели» вступили в прямой тесный и телесный с ним контакт, но больше — со всеми его тюками, землёй и обоими наваленными кучами. «Спасательской» выучки хватило, чтобы первыми вылезти из-под завала; Крот ждал помощи, беспомощно торча из кучи тюков одними ногами.
— Ну что, давай тянем-потянем? — распорядился Чип, — раз такое дело…
Но Крот не очень-то хотел вылазить, дрыгал ногами, упирался как мог и всем своим сопротивлением выказывал серьёзные намерения остаться в сохранявшемся положении. Взмыленные бурундуки тянули его изо всех сил, но каждый дюйм давался с таким напряжением, что, когда Кроту со звуком вытащенной пробки суждено было извергнуться из кучи, бурундуки нашли одну темень в глазах и уже подумали об их безвозвратном лопнутии.
— Чип, ты чо-нить видишь?
— Не-а, а ты?
— Не отдам! — сказал вполне внятно Крот голосом Мепса.
— Это ты, что ль, сказал, Дейл?
— Всё равно не отдам! — повторилось то же и более явно.
— По-моему, это не Крот, — сказал Чип, нащупав вслепую в сидящем на земле Кроте не присущие ему черты.
— Ребята! — выбежала из-за завала Гаечка. — Мы нашли Крота — помогите вытащить!
— М-да-а? Какая радость! А мы-то тогда кого вытащили?
— Нет! даже не просите — не отдам!!!
— Ты кто, Неотдам?
— Не отдам.
— Ребята, но это же Мепс! вы не видите?
— Боюсь, что так, Гаечка… Хотя что-то уже начинает светлеть… Ага, вижу! Ты ещё откуда тут взялся, Мепс?!
— А-а-а! Не трожьте меня! я при исполнении! — орал кот, испуганно прижимая к груди небольшой саквояжик. — Ни за что не выдам коммерческой тайны!
— Да нужно больно! — буркнул Дейл, растирая глаза.
— А вдруг вы захотите узнать, что в нём лежит?
— Непременно, непременно захотим! — возвестил Чип с разогретым интересом. — Наверняка тут имеют место нарушения закона. Незаконный вывоз чего-нибудь, например.
— Не-ет! Только не это!!!
Но было поздно: саквояж был немилосердно реквизирован для последующего досмотра. В процессе его саквояж показал в себе наличие следующих предметов:
— О нет! Босс меня раздавит! — голосил Мепс, надрывая связки.
— Что это??? — сверкая взором на кота, возбуждённо выпалил Чип.
— Может, это какой-то зашифрованный вещевой код? — удивлённо спросила Гаечка, разглядывая со всех сторон игрушечную мышку. — Какая славная! Только глазик один на ниточке болтается… — и полезла по привычке искать иглу с нитками.
— Нет-нет! не трогай! босс не разрешает к ним прикасаться! Оставьте!..
— Твой босс? — Чип исполнился подозрения.
— Да-а… — Мепс бессильно опустился на землю и начал причитать: — Толстопуз доверил мне самое дорогое, что у него было, — свои любимые детские игрушки… а я… я… всё проворонил!.. Горе мне-е-е-е-е!..
Лица «Спасателей» вытянулись; Гаечка осторожно положила мышку обратно.
— Как же тебе не стыдно, Крот? — сказал Чип, когда все «Спасатели» собрались над его головой, единственно торчащей из багажной груды.
— Ой… не виноват я…
— Виноват — не виноват… а рыться уже разучился!
— Ой, не виноват я… Если не сможете меня вытащить… в общем, встретите Толстопуза — передайте ему, что он — мой…
«Спасатели» переглянулись.
— …мой самый был любимый босс до самого моего конца!..
— Ладно! — ответствовал командир «Спасателей» и объявил: — Сказка о репке, акт четвёртый. Я беру за уши, Дейл за меня тянет, Гаечка… хм!.. нет, Роки за Дейла, Гаечка за Роки. Вжик, не жужжи! без тебя осилим. Да не за хвост хватай, балда!
— А за что тогда? — возмутился Дейл. — Тоже за уши? — и, ловя командирский огненный взор, отрешился на пять минут от легкомыслия: — Ну понял я, понял.
— Ой-ой-ой! — были первые слова Крота.
— Ты терпи, брат, терпи, — уговаривал его сквозь напряжение Чип. — Теперь большие деньги дерут за косметическое удлинение ушей, а тут такой случай!
— О-о-о-ой!
Показались кротовы плечи, и всё на этом застопорилось. Командир нахмурился.
— Вжик, а Вжик!
— Ж-ж-ж!
— Ну не обижайся, дружок. Ты нужен. — И, когда тот воочию предъявился, командир объявил: — Сказка о репке, акт пятый!
Не успел мух ухватиться за Гаечку и толком потянуть, как Крот возопил нечеловеческим голосом и вылетел даже не пробкой, а натурально пулей из своего гнезда. «Спасатели» как стояли, так и повалились на землю, наблюдая, как Крот набирал высоту и удалялся от них в сторону ещё каких-то фигурок, метавшихся вдалеке, у подбрюшья самолёта.
Толстопуз был раздавлен случившемся. Среди всех возможных невзгод нынешняя не могла занять подобающего места в рейтинге обломов: она превосходила всё мыслимое и убивала самую нить рассуждений, когда Толстопузу вспоминалось, что он потерял всё. Он пытался переступать на что-то лёгкое, стараясь думать о приятном, но мысль упрямо сбивалась на тему материального благополучия.
— Билеты взлетели в цене в сто семнадцать раз! Умеют же работать, стервецы! Сколько же они заработали на перевозках?
— Не знаю, босс, — протягивал Бородавка, затягивая в распахнутую дверь багажного отделения очередной чемодан.
Кот отвлекался на ненужную реплику, переступал на другую ногу и вновь открывал свои думы, пока его бригада загружала самолёт. Одна из этих дум могла составить ему значимую пользу и радость, однако довести её до конца Толстопузу помешал некий метеорит, весьма некстати обрушившийся прямо на его полную неутешного горя голову. Поначалу ему пожалелось, что столько заложил за воротник перед вылетом, ибо стоять на ногах требовалось ещё долго, а уже и, выходит, не стоялось. Но что-то уже подсказывало ему, что образовавшаяся боль в голове имеет принципиально иное происхождение; и потом, кто ещё там смеет сидеть на его шее?!
— Крот???!!! — выдавил из себя Толстопуз, распахнув оба глаза.
— Да… я это, босс… Я так торопился, чтобы успеть…
— …На мои похороны, идиот?
— Не-ет, я всё время думал о вас до самого своего конца…
— Что ты мелешь, ушастая твоя голова?
— Это так меня спасали… — протянул тот, слезая с кота. — Я ни на минуту о вас не забывал, честно! Специальное для вас заготовил: корни валерьяны.
— Валерьяны?! Так чего ж ты?.. Давай сюда!
— Босс, не очень ли вы удивитесь, если я скажу…
— Потерял???
— Я старался, босс…
— У-уй! — и жирный кот треснул себя ладонью по лбу.
Шлепок этот добавил зримо перед ним новые образы, обвешанные сплошь тюками.
— «Спасатели»? А-а… — Его лицо приобрело значительности. — Можете ли вы спасти? Спасти от краха всех мирных планов, от форсмажорного банкротства, от самоубийства, наконец?
— Он бредит? — обратился Чип к Гаечке, скинув с себя пяток всяческих узлов. — Сказали бы мне хотя б полгода назад, что я стану чемоданы таскать Толстопузу, — не поверил бы ни в жисть!
— Да. Ага. — со своей стороны аргументировал Дейл.
Остальные просто туго выдохнули, вывалив ноши к ногам Толстопуза. Сзади всех плёлся Мепс, сжимая драгоценный саквояжик в лапах. Только «Спасатели» разгрузились — самолёт фыркнул двигателями и пошёл на разогрев.
— Хозяин, — протянул Мепс, — там ещё полбагажа, или даже больше, осталось.
— К чёрту! — рявкнул Толстопуз и, забрав у помощника саквояж, бережно отёр с него пыль. — Самолёт тронется через пять минут. — Он неожиданно повернулся к «Спасателям». — Благодар-р-рю за помощь и отваливаю!
Если бы не Бородавка, он снова бы упал; и, поддерживаемый под лапы, обратился, светясь и словно на прощание, к ящерку:
— Как я тебя люблю! — и потянулся с поцелуями к Бородавке.
Тот, маневрируя головой, их как-то избежал, и с фразой: «Босс, вы пьяны!» — на пару с Кротом кое-как закинули его на три-четыре в люк багажного отделения.
Принесённый багаж был ускоренно отправлен туда же, в последние мгновения честные бизнесмены успели в него заскочить, и Крот, размахивая лапой вслед отбегающим от самолёта «Спасателям», захлопнул люк уже на ходу. Самолёт вырулил на взлётную полосу и через считанные минуты исчез в облаках.
Была уже ночь, как «Спасатели» вернулись в своё гнездовье, — ночь во многом сумрачная, исполненная непонятных ожиданий в неприятии всего того, что было порождено этим светлым днём. Как было в происшедшее верить? Но и ночь глядела на них рассыпанными повсюду развалинами, попыхивавшими из подпалин духом пагубы и тоски по ушедшей мирной жизни. То была первая ночь, какую встречали «Спасатели» на своём веку в неизведанном до того падении духа, с издёрганным за родимый край сердцем и Чебуратором, сидящем в печёнках. Город был тёмен; лишь в разбросанных повсюду стёклах то тут то там отсвечивали звёзды. С макушки статуи Свободы, одиноко торчащей над бугристой равниной бывшего города, мерцала большая рубиновая звезда: несла она своим небесным сёстричкам во всё небо счастливые вести о победе, на что те отвечали ей лукавым подмигиванием. И в этой, как чудилось, беспредельной тиши, оставленной здесь ушедшим в иные миры отзвуком жизни, творилось что-то настораживающе опасное, словно воздух застыл над головами перед грозою, словно жертвы замерли в ожидании прыжка хищника.
Никогда такого ещё не случалось, это и с понятием уюта не могло сойтись: город круглые сутки напускал столько шуму, что фоном своей ночной жизни убаюкивал и з
Внезапно раздался непонятный шум за окном, и по комнате прошёлся сотрясающий всё вопль Чебуратора, слышного и на огромном удалении от места его присутствия. Вспомнив старое своё ремесло, сработали сигнализации автомашин, не потерявших покуда голоса; но их заливания звучали так жалостливо, что нельзя было уйти от мысли, как машины эти боятся одну другую, много большую их, и воют из страха перед ней.
Чип перевернулся на другой бок.
— Надо же! орёт ещё…
Новые звуки отнюдь его не успокоили — напротив, впечатлили своим размахом и дружностью завываний тысяч брошенных автомобилей, сливавшихся в один единый гул. Дейлу же, видно, что томящая тишина, что излишний шум, раскачивающий кровать, — нет ничего такого существенного, что могло бы послужить основанием для его пробуждения и потери сна. «А хотя, да… чего удивляться? Всё ж вынужденная мера, необходимая для регулярного отдыха организма», — пытался отвлечься мыслями командир, и скоро небрежное мудрствование по разным закоулкам разумного его усыпило.
Всю ночь Чипу снились синие жгутики, а ближе к утру, буквально перед самым пробуждением, какой-то злой старичок в парчовом камзоле спрашивал его с большим пристрастием, поднося к самому бурундучьему носу некий жутко-синюшный жгутик: «Зачем ты хвост-то бедной мышке выдрал? Думаешь, она так человечней, без хвоста, что ли, станет? Нет, дружок, не дело это. Придётся тебя наказать…»
Был ли похож бурундук на себя, когда проснулся? Только зеркало могло ему сообщить, как напряжение сна сказалось на его лице. Он совсем не выспался, и потому ещё путался с правильностью взора, приводил размеры глаз к единому стандарту и трением налаживал в них резкость. Наконец что-то мутное в них проступило и даже пришло в движение.
— Чип, ну как ты можешь спать в такое время?
— Никак не могу, — машинально ответил он. — Совсем не получается.
— Что же ты делал всю ночь?
— Я думал…
— И к чему привели тебя мысли?
— К бездне, в которой всё расшибается в лепёшку…
— Значит, ты таки смирился с роспуском «Спасателей»?
— Каким там ещё роспуском?! — Чип опешил и оттого проснулся, и ещё вовремя, как заметил сам, ибо чуть не наговорил лишнего в расслаблении существу, расположившемуся прямиком перед ним, коим несомненно теперь оказалась Гаечка.
— Ах, даже так! не помнишь…
Чип приподнялся на локтях. Мышка правда виднелась рядом, сидя на краю его кровати и точно для мольбы сложив лапки.
— Я так и не смогла заснуть этой ночью. Из головы нейдёт весь ужас.
Бурундук вздохнул и, чувствуя непреодолимую тягу к зевку, зажал нос лапой.
— Не переживай так, — мягко продолжила Гаечка, видя его жест, — у нас есть время на разбор полётов и большой шанс остановить Чебуратора.
«Милый ребёнок… Она надеется остановить эту громадину!» — подумал Чип.
— Ты смотришь на меня, будто не веришь в наш успех.
«Она свежа, как разорванное грозою небо, и мыслями уходит в него же, куда-то прочь от земли, туда, где всё удаётся и получается, где можно не ощущать страшных земных реалий… Да и что с того, что она может оставаться прекрасной, когда мы доживаем последние дни…»
— Завтра же мы отправимся на разведку и всё про него узнаем.
«…Так, может, провести их, как и проводят последние, — отбросив ненужные церемонии и прочий целомудренный вздор?»
— И уже по обстоятельствам — выработаем план по его нейтрализации. Дело уже практически в шляпе.
«Успокаивай, успокаивай себя сказками, моя принцесса. В брюшке у Чебуратора будет место для нас с тобой».
— Чип, ты смотришь на меня как на свистушку какую-то! А я хотела бы видеть то, что ты веришь… ведь так я не смогу ничего сделать… Мне нужно…
Молча Чип взял её лапку. Никогда прежде он не позволял себе такой вольности, и взгляд его, пущенный по Гаечке, не мог, по расчёту, её не смутить. Впрочем, последовала некая заминка в словах, слишком долго подбираемых: он уже было набрал воздуху для первого слова растаявшей мышке под её удивлённый и удивительный взгляд, как дрыхнувший Дейл весьма шумно напомнил о себе. Мгновенно их лапки разметались в стороны, а речь Чипа застряла в пути.
— Спасибо! — шепнула тихо мышка. — Теперь я вижу, что ты веришь в меня. Завтра у нас всё получится! — и, совершенно счастливая, выбежала из комнаты.
Чип с минуту просидел на кровати, глядя на притворившуюся дверь.
— Нет… ну, раз такое дело… надо получше выспаться! — И командир, уронив голову в подушки, почти моментально отрубился.
Утром, по самому раннему свету, отпущенному на волю добрым солнцем, готовые к бою «Спасатели» вылетели на разведку в Средний город, до которого уже добрался чудовище Чебуратор. Орудовал он ударно, всё дальше вгрызаясь в толщи стекла и бетона, попеременно применяя то серп, то молот, и подвигаясь ближе к новой цели по грудам только что снесённых.
— Гаечка, — сказал в задумчивости Чип, — а нельзя ли рассчитать время, за которое он разворотит весь город?
— Что я слышу?! — грянул Роки. — Это что ещё за пораженчество?
— Мне надо знать, — повышая голос, продолжил бурундук, — по крайней мере, когда можно ожидать его на линии нашего парка.
Все всколыхнулись: никто и не подумал с самого начала вторжения, что и их собственное жилище ждёт судьба всех остальных.
— Да чо ты! — возразил Дейл. — Чего ему делать в парке-то? На качельки и не влезет…
— А что ты знаешь о его программе действий, Дейл? Чего он вообще тут делает?
— Да, Гаечка! нельзя ли это узнать как-нибудь? — завёлся мыш.
— Для этого мы и летим, Роки.
— И всё-таки когда его ждать… м-м-м… в гостях?
— Думаешь, пора подумать об эвакуации? — спросила мышка.
— Никогда!!! — взорвался Чип. — Вот вам моё слово! — и, выждав угасания красноты глаз, продолжил: — Я просто хотел знать, сколько у нас времени на сооружение плана.
— А потом?.. — замер в вопросе Дейл, но командир ничего не ответил, глядя в горизонт.
Прочие «Спасатели» переглянулись.
— Ж-ж-ж-ж-ж? — недоумевал Вжик.
— Не знаю, что он задумал, дружище.
— Глядите! — чуть погодя времени встрепенулась Гаечка.
— Куда это он костылирует? — как бы нехотя буркнул Дейл.
Можно продолжать очень долго все эти разговоры, но путного в тот день ничего не смогли они выяснить, несмотря на очень пытливую разведку. Как не удивлялся Дейл, а красивых, по-киношному простых подходов к решению обычной задачки космического уровня и мирового значения, ответы на которую известны загодя любому карапузу, самостоятельно постигшему три-четыре ленты голливудских мастеров экрана, — почему-то сходу не находилось.
— А что же это? — недоумевал Дейл. — Надо сплести большую паутину: он в неё попадётся — и всё! Нет, ну…
— Дейл, замолчи! — ревел командир, а в голове-то у него было примерно то же.
— Ой, ребята…
— Что, Гаечка?
— Ничего-то я не пойму… Мы летаем уже третий раз, а мои приборы никак не нащупают, как Чебуратор сообщается с центром.
— Каким ещё центром? — выпятился Чип.
— Ну должен же он кем-то управляться? Видно же, как он поводит ушами, настраивается на свой спутник — а сигнала-то никакого нет!
— С чего ты взяла про спутник?
— Ну, даже по-иному — нет радиосигналов, фон один.
— И… как же он управляется? — подключился Роки.
— Вот и я думаю как… Изнутри он вообще дай бог понять, как устроен: приборы показывают, что внутри оболочки из неизвестного металла — обычный песок…
— Может, магическая сила в нём заключена, а? — спросил понятно кто.
Все, как были, замерли; Чипу едва удалось проглотить ком дальше в горло.
— Неужели мы бессильны? — на глазах размякая, молвил тихо он.
— Ну-у? кто подберётся к самому Чебуратору и сделает в нём контрольный пропил? — сказала довольно за проделанный труд Гаечка. — Чего мотаете головами? Значит, я напрасно понаделала двести жучков? — Корзина выпала из её лап, и высыпавшиеся жучки разбежались во все стороны.
— Дорогая, ты же должна понимать… — начал было Роки.
— Я так и думала! Нет у нас в команде ни одного…
— …камикадзе? — округлил Дейл глаза.
Гаечка вспыхнула, но далее бессмысленно было спорить: подстёгивать парней на возможную гибель — она бы себе того не простила. Пожавший плечами Дейл оглядел всех, нагнулся за закатившимся под диван жучком, в полной тишине выгреб оттуда целую дюжину и передал Гаечке.
— Хочешь, я пойду? — уверенно сказал он.
Мышка подняла глаза.
— Ты опять дурачишься, Дейл?
— Нет, почему? Говори, там чо надо куда засунуть. — И взял в лапы только что сконструированный чебурительный аппарат, прохаживаясь по нему взглядом опытного покупателя, но не особо соображавшего ещё, как с ним надо верно управляться.
— Дейл! — она чуть увлажнилась глазами, — не надо!
Во всеобщей тишине только Чип скрежетал зубами, глядя на то, как Гаечка романтически смотрела в Дейловы глаза и потягивала на себя своё новейшее изобретение, которое Дейл никак не хотел отпускать. Эта минута растянулась в долгих пять, и лишь выпадение из лап залапанной чебурилки добавило нового звуку. Гаечка подобрала её и, больше не касаясь никого своим взглядом, завернула т
— Нет, ты видел! — командир направил речь Рокфору, когда мышка уже исчезла.
— Да, брат, облажался ты сегодня вперёд Дейла…
Бурундук вздулся от нахлынувшего возмущения, но мыш отошёл, и Чипу ничего не осталось, как прямиком наброситься на названого братца.
— Ты соображаешь, что творишь?! Мне твои выкрутасы вона где! — Но и тот, не обращая внимания на усиленные жесты, испустив на Чипа снисходительный взгляд и эдак устало хмыкнув, направился на кухню мыть посуду. Сегодня он был герой.
В комнату постучались. За полночь это почиталось за неуместное — беспокоить девушку вопросами неромантического характера, но Чип был настойчив и тарабанил до боли в коленках, пока дверь сама не растворилась. Внутри было темно, и, зная это, Чип выхватил заранее припасённый фонарь. Картины ужасов рисовались по стенам, но мужественный командир преодолел путь до половины комнаты, где в луч фонаря попало нечто такое, что можно было понять как огромную кучу жгутиков, в мирном беспорядке соединившихся в клубок. Фонарь задрожал в его лапе — тени запрыгали — куча словно ожила и закишела.
— Лучше не смотреть!.. — сказал себе Чип и бочком пробрался мимо.
Он подошёл к кровати и занёс уже лапу, но будить мышку таки ещё не решился. «А что я ей скажу? — думал бурундук. — Поймёт ли она меня правильно?» Потоптался рядом, не решаясь и рассмотреть её в ночном полумраке; впрочем, сел рядом — не посмотрев куда от волнения — и раздавил с хрустом нечто под собой. Мышка не проснулась. «Как крепко спит, однако!.. Что же тут лежало? Поди знай теперь…» Он покрутил штуковину в лапах и отложил подале. Мысль цеплялась за мысль, порядочной кучкой они уже перекидывались с места на место, но смелость дотронуться до Гаечки не объявлялась, а, напротив, убывала с каждой минутой. «Ведь что важно? — сообщала одна из мыслей. — Самое важное — это найти ключ к пониманию вещей. — На то не соглашалась вторая: — Нет, это слишком заумно… — И тут врывалась третья: — Ай, ладно! будь что будет!» Сделав усилие над собой, Чип положил лапу на Гаечкино плечо. Это было настолько против его чувств, нисколько к тому не готовых, что сам испугался содеянного: его похолодевшая до льда лапа, ощутив тепла её тела, точно прожглась и, насквозь исколотая иголками, инстинктивно отдёрнулась; голова вскружилась и вертелась уже без остановки. Гаечка меж тем и не думала просыпаться, тем самым всё более раскручивая голову бурундуку, не могшему самостоятельно осилить столь томной для него атмосферы. Вне себя, он вздрогнул в ознобе, замахал лапами, ища опоры, и, лишась последнего равновесия, упал ей в ноги.
Было бы странно думать, что сие её совсем не испугало: не каждый же день, о читатель, на тебя, в снах обитающего, сыплются бурундуки?
— Чип?! Это ты ли, я не вижу… — сказала она тише самого возможного, по самому первому впечатлению держа лапку у колотящегося сердца.
А тот лежал мешком и разве что излучал не приметные глазу флюиды. Потому и мышкино опасение нарастало, подгоняемое частым и отрывистым дыханием; и, найдя, что дежурных фраз на случай сей не напастись, она только вскрикнула и закрыла ладонью лицо.
— Не пугайся, о моя королева! — молвила поднявшаяся ещё неуверенно Чипова голова.
Гаечка отняла лапку от изменившегося значительно лица.
— Нет-нет, я не хотел тебя потревожить!
«О боже, что это с ним?»
— Это твой ничтожный паяц пришёл засвидетельствовать тебе своё почтение и доложить, что всем нам угрожает смертельная опасность!
— Ну да; я, в общем-то, знаю…
— Нет-нет, ты не можешь знать всего, о владелица моей души!
— Чип, да что с тобой? — она начала светлеть. — Смешной! нашёл время безобразничать! — но словами этими уже улыбалась.
Это видел её ночной гость, только в противность её вниманию замер чуть, лихорадочно задёргав бровью: «Что же дальше? м-м-м… что дальше?»
— О! я, кажется, несколько стеснил тебя! — и Чип поднялся с её постели.
— Да нет, ничего… — и тем не менее притянула освобождённые наконец ноги и, вообще, уселась на постели более пышно, как более подобает королевским приёмам.
— Ты ослепительна, как тысячи солнц! — расходился Чип.
— Погоди, я ещё подушку сейчас поторжественней взобью…
— О нет! твой верный слуга сделает это за тебя.
— Слуга? Это Дейл, что ли?
Чип прыснул, хотя стоит заметить, что подобное решение в его планы отнюдь не входило. Они вместе рассмеялись.
— Нет, о моя госпожа, это сделаю я.
Мышка сдвинулась от подушки и, закрутясь в одеяло, аки в мантию, не без раскрытия рта стала наблюдать за расправой над собственной подушкой: Чип молотил её с таким остервенением, что Гаечке стало её жалко.
— Не знала, мой уважаемый паяц, что ты можешь быть таким жестоким!.. — молвила с важностью она.
— Я не остановлюсь ни перед чем, чтобы удовлетворить ваше величество. А эту ярость пусть узнают наши враги!
— О! да ты отважный воин! И почему до сих пор в паяцах? Бумагу мне и чернил! Я сейчас же произведу его в рыцари.
— Благодарю тебя, о прекраснейшая из всех королев, которых я знаю (Тут Гаечка заливисто рассмеялась.), мне очень пригодится этот титул. С ним мне будет пригоже сражаться с Драконом.
— С Драконом?
— Да. Он давно разоряет наше королевство, а теперь, желая похитить тебя, о несравненная, уже стоит у стен нашего замка.
— Ах да, понимаю… — И искорка пробежала в её глазах.
— Твой верный рыцарь просит благословения на бой с ним. Без этого я не сделаю ни шагу!
Мышка мечтательно облокотилась на лапку и неловко вздохнула, отсутствуя в своих мыслях заметное время.
— Хорошо. Я благословляю тебя, мой рыцарь.
— Это ещё не всё, — продолжил тот куда более загадочно.
— Как?! разве тебе и этого мало?
— О да, величайшая из земных богинь!
— Уж не хочешь ли ты, чтоб я допустила тебя к своей лапке?
У Чипа исчезли все кровинки с лица.
— Ну-у, хорошо, — не дождавшись ответа, мышка зашевелилась внутри одеяла, и её точёная отнюдь не на токарном станке лапка показалась Чипу.
Бурундук принял её с почтением и, чтобы не показать своего замешательства, моментально же припал к ней, придерживая её лапами от возможного непроизвольного выхватывания назад, и вовсю делал такой вид, будто спасал мышку от смертельного укуса змеи, отсасывая яд из ранки. Наконец Гаечка вскрикнула, и без того долго претерпевая эту пытку, и затрясла выдернутой-таки лапкою в воздухе. А новоявленный паладин невозмутимо дул на неё, принимая виденное за некую форму её удовлетворённости чуткими его стараниями. С минуту они ещё сидели молча.
— Надеюсь, это всё, что ты от меня хотел? — поглядев лишний раз, нет ли ещё на лапке синяка, сказала Гаечка. — Или, быть может, до чётного числа и третьего желанья потребуешь?
— За тем к тебе и пришёл, моя королева, — ощерился неугомонно тот.
Королева упала головой на подушку.
— Ох уж эти подданные! Все соки высосут из своей королевы! — всё ещё потирая лапку под одеялом, сказала она. — Проси: я сегодня в добром расположении.
— О свет очей моих! Чтобы сражаться с Драконом, мне нужно оружие, которым я бы смог его победить.
Замершая Гаечка взглянула на него более внимательно.
— Ах вот к чему ты клонишь…
— Да! Ты, наверное, уже поняла, что так просто это чудище не остановить и, мало того, — ничего ему не сделать. Его нужно просто уничтожить — убить…
— Опять ты о своём, Чип! Ну мы же уже много раз об этом говорили! Я не стану конструировать орудие убийства, и ты это знаешь.
— У нас не было такого вопиющего случая, Гаечка! Здесь, думаю, самое место поступиться принципами, — он заговорил с жаром. — Гаечка, только в этот раз! У нас нет другого выхода… — и смотрел на неё так верно, что участие захватило её.
Опустив голову на коленки, она задумалась, а бурундук мог ждать её решения хоть до утра и сидел ожидаючи и безропотно.
— Ты прав, конечно, мой добрый паладин. Конечно прав… — промолвила наконец она. — Но неужели нельзя научиться воевать как-то по-мирному?
Чип замотал головой, и Гаечка вздохнула.
— Выходит, казнить? Разве я не подписала эдикт об отмене смертной казни?
— Ещё нет, моя королева.
— Казнить нельзя помиловать…
— Именно так.
— Хорошо, — сказала она резче. — Ты меня уговорил. Я сделаю это. Но после того всё оружие будет уничтожено.
— Как будет угодно королеве, — и Чип, не щадя головы, отвесил ей поклон если не до земли, то по крайней мере до самого матраса, и от удара этого матрас подпружинил её и отбросил навзничь на подушку.
— Вот верно! — нашедши это положение удобным более для сна, сказала она. — Теперь самое время вздремнуть. А то всё заботы да заботы государственные…
— Приятных сновидений этой ночью, о принцесса!
— Как?! я уже понижена в звании?
— Нет-нет! я имел в виду: о моя королева!
— Так-то! А тебе-то надо будет лучше назавтра выспаться, о всемирно известный покоритель драконов! — улыбнулась напоследок она.
Впрочем, сна она уже не желала и долго ещё по уходу Чипа смотрела в окошко.
«Ах, дурачок! Отчего он не бывал таким раньше?»
На другой день ничто, казалось, не напоминало об их вчерашней беседе, кроме особого Гаечкиного взгляда и сорвавшегося случайно с её уст слова «паладин», быстро затуманенного кучей других слов для прикрытия словесного огреха и — что особенно — того, кому оно предназначалось; хотя Дейл и успел насторожиться. Ещё у Гаечки оказалась перевязана одна лапка, но это отнесли на счёт технических моментов, которыми весь день она занималась, до темноты не вылезая из мастерской.
В работе были заняты все. Каждый час самолёт уходил в новый рейс, перевозя на места аппаратуру слежения за Чебуратором. Густая сеть тарелок и неясных всяческих штуковин быстро покрывала город. Штабной гостиной пришлось пожертвовать: всё её пространство занялось вычислительно-аналитическими агрегатами чебурационного перехвата первого поколения. Информация поступала непрерывно, шаг за шагом отслеживалась и направлялась в центральный процессор, за пультом управления которого восседал Чип и играл в Тетрис. «Ничто не может так верно представить психологию русской вражеской машины, как погружение в русские игры», — думал он. — «Ядро Чебуратора не может быть построено более сложным образом… Опа!!! сразу три строчки!.. Следовательно, мы уже почти знаем его изнутри… Тьфу, блин!.. Опять он жухлит!!!» — и бросал на время это дело. Гаечка справедливо отмечала факт неизвестности истинных планов Чебуратора, и это огорчало Чипа без меры: «Безнаказанность действий не очерчивает их границ. Чт
— Ну что, изучил психологию робота? — спросила, подойдя как-то, Гаечка.
— До какой-то степени. А дальше бездна неизвестного. Вот так.
— Да-а, не ладится у нас… — она покачала головой.
— А как идёт работа над сверхсекретным оружием?
Она отмолчалась; Чип, вздёрнув бровями, умолк и загляделся на пол.
— Мне надо развеяться — пойдём со мной? — вдруг начала мышка.
— Не рано ли?
— Так надо, идём. Или я одна?
Её взгляда было достаточно.
— Чего нам тут по развалинам шляться? Неужели это тебя развлекает? — говорил он Гаечке, запрыгивая на очередную кирпическую вершину.
— Ты, видно, и не представляешь, что нам предстоит!
— Что? Замочим Чебуратора, я подарю тебе его голову.
Гаечка кисло улыбнулась. Командир продолжал:
— В такой войне всё должно быть отлажено, приведено в бое- и гёрлоготовность, лапа холодно и расчётливо давит на спуск…
— Холодно и расчётливо, — повторила мышка.
— …и Чебуратор разлетается на куски, — кончил Чип.
— Нет, нет! я не понимаю!!!
— Ну-у… — пожал плечом бурундук.
Впереди мелькнуло вдруг что-то и замерло.
— Ба! да тут кто-то водится! — проговорил Чип и метнулся живо к тени.
Гаечка не решалась подойти, но надобность влекла её сильнее опасенья, и она зашла с другой стороны груды, из-за которой уже пятился задом незнакомец от наступавшего на него Чипа. Незнакомец этот имел черты прежней ухоженности, даже домашности, и робостью своей выдавал бывшее хомячье счастье жить под одною крышею с людьми в какой-нибудь комфортабельной клетке.
— А-а!!! не убивайте меня! — заверещал хомяк.
— Тише, тише! — наседал на него Чип. — Разорался тут!
Хомяк ещё что-то хотел пролепетать, но упёрся спиной в Гаечку.
— Мы представляем правосудие в этом районе, — звонко возвестила она, и хомяк, мучительно выдохнув, благодарил небеса.
— А также во всех прочих, докуда доберутся наши лапы, — добавил Чип.
— Кто ты и что здесь делаешь? — приступила к нему мышка.
— Я? — Глаза его забегали. — Спасаюсь.
— И много ли тут таких, как ты? — перекрёстно спросил Чип.
— Да, много; это-то и пугает… — И глаза его забегали пуще прежнего.
Чип с Гаечкой переглянулись.
— Как их найти? Есть ли среди них крутые парни? — спросила мышь. — Мне нужны крутые парни!
— Да! — повторил эхом Чип. — Очень крутые парни! — но осёкся мыслью: «Крутые парни???»
— Я не знаю… — заскулил хомяк.
— Хорошо, — задумалась мышка. — Где-нибудь недалеко ты знаешь действующий бар, или клуб, или что-то в том духе?
— Откуда? Но я видел, — испуганно тот оглянулся, — как десять тёмных фигур мчались по направлению к… — Он завертел головой, ища. — Ну, куда-то туда.
— Спасибо за содействие. Мы не задерживаем тебя больше.
И они направились дальше, куда им указал хомяк, оставив его одного.
— Умом разбитые, блин! — едва отдышавшись, шикнул он им вслед и крадучись засеменил дальше.
Около обнаруженного входа в подвал действительно были совсем свежие следы, ведшие вглубь былого здания.
— Что ты задумала, Гаечка?
— Я не Гаечка.
Бурундук остановился.
— Дай-ка мне мою сумку, — повелела она, — и отвернись.
Чип на всякий случай ещё и отошёл: не то вдруг эта не-Гаечка воспользуется этим и огреет ещё по голове…
— Можешь повернуться, агент «Ч», — послышалось через пять минут.
Чип робко выглянул из-за кирпича…
Видели ли вы когда-нибудь круги в глазах? Нет, не так чтоб своих — в глазах другого человека? Ну, или не-человека? Временами подобные отображались в глазах Рокфора, но то было по понятной причине, и все уже давно смирились с тем и принимали за адекватные. Странно было бы относить подобное к бурундуку… Практика ж убедительно показала, что Чип могёт это даже лучше: агенту «Г» потребовалось дать тому весомую оплеуху, чтобы скрыть спецэффекты с его глаз.
— Агент «Ч», вы в состоянии говорить? Или, может, мне одной идти на задание?
Чип, сглотнув, ещё раз глянул на Гаечку: хоть музыка в его ушах ещё не утихла полностью, глаза вполне уже различили на фоне кучи бессмысленного мусора некое создание, чем-то — да-да! — чем-то отдалённо напоминавшую ему Гаечку, и не в привычном замасленном комбинезоне, а в стильном чёрном платье от не слабого вкусом модельера, которое мало кто бы рискнул надеть из девушек при вечерней прогулке в полном одиночестве и незнакомом районе. Гаечка переступила на другую ногу, показывая высоту каблука, и прядка волос, закрученных на голове («Когда она успела завиться?» — мелькнула мысль бурундука.) в некое величественное сооружение, упала на её носик, делая взгляд через себя маняще-загадочным и невозможно-устоятельным… Однако выдержал Чип, выдержав минуту в хождении взгляда вниз-вверх, и напоследок потянул носом воздух.
— Французские. Шанель №
— Верно, агент «Ч», — сказала она и, несколько отряхнув с Чипа пыль для уменьшения контраста в их паре, осведомилась: — Так ты уже готов вступить в клуб?
— О да, моя королева…
Гаечка небрежно скользнула по нему косым взглядом.
— Агент «Ч», что за вздор вы несёте? Для вас я — агент «Г»! Идите впереди меня.
И Чип, напялив худо-бедно выбитую от пыли шляпу, нагнулся под поваленной клубной вывеской и шагнул внутрь, сохраняя в голове единственный вопрос:
«Ах, милашка! Отчего она не одевалась так раньше?»
Прислонённая к косяку из-за отсутствия петель дверь вылетела, как бабочка, внутрь. Ровно через секунду из прохода показалась наша сладкая парочка, остановленная обращёнными к ней взглядами. Охваченное взором помещение не было заполнено до краёв разношёрстными бандитами (совсем не то, что в старые-то времена!), но оно высветило с десятка два разных типов, потерявших вид и лоск и предававшихся более унынию, нежели отдохновению от невзгод реальности. В былые времена одно такое появление вызвало бы всплеск негодования: из-за опрокинутых столов сразу вылезло бы полдюжины крепких молодцов и исход схватки можно было бы исчислять уже снаружи по количественному остатку зубов. Но ныне лишь некто издалека выкрикнул:
— А! я, кажется, знаю этого парня! — И все посетители вновь обратились внутрь себя и своих стаканов.
Гаечкины метаморфозы с одеждой в желании больше соответствовать клубу и его атмосфере оказались сумбурно отмеченными: в своём костюме она, напротив, резко выделялась среди народа, бывшего в исключительном рванье и лохмотьях. Навстречу им вышел немолодой крыс и, представившись за хозяина, предложил гнусавым голосом партию в покер. Гаечка согласилась; Чип поплёлся за ней.
Впрочем, игра не шла; противники были угрюмые и отвечали на вопросы туго, быстро отсекали все разговоры или делали вид, что кроме карт их ничего не занимает. Из всего этого ясно стало, что среди этих, кругом осунувшихся лиц, нет Гаечкиного интереса. Чип взглянул исподлобья на то, как она теребит бархотку, пытаясь припомнить, что старше: дама или король, — и сам снёс одного туза из трёх, а прикупил сущую чушь. Наконец Гаечка бросила карты, встала, поблагодарив за игру, и подошла к столику, где ни во что не играли, но явно наблюдали за ней.
Появление её в близости рассеяло их взгляды, и мятые господа углубились в обсуждение чего-то отвлечённого, пока мышкино настойчивое стояние перед ними не подкосило их взгляды. Чип стоял за её спиной и ждал новых инструкций.
— У! — сказал один из сидящих.
— Чего: у?! — грубо брякнул порядком уже измотанный «заданием» агент «Ч».
— У-у-у-у-у! — протянул надрывно тот же парень.
— За милю видать копа, хоть и за юбку прячется, — внятно произнёс другой, по виду главный, не отрываясь от перебирания вещицы наподобие чёток.
Все сидящие лениво ощерились. Чип вышел вперёд.
— Здесь что, любовь по родине прошла, я не понял? — спросил он с язвой.
— Иди-ка наружу, глянь на свою родину — что вы, копы, от неё оставили.
— А! — возбудился Чип, — кажется, здесь островок неповиновения закону открылся? Не ты ли тот его первооткрыватель — досточтимый капитан Флинт, чьи потроха до сих пор не могут оприходовать в участке — так разорвали его свои же дружки? Новых из себя вещдоков не хотите понаделать?
— О, а ты крикун, коп. Пойди покричи: может, та чебурационная громадина тебе новый полицейский участок построит.
Бандюки прыснули; сидящий сзади похлопал одобрительно «капитану» по плечу.
— Что? не любите копов? — Чип готов был уже сцепиться.
— Их никто не любит, сынуля. Пора бы это усвоить.
Отовсюду послышались одобрительные выкрики, и всё клубное общество словно отошло от спячки и всклубилось не на шутку. Внезапно встал один из бандюков и занял новую позицию:
— Нет, господа. Есть целая категория лиц, которая копов просто-таки обожает!
— Категория лиц? Да ну! — отмахнулся главный.
— Да, приятель. Это их жёны.
Трудно подобрать описанье к той волне смеха и гогота, в которой довелось сейчас искупаться Чипу, обдатому сей зловонной жижей по самые уши; клубни давились, покатывались под стол и, таращась со смеха, тыкали в «жену» пальцами. Во всеобщем гуле никто не заметил, как Гаечка шепнула позеленевшему от злости Чипу:
— Похоже, своим выпендрёжем ты почти уже провалил нашу миссию. Иди, я буду работать одна.
— Ты останешься здесь, среди этих пьяниц???
— Агент «Ч»! Ты рискуешь потерять последнее моё доверие. Отправляйся немедленно в штаб и прими управление установкой слежения. Я буду через час.
Вне себя от всего, на него насыпавшегося, Чип схватился за голову и бросился на выход, но его окружили со всех сторон и не дали уйти.
— Здесь клуб самоубийц, — сказал громко главный. — Мы все сидим здесь и ждём, когда, наконец, прихлопнет всех нас эта чёртова градобойная машина, которая катается там, наверху. Верно, парни? — И голоса одобрения разнеслись по залу. — Так что просто уйти тебе отсюда не придётся: ты умрёшь вместе со всеми нами.
— Что нам с него? — поднялся другой бандюган. — Пусть чешет, а девчонка его останется у нас. — Он подошёл близко к Гаечке, и другие тотчас от неё отступили.
Чип прочитал в мышкиных глазах: «Иди и будь спокоен» — и, отпущенный, вышел на волю.
— Что-то он больно легко ушёл, твой парень, — сказал бандитский мыш Гаечке и, предложив ей лапу, увлёк её в сторону.
— Эй, Блуд! — раздалось с мест. — Не много ли тебе одному целой девчонки?
Мыш проигнорировал выпад и, пройдя весь зал, подвёл Гаечку к барной стойке в далёком и тёмно-уютном углу.
— Зови меня Блуди, — сказал он, взлезая на табуретку у самой стойки и ожидая, что его пленная дама поступит так же. — Как мне называть тебя?
— Эм-м-м… Лавайни.
— Ага… Почему же ты работаешь на копов?
— Мне нравится.
— О! Да, это я понимаю, — кивая головой, ответил он и добавил важно, подняв палец кверху: — Это причина.
Гаечка огляделась кругом.
— Но ты не похожа на завсегдатая клубов.
— Верно. Я здесь… я ищу… Мне нужны крутые парни.
— О!.. Однако! Именно крутые?
— Да. Или хотя бы один.
— И до какой же степени тебя интересует его крутизна?
— Он… должен уметь убивать.
Мыш ухмыльнулся.
— Боюсь, ты не там ищешь, детка.
— Что, разве все эти парни…
— Да, да, да… Лоботрясы — и не более этого. Любого из них я могу проткнуть одним когтем. — Он и правда продемонстрировал остроотточенный коготь. — Все здесь, кого ты видишь, — кучка трусливых недоумков, у которых поехала крыша после вторжения. Возомнили о себе бог весть что, потому что порядка не стало. А винят во всём власти, хотя от копов здесь взаправду много пострадавших. Спроси вон у нашего бар-босса, где он оставил свой хвост, — и ты услышишь престранную историю его взаимоотношений с полицейскими псами. Да где он там ходит?!
Появился ободранный старый котяра в жилетке наизнанку и вопросительно уставился на Блуда.
— Плесни мне колдовства в хрустальный мрак бокала!
— А что налить девушке?
— Девушке? — И Блуди смерил её взглядом. — Под стать плесни-ка ей божественного нектара. — Потом подумал и добавил: — Из последних.
— Со льдом?
— Что ты, Картер, мы просто так сидим!
Он повернулся к Гаечке, когда старик вышел за ящиком:
— Старина Карти уже сдаёт… — и качал головой.
— Я не пью алкоголь! — вдруг опомнилась мышка.
— Кто говорит об алкоголе, детка? В нашем унылом заведении это не что иное как… а что я тебе заказал?.. а! это простой сок из шишечек подорожника. Детское практически питание…
— А напиток колдовства мне нельзя было попробовать?
— О! Он творит с головою такие фокусы! — Блуди расплылся в улыбке шире некуда.
— Па-нятно…
Они сидели ещё долго, посасывая коктейли из трубочки, и Блуди очень тихо сказал:
— Ладно. Дам я тебе адресок. — Он отставил бокал в сторону и чиркнул на бумажке.
— Там бывает парень по кликухе Арлекин. Ты легко узнаешь его: у него глаза разного цвета. Но это не по природе. Впрочем… его историю знает тут каждый. Не подумай только, что он мексиканец: этого он не любит. Он итальянец.
— Постой! Как разного цвета? — не поняла Гаечка.
Мыш сделал на лице нечто невообразимое и трясанул головой.
— Сразу видно птицу по полёту: тебе не доводилось жить в трущобах, питаться отбросами на свалке… Смотри, — он положил ладонь ей на коленку, — какая чистая и нежная твоя кожа!.. Неловко докасаться!.. А мы здесь все ущербные, и потому сидим в бывшем бандюжьем логове, и иного места для нас нет! И будем сидеть здесь и седеть, как смертники-самоубийцы, в ожидании конца от тяжёлой лапы Чебуратора — или пока не закончатся последние виски в городе. Да, парни?!!! — Он это крикнул в зал, но поднявшие было головы снова их уронили, и только недалеко сидящий в одинокой прострации старик Картер забубнил:
— Да, да, да…
— Ты спрашивала о цвете глаз, да? — спросил несколько уже закосевший мыш.
Гаечка поймала его метающуюся в воздухе лапу и сжала накрепко в своих. Блуд смутился и перевёл взгляд куда-то побок.
— Он был ещё котёнком, этот Арлекин, и имел совсем иное имя. Но однажды какому-то человеческому мальчишке показалось, что котёнок слеп на один глаз, и из сострадания, — на этом слове мыш вздрогнул, — решил помочь тому и хирургическим путём подрезать ему веко и открыть глаз. Поиграл во врача-ветеринара… В общем, нашли его на помойке, совершенно доходного и с уже пустой глазницей. — Тут Блуд глянул на неё. — Но это не всё. Попал он в ветеринарную клинику д-ра Эдвардса, где сердобольный доктор тут же определил его на операционный стол, потому что нельзя было медлить. — Мыш скривился. — Ему не хватало самой малости для окончания очередной монографии по пересадкам глаза, и он не стал ждать органа с нужным цветом радужки и впендюрил ему, какой был. Потом дописал книжку, сфотографировал удачно прооперированного пациента и… выкинул его обратно на улицу… — Мыш вздохнул и заглянул в Гаечкины газа. — Что плачешь — жалко парня? Не горюй: он крепкий оказался — выжил. Мы знаем истории только выживших, потому что только у них была возможность рассказывать. Да и все мы здесь с похожими историями, только не у каждого хватило духу пойти путём Арлекина — мстить… Ты даже представить не можешь, насколько он профессиональный киллер: несмотря на чужой глаз в своей голове — никогда не промахивался. Наверняка ты о нём ничего не знала, хоть, в качестве копа, и должна была.
Гаечка замотала головой.
— Вот видишь: его невозможно было вычислить.
— Зачем же ты мне его выдал? — едва могла она произнести.
— Он уже давно не работает. Ну, ты понимаешь, о чём я?
Они посидели ещё, только Гаечкино сердце уже рвалось вон.
— Ты не против, если я пойду? — сказала она.
— Иди… Впрочем… если найдёшь время, чтобы прийти к нам из своего красивого и доброго мира, — что ж? заходи. Ты очень понравилась старине Блуду. — И он потрепал её по щеке, на что она не нашла ничего ответить — лишь улыбнулась влагой глаз и, пожав ему на прощанье обе лапы, соскочила с табуретки.
Он зн
— И-и-и… только между нами… Я и сам не особо жалую это место: здесь всегда оч-ч-чень скверный запах!
Гаечка сбросила свои туфли: не очень-то на шпильках хорошо преодолевать все особенности пересечённой местности. В лапке она сжимала бумажку с адресом, пробираясь вперёд в надежде найти нужное место до темноты. В противном случае терялся целый день, и весьма многое за этот срок могло измениться; не говоря о том, что свыкнуться с мыслью о праве Чебуратора терзать её родную землю было невозможно. Надо было торопиться.
В указанном месте не нашлось ни души; покинутый дом располагался, по всем признакам, в точности как описал Блуди, но уже не отдавал жизнью. Гаечка повертелась вокруг. Ни следов, ни каких-либо наводок и подозрений, что делать дальше. Вдруг она заметила тонкую струйку света, выбивавшегося из толщ завала напротив, по другую сторону улицы. Она приблизилась, но никак не могла хорошенько рассмотреть, откуда же именно он выбивается. Не надо быть мышью, чтобы понимать все преимущества маленького и гибкого тела, — но надо ей быть, чтобы суметь пролезть настолько в глубину, пожертвовав одной лишь взлохмаченной причёскою.
Внутри коптила свечка; однако комнатка была так мала, что даже мыши было здесь тесновато. «Кто же может тут жить?» — подумала Гаечка, листая календарик на импровизированном столе. И, повернувшись к зеркалу, вернее куску от него, прислонённому к стене, поправляла рассыпавшиеся волосы, как вдруг в отражении мелькнуло что-то молниеносно и схватило её сзади. Мышка только ахнула, но холодный металл заточки уже подпирал ей горло и заставил молчать.
— Положи на место, — произнёс спокойный баритон.
— Я ничего не взяла, — прошептала Гаечка, не зная, куда бы ухватиться, чтобы не упасть.
Но, убрав заточку, крепкие лапы сжали её ещё твёрже и одним движением развернули лицом к лицу со своим обладателем. Здесь Гаечка не вскрикнула, чем несколько удивила его, потому что готова была это увидеть. На неё смотрели в упор два кошачьих глаза, совершенно ничем не схожие, даже блестящие по-разному: один был ядовито жёлт, чем врезался надолго в память резким зловеще-змеиным впечатлением; другой — цвета спокойного синего вечернего неба, в котором без следа растворялось всё резкое и злое. Первой же мыслью Гаечки стала загадка: «Какой же его настоящий?» — и страх исчез в ней окончательно.
— А я люблю мышек, — сказал, медленно рассматривая её, кот. — Тем более таких красивых… Ты что же, сама на ужин ко мне пришла, малышка?
— Да; я искала тебя, Арлекин.
— Вот в чём дело! — несколько изумился он. — Старый мешок костей заслужил небольшого развлеченья! Но скажи-ка без утайки, прежде чем я дам тебе насытить собой мой изголодавшийся желудок: хорошо ли ты умеешь танцевать? Выразить, так сказать, пластически жажду к последним минутам жизни…
— Здесь тесно…
— Что ж с того? Знаешь, здесь и помыть-то тебя перед едой негде: все тазики Чебуратором передавлены… Пойдём, что ль, в лужицу тебя поокунаю?
— Арлекин!..
— О! сколько страсти в этом тонком голосе!
— Нет, ты послушай меня…
— Чего я ещё от мышей не слышал!
— Негодный итальянец, я же совсем не страшусь тебя! ты не видишь?
— Как ты сказала?
— Негодный итальянец!
— Ну, не боишься… что ж делать? Не буду больше пугать, — и с этими словами отпустил её. — Странно. Я думал, что достаточно убедителен…
Мышка тронула его за плечо — тот вошёл в неё взглядом, всё ещё в неопределённости, кто есть перед ним.
— Уж я-то всё вижу без напряжения, каков ты из себя на самом деле, — объяснила она, — и могу читать по глазам…
Он посмотрел на неё с ужасом.
— Прости! — вдруг осеклась она, — я не подумала, что это может тебя ранить…
— Ранить… — повторил Арлекин. — За такое раньше я мог убить. — Он отвернулся от Гаечки и, ставши угрюмым, резко произнёс: — Уходи! Раз ты пришла не развлекать меня, а травить душу, — уходи! Мне даром не нужно ничьего общества: я привык жить один.
— Даже если нужна твоя помощь? — Гаечке такой аргумент казался железным, ибо самой ещё не приходилось никому отказывать.
Тот только усмехнулся и пригрозил выставить её насильно, но Гаечка не отставала:
— Хочешь, я буду помогать тебе?
— В чём? Мне ничего не надо.
— Я могу всё!
— Хорошо. Мне что-то щекочет — поковыряй у меня в носу.
— Ну, я же не такое имела в виду…
— Вот видишь: даже о такой ерунде нельзя попросить! Вот бы я хотел большего!
— Почему ты отвергаешь всё?..
— Да потому что… — Он зажевал губу. — Знаешь, когда я вижу такую крутую бизнесмаус, одетую в наряды от кота Полосаче…
— Их я сшила сама.
Арлекин сбился с мысли.
— Я могу сегодня же перевезти тебя в другое место — туда, где не будет чебураторов и есть нормальная жизнь.
— Перевезти! У неё есть личный самолёт! — усмехнулся тот.
— Ну… есть… — не могла утаить Гаечка.
— Только не говори, что сделала его сама!
Мышка сдержанно улыбнулась.
— Не знаю, с чего ты подумал, что я состоятельная белолапка, — снова приступила она, — но вот скажи, чем пахнет от моих лап?
— Я не любитель французского парфюма, — сказал кот, отворотясь.
— Это просто чтоб заглушить другой запах, не очень-то приятный.
Арлекин задержался, но взял-таки её лапку и тонко втянул в ноздри воздух.
— Бензин???
— Да. Мне часто приходится оттирать им масло. Почти каждый день. У меня техническая специальность, и зовут меня даже так: Гаечка.
Всё ещё недоверчиво посматривая на мышку, Арлекин щурился.
— Всё умеет… Суперменша… Агент «Г», — и пронзительно прошиб её взглядом.
Гаечка вздрогнула, однако подавила в себе невольные мысли о том, что могла быть им подслушана возле клуба самоубийц.
— Чего ты хочешь? — устало от всего сказал Арлекин. — Я ведь знаю всю вашу компанию.
Тогда Гаечка приблизилась к самому его лицу и почти шёпотом произнесла:
— Ты можешь научить меня тому, чего я не умею.
— Научить тебя? Научить тебя чему? Чего ты ещё не умеешь?!
— Убивать.
Арлекин забегал взором по углам, потом медленно присел на стул. Какая-то гаденькая улыбчонка скакнула на его уста.
— А с чего ты взяла, что это ко мне?
— Мне дали рекомендацию.
— Кто из живых может ещё обо мне помнить? А-а! кажется, понимаю… Блуд, старая шельма, ищет себе проблем!
— Он направил меня к тебе…
— Этим я давно уже не занимаюсь! — осадил её кот. — И будь я последним идиотом, всё равно бы не поддался на твои уговоры!
— Я прошу лишь научить меня…
— Час от часу не легче! Надо ж! копы хотят стать убийцами!
Он сопротивлялся как мог, ходил круголями по комнате, делал через фразу предложение убраться, но в душе всё ж был рад, что мог ещё посоревноваться с пустым местом за право иметь большее к себе внимание, хоть чутьё и подсказывало ему опасаться нежданной гостьи.
— Киллер, почему же ты так бедно живёшь? Я могу помочь тебе чем-нибудь разжиться, например…
— Потому что, — отвечал, не слушая её, Арлекин, — я никогда не работал за деньги.
— Ты работал забесплатно?!
— Уф! — фыркнул тот. — Это у вас всё так рассматривается. Вы и сами-то, небось, палец о палец за так не ударите. Я же помогал тому, кому была нужна реальная помощь; кто пострадал безвинно от рук негодяев или рисковал сделать это.
Гаечка слушала его с крайним изумлением на лице: «А ведь мог бы стать „Спасателем“… Какая несудьба!..» — подумала она.
— Тебе-то что за нужда? Расскажи — может, я и покажу тебе чего-нибудь из своих фокусов.
— Я хочу убить одного очень крутого парня.
— Нету, милая, в нашем городе крутых. Не осталось.
— Есть! Он даже круче любого из мыслимых. Он мочит всех подряд, не раздумывая…
— Не заливай мне сказочки, красотка.
— …Это Чебуратор.
Кота разорвало от смеха; он давился и лупил в истерике кулаком по столу:
— Ну, мать, ты меня рассмешила! Спасибо ж!
— Что, что-то не так? — опустила глаза Гаечка.
— Всё так, всё так. — Он переждал восстановки дыхания и продолжил: — Только ты не представляешь себе, насколько трудно тебе будет это сделать.
— Я готова на всё! — гордо проговорила она и пустила в него огненный взгляд.
— Ну, раз так… — Обратясь к куче барахла, кот наковырял в ней винтовку чудн
— А помощнее ничего нет?
— Малышка! Тебе показать отметинки на его ушастой башке от крылатых ракет средней дальности? Нет? Или ты думаешь, что это он начал первым разносить город? Всё в дыму пылало… Его долбасили со всех сторон две тысячи орудий — и сильно ли он изменился в облике? Хоть сколько-нибудь пострадал?
Взгляд Гаечкин поумерился в горячности; она тоже села, теряясь в собственных мыслях.
— Ну хотя бы покажи мне, как это делается, — просила она.
— Упрямству безумных поём мы песню, — выпустил Арлекин последнюю прибаутку и, почесав основательно за ухом, наконец согласился: — Хорошо. Мы пойдём. Это, к тому же, совершенно безопасно — впрочем как и бессмысленно.
Гаечка не знала, как его благодарить, и сидела светясь и не проронила ни слова, ища его взгляда, хоть Арлекин в задумчивости и ушёл в себя, глядя молча в стену, и тем не отличался от прочей мебели. Наконец он встал, сказал, что надо бы перед выходом подкрепиться, вынул из закромов какую-то баклажку и налил из неё до краёв полную склянку чего-то белого.
— Убийца любит молоко? — мило удивилась Гаечка, найдясь хоть что сказать.
Тот пожал плечами:
— Что ж тут удивительного? Я же кот. — И выдул склянку залпом.
— А ты умеешь разводить, — сказал с поднятием Арлекин, пробираясь по завалам навстречу цели. — Другую девочку я бы отшлёпал и вернул родителям.
Гаечка не отвечала, дабы не отвлечься от идеи дальше лезть в таком коротком платье в самую небесную верхотуру, к чему стоило бы подобрать обычную свою спецэкипировку и не жаловаться на ускоренный темп подъёма.
Взойдя с понятным трудом к вершине, они рассмотрели окрестности с высоты, и Арлекин дал ей в лапы винтовку. Затем походил вокруг неё, отошёл подальше и вновь приблизился.
— И-й-эх! нету у меня фотоаппарата! — и с досады щёлкнул вместо него пальцами.
В таком виде Гаечке не стоило бы пренебречь и обложкой какого-нибудь журнала, и не пойми какого: то ли оружейного, то ли модного, то ли более лёгкого направления; однако, выжав из себя все улыбки, кот цокнул языком и не без Гаечкиного удивления приказал спускаться.
— Ты только для этого затащил меня наверх?! Попозировать на фоне облаков с этой штукой? — возмутилась мышка.
— Ропот в войске Чингиз-хана? — пресёк он её возгласы. — Мы ищем более верную точку для посадки. За мной! — и понёсся с кручи с диким ускорением.
Гаечка поглядела вниз. Она ещё не знала, что таких восхождений предстоит им шесть или семь — она со счёта сбилась — и охнула оттого, что день уже кончался. Потом всё же поднялась и, несколькими рывками увеличив разрезы на неуместном платье до величин чуть его не превосходящих, понеслась навстречу точке, ожидающей её внизу.
В продолжение их скитаний вечер почти ушёл, закатом напоследок возрадовав души тех, кто ещё что-то понимал в живописи. Последние лучи солнца расцвечивали прорубленную в квартале долину остатками своих красок. Чебуратор активно шевелился и показывал всем своим видом, что завода ему надолго хватит.
— Мы так близко… — странным, несколько возбуждённым голосом произнесла Гаечка, лёжа на крыше чудом оставшегося жить здания, очевидно, из-за своего относительно небольшого роста.
— Да и мишень отличная: я круги б ещё нарисовал концентрические ему на ушах в издевательских целях. Попробуй, мол, наедь! Вот это сила, вижу, — мощь! Даже не бычий затылок, как говорят, а чебурачий!
Но Гаечка не откликнулась на шутку, а продолжала настраиваться.
— Ну всё! ты приговорён! Дрожи, Чебуратор: тебя сейчас шлёпнет наша подкравшаяся незаметно могучая воительница!..
— Ты меня отвлекаешь, — ответила она.
— Конечно! Учись работать в любых условиях, моя дорогая. Не то капризы заведут тебя, не приведи бог куда!
Мышка уже к тому времени успела расспросить об особенностях винтовки в конкретной её реализации и не потратила много времени даже на обычную сборку-разборку, чем вогнала в жестокое удивление своего наставника. Тому интересно стало бы ещё чего-нибудь рассказать, но Гаечка всё так быстро ухватывала, что через несколько минут ему удавалось лишь мычанье. Тогда он, убедившись в окончании теоретической части, скомандовал приступить к огневому рубежу и начать стрельбы.
— Хм-м… — выдавил Арлекин, глядя на то, как мышка старательно разглядывает Чебуратора в прицел. — А самое простенькое задание приводит её в затрудненье… Стрелять-то будем, нет? Патронов — не боись — полные карманы!
Гаечка молчала: глубокие чувства охватили её пред выстрелом.
— Не попасть в такую здоровущую бандуру невозможно, уверяю тебя! Остудись, малышка, и добей её с холодным сердцем, — сказал он, наблюдая по-командирски в бинокль. — Вот сейчас он повернулся лицевой частью морды, видишь?
Внезапно телом её овладела дрожь; перекрестье заметалось, и огромные глаза Чебуратора прыгали в прицеле во все стороны. Гаечка зажмурилась и надавила на спуск.
— О! — услышала она погодя. — Глянь какое попадание! Моя школа!
Вновь появившийся в прицеле Чебуратор ничем не отличался от прежнего.
— А ты приглядись, — посоветовал ей наставник. — Ровно между бровей легла твоя метка.
Действительно там виднелось еле заметное красное пятнышко. Гаечка выдохнула и положила голову на приклад, но, чуть придя в себя, вновь приставила глаз к прицелу. Чебуратор явно ничего не заметил и кочевряжился дальше с красной точечкой на лбу, на которую без отрыва смотрела мышка, точно ей ни до чего другого не было дела.
— Не хочешь с лазерным наведением попробовать? — прервал её далёкие думы Арлекин. — А то уже или ночной прицел пора доставать.
— Вполне и этого достаточно, — сказала она на выдохе глубоком.
— Ну?.. тогда отбой?
На обратном пути мышка больше молчала, вглядывалась с красноту уходящего на покой солнца, оставшегося недолгим следом на облаках, и часто останавливалась передохнуть, потому как смертельно устала.
— Пошли уже, — подгонял её кот, — твои заждались, небось, в дупле-то?
— А ты весёлый, — вымучивала она из себя немного речи.
— Лучше же быть клоуном, чем убийцей. Повадки только остались…
Тогда она спросила его:
— Куда ты пойдёшь, после того как мы расстанемся?
— Всё тебе надо знать!
— Мы могли бы… не пойми меня превратно, но такой парень мог бы устроить свою жизнь по-новому…
— Зовёшь меня в «Спасатели»? — проговорил он, морщась. — Не из того я теста…
Гаечка потупилась.
— …По-твоему, бросив убивать, я автоматически стал хорошим? Да, я поумнел, понял, что глупостью по большому счёту занимался в юности. И что с того? Или… — он осёкся новой мыслью: — или маленькая мышка хочет видеть меня в каком-то ином качестве? — Он помолчал. — А я тебе скажу так: ты пропадёшь из моей жизни так же моментально, как и появилась: вон твой поворот. Хотя я могу тебя проводить и поближе.
— Подожди, — сказала Гаечка робко, — я не хочу вот так расставаться…
Она обняла его за шею.
— К чему это? — замер он. — Мы же…
— Тем более! — и поцеловала его горячо в щёку. — А теперь иди.
— Благословила меня прямо… — выдавил впечатлённый Арлекин. — Что ж? Буду помнить тебя, мышка Гаечка, раз ты того хочешь. Надо же! впервые… — И он отвернулся, чтобы не показать слёз.
— А как твоё настоящее имя, а, Арлекино? — спросила она, уже поднявшись.
— Тебе это незачем знать.
— А всё же? — и мышка прильнула к нему последним взглядом.
— Мама звала меня, — он сошёлся с ней, поймав её взгляд в темноте, — Леон.
Затемно добралась она до родного дуба. Разумеется, никто ещё не спал, и «Спасатели» окружили её шумною толпою, едва занесла она ногу на порог. Поначалу муторным расспросам помешало некоторое недоумение: Гаечка ли это иль опять некстати заявилась к ним Лавайни? Мышка ступала, то и дело пошатываясь от усталости, просила не по-лавинийски вежливо сегодня её уж не тревожить и, дойдя до отремонтированного дивана, придвинутого к стенке, рухнула на него и мгновенно потерялась во сне. «Спасателям» было не привыкать и к более развитым странностям жизни: им, ею тёртым, просто странно было видеть свою единственную женскую половину в столь убогом и замаранном виде: грязную, растрёпанную и к тому же в разорванной, не всем ещё знакомой одежде.
«И вот для этого она искала крутых парней? — думал в старательно скрываемом и бессильном гневе командир „Спасателей“. — Что они с ней сделали?!» Страшная догадка мучила его неумолимо, но он боялся даже представить её в полном виде, и завалился спать только в третьем часу, решив тем самым ещё немного «поуправлять Чебуратором», да сам и не притронулся к пульту в гостиной, а всё только косился на дремавшую поодаль Гаечку и вздыхал.
На следующее утро ничто не мешало Чипу, уткнув лапы в боки, заявиться к Гаечке с требованием объяснений, и он бы так и поступил, да только мешало ему что-то непреодолимое, подкашивающее ноги и насыщавшее заметной робостью перед существом, которым он был не в праве помыкать, но от которого зависела сейчас каждая рождённая им мысль. Он уже два раза брался за ручку двери, ведущую в мастерскую, из-за которой раздавались до странности ранние, уверенные инструментальные звуки, — и тут же отдёргивал лапу и, ища себе места, бродил потом привиденьем по гостиной, в муке сочиняя, что он ей «скажет по поводу», когда она выйдет сама.
— Вот сидит она в мастерской, что она там делает? — подозрительно и вслух размышлял Чип.
— А что она может делать в мастерской? — раздался за спиной Рокфоров бас, и Чип проглотил полмысли.
— Э-э… Делать?..
На этом рабочие звуки за дверью оборвались, и всего через несколько мгновений дверь резко распахнулась, открыв на пороге Гаечкин вид, преисполненный сладкого чувства завершённого труда. На плече её лежала некая штука, чем-то напоминавшая прежние её присоскометательные ручные орудия. При виде мышки Чип со всем своим скопленным негодованием залил глаза доверху кровью и пытался скрестить грозно лапы на груди, но они нелепо в волнении выскальзывали, образуя какие-то неясные жесты, которые и так были Гаечкой незамечены. Она заговорила первой, взяв свою новую штуку на изготовку:
— Сделано! Готово! Вы понимаете, мальчики?!
— Похоже, дорогая, ты серьёзно рассчитываешь убить Чебуратора из этой штуки?
— Ах, Роки, знали бы вы… ай, ладно! — она рассмеялась, так что Чип ещё более усугубился в тревожную мрачность. — Однако что же это всё я да я одна напрягаюсь?
— Именно!!! — выкрикнул Чип.
— …Так что и с Чебуратором разбираться мне как-то уже лениво… — она, лукавейшим образом улыбаясь, прошлась мимо них. — Есть же у нас в доме мужчины? — на этих словах она подмигнула тайком Чипу.
Смутные и более свежие мысли промелькнули в голове у него.
— Так это и есть то самое обещанное оружие??? — перекрасился он.
— Да, между прочим; и в полной боеготовности. Ну-у, почти в полной…
Чип прошёлся по стволу взглядом: какая-то гордость пробуждалась в нём. Хотел было уже потянуть к нему лапы, словно ребёнок, жаждущий потрогать новую игрушку, но в тот момент громко звякнул колокольчик.
— Что это?! — вздрогнули все, и Гаечка, не сразу вспомня, закинула оружие обратно в мастерскую и бросилась к пульту слежения за Чебуратором.
Она уже и не надеялась что-либо поймать на короткой волне, но устройство обнаружения долгожданно сработало, и, сделав звук погромче, Гаечка со всеми «Спасателями», включая заспанного поутру Дейла и Вжика в поварском колпаке, вылезшего на звонкий звук из кухни, услышала, как появилось странное шипение, потом расслышался внятный голос, говоривший явно не по-английски, и заработавший самописец начал выдавать строчки расшифрованного текста. Все понимали: это льётся живая русская речь…
— Это невозможно! Приборы засекли их сообщение! — радостно вскрикнула Гаечка.
На бумаге оказались вычерченными три следующие строчки:
Voice 1st: No pachemuu on ne balshoi butlka vidit ikh?
Voice 2nd: Uh, oh… Eto vidit samii chasto.
Voice 1st: Da. Tak nado.
— Чего? это всё, что ли? — не понял Дейл.
— И зачем, дорогая, ты так долго мучилась с поимкой этого сообщения? Что тут понять??? — добавил масла в огонь мыш.
Гаечка пожала плечами и задумалась сама:
— Сообщения идут, чередуясь в форме беседы… Командир даёт инструкции?
— Вот что, — вмешался в её раздумья мыш, — надо не гадать, а перевести по-нормальному.
— Где же я в такое время найду словарь? — пожалилась Гаечка.
— Зачем? — не сдавался Роки. — Можно бы слетать, скажем, в Нижний Бруклин. Там-то уж наверняка кто-нибудь из русских иммигрантов сохранился.
— Верно! Сейчас же в самолёт! — мышка чуть не подпрыгнула; но Чип, вспыхнув взором, остановил её.
— Нет!!! Ты нужна больше здесь! — и в глазах его читалось нечто неописуемое, прямо кричавшее: «Хватит с тебя и вчерашнего!» — но мышка не поняла нелепого запрета, и пришлось ещё к тому добавить: — Тебе ещё ружжо доделывать…
— Ах, ну да, конечно… — остудилась она.
— В полёт отправятся Роки с Дейлом, — распорядился тогда командир.
На это проявился молчавший до поры мух, несколькими ударами половником о крышку обратя на себя внимание.
— Да… Сразу же после завтрака, — тут же поправился Чип; впрочем, отворотил сморщившийся разом нос: его тошнило от мушиной кухни.
Дейл не без немого удивления рассматривал районы, над которыми они пролетали: он точно и узнавать забыл свой город, до того районы эти были непривычны своей, как можно выразиться, неразрушенностью; хотя и были уже лишены по крайней мере людской жизни, что сообщало им таки унылый вид, но отнюдь ещё не кладбищенский. Внизу, возле места произвольной посадки, было людно (не скажешь же: «животно» :о), но и то казалось лишь от несколькой «спасательской» отвычки видеть сразу двух незнакомых мышей вместе. Вконец испуганные витанием над ними самолёта, они разбежались по щелям, но бегать их искать «Спасатели» и не думали.
— Главное — жизнь тут есть, — сказал мыш, и поиски продолжились.
Они оказались совершенно правы: зверонаселение вдали от центра обитало в куда больших количествах, и не у помоек, которые были уже все выедены до последней косточки, а чаще на крышах, куда переместилась жизнь, смысл которой теперь заключался в наблюдении и ожидании прихода Чебуратора в эту часть города. Не стоило бы упоминать о мистическом толковании его прихода, однако некоторые крыши просто ломились от обилия крыс, пришедших туда ради нового культа отца Свистофора, якобы давно предсказавшего «конец света от ходящей скалы», открывшегося ему в одном из видений при посещении культового храма Заушупанти (местоположение его святой отец всячески скрывал). Говорить с ними оказалось бесполезно: те только выкрикивали свои песнопения и не могли прийти в себя для разумных ответов.
Лишь где-то через час им попалась, что удивительно, вполне вменяемая старушка-крыса в старомодном клетчатом платье и дырявой шляпой на голове. Как выяснилось, она вообще не понимала, куда все девались, а на вопрос о Чебураторе отвечала: мол, не знает такого; просто тихо живёт со своей подругой молодости в одной норке и выходит лишь по самым крайним датам. В самом деле появилась следом и та, вторая, и обе на пару начали голосить, заглушая всё вокруг спорами о том, как же всё-таки прекрасен мир снаружи, и не обращая уже внимания на «Спасателей», очумело на них глядящих. Их пришлось оставить.
В продолжение ещё немалого времени нашлась ещё какая-то старушка, которая сообщила, что русских мышей отродясь тут не водилось. Это было смешно слушать, и бурундук с мышом метнулись дальше. И буквально за следующим же поворотом наткнулись на брошеного попугая, совершенно деградировавшего из-за тоски по специальному корму для попугаев, без которого он практически вылинял и потерял хвост. Тот, переминаясь с лапы на лапу, первым делом осведомился, нет ли у «Спасателей» чего поесть в духе спецкорма, к которому его наркотически привязали бывшие хозяева, и, получив в ответ честное мотание голов, с глубоким вздохом сказал, что ответит на интересующий их вопрос и так. Направленные его увядшим крылом «Спасатели» восследовали и взаправду нашли несколько вывесок, видимо, на русском языке. Но квартал был пуст — все разбежались.
— Что за беда! — негодовал Дейл.
— Отрицательный результат — тоже результат, — поучал его своими философствованиями Роки, по тринадесятому разу заваливаясь в самолёт.
— Эй, вам чего нужно? — раздалось с земли, когда уже винты били в полном разгоне.
Роки заглушил мотор и, сняв очки, глянул по сторонам. А бурундуку было уже до лампы: он мучился тем, что так надолго оставил Гаечку одну, наедине с Чипом.
— Эй, вы ищите кого-то? — вновь раздался тот же голос, и вышла из-за крыла мышка, чем-то даже и Гаечка.
Бурундук замотал головой, и резко разжатые глаза всё ж выудили несколько отличий. Она не была Гаечкой, но это не помешало Дейлу тут же выпрыгнуть из самолёта и приветствовать её с воодушевлением. Девочка рассказала, что знает последнюю русскую, оставшуюся здесь.
— Её зовут Сырдарья. Она колдунья.
— Сы-и-и-ыр?! — немедленно вытянул Роки.
— …дарья, — и не двинув бровью, добавил Дейл. — Ты не особо расслабляйся, слышишь?
Было, однако, поздно: в чреве мыша пошла необратимая реакция сыровозбуждения.
— Идём! — и мышка потянула его за лапу, — я отведу тебя. Здесь близко.
— Роки, не вздумай улетать без меня! — крикнул он, хотя и подумал уже о том, что мыша заклинило надолго и можно гульнуть и подольше с незнакомкой.
— Сы-и-и-ыр!!! — выл ошалело Роки, и самолёт трясло от его тяжкого рыка.
Ожиданьям Дейла не суждено было сбыться в полную силу, потому как путь их оказался близок, а миловидная мышка таинственно исчезла прямо перед самыми дверьми в жилое помещение, куда они, видимо, и шли. Оглядясь, бурундук пожал плечами, принял всё это за особый знак и вошёл внутрь. Внутри апартаментов царила ещё большая атмосфера загадочности, нарочно созданная для посетителей практикующей колдуньи разного сорта вещами, занимавшими большую часть её комнаты, включая потолок. Дейл постучал по столу:
— Эй! Есть кто-нибудь?
Издалека послышались шаркающие шаги, и чуть погодя из-за портьеры выплыла толстая, как тумба, старческая крыса, впрочем со следами былой красы, и в не сравнимом ни с чем загадочном одеянии.
— Я знаю, ты прилетел сюда издалека… — были её первые слова, со значительным акцентом и произнесённые глухо, как из бочки.
— Да, — сказал бурундук, но несколько замялся.
— Дай мне свою лапу — и ты получишь все знания о себе!
— Нет-нет! я не за этим…
Колдунья сощурилась, подошла ближе и разглядела его в лорнетку.
— Нам очень нужно, — начал Дейл, усердно разыскивая по карманам заветную бумажку, — прочесть один… э-э-э… известный нам свиток.
— Я к вашим услугам, — сказала крыса, важно подбоченясь.
— Вы ведь русская, не так ли? — спросил он, вынув-таки листок.
— А вы что, из полиции? — перекосилась она и выронила лорнетку из лап.
— В некотором роде. Но я — только за консультацией по поводу этой русской надписи, — и сунул ей листок.
Уняв частое биение разволнованного сердца, колдунья внимательно осмотрела его, так или этак вертя во все стороны.
— О! Это очень древнее наречие! Его смог бы разобрать только наш самый главный жрец. Но он пропал, как и все…
— Ничего себе! — буркнул Дейл. — Но вы же, наверное, можете прочесть его, не прибегая к словарю? Вы же колдунья!
— Да! — ответила она с гордостью. — И в пятнадцатом колене!
Затем бумажка отправилась на стол, на котором вскоре появилась большая хрустальная сфера и штука, напоминавшая пирамиду. Колдунья указала бурундуку на стул, а сама начала в полном молчании творить пассы над сферою. Неожиданно она вскрикнула и повалилась на кресло у неё позади в сильном изнеможении.
— Что случилось?! — подпрыгнул на стуле Дейл.
— А!.. о!.. — корчилась крыса. — У меня не хватает сил!!!
— ???
— Я стара — поймите меня — и не могу иметь большую энергию рывка. Ведь на этом свитке лежит печать, поставить которую мог только очень сильный волшебник — маг железа и камня, пороха и соли, дерева и плюша; пользовавшийся всей разрушительной силой неведомого человека-горы!
Дейл дрогнул: сомнений не могло быть в задействовании во всём этом чудодейственной силы Чебуратора.
— Какого же уровня этот волшебник?
— Даже не могу определить, но… вижу! Он не человек, за которого пытается выдавать себя; он зелёный, как лягушка; зубастый и страшный, как смерть! — Она умолкла и вновь обессиленно упала в кресла.
У Дейла сбилось дыхание; с каждым вздохом горло словно сужалось у него — он начал задыхаться.
— Это всё, — неожиданно проговорила ведьма, заглянув в сферу. — Больше ничего не видно. Чистое поле…
Когда бурундук пришёл в себя и направил свой безнадёжный взгляд на неё, колдунья Сырдарья покачала головой:
— Нет. Ни-ка-кой надежды… В конфигурации магии огня нет наложений на трилогии других стихий, а полосы связи проходят слишком близко к знаку воды.
— И что?
— Значит, он непобедим.
— Кто? этот волшебник?
— Да. И мне кажется, — сказала с накалом глаз она, — я узна
— Ух! — нечаянный возглас вырвался из бурундука.
— Да, дорогой, мы все учились по древним книгам. Это вы предпочитаете смотреть телевизор — а там много лживого. Читай книги, о пришелец, и тебе откроется… — она оборвалась внезапно.
— Что там такое опять? — уже не мог утерпеть всего этого Дейл.
— Я вижу тебя, бурундук!!! Да, это ты! Совершенно ясно вижу: тебе открывается дорога через Внутривхождение Снов и ты получаешь оружие, не сравненное ни с каким по силе. Но сила эта брутальная, её магия слаба, поэтому тебе надо тренироваться, чтобы увеличить челюсти…
Бурундук уже давно перестал что понимать; он сидел и хлопал глазами.
— Мне открылось! — воскликнула Сырдарья. — Вся эта магия связана с нашим жутким астральным покорителем. Его имя читается с золотых пластин на своде покинутого храма соития двух невозможных стихий: стихии плазмы и стихии песка. Читаю имя на нижнем кольце по буквам: РОТАРУБЕЧ.
— Чебуратор наоборот!!! — взорвался бурундук.
— Да, — выдохнула ведьма и продолжила: — Выходит, судьба подарила тебе шанс, послав тебя ко мне. Потому что ты один можешь его победить!
Дейла прошибла тёплая волна от пяток до ушей; он наливался непонятными ему чувствами, но продолжал не верить до конца. Что было дальше, он совершенно не помнил. А под конец что-то заставило его спросить:
— Мы же «Спасатели» — всё те же копы — вы нас боитесь — почему вы нам помогаете?
— Это судьба. Ей нельзя не покориться. И если доведётся победить Чебуратора — это будет и моя победа. Я не люблю коммунизм. Там очень плохо относятся к крысам и мышам, осуществляют геноцид свободного грызунского народа. Их морют страшными ядами, запрещёнными из-за их негуманности, не дают свободы передвижения — не то что в Нью-Йорке. Теперь они и сюда добрались. А было время, когда наша семья жила в простом крестьянском доме, и тогда — красные пришли в нашу деревню и удумали, пытаясь извести нас, собирать налоги с крестьян не деньгами, а хлебом, — и наша семья чуть не умерла с голоду, потому что амбары наших крестьян стали пусты!.. Они приходили ночью в чёрных кожаных куртках…
— Рокеры? — нашёл чему обрадоваться несколько уже доведённый Дейл.
— Да! — с неожиданной резкостью ответила крыса. — Но тебе стоит знать, шаловливый бурундучок, что рок в русском значении знаменует судьбу. Судьбе угодно было иметь этих чёрных воинов для ниспослания кары за грехи наши, и люди судьбы пришли точно так же, как теперь покоряет мир Чебуратор!..
С этих слов они сидели в молчаливом изнеможении сил, и, казалось, так прошёл целый час.
— А можно мне более личное посмотреть? — отважился наконец Дейл.
Колдунья более пристально стала вглядываться в сферу.
— О да! Есть, есть рядом с тобой девушка… Да! это мышка!
— Да??? — вскрикнул от неожиданности бурундук. — Надеюсь, не летучая?
— Сейчас посмотрю более внимательно… Плохо видно: замучиваешься оттирать пыль! Весь город в пыли! — Она достала носовой платок и энергично вытерла её со сферы. — Ага. Так… Одевается она, вижу, во всё розовое.
— Что?! — Дейл аж присел от такого поворота.
— Да ничего! А, нет, погоди… Как это по-английски? Во всё голубое…
— Фу-у-у-у-у! — бурундук вытер пот. — И когда это случится, скоро?
— Какой нетерпеливый! Дай-ка поточнее на тебя взглянуть… — Она углубилась взглядом в сферу и как-то так и остановилась.
— Ну! что там? что такое?
Колдунья перевела взгляд на Дейла, потом обратно и так ещё пару раз.
— А пожалуй, там не ты. Хотя похож очень даже.
— Чего не я-то?
— У этого бурундука, в сфере который рядом с мышкой, выражение лица, что ли, поумнее…
— Чего?!
— И одет не в том стиле. Ты в скором времени шляпу носить не собираешься?
Выход Дейл нашёл легко: во двор, как по компасу, шёл он на нескончаемые и во время всего его отсутствия вопли «Сы-и-и-ыр!!!», доносившиеся из самолёта. Больших усилий потребовалось бурундуку, чтобы отвалить мыша с места пилота и дальше, до конца пути, продолжать терпеть его стенания, а иногда и отпихивать мыша всеми конечностями, когда тот вдруг принимал Дейлову голову за раскачивающуюся головку сыра и набрасывался на неё в дикими воплями.
Дома их ждали.
— Как слетали? — сразу же и мимоходом проверяя состояние самолёта по показаниям на приборной доске мягко спросила Гаечка.
Дейлу очень хотелось ей ответить так же мягко, но он что было мочи заорал:
— Вжик!!! Тащи сыру: мыш тут в судорогах кончается!
Услыхав опять слово сыр, Рокфор возрычал пуще прежнего:
— Сы-и-и-ыр!!! — и вращал ничего не видящими глазами.
Вжик притащил ломоть, больший себя в размерах раза в три, и кинул в мыша. Роки, ещё на подлёте куска сыра, резко изогнулся, почуяв сырное приближение, метнулся с ловкостью змея и поймал его в рот. Через пять минут он был здоров.
— Так к
Но Дейл никого не слушал, особенно мышку. Он рвал и металл.
— Да врёт она всё!!! Ни капельки правды!
Чип с Гаечкой молча переглянулись.
После обеда и вынужденного после него отдыха вся команда собралась в гостиной. Командированный Дейл частично таки поделился историей с колдуньей (в исключительно материалистической и беспросветно-пессимистической её части), и слово взяла Гаечка. И достаточно лихо взяла.
— Сми-ир-н
Кое-как это удалось изобразить, и «строй» взирал на Гаечку подобострастно. В задумчивости она прошлась вдоль него, потом обратно и, указав на лежащий на столе доведённый до ума предмет вооружения, спросила:
— Бойцы! Знаете ли вы, что это?
Глаза Чипа блестели огнём: он уже мысленно держал это в лапах, бежал с ним наперевес и пулялся очередями в Чебуратора — тот падал, убиенный, а Чип возвращался назад с победой к своей королеве и закономерно становился королём.
— Это новейшая отечественная разработка в области вооружения, единственная и неповторимая в своём роде. Понятно? — И, наблюдая неуверенное покачивание голов, продолжала: — Это слишком грозное оружие. И секретное… Назовём его условно… э-э-э… чемтомёт. — Она важно всех оглядела. — Так вот. Для добротного пользования им понадобится высокий профессионал. Я подчёркиваю: очень высокий!
Дейл немедленно вытянулся в струнку, хоть выше Роки вытянуться и не смог.
— …Поэтому я доверю его, — продолжала Гаечка, — самому лучшему бойцу из вас, — и, взяв чемтомёт в лапы, приблизилась к строю.
Ах! никто не слышал соловьиных песен, раздававшихся сладкими из Чиповой головы; никто не догадался бы, что это его так подбрасывает в воздух; но все заметили, как подался он всем телом вперёд и лапами уже дотронулся до хладной оружейной поверхности чемтомёта. Тут Гаечка отдёрнула орудие назад и грозно рявкнула:
— А ну, встать в строй!
— А? — замер Чип с протянутыми лапами, и соловьи все упорхнули в небытие.
— Итак, — сказала командирша, — рассмотрим личный состав на предмет годности к выполнению поставленной задачи по ликвидации вражеских сил, — и зашла с конца строя, с которого стоял мух.
— Ну… ты понимаешь, малыш?.. — сказала она, склонившись над ним.
Вжик опустил голову, и Гаечка погладила по ней, тихо приговорив, мол, чтоб не обижался. Далее следовал Рокфор, державший уже давно живот втянутым, и потому, только Гаечка подошла, не выдержал, и всё его огромное пузо брякнулось о пол и, отпружинив, долго колебалось, сотрясая всю его фигуру. Мышка вздохнула и переступила к следующему, Чипу, который ел её взглядом безудержно и дрожал в торжественном предвкушении вручения. Но она не удостоила его даже и оценивающим взглядом и двинулась дальше.
— Ну-у… я так понимаю, у нас два претендента, — сказала, подводя итог, она, положив лапку на плечо последующего Дейла и оглядев бегло строй.
— Чего?.. — прохрипел Чип, но мышка словно не расслышала.
— И раз опять дело коснётся наших двух… м-м-м… то сейчас же мы приступим к вводному курсу молодого бурундука.
Чип придержал лапой уходящую из-под ног землю и устоял.
— Боец типа «бурундук» Чип, у вас есть вопросы?
— Никак нет… — ответил с разведёнными лапами спрашиваемый, и этим сохранил баланс вторично.
— Боец типа «бурундук» Дейл, у вас есть что сказать?
— Да, и много чего… — но, пихнутый в бок Чипом, замолк.
— Вот и хорошо. Обоих жду через десять минут в мастерской. Всё! Разойдись!
Разумеется, что первым Чип залетел в мастерскую.
— Вы мне что-то хотите сказать, соискатель прав на новый образец оружия? — спросила спокойно Гаечка.
— Как?.. почему? за что? — лепетал он, прямо задыхаясь.
— А разве я обещала вам, что вы будете… единственным паладином?
— О нет!.. — взмолился он.
— О да!!! И сядьте на своё место. Вон уже все в сборе, — договорила она, когда вошёл конкурентный бурундук. — Дверь закройте там!
— Есть, мэм! — гаркнул Дейл, и рьяно долбанул дверью, исполняя приказание.
Точно от того сотрясения Чип упал головой на ладони.
— Как-то вы, я вижу, не очень-то и довольны выбором вас, Чип, в соискатели.
— Чего это он? — спросил, подошедши, Дейл.
— Ладно-ладно, — сказал Чип, вздымая гордую голову. — Мы ещё посмотрим, кто из нас в этом конкурсе победит! — и зыркнул на Дейла электрическим взглядом.
Гаечка улыбнулась.
Началось долгое вводное занятие, от которого бурундуки застонали уже через полчаса; но Гаечка не останавливалась и продолжала, расхаживая, объяснять теоретическую часть основ оружиеведения.
— …Чемтомёт выполнен на базе… Та-ак, почему не пишем?.. Э-э-э… на базе присоскометательного ручного орудия ПРО-
Чип корил себя всеми словами, полагая уже, что зря ввязался в это дело.
— …затвор взводится классическим передёргиванием… Клапан
Под вечер мышка смилостивилась над испытуемыми и решила, что и этого им хватит на сегодня.
— Рядовой Чип!
— Ну я.
— Что вы можете по итогам занятий рассказать об отличиях в механизме компенсации отдачи чемтомёта от базовой модели ПРО-
— Наверное… э-э-э… наверное…
— Сядьте. Рядовой Дейл!
— Туточки!
— Тот же вопрос.
— Он другого цвета.
— Та-а-к! Совершенно неверно! Он начисто отсутствует. Придётся с вами ещё часок позаниматься…
Бурундуки, замерши, сползли по табуреткам вниз.
— Да-а-а! Герои! Надолго же вас хватило!.. Или вы думали только теорией отделаться?
— Что??? и это ещё не всё?! — выдавил Чип и парализовался окончательно.
— Завтра начнём практические занятия, — сказала Гаечка и вынула из-за верстака парочку новеньких ПРО-
— А чем он стреляет-то, твой ЧГ-
— Что такое за ЧГ?
— Чемтомёт Гаечки.
— А-а! — улыбнулась она. — Это тайна, Дейл, страшная тайна… Чем-то… — и развела, в улыбке, лапками.
— Пу-у! — крикнул Чип и пригнулся.
— Бац-бац! — отвечал из кустов напротив Дейл.
«Дебилизм какой-то!» — подумал Чип и зарядил последнюю присоску.
Вдруг кусты слева шелестнулись, и бурундук быстрой лапой выпалил по кустам. С нескрываемым удовольствием он поднялся и приблизился к ним, предчувствуя, как вот-вот покажется из них заприсоскованный Дейл. Да! кусты раздвинулись, и из них вышел… почему-то Рокфор с блокнотом в лапе и (понятно почему) присоской на лбу.
— Бросай оружие! — гаркнул из-за спины Дейл, и Чип почувствовал, как ствол ПРО-
Роки поставил в блокнот галочку и исчез обратно.
— Чёрт! Какое свинство! — возмутился Чип.
— Что, не нравится быть проигравшим? — ехидничал Дейл.
— Ты поступил нечестно! вот как!
— Даже если… Хе-хе… Это всё не имеет значения, приятель.
— Это как? почему ещё?
— Потому что ты не знаешь, что мне нагадала гадалка!
Чипа поразил гром. Ему представилась Гаечка, машущая ему платочком и удаляющаяся от него в наколдованные бездны большого чёрного чемодана. Вот она скрылась совсем, одним хвостиком ещё выглядывает…
— Врёшь! — вырвалось нечто безнадёжное из Чипа.
— А вот и нет: я победю Чебуратора. Так и сказала!
— Так! младший состав! — показалась мышка. — Почему ещё не на кроссе?
Бурундуки пропели что-то вроде: «Уже в пути…» — и поплелись трусцой по направлению к трассе, проложенной в развалинах. Кроссом, правда, это не назовёшь, скорее тест был на преодоление препятствий. Просто им, четвероногим, препятствия эти кажутся менее препятственными, и кросс — он и есть для них кросс.
— Упса! — помог себе возгласом перелететь через битую раму Дейл и через пару прыжков оказался на последней точке горы обломков бывшей многоэтажки.
Чип уже ожидал его здесь.
— Ну? — сказал он. — Что ж дальше-то?
— Да… высоко как-то тут…
Но хороший пинок убедил его скатиться кубарем вниз. От смеху, не принёсшего, впрочем, ему победного облегчения, Чип покачнулся сам, опрокинулся с доски, на которой стоял, и направился аналогично вниз за Дейлом. У основания горы их ожидала Гаечка.
— Нет, это не результат, — сказала она, щёлкая секундомером. — Ускорения не хватает. Ну, да не на мастера спорта сдаём, верно?
Бурундуки подняли тяжёлые взгляды и, сумея встать, хотели бы заспорить, что и так быстрее ветра летели, особенно с горки; но Гаечка проставила что-то для себя в блокноте и молча выдала им боксёрские перчатки… Злая улыбка мгновенно разошлась у Чипа; Дейл ответно оскалился.
— Бокс! бокс! — командовала им мышка, глядя на неохотное бурундучье потаптывание вместо упорной борьбы.
— Да я тебя порву! — кричал один.
— Сейчас самому орать нечем будет! — скалился другой.
Они двигались, меняясь местами, и выдохлись на одних разговорах. Когда все мыслимые злонамеренные уколы языком уже были использованы, Чип разозлился безысходностью поединка, выскочил вперёд и, нарвавшись на хук левой, бесславно отступил. Вжик ударил в гонг.
— М-да… — промолвила Гаечка. — А Чебуратор уж у самого порога… Ладно, пойдём к мишеням.
Их изображали два очерченных мелом силуэта на стене.
— Ну, ушастый, щас получишь! — разогревал себя Дейл и, получив отмашку, высадил всю обойму присосок в молоко.
Чип выступил не намного лучше, однако таки присосал «ушастому» ухо.
— А у нас ещё плавания часом не будет? — между делом спросил ёрнический Дейл, собирая рассыпанные присоски.
Гаечка задумалась…
— Тянули тебя за язык!.. — обдавал волною при встрече Дейла пловец Чип, нарезая шестой круг по фонтану.
— Что ж вы в разные-то стороны плаваете? А ну, по часовой давай оба! — кричала в рупор мышка, только бурундуки не слушались и словно нарочно таранили друг друга при встрече; как не потопились — непонятно.
К обеду было время, и по возвращению бурундуки выели целый котелок гречневой каши до дна, чем поставили в тупик Рокфора, думавшего, что это у него самый большой желудок. После обеда положен был сон. Скрепя сердце, «молодые бурундуки» поплелись к себе и промучались час на скрипучих матрасах и в полном бездействии. Время тянулось удивительно резиново. Чипу даже мерещилось нечто синее в глазах; но даже в попытке уснуть он находил важные думы, которые отгоняли сон. Он вертелся — мысли всё равно не разбегались и в другом положеньи головы. Сверху послышалось чавканье. Чип пхнул ногой в верхнюю полку.
— Ну! — раздалось оттуда.
— Хорош жувачку маять: спать не даёшь!
— А то больно хочется?
Чип смолчал, но раз уж тот сам напросился…
— Что ты такого Гаечке сказал? — напористо начал он.
— Когда?
— Перед всем этим.
Тот начал вспоминать. Настолько долго, что снизу с усилием его подгоняли:
— До тог
— Ну-у… Понимаешь… нужна же мне боксёрская груша для тренировок перед боем с Чебуратором? Во-от. Позаботилась… Ну, сам хорош-то по полке долбить!
— Подъём, бойцы! — скомандовала появившаяся на пороге Гаечка. — Насыщенный день продолжается! Как боевой дух?
— Ещё спит… — ответил Дейл и упал на голову вылезшего из кровати Чипа.
— Угу… — задумалась мышка, а после объявила: — Сейчас пора бы уже продемонстрировать выстрел из чемтомёта боевым зарядом. Это, думаю, вас заставит взбодриться.
Бурундуки разом вскочили и заметались в восторге от предстоящего. Они были готовы через минуту и сидели в самолёте.
— «Спасатели-и-и»! — заорал Чип.
Но мышка быстро лапку наложила на его уста.
— Ти-ше. Это секретное мероприятие.
— А-а-а! — расплылся бурундук, и торжественным шёпотом «Спасатели» проговорили: «вперёд!», когда самолёт взял вверх.
— Гаечка, а ты уверена, что этот район в самом деле пуст? — спросил, оглядевшись, мыш.
— Ах, Роки! конечно нет… Но я взяла с собой индикатор жизни. Он поможет нам вывести всех оставшихся жителей из зоны испытаний.
На самом-то деле испытывать такое грозное оружие было негде. Повсюду и кругом был город — безжизненных пространств не наблюдалось. Лететь в пустыню или Арктику было долгим и без того опасным ходом.
— Что делать!.. — разводила лапками Гаечка и размышляла, какой бы район города экспериментально разнести.
— Чего сомневаешься? — подбирался Дейл. — Квинс! Давай бомбанём его! — и на удивлённый взгляд отвечал: — Там как-то плохие местные парни… в общем… плохо со мной обошлись…
— Поэтому ты предлагаешь уничтожить весь район?
— А… а оно такое мощное?
— Не знаю… Может, я и перебрала с мощностью…
— Однозначно! — проявлялся Чип командирствующим голосом. — Выбираем развалины финансового центра города.
— Почему?
— Здорово, когда деньги потом потоком с неба посыпятся! — вставил Дейл.
— Нет! — рубанул Чип. — Потому что от него и так мало чего осталось. Не жалко.
— Ты уверен, что мало, Чип?
— Вполне.
— Ж-ж-ж-ж-ж?
— Да, Вжик, а почему бы сразу по тому не врезать? — спросил Рокфор.
— По Чебуратору? — сомневающись ответствовала мышка. — А вы готовы лупить по Чебуратору?
Поначалу бурундуки воспламенились взором, но неуверенность заела их сердца.
— Вот так-то… — сказала удручённо мышка.
Так вот, по приближении к месту испытаний, выведении нескольких упрятавшихся в развалах бомжат, организации по всем статьям наблюдательного пункта и прочих подготовительных мер, Дейл не выдержал и, выхватив один из кирпичей, бросил:
— А может, нам из кирпичей чучело Чебуратора выложить?
— И где же для этой идеи нам найти в эту пору труд сотен тысяч рабов? — опустил его обратно Чип.
— Так! не отвлекаться на пустое! — изготовилась Гаечка выдать последние разъяснения по чемтомёту и начать прицельную пальбу.
Бурундуки прильнули взглядом к её ловким лапкам, зарядившим импульсно-разрядный блок в приёмник и передёрнувшим затвор. Внутри чемтомёта расслышался писк и через щелчок умолк.
— Ух ты! — блестел глазами Дейл.
— Видите, — сказала мышка, — индикатор готовности загорелся? Снимаем с предохранителя… Устройство, согласитесь, в работе несложное…
— А можно я?.. — вылез Дейл.
— Занять положение «один», боец типа «бурундук»! Это очень опасное дело. В укрытие все!
— Как же мы увидим, как ты стреляешь, — подпел другой, — если спрячемся?
— Не на что тут смотреть, рядовой Чип. Просто нажму на крючок, и через мгновение раздастся вспышка. Нас интересуют только последствия попадания.
Все скрылись, и через секунду Гаечка влетела к ним, громыхая орудием по углам.
— Что так скоро? — поднял глаза Чип.
— Нет-нет. Просто взрывная волна ещё не дошла. Вот дойдё…
В ту же секунду начался Армагеддон. Если бы «Спасатели» могли видеть, как усиленно начали молиться адепты новой свистофоровой веры, заполонившие крыши домов, при виде огромного гриба, подымавшегося по ту сторону пролива! «Вот! вот оно! Началось!!!» — кричали они что было мочи в ответ начавшемуся светопреставлению.
Укрытие разлетелось в щепки, «Спасателей» разбросало и вертело в воздухе, как смерчем унесённых. Их воплей не было слышно во всеобщем, заложившем уши грохоте, и в полёте над ещё и не думавшей приближаться землёю чётко стало видно, как колеблется резкими движками под ними её бренная поверхность.
— Ва-а-а-а-ай! — пробило воздух Дейлом, и он плюхнулся оземь и откатился за новообразованный уступ из опавшего с небес хлама.
Вокруг всё носилось и падало, и как ещё знать, может, и правда, что среди всего мусора, поднявшегося в воздух, и были распылённые пачки зелёных купюр и россыпи бесценных монет тучами крутились в вихре. А может, и золотые слитки беззаботно носились над головами. Но Дейл лишь пригнулся и пережидал конца, потому что всё ж оно хорошо, когда слиток в лапе, но не по голове же…
Всё наконец кончилось: земля остановилась трястись, все обломки попадали с неба, завалами преобразя местность; Чип тоже уже не трясся.
— А где Гаечка??? — вылезя, тотчас задался он.
Она, на счастье, нашлась легко: лежала недалече, сжавши намертво свой чемтомёт. Подбежав, Чип припал к её груди: внутримышечно ещё билось сердце.
— Что-то я начал часто замечать, — прозвучал неожиданно показавшийся Дейл, поигрывая в лапе какой-то железякой, — что кое-кто слишком часто пытается нашей Гаечке…
— Я всего лишь оказываю ей первую помощь! Помоги мне.
— А-а-а! Делить, стало быть, будем? Слышь! ты не очень-то к ней липни!..
На крики и перебранку мышка очнулась.
— Это даже слишком много, — пробубнила она еле-еле. — Надо будет уменьшить заряд. По двойной капле через три… перевернуть… отжать вакуум до тройки… вообще убрать… резонансную камору не забудьте вычистить…
Бурундуки переглянулись.
— Бредит, бедная…
Прошло несколько времени в их упорном соревновании — труде не из лёгких — и вот сидят они оба перед входом в дупло и, как выходит, волнуются. Послышались шаги, дверь распахнулась, и бурундуков пригласили войти. Часть гостиной оказалась выделенной под стол, крытый сукном из официоза, за которым сидели преисполненные важного вида Рокфор со Вжиком. Гаечка указала вошедшим на диван и, ознакомясь лишний раз с бумагами, разложенными по всей поверхности стола, торжественно произнесла:
— Дорогие участники и бойцы!..
— Это мы! — шепнул Дейл Чипу, выворачивая палец кверху; но тот отпихнулся.
— …Курс, который вы прошли, был пройден быстро и успешно вами, хотя…
— Этих речей на час, не меньше, — шепнул Чип Дейлу, но тот заслушался Гаечку.
— …Мы очень внимательно наблюдали за вами, и теперь время определить…
— Сейчас, сейчас ты узнаешь о своём поражении! — шепнул обратно Дейл.
— …услышать мнение наших экспертов, — договорила мышка, указав на сидящих за столом, важно покачивающих головами.
— Чья бы корова мычала… — шепнул Чип.
— …будет произведён путём тайного голосования, — произнесла Гаечка и подошла к Чипу. — Не позволите ли вашу шляпу?
— Да пожалте. — Он отдал шляпу, и началось самое интересное.
Через пару минут тревожных размышлений в ней оказались два листочка, брошенные туда экспертами Рокфором и Вжиком. За тем бурундуки наблюдали неотрывно, и, когда Гаечка выдвинулась к ним со шляпой в лапке, мелкая дрожь стала бить обоих. Мышке же хладнокровие не отказывало: она, выискав неторопливо в шляпе первую бумажку, развернула её и прочла размашистый почерк Роки: «Дейл».
— О-о! — застонал выбранный и плашмя упал на диван.
Чип поднял глаза к потолку и молился мысленно, не обращая внимания на раздражающее обстоятельство: кто-то сзади снисходительно похлопывал ему по плечу. Гаечка многозначительно посмотрела на Чипа и продолжала шарить в шляпе в поисках последней бумажки. «Это она всё нарочно!» — думал Чип и исходил п
— М-да… Это очень сложный случай. Мнения экспертов разошлись, — сказала мышка, сочувственно для обоих кивая и струясь взглядом по полу.
Бурундуки выпучили глаза и понимать не могли, что происходит.
— Я прошу всех встать для оглашения вердикта комиссии, — произнесла председательствующая Гаечка.
Все поднялись. Чтоб не упасть, бурундуки встали синхронно и держась друг за дружку.
— Решающим мнением в данной казусной ситуации будет мнение председателя комиссии, — продолжала она. — И я отдаю свой голос… — и воздух, казалось, замер в себе, — …бойцу… — паузы рвали время на части, — …типа «бурундук»… — напряжение сказалось на объятьях бурундуков: они уже не просто держались, а сдавили друг друга до треска по швам; но Гаечка всё медлила и наконец выкрикнула: — Чипу!!!
Что скажешь? Звон в ушах, фанфары… Эксперты проаплодировали победителю и выдали, не отходя от кассы, бумагу установленного образца: «Лицензию на отстрел Чебуратора». Вжик дыхнул на печать, шлёпнул на сей важный документ; затем эксперты поднялись и, забрав свои папки, удалились вслед за Гаечкой. Чип выбежал на воздух, размахивая бумагой: он горел. А Дейл остался стоять один, весь взмыленно-грязный и униженный. Никто не увидел, как он шлёпнулся в обморок.
Перед вылетом «на охоту» для храбрости Чип восхотел было хлебнуть ядрёного крапивного настоя, но, подойдя к буфету, увидел, что кто-то вылакал уже добрую половину бутылки.
— Ну-у… понятно! — сказал уныло Чип. — Мне, значит, злую оставил?..
Пора было отправляться. Чип мысленно попрощался с домом, со всеми безделушками, которые оставлял в этой жизни, как он думал, и обещался, что, может быть, и вернётся назад живым.
Его ждали в самолёте: все были в сборе. Крутанулись винты машины, и «Спасатели», замаскированные в рамках секретности спецоперации под иностранных туристов, вылетели к месту расположения. Рядом с Чипом лежал завёрнутый в тряпицу чемтомёт — единственная невписывающаяся деталь в мирность помыслов этой экскурсии граждан не пойми какой страны. Полёт проходил в полной тишине: даже неумолкающий балагур Дейл за всё время не проронил ни слова. Из его зауженных глаз пыхала ненависть.
Выбрано время было верно: приборы показывали, что Чебуратор спит — самое безопасное время для «охоты» на него. Сел самолёт поодаль, на круче, с которой рассматривалась долина, и где-то далеко впереди возлежал, подложив под голову молот, сам Чебуратор.
— Диспозиция всем ясна? — спросила по высадке Гаечка.
— Да! — был громкий ответ.
— Тогда за дело!
Чип направился в сторону жертвы, но за первым же поворотом его нагнала Гаечка. Они оказались одни в этой обстановке и не решались смотреть друг другу в глаза.
— Наверное, нужно что-то сказать… — промолвила она мягко.
— Скажи, наверное… — пожал плечами тот.
— Я не знаю что… но ты не должен идти на бой с тяжёлым сердцем!
Он посмотрел на неё. Её волосы растрепало ветром, сквозь нити солнца проходил её обращённый украдкой взгляд… В бурундуке пробудилось на секунду нечто светлое, но угасло, не разгоревшись. Он закрыл глаза.
— Не хочется умирать в такой день…
— Что ты! с чего ты взял о смерти??? Ты так хотел пойти…
— И иду… — отмахнул он усмешкой дурную мысль.
— Помни: у тебя только один заряд!
Тот в ответ кивал головою, воспринимая всё то уже в десятый раз.
— Ты должен — понимаешь? — должен его убить! Мы не можем больше, не можем терпеть… Тем более что в лапах наших есть такое средство! Чип, я на тебя надеюсь!.. — Она, не пытаясь сдержаться, заплакала на его груди.
Минуты бежали слишком быстро — Чебуратор мог проснуться, и об этом знал Чип. Он хотел было вырваться — и не мог этого сделать.
— И я… хотел тебе что-то сказать… — вдруг вспомнил он что-то смутное.
— Да… — она широко раскрыла свои прекрасные глаза.
— …что мучит меня уже давно…
Гаечка вытянулась лицом, нечто неожиданное и долгожданное блеснуло на её лице; но, сама ударившись в сомнение, она с испугом залопотала:
— Ты уверен, что выбрал хорошее время для этого?..
— Не знаю; но если я не вспомню этого, то, кажется, уже сойду с ума…
Мышка выпустила из лап бинокль. Он звонко упал и разбился, только она того не заметила. Чип ахнул: ремешок от бинокля, который мотнулся синей змейкой, шевельнулся в его глазах и будто пытался уползти.
— Вспомнил!!! — вскрикнул Чип. — А ну, повернись-ка задом!
— Чип???!!! — опешила она, не зная, что тут и сказать.
Тогда бурундук зашёл сзади сам.
— Ага! — сказал он. — Есть!!!
И с победоносным видом направился уничтожать Чебуратора. Но быстро вернулся:
— Нет, стой! Пошевели-ка им!
— Кем??? — попятилась оторопевшая мышка.
— Да хвостом же!!!.. Да! на месте! настоящий!!!
Для отдыха Чебуратор выбрал место злачное, растянувшись возле полуразнесённого бродвейского театра, оставленного им в живых лишь для создания тенька в знойную погоду, в котором сейчас и пребывал. Подойти к нему вплотную было трудно без опаски, но, целясь по нему изнутри здания, можно было, наверное, остаться незамеченным и не покалеченным от взрыва. Чип скользнул внутрь здания и огляделся: вокруг валялись в беспорядке разбросанные концертные костюмы.
— Город виден? — спросила по рации Гаечка.
— Да виден город — обзор не лучший.
Чип замер около кулис.
— Чемтомёт эффективен вне домов, — говорила Гаечка.
— Вот есть охота повторять по двадцати раз! — пробурчал Чип в сторону и, осторожно вслушиваясь в шумы, выполз через первую попавшуюся прореху на открытое пространство крыши.
Жуткий храп раздавался снизу. Небо, раньше полное птиц, пустовало; даже синь небесная была скупа в этот день. Бурундук подошёл к парапету и глянул вниз. Проверил уровень коррекции наведения и холодно передёрнул затвор. Вдруг шаркнуло что-то, и бурундук обернулся. Дейл стоял позади!
— Что ты тут делаешь?! Где ты должен быть в эту минуту?
С презрительной улыбкой тот покачал головой:
— Ты, разумеется, думал, что судьбу можно перехитрить, несчастный?
— Ты всё провалишь! убирайся в свой квадрат!
— Судьба велела мне убить Чебуратора — и я сделаю это! — И он ринулся на Чипа, чтобы отобрать чемтомёт.
Заварилась борьба.
— Ты… ты… ты сам в неё не веришь, безмозглый!
— Нет, верю! — орал Дейл, выдирая оружие. — Гадалка сказала мне правду, хоть и соврала малость, но это тебя не касается! — Он подскочил к краю крыши, но даже не успел прицелиться, как Чип кинулся и схватился ему за ноги, и схватка продолжилась.
Страсти накалялись посекундно, и вот после нешуточного столкновения лбами разъярённый Чип засветил Дейлу в ухо.
— Ах так! — вздымаясь, вскричал тот и, залепя себе жувачкой зубы, наподобие капы, ринулся на обидчика, подхватив первый же попавшийся под лапу дрын.
Забытый чемтомёт давно валялся где-то в стороне, а бурундуки мочились не на жизнь, а на смерть…
— На! получи! — слышалось одно только с крыши, и никто из них не заметил, как Чебуратор приподнялся, зевнул протяжным гулом, вслушался в шебуршение, махнул на этот вздор лапой и снова завалился спать.
Бурундуки летали по крыше, как шары в карамболе: отскакивая от бортов и снова набрасываясь на противника. Усталость не мешала им — нет! Все предметы, раскиданные по крыше, были употреблены в дело, но, разломанные, выкидывались, падая в том числе и на Чебуратора. Тот, на удивление, продолжал дрыхнуть.
Дейл плохо работал ногами, отдавая приоритет быстрым выпадам вперёд и стремительной работе лап. И дважды попался с этим, нарвавшись на жёсткий удар; отлетал к парапету; а на третий раз, перевалившись через него, повис на одних пальцах над пропастью, в глубине которой похрапывал во сне Чебуратор…
— Какой случай! — пропел, оскалившись, Чип. — Как легко сейчас я расправлюсь с конкурентом!
— Ва-а-ай! — орал, беспомощно болтаясь, Дейл и чувствовал уже, как враг отнимает по пальцу от перил, не оставляя ему спасенья.
— Но я буду щедр. Я подарю тебе жизнь! — сказал наконец Чип. — Только ты повиси, пока я не долбану по Чебуратору из чемтомёта.
— Мерзавец! Ме-рза-вец! — бесился Дейл, только уж сделать ничего не мог.
Медленно Чип подошёл, взял оружие в лапы и встал у края крыши, рядом с висящим бурундуком.
— У-у-у! — скулил висящий.
— Ну, ну… не капризничай.
Инструмент убийства был приведён в действие, и оставалось только-то нажать на спуск…
— Вслушайся, дорогой Дейл, в музыку этого движения! Вот сейчас будет чик! — и Чебуратора не станет!.. — Он нажал на крючок.
— Садист!.. — шипел Дейл.
Чип не понял: выстрела не произошло. Он перезарядил опять, однако осечка шла за осечкой, и семнадцать раз кряду их не могло повториться беспричинно. Но вот и нежеланная догадка осенила бурундука:
— Это всё ты! ты сломал его! ты его уронил!!!
Дейл безответно болтался и уже прощался с жизнью. Чип проверил все возможные причины неполадок, и составные части казались целыми, но выстрела не получалось.
— Ну, ты, ёлочное украшение! а ну, дай-ка я тебя вытяну! — бросил Чип и перевалил Дейла через перила.
Бедняга Дейл, со скрюченными пальцами, посмотрел напоследок в пропасть, только что над которой висел, и с облегчённым возгласом опустился на раскалённую поверхность крыши.
— Что теперь делать?! — потерялся в мыслях Чип.
Находиться долго в них, впрочем, у него не вышло, потому что раздался мощный скрип и скрежет, и Чебуратор, весь отчего-то трясясь, поднялся.
— О! гляди! — вскрикнул Чип, хотя бесполезно было тормошить сейчас Дейла.
Чебуратор поднялся во весь свой богатырский рост, выпрямился, как-то странно подёргивая шеей; посмотрел прямо в Чиповы холодеющие от ужаса глаза и…
Произошло невероятное! Он завертелся, нелепо мотая всеми членами будто в агонии, жутко скрипя до закладывания ушей, и повалился, как подкошенный стрелою зяблик. Ещё несколько движений — и он замер навсегда…
Чип протёр глаза: Чебуратор всё равно лежал у его ног бездыханно. И тут из разверзнутой чебураторской головы выскочил маленький зёленый крокодильчик в кожаной фуражке и волчьим ходом принялся улепётывать по направлению к морю.
— Ах ты чёрт! не догоним… — выдавил Чип и злобно почесал лапами о перила.
— Кто это был??? — засёк бегунка поднявшийся Дейл.
— Не знаю! — противно сказал ему в лицо Чип. — Но обследовать эту махину уже наверняка можно. Она дохлая.
Спустясь к Чебуратору, они с трепетом рассматривали его вблизи, как больше не опасную, но всё ещё хранящую память о былой мощи безделушку. Глянув только на поверхность, Чип воскликнул:
— Это они ловко придумали его плюшем покрыть: ржавчины-то совсем не видать!
Дейл забрался на самую голову и без малых опасений заскочил внутрь, на кресло водилы. Отчётливо стала видна приборная панель робота, рычаги управления с чёрными блестящими шариками на концах. Бурундук завизжал от нахлынувшего восторга и тут же взялся за скрипучие рычаги. Тянулись они с трудом, хотя по крайней мере чебураторным ухом ему удалось подвигать, что перепугало, к слову, чуть не до смерти Чипа, который находился точно под ним, не видя ещё Дейловых управленческих игр.
Так не стало Чебуратора.
А что же такое произошло в действительности с плюшевым монстром? Да всё очень даже просто.
Вися над пропастью, Дейл и не заметил, как вывалилась его жувачка изо рта, когда он стал кричать. Падая, она завалилась Чебуратору за шиворот.
«Ошибка советских конструкторов была налицо: они не знали, что такое жувачка, потому что в СССР она была запрещена федеральными законами, и из-за этого хорошо нам знакомого препятствия свободному образу жизни не могли они предусмотреть возможности залипания в ней деталей и подвижных механизмов» — так будет написано потом в газетах.
Гаечка ждала победителя «на берегу» (такой позывной) и очень удивилась тому, как после длительного и томящего отсутствия, во всё время которого никто не выдал и единой фразы в эфир, появились сразу оба, причём материально и, что уж совсем загадочно… вместе.
— Оружие твоё не пригодилось, — бросил устало Чип.
— Правда? Ой, славно как! Постой, а…
— Да он сам развалился! — прикончил сомнения Дейл и продемонстрировал чёрный шарик, который успел уже свинтить с рычага — на что Чип выдохнул с закатом глаз.
Не стоит думать, что Гаечка могла пропустить такую гору запчастей мимо, и до самого вечера производила она в его нутрях шумные работы. Однако необходимо ли описывать, как долго и муторно, до вечерней темноты, копалась она в нём? Опустим же ненужные описания и да устремимся в потоки вечернего ветра, чтобы вернуться со «Спасателями» домой их скорым самолётом, к родному очагу.
Чип сунул лапу в карман и, чтобы напустить важности моменту, очень замедленно вытянул из него за самый конец вполне известный по многим упоминаниям предмет.
— Это же мой жгутик! Откуда он у тебя?
Бурундук лукаво не отвечал, потом посмотрел на неё и сказал непроизвольно:
— Существуют мысли, которые и существуют-то для тебя только тогда, когда ты о них вспоминаешь.
— О чём это ты? — уставился на него сзади Дейл.
— Да так… — улыбнулся Чип, и уже ничто не могло развернуть назад ни приятные расслаблением мысли, ни ласковый поток воздушного океана, ни уходящий в закат самолёт…
Дейл проснулся и почесал за ухом. Чувство полётности плавно сменилось на умеренное парение, затем снижение высоты мыслей, планирование по ближайшим временам; наконец, клевание носом по посадочной лоханке, и только на протяжным зевком обозначенное, удачно завершённое прибытие в мир сугубого бодрствования внезапно послышался приветственный голос заспанного авиадиспетчера, шедший откуда-то снизу:
— Смотрит до часу ночи хрень всякую, а потом сам толком не спит и другим не даёт… Хоть бы одну ночь без его этих воплей и стонов!.. Нет, выброшу я нафиг телевизор!..
Ворчание сменилось шумом взбиваемых подушек, охами и кряхтением пружин матраса.
На аллеях Центрального парка царила хорошая погода. Подвластные ей территории тщательно опекались полуденным солнцем вплоть до размягчения улыбающегося следами асфальта; деревья не склонялись в тиши, а стояли распростёрто, во всю ширь, докуда могли дотянуться своими листочками, каждый из которых заботливо утречком уже был полит дождём, а теперь тщательно просушен солнцем, радуя сочным своим видом местных гусениц…
Какая блажь обдаёт думы в таком приволье мыслей! Ничего не хочется делать! Лежи себе под деревом, собирай носом запахи, дав хоть на чуточку забыть о зрении как таковом. Оно ведь путает всё, отвлекает от блаженства… Но что-то мешает, нервирует, не даёт расслабиться до конца… Что это?! Кто тут ещё бегает с неугомонными воплями?.. Ну вот! заставили-таки открыть глаза…
Видно стало, как какой-то невысокий человечек бегал вдоль аллеи от дерева к дереву, неуклюже подпрыгивал, когда оно было высоковато, и кричал истерически в каждое найденное дупло на непонятном языке:
— Я вам покажу! Грызуны проклятые! — Подбегал к другому и голосил пуще прежнего: — Угробить великую советскую мультипликацию! Это же ни на что не похоже!
Никто не обращал на человечка внимания, но он продолжал беситься дальше: подбежал и ко мне и, точно требуя моего участия в своей беде, прокричал в лицо:
— Втоптали в грязь гордость советской мультипликации! Это же надо!
Чего бегал? чего всем этим хотел сказать? — ума не приложу…
Если бы один из всех, оглянувшихся на суету, а именно уборщик парка Pal Palych, бывший замдиректора по вопросам развития НИИ ФСТР АН СССР, не был бы в стельку пьян, он с лёгкостью смог бы узнать в человечке закадычного друга всех советских детей — детского писателя Эдуарда Успенского.
окончено
Примечание:
Под жанром «ужастика» здесь стоило понимать не известную форму повествования, а самою жуть как эдакий подвид литературного безобразия.